Текст книги "Набат"
Автор книги: Александр Гера
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 42 страниц)
– Стоп! Про музыку спецзаказ потом. Я понял: с книгой бегать не надо, а думать.
– Мораль нужна, вера…
– Не торопись, – хитро посмотрел на Смольникова Бехтеренко. – Сначала тумбочку найдем, глядишь, еще что-то сыщется…
Он лукавил. Был уже разговор, где он присутствовал. Воливач и Гречаный были обеспокоены плодящимся сектантством.
1 – 5
Арсений, митрополит Мещерский и Коломенский, имел пренеприятнейшую аудиенцию у патриарха и вернулся в епархию не в себе. Патриарх, разгневанный последними событиями, связанными с похоронами Гуртового, возмещал убытки на нижестоящих. Он собрал сановитых, вплоть до настоятелей и протоиереев, на Синод и при новом главе Синода епископе Ануфрии устроил всем нахлобучку. Скрипучим высоким голосом он выговаривал за отход паствы от Церкви, попущение сектантам, бездуховное житие в монастырях, за малый доход во вновь отстроенных храмах. Больше всех пострадал от патриаршего гнева митрополит Арсений. Всуе причин не было, почему именно Арсения патриарх избрал в козлы отпущения, у него как раз епархия жила благополучно, а подспудно всяк понимал, что «черная дыра диавола» в епархии Арсения бередит патриарха сильнее прочих причин. Все чаще доходили до него слухи о мессии, который появится именно из мещерских краев.
Растерянный митрополит покидал стольный град зело удрученным. Столкнувшись на выходе с главой Синода, он растерялся того боле.
«Не случайно, не случайно», – пришептывал он дрожащими губами, готовый заплакать от несправедливости. Обладавший мелкой плотью среди осанистых и тучных митрополитов и епископов, наказание свое он переживал горше, словно поскребышек в большой семье.
Епископ Ануфрий был велеречив, но в этот раз обратился к Арсению надменно:
– Полагаю я, паства разбегается не от грядущего нашествия диавола, а по причине полного нерадения пастырей в изобличении оного. А он под боком разбрасывает семена уд-ручения нашего.
– Матушка, – жаловался митрополит дома, – в чем же моя вина-то? Наша епархия куда чище других, доходная, кружка церковная не скудеет, и неправда это, что прихожан меньше; у других поболе убыло. В чем же вина-то?
– Ой-я! – крестилась испуганно матушка, округляя глаза и прикрывая ладошкой столь же округлившийся ротик. – Диавола-то почто тебе вчинили с боку?
– Неведомо, матушка, – вытер проступившие слезы митрополит. – Везде он и грядет неотвратно…
– Ох, отец мой, это неспроста Ануфрий затеял разговор с тобой, – смекала матушка проворнее. – Это ж он умудрился от кафедры быстрее тебя к выходу доскакать.
– Неспроста, неспроста, – кивал Арсений и учащенно крестился.
– Так я и думаю, – торопилась матушка не упустить мысли. – Знает Ануфрий, что говорить, имеет повеленье. Сразись с диаволом, уничтожь его и прославишься.
Ночью вздыхающий митрополит коленопреклоненно творил молитву, обдумывая слова Ануфрия и наставления матушки. Поутру он не изменил своего решения, принятого во время ночной молитвы: он отправится в Зону, и Бог обережет его.
У первого ряда колючей проволоки он распрощался с настоятелями приходов. Снял опорки и босыми ногами, в одной епитрахили под фелонем, потопал в Зону, распевая псалмы Давида во славу Господню.
Лежал снег, одетый продувными ветрами в панцирь изо льда, держащий поверху тщедушного митрополита; январская поземка уносила в неизвестность пение одинокого человечка, ветер расчесывал его редкие волосы на непокрытой голове. Дальше и дальше удалялся Арсений от оставленных им на границе бытия и небытия.
На вторые сутки пути изнуренный ходьбой и пением Арсений почуял тепло и прилив бодрости. Восславив Господа, он с новым рвением устремился дальше и через полчаса приблизился к столбу с покосившейся дощечкой и грозной надписью: «Хода нет!» – и ниже от руки: «Возврата тоже». У этого столба он молился так, как никогда в жизни, с просветленным лицом и неистовым желанием увидеть лик Господень.
– Иди, – услышал он глас с небес и поднялся с колен.
В полном молчании он достиг дороги под уклон. Снега не было, не встречалась грязь и пыль, словно кто-то продул и вычистил эту дорогу в ад, вымостил светлой галькой, удивительно похожей на пышные оладушки, которые ласкали его босые почерневшие ступни, грели их любовно.
Пологая дорога привела его в карьер.
– Мир вам, отче! – услышал он неожиданно. И так же вдруг пред ним очутился человек.
– Мир вам! – не позволил себе улыбнуться Арсений: на все воля Божья, принимается все от благодати или гнева Божьего.
– Пойдемте со мной, – поклонившись, предложил человек. – Вы устали с дороги. Надо подкрепиться и отдохнуть.
– Воля Божья в твоих словах, – с поклоном ответил митрополит. – Не премину ее, коли всех так встречают.
– Вас первого, пришедшего к нам.
– Что же, дорога трудна или опасна? – спрашивал Арсений, а ставшие зоркими глаза высматривали округу.
– Раньше это было невозможно. Мы сделали невозможное.
Арсений перекрестился несколько раз. Идущий рядом провожатый никак не воспринял этого.
Навстречу вышли другие люди. Как и провожатый, они были одеты легко, вели себя непринужденно и открыто радовались приходу незнакомца. Арсений заметил, что люди эти неуловимо отличались от тех, в оставленном мире. Как будто встретили его пришельцы из космических глубин или, наоборот, пещерные обитатели, те и другие начисто лишенные злобы. Не задавая вопросов, он старался установить причину различия самостоятельно.
Пищу перед ним поставили грубую, но обильную: хорошо пропеченный хлеб из муки грубого помола, сыр кусками, овощи и зелень на глиняном блюде, молоко в крынке и сотовый мед.
«Нет мяса, – смекнул он, – а молоко водится».
Красивая полногрудая женщина подала ему на десерт гроздь крупного винограда. Их руки соприкоснулись нечаянно, и Арсений почувствовал легкое жжение в кончиках ее пальцев. То, что он увидел при этом, отвлекло от жжения: руки женщины излучали свечение. Арсений перекрестился и теперь уже нарочно коснулся руки женщины. Эффект повторился: жжение и свечение.
– Не бойтесь, отче, – улыбнулся провожатый. – Это не знак дьявола, худого с вами не случится. Мы здесь насквозь ионизированы, это наша защита от радиации.
– Но что будет со мной? – забеспокоился Арсений. Защищает его Бог или нет, вкушение сытной пищи вернуло к земле и мирским волнениям.
– Ничего не будет, – отвечал провожатый. – Мы знали, что вы идете к нам, и открыли проход. Здесь радиации нет, но мы защищаемся от неожиданностей, как раз от козней дьявола извне.
– Вы хотите сказать, не Всевышний охраняет меня? – разумно соображал митрополит.
– Именно Всевышний, – утвердительно отвечал провожатый. – Как иначе объяснить, что вы прошли такой долгий путь по холоду, босиком и не заболели? Как объяснить, что мы здесь живем и наперекор всему здоровы? Только волею Создателя.
Арсений перекрестился и кивнул согласием.
– Я не вижу ваших детей, – сказал он, оглядываясь.
– Увы, – отвечал провожатый. – Это наша беда. Всевышний сохранил нам жизнь, но детей не дал. Значит, вера наша еще не крепка и время ее не пришло. Радеем трудами, чтобы улучшить мир.
Арсений обдумал сказанное и заговорил:
– Изначально для вас опора ваши знания, ученость, помощь техники и только потом вера во Всевышнего. Это неверно. Господу неугодно, чтобы человеки вторгались в промысел Божий раньше отпущенных сроков. Вера в Создателя изначальна!
– Отче, но вы не отрицаете достижений человека в науке, технике и, разумеется, пользуетесь этим, – возразил провожатый.
– Я не о том хочу сказать, я говорю о вас, живущих здесь по недоразумению, – говорил митрополит мягко, но голос набирал крепость. – Вам кажется, будто вы на пути к совершенству, на самом деле без вашего участия это давно заложено Творцом. Святой Григорий Нисский, живший в четвертом веке, еще тогда писал: «Правящий всем Бог предусмотрел достижение полноты человеческого рода, и тогда кончится сей способ рождения детей; а тогда кончится и время, и совершится обновление Вселенной, а с изменением целого последует и переход человечества от тленного и земного к бесстрастному и вечному».
– У нас не было другого выхода, – печально ответил провожатый. – Нас бросили на произвол судьбы.
– Поэтому вы убиваете все живое в округе, мстя за причиненное зло? – спросил митрополит строго.
– Нет, отче, – твердо возразил провожатый. – Это не месть. Нам не дали даже здесь жить спокойно, пытались уничтожить много раз, и мы стали защищаться. Но мы хотим единения с остальным миром. Неделю назад вы бы не смогли попасть сюда.
– На все воля Божья, – смиренно произнес митрополит. – Что же будет дальше с вами? Вы хотите выйти или по-прежнему остаться взаперти?
– Нам приходится оставаться. Мы, как рыбы, можем жить только в этой среде. Но мы здесь живем ради оставшихся там. Мы ускорили опыты, чтобы они служили всему человечеству.
– А не будет ли это дьявольским наваждением? – настороженно спросил Арсений, и проводник ответил:
– Судите сами, отче. Если мы почти готовы спасти мир от чумы прошлого столетия – радиации, дьявол руководит нами или Творец?
– А кто воспользуется вашими трудами первым? Вы подумали?
– Знаем, – уверенно ответил собеседник. – Достижение станет ничьим. Однажды утром остановятся атомные реакторы, везде прекратится выработка оружейного плутония, радиоактивные элементы прекратят свое существование. Наступит чистая эра.
– Как же вы заблуждаетесь! – схватился за голову Арсений. – А вы подумали о том, что случится, когда большая часть периодической системы рухнет? О последствиях вы подумали? В Божьем мире нет ничего лишнего, взаимосвязано все, и вы действуете по наущению дьявола! Господи, останови! – простонал Арсений.
Голова его упала на стол, он прикрыл ее руками, дрожащие растопыренные пальцы ощупывали ее всю, словно стараясь прикрыть место, которое будет поражено первым.
Его не торопили, не помешали сотворить коленопреклоненную молитву. Он молился больше часа, и больше часа стояла пустая тишина. Она была никакой: ни гнетущей, ни напряженной. Пустота. В этом закрытом мире тишина была без звуков, и, когда митрополит заслышал новый звук в пустоте, словно колоколец тенькнул, он остановил молитву и прошептал:
– Слышу тебя, Господи, на тебя уповаю.
Необычный звук услышали и люди. Подняв головы, они искали источник его. И снова тенькнуло в небесах.
– Жаворонок! – воскликнула одна из женщин и указала пальцем ввысь. Туда же повернули головы все и Арсений с ними.
– Это ласточка! – поправил он, забыв на миг свои мучения.
С высоты небес в карьер опускалась скорыми кругами ласточка. Это было удивительным. Стояла зима за стенами карьера, а первая ласточка сулила скорую весну. Как она здесь оказалась?
– Ты внял моей молитве, Господи! – воздел руки Арсений. – Иду к Тебе, Единый и Святый! – запел псалом: – «Боже отмщений, Господи, яви Себя! Восстань, Судия земли, воздай возмездие гордым», – и зашагал босыми ступнями по дороге, которой пришел сюда. Его не окликнули, не остановили, всех увлекло появление ласточки. Идущий прочь митрополит воспевал проклятия, а отверженные люди радовались чуду.
Лишь провожатый его смотрел во след Арсению с укоризной, пока он не растворился в туманной дымке, какая стелется над полями в час пробуждения земли.
Митрополит Арсений шел и шел, не разбирая пути.
Перед Судских он появился неожиданно, проникновенно распевающий псалом. Судских очень хотелось окликнуть его, ведь шел митрополит из Зоны, чего он не знал, но что-то подталкивало его изнутри: вот идет человек, которым тебе необходим. Он не стал делать этого, настолько проникновенно и самозабвенно пел человек, босой, идущий к престолу Всевышнего. Можно ли останавливать такого в миг его просветления?
Блуждая неприкаянно в дымке, выходя на освещенные места, Судских повидал множество поднимающихся снизу. Обычно они не задерживались, проходя свой путь без остановок, сосредоточенно, готовясь к встрече с Творцом. Не стал он заговаривать с Мастачным, даже с Гришей Лаптевым не стал, понимая, что будет другое время разыскать их, а сейчас нельзя. Наученный горьким опытом, он не лишал идущих сомнамбулического состояния: так он окликнул бредущую Марью, и та превратилась в яркую вспышку, в облачко, исчезла, и больше он не встречал ее. Общаясь другой раз с архангелом Михаилом, он спросил о Марье.
– Ты никогда больше не встретишь ее. Она исчезла совсем. Никогда больше не окликай идущих оттуда, – отвечал архангел. – Остановишь, лишишь их инкарнации, душа эта не появится вновь в человеческом обличье на земле, вместо нее дьявол отправляет вниз своего ставленника. И меня понапрасну не беспокой. Надо что, кличь своего ангела-храни-теля.
– Я виноват, – почувствовал угрызения совести Судских. – Мне так жаль Марью. Прости…
– Бог простит, – сурово ответил архангел. – Ты лучше познавай пришедших, а не идущих. Земля готовится к перерождению, а ты пока не решил, чем будешь полезен лю> дям. Познавай минувшее, – кратко закончил он и ушел прочь, позвякивая мечом о поножи, уверенным шагом пехотинца.
«Земля готовится к перерождению, – осело в памяти Судских напоминание архангела. – Как это произойдет? Бескровно и без потерь вряд ли наступит обновление, и какие жертвы последуют… Он не зря подчеркнул: полезен людям…»
Размышляя, Судских непроизвольно спускался вниз.
«Но ведь возможно! Верую!» – пришли на ум слова экс-президента, когда Судских объяснял ему, из-за чего не повезло работам с нейтрино. «Конечно же! – осенило его, – обновление каким-то образом связано с обузданием радиации, и мне следует полно узнать причины, связанные с торможением данных работ».
Он спустился довольно глубоко. Здесь царил полумрак и висела липкая мга кисейной завесью. Сквозь нее Судских едва различал какие-то снующие тени, поежился: не довелось раньше сходить в подобные глубины, а ноги вели его ниже и ниже.
Постепенно развиднелось, как бывает в пещере, которая освещена костром или факелами.
Он и увидел на малой площадке отблески костра. Вокруг него полулежали в охотничьих нарядах люди. Судских пригляделся. Никого не узнал, кроме одного, по известному всей планете взгляду с усмешкой человека, обремененного многими тайнами, уверенного в своих дьявольских силах.
– Дмитрий Федорович, – позвал Судских.
Человек не пошевелился, усмешка не исчезла. Судских не знал, как поступить. Заводить разговор прямо здесь, среди посторонних, как-то не с руки, а маршал не замечал его.
«Что ж делать-то?» – озадачился он. Подошел ближе. Его опять не замечали. Что-то подсказывало Судских, что эти люди военные.
– Боевая тревога! – выпалил он.
Никакого эффекта. С таким Судских встретился впервые.
«Ладно, – решил он, отходя прочь. – Подъедем с другого бока. Если военные не реагируют на чувство долга, значит, это высшие чины, воинская знать, живущая не долгом, а самосохранением».
Он поднялся выше просто из желания лучше разглядеть эти непонятные места и ощутил вдруг, что ноги вязнут будто в трясине. Стало не по себе, и самописцы в реанимационном блоке отразили причудливой пляской его состояние. Дело происходило днем, и тотчас у ложа Судских собрался весь персонал.
– Расступитесь! – крикнул Толмачев, протискиваясь к Судских. – У строили цирк…
Судских двигал ногами, шевелились губы, сжимались и разжимались пальцы.
– Ой, мама! – вскрикнула медсестра Сичкина.
– Что мама? – разозлился Толмачев, не зная, как поступать в нестандартной ситуации.
– Эй, ангел! Хранитель! – услышали все отчетливо, и никто не двинулся с места, остолбенело выжидая продолжения, но Судских расслабился, затих, и будто ничего не случилось в палате, набитой до отказа медперсоналом.
– С меня хватит! – вытер липкий пот со лба Толмачев. – Пора начальству докладывать, – как бы искал он поддержки среди окружающих. – Пусть вызывают профессора Луцевича, ему и разбираться.
Присутствующим все было до лампадки, лежи здесь хоть сам святой. Одна Сичкина затаила радость в себе от упоминания имени Луцевича. Пусть приезжает быстрее, пусть!..
Судских выглядел обычным уснувшим человеком. Исчезла восковая бледность. Он был недвижим, а всем хотелось ради любопытства, чтобы он задвигался снова, встал и пошел. А то Луцевич, Луцевич, можно подумать, ангел-спаситель…
Ангел-хранитель появился вовремя.
– Ты больше так глубоко не забирайся, – помогал он Судских выбраться наверх. Подросток, а сильный. – Даже мы без предупреждения не делаем этого. Здесь дьявол пошаливает, гадкие места…
Когда посветлело, они остановились. Только тут Судских передохнул и успокоился.
– Спасибо тебе, – поблагодарил он парнишку, разглядывая его.
– Не за что, – беспечно ответил тот. – Для того я и ангел-хранитель. И только твой, конечно.
Парнишка был одет в коротенькую юбчонку, вернее, охвачен куском легкой материи с прорезью для головы и стянут пояском по талии. Получалась юбчонка и безрукавка одновременно, и это было удобно для крылышек, трепыхавшихся у него за спиной.
– Как тебя зовут? – спросил Судских.
– Тишкой, – свободно ответил он.
– Тишкой?
– Вообще-то я Михаил, но я – это ты в прежней жизни.
– Ничего не понял, – затряс головой Судских.
– Да все просто. В прежней жизни ты дожил до двадцати четырех лет, грехов за тобой не водилось и Всевышний назначил меня твоим ангелом с переходным именем Тимофей.
– И когда же я жил в прежней жизни?
Судских поразили черты лица Тимофея. Они удивительно напоминали ему сына с фотографии, сделанной в день поступления в мореходное училище. Такое же открытое для грядущих событий.
– Да-а-вно! – охотно отвечал Тишка. – Я тут засиделся, поджидая тебя. Четыреста лет назад. Мало ты прожил, но здорово!
– И кем я был? – заинтересовался Судских.
– Воеводой-ратником. Михаил Васильевич Скопин-Шуйский. Сам Всевышний тебе место царя-объединителя прочил. И не получилось… Дьявол козни строил, людской беспечностью усыпил.
Судских задумался, вспоминая, что слышал он о Скопи-не-Шуйском. Практически ничего. Действительно, иваны, родства не помнящие. Огорчение проступило на его лице, и Тишка сказал:
– Не огорчайся, княже. Ты был хорошим полководцем, освободил Москву от тушинского вора. Тебя все любили. Ты был удачлив. Ты и сейчас удачлив. Всевышний оберегает тебя.
– А что же лет так мало отпущено было в прежней жизни?
– Тебя отравила жена бездарного твоего родственника. Сущий выжидал четыреста лет, чтобы дать тебе новую жизнь. И опять ты не уберегся. Но сейчас Он не может ждать, и ты поэтому жив. Сам архангел Михаил тебе потворствует, оберегает. А ты без меня нигде больше не расхаживай. Тут небезопасно, в хлябях нижних.
– Спасибо, Михаил Васильевич, – не смог Судских назвать своего охранителя Тишкой, своего именитого предка…
– Не за что, – опять беспечно ответил Тишка. – Только ты называй меня, как положено, Тишкой, Всевышний велел, чтобы сглаза не было, и мы еще поговорим, как от злых женщин обороняться. Я тебе всегда помогу, за четыреста лет многое ведаю, тебя ожидаючи.
– Тогда объясни, почему со мной внизу не разговаривали? Сам Иисус разговаривал, а эти – нет.
– Это просто, – охотно взялся пояснять Тишка. – В том ярусе Всевышний собрал всех, кто пренебрегал разумом ради сиюминутной пользы. Творец возложил печать молчания на их уста. У нас ведь тоже и волнения здесь, и битвы. В нижнем ярусе вроде заложников. Они пособники Аримана. Победит Отец наш, их выпустят. А случается, их меняют на ратников архангела Михаила. Тебя, к примеру, на Илью Трифа разменяли.
– На кого? – не поверил Судских.
– На Трифа, – обыденно повторил Тишка. – Он в ад запросился, его и отпустили. Насильно мил не будешь. Теперь он служит Ариману по знаниям своим, а они-то посильнее, чем у тех, кого ты встретил в нижнем ярусе… Триф – фанатик.
– Печать молчания? – переспросил Судских, и Тишка кивнул. – Но мне надо знать о том секретном заседании Политбюро! Как же познавать тайны, если владеющие ими молчат? А Брежнев, Андропов?
– Все намного проще, – не находилось тупиков для Тишки-ангела. – Андропов там же, а Брежнев, хоть и не там, ничего не знает. И что ты хочешь узнать от вождей? Они никогда не говорят правды, обеляют свои поступки, ссылаясь на государственные интересы. Зато ближайшие помощники знают все и охотно раскрывают тайны. Пошли со мной, найдем такого…
Они двинулись вверх легким шагом. Развиднелось лучше, кисея посветлела, перестала липнуть к Судских.
– Майор! – позвал Тишка.
Появился высокий человек с непроницаемым, надменным лицом и стал по стойке «смирно!», одетый, однако, в спортивный костюм.
– Слушаюсь! – ответил он, глядя в упор на Судских. Маленькая дырочка в правом височке кровоточила.
– Это самоубийца, – шепнул Тишка. – Они здесь бесприютны и остаются такими всегда с последней каплей жизни. Возврата им нет, Всевышний не прощает самоубийц. Говори с ним.
– Представьтесь, – сказал Судских, как обращаются старшие по званию к младшим. Майор отрапортовал:
– Офицер для специальных поручений, майор ГРУ Толу беев! Имел доступ в отдельный секретный архив Министерства обороны. Покончил жизнь самоубийством.
– Почему? – оставил начальствующий тон Судских.
– Мне было поручено уничтожить сопроводительные документы к секретной записке Харитона и Зельдовича по проблемам нейтрино. Я не исполнил приказа.
– Расскажите подробней.
– Слушаюсь! – сделал полупоклон майор. – Харитон и Зельдович подготовили записку министру обороны Устинову, где говорилось об исследованиях на секретном объекте Арзамас-2. Выводы следующие: работы с нейтрино преждевременны, их практическое воплощение делало нашу оборону уязвимой.
– Почему?
– Мы лишались главной мощи, того наступательного оружия, которое создавалось под руководством Харитона и Зельдовича, а ранее Сахаровым.
– Но как я понимаю, ядерного, термоядерного и нейтронного оружия лишались все в мире.
– Так точно. Однако за неделю до этой записки у министра побывал адмирал Горшков и довольно резко настаивал на перекройке бюджета. Министр не соглашался, напомнил, что Горшков получает львиную долю из оборонных ассигнований и наш флот не уступает военно-морскому флоту США. Тогда адмирал Горшков вспылил и сказал, что наши разработчики двигателей для военных кораблей поставляют сущее говно, и сами корабли говно, и весь флот показушный, не сможет соперничать с американским. Когда корабли в боевом дежурстве, они жгут котлы, гоняясь за американскими, а те беспрепятственно уходят от них. Котлы и паровые турбины наших кораблей устарелого образца, выдыхаются при сорока узлах, в то время как на однотипных американских фрегатах ТЗ. А – турбозубчатые агрегаты – дают крейсерскую скорость до пятидесяти узлов, выдерживают двойные и тройные перегрузки. Министр тоже вспылил и ответил ему: «Ты, Сережа, сам настаивал на установке таких котлов, а я из-за тебя не хочу получать головомойку на Политбюро. Представляешь, какой хай поднимется, если я скажу, что наши корабли говно, петух ты разноцветный!» «Это твои огрехи! – возражал Горшков. – Ты утверждал проекты заведомо хилые, без необходимых сплавов, ты покрывал своих старых дружков, ты отдавал заказы тем заводам, которым давно пора кастрюли делать! Ты провалил всю программу модернизации флота! Ты обабился в своем сраном Политбюро и настоящим мужиком, офицером никогда не был!» Министр выгнал его. В тот же день он подписал приказ о промышленном производстве систем наземного базирования новейшего образца, хотя ранее предполагалось ставить их на боевых кораблях исключительно. Это и стало основной причиной поддержки Харитона и Зельдовича, а не разработчиков Арзамаса-2. Возобладай их проект, у нас бы практически не осталось флота, способного нанести сокрушающий удар по противнику. Не строились авианесущие единицы, артиллерийские крейсера для обстрела побережий и бухт с базами противника, а главная сила – новейшие подлодки с титановым корпусом – лишалась и двигателя, и оружия.
– Зато мир мог освободиться от ядерного дьявола еще тридцать лет назад, – огорченно заметил Судских.
– Не могу знать, – сухо ответил майор.
– Почему? Вы ведь явно читали сопроводительные документы?
– Да, читал. Я обязан был сделать это согласно служебному соответствию и распоряжению Андропова.
– Почему Андропова?
– Наш отдел негласно подчинялся ему, любой документ, направляемый в Политбюро, не проходил ранее мимо Андропова.
– Из-за них вы застрелились?
– Точно так. Я по образованию ядерщик, доктор физических наук. В сопроводительных документах вкратце было следующее: би-кварковая теория поглощения радиации имеет ряд неисследованных мест, а в Арзамасе-2 игнорируют это. Да, там в течение года могли создать промышленные установки, способные прекратить текущий ядерный процесс. В Арзамасе-2 не учли явление экстраполяции, их увлекло одно: радиация будет обуздана. Сторонники усовершенствования ядерного оружия сразу нашли этот изъян и постарались очернить арзамасцев.
– И ради этого стреляться?
– Совсем нет. Непосредственно перед распоряжением министра уничтожить все документы к сопроводительной записке Харитона и Зельдовича я получил приказ выехать на производство, разобраться на месте с деталями и подготовить его на деятельность «ноль», то есть консервацию. Арзамасом-2 руководил мой товарищ по институту. Я поведал ему о предстоящей консервации и передал копию документов. Ознакомившись с ними, мой товарищ не расстроился, а обрадовался. То есть арзамасцы получали для своих разработок недостающее звено, которое выполнили для них помимо воли специалисты-ядерщики. Таким образом, я стал соучастником преступления.
– Но почему преступления?
– Да, преступления. Добейся разработчики успеха – человечество погибло бы. Я застрелился.
– Послушай, майор, – не принимал доводов Судских. – Ты поспешил. Во-первых, другим путем мы обнаружили, что радиация исчезнет, но не человечество, и станет оно развиваться иным путем.
– Это так, но сначала оно исчезнет.
– Боже праведный! – терял терпение Судских. – Откуда ему взяться, если неоткуда?
– Дитя получается из ничего. Видимо, так.
– А ты забыл? – услышал Судских откуда-то свыше. Глас проникал в каждую клетку его тела. – Ты для этого звал меня?
– Вспомнил, – прошептал Судских. – И кто не был записан в Книгу Жизни, тот брошен был в море огненное. Прости, Господи…
– Отпусти майора, – снова услышал он глас свыше. – Он не может знать больше меня.
– Прости его, – подняв голову, смиренно попросил Судских.
– Не тебе просить за отступников. Что знаешь ты о них?
– Ты прав. Но он помогал твоим деяниям.
– А что знаешь ты о моих деяниях? – Глас сверху стал скрипучим. – Он рядится в праведные одежды, а ты веришь.
– Он искренен. Он ответил честно на мои вопросы.
– Только на вопросы. Ты не спрашивал ничего другого.
– Всевышний, – терпеливо испрашивал Судских. – В Книге Жизни говорится также, что несчастные из Зоны ценой своих жизней помогли человечеству возродиться. Они бы могли властвовать в мире.
– Потому и записаны в Книгу Жизни. А майора оставь.
Судских подождал. Ни слова. Тогда он позвал Тишку-ангела, и тот сразу очутился за его плечом.
– Почему Всевышний не может простить несчастного майора?
– О, княже, его отказ от жизни не покрывает содеянного, – охотно объяснил Тишка. – Он сторонник дьяволистов, масон.
– Никогда бы не подумал, – опешил Судских.
– Таких и завлекают в ложи. Студентом Толубеев увлекся дочерью профессора Граве, а она ввела его в масонскую ложу. На кафедре Граве Толубеев сделал отличную карьеру, но ему предложили работу в разведке, согласно его компетентности. Женой Толубеева дочь Граве не стала, но они встречались регулярно. Возглавлял эту ложу твой старый знакомый Гуртовой.
– Вот оно что, – постигло жестокое разочарование Судских.
– Застрелился Толубеев, когда обнаружились в Израиле копии документов по Зоне. Бойся красавиц, княже…
