Текст книги "Осколки вечности (СИ)"

Автор книги: Александра Верёвкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 55 (всего у книги 63 страниц)

– Я не убила его? – мгновенно пролепетал плохо подчиняющийся язычок.

– Нет, моя радость, – в последний (в этом я себе поклялся) раз воспользовался я притяжательным местоимением, втайне упиваясь по самую маковку дурманящим теплом ее мягкого тела. – Ты никого не убила.

Именно тогда я и позволил котёночку выплакаться, потому что слезы облегчения гораздо предпочтительнее пустопорожних рыданий на тему чьей-либо гибели. Она выла от вида крутящихся перед глазами обрывков воспоминаний. Отирала якобы испачканные в крови руки о простыни. Жадно цеплялась холодеющими пальчиками за мою шею и трубно шмыгала сопливым носиком всякий раз, когда я шептал в ответ нечто ободряющее.

Быстро купировать отголоски былых ужасов не вышло. Когда у милашки закончились силы, на помощь истерике прискакали невнятные всхлипы, слившиеся в полновесную оду гадких картин прошлого. Она, заикаясь и проглатывая окончания слов, принялась исповедоваться мне в грехах. В живописных корчах описывала, как именно резала Верджа. Как пробовала убегать от Мердока после сданного раунда игры в прятки. Как переступала через себя, разыскивая меня в клубе. Как выбирала: между мною и Габсбургом; между Джеем и родителями; между жизнью и смертью. А потом долго и муторно просила у меня прощения.

– Ш-ш, котёночек, – только и успевал вставлять я междометия в поток ее бурных раскаяний. – Не имей привычки казнить себя ежесекундно. Обвини себя разок для проформы и живи дальше. Я, если хочешь знать, только так и делаю. Иначе вскорости обзаведешься синдромом вечно угрюмого Майнера. Вот кто среди нас любитель тщательных самобичеваний.

Ее грустная улыбка, образовавшая ямочку на влажной щеке, приподняла настроение нам обоим. Я заметил, что Астрид трудно дышать под натиском моего торса, и в два искрометных движения слез с кровати.

– Санузел направо по курсу, – услужливо предупредил я всех приверженцев 'ранней' чистки зубов и отправился сервировать стол. – И дверь не запирай, у меня клаустрофобия расшалилась, – предостережение никогда не бывает излишним. Поди разбери ее нынешнюю манеру мыслить, а ну как задумает пакость?!

Пока я возился с тарелками и хитрыми функциями СВЧ-печки, лапуся плескалась водичкой и 'любовалась' собственным отражением в бесстрастном зеркале. Могу себе представить ее тихий ужас по поводу внешности. Издали она сейчас походила на марсианина. Вся такая цветная и пышная, словно радуга.

– Катастрофа, – четко отделил мой слух ее сугубо лестную оценку испорченных параметров. – Надеюсь, он подох, как собака. А перед смертью очень долго мучился. Лео, – уже ближе подобралось ко мне ее хрипловатое сопрано, – Джей, правда, в порядке? Ты не обманываешь?

– Когда я тебе лгал, солнце? – наигранно возмутился я, брякая на стойку плошку с подогретой лазаньей. – Ни единого противоречивого слова, всё докладаю, как на духу!

– Ага, – весело поддакнула она, резво забираясь на высокую табуретку по ту сторону столешницы. – А почему тогда уходишь от ответа?

– Нямай молча, зануда, – подтолкнул я к ней посудину с харчами. – В сохранности твой прынц, я об этом позаботился.

– Шпашипо, – с набитым ртом проговорила оголодавшая девица, поразительно быстро приходящая в норму. Я вообще-то ожидал несколько иного развития событий. Даже приготовил смирительную рубашку, выгладил вязочки на рукавах. А малыш расцвел и пахнет, что не могло не радовать. И почему ее поведение не поддается статистике? Науке сия тайна не раскроется никогда. Эта девочка просто другая. Чуднáя, но в хорошем смысле.

Меня воротило от одного запаха еды, поэтому составить компанию бодро жующей деточке я не сумел. По всем признакам дела у нас с обратным процессом обращения продвигались вперед семимильными шагами. Перед глазами юлили размытые черные круги. В ушах звенела камерная дрель. Лоб взмок холодной испариной. Я пошатнулся от головокружения. В последний момент уцепился дрожащей рукой за плиту, благодаря чему устоял на ногах. Астрид, похоже, ничего не заметила. Однако ее радостный щебет скрылся от меня за грохотом работающих под черепом отбойных молотков.

– Тебе нехорошо? – тягуче, медленно и будто издалека спросила сидящая в трех метрах девушка. Я выдал заранее припасенный ответ, прозвучавший как несвязный набор слогов. И ринулся к холодильнику за внеплановым пакетом крови.

Совершить этот подвиг мне не довелось. Пол вдруг ожил, встал в горизонтальную стойку и со всего размаху впечатал в себя мою многострадальную физиономию. Браво хрустнула челюсть. Кончик языка угодил в расщелину между зубами. На паркетину плюхнулась капля крови. И все опять вошло в норму. Слух и зрение возвратились в целости и сохранности. Мышечные спазмы унялись. Дурнота скрылась за занавесом. А посему я с легким содроганием в животе ощутил, как лапуля припала рядышком на колени.

– Лео, миленький мой, родненький, что с тобой? – встревожено заголосила девушка и с богатырской силушкой перевернула меня на спину, чтобы видеть лицо. Я быстро зажмурился. Закрепил страдальческую гримасу. Чуть приоткрыл губы и фальшиво простонал. – Господи Боже! – всплеснула руками доверчивая глупышка. – Я же не знаю, что в таких случаях делать…Леочка, хороший мой, помогай мне, пожалуйста.

Ох, сколько всего нового успеваешь о себе узнать в преддверии смерти. И хороший я для нее, и миленький, и родненький. Если еще немного поахать, и до любименького доберемся. Чем не благородная цель?

– Ближе, – потусторонним шепотом попросил я, собирая воедино лакомые способности к театральщине. – Наклонись, – сипел мой натянутый в предвкушении низшей подлости голос. Астрид, наивная маргаритка, послушно приникла ушком к моим пересохшим губам. Ее сердце, колотящееся на манер племенных тамтамов, умертвило былые потуги совести. Я не мог упустить такой момент, только не сегодня.

Действовать пришлось быстро, что в разы убавило процент получаемого удовольствия.

Я притянул ее за плечи к своей груди, попутно подобрался к карамельным губам через припухшую щеку и без промедления втянул в себя всю сладость этой вредной, но самой желанной девчонки. Она опешила. Застопорилась и машинально ответила на поцелуй. Потому что хотела его. И только затем к ней заявилось припозднившееся осознание ситуации. Снова мы. Снова на кухонном полу. Снова целуемся. По моим подсчетам, весьма нескромно и развязно.

Именно по этой причине хлесткий отпор не заставил себя долго ждать. В тот же миг лапусик попытался вырваться, чему я довольно зло воспрепятствовал, когда бережно, но чересчур резко сдавил ей запястья, свел их на пояснице и играючись удержал одной рукой. Как же опротивели мне эти светские реверансы! Почему я просто не могу быть с тем, кого люблю? Почему ей обязательно надо изображать эти ослиное упрямство и лебединую преданность? Помимо ее несравненного Джея в мире еще шесть миллиардов людей, не считая вампиров. И все они что-то чувствуют, о чем-то переживают, кого-то ненавидят, кого-то ценят, кому-то строят козни, кого-то теряют. А я хочу стать тем, кто ненадолго обретет своё маленькое и щедрое счастье. Всего один поцелуй – на большее я никогда не замахнусь.

В общем, пока я закипал изнутри не нашедшим разумной мотивации гневом, агрессивно отбивающийся от нападения малыш перекочевал на пол и оказался в плену моего подконтрольного порыва. Я не позволял себе вольностей и интересовался исключительно ее личиком. Сердито поджатыми губками, терпящими мое нагло вторжение по воле преобладающей силы. Чуть курносым носиком. Гладким лобиком с рисунком из мелких царапин. Бархатистыми щечками, каждый кровоподтек на которых охотно белел под действием моих пальцев.

В конце концов Астрид сдалась и милостиво позволила мне потворствовать нежности.

– Я так люблю тебя, глупенькая, – всё никак не мог отыскать я в потёмках скулящей души того смехотворного раздолбая, каким считал себя на протяжении всей сознательной жизни. – Настолько, что мне достаточно этого, – шумно чмокнул я округлый подбородок.

– Лео, мы уже говорили об этом, – не преминула она отвернуться от моего взгляда жалкого фанатика, повстречавшего идола. – С тех пор ничего не изменилось.

'Ты ошибаешься, булочка', – грустно вздохнула обреченная часть меня.

– И пусть, – не спешил поддаваться я пессимизму. – Пусть ты не признаешь, что любишь меня. Об этом необязательно говорить вслух. Достаточно лишь один раз показать.

– Я испугалась за тебя, и только, – обожаю эту ее манеру постоянно оправдываться! – Ты всегда выдаешь желаемое за действительное?

– Неа, – устав держаться на локтях, я сполз с не краснеющей врушки и мечтательно пристроился рядом, – лишь в тех случаях, когда желаемое совпадает с действительным. Ну признайся, пуся. Я тебе совсем не чужой дядя. Иначе бы ты давно запустила в меня табуреткой.

– Отменная идея, кстати, – предостерегающе уцепилась кошечка лапкой за ножку стульчака, а затем повернулась на бок ко мне лицом и прилежно зачастила, будто в припадке внезапного откровения. – Даже если ты прав, это ни на что не влияет. Я не могу быть сначала с одним, потом с другим…Не упрекай меня за то, что невозможно исправить. Я не выбирала Джея. Его приняло мое сердце, раз и навсегда. Кто же знал, что оно окажется резиновым и там найдется еще одно местечко для…Ну вот зачем я это говорю?

– Нет-нет, продолжай, – расплылся я в ликующей улыбке. – Любопытно узнать, какие еще органы в твоем теле отлиты из прочного каучука.

– Очень смешно, – шутливо треснула она меня рукой по макушке. – И ты прекрасно понял всё, что я имела в виду. А произносить вслух это вовсе необязательно, – хитро щелкнула лапуся меня по носу ловко инвертированной цитатой.

– Не хотел радовать тебя раньше времени, – помимо воли развеселился я, укрываясь от невзгод в объятиях привычного обмана, – да видно придется. Помнишь наш разговор в твой день рождения? В гостиной, после стакана водки.

Тупой вышел вопрос. Ту жуткую неделю она вообще вряд ли когда-нибудь забудет.

Конфетка, не обдумывая кивнула, но затем засомневалась в осмысленности собственных выводов. Пришлось освежать впечатления от нашей хмельной болтовни.

– Ты тогда жаловалась мне, – по ее заразительному примеру улегся я на бочину и подоткнул голову рукой. – На Габсбурга. Мол, какой скотиной он стал в последнее время и всё такое. И вскользь упомянула о вашем маленьком уговоре. Через десять лет топаем в разные стороны. Так вот, я дождусь, – 'точнее, намеревался дождаться', – внес я некоторые оговорки в испорченные планы. – Что ты на это скажешь?

Удивительное дело, но этот весьма бесполезный ответ был важен для меня, как никогда.

– Дождешься? – неизвестно в чем засомневалась пуся. – Зачем? Нет, постой, не перебивай. Я вообще плохо представляю себе эти картины из будущего. Джей против моего обращения. Ты, конечно, тоже, – я благосклонно кивнул, соглашаясь с ее наитием. – Поэтому мне трудно вообразить себя, двадцативосьмилетнюю мадам, шагающую рядом с вечно двадцатипятилетним мужем, – фу, как гадко прозвучало последнее слово, хотя Астрид умудрилась напихать в него кучу гордости пополам с вожделением. – Но это еще цветочки, с возрастом появятся ягодки. А как же я тогда буду смотреться рядом с тобой?

– Заметано, меняемся местами, – сообразительно поддержал я ее дебильные страхи. – Сейчас ты со мной, опосля чего-нибудь обломится и Верджу.

Девчонка мое предложение, разумеется, отвергла и, как следствие, перехотела продолжать нематериальную беседу о несбыточном. Поднялась на ноги, оттянула слегка задравшийся край футболки и невозмутимо вернулась к прерванному завтраку. Я полез в холодильник за кровью. Вскрыл коробку зубами и в два глотка утрамбовал в себя всё содержимое. Однако! Пить я стал аки запыхавшаяся лошадь.

Малыш тем временем остервенело орудовал вилкой, предпочитая таращить пустой взор в столешницу. Честное слово, в те редкие минуты, когда мы остаемся наедине, мне порой хочется оторвать себе руку, лишь бы было чем в нее пульнуть. Ну что за вздорный норов? Шуток она не понимает. Серьезность тоже не способна оценить.

В клокочущей тишине с тарелки исчезла лазанья. Опустел стакан с грейпфрутовым соком. Закончила процесс варки кофемашина. Я устал мяться у плиты и залез с ногами на разделочный столик. Астрид же наоборот спрыгнула со стула и покрутилась на месте, решая, в какую сторону податься.

– А посуду за собой мыть тебя не научили? – сурово спросил я, не желая упускать ее из виду. Пристыженный котёночек схватил плошки с чашками, обогнул стойку и неуверенно доплелся до раковины, соседствующей с тумбой, на которой я сидел. – И чего ты злишься, а, котя? Ну ляпнул дурь и ляпнул, что с того? Вот такой у меня дрянной язык, – я протянул руку, чтобы пригладить ее торчащие стогом соломы волосы, но вместо этого прошелся тыльной стороной ладони по теплой щеке.

– Я не злюсь, – сокрушенно поделилась мыслями вредина, во второй раз натирая пенной губкой несчастное блюдце. – Просто не знаю, что еще можно сказать.

Она увернулась от моей попытки спуститься пальцами к шее. Правда, весьма неудачно, потому что в тот же момент я оказался у нее за спиной и настоял на своем. Аккуратно собрал копну спутанных волос в смутное подобие хвоста. Перекинул его через правое плечо, а сам медленно приник губами к левому, основанием выглядывающим сквозь растянутый воротник футболки. Астрид поежилась. Выпустила из рук стакан. Хрупкий хрусталь угодил на вилку. Раздалось характерное звяканье, и я лишился весьма симпатичного фужера.

– На счастье, – суеверно шепнул я, смакуя каждый сантиметр ее матовой кожи и подбираясь к манящей мочке ушка. Привлекательные запахи терзали обоняние. Ее волосы пахли яблоками и ванилью. Шея истончала тонкий аромат сирени с горечью вишни. Бьющиеся под кожей стенки вен напоминали о привкусе соленой воды.

Единственное, что меня удручало, так это некое стеснение. И ее. И свое собственное. Любым двусмысленным жестом я мог бы разрушить ее дурманящее оцепенение, поэтому держал руки на виду, на ее худеньких плечиках. А как хотелось прикоснуться к великолепию ее тела. Почувствовать жар импульса, исходящий от него. Хотя бы раз жизни опробовать прелесть близости…

Нет, об этом не следовало и мечтать. Ее душевный комфорт мне в стократ дороже убогих наслаждений. Одно дело целоваться с другом своего парня. Совсем другое – переспать с ним. Да и поздно мне уже затевать постельные марафоны. Хренова ноющая поясница не позволит исполнять кульбиты под восторженные стоны.

– Лео, не надо, – внезапно вывернулась лапуля из моих непринужденных объятий и отскочила к двери гостевой спальни. – Это неправильно и…подло.

Кто бы сомневался, что первыми ее словами станут именно экивоки в сторону нашей с Верджем дружбы. Только кого на смертном одре беспокоят такие незначительные мелочи? Точно не меня.

– Как знаешь, – безразлично отказался я от изнурительной осады непреступной крепости, зарывая в душе горькую обиду на человечество. И взялся за недомытую тарелку. Собрал осколки бокала в уцелевший остов. Со психом распахнул дверцу тумбы, где хранилось мусорное ведро. Наклонился, чтобы не рассыпать мелкие стеклянные крошки, и от неожиданности поронял все на пол. Причиной тому послужил испуганный вопль Астрид.

– Мамочка моя дорогая, что это? – одурело вопила весьма крикливая особа, тыча в меня пальцем. – Лео, что это? ЧТО?

По выражению ее лица я догадался, куда направлен взгляд. На мою спину с задравшейся майкой. На черную, как смоль, поясницу со следами неотвратимого гниения.

– Э-э, где? – запоздало опомнился я и в считанные секунды ретировался из кухни, на ходу подтягивая резинку шорт и одергивая края дурацкой материи.

Булочка резво помчалась вслед за мной в спальню.

– Не прикидывайся дурачком, – в голосе звенел металл, удачно смягчающий неприкрытый ужас. – Что с твоей спиной? Почему ты упал? Я ведь видела, тебе и в самом деле стало плохо. Что происходит?

В процессе партии игры под названием 'Вопросы без ответов' мы немного побаловали себя догонялками, когда я на всех парусах удирал от ищущей истины кошечки. В итоге победило упорство, которое и загнало меня в угол у дальней стены ванной комнаты.

Пожалуй, в прежние времена я никогда не позволил бы нахрапистой девице одержать над собой победу и уж тем более не взялся бы перед ней отчитываться. Но слезы, блестящие в ее нефритовых глазах, и паника, легко угадывающаяся в дрожащих губах, взрастили свои ядовитые плоды. Конечно, она многого не понимала, кое-чего не помнила, зато очень ловко манипулировала услугами интуиции. И хваленое женское чутье ей подсказало: случилась беда.

– Это что-то серьезное? – упрямо сыпала Астрид вопросами. – Лео! Не молчи!

'Приговор на две персоны'

POV Джей День первый

Трудно поверить в то, что Всевышний ко мне равнодушен. Последние восемьдесят лет он только и занят щедрой раздачей затрещин, сыплющихся на мою изувеченную голову с редкостной периодичностью. И я никак не могу понять, почему. За каким, простите, дьяволом, мне следует проходить это бесконечное по своей продолжительности испытание? Кому и что доказывать? Себе?! Святые угодники, я прошел сей курс еще в бытность человеком, когда вдоволь налазился по окопам и отбил колени у коек раненых друзей в госпиталях. Когда бесценность человеческой жизни сужалась для меня до размеров оптического прицела. Когда слепое выполнение приказов почиталось за честь.

Быть может, миру?! Миру, который не дал мне ничего, сколь бы жалостливыми не являлись мои мольбы! Кому, черт возьми? КОМУ?

Минуту назад я, волею судьбы выбравшийся из треклятых оков и цепей, досыта напившийся крови и полностью исцелившийся после пыток, проводил взглядом спешно удаляющуюся по коридору фигуру. Сгорбившуюся под натиском обнаруженной истины. Ссутулившуюся в момент наших скоропалительных расчетов оставшегося времени. Осунувшуюся перед лицом непреклонной действительности.

Лео. Глупый мальчишка, заигравшийся в бессмертие. Неотесанный вампир, возомнивший себя всемогущим. Мой друг и товарищ, сумевший уберечь нас от, казалось бы, неминуемой гибели.

Я отчетливо помню, как братался с неизбежностью, прикованный к трубам, исполосованный глубокими порезами. Как прятался от убиенного всем происходящим взгляда Астрид. Как пробовал молча терпеть боль и, не справляясь с собой, выл в голос вместе с осипшей от рыданий девушкой. Тогда для меня уже не существовало надежды.

А сейчас Мердок мертв. Сложил голову в декорациях своей же пыточной камеры благодаря геройству Лео. И вот цена спасения – жуткое пятно черной слизи, увеличившееся в размерах прямо на моих глазах. Я знаю, что оно принесет за собой. Знаю, какой мучительной и невыносимой окажется смерть. Понимаю неизбежность предстоящего момента, но…Но не могу принять!

– Чего ты добиваешься, мерзавец? – запальчиво воскликнул я, возводя мутнеющий взор к потолку. Безответные монологи с Господом, ну и ересь. – Что тебе от меня нужно? Что еще? Ты отнял всех! Позволил им забрать мою душу! Так почему никак не насытишься?! У меня больше никого не осталось, – обреченно завалился я на колени, вгрызаясь кулаками в комья земельной пыли на полу. – Только они, – на свистящем вдохе прошипел я, клацая дрожащими челюстями. – Только они. Лео и Астрид.

Совладать с постыдной истерикой было невозможно. Заключительный аккорд агонии смычком выписывал внутри меня один умерщвляющий пируэт за другим. Я молотил руками прогнившие половицы, пытаясь избавиться от жужжащей под черепом мысли. 'Лео умрет. В лучшем случае, через неделю. Я бессилен что-либо изменить. Процесс обратного обращения не остановить'. Бесцельно полз на карачках вперед, прокручивая в уме имена всех бессмертных знакомых, которые сумели бы найти выход. Подходящих среди них не нашлось. Но я продолжал попытки.

Бороться с неукротимой стихией. Противостоять неизбежному. Попусту скалиться на судьбу. Таранить лбом несокрушимые стены. К сожалению, этим я привык заниматься сызмальства. Реальных проблем (решаемых тем более) для меня не существовало в природе. Всякий раз приходилось выворачиваться наизнанку, чтобы сохранить то самое ценное, самое дорогое и важное…

В общем, покуда балом правила неврастения, просветлений во мне не наблюдалось. Однако не стоит забывать о главном качестве любого снайпера – хладнокровие. Едва эмоциональный вакуум завладел сознанием, я вмиг почувствовал облегчение, с отвращением поднялся с колен, отряхнулся и наскоро отдышался.

– Уоррены, – спокойно обозначил я не терпящую отлагательств цель и, выбросив из головы отвлекающую скорбь, с тщанием прислушался к 'перешептыванию' обрушенных стен. Пустынное здание изнутри кишело жизнью. Повсюду сновали крысы, чьи толстые хвосты с шорохом разметали мелкие куски обвалившейся штукатурки. Этажом выше ворчливо чистили перья пробудившиеся птицы. Где-то недалеко по каплям стекала на пол вода. За моей спиной под действием сквозняка стонали дверные петли. И пахло разрухой.

Для начала я, выверяя каждый шаг, прошелся по низу, заглянул во все попавшиеся комнатенки, обследовал пеналообразный чулан и с сомнительным отношением к дряхлой лестнице преодолел следующий ярус. Вновь безрезультатное шатание по коридорам. Спустя двадцать минут собранной настороженности один из отточенных до блеска вампирских инстинктов посоветовал мне срезать угол и пройти через разгромленную столовую. Кровь. Ее тонкий, невесомый и влажный след завис в воздухе, молекулами простилая мой дальнейший путь сквозь вереницу перевернутых столов и скамей. Я поддался чутью и набрел на неприметную коморку без окон, и явившуюся источником редкого по силе концентрации запаха.

Пять жалких квадратных метров – именно столько отвел Мердок для сотворения личного местечка в аду для супружеской четы Уорренов. В центре 'залы' располагался грубо сколоченный из неотесанных досок стул, к которому была привязана измотанная до критической стадии женщина. Чудовищные мотки крепкой веревки растерзали все имеющиеся на теле открытые участки. Крики и мольбы о помощи приглушила криво наклеенная полоса скотча, стягивающая ввалившиеся щеки. Сальные пряди волос повисли над еле вздымающейся грудью. Я, не медля и секунды, подлетел к несчастной, рассеяно пошарил по карманам в поисках ножа, вспомнил о дурацком переодевании в Бэтмена и слепо ощупал руками пол. Плоский камешек с острым краем – то, что надо!

Пока я возился с распиливанием неподатливого каната, Кирстен очнулась и промычала нечто бессмысленное и неразборчивое.

– Пожалуйста, успокойтесь, миссис Уоррен, – по возможности вежливо усмирил я раздражающие потуги женщины во что бы то ни стало оттолкнуть спасителя. – Это всего лишь я, Джей.

В ее подавленных охах засквозило облегчение, правда, ненадолго. Как только мне удалось разорвать путы веревки, мать Астрид споро засуетилась, столь некстати намереваясь вскочить на ноги, и мгновением позже окончательно обессилела, дабы повиснуть на моих растерянных плечах неуютным грузом.

– Все хорошо, – смущенно приободрил я будущую родственницу, несмело перехватывая изнуренную фигуру в области талии. Не знал, что у мам она так ярко выражена. – Все в полном порядке.

Схожие глупости мой язык изрекал на протяжении получаса, давая рукам относительную свободу действий. Первым делом я предельно осторожно отлепил от пугающе бледного лица кусок непрозрачной ленты. Кирстен в последний раз ахнула, закрыла ладонью горящие губы и нетвердой поступью отодвинулась от меня к ближайшей стене, чувствуя все ту же неловкость. Я поддержал ее слабеющую инициативу и помог совладать с нешуточным препятствием в виде трех неполноценных шагов. В итоге миссис Уоррен спиной навалилась на кирпичную кладку и с отдышкой, хрипом и кашлем задала вопрос, на который я еще не приготовил ответ.

– Что произошло, Джей?

Сочтя глухоту за благо, я обратился ко второму сердцу, чье надсадное биение наполняло помещение чахлыми отростками жизни. Николас Уоррен, чинно смахивающий пыль полами смокинга, сиротливо примостился в углу в окружении беспросветной мглы. Руки и ноги бравого мужчины обездвижены пудовыми цепями. Запястья и лодыжки овивают небезызвестные оковы внушительной толщины. Затылок покрывала запекшаяся корка крови с примесью редкой седины. Я обвел глазами звенья оков, углядел прочное металлическое кольцо, к которому они крепились, и со вздохом ринулся к отцу Астрид на выручку. Без ключа справиться с кандалами у меня не вышло бы при всем желании, однако уже сама мысль о том, что придется вернуться в ту богомерзкую ванную за сущей безделицей, ввергала в затяжной ужас. Щекотать хлипкие нервы понапрасну? Увольте. Думаю, я не сумею удержаться и как следует приложусь ботинком к трупу заклятого старика. А это худший вариант развития событий.

Долго препираться с собственными противоречиями не пришлось. Я подошел ко вбитому в стену железному обручу, вцепился в него обеими руками, уперся согнутой ногой в отслаивающуюся кладку и по команде мысленного счета рванул на себя злополучное кольцо. Хруст. Гомон осыпающихся обломков кирпича. И мне было дозволено по инерции отлететь назад с судорожно зажатым между пальцами пленительным кольцом.

Дальнейшие злоключения слились для меня в единый пласт чего-то выходящего за рамки обыденности. Сначала убедился в слегка пошатнувшемся здравии несчастного семейства, затем, так и не удосужившись преподнести Уорренам основательные объяснения, оставил супругов наедине с отголосками страха, а сам отправился добывать машину и мобильный телефон. Еще на трассе обеспокоился вызовом службы спасения, после чего по колдобинам и ухабам доехал до парадных дверей заброшенной психиатрической лечебницы, где погрузил растерянных родителей в салон юркого Форда и на всех парах помчался к означенному месту встречи с командой врачей.

Пригород Грин-Каунти, как и сам сонный городишко, всегда вызывал в моей душе бурю восторга. Размашистые силуэты вековых лесов на горизонте. Парящее над черными кронами солнце. Океаны нераспаханных полей. По-осеннему желтые луга с засохшими стеблями диковинных цветов и растений. Развеянные ветром столпы некошеной травы. И мрачное серое полотно федеральной трассы – как единственное упоминание о цивилизации, посетившей эти погожие равнины и склоны.

Впрочем, очевидные красоты здешних пейзажей заботили меня в последнюю очередь. Занимающие заднее сиденье пассажиры задались целью довести мою взвинченную персону до нервного истощения плеядой каверзных вопросов. Где Астрид? Что стряслось? Как они очутились в том жутком месте? Правда ли, что их похитил давний друг семьи? И далее по списку. Я изворачивался, как мог, однако даже мои таланты в искусной лжи оказались бесплодными перед лицом слепого родительского ужаса. Тем более, что с трудом пришедший в сознание Николас быстро вернул форму путем воплощения в жизнь азов умелого допроса.

Если не вдаваться в пустопорожние детали, которыми я щедро присыпал скудный поток сведений, мой рассказ сводился к следующему. Вчера около восьми я приехал в поместье, чтобы забрать Астрид и отвезти ее на устраиваемый в клубе маскарад. Однако помимо младшенькой Уоррен в доме обнаружился и неизвестный тип, расхаживающий по гостиной в костюме Джокера. Остальное, судя по моим словам, я помнил смутно. Вроде этот неизвестный размахивал ножом и угрожал Астрид. Затем удар по голове и густая темнота. Очнуться мне довелось уже в подвальном помещении. Потом виртуозный побег (о цепях я предпочел умолчать, заменив их веревками, которые без труда удалось разорвать об острый край обломка трубы), плодовитые поиски своего маленького сокровища, ее победоносное освобождение и отправка в больницу. О похищении старшего поколения Уорренов я узнал лишь позже, поэтому, не дожидаясь ответных ходов полиции, вернулся обратно. Где все это время был Джокер? Без понятия. Зачем ему вообще потребовалось устраивать этот кошмар? Не имею ни малейшего представления. С меня не требовали ничего.

Концы с концами в моем глухом бурчании вязались слабо, но Уоррены заметно успокоились и дотошно принялись выяснять текущее самочувствие дочери. Я, вздыхая, лгал дальше и пытался отделаться от жутко надоедливых мыслишек, вроде студящих кровь картин того, как Лео прикасается к моему зверенышу, как окружает малышку лаской и заботой. Как справляется с ее нынешним душевным состоянием. Как ухаживает за моей искалеченной девочкой.

Неискренняя беседа размеренным темпом довела нас до черты города. За ближайшим поворотом притаилась кавалькада сияющих тревожными сигнальными огнями двух полицейский машин, фургонов скорой помощи и парочки внедорожников 'гражданской' наружности. Я потер ладонью взмокшую шею и по знаку патрульного припарковал Форд у обочины. Ох, какое несметное количество вранья мне предстоит озвучить в ближайшие часы! Жаль, раньше не догадался разыграть кратковременную потерю памяти, а теперь поздновато будет изображать амнезию.

Слаженно работающая бригада парамедиков извлекла из салона пострадавшее семейство, погрузила их на каталки (так и не избавившийся от оков Николас отправился в больницу под аккомпанемент бодрого перезвона цепей) и приступила к своим непосредственным обязанностям. Я решил поинтересоваться, в какую цитадель Гиппократа свезут Уорренов, и вылез из автомобиля, когда чья-то твердая рука утянула меня обратно в кресло. Полураскрытая дверца самостоятельно захлопнулась снаружи, притом дважды. Я в недоумении огляделся по сторонам.

– Добрый день, мистер Видрич, – тоном восторженного коллекционера бабочек (знаете, такая странная манера общения – отстраненная, подчеркнуто-вежливая и в то же время угрожающая, высокомерная) приветствовал меня обладатель окладистой черной бороды, невозмутимо занявший переднее кресло. Прилизанные темные волосы, разложенные идеальным пробором на две равноценные половины. Выглаженный костюм-тройка. Со вкусом подобранный галстук. Белоснежные манжеты, уголком просматривающиеся сквозь рукава, и столь же безукоризненный воротничок. Вычищенные до зеркального блеска туфли. Определенно, у меня этот возникший словно из воздуха господин вызывал стойкое отвращение. Тем более притащивший с собой близнеца-компаньона, чье бесстрастное и лишенное всяких эмоций лицо маячило за спинкой моего кресла. – Агастус Ледмор, будем знакомы, – не дожидаясь моей реакции, бородач впился мне в кисть старческими пальцами с желтыми ногтями и неспешно обернулся вполоборота, дабы представить своего спутника. – А это Коул Барбер, мой незаменимый помощник. – Прислужник расцвел тоскливой улыбкой, обнажившей верхний ряд мелких волчьих зубов с длинными и острыми на вид клыками.

Не смотря на расписную любезность незваных гостей и предельно радушные интонации, я нутром ощутил опасность и на всякий случай придвинулся ближе к дверце.