Текст книги "Набат"
Автор книги: Александр Гера
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 42 страниц)
– Гриша, – не выдержал веселости Лаптева Судских, – как ты спокойно рассуждаешь о таких вещах? Мне как-то не по себе.
– А я, Игорь Петрович, уже оттрясся, – спокойно ответил Лаптев. – Когда машина бесилась, понервничал. Тут такие штучки вылезали – мое почтение! Еще маленько, и я ото всех тайн брошу пить, курить и стану работать боженькой. А если серьезно, то потоп, описанный в Библии, – это последствие ядерной катастрофы. После этого жители земли утратили долгожительство и знания, к примеру, которые мы сейчас пытаемся выудить в Библии. Я так прикидываю и думаю, еще один потоп нас ожидает.
– Так мрачно? – спросил Судских.
– Ас чего веселиться? Вы сами каждый день получаете сведения о ввозимых в нашу страну ядерных отходах, это стало нашим главным бизнесом. Россия, так сказать, кормится от свалки. И вам ли не знать, что эти могильники – наши будущие могилы. Что ж вы, Игорь Петрович, не развеселите парламент, президента?
– Это составляет государственную тайну. Отвяжись, – нахмурился Судских и отвернулся к окну.
– Вся Россия знает ее и молчит. Вот это патриотизм на страусиной тактике!
– Закрыли тему, – отрезал Судских. – Болтовней много не возьмешь. Что надо для составления этих карт?
– Специалистов, – нехотя переключился Григорий. – Я напишу докладную, кто именно нужен, и Трифа надо бы сюда. По телефону много не наработаешь. Согласен ночевать в конторе.
– Хорошо, – после паузы сказал Судских. – Завтра Триф будет здесь.
Он собрался уходить, когда замигала лампочка дежурного вызова. Гриша взял трубку и сразу окликнул Судских:
– Игорь Петрович, по прямому президент.
– В такую-то рань? – удивился Судских, забирая на руку пальто и шарф. – Сейчас буду у себя. Давай крути дальше адскую сковородку…
– Кручу-кручу, – провожал его насмешливым взглядом Лаптев.
Судских поднимался к себе, прикидывая, зачем он понадобился президенту в такую рань? За спектакль в Лужниках? Тогда бы его вначале песочил Воливач, а ему понравилось…
Его отношение к президенту претерпевало изменения. Раньше он проходил у Судских по графе коммуняки-аппаратчики. Расчетливее и рассудительнее своих сотоварищей, но из того же грязного стада. С момента избрания он менялся не по дням, а на глазах. Его, как обычно, втягивали в аппаратные интриги, он пытался уйти от них. Получалось плохо. Вокруг толклись все те же чиновники, которые мало изменились со времен батюшки Петра. Два рефлекса – жрательный и хватательный – двигали ими, среда других особей не принимала. Но президент каждое утро из четырех разных источников получал информацию о состоянии уязвимых точек в стране, которые по прочтении тотчас уничтожались. Сводную информацию знал только президент. Было отчего задуматься, измениться, оставить на второй план аппаратные игры. Даже Судских и Воливач этой информации не знали. Могли строить предположения, но не больше. Их давали президенту четыре аналитика службы специального контроля.
«Черт возьми!» – осенило Судских: как раз эти или почти эти данные требует компьютер, четыре разных ключа!
В кабинете он снял трубку прямой связи с президентом.
– Игорь Петрович, – сказал президент сухо, – нам надо срочно увидеться. Сделаем так: подъезжайте в Кремль и пересаживайтесь в мою машину. Прокатимся…
Судских стал одеваться.
На выходе из Управления его задержал дежурный. Несколько виновато он доложил, что из-под охраны в госпитале бежал его подопечный, как он его окрестил, «стрелец».
4 – 20
Судских сразу уловил запах спиртного в салоне президентского «линкольна».
– А, любимый генерал, – в приветствии вяло приподнял руку президент. – Забирайся в это импортное логово. Ехать будем…
«Рановато для пасхального причастия», – отметил Судских и вялый жест приветствия, и заторможенность слов. Глава государства был пьян и не скрывал этого.
– Остограммиться не хочешь? – спросил президент с участием, будто это Судских мало спал и крепко выпил.
– Не хочу, – с вежливой улыбкой отказался Судских.
– А я добавлю…
Судских молчал.
В салоне «линкольна» они сидели друг против друга. Судских с интересом наблюдал, как президент с пьяным степенством, склонив голову набок, наливает из хрустального графинчика в хрустальный же стаканчик не то виски, не то коньяк, потом пьет одним махом и кидает в рот орешек. Потом закрывает портативный бар и смотрит на Судских: понял, как это делается?
«Линкольн» стоял на месте, водитель за стеклянной перегородкой ждал команду ехать. Президент не торопился.
– Помоги мне, Игорь Петрович, решить головоломку, – сказал наконец президент. Слова он произнес вполне трезво и ровно.
– Если смогу.
– Сможешь, – уверенно кивнул президент. – Я только тебе…
– Куда мы должны ехать? – спросил Судских. Выезд президента – это все-таки не прогулка простого смертного.
– Официально – в загородную резиденцию. Потому как с ноля часов у меня президентские пасхальные каникулы. И пока мы туда ехать будем, неофициально поговорим, – твердо смотрел президент на Судских. – В этом гробу с музыкой, я полагаю, возможен неофициальный разговор.
Судских кивнул. Машину президента на предмет подслушивающих устройств доглядывали его люди. Только двигаться надо.
Президент по внутреннему телефону дал команду ехать. Впереди и сзади заняли место машины сопровождения, за ними – «Волга» Судских. Кортеж тронулся.
– Так вот какая головоломка… Ты, конечно, знаешь о критических зонах поражения?
– В пределах допустимого, разумеется, – кивнул Судских. Речь шла о радиоактивных могильниках, куда безобразно стаскивали и сваливали в бурты контейнеры с импортной смертоносной гадостью в изначальную пору безумного промысла. Зона поражения таких могильников в радиусе ста километров. Иностранным комиссиям для осмотра предъявляли другие, цивилизованные захоронения, как лет пятьдесят назад колхозы-миллионеры. Нужны были деньги, и с правилами не цацкались. Шесть таких зон назывались номерными Арзамасами, которые с легкостью черного юмора переиначили в Армагеддоны, что опять же породило множество веселеньких анекдотов.
– А что скажешь про Арзамас-2?
– Только то, что бывший подземный стратегический комплекс по выработке оружейного плутония законсервирован три года назад из-за непредвиденных обстоятельств, – ответил Судских без эмоций.
– Эх, генерал, генерал. Еще и лейтенант, – пытливо и жестко смотрел президент в глаза Судских. – Неужто не знаешь, что вместе с людьми?
– Знаю, – не менее жестким взглядом ответил Судских.
– Ладно бы мне до этой юдоли печальной не знать, но вы-то, вы! Все вы в погонах и без погон!
– Вам об этом должен был доложить генерал Шумайло в первый же день вашего президентства. Указ о передаче зон под ваш личный контроль подписывали вы.
– Просто как, да? А это правда, что Шумайло проводил в этой Зоне какие-то эксперименты?
– Знаю только, что погибла команда дезактиваторов из восьми человек. Знаю, что это скрыли от общественности.
– Не возьму греха на душу! – с пьяной твердостью сказал президент.
Судских смолчал. В сидящем напротив человеке он видел не устрашенного ответственностью президента, а всех тех, кто творил зло, прикрываясь красивыми словами о необходимости спасти страну. Не президент ли подписывал секретные договоры о ввозе ядерных отходов? Не он ли ежедневно получает сводные отчеты о состоянии зон поражения? И что, там не было сводки об Армагеддоне-2? Врет. И не это, кажется, его беспокоит.
«Как это там Гриша Лаптев умничал: «Ночь продержаться и день простоять»? Государственные интересы…» – он не жалел его.
Президент снова налил себе в хрустальный стаканчик и закусил орешком. Задумчиво так разжевал его.
– А знаешь, они там неплохо устроились.
– Кто? – уточнился Судских.
– Кто, кто… – хмыкнул президент. – Бывший персонал комплекса Арзамас-2. Красиво живут.
Судских смотрел на него с укоризной.
– Не переживай, не кощунствую, – заслонился ладонью от его взгляда. – Вот те крест, только вчера вечером узнал. Все, оказывается, живы, нормально себя чувствуют, отлично питаются. Хозяйство ведут. Огурчики в открытом грунте выращивают, Во!
Неожиданная новость для Судских.
«Не иначе, мутанты», – подумал он.
– Не уроды, – погрозил пальчиком президент. – Нормальные, здоровые люди. Овощ, правда, более чем товарный растет…
– Как это стало известно? Чернобыльский эффект?
– Хуект, – не стеснялся президент. – Никаких отклонений от нормы, еще и лучше. Следственный контроль установил телекамеры прямо в Зоне, спутник специально для этого работал с высокой разрешающей способностью снимков. Красиво живут, как…
Он хотел сказать «при коммунизме» и лишь махнул рукой:
– Нам не снилось. А вот те, кто камеры устанавливал, как вернулись, так и готово. В поташ превратились. А ведь ходили в новейших защитных костюмах, счетчики норму показывали. Прямо в приемниках спецобработки гашеной известью стали. Дикое зрелище…
Он свесил голову. Судских ожидал продолжения.
– Может, их сверху достать? – спросил наконец президент.
– Не понял… Как достать?
– Бомбануть – и… дело с концом.
– За что их бомбить? – будто ослышался Судских. – За помидоры зимой и летом?
– А вдруг они… В общем, хреновину я говорю. Но скажи, генерал, что это?
– Чернобыльский синдром, – повторил Судских. – До поры до времени.
– А вот и нет, – возразил президент. – Замеры показывают практическое отсутствие радиации в карьере. Войти туда смертельно и невозможно, а там припеваючи живут люди. Вот, глянь-ка…
Из внутреннего кармана пиджака он достал пачку фотографий. Судских успел заметить на обороте одной: «Подлежит уничтожению». «Спер», – дал понять президент, каким образом он сохранил у себя фотографии спецконтроля.
Мелкая видимость, но хорошо различимы грядки на одной; на другой люди вроде как в салочки играют. Женщины в купальниках, мужчины в плавках, безрукавках, тепло, а по краям громадного карьера снег лежит… И веет не праздником, а какой-то жуткостью от неизведанного.
– Но детей не видно, – сказал президент.
– Не видно, – повторил Судских и непроизвольно поежился.
– В сопроводиловке сказано, что они явно моложе своих лет. Ни одного лысого не осталось. А в начале консервации облысели все, мужики и бабы. Так вот, генерал, помоги решить головоломку.
– Это сложно, – ответил Судских, возвращая фотографии.
– Почему?
– Почему…
Со времен прежней власти зонами ведали спецконтролеры. При нынешней в силу ряда причин – начальник охраны президента. Каких? Хорошо налипало к пальцам от прибыльных контрактов на ввоз радиоактивных отходов и переработки. Одним – только бы вывезти заразу, другим – поживиться бы на чем угодно. Прежний шеф надзора сгинул где-то в аргентинских пампасах, нынешний торопился успеть на уходящий туда поезд и за спешку поплатился импотенцией – по недомыслию влез в активную зону. Знающие об этом прозвали Шумайло Главным евнухом президента. Служба спецконтроля подчинялась только президенту, зонами ведал единолично Шумайло. Между ними шла позиционная война, хотя внешне все обстояло прилично. Впрочем, как всегда в банке с пауками. Импотенция норова у Шумайло не убавила. Вторгаться в заведование Шумайло Судских не хотелось. У него и без этого были натянутые отношения с ним, после переподчинения отрядов юнохристиан ФСР.
– Потому, господин президент, – ждал откровенности президента Судских.
– А вот если я дам отставку Шумайло? Докладывают, зарылся мужик, – сощурился президент. – Воливач грозился замену дать…
– Значит, подыщет, – не торопился Судских открывать карты.
– А вот если замену найдет генерал Судских?
«А вот если Воливач узнает о торге?» – прищурился и Судских.
– Да не тушуйся, Игорь Петрович, – понял его президент. – Я ведь попрошу его дать список пошире, а в нем и твои будут. Так?
«Решайся, генерал, – подбадривал себя Судских. – Другого случая не представится».
– У меня только одна кандидатура, но такой человек мне самому нужен, – вздохнул Судских. – Мой зам, полковник Бехтеренко.
– Опять хохол! – поморщился президент.
– Русские, как выражается Мастачный, – это одичавшие хохлы, – усмехнулся Судских.
– Решено! – полез в бар президент.
На сей раз Судских не отказался.
Содержимое графинчика оказалось не коньяком и не виски, а хорошо очищенным самогоном, подкрашенным скорлупой грецкого ореха.
– От стронция, говорят, помогает, – объяснил президент. – Люблю я это дело, – кивнул он на графинчик и захохотал, вконец расслабившись и подобрев.
– Но ведать зонами должно наше Управление, – охладил его Судских.
Президент посмотрел на Судских трезво и внимательно: «Какой ты…», и кивнул.
– Лады. Но только попробуй прямо сейчас выстроить для меня теорию подобного нонсенса.
– Это не чепуха, – отрицательно покачал головой Судских. – И не чудо. Я гак думаю, – он прокашлялся. – В Армагеддоне-2 остались вместе с обслуживающим персоналом и ученые, имевшие на то время весьма оригинальные работы в области ядерной физики. В частности, родители известной вам девочки, что в Карпово открыла огонь, незадолго до этого подготовили исследование, и довольно оригинальное, о природе нейтрино. Работу немедленно засекретили.
Вполне возможно, что они изобрели там нечто. Ведь комплекс в Зоне не демонтировали, оборудование его пригодно для исследований. Я думаю, перед лицом реальной смерти они сумели нейтрализовать действие радиации.
– Неужели это возможно?
– А почему нет? Утопающий хватается за соломинку, и спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Им терять было нечего. Теоретически эту возможность не сбрасывали со счетов. Возможно, в Зоне осуществили практический вариант.
– Мама моя, – прошептал президент. – Это ж…
После этого восклицания по телу Судских будто пробежала дрожь и будто бы пахнуло озоном. «Нужен схлоп», – всплыли слова Гриши Лаптева.
– Господи! – вскинул руки президент. – Сделай теорию практикой! В монахи уйду! – После такого всплеска он опять стал серьезным: – Игорь Петрович, почему работу засекретили?
– А работам по нейтрино почему-то всегда не везло. Осуществление их требует больших материальных затрат и массы энергии для ускорителя. Вот уверен: у них там получилось!
– Сколько нужно для этого денег? – простовато, как торговец сникерсами, спросил президент.
– Если в лучшие времена не хватало, сейчас – сомневаюсь. Кстати, вето на проведение работ с нейтрино наложил министр обороны Устинов. Его поддержал Андропов. Было такое секретное заседание Политбюро.
– Но ведь возможно! Верую! Все, Игорь Петрович, вплотную берись за эту головоломку. Все зоны будут переподчинены тебе. И давай мне этого хохла твоего. Решено.
Они уже въехали на территорию загородной резиденции президента, водитель терпеливо дожидался распоряжений.
Они попрощались, и Судских направился к своей «Волге».
Охранники из машин сопровождения ушли за президентом, и, проходя мимо задней, Судских задержался, увидев через приоткрытую дверцу одного оставшегося.
«Слухач», – понял он по прибору в руках сидящего на заднем сиденье. Тот нагловато ухмылялся. Судских не стал церемониться:
– Все записал?
Тот неторопливо кивнул.
– Тогда понял, что начальство меняется. Давай кассету.
– Не-а, – ответил слухач. – Поживем – увидим.
Судских не стал настаивать. «Теория, – философски рассудил он, – еще не практика. Шумайло кусачий тип, и у него наверняка есть козыри, коли его вассал не боится».
Уже шла цепная реакция беспредела, в которую был втянут сам Судских; разумными мерами ее не остановить, а меры пресечения только усиливали беспредел.
– Так не отдашь? – снова спросил Судских.
– У меня свой хозяин, – не стеснялся слухач.
– Смотри, тебе жить, – добродушно сказал Судских и нагнулся к открытой дверце, в потайничке которой приметил газовый баллончик. Слухач опередил его.
– Не дури, Судских! – схватил он баллончик. – Совсем заелся?
– Кассету! – процедил негромко Судских.
Со стороны казалось, идет милая беседа, а за приоткрытой дверцей машины пистолета в руках Судских никто бы не увидел. Слухач отдал кассету.
– А я наизусть знаю весь разговор! – с издевкой сказал он. – Может, пристрелишь?
Хлопка выстрела никто и не услышал.
– Змей поганый! – прохрипел слухач, повалившись на сиденье.
– Добро творя рукою, полной зла, – пробормотал он, усаживаясь за руль машины охраны. Своей «Волге» он велел следовать за собой.
У ворот их пропустили беспрепятственно.
«Что это у меня последнее время руки какие-то липкие?» – спрашивал он себя, заведомо зная ответ.
4 – 21
Патриарх настоял на аудиенции и был принят незамедлительно в светлое утро Пасхи. Светлым оно выглядело символически, на самом деле небо выжимало из туч морось, которую так и хотелось назвать жирной. Небывалый случай – Пасха без солнышка: у храмов перешептывались, расходясь – роптали.
– Видать, приспичило владыке, – сказал президент, нехотя одеваясь. Хмурому утру он не удивился: жизнь дала трещину, даже на каникулах не дают отдыхать. – Приглашай, – устало и раздраженно сказал он Гуртовому.
Последнее время церковники докучали ему крепко, просьбы сыпались самые необычные. Суммируя их, президент отмечал растущий аппетит, какой бывает у щук: осенний жор перед зимней спячкой. Зимой не подают. Но куда более это напоминало средневековье. Церковь богатела, государства хирели и рассыпались; и ладно бы святые отцы клали глаз, а там и лапу на собственность государства, они приохотились давать советы в политике!
Выходя к патриарху, президент знал точно, ради чего тот оставил паству в первопрестольный праздник, и твердо решил дать отпор владыке.
– Христос воскресе! – провозгласил патриарх, разбрасывая щепотью крестики вокруг себя – так быстро и мелко крестил он воздух президентской обители. Президент смиренно приложился к ручке и неожиданно увидел себя со стороны, будто в спектакле.
«Воинственный всмятку!» – подмывало ответить, как внучка учила…
Вспомнил он, но желание нахулиганить не оставило его, он и поглядывал на патриарха насмешливо, и, судя по глазам старца, озадачивал того отменно.
– С чем пожаловали, владыко? – без долгих отступлений спросил президент. Патриарх сам славился прямолинейностью. Оно и лучше: мы рано встретились, мы быстро разойдемся.
– Просить хочу за чадо нерадивое, – уверенно вступил патриарх. – За генерала Шумайло.
– Чего это он стал нерадивым? Очень подвижный, везде успевает, – дал свою вводную президент, сразу расставляя точки над i: – Причастность к торговле наркотиками доказана, аморальность доказана, подпольная коммерческая деятельность и неуплата налогов доказаны. Генерала Шумайло ждет трибунал, а это не наша с вами епархия.
– Дениса Анатольевича оклеветали. Мы прозевали начало их вражды с генералом Судских и теперь обязаны вступиться за невинно пострадавшего.
– Ваше преосвященство, я не уверен, что генерал Шумайло столь же рьяно посещал храм Божий, как места греховные, а посему мы, – президент язвительно надавил на последнее слово, оскорбившее слух, – не вправе заступаться. Пусть суд рассудит. Закон жесток, но справедлив.
– Вот и я о справедливости! Я не против судилища, но против жестокости, – подчеркнул свою позицию владыка.
– О каких жестокостях вы говорите? – покоробило президента.
– О тех, которые последуют, едва его сведут в узилище.
– Судилище, узилище, – повторил президент, затушевывая невольный сарказм. – За ним столько грехов, что пыток не подыскать, соответствующих прегрешениям.
– Вот видите, – зацепился патриарх. – Ведь будут пытать?
– Не ловите на слове, владыко! – открестился от навета президент. – Все одинаковы перед законом!
– Но безвинные страдают больше.
– Какие безвинные? – насторожился президент.
– Нет у нас справедливых законов, а исполняющие их мздоимцы и люди случайные, – высказался патриарх и воззрился на президента.
– О владыко! – сразу не нашелся президент, но съязвить патриарху очень хотелось. – А что же Святая церковь не помогает государству принимать справедливые законы? Если выгодно, «Десять заповедей» тут как тут, не выгодно – этим пусть занимается светская власть. И чем это так мил генерал Шумайло Церкви? Притоны содержал, из отрядов «юных христиан» создал банды, где укрывались отпетые нехристи. Да что мне убеждать вас, и сами хорошо наслышаны! Вот лучше ознакомьтесь, – закончил наконец президент и пододвинул патриарху заранее приготовленную папку.
– Не стану читать эти мерзости, – отодвинул ее владыка.
– Не верите или не хотите? – уточнился президент.
– Не верю и не хочу, – поджал узкие губы патриарх. В седых волосьях бороды их будто зашили.
– Не хотите, не надо, – с легким сердцем забрал папку президент. Данные о правонарушениях Шумайло привез полковник Бехтеренко на первое знакомство. Умный Судских знал, чем наполнить эту папку, чтобы президента не мучили сомнения.
– Вы очень неосмотрительно приблизили к себе генерала Судских, это принесет всем нам неисчислимые беды, – дал понять патриарх, откуда пришла пасквильная папочка.
– Ну да? Как раз Судских полно олицетворяет мужа и чин, из чего складывается мужчина. О государстве радеет, пороков нет.
– Это дьявол во плоти! – зло пристукнул посохом владыка.
– Да ладно! – отмахнулся президент.
– Судских занят богомерзкими делишками, это доказано, – напирал патриарх. – А грехи Шумайло мирские. Судских посягает на власть Божью, отступнику Илюшке Трифу потворствует!
– Вот оно что! – весело воскликнул президент. – А ваши братания с Папой римским? Это, видать, не мирское, да? То-то в России католиков прибавилось. И это бог с ним. А вот то, что Шумайло позволил Церкви без налогов водочкой подторговывать, – это Божье или мирское? Так я вам скажу, владыко, сам: дьяволу помогаете.
Владыка задохнулся от гнева. Да еще этот опасный поворот темы. Выручил сам президент, спросил примиряюще:
– Так в чем провинился несчастный Триф?
– Богу – Богово, кесарю – кесарево! – отрезал патриарх.
– И я за то, – поднял указующий перст президент. – Давайте не ссориться. Занимайтесь Боговым, а я кесаревым.
– Во все времена, – веско излагал неперегоревший еще владыка, – людишки слушались своих пастырей. Святая церковь никогда не ошибалась в выборе пути, спасала паству от искуса, уводя в лоно Божьего промысла, где не властен змей-искуситель.
– Ой ли, владыко? Так уж и не ошибалась? Мы, коммунисты, не хуже Церкви можем задним числом правоту доказывать, а что не получилось у партии, списать, как вы сказали, на людишек.
– Не кощунствуйте!
– Ив мыслях нет! – весело ответствовал президент. – Поймите меня правильно, владыко, я вам не враг, ноша моя тяжела, но, даже будучи отъявленным атеистом, я верил в Божье начало, верил, стало быть, Церкви, а нынче изуверился. Силы Божьей не чувствую, – решился быть прямым президент, еще больше покоробив патриарха.
– Изверие есть дьявольское наваждение! Но крепок единый и святый, надзирает он за отступниками, – попугал патриарх.
– Да? А почему же дождь полил в светлое Воскресение?
– Значит, диавол сошел на землю. Это его знак.
Патриарх встал. Поднялся и президент.
– Хотелось бы тем не менее в это святое утро просить вас, чтобы Шумайло до суда не содержали в заключении. Это вы можете обещать? Не велика ведь просьба…
– Не могу, владыко, – вздохнул президент. – Шумайло уже под стражей. Он отступник и государственный преступник.
Президент проводил гостя до патриаршего «роллс-ройса», получил новую порцию крестиков и приложился к святейшей ручке, радуясь, что вполне легко разделался с просителем.
Рано радовался. Он понял это, едва столкнулся взглядом с помощником.
– А ты какую пакость готовишь? – спросил он настороженно.
– Заместитель генерала Шумайло передал вам это, – сказал Гуртовой и протянул папку, крест-накрест оклеенную скотчем.
– Ладно, – взял папку президент и направился в застекленную веранду за спальней. Веселость улетучилась.
«Ответный удар», – понял он. В этом мире грешат все, каются многие, раскаиваются единицы, и никто не в силах сокрыть грехи. Спрос рано или поздно наступает.
Он даже не стал заглядывать внутрь папки, знал свои давние грешки, а один ли, два вызнал Шумайло – один ответ.
Он вернулся, отсидевшись минут десять. Вызвал Гуртового.
– Что просит за эту папку Шумайло?
– Беспрепятственно выехать за рубеж.
Один спросил, другой ответил.
– Бывший начальник президентской охраны? Будет там торговать секретами? – естественно, возмутился президент. – Никогда!
Гуртовой пожал плечами: вам решать. А выбора нет.
Президент долго смотрел в ненавистное лицо своего помощника, который оплел его невидимыми путами, и так ему опостылел этот плен, что он решился одним махом разрубить узел самих пут.
«Черных с красным не берите, да и нет не говорите».
Он перевел дух и нажал кнопку вызова охраны. Была не была!
Вошел Бехтеренко, едва покосился на Гуртового у одной створки, стал у другой.
– Святослав Павлович, господин Гуртовой совместно с господином Шумайло предложили мне торг. Вот за эту папочку, я даже не заглядывал внутрь, предлагается выпустить Шумайло за бугор.
– Я здесь ни при чем! – не ожидал такого исхода Гуртовой.
– Еще как при чем! – побагровел от возмущения президент. – Минуту назад я видел и убедился.
– Как прикажете поступить? – спросил Бехтеренко, сдвинувшись к проходу, едва Гуртовой сделал шаг туда же.
– Мне такой помощник больше не нужен, – сказал президент и повернулся спиной к двери.
– Пошли, – дал понять Бехтеренко, что просьбы излишни.
Свое новое назначение он воспринял двояко. Грядущая генеральская звезда и сам высокий пост льстили, но смена обстановки тревожила. Прежняя ниша была по размеру, не требовалось поджиматься, сгибаться, всюду свои, ценят и уважают, а в этом «гадюшнике» – так он прямо высказался в разговоре с Судских – свои правила и уложения, учиться которым поздновато. «Считай, зона действия УСИ расширилась», – не принял отговорок Судских.
«И что мне делать с этим провинившимся?» – соображал он, выводя Гуртового. Чтобы не поддаться на соблазн самому вести дознание, он вызвал дежурную машину и велел охране везти Гуртового в Ясенево.
Судских не очень обрадовался подарку бывшего заместителя.
«Только этого мне не доставало!» – разозлился он.
Арест Гуртового, розыск Шумайло означали новый виток непонятных ему аппаратных игр. Все это напоминало ползучий переворот, тридцатые годы, и сам он вовсе не досужий зритель, его втягивают в эти игры, не объясняя правил.
«А коли так, возитесь без меня», – решил он и с полдороги завернул машину с Гуртовым на Лубянку, позвонив следом Воливачу.
Как ни странно, Воливач очень обрадовался:
– А у меня для тебя ответный подарок! Дейла арестовали!
– Повод?
– Шпионаж! – захохотал в трубку Воливач. – Потрясем для приличия и отправим в землю обетованную. Как персону нон грата. Это тебе вроде как дежурное блюдо, а вот на десерт смотри что: при задержании Дейла в его номере изъяли чуть ли не всего Достоевского. Полное собрание сочинений и много отдельных книжек в дореволюционном и более поздних изданиях. Это, конечно, не повод, но очень интересно. Что думаешь?
– В недоумении, – ответил Судских, в самом деле не улавливая, чего ради матерый шпион обложился Достоевским.
– Хочешь побеседовать с ним?
– Пока нет, Виктор Вилорович, – отказался Судских и напомнил: – Арест не повлияет на прохождение выгодного кредита?
– Какой там кредит! – выругался Воливач. – Форменный аферист! Липовая крыша.
«Так я и думал», – успокоил себя Судских. Интересно будет при беседе с Дейлом кое в чем уточниться.
– А еще привет тебе от Семки Гречаного.
– Вы и его знаете? – удивился Судских.
– Обижаешь, начальник, – довольно засмеялся Воливач. – Наш паренек, в одном с тобой звании. Чечню он взнуздывал, когда наши армейские штафирки расписались в безграмотности. Это благодаря ему ты у нас теперь такой мобильный…
Да, было дело: после неудачных операций МВД в Чечне руководство ФСР добилось воссоздания в своем ведомстве мобильных воинских частей. Первые четыре батальона появились в УСИ.
– В субботу приглашает водочки попить, – услышал задумавшийся ненадолго Судских, – а тебя персонально.
– Не откажусь, – ответил он.
– Пора, Игорь Петрович, – с некоторой укоризной сказал Воливач. – Хорошая компания собирается. Познакомишься…
«Вот и приглашение к танцам», – подумал Судских, рассеянно потирая ладони друг о друга. Отключился и вызвал Смольникова.
Капитан Смольников уже с год мог претендовать на майорские погоны, но Судских не спешил делать представление. В принципе начальство любого ведомства содержит «мальчика для битья». И не то что ходят такие в «паршивых овцах», просто удобно держать в таких точках начальственный громоотвод.
Сам Смольников не обижался на трудности продвижения. Да, он не поспевал за сподвижниками Судских по НИИ, хотя пришел с ними почти одновременно, – ну и что? Другие и того не имеют. Кличку свою «Литератор» он носил спокойно, благо к его познаниям в литературе сослуживцы относились с уважением и, несмотря на нелюбовь шефа, спрашивали Смольникова, когда выпадало получить достойную консультацию.
Смольникову всегда доставались такие задания, где особенно не покажешь себя, а трепка обеспечена. Напоминавший человека на ходулях, высокий и сутулый, он с высоты своего роста смотрел на все передряги по-философски насмешливо.
За эту насмешечку Судских и недолюбливал Смольникова. Сейчас ему хотелось иметь ответ влет, поэтому капитан Смольников появился в его кабинете.
– Леонид Матвеевич, – обратился он к Смольникову. – Сочными мазками, но малыми штрихами обрисуйте мне Достоевского.
– Федора Михайловича? – уточнил Смольников.
– Не будьте «Достоевским», – съязвил Судских.
– Маловато пространства, Игорь Петрович, – независимо отвечал Смольников.
– Уж постарайтесь, Леонид Матвеевич.
– Мерзкая натура.
– Вот так портрет! Весь мир преклоняется перед талантом писателя, а вы его черните. Чего вы на него взъелись?
– Я не взъелся. Вы просили сделать портрет Достоевского, а не обозреть его творчество. Если позволите, я разверну.
– Да уж постарайтесь…
Смольников проглотил очередного «ежика» и стал говорить:
– Обиженный самой жизнью и на всю жизнь, Достоевский тему униженного человека пронес через все творчество. Как большинству талантливых и униженных людей, ему была необходима раковина, где он ощущал бы себя индивидуумом. Он создал такую раковину с помощью мистицизма. От «Белых ночей» он пришел к «Бесам». Читателей привлекают в нем непознанность, загадочность.
– Можно согласиться, но почему он мерзавец? – поторопился с вопросом Судских.
– Я этого не говорил. Я сказал, что он мерзкая натура, поскольку выбирает загодя мрачные краски безысходности, предопределенность фатума.
– Тогда почему же этот человек произнес знаменитейшую фразу: «Красота спасет мир»?
– Ничего знаменитого в этой фразе нет, – в прежней манере простодушной правоты отвечал Смольников. – Загадочная – да.
