Текст книги "Осколки вечности (СИ)"

Автор книги: Александра Верёвкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 51 (всего у книги 63 страниц)

На клеточном уровне уловив старт сомнительной забавы, я поднялась и без единой оглядки на выжившего из ума монстра помчалась к выходу. Рачительно прихваченной 'в дорогу' керосиновой лампы оказалось вполне достаточно для освещения простирающегося в безбрежные дали коридора со множеством незапертых дверей. Спеша запутать след, я попросту распахивала ногой каждую из них (притом некоторые хитро притворяла обратно) и стремглав мчалась дальше. Голые пятки шлепали по ледяному полу, собирая на себя не только различного рода мусор, но и мелкие осколки стекол, гвозди и прочую 'колючую' атрибутику какого-то заброшенного лабиринта вытянутых в линейку комнат. Звучащий внутри голос планомерно отсчитывал стремительно утекающие секунды. Восемьдесят четыре, восемьдесят пять…Прыгающий свет лампы выхватил из темноты застекленный красный ящик с гротескными буквами 'ПК'. Я опустилась на корточки, слепо пошарила ладонями вокруг себя и удовлетворенно охнула, наткнувшись на гладкий силуэт огнетушителя. Подобный вид оружия вряд сыграет мне на руку, а вот тяжеленный топор с лаковой рукояткой может послужить на благо новоявленной Баффи. Проявив чудеса хладнокровия, я взвалила огнетушитель на плечо, размахнулась и на выдохе размозжила им стекло, за которым притаилась необходимая вещь. Правда, снять с креплений привлекательный инструмент оказалось не так-то просто. Впрочем, не стоит недооценивать потенциал угодившего в западню индивидуума. Человеческие возможности безграничны, особенно в моменты повышенной опасности. Не уделяя внимания изрезанным ступням, я подпрыгнула на месте, вцепилась жадными пальцами в полированную деревяшку и, повиснув на ней, перенесла вес своего тела вниз, что явилось неоспоримым противоборством для жалобно прогнувшихся крюков. Еще одно тщательно спланированное усилие, я и в компании греющего душу орудия лесоруба повалилась на пол. Сто семь, сто восемь…Присутствующая во всех уважающих себя фильмах ужасов дверь с табличкой 'Бойлерная'. Более неудачное место для игры в прятки представить себе трудно, однако на дальнейший бег требовались дополнительные силы, которых у меня не наблюдалось. Спринт с пудовым топором наперевес, знаете ли, никогда не был моим хобби.

Сто тринадцать, сто четырнадцать…На реактивной тяге пронеслась под кровлей загнивающих труб, в два прыжка преодолела с десяток ступеней по уходящей вверх решетчатой лестнице, в обессиленном состоянии проползла под 'мостиком' остановившего свою работу теплоканала и блестящими от слез глазами выделила невдалеке спасительный вентиляционный люк.

Сто девятнадцать, сто двадцать, стоп. Влезла в узкую шахту, предварительно уместив на полу тесного хода пожарный топор и светильник, с натугой вставила в пазы грузный экран, нещадно обламывая ногти о витиеватый орнамент из стальных листьев, и затихла. Укрытие, разумеется, должными удобствами не располагало, поэтому мне пришлось встать на четвереньки, при этом держа наготове защитное орудие и пряча за спиной предательски дребезжащий огонек лампы. В какой-то момент назойливый страх перерос в настоящую паранойю, и я предпочла обмотать прозрачную колбу манжетой перчатки.

Вокруг гудела не поддающаяся характеристике тишина. Глубокая, наполненная тревогами и волнением, она словно просачивалась в меня, наливая мышцы молекулами неподвижности. От долгого стояния в неудобной позе заныли коленные чашечки, подушечки пальцев одеревенели, оросив кожу липкой испариной, со лба скатилась одинокая капля пота, повисшая на самом кончике носа. Я попыталась сдуть щекотное скопление влаги, для чего выпятила вперед нижнюю губу, и до крови прикусила язык, когда издалека донесся воющий скрип несмазанных дверных петель. Мердок вошел в бойлерную. Остановился, очевидно, осматриваясь по сторонам. Царапнул ржавую поверхность ближайшей трубы лезвием ножа, заполнив помещение умерщвляющим визгом покореженного металла. Сердце пропустило пару ударов, а затем с плясками и прыжками через инфернальный костер ускакало в онемевшие пятки. Я захотела отползти назад, но не сумела убедить тело подчиниться.

– Раз-два, – внезапно нараспев произнес генерал, прибегая к услугам хриплого, а оттого еще более жуткого и зловещего голоса, каким в прежние времена щеголял персонаж ужастиков Фредди Крюгер, – Мердок здесь найдет тебя. Три-четыре, запирайте дверь в квартире. Пять-шесть, Мердок хочет всех вас съесть. Семь-восемь, Мердок всех найдет без спроса. Девять-десять, никогда не прячьтесь, дети! – финальным аккордом для моей расшатанной психики явился его триумфальный Джокеровский гогот, от которого волосы прочно закрепились в положении 'дыбом'. Я зажала рот обеими руками, запрещая любым звукам вырываться наружу, и затряслась от беззвучных рыданий, в то время как Волмонд отправился на неторопливые поиски. Его размеренная поступь в сопровождении внятного монолога плавно текла от одного угла котельной к другому, и выбор интонаций постепенно менялся с отстраненного вещания на злобное рычание. – Знаешь, Астрид, я передумал убивать тебя сразу. Чутье подсказывает, что лучше всего это сделать у них на глазах, правда? – вкрадчиво выбалтывал мужчина дальнейшие планы, блуждая по первому ярусу. – Не желаешь заключить пари насчет того, кого из них твоя гибель больше расстроит? Полагаю, Верджил привязан к тебе сильнее, как и рассчитывалось с самого начала. Ты ведь уже поняла, что ваша с ним встреча не была случайной? Впрочем, моя вина засчитана на половину. Оставшиеся пятьдесят процентов отходят мстительности Видрича. Он никогда не говорил тебе, зачем в действительности являлся в поместье? Не рассказывал о своих планах касательно вашей с Лео интрижки? Спешу тебя разубедить, дорогая, твоя светлая любовь в свое время выступала в его руках инструментом лютой мести. Я же решил ничему не препятствовать, они бы в любом случае оба заинтересовались тобой. Забавно было наблюдать за тем, как их обоих завораживала твоя неординарность. Так что спешу выразить тебе благодарность за доставленную радость, приятно удивила старика. Красота и занятный склад ума в это смутное время относятся к редкому набору сочетаний.

Большая часть слов потонула в стихийном океане моей струящейся по венам крови за раскатистыми волнами всестороннего ужаса, однако уличение Джея в подлостях я расслышала довольно четко, вот только осмыслить толком не успела. Немец, излазив каждый закуток нижнего этажа, решительно водрузил ногу на звякнувшую ступеньку лестницы, что неизбежным образом приблизило его к намеченной цели.

– Единственное, о чем я жалею, – будничным тоном продолжил излагать Охотник ворох сомнительных откровений, вразвалочку, судя по нечастому топоту обуви, продвигаясь вверх, – так это о твоем участии во всей игре. Уоррены – милейшие люди, и я вряд ли планировал навлечь на их головы столь мучительное несчастье, как утрата ребенка. Почему ты не взяла на заметку мои подсказки? Я ведь не раз и не два просил тебя отказаться от дружбы с вампирами. Демонстрировал жестокость, когда стравливал их между собой, открывал глаза на истинную сущность…Помнишь тот диск с записью? Разумеется, помнишь. Что же удерживало тебя подле них? Сострадание? Сочувствие? Дрянные оправдания, хотя юную леди они умело красят. Астрид, выходи! – до неприличия растягивая звук 'и' в каждом озвученном слоге, позвал Мердок и во второй раз пружинисто прокрался мимо моего убежища, не удостоив взглядом виднеющийся за пересечением отсыревших труб экран вентиляционной шахты. Я к тому моменту успела превратить губы в мясистые обрывки сочащейся кровью плоти. – Я начинаю скучать, и для тебя это может обернуться плачевным образом, согласна? Ну что ж, – минуту дегустировав неуютную тишину, он недобро крякнул и отправился на третий заход по осмотру местных 'достопримечательностей', – мое дело предупредить. Вообще в образованном обществе молодым леди предписывается поддерживать диалог посредством вежливых вопросов, поэтому я дам тебе шанс проявить любопытство. Неужели не тянет спросить, как именно я восстал из мертвых? О-о, к этому ответу я готовился шестьдесят лет, – восхищенно цокнул языком клоун, костяшками пальцев проверяющий трубы на наличие полостей, в которых я рискнула бы схорониться. – Незачем объяснять, что побудило меня влезть в личину отторгаемой Божьей природой твари. Смерть моей дорогой супруги Одиллии я худо-бедно сумел пережить, но Айрис…Айрис, – с явственными слезами в нетвердом голосе повторил мужчина имя дочери на манер священника, с благоговением зачитывающего наизусть канонический список святых. – Она была моей надеждой и опорой, моим золотым лучиком в царстве мрака, моим бессменным путеводителем в мир возвышенного созерцания. Мой трепещущий крылышками ангелочек, – сентиментально вздохнул Джокер, вполне искренне, по моим ощущениям, проглатывая ставший поперек горла ком горечи. – Которого отняли, – резко пересек генерал черту отчаянной озлобленности. – Отняла эта шайка мерзавцев! Я сразу понял, на чьих плечах лежит ответственность за содеянное. Лживый прихвостень Лео, одурачивший меня, втершийся в доверие, поселившийся в доме… – за грохотом сминаемой, точно конфетная обертка, трубы я не разобрала окончание последней реплики и, воспользовавшись случаем, живо утерла рукавом кофты влажное от пота лицо. – И тогда я решил действовать. Свидание с Верджилом доказало, на чьей стороне выступал этот трусливо скулящий щенок, притом выступал изначально, неоспоримо. Стоило мне увидеть его пустой взгляд, сомнения улетучились. В тот день он предал нас, а подобного проступка Волмонды не прощают. По законам военного времени мной был вынесен приговор, который вот-вот будет приведен в исполнение. Смертная казнь во имя справедливости, – на сей раз в его лихорадочном монологе засквозили нотки фанатизма, однако за точность сделанных выводов я бы ручаться не взялась. Чересчур велик оказался страх, что поедал меня изнутри в те кошмарные минуты, когда мимо небольшого решетчатого 'оконца' прошмыгнула призрачная тень нациста. – Но как, спрашивал я себя. Как выследить и убить вампира? И тогда в моей голове родился план, к несчастью, неосуществимый. Что я, заключенный под стражу, мог противопоставить давно спевшейся банде беглецов? Помимо ярости и гнева, ничего материального. Дожидаясь суда в одиночной камере, я денно и нощно молил Господа взять правосудие в свои руки и не прогадал. За неделю до заседания ко мне в камеру после отбоя пришел его посланник, назвавшийся Лютером. Он и стал моим мудрым учителем на следующую половину столетия, моим создателем, моим величайшим в бессмертной истории наставником, моим гуру. Это великий вампир, без преувеличения готов доложить я общественности, ныне, к сожалению, обретший вечный покой. Нет, деточка, я к его смерти не причастен. Впрочем, довольно, речь сейчас не о нем, а о моем, в высшей степени, гениальном сценарии отмщения. Следующим же утром после нашего памятного знакомства с Лютером я проснулся мертвым. Проснулся в последний раз, дабы никогда более не смыкать глаз. И порог запятнанного позором храма правосудия переступал уже не живой человек, а вампир. Разыграть сердечный приступ не составило труда, посему уже с заходом солнца я отправился на первую в своей бесконечной жизни охоту. И год за годом прилежно учился сосуществовать в гармонии со своей новой ипостасью. Я обратил Верджила, – горделиво воскликнул Мердок и тут же замолк, ровно как и окружающее пространство, внезапно провалившееся в изолированную для звуков пропасть. Стих усиленный эхом топот сапог, унялось едва различимое шипение огонька в керосиновой лампе, а вот мое собственное дыхание превратилось в оглушительный сап. Во всяком случае, так показалось мне.

Минуту я просидела в оцепенении, избавляясь от дрожи пополам с истеричным желанием с криком броситься наутек во глубину шахты. Непроизвольно сжимающиеся зубы восторженно поедали кожу на костяшках моих пальцев. Силуэты попадающих в поле зрения предметов провалились в туман, похожий на плотное облако июльского марева, что не помешало мне распознать приближение пугающе темной фигуры. На сей раз она не проследовала дальше, а остановилась. Как и мое потерявшее всякий стыд сердце, чье биение достигло апогея в тот момент, когда Волмонд с отнюдь не старческой ловкостью перегнулся через настил из труб и вонзил пальцы в отверстия защитного экрана.

– Кто плохо спрятался, тот и виноват! – замогильным шепотом предупредил мужчина, рывком рассекречивая мое укрытие. Я взвыла белугой и попыталась отползти назад, чего с учетом получасового пребывания на четвереньках явно не стоило делать. Парализованные страхом и долгим пребыванием в неудобной позе конечности окаменели и демонстративно отказались подчиниться владелице, в то время как прыткие щупальца вампира алчно хлопнулись на алюминиевую поверхность в паре сантиметров от меня. За ними в проем затянулась и всклоченная голова. – Так-так, – тоном главного маньяка всех времен и народов заговорили разрисованные алые губы, – глупые мыши играли с котом. Никто не расскажет, что было потом, – блеснул генерал стихотворными талантами, с трудом втискивая широкие плечи в проход.

Этого я и ждала, поэтому без промедления оторвала от пола пудовое топорище пожарного инструмента и мгновением позже с размаху опустила его на паучью кисть в фиолетовой перчатке, а затем бросилась наутек, агрессивно орудуя стирающимися в кровь коленями. Развернуться не позволяла теснота, отчего с каждой потерянной секундой мне приходилось пятиться все быстрее и быстрее. Прочь от оглушительного вопля раненого немца и его сломанных пальцев! Прочь от собственного ужаса загнанной в тупик жертвы!

– Я убью тебя! Убью! – с непродолжительными перерывами на скулящие стенания грозился Джокер, иногда переходя на родное наречие. И хоть дословный смысл ускользал от моего понимания, суть летящих в мою сторону реплик сводилась в основном к использованию ненормативной лексики. Похожими интонациями порой изъяснялся Джей, когда дело приобретало особо скверные оттенки безысходности, например.

Через неизвестное количество минут усиленные металлическим эхом вопли Мердока остались далеко позади. Я смогла наконец продохнуть, немного успокоиться и составить приблизительный набросок проделанного маршрута. Проползла три развилки, принимая преимущественно левое направление, что отдалило меня от той жуткой комнаты с крысами. Интересно, на какое расстояние? И где мы вообще находимся? Если вспомнить те железные двери с окошками посредине, решетки на окнах и висящие на цепях койки…тюрьма? Или психиатрическая лечебница. В любом случае заброшенная лет десять назад. Значит…

'Думай же! Думай', – отчаянно поторопила я тягостный для воспаленного мозга мыслительный процесс. 'План эвакуации!'.

Гениально! Когда срывала с крюков достояние дровосека, краем глаза наткнулась на висящую чуть левее поэтажную схему здания. Отсутствие непрерывного источника света, разумеется, несколько подпортило точное воссоздание в памяти всех деталей, но, как говорится, на безрыбье…

Забившись в самый глухой угол бесконечно петляющей шахты, я зажмурилась и постаралась четко изобразить в голове рисунок из выцветших стрелок, линий и сокращенных надписей. Котельная находилась в левом нижнем углу, над ней шел прерывистый ряд полосок, складывающийся в крохотные прямоугольники с цифровыми обозначениями. Тюремные камеры или же палаты. Комната, в которой я очнулась, была последней по коридору, следовательно…Вероятно, сейчас подо мной расположилась столовая, что подтвердилось буквально через десяток ярдов по-пластунски. Бесстрастное вентиляционное отверстие, заложенное той же узорчатой решеткой, отразило унылую картину внизу. Вереница ровных, выставленных будто по линейке, деревянных столов с обшарпанными скамьями утопали под слоями вековой пыли. Изнемогая от боли в пояснице, я поползла дальше, наткнулась на еще один защитный люк с расхлябанными пазами, опасливо оглянулась назад и решительно собрала волю в кулак. Необходимо спускаться, как услужливо подсказало мне усердно работающее в таких случаях чутье.

По возможности бесшумно поддела пальцами дребезжащий в родном углублении экран, потянула его на себя и, приложив похвальное усилие, с грохотом сдернула с места. Шум поднялся невообразимый. Сначала мне даже показалось, что Волмонд умудрился-таки забраться в шахту и остервенело несется вперед по моему свежему следу, однако стоило отставить неподъемную железную махину в сторону, вокруг вновь воцарилась мертвая тишина. Что успокаивало расшалившиеся нервишки и радовало одновременно.

Высота потолков исправительного учреждения (я с детства до одури боюсь психиатрических клиник, поэтому остановилась на мнении о том, что вокруг простилаются арестантские казематы) близилась к пятиметровой отметке, поэтому просто сигануть вниз не вышло. Впрочем, трусливые посиделки на пятой точке мне так же не импонировали, поэтому пришлось наступить на горло собственным страхам, свесить ноги на край и медленно, удерживаясь на вытянутых нетренированных руках, погружаться в неизвестность. Если бы не дурацкие игры воображения, я вполне удачно спрыгнула бы на пол, а так… Не обладая завидными Майнеровскими навыками по части сумеречного зрения, я умудрилась не различить находящуюся прямо под люком кухонную стойку для раздачи и, когда вытянутые на ступнях пальцы коснулись твердой поверхности, реалистично представила, как холодные и склизкие клешни генерала вплетаются в мою лодыжку, как тянут на себя босую ногу, одну, затем вторую…Я завопила, задергалась, будто в конвульсиях, хаотично замолотила нижними конечностями в воздухе и в истерике шмякнулась оземь, потому что хлипкие ручонки не справились с непомерной нагрузкой. Приземление получилось весьма жестким, хоть и без лишних травм. На сгребание костей в кучу я потратила минуты две, после чего подскочила над полом и, прихрамывая, сайгаком ринулась вглубь служебных помещений поваров на поиски подходящего оружия.

Покосившиеся прилавки, морозильные камеры размером с мою спальню, монструозные газовые плиты с выдранными горелками, промышленные духовые печи. Под стать обстановке оказалась и кухонная утварь. Например, половником легко можно заколачивать гвозди в условиях кризиса, а из проржавелой терки соорудить комфортабельное жилище для соседского пса породы лабрадор. На долю секунды я представила себя героиней сказки, которой довелось забрести в гости к агрессивно рычащим великанам. На мой взгляд, именно так и должна выглядеть кухня уважающегося себя переростка. Жаль только, ножей в здешних дебрях не обнаружилось, хотя подобранный у исполинской раковины молоток для отбивки мяса подивился мне находкой куда более ценной. Не говоря уж о пожелтевшей книжице с волнистыми от влаги листами и заголовком 'Инструкция по технике безопасности', где на последних страницах разместился четкий план этажа с обозначенным жирным красным крестом выходом. Фортуна, наконец, соблаговолила потешить мою персону изменчивым вниманием! В тот же миг, прижимая к сердцу несметные по теперешним временам сокровища, я резко повернулась на носочках и…некорректно вписалась носом в чей-то вытянутый кулак. Сохранить вертикальное положение не получилось. Пошатнувшись, я отступила на шаг назад, неряшливо побросала находки, – очевидно, для более звучного падения, – и расстелилась по грязном кафельном полу. Во рту моментально обосновался непередаваемо гадкий вкус металла и соли, из глаз вслед за искрами посыпались красные огоньки, чем-то напоминающие зажженный бенгальский стержень, к ним присоединились мерцающие круги с роем сетчатых черных ос на подхвате. Уши обдало колокольным звоном, а после заложило мерным гудением.

– Вставай! – гаркнул безбожный голос над головой, принадлежащий агрессивно настроенному немцу. Я не подчинилась. Не могла подчиниться. – Ах ты… – дальнейший поток ругательств и оскорблений приводить считаю излишним. Изысканный лексикон нациста не нуждался в представлении. Лаконично, доступно, грязно и неизменно отвратительно. Однако основная угроза притаилась отнюдь не в эвфемизмах Охотника. Удар ботинком в живот явился началом бесконечной пытки истовой болью. Я жалостливо ползала по кухне, стремясь увернуться от рук и ног озверевшего вампира, елозила спиной по полу, моля о снисхождении, укрывала ладонями зареванное лицо, сворачивалась в беззащитный комок перед ощеренной пастью близящейся смерти и отстранено гадала, когда же все закончится. Продержусь ли я следующие шестьдесят секунд в этом кромешном аду или сдамся без боя. Брошу Джея и дрянного шута Лео? Так и не попрощаюсь с родителями, Рейчел, Сарой, Киви?

Кажется, живых мест на моем теле уже не осталось. В пучину лютой агонии угодило абсолютно все, вплоть до кончиков волос и ногтей. Злость на самою себя за беспомощность и податливость отошла на задний план. Я уже не могла передвигаться самостоятельно, только бессвязно кричала и плакала, глядя на свои пальцы, погибающие под подошвами темно-коричневых ботинок.

Ужасающая 'забава' наскучила Джокеру очень нескоро. К тому моменту я уже не соображала, где нахожусь, почему и зачем. Пространство и время потеряли всякий смысл. Восприятие притупилось, и действительность поставлялась в меня порционными урывками. Генерал за шиворот поднял меня, брезгливо отряхнул, точно залежалый ковер, благостно позволил сплюнуть скопившуюся во рту кровь и молчаливо поволок к двустворчатым дверям. Ступни мне, к сожалению, не повиновались, поэтому весь проделанный путь я вынуждена была мученически морщиться от того, как безвольные лодыжки то и дело ударяются о стены, косяки, столы, стулья и прочую рухлядь. Мимо мелькали скупые оконца с замазанными краской стеклами. Свет через них почти не проступал, что навеяло на меня безрадостные воспоминания о той жуткой ночи на заброшенном заводе в компании Лео. Все познается в сравнении. Тогда я готова была поклясться, что худшего развития событий не существует в природе, что Лео – бездушная тварь, которой не найдется места даже в преисподней. А жизнь меж тем всё разложила по полочкам. Точнее, беспорядочно разбросала.

Конечным пунктом нашего затянувшего путешествия значилась какая-то дурно пахнущая комнатушка вроде чулана. Хлипкая створка, загораживающая проход, испуганно всхлипнула под тяжестью ботинка Мердока и со скрипом убралась в сторону. Я, доселе возлежавшая на мускулистом плече садиста, кулем покатилась на пол, где была встречена парой мрачных алых глазков, тускнеющих на волосатой крысиной мордочке. Грызун тоненько пискнул при виде неожиданной гостьи, приподнялся на задних лапах и шумно дал деру прямо через мою голову, от чего крохотные лапки с ощутимо острыми коготками оцарапали и без того изувеченное лицо. 'Что дальше?' – без всякого интереса вопросила я у забившегося в дальний угол сознания, которому отчаянно опротивели нескончаемые бедствия, сыплющиеся будто из рога изобилия. 'Он оставит меня умирать? В одиночестве?'. Перспектива, конечно, не радужная, но всяко приятнее недавно предложенного шанса скончаться в муках от беспросветной боли.

Однако уже следующее открытие беспринципно заставило взять свои размышления обратно. Преданно вжимаясь щекой в грязный бетон, я не рисковала шевелиться до тех пор, пока сзади не послышалось сдавленное мычание, вызванное вкрадчивым шепотом беспощадного мужчины.

– Любуйся, Кира, остатками своей семьи. Позже я отниму и эту исключительную возможность. Ты ведь любишь их, верно? Тогда ответь, чья смерть принесет тебе больше страданий? Ее? Или, быть может, его?

Протяжный звук 'му-у' перерос в нечто более масштабное, наполнившись рыданиями, криками и спертыми взываниями к отсутствующей человечности. Я онемела, когда поняла, чей голос скрывается за кляпом, и раздумывала оборачиваться. Увидеть маму, связанную, избитую и смертельно перепуганную, сейчас равносильно погружению на океанское дно. Но все же я обернулась, скорее по глупости, нежели из желания вогнать последний ржавый гвоздь в крышку своего гроба.

Ошибки произойти не могло. Посреди душной комнатенки без окон, освещенной всё той же эргономичной керосиновой лампой, что покачивалась в вытянутой руке ошалевшего клоуна, стоял грубо сколоченный стул. Его ножки, подлокотники и спинку опоясывали толстые веревки, до крови расчесывающие нежную кожу своей пленницы. Первым делом я признала туфли с обломанными каблуками. Ее любимые, на ярко-красной подметке.

Мама сидела ко мне в профиль. Обездвиженная, растрепанная, с кровоточащей раной на виске и засохшими бурыми потеками на заплаканных щеках. Рот облеплен кривым полосами серебристого скотча. Опухшие глаза с потеками туши в ужасе таращатся на благостно оскалившуюся физиономию Волмонда. Красивые ногти миндалевидной формы изничтожают внутреннюю сторону ладоней, раз за разом впиваясь все глубже в плоть. Она всегда сжимает кулаки, когда нервничает.

– Мама, – мгновенно потеряла я рассудок, дабы, позабыв о боли и страхах, броситься с утешающими объятиями на несчастную женщину. – Мамочка, любимая моя, ты не бойся! Ничего не бойся, дорогая моя! – успел прострекотать мой проворный язык до того, как наслаждающийся всем происходящим немец оттянул меня за волосы от связанных коленей матери и швырнул в ближайшую стену. Я, наученная горьким опытом, выставила вперед руки, чтобы уберечь многострадальную голову от сотенных повреждений, и с остановкой сердца заслышала звучание щедро раздаваемых пощечин.

'Господи, пожалуйста, помоги!' – в отчаянии рухнула я на колени и, раскачиваясь справа налево, принялась монотонно бубнить под нос вызубренные еще в начальной школе псалмы. К такому я была не готова. Рисковать собой ради Джея? Сколько угодно! Но ставить на карту жизнь мамы…

Ровно триста секунд ушло у меня то, чтобы собрать воедино накренившуюся психику, заткнуть трубный плач и с криком кинуться на Джокера, упоенно отбивающего кулаки о лицо Кирстен Уоррен.

– Не трогайте ее! – с трудом вытянула я из груди простенький набор слогов, припадая к ногам инквизитора и цепляясь обеими руками за его колени. – Отпустите ее! Умоляю!

Вдохновенный панорамой моего унижения Мердок на миг застыл на месте с занесенным для очередного удара кулаком.

– Ты права, дорогая, – в приступе беззубого альтруизма погладил он меня по всклоченным волосам. – Растрачивать время и силы впустую – не наш метод. Проведаем-ка лучше…хм, напомни, как его зовут? Ах, да! Джей. Вот к нему и отправимся. Кстати, – восхищенно причмокнул губами негодяй, крепкой рукой подтягивая меня к себе, – отсалютуй привет папочке. Вон он, в углу пристроился. И пообещай быть хорошей девочкой, ему приятно будет узнать, что угрозы для жизни больше нет.

Я уже ничему не удивлялась, ведь полуживой индивидуум вряд ли способен добавить ко всем прочим чувствам еще хоть одну новинку. Страх, помутивший разум. Паника, затмившая светлые проблески. Боль от созерцания жесточайших картин. Ужас, неотделимый от мытарств притомившейся тревоги. Уныние, твердящее о том, что благополучный исход невозможен. Глухие потуги истерики, попытавшейся было завладеть мной в полной мере. И мрак вокруг, поборовший тот хилый огонек в колбе керосиновой лампы. Мы все умрем.

Взгляд прилежно метнулся в указанном направлении, неустанно пульсирующий зрачок выделил в черноте неясные очертания грузной мужской фигуры. Ноги в кандалах, от них к вбитому в стену металлическому кольцу тянулась широкая цепь. Лица мне не удалось разглядеть, однако в словах Волмонда сомнений не возникало. Это действительно папа.

– Что я должна сделать, чтобы вы их отпустили? – напрямки спросила я, беря под контроль любые проявления исконно девичьих порывов. Плакать, грызть локти и корчиться в раскатах хлесткой агонии я стану потом, сейчас куда важнее вытащить из западни всех, на кого только хватит сил.

– О, сущий пустячок, – одобрительно хмыкнул генерал, по всем признакам впечатленный моей безрассудной самоотверженностью. Он продолжил свою мысль не раньше, чем мы вышли в коридор. Спокойным, размеренным шагом, так, будто находились не в застенках самого неоправданного жестокого места на земле, а на светском вечере в цивилизованном обществе. Мужчина чинно поддерживал меня за локоть, я, не обращая внимания на пламенные очаги физических страданий, крохотными рывками семенила рядом и на пороге обернулась, чтобы молчаливо проститься с родителями. Мама уронила голову на еле трепещущуюся грудь. Отец все так же оставался неподвижен и беззвучен. И я изо всех сил буду молить Бога о том, чтобы с ними больше ничего не случилось. – Ты убьешь Верджила, но прежде просветишь меня в некоторые тонкости рассказа Лео о смерти Айрис, – подчеркнуто холодным тоном возвестил параноик, возвращая беседу в выбранное мной русло. – И тогда им посчастливится увидеть рассвет. Когда-нибудь замечала, сколь прекрасен в этих краях восход солнца?

– Замечала, – вымучено улыбнулась я, понимая, что столь изуверской гримасой подписываю приговор любимому мужчине. Ситуация, в которой нет выхода. Выбор, который я не сумею пережить. Поступок, который сведет меня с ума. Джей или родители? Палка о двух концах, и простая сумма слагаемых дала необходимый ответ. – Я…я сделаю.

– Что именно, дорогая? – ласково поинтересовался вампир, неспешно ведущий мою угнетенную персону сквозь лабиринт агрессивно настроенных коридоров.

– Я расскажу вам все, – трусливо выскользнула я из оков претенциозных обязательств перед садистом, – и…и убью его.

Полагаю, последняя реплика и явилась для нас апокалипсическим началом конца. По крайней мере, в ту секунду во мне умерло нечто ценное и невосстановимое. Наверное, сердце. Облитое свежей кровью сердце, всецело принадлежащее Майнеру.

POV Лео

Для начала неоспоримая жизненная истина: порой можно влюбиться из одной только ревности. На протяжении трех столетий со мной это случалось трижды. Одиллия – во всех смыслах невероятная женщина, отдавшая предпочтение едва ли не единственному качественно хорошему проявлению моей сволочной натуры (в суровой действительности, положа руку на донорскую почку, я редко выволакиваю сироток из горящего дома, так что случай со спасением Мердока предлагаю считать беспрецедентным). Ее паскудная дочь Айрис, в любви к которой я не сознаюсь и под пытками. А меж тем подобный грешок за мной водится. От этой напасти не уберегало ничто: ни доскональное знание гнилостной натуры, ни наблюдения за одурачиванием друга-престолонаследника Австрийской империи, ни собственные широко раскрытые глаза. Я видел ее насквозь и не хотел отворачиваться. Далее я начну петь дифирамбы красочности ее улыбки, с пеной у рта стану описывать озорной блеск выпученных девчачьих очей, приложу слюнявчик к груди от воспоминаний о женственности фигуры, поэтому обойдемся без дутых подробностей нашего слащавого романа, протекавшего в суровых постельных условиях. И раз уж речь зашла о сей 'достопочтенной' леди весьма облегченного поведения (по-видимому, желчность появилась на свет гораздо раньше меня самого, о чем история стыдливо умалчивает), приподнимаю пыльную завесу тайны. Я виртуозный лжец с многолетним стажем. Вот почему люди, как правило, избегают одиночества? Потому что наедине с собой лишь немногие наслаждаются приятным обществом. Я же в подобной среде ощущаю себя комфортно благодаря обману. Честность – синоним понятия скуки, а как порой приятно вообразить себя бескорыстным рыцарем в белых одеждах, странствующим по свету в поисках воплощения добродетели. Или храбрым джедаем без страха и упрека. Или вампиром, способным постичь простые человеческие переживания. И еще сотня разнообразных 'или', что входят в сборную имени меня.