Текст книги "Осколки вечности (СИ)"

Автор книги: Александра Верёвкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 63 страниц)

– Знаешь, что самое удивительное? – заговорил я отчасти с самим собой. – Теперь у меня есть способ увидеть цвета. Красный, желтый, оранжевый и фиолетовый…их можешь показать ты! И, будь я трижды проклят, это фантастика!

Глава 22. Друг познается в беде

POV Астрид

Психологи утверждают, будто ассоциативное мышление – один из способов детально изучить характер человека. Интересно, какой образ сложился бы в голове последователя Фрейда, выдай я свое понимание ряда терминов, вроде 'зубочистка, шелковые платки и зубы', за неземное удовольствие, феерию восторга и инопланетное блаженство? Думается, бедняжку Астрид направили бы прямиком к психиатру. И верно ведь! Я сумасшедшая. Милое, лишенное душевного здравия существо, отдавшее сердце вампиру.

Пожалела ли я хоть об одном мгновении сегодняшней ночи? Да что вы, в самом-то деле!

– Солнце мое, – радостно пропел Джей, порхнув в ванную на выросших за спиной крыльях. Я оглянулась на щекочущую нервы мелодичность его голоса и расплылась в абсолютно идиотской улыбке, вызванной блещущими переливами счастья в неповторимых лазурных глазах. – У тебя нет аллергии на пероксид водорода?

Не понимая сути вопроса, я отрицательно помотала головой и вернулась к захватывающему процессу приведения спутанных мокрых волос в порядок, ибо с минуты на минуту готова была рухнуть в обморок при виде одних лишь жадно искусанных губ. Об остальном великолепии, наподобие слабо мерцающих капель воды, стекающих с влажных смоляных прядей, вольготно расположившихся на обнаженных плечах, груди и животе, или сильных рук с выделяющимися вздутыми венками, полчаса назад дарившими моему телу и ласку, и нежность, и любовь, не говоря уж о наслаждении! В общем, смотреть на этого мужчину без риска воспламениться в мгновение ока, стало невероятно сложно. А уж когда он подошел ко мне сзади, сладко скользнул ладонями вверх по бедрам, задирая края полотенца, медленно наклонился и лизнул шею обжигающим языком, я вцепилась обеими руками в раковину, попутно обронив расческу, и почувствовала, как конечности наливаются вялостью, слабостью и раболепным подчинением.

– Ты со мной не разговариваешь, что ли? – якобы гневно поинтересовался Майнер, теснее прижимая мою попку к себе, длинными пальцами разминая судорожно втянутый животик, мягко покусывая мочку уха…Боже, не дай мне умереть в столь юном возрасте! – Учти, я умею развязывать языки. Шесть месяцев полевой практики при участии в допросах немецких солдат. У меня очень специфичные навыки, да и с изобретательностью полный порядок. Хочешь опробовать их на себе?

Ох, прощайте родители и уготованное мне местечко в раю!

– Да, – надеялась решительно выкрикнуть я, но получилось как-то испуганно, дрожаще и донельзя смущенно. Верно, потому что я в мельчайших нюансах помнила недавнее светопреставление с туго связанными руками и зубочисткой.

– Ну-у, я так не играю, – театрально поморщился Джей, комично надувая и без того распухшие губы. – А изобразить недотрогу? А обозвать меня извращенцем? Или ненасытной кровососущей тварью, на худой конец. Кстати, не сильно болит?

Он переместил свой взгляд на ярко выделяющийся на бледной коже овальный след от своих зубов, тяжело вздохнул и ласково покружил подушечками пальцев над неглубокой ранкой, ранее принесшей мне невыразимую словами негу.

– Вообще не болит, – как на духу признала я, встречаясь глазами с его отражением в зеркале. – Честно! Сначала было немного неприятно, но потом…Пообещай, что это случилось не в последний раз! Пожалуйста!

Парень осуждающе глянул на меня из-под полуопущенных черных ресниц завораживающей длины, но промолчал, что вселило в сердце некое успокоение.

– Пойдем спать, – лениво предложил он, привнося в голос доселе не слышанные уютные интонации. Обыденная, казалось бы, фраза, однако в исполнении моего любимого она приобрела все оттенки буйного праздника, восхваляющего домашнее тепло. А посему я с огромным восторгом согласилась и, извернувшись в объятии крепких рук, проделала короткий путь из ванной до спальни, нагло пользуясь услугами молодого человека, его опьяняющей силой, непринужденностью и ловкостью.

К сожалению, дорога до кровати не могла продлиться вечность, и через минуту я нехотя рассталась с обволакивающим теплом его тела, а затем и с полотенцем, неряшливо завязанным под грудью. Майнер на мою обнаженность отреагировал весьма странно. Сначала вырвал из цветастой гирлянды, обвивающей столбик ложа, благоухающую дивными ароматами астру, встряхнул ничуть не увядший бутон, глубоким выдохом распушил игольчатые бархатные лепестки, затем перевернул меня на бок и едва ощутимо, почти не касаясь, стал водить цветком по коже. Один узор, напоминающий размашистые мазки огромной кисти, второй, переплетающийся с предшественником в воздушные кружева, и третий, сочетающий оба предыдущих в замысловатый орнамент.

– Давай уедем куда-нибудь на выходные, – тихо, словно умиротворенно журчащая в низовьях сельской речушки вода, заговорил он. – Любая точка земного шара. Я просто хочу побыть с тобой наедине, там, где нас никто и никогда не сможет отвлечь друг от друга, понимаешь? Только не надо коверкать мои представления банальными пошлостями. Дело не в сексе. Эти две ночи…не знаю, я всегда жил один. Да, за стенкой изредка похрапывала кормящая меня девица, но фактически я был изолирован. А теперь вдруг появилась ты. Спишь в моей постели, носишь мои пижамы, даришь тепло. Диковинка какая-то. Для меня, во всяком случае.

Я осторожно пошевелилась, боясь лишним шорохом оборвать важнейшее в своей жизни признание, аккуратно склонила голову на ноги сидящего на краю постели парня и неуверенно подняла взгляд вверх. Мой милый! Именно эту его черту характера я любила больше всего на свете. Он умел вуалировать чувства, но в редкие минуты повышенной эмоциональной восприимчивости изобличал самого себя, притом так искренне, что я не находила слов в ответ.

– А как же родители? – в излюбленной кретинской манере по-слоновьи разрушила я сказочность момента. – Они вернутся завтра и наверняка ждут от меня телячьих нежностей. Мол, как я скучала и все такое…Да и вряд ли нас отпустят куда-то вместе, ты же знаешь папу. Начнет подозревать худшее и в итоге замучает вопросами.

– Ты согласна или нет? – решил добиться Джей конкретики, отмахиваясь от моих достаточно разумных доводов. – Родителей я возьму на себя. Если помнишь, мне вообще-то восемьдесят пять лет. Столь почтенный возраст накладывает отпечаток, со взрослыми мне общаться проще. О, да, малышка! Возмутись как следует! – живо отозвался он на мой агрессивный выпад, выраженный сухим ударом маленького кулачка по железобетонному и абсолютно непробиваемому прессу.

Спонтанная потасовка, исполненная в шутливо рычащих красках, закончилась моим капитальным поражением на всех фронтах. Мало того, что сие веселящееся чудовище довело меня до икоты иезуитской щекоткой, так еще умудрилось отшлепать 'наглую, непослушную и своенравную девчонку', как оно выразилось, подушкой, после чего, коварно поигрывая бровками, клещами (точнее дразнящими поцелуями) сорвало с моего предательского языка ответ на ранее озвученный вопрос.

– Да, Майнер! Да! – войдя в раж, на полную громкость вопила я. – Хоть в Грецию, хоть в Голландию, хоть на Аляску! Я поеду с тобой куда угодно!

– Умница, моя дорогая, – расплылся в сытой улыбке вампир, очень зрелищно скидывая со своих бедер полотенце. – Впредь не спорь со мной. Я, черт возьми, всегда прав!

Бронированная истина, тем более что бурное выяснение отношений я затеяла исключительно дурачества ради. Мне нравилось видеть его таким: смеющимся, лучащимся счастьем, жизнерадостным и неизменно ослепительным. Чем ярче делалась ухмылка на его губах, тем жарче становилось у меня на сердце, а к глазам подкатывали слезы умиления. Он выглядел целым и невредимым, будто избавился от непомерного груза вековой боли. Ни тоски, ни страданий, ни треклятого чувства вины.

– Можно вопрос? – осторожно отвлекла я его от шумного чмокания своего живота. – Тебя не задевает то, что я по-прежнему зову тебя Джеем? Наверное, правильнее было бы перейти на Вергилия или Верджила…

– Язык не боишься сломать? – заразительно расхохотался он над моей напускной серьезностью. – На самом деле, мне нравится все три варианта в твоем исполнении. Разрешаю пользоваться любым. Только при посторонних, тсс, – парень заговорщически приложил палец к губам, воровато осматриваясь по сторонам, – зови Джеем. Иначе хваленая конспирация накроется медным тазом.

Боже! Я по-старчески вздохнула, удивляясь ребячливости великовозрастной дитятки, и запустила пальцы обеих ладоней в хаотично сплетенные пряди угольно-черных волос. Так и подмывало подтянуть к себе этого 'малыша', а после задушить в крепких объятиях, исходя из каверзной мысли 'никому не отдам!'.

– А когда истечет срок годности мистера Майнера? – нащупала я в себе пудовый запас неудовлетворенного любопытства. – И какое имя ты собираешься взять в будущем?

– Лет через пять, – с некоторым сомнением ответил Джей, с удобством пристраиваясь щекой к моей груди. – О новых паспортных данных я пока не задумывался. Что, есть предложения? Или дельные советы?

– Пока нет, – раздосадовано призналась я и жадно обняла мужчину ногами, комфортно скрещивая ступни у него на пояснице. Как же все-таки хорошо! Не испытывать стеснения, неловкости, зажатости, ежесекундно растворяться в омуте ультрамариновых глаз и таять, плавиться, сгорать в неге ласковых прикосновений. Больше никаких барьеров и непроходимых стен. Я отдала всю себя: душу, сердце, тело и кровь, взамен на слияние в неразрывное целое. – Джей, – неуверенно заговорила я, тщательно подбирая слова для озвучивания следующего важного вопроса, – у нас есть будущее? Только не злись, пожалуйста. Если не хочешь отвечать, я пойму, но не расстраивайся, ладно?

– Лет десять точно есть, – холодно проинформировал он, в то время как в голосе засквозил убийственный металл. – А затем я уйду. И это не должно тебя пугать или огорчать. Так надо. Именно сегодня я размышлял на эту тему и понял, что смогу дать все. Любовь, заботу, внимание, гарантию благополучия и обеспеченности, уверенность в завтрашнем дне. И при этом лишу жизни в привычном ее понимании. Мы не будем стареть бок о бок, не заведем детей, друзей, постоянную работу. Единообразие, переезды из города в город, отчужденность – такой станет твоя жизнь через пять лет. Райская птичка в золотой клетке с видом на океан и улыбчивой прислугой на попечении бессмертного хозяина. Вероятно, ты почувствуешь себя счастливой. Правда, продлится это недолго. К тридцати годам захочется опробовать роль чадолюбивой матери, и тут я, увы, окажусь бесполезен. А после мы расстанемся. С криками, скандалами либо же мирно, но обязательно разойдемся в разные стороны.

– Но я не хочу детей, – почти закричала я, отчетливо представляя каждую деталь нашего эфемерного завтра, столь фатально описанного чуждыми словами. – Мне никто кроме тебя не нужен!

– Нужен, – резко поднялся на локтях Майнер, попутно хватая мою челюсть двумя пальцами. – Нужен, – натянуто повторил он, терзая мои искрящиеся слезами глаза гипнотическим взглядом. – Не спорь с тем, кто дожил почти до вековой отметки. Я захотел семью еще в семнадцать и продолжаю неровно дышать при виде детей и по сей день. Ты не знаешь, каково это, чувствовать себя тупиковой ветвью развития. Сила, выносливость, ум, здоровье – есть все задатки, а шанса ни одного! Я мертв, и чем скорее ты это поймешь, тем лучше будет нам обоим.

Я обиженно отвернулась к стене, игнорируя настойчивые попытки парня приковать мое внимание к жестокому, безжалостному, исконно бесстрастному лицу, не выражающему никаких эмоций. Зачем вообще завела этот разговор, ненормальная?! Что ожидала услышать? 'Я так люблю тебя, моя сладкая, что, не задумываясь, обращу! Мы разделим вечность пополам' и бла-бла-бла вплоть до самой мелодрамотичности?

Если честно, именно таких душещипательных речей я от него ждала в действительности. Неважно, осуществимы ли они в реальности или нет. Столь некстати захотелось избитой романтики…

– Не гневайся, о, муза моей черствой души! – принялся кривляться Джей на все лады, быстро-быстро смахивая злые слезы с моих щек подушечками пальцев. – Я не хотел тебя расстраивать, случайно вышло. Давай отсрочим этот разговор, а потом как-нибудь вместе выведем формулу отношений человека и вампира. Ты ведь понимаешь, что я тоже не в восторге от такого финала, верно?

Я всхлипнула в ответ, ненавидя себя за чрезмерную чувствительность, и спешно скрылась от чудовищности бренного мира в горячих мужских объятиях, наливающих тело мерным спокойствием.

– Вот так, моя девочка, – одобрительно зашептал он, ласково приглаживая мои влажные волосы. – Все у нас будет хорошо, не сомневайся. Как насчет обсуждения 'завтрака'? Кого станем тащить в дом? Блондинку, брюнетку, рыженькую, худую, полную, чертовски сексуальную?

– Я тебе дам, сексуальную! – возмущенно заворчала я, принимая правила заданной игры для отвлечения мыслей. – Жажду видеть здесь крокодилоподобную бабищу весом в центнер с паклей вместо волос, подушкой безопасности на месте груди и приплюснутым носом-картошкой величиной с кулак!

– О-о, какая ты суровая, – монотонно запричитал Майнер, очевидно, очень натуралистично представляя себе описанную мной нимфу. – Мои трапезы превратятся в кошмар! Каждый подход, как раунд в сумо, сытым из борьбы выйдет победитель. На такой диете я не протяну и месяца, обещай изредка баловать меня длинноногими пончиками!

– Нахал, – любовно припечатала я, зачарованно изучая пальчиками поверхность маняще гладкой, рельефной и притягательной груди. – Я подхожу под твои представления о длинноногих пончиках?

– Нисколечко, – задорно показал мне язык сей эталон несерьезности. – Ты мой возбуждающий вкусовые рецепторы торт со взбитыми сливками и клубникой. Много не съешь, зато получишь колоссальное удовольствие!

Емкое сравнение вызвало во мне блаженное мурчание, поэтому следующий вопрос не подразумевал под собой рассудительного ответа.

– Почему ты не кусаешься? Нет, я поняла, что это неприятно, вот только неясно, в чем именно заключается отвращение?

– В боли, – задумчиво пояснил Джей, усердно двигая нижней челюстью. – Пробовала когда-нибудь грызть грецкие орехи зубами? Малоприятное занятие, к концу которого резцы начинает сводить судорогой. Вот и с надкусыванием кожи точно также. Волокна, ткани, мышцы, сухожилия – все это еще нужно умудриться порвать, разрушить и разрезать, дабы добраться до сладкой крови. В итоге прилагаешь максимум усилий ради скудного эффекта, лезвиями-то орудовать проще. Ну и сбрасывать со счетов факт неосторожности тоже не следует. Я до одури боялся зацепить яремную вену, когда кусал тебя. И не смотри на меня так, – завел он осуждающую пластинку, замечая появившийся в моих глазах огонек при одном лишь упоминании сего пьянящего момента. – Да, это было невероятно! Но каждый раз мы так делать не станем. Не хочу видеть на тебе уродливые шрамы в виде собственного неряшливого прикуса.

Я решила согласиться с доводами зазнайки, а после вернуться к захватывающему диалогу, когда парень без зазрения совести отнял у меня инициативу и задал свой вопрос, больше похожий на просьбу.

– Расскажи о своей болезни. Я имею в виду аутизм. Чем он был вызван?

Вот спасибо тебе, дорогой папочка! Успел просветить моего парня по части медкарты! И почему родители пожизненно раздувают из мухи слона? Что за дурацкая тяга, ей богу!

– Нет у меня никакого аутизма, – обиженно надув губки, пробурчала я. – Были симптомы, но диагноз так и не поставили. Просто, ты наверняка и сам заметил, я немножечко не от мира сего, а в детстве вообще вела себя странно. Могла неделями не разговаривать, передвигалась по дому, как тень, в садике ни с кем не играла, сидела в углу комнаты и рисовала. Меня раздражали игрушки, я любила лишь карандаши. Меловые, восковые, грифельные, угольные…А они, как назло, всегда пачкались, поэтому выглядела я жутко. Руки, лицо, одежда повсеместно запачканы разноцветными пятнами. Особой аккуратностью я раньше не отличалась. О детской жестокости, думаю, говорить тут излишне. Одногодки меня ненавидели со страшной силой, дразнили уродкой и чумазиной. Я как-то не особо расстраивалась, попросту не обращала на них внимание. Их бесила подобная толерантность, в особенности же моя либеральность злила одну девочку, без понятия как ее звали… Как сейчас помню, это был мой пятый день рождения, родители накупили кучу сладостей, пригласили целый дом детей, ни одного из которых я не знала. По-моему, созвали всю улицу. В числе приглашенных оказалась и та девочка. Кукольное платьице, картинные кудряшки, по-взрослому накрашенные ресницы…своей улыбкой она напоминала мне Джокера. Да, я уже тогда любила комиксы и души не чаяла в Бэтмене. Мне всегда хотелось, чтобы он прилетел посреди ночи в наш дом, забрался в мою комнату, картинно взмахнул плащом и попросил отправиться вместе с ним в долгое и опасное приключение. Наивная дурочка, что тут еще скажешь, хотя отчасти с тобой я познакомилась именно так. Ну так вот, возвращаясь к празднованию дня рождения взрослой не по годам Астрид Уоррен. Обрядили меня, как рождественскую елку. Для солидности облили духами и пустили к гостям. Скука была смертная. В Барби я никогда не играла, Кена считала смазливым балбесом, кукольные домики нагоняли тоску и ассоциировались с психушкой Аркхэм*. Забившись в дальний угол гостиной, я от нечего делать принялась пересчитывать людей, как вдруг ко мне подошла эта девочка и предложила подняться наверх. Мол, поиграем, порисуем, в общем, повеселимся на славу. И я пошла, показала ей свою комнату, продемонстрировала рисунки, достала карандаши…Закончилось все очень плохо. Она стала смеяться над Бэтменом, обзывать его крючконосым и толстозадым, разорвала на мелкие кусочки один из моих набросков, над которым я работала больше полугода, затем схватила карандаши и разрисовала мне лицо, сказав, что так я выгляжу более привлекательно, а после выстригла на макушке два пучка волос, оставив нечто наподобие ушек летучей мыши. Я не кричала, не вырывалась, даже не плакала, и к тому времени, как наверх с расспросами поднялись родители, вообще перестала разговаривать. Вплоть до нового года я, по словам мамы, не произнесла ни звука. После беспорядка, учиненного агрессивной выскочкой, обзавелась привычкой трижды на дню расставлять вещи во всем доме по своим местам, прятала рисунки и комиксы то в холодильник, то в сушку для белья, и рисовала жуткие абстракции. Сначала мной занялся психолог, затем и психиатр, но общаться им приходилось в основном с родителями. Я-то усердно молчала. Из этого состояния меня вывел папа. На праздник он вместо костюма Санта-Клауса вырядился Бэтменом, ночью зашел в мою комнату, сел на кровать и попросил помощи. Вроде плащ у него прохудился или что-то вроде того, теперь и не вспомнить. Я видела только глаза. Блестящие, глубокие, карие и такие любимые, что сердце просто останавливалось. И неожиданно расплакалась, попутно высказав супергерою, как я считала, наболевшее. Что меня никто не любит, я некрасивая и чуднáя, ну и далее по списку. Следом еще несколько лет групповых занятий у психолога, на которых меня учили откровенности, сосредоточенности и уверенности в себе. Хотя с этим лучше справлялась Чейз. Мы сблизились в школе, стали практически не разлей вода. И если бы не она… – я махнула рукой и сверилась с реакцией Джея, искренне надеясь, что не ввергла его своим путанным рассказом в состояние затяжной комы.

– Маленькая моя, ты не чуднáя, – заверил меня обладатель бархатного голоса, – а самая лучшая. И очень, очень красивая, уж поверь стреляному ворону. Еще ты замечательно рисуешь, честно. Я, конечно, не Бэтмен, и даже не супергерой, зато люблю тебя всей душой. Складно вышло, правда? А сейчас засыпай, мой ангел. Обещаю, сны будут исключительно добрыми, светлыми и очень яркими. Ты замечательная, – напоследок закрепил Майнер стойкий эффект небывалой гордости собственной персоной, нараспев произнеся каждую гласную, и привычно взялся убаюкивать мое сознание мягкими поглаживаниями.

– Мой любимый, – сладостно причмокнула я губами, прижимаясь к родной груди, и моментально отбыла в страну Морфея.

_________________________________

*Arkham Asylum (Аркхэм Эсайлум или Клиника Аркхэм) – психиатрическая лечебница в городе Готэм-сити из вымышленной вселенной Бэтмена.

Проснулась я в районе полудня от собственного приглушенного смешка, вызванного надоедливым щекотанием кончика носа, тут же распахнула веки и узрела сиротливо лежащую на подушке астру насыщенного красного оттенка, бархатные лепестки которой ласкали кожу на лице. Рядом примостился желтоватый листок бумаги, сложенный вдовое. Нетерпение с недавних пор стало основной чертой моего характера, поэтому уже в следующий миг я пробегала глазами идеально прямые ряды строчек.

'Моя первая записка для тебя. Прогресс окончательно поглотил давнюю привычку изливать душу посредством письма. Мобильный телефон – бич человечества. Напоминай мне об этом почаще, пожалуйста. Но вернемся к сути послания.

Возьмусь предугадать первые три вопроса, посетившие твою чудную головку. Где я? По меркам моего жалобно скулящего сердца, баснословно далеко. Если же пересчитать это расстояние в более сдержанной измерительной системе, то в паре километров от трогательно сопящего смысла своего существования. Когда вернусь? Через тридцать убийственно долгих минут. Зачем уехал? Астрид, что за праздное любопытство, право слово?! Должны же у меня быть свои маленькие секреты.

Наконец, чем тебе, такой расстроенной и повсеместно тоскующей, заняться в мое отсутствие? Ответ прост: следуй за стрелочками. Настоятельно советую соблюсти два условия. Никакой одежды (неряшливо накинутое на плечи покрывало я, оцени благородство, готов простить) и полное отсутствие сдержанности. Твой радостный визг я расслышу, даже находясь за сотни тысяч верст. Он умеет согревать заледеневшее сердце.

Засим откланиваюсь. Вечно твой,

герцог Ехидство'.

Трижды перечитав каждое отдельно взятое предложение, я мимоходом восхитилась изящностью почерка Джея с резко выписанными, размашистыми буквами, в очередной раз подивилась витиеватости его лексических навыков и заливисто расхохоталась над подписью. Как же я все-таки люблю его чувство юмора!

Подгоняемая вперед стремлением поскорее узреть уготованный сюрприз, я спрыгнула с кровати, кое-как обмоталась приятно облегающей тело шелковой простыней и вприпрыжку помчалась по яркому следу крупных стрелок, вырезанных из цветной бумаги. Романтично разбросанные по полу бутоны цветов за время моего сна словно испарились, что в некоторой степени и огорчало, и вызывало улыбку. Мой аккуратист и неутомимый борец за чистоту окружающего пространства!

Слегка запыхавшись с непривычки от быстрого бега, я на мгновение замерла в коридоре у огромного зеркала, потерявшего изрядный пласт во вчерашней вампирской разборке, и признала в отражении себя лишь с пятой попытки. Всклоченная голова, попадающая под выражение 'взрыв на макаронной фабрике' прическа, вдвое увеличившиеся губы, с прекрасно сохранившимися на них следами страстных поцелуев, покрасневшие от недостатка сна глаза, пылающие интенсивным румянцем щеки…В общем, великолепная ночь всепоглощающей любви оставила на мне свой суровый отпечаток, сконцентрированный на шее в виде бережно наклеенного пластыря. Разумеется, это Майнер, терзаемый муками совести, постарался свести к минимуму последствия моей безрассудной выходки. Что за вздорный характер, ей богу!

Мысленно выставив галочку на предстоящем разговоре, я осторожно покружилась на месте, с приятной тяжестью в животе констатировала одеревенелость мышц, углядела парочку бледно-зеленых кровоподтеков на спине и бедрах и продолжила маленькое приключение, столь заботливо уготованное мне залихватским выдумщиком. У дверей ванной указатели неожиданно разветвились: первый путь вел непосредственно в цитадель гастрономических изысков (она же кухня), второй после крутого виража вдоль стены упирался в комнату 'бывшего завтрака'. Секундное раздумье сменилось решимостью, и я, подхватив руками полы ускользающей мантии и проигнорировав взбунтовавшееся чувство голода, шагнула в спальню.

Открывшуюся моему взору картину невозможно описать скупыми определениями, вроде бурный восторг. Это был чистой воды искрометный парад положительных эмоций, прошедший на главной улице Парижа.

Пластиковые мешки с вещами прежней владелицы опочивальни испарились будто по мановению волшебной палочки. Кровать вновь обзавелась симпатичным пшеничным покрывалом с изысканным узором и мягкими подушечками в расшитых якобы золотой нитью наперниках. Однако мой взгляд был прикован отнюдь не к изменившейся обстановке. Мольберт, незаменимый атрибут всех художников, разместившийся напротив чудесного солнечного окна с раздвинутыми портьерами. Великое многообразие профессиональных кистей, краски (акриловые, гуашь, акварель, масляные, темпера), представленные во всем великолепии, и, как апофеоз окутавшей меня эйфории, примостившийся на невысоком столике чемоданчик с карандашами.

Белоснежный холщовый лист в мгновение ока преобразился у меня перед глазами в кровопролитную битву за земную цивилизацию, и окружающий мир сузился до размеров уверенного мазка кистью. Четкие штрихи, складно перетекающее на ткань изображение и безграничная гармония стали моими спутниками на протяжении следующего часа. Боковым зрением я заметила тенью прошмыгнувшего за спиной парня, но не посмела разрушить живительную связь с вдохновением. Лишь по мере ослабления натуралистичных образов я смогла оторваться от одухотворенного занятия и вполоборота повернулась к развалившемуся посреди кровати Джею.

– Привет, – с приторной нежностью в охрипшем голосе провозгласила я, жадно впитывая в себя самодовольный взгляд лучистых глаз цвета морской волны.

– Здравствуй, – в излюбленной манере протянул он в ответ, очаровательно закидывая руки за голову. – Так и думал, что найду тебя здесь. Ты давно не рисовала, – ласково пожурил меня Майнер. – Я успел соскучиться по этому контрасту между твоим альтер эго и воображением. Почему так много крови и жестокости?

– Не знаю, – задумчиво оглянулась я на плоды своих стараний, машинально прикусив зубами кончик кисти. – Символизм всему виной. Так я избавляюсь от внутренних демонов, переношу их на бумагу.

– Занятно, – коварно улыбнулся парень, поднимаясь на ноги. – Выходит, ты чувствуешь себя воплощением зла вселенского масштаба? Что ж, тогда мы друг другу подходим.

С прерывистым смехом прошептав последнюю фразу, он заключил меня в свои жаркие объятия, дарящие бескрайний покой, и в течение двух скоротечных минут позволил наслаждаться лишающей соображения близостью мускулистого тела, а после шутливо возмущенно погнал на кухню для удовлетворения насущных потребностей простого человеческого организма. В сервированном столе, уставленном тарелками с тостами, оладьями и аппетитными блинчиками, графином с грейпфрутовым соком, вазочками с апельсиновым, вишневым и клубничным джемом, соусником с кленовым сиропом и небольшой этажеркой со свежими фруктами, заключался второй сюрприз, о существовании которого я благополучно успела позабыть. Кстати то, что я ошибочно посчитала за оладьи, на самом деле оказалось запеченными в кляре кусочками ананаса, тающими во рту. Отщипнув крохотный кусочек 'на пробу', я задохнулась восхищением и без зазрения совести слопала с десяток лакомых лепешек, запивая кулинарные изыски невероятным по вкусу соком с примесью малой толики цедры лимона. Ранее возникший в душе комплекс неполноценности буйно расцвел при появлении одной предательской мысли о том, что все это Джей приготовил сам, без посторонней помощи.

– Это ты виновата, – как ни в чем не бывало пожал он плечами в ответ на мое заявление о чрезмерной идеальности, на фоне которой я неизменно блекну. – Я просто физически не мог усидеть на месте. Хотелось сделать что-нибудь эдакое, куда-то направить поток бьющей через край энергии. Я никогда не чувствовал ничего подобного.

Меня растрогала его откровенность, не говоря уж о смущенно опущенных ресницах и потупленном взгляде. Захотелось немедленно задушить сей образчик одуряющей искренности в пылких объятиях и вывалить на него ворох собственных ощущений и восприятий. Ведь я действительно парила в облаках! И вчера ночью, и сегодня утром, и прямо сейчас. Жаль, что от душещипательных излияний Майнера уберег заунывный вой мобильного телефона. И я ни под каким предлогом не прощу Лео эту мерзкую выходку!

– Почему бы тебе, мистер Назойливость, не позабыть о моем существовании лет этак на триста? – раздраженно уточнил Джей, с неохотой поднося телефон к уху. – О, да, я помню. Совместный план действий и все такое. Ладно, давай встретимся. Через полчаса у сквера неподалеку от гипермаркета. И тебе не хворать, – напоследок пожелал он, награждая меня извиняющейся улыбкой в стиле: 'Обстоятельства, детка, не терпят отлагательств'.

Я быстро допила остатки сока, наспех вытерла жирные губы тканевой салфеткой, яростно чмокнула пахнущую терпким одеколоном щеку и на всех парах помчалась наводить лоск на ужасающий внешний вид, походя вслушиваясь в тихий звон убираемой со стола посуды. Вот она, моя счастливая мелодия! Уютная домашняя атмосфера, царящий в сердце покой, безбрежная симфония эвдемонизма*. Значит, все же существует вероятность совместного будущего! Мы ведь идеально дополняем друг друга, словно два близлежащих кусочка цельного пазла. Я права?

Неторопливо облачаясь во взятую со спинки стула одежду, я обдумывала вчерашний спор с Майнером и искала новые, ранее не используемые аргументы в ответ. Дети? Не стану зарекаться, вероятно, когда-то мне все же захочется вкусить сладость материнства, но что мешает взять ребенка на воспитание? Раз у моего избранника полная гармония со своей темной стороной, и жажда крови находится под строжайшим контролем, этот вариант кажется разумным выходом из ситуации. Друзья? Постоянная работа? Я вполне могу обойтись и без них, потому что знаю, какой беспросветной, мрачной и исполненной безысходности будет выглядеть моя жизнь без Джея. Он превратился в живое воплощение всех моих мечтаний, стремлений и помыслов. Без него я уже не буду собой, останусь опустошенной, безликой, слепо следующей инстинктам оболочкой…

– Сладкая, я глубоко оскорблен и обижен, – с порога огорошил меня парень странным известием, прерывая лихорадочный мозговой штурм 'брестской крепости'. – Меня не было шестьдесят минут, а ты даже не удосужилась поинтересоваться, где это я пропадал. Я, конечно, не жалуюсь, хотя твое безразличие вообще-то задевает, но…