Текст книги "Осколки вечности (СИ)"

Автор книги: Александра Верёвкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 63 страниц)

За обедом я добросовестно пережевывала не только безвкусный омлет, но и скопище услышанной информации. Доселе мне не приходило в голову взглянуть на Лео с иного ракурса. Скабрезные шуточки, наигранный оптимизм, хулиганский вид и невероятная надоедливость преобладали над истинной личиной, которая шла вразрез с былыми представлениями о всепоглощающей пустоте. Теперь я видела в нем человека, а не вечно молодого оболтуса, сидящего напротив с отсутствующим взглядом.

Глаза машинально пробежались по скудной обстановке крохотного зала придорожного кафе, вернулись к лицезрению белого и абсолютно неаппетитного куска запеченных яиц и остановились на соседней тарелке, разукрашенной смешными загогулинами из кетчупа. Томительное молчание водрузилось по центру стола с начала трапезы, прихватив в напарники неуютный осадок горечи. И методов борьбы с этой напастью у меня на данный момент не имелось.

Протяжный свистящий звук возвестил о закончившемся помидорном соусе. Вампир отставил пластиковую емкость, взял тюбик с горчицей и с двойным усердием приступил к завершению бессмысленного рисунка, попутно обкладывая края блюдца обрывками дешевой салфетки. О чем он думал? Кого вспоминал? Приходилось довольствоваться неубедительными догадками. Вероятно, Северина.

Как причудливо сплелась узорная паутина творящегося вокруг безобразия! Охотник…и вдруг отчим Леандра. Мужчина, который фактически воспитал его, кормил, одевал и обувал с младых ногтей, а затем безжалостно воткнул нож в спину, притом буквально.

Я невесело улыбнулась своим размышлениям и допила гадкий бурый напиток, представленный в меню под гордым названием 'капучино'. Что теперь? По идее мне ведь следует поставить в курс дела Джея, дабы снять со счетов ощутимую возможность предательства. Почему-то именно этот мерзкий шаг беспокоил меня больше всего, особенно с учетом интуитивных позывов. Я и раньше чувствовала в Лео угрозу из-за нежелания идти на откровенность, теперь же маленькие сложности сбились в устрашающих размеров снежный ком.

'Астрид, я люблю тебя', 'У меня не было выбора, куколка, а шанс предоставляется лишь единожды', '…снять стресс с секретаршей, чтобы не так противно на душе было', – обрывки слов гонгом зазвучали у меня в голове, мешая опереться на сосредоточенность. 'Один влюблен, второй присматривается', 'Он мой отчим', '…дай мне ничтожную попытку, – это все, о чем я прошу'.

А если все подстроено, и никакой измены не было в помине? Заклятый дружок Майнера якобы проговорился, окружил меня заботой, байками и неусыпным вниманием, походя извлекая из ситуации собственную выгоду. Не хочу показаться взбалмошной идиоткой с манией преследования, но у д`Авалоса на меня наличествует характерное для крайней степени зависти слюнотечение. Нет, это никуда не годится! Мне нужен авторитетный совет Джея. Пусть он разбирается в теории вселенских заговоров, заодно объясняя своей девушке азы сугубо мужской логики.

– Я хочу встретиться с Верджилом, – волевым взмахом руки отрезала я подступи к беспрецедентным пререканиям, поднимаясь над стулом для пущей важности.

– Будет исполнено, – рьяно подскочил на месте вампир, неуловимым жестом отправляя на пол всю имеющуюся на столе посуду. – Завтра. Позвоню с утра. Назову время.

Злостно швыряя мне в лицо каждую пропитанную желчью реплику, парень растоптал кроссовком уцелевшую при падении салатницу, бросил рядом стопку стодолларовых купюр, поэтично спикировавших на подсохшие ломтики хлеба, и вылетел из кафе на сверхзвуковой скорости. Я оцепенела от неожиданности и непонимающе хлопала ресницами вплоть до тех пор, пока трубный рык форсированного двигателя не вторгся в сознание, заставляя выставить галочку на труднодоступном вопросе: 'А что, собственно, сейчас произошло?'.

Глава 27. Сети расставлены

POV Джей

Пожалуй, осень в Джорджии самое благоприятное время года, когда палящее солнце отправляется на покой, уступая пост шелковистым лучам с легкой прохладцей северного ветерка. Когда воздух наливается свежестью и доносит до чуткого обоняния едва различимый аромат океанского бриза. Когда неохотно увядает буйно цветущая флора и вместе с ней испаряются многочисленные насекомые. Знаменитые леса 'Персикового штата' заполоняет уныние, столь близкое моему состоянию. Я не знаю, какое количество воображаемых километров отделило нас с Астрид друг от друга за прошедшие пять дней. И не имею ни малейшего представления о том, есть ли в целом свете хоть одна ничтожная возможность отстроить отношения заново на бескрайних руинах собственных ошибок.

Зато мне известно, почему я повел себя, как последний дурак. Почему ни разу не позвонил, не попытался встретиться, не тратил время на уговоры, а безыдейно скорбел об утрате. Печально признаваться, но я привык терять дорогих и близких. За восемь десятков лет научился смиренно принимать от судьбы затрещины, вместо того чтобы бороться, бесстрашно сражаться и выйти победителем вопреки сложившимся устоям.

На протяжении всей жизни я успешно противостоял слабостям, прошел кровопролитную войну, противоборствовал внутренним демонам, обретал истинную любовь, однако так и поднаторел в величайшей премудрости человечества – ставить чувства на волю разума. По наивности кажется, что нет ничего проще: распознать в миллиардной толпе свою половинку, блеснуть дарованным от рождения шармом и почивать на лаврах непревзойденности до скончания веков. Никто не объяснил мне, глупцу, о существовании сложностей, не дал толковый совет и не указал верный путь. В жилах Габсбургов наряду с самолюбованием течет гордость, если не сказать, заносчивость. И вдруг какая-то восемнадцатилетняя девчонка воротит нос, принимая тягчайшее решение о немедленном расставании. Дрянной нрав оказался мне неподвластен, о чем действительно стоит сожалеть. Я не меняюсь с годами, насквозь прогнивая изнутри.

Но сегодня увитые ядовитым плющом традиции будут зарыты под толщами нелицемерного раскаяния. Астрид для меня не прихоть или очередной каприз, а единственная в своем роде девушка, даже мизинца которой я не достоин.

Воссоединив в сознании все вынесенные заранее выводы, я попросил Лео остановить машину, молчаливо выбрался из салона и с некоей тоской в усталом взгляде осмотрелся по сторонам. Мы добрались по бездорожью к той части простирающегося на сотни миль леса, что окружает задний двор знаменитого поместья Волмондов. Равнинные участки здесь перемежаются с монументальными холмами, скрывающими от посторонних глаз обделенное людским вниманием чудо: приток полноводной реки Флинт, названный еще язычными индейцами 'Лисий хвост'. Наше первое неофициальное свидание состоялось на правом берегу пресноводной красавицы. Дай бог, чтобы не последнее.

Едва внедорожник приятеля скрылся за поворотом ближайшего перекрестка, я со всех ног помчался к условленному пункту, подгоняемый в спину противоречивыми желаниями. Нестерпимо хотелось обхватить ладонями прелестные щеки со следами смущенного румянца, жадно поглотить поцелуем сердито поджатые губки любимого нежно-розового оттенка и до наступления темноты перебирать пальцами волнистые локоны, наслаждаясь их воздушной легкостью и неземным запахом. Меж тем я понимал, сколь несбыточны мои обывательские мечты и как глубока и болезненна причиненная мной рана.

Сворачивая с петляющей среди прижимистых кустарников тропки, я припомнил наикратчайший путь к цели, на бегу пообещал себе добиться прощения любыми средствами, будь то самые отчаянные мольбы, и чуть не прошиб лбом необъятный ствол засохшего дерева, когда узрел невдалеке изящный силуэт оранжевой малолитражки, замершей на поросшей чахлой растительностью проселочной колее.

– Черт возьми, она приняла подарок! – вслух прокомментировал я ободряющий знак, любуясь неожиданно ставшим родным Ниссаном, и вернулся к размеренному галопу.

Нарастающий шум воды, екающее на все лады мертвое сердце и песчинки теплящейся надежды живо донесли меня до назначенного места. Под ногами захрустели омытые илом и редкими водорослями камни, влажный воздух прорвался в легкие и насытил каждую клеточку неутомимого организма терпким кислородом, и я, словно громом пораженный, резко остановился, увидев ее в ста метрах. Веки моментально обожгло унизительной сыростью, голос охрип от натуги и мысленных криков восхваления всем известным богам Олимпии, руки задрожали в предвкушении счастливых объятий, а рассудок с трудом удержался в здравии. С минуту я смотрел ей в спину, инстинктивно пересчитывал разобщенные шаги, следил за колыханием распущенных волос, приподнимающихся над ссутуленными плечиками, и стремительно рванул вперед, беспорядочно расшвыривая подошвами ботинок береговой мусор из веток и гальки. Астрид почти сразу распознала мое приближение и дернулась, чтобы обернуться, но затем передумала и попросту замедлила поступь. Через мгновение мы оба застыли, как показала практика, в ожидании. Я зачаровано всматривался в ее макушку, отбивая тянущиеся к девушке ладони. Она все чаще и чаще дышала, очевидно, прилагая максимум усилий к сохранению предложенной дистанции в двадцать заунывных сантиметров. Вокруг густым туманом простиралась затянувшаяся тишина, сотканная из неловкости и убаюкивающего плеска воды.

– Девочка моя родная, – зажав переносицу большим и указательным пальцами для твердости голоса, я заговорил и с удивлением заметил, как она медленно поворачивается ко мне лицом, как тайком утирает залитые слезами щеки краешком шарфа и неторопливо откидывает голову назад, поднимая взгляд от груди к шее, подбородку, минует губы и вмиг фокусируется на зрачках. Так, словно заглядывает в душу, на ограниченных просторах которой безошибочно отлавливает самые скверные пятна. – Я виноват перед тобой. Очень виноват. Все, что я делал и говорил, это непростительно. И должного наказания для меня придумать невозможно, разве что потерять тебя навсегда. Я просил прощения за то, что бросил тебя в трудную минуту, а после вновь испарился без следа и оправданий. Не знаю, что со мной творится в последнее время. Ошибки накладываются друг на друга, и им конца и края не видно. Ты вправе отвернуться от меня, но, пожалуйста, сначала выслушай, – без всякой задней мысли или театральщины я опустился на колени, зажмурил увлажнившиеся глаза, истово прижался щекой к животику девушки и громко, перебивая изумленный возглас: 'Джей, не надо, прошу тебя!', заговорил. – То, что связывает нас, наши отношения, наша любовь, – беспорядочно путаясь в иносказательных навыках, я подыскивал подходящие слова, способные передать неподъемную тяжесть на сердце от истекших пяти дней вакуумного одиночества. – Это нечто живое, дышащее, чувствующее, настоящее. Совсем как ребенок, крохотный малыш. Астрид, наш малыш, понимаешь? – отмахиваясь от идиотизма собственных выкриков, я заглянул в блестящие от влаги изумрудные глаза и с готовностью поймал их рухнувшую оземь властительницу. Звук ее безудержных рыданий раскатистым эхом прокатился внутри меня и потонул в тесной близости. Я изо всех сил прижал к груди девушку, однако переводить дух не спешил, поэтому неохотно продолжил. – Ты не можешь его убить, это против человеческой природы. Я не дорожил тем, что имел, и совершенно напрасно. Только теперь, когда я вновь вижу тебя, обнимаю и судорожно запоминаю каждое мгновение, возникло драгоценное осознание важности твоего присутствия. Боже праведный, я так скучал! Так тосковал по тебе, милая моя девочка!

Изловчившись, я отнял от плеча ослепительно прекрасное лицо и осторожно прикоснулся губами к испещренному изломленными складочками лбу, попутно стирая подушечками пальцев не иссыхающие слезы. Как больно, невыносимо мучительно наблюдать за ее страданиями. Знать имя виновника и выть от невозможности что-либо изменить.

– И сейчас, – прошептал я, преданно всматриваясь в хаотично дрожащие под матовой кожей мускулы, – сейчас я прошу тебя об одном. Не о прощении, которое может придти лишь со временем. Не о доверии, которое я умудрился подорвать. И не о милости, хотя на нее я возлагаю большие надежды. Позволь мне все исправить. Во имя всего, что было межу нами, и той любви, что и поныне бережно хранится в моем порочном сердце.

Я отстранился, давая девушке убедиться в нерушимой искренности каждого звука, и принялся ждать сурового вердикта, забыв о необходимости дышать.

– Я не умею говорить так же красиво, – порой не совсем внятно забормотала она, предпочитая оставить веки опущенными. – И не поняла, что ты имел в виду под убийством ребенка. Да это и неважно. Я много раз слышала о существовании мазохистской любви, когда любишь кого-то настолько сильно, что становится наплевать на себя. Но и предположить не могла, что буду заложницей этого чувства. Слепой рабыней. Марионеткой в чужих руках. Еще с утра я уверяла свое отражение в зеркале, что рискну вырваться из адского круга, что ты не единственный, кого мое сердце готово принять, что порознь нам будет проще. То была лишь иллюзия, а значит, я обречена.

– Астрид, пожалуйста, – возмутился я последней формулировкой, внутренне соглашаясь с ее пугающими выводами. Я действительно выступаю в роли кукловода, сатрапа и признанного садиста.

– Не перебивай, Джей, – молитвенно сложила девушка аккуратные ладошки у груди. – Ты представить себе не в состоянии, с каким трудом мне даются эти слова. Я много раз тебя прощала, а, пожалуй, не следовало. Две измены за столь короткий срок…это слишком.

Я помертвел от названной цифры и, стараясь скрыть нахлынувшее волнение, неуместно отшутился:

– А какая же вторая? – к сожалению, вышло отвратительно, и раздражительно дрогнувшие реснички лишь подтвердили мои ужасающие догадки. Она знает о Шерил.

– Есть такая пословица: 'Не бросайся кирпичами, коли живешь в стеклянном доме', – рассудительно предостерегла меня малышка. – Так вот не лги мне, чтобы потом не сожалеть об этом. Ты спал со своей секретаршей в тот момент, когда я пыталась отмыться, в переносном смысле, от твоих оскорблений. И это мне не забыть при всем желании, как и все те бесконечные часы ожидания. Сначала в кафе во время празднования дня рождения, затем дни напролет дома, по дороге из школы, бессонными ночами и так далее…Я надеялась, что ты придешь, лелеяла в воображении картину со множеством пощечин, но, увы и ах. В общем, довольно упреков, – трубно шмыгнув очаровательным носиком, она поднялась с колен, опираясь о мои плечи, решительно потянула меня за собой и агрессивно ухватилась руками за отвороты кожаной куртки. – Я в сотый раз тебя прощаю, Майнер! И запомни, ангельскому смирению пришел конец. Если ты еще когда-нибудь оступишься, чем заставишь меня страдать…советую добровольно уйти из жизни, потому что я точно тебя убью! Лучше на слово поверь! Понял? – с этим вопросом в грудь ударился сначала один сцепленный кулачок, затем второй, а после они оба беспорядочно замолотили по всей поверхности, куда только сумели дотянуться. И я терпел экзекуцию, растягивая предательски сокращающиеся уголки губ, и соглашался с эмоциональными выкриками, и, не таясь, радовался бескрайней удаче.

– Понял, моя маленькая, – подобострастно твердил я, изредка отлавливая сжатую ручку для смачного поцелуя. – Я верю твоим угрозам и воспринимаю их абсолютно серьезно.

– Да вижу я, как серьезно, – выбившись из сил, взвыла молодая особа и с облегчением повисла на моей шее. – Ну за что я могу до беспамятства любить мерзавца, негодяя и вампира к тому же, скажи на милость? Ты основательный подлец, но какой восхитительный!

Дружный хохот, обоснованный выбором нежнейшей интонации, с какой произносились безобидные ругательства, растопил остатки преграды и заботливо обложил края зияющей пропасти крепкими мостами. Я подтянул Астрид ближе, с небывалой легкостью оторвал ее от земли и в порыве показного ребячества немного покружил на месте. Спасибо тебе, трепетное девичье сердечко, за неоценимую услугу и благосклонность к моей персоне!

Следующие пару часов мы провели на береговом возвышении, развалившись под сенью внушительного дерева, в тесных объятиях друг друга с невысказанной вслух мечтой о мимолетном поцелуе. Я боялся преступить грань дозволенного и обходился предложенным минимумом: волнующим слуховые рецепторы звуком ее голоса, пробирающим до кончиков пальцев теплом кожи и пронзающими насквозь грустными улыбками, что сопровождали скудный рассказ о недавних новостях. Малышка с комфортом устроилась на моей брошенной на землю куртке, поверх которой сначала уселся я, а после с показным равнодушием к моим распростертым в стороны рукам присоединилась она. Голова запрокинута на плечо, раздуваемые редким порывом ветра волосы щекочут подбородок, спина закрывает грудь и заледеневшие пальчики отогреваются в моих жадных до прикосновений ладонях. И я чувствую, как хорошо нам обоим, как затягиваются рубцы на измученных душах, как размякают скованные судорогой от чрезмерной тревоги мышцы.

Девушка уже успела пересказать мне скудные школьные новости, похвасталась отлично сданным тестом по литературе, оповестила об успехах с репетитором по математике и приступила к цитированию недавнего доклада по географии о Северной Корее.

– Представляешь, они живут, как в каменном веке! В девяностые годы по стране ударил голод и умерло около трех миллионов человек. У них запредельный культ личности 'Великого Вождя', то есть прошлого президента Ким Ир Сена, а также его сына 'Великого руководителя' Ким Чен Ира. Их биографии учат еще в детском саду, потом зубрят в школе наизусть, затем в институте, и каждый день перед началом и в конце рабочего дня проводятся двухчасовые партсобрания, где размышляют о мудрости вождя. Я когда прочитала, долго пыталась представить, о чем именно можно дискутировать изо дня в день! Телевизор показывает три государственных канала, радиоприемники настроены только на официальные станции, интернет закрыли в 2007 году, по мобильному звонить можно лишь в пределах страны, полноценно кушать тоже запрещено! Туристов почти за ручку водят только по центру столицы, Пхеньяну, демонстрируют хмурые коробки домов, таскают в мавзолей и дают полюбоваться на монумент идеям чучхе. Пообщаться с местными жителями нельзя, сходить в обычный продуктовый магазин тоже, а сотовые у приезжих отбирают прямо в аэропорту! – в порыве запальчивости воскликнула малышка, укоренив спонтанно вспыхнувшую догадку о нарочитой отвлеченности беседы.

Я поохал для виду, негодуя над пережитками социалистического строя, и топорно вернул правильное русло нашему диалогу. Мои вопросы оказались предсказуемы, в то время как ответы порождали все большее количество затененной злости на милейшего дружка. Я едва успевал состыковывать его завзятую ложь с честными пояснениями Астрид и спустя двадцать минут составил четкую картину происходящего. Начнем с того, что меня сразу поразило несоответствие пугалок Лео с действительностью. Я отчетливо помню, как он предупреждал меня о подавленном молчании девушки. Допустим, ее немота обуславливалась моим отсутствием или глупостью вампира, но поездка к гинекологу, которой не случалось в принципе, или отъезд Рейчел на следующий день после празднования дня рождения, которая, по словам приятеля, сегодняшним утром подбадривала подругу судропереводом…Как это называется, черт возьми? Я не жалуюсь на слух и уж тем более не грешу необоснованными галлюцинациями. Попахивает двойной игрой в одни ворота, не так ли? Выходит, об измене тоже поведал сей эталон пресмыкающихся гадов! Ох, братец, поберегись, такую подлость я простить не сумею!

– Джей, это еще не все, – сдавленно обратилась девочка, покончив с рисованием завитушек на тыльной стороне моей ладони. – Я тебе самого главного не сказала. Северин…он его отчим. В смысле не только создатель, но и человек, взявший Лео на воспитание в трехлетнем возрасте. Ты ведь в курсе истории его детства?

– Об умершем от чахотки отце, гулящей матери и веренице мужчин, посещающих ее постель? – скорее утвердительно спросил я, оперируя давней информацией. – Сказать по правде, я изрядно запутался в этом сборнике баек. Но то, что Гудман его отчим… Нелепость какая! Астрид, птенчик мой, будь снисходительна к заскорузлому уму, перескажи его откровение в подробностях.

В итоге на мою голову сверзился с высоты птичьего полета водопад неочевидных сведений, часть из которых попросту ввергала в шок. И, положа руку на сердце, описание эмоционального признания в любви окончательно лишило меня ориентации в пространстве. Я старался не реагировать на удушающую истину губительным для взошедших ростков наших новых доверительных отношений образом, поэтому со сцепленными зубами, сдирая в кровь кожицу на губах, сносил постигшее разочарование. Он любит ее! И готов сражаться, притом с использованием гнусных приемов и привлечением артиллерийских орудий наподобие семисотлетнего 'папочки'. А я, олух царя небесного, допустил это, за что по традиции стану расплачиваться годами. Но когда? Почему я раньше не заметил? Каковы его планы?

Гадать бессмысленно и неразумно. В конце концов их с Северином странное родство еще ничего не доказывает, на Лео ведь тоже ведется охота. Хотя-а…

Если задуматься на секунду и припомнить все турниры, то парнишка подвергался настоящей взбучке лишь с моим непосредственным участием. Нож под лопатки, осколок зеркала в плечо, пуля в шею – то сугубо Майнеровские заслуги. Расчлененный труп в ванной, якобы презентованная рыжеволосая голова, которой я и не видывал, арест полиции с последующим побегом и неудавшееся нападение на складе. Щадящий график, однако! Мы с Астрид отдувались по полной программе, а Леандр меж тем прохлаждался за углом с парой царапин и в дурном расположении духа. Явный акт несправедливости налицо, но значит ли он то, что вампир…

– Зябко, – весьма театрально поежилась девушка, теснее сжимая вокруг себя кольцо моих рук. – Нет, правда, Джей, очень холодно. Хочется кофе, – в абсолютно несвойственной для своей некапризной натуры манере заныла она, о чем-то оживленно намекая взглядом.

Я выплыл из пучин встревоженных мыслей и занялся распознаванием поистине непостижимых женских сигналов. Кофе, хм? Ах, кажется, начинаю понимать.

– Ко мне? – с неким завуалированным страхом поинтересовался я.

– Да, – решительно притопнула ножкой малышка, – познакомишь со своим редчайшим 'завтраком'! Хоть узнаю, что тебя в ней так восторгает.

– Восторгает? – изумленно повторил я, помогая ей подняться. – Да ничего, за исключением покладистости. Сладкая, ты ревнуешь?! Господи, милая моя, как же я чертовски рад это осознавать!

В итоге мечта вновь обрести мягкость ее медовых губ воплотилась в жизнь раньше условленного срока. Я не оставил девушке ни единой возможности к сопротивлению, когда одурело повалил на землю, накрыл сверху своим телом и поскорее перекатился на спину, боясь простудить ревнивицу, а после целую вечность наслаждался губительным поцелуем. К сожалению, страсть оказалась мне неподвластна, поэтому повсеместно тоскующие руки то и дело пробирались под одежду, спеша добраться до великолепных изгибов. Однако нежность, бережность и неброский оттенок ласки пришли на помощь в самый нужный момент. Я попросту закрыл глаза и еще очень долго утолял голод по любимому телу невинными прикосновениями.

Я вошел в квартиру вслед за девушкой несколько сбитый с толку роем кружащих под черепной коробкой дум и странностью наших теперешних отношений. Вполне естественно ощущать идущий от Астрид холодок, я и не надеялся отделаться малой кровью за сотенные прегрешения, но вместе с неким отторжением от нее исходил и огонь. Дикий, необузданный, властный и сумасшедший в своей исключительности. Стоило нам обоим оказаться в замкнутом пространстве салона Нисана, законопослушно натянуть лямки ремней на плечи, как мне тут же захотелось проделать неблизкий путь до дома пешком, лишь бы избежать пытливости ее предельно сосредоточенного взгляда. Не понимаю, что в ней изменилось или прибавилось, однако уже начинаю любить до беспамятства этот обновленный вариант малышки.

Сняв верхнюю одежду, я помог своей спутнице скинуть с плеч утепленную парку, педантично пристроил ее на соседней со своей курткой вешалке, забрал шарф и перчатки, а после с готовностью препроводил желанную гостью в гостиную, сияющую хирургической чистотой. Очевидно, пятидневное беспробудное пьянство сказалось на мне наисквернейшим из возможных способов, потому что комнату я признал не сразу и даже успел на долю секунды задуматься над тем, не попал ли ненароком в чужое жилище. Раздвинутые портьеры, обычно укрывающие помещение от беспощадного солнечного света, столь ненавистного моим восприимчивым глазам, подвязаны уродливыми бантами с не менее мерзкими кисточками. Паркет вычищен до зеркального блеска. Тахта, диван и антикварные викторианские кресла укутаны чехлами и, точно дешевая рождественская елка, обвешаны кружевными салфеточками и ажурными нарезками воздушной ткани. Милая сердцу пыль стерта с картинных рам, кофейного столика и переполненного фолиантами книжного шкафа. В носу засвербело от приторного аэрозоля с вонючей апельсиновой отдушкой. Последним аккордом явилась неподдающаяся сравнению улыбка, от вида которой меня скрутил приступ морской болезни.

– Знакомься, Астрид, – хватаясь одной рукой за виски, второй я невоспитанно указал на скалящую зубы недотепу, превратившую скромное обиталище Майнера в парадную тетушки Энн. – Трейси, – не успело простецкое имя сорваться с языка, как в разговор вступило вышеназванное стихийное бедствие по произнесению тысячи и одной глупости в секунду.

– Очень, прямо до опупения рада с вами познакомиться, – ради столь знаменательного события девица решила забросить стратегически важный просмотр телевизора в целом и шоу Опры в частности, поэтому резво соскочила с дивана и помчалась нам навстречу. Если бы не чувство вины перед малышкой, я непременно ретировался в любом предложенном направлении и следующие пару часов отсиживался в спальне. – А что помирились, молодцы. Я уж и молилась за вас, и свечку своему ангелу ставила, да! Джей так страдал по вас, так мучился…

Я замычал себе под нос монотонную песенку и притворился глухим, в то время как пустомеля без передышки описывала любимой девушке мое недавнее состояние полнейшей апатии. Конечно, можно было остановить сей унизительный обмен впечатлениями, но зная характер Астрид, не раз сталкиваясь с ее ослиным упрямством и отнюдь не женским упорством… В общем, правильнее просто смолчать, а затем свести обсуждение щекотливой темы на нет при первом удобном случае.

На мое баснословное везение, девушки довольно споро закруглились с перемыванием мне косточек и дали несчастному вампиру пару минут заслуженного отдыха. 'Завтрак' поскакала на кухню ставить чайник, я с тяжелым вздохом повел гостью в мастерскую, по мере сил привлекая ее внимание к своему лицу, а не к распахнутой настежь двери разгромленной опочивальни. Впрочем, старания пали даром задолго до их применения. С лукавой улыбкой, достойной самого Иуды, да и предателя Брута в том числе, Звездочка ловко выдернула руку из моей ладони и бесцеремонно отодвинула заядлого буяна в сторону, любуясь живописным пейзажем. Я бы назвал эти поэтичные руины 'Погромом в Хевроне', за исключением повсеместно лежащих на остовах из мебели и техники трупов невинно убиенных евреев.

– И зачем было устраивать такой беспорядок? – сочувственно вздохнула Астрид, переводя на меня укоризненный взгляд невероятно глубоких очей переливчатого зеленого оттенка.

– Это не самая моя большая ошибка, – понуро воздал я должное собственной глупости, нежно обнимая вновь обретенный смысл жизни. – Поверь, мне очень стыдно абсолютно за все, но за боль, причиненную тебе, в особенности.

– Почему ты сразу не пришел? Где пропадал все пять дней, я ведь так ждала! – расстроено упрекнула она, в поисках утешения обхватывая мои предплечья хрупкими пальчиками.

– Маленькая, я не нахожу ответов на твои вопросы, – образцово честно зашептал я, гладя шелковистые волосы, вдыхая их дивный аромат и краем глаза наблюдая за хаотичным кружением миллионов мелких песчинок пыли в спертом воздухе не проветренной спальни. – Я поверил в твою измену, затем выяснил правду и кинулся исправлять положение, когда оказалось слишком поздно. Те твои слова, сказанные на парковке…нет-нет, малышка, я ни в чем тебя не виню, наоборот, ты во всем была права. Однако они задели меня за живое. Я будто выпал из реальности, поняв, что потерял тебя. Хотя куда вернее будет звучать термин 'умер'. С той минуты ни Джей, ни Верджил больше не существовали, осталась полая оболочка с набором низменных инстинктов. Все время я провел здесь, на этой кровати в обнимку с ноутбуком. Листал наши фотографии и пил, заглушая тем самым жгучую боль. Как истинный черствый сухарь я мечтал о каком-то чуде, не желая и пальцем пошевелить для его скорейшего свершения. Не то, чтобы я не хотел вернуть все на круги своя, нет. Просто не знал, чем оправдаться и как смотреть тебе в глаза без риска быть сожранным изнутри недремлющей совестью.

Поток уготованных с утра изъяснений иссох, и мы погрузились в ту медитативную тишину, что ценилась мной со дня знакомства с этой неповторимой девушкой. Ее ровное дыхание с отзвуками учащенного сердцебиения и мерно проникающее сквозь рубашку родное тепло порой занимали все пустующие ниши в организме, а сейчас и вовсе заполонили меня сверху донизу, вынуждая душу пуститься в праздный пляс.

– Астрид, я не должен просить тебя об этом, – опасливо отсеивая каждый лишний слог, продолжил я, – но и смолчать было бы глупо. Бездействие иногда страшнее любых ошибок. Жаль, что признаю я это с огромным опозданием. Давай попробуем начать все заново, без оглядки назад на мою ничтожность. Если это для тебя слишком, я пойму…

Она, по всей видимости, задумалась над плохо сформулированным предложением, отодвинулась на пару сантиметров, желая удостовериться в искренности моих побуждений, и донельзя очаровательно улыбнулась.

– Прекращай терзаться, Джей, – благосклонно посоветовала девушка, прикладывая ладонь к моей жаждущей прикосновений щеке. – Нам и в начале было трудно совладать с твоим характером. Я не хочу, чтобы ты менялся или старался подстроиться. Мне необходимо уважение, понимание и чуткое умение выслушать. А еще перестань сравнивать меня с Айрис, пожалуйста. Я не предам тебя никогда.

Потопив в океане неуместных споров возникшее было возражение, я принял на заметку все, без исключения, замечания и повел юную леди к столу, где нас поджидали истончающий тонкое амбре ванили кекс и истосковавшаяся по общению девица, облаченная в забавный передник с танцующими медведями.