Текст книги "Набат"
Автор книги: Александр Гера
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 42 страниц)
– Допустим, – пришлось согласиться Судских и задуматься. Эсэсовские бонзы умилялись игре еврейских скрипачей и без сожаления отправляли их в газовые камеры; русских нуворишей не спасали от грязи собранные ими коллекции шедевров; мир много раз был на грани катастрофы, и что-то не видно, чтобы именно красота его спасала.
– Тогда вопрос в лоб, – сказал Судских, убедившись в правоте Смольникова. – Почему матерого разведчика Дейла, который охотился за научными изысканиями Трифа, заинтересовало творчество Достоевского именно во время пребывания в России?
Смольников помедлил с ответом, задумался ненадолго и ответил:
– Понял. Достоевский страдал эпилепсией. Именно после одного из припадков он произнес свою загадочную фразу.
По воспоминаниям его брата Михаила Михайловича, в тот раз ему привиделся конец мира по описаниям Иоанна Богослова в Апокалипсисе.
«Да ему полковника пора носить, а не майора!» – Такая неожиданная трансформация произошла в отношениях Судских и Смольникова, так неожиданно все повернулось. С полной долей уважительности он сказал ему:
– Леонид Матвеевич, пора вам поработать с Лаптевым.
Для Смольникова такое предложение было равносильно посвящению в рыцари. Он просиял от удовольствия:
– Хоть сутки напролет!
«А ведь времени в обрез, – вдруг остро осознал Судских. – Можем не успеть раскопать эту красоту…»
С утра они общались с Лаптевым. Неунывающий Лаптев не скрывал раздражения: не туда гребет Триф, вмешивается в составление программ. Почему? «Его интересует только развенчание Христа». – «Есть ли помощь?» – «Скупая. Как от барахольщика на Привозе». – «Припугни, что патриарху отдадим». «Может, идея и стоящая, – задумался Лаптев, – но я пока помучаюсь. Я наловчился подсовывать Трифу ложные цели, исподволь выводя на основные. Страшновато копаем».
Хмурость Лаптева была понятна Судских, и не Триф тому причина. Два дня назад закончилась расшифровка «Откровений». Результат буквально ошарашил Лаптева. Он нашел временную зависимость предсказаний, и, согласно расчетам, катастрофа, страшнее чернобыльской, свершилась три года назад. Тот самый «кладязь бездны» отворился. Если четвертый блок спеленали в саркофаге, новая авария стала незаживающей раной на теле Земли. Языком специалистов это называется «китайский синдром», какой чудом удалось предотвратить на Тримайл-Айленде в свое время. Доверяясь машине и не доверяя самому себе, Лаптев пришел к Судских. Еще больше его смущало то, что умирали от этого выборочно, отмеченные печатью Бога. Но где это, где?
– У нас, Гриша, – не стал скрывать Судских. – Армагеддон-2.
Он рассказал ему о встрече с президентом.
– Надо вернуть специалистов по ядерной физике, – отреагировал Лаптев. – Без них я не справлюсь. Смотрите, что получается: мир ныне гложут две заразы – радиация и многоверие. В «Откровениях» две беды переплелись, и мы, выходит, гоним сразу двух зайцев. Даже если загоним одного, нас это не спасет.
«А времени в обрез, а вопросов прибавляется…»
Он подсел к компьютеру, решив освежить в памяти информацию о генерале Шумайло. По сообщению Бехтеренко, у президента побывал патриарх и настырно просил за опального генерала.
Информации не оказалось на файле. «Что за чертовщина!..»
Он связался с блоком «Эс», который целиком занимали трое других сподвижников по НИИ. Гоняли там бывшие мэ-нээсовцы пульку или нет, но самая засекреченная информация готовилась ими, тщательная и особо важная.
– Ребята, я не могу попасть в раздел «Эс».
– И не попадете, Игорь Петрович, – без уважительности ответил один из них. – В ближайшие двадцать – тридцать часов раздел закрыт. Обрабатываем новейшую информацию.
– Много наработали?
– Вкратце так: в стране назревают два встречных переворота. В одну группу заговорщиков входят милиция и военные при поддержке Церкви, другой готовят казаки и… Вам лучше знать, Игорь Петрович.
– Мне ваши загадки ни к чему! – почти вспылил Судских. – Меня интересует непосредственно Шумайло!
– К Шумайло сходятся все нити первого заговора. Потерпите, Игорь Петрович, – смягчил тон говоривший.
Как же это он не спросил Воливача о Шумайло? И тот почему-то отмолчался…
4 – 22
Назвав Шумайло отступником и заклеймив государственным преступником, президент покривил душой в том, что на момент разговора с патриархом генерал находился еще на свободе. Он позлорадствовал с опережением.
Со стахановским опережением весть об аресте Гуртового и начальника президентской охраны разнесли дальше дневные теленовости.
Денис Анатольевич познакомился с ними у Чары, когда, подремывая, в полглаза смотрел телевизор. Отставку он воспринял без особого огорчения, рано или поздно это должно было случиться, может быть, случилось рановато, и надо было потянуть время, зато руки развязаны, и он перехитрил всех. Не очень-то он рвался в первые лица заговорщиков – это Христюку, Мастачному власть глаза застит, – ему хватает осведомленности, а это хорошо оплачиваемый товар, и вообще пора бы уже раствориться, исчезнуть, как сделали это умные, освободив дорогу самонадеянным.
И вдруг сообщение о его аресте. Провокация? Нет. Скорее всего несостыковка действий, как оно повелось в России.
Дрема прочь, быстрее из плена шелковых простыней. Это не первоапрельская шутка. Апрель минул, арест не наступил.
Чара как раз вышла из ванны, стоя в дверях, она подсушивала волосы феном, и вид скачущего посреди спальни любовника не походил на шуточки, какие он привык отмачивать ради поднятия жизненного тонуса. Что он за мужчина, она вполне разобралась, и это устраивало ее; куда важнее их ровные отношения матери и приемыша.
– Что случилось? – спросила она, выключив фен.
– Что случилось?.. – зло скривил рот Шумайло. – Гадость! Сообщили о моем аресте!
Чара охнула, села на туалетный столик. Шумайло справился наконец с брюками, которые пытался надеть, попадая ногами в одну брючину. Руки его дрожали.
– Сигарету, дай мне сигарету, – с неулегшимся раздражением попросил он, протягивая к Чаре обе руки.
– Денис, объясни, как это могло случиться?
– Меня объявили государственным преступником без предъявления обвинений, – жадно затянулся сигаретой Шумайло.
Чара не стала выспрашивать причин. Между ними сразу установились отношения, исключающие полную откровенность. Так повел их Денис, и она не вмешивалась в его жизнь, полную тайн, интриг и опасностей. Нужна ее помощь – она готова. Чара выжидала.
Денис Анатольевич затягивался, выпускал дым и снова затягивался. Наконец никотин сделал свое дело, сосуды сузились, горячность прошла. Он соображал, как выпутаться из критической ситуации, понимая, что поспешность опасна, а время неумолимо вколачивает гвозди в дверь, за которой еще стоит свобода.
Прежде всего разорвать все путы, исчезнуть, дождаться мутной воды и вместе с ней выплеснуться наружу. Никому не доверять, сузить мир до самого себя…
– Что ты сказала? – спросил он, тряхнув головой.
– Я сказала, тебе надо остыть, потом взять мою машину, укрыться в другом месте и переждать. Здесь опасно.
Его разозлили две вещи: она берется учить его жить и без сожаления расстается с ним, лишь бы обезопасить себя.
– С каких это пор ты смыслишь больше меня?
– Денис, прекрати злиться. Я хочу тебе помочь.
– Чем? Дурацкими советами? Где я укроюсь, все мои явки известны наперечет. Радеет она…
– Выслушай меня. – Самообладание не оставило Чару после этого неприкрытого хамства. – Моя подруга Светлана живет сейчас с дружком. Я созвонюсь, и ты у них отсидишься. Лучшего места не придумать.
– Что за дружок? – навострил уши Денис Анатольевич.
– Так, убожество. Некто Мотвийчук. Помнишь, громкое дело, гадалку убили? Это его мать.
– Мотвийчук? – завороженно повторил Шумайло.
Удивительный подарок готовила ему судьба. Всю подноготную этого преступления он знал лучше самого исполнителя потому, что сам готовил его, но вмешался Судских, и он ушел в тень, оставив Мастачному свободу выкручиваться. О накоплениях гадалки первым проведал он и неторопливо готовил их отъем. Но вмешался даже не Судских, а случай, и он до сих пор не разобрался, кто передернул карты. Загадочная фигура во всей этой истории, Илья Триф, появился неожиданно, и заварилась каша, из которой он благоразумно вылез загодя, но желающих заполучить Трифа было много, и это подогревало его интерес: а нет ли там нечто большего, чем деньги Мотвийчук? С патриархом у него были доверительные отношения, но хитромудрый пастырь не спешил поделиться секретом, пока сам Шумайло не прознал о заумных трудах беглого монаха. Ради этого он влез в гущу заговорщиков, пренебрегая собственной безопасностью, и вот стал государственным преступником… У Судских козыри оказались старше. Зато сейчас судьба собирается раскрыть ему тайну покойной гадалки.
– Звони, – сказал он кратко.
Пока суть да дело, переполох и розыск, он исчезнет с пользой для главного. Убедить сынишку сотрудничать с ним и ни с кем другим – это не вопрос. Далее: в лучшие времена он запасся загранпаспортами на имена, которые никому ничего не говорят. Вывезти вместе с собой лоботряса – тоже не вопрос. Макияж будет убедительным. Есть и у него кое-что на черный день за бугром, соломка подстелена. Главное – замести следы, убрать лишних перед тем, как турбины самолета запоют песню свободы…
Он совсем успокоился и посмотрел на Чару. Судя по ее веселости, дело клеилось. По междометиям он понял, что Светлана неважнецкого мнения о своем дружке и убедить того внести коррективы в свои планы труда не составит. Кажется, складывается…
.– Готово, – положила наконец трубку Чара. – Можно ехать.
– Как ты объяснила мою метаморфозу?
– Очень просто. Сказала, что ты переправил крупные деньги за рубеж и помощников ждет солидное вознаграждение. Я неплохо изучила Светку и о жадности ее дружка наслышана.
Мысленно он похвалил ее, а вслух произнес:
– Тебе тоже нельзя здесь оставаться.
– Не переживай, – отвечала она, пытливо вглядываясь в лицо своего любовника. Не прост он, подсказывал инстинкт. Чем-то насторожил… – Я уеду к подруге.
– Только не к Натке Севеж.
– Не глупая. И мы с ней уже раздружились.
– Похвально. А как я тебя найду? – и смягчился: – Мы стали одним целым, ты все обо мне знаешь… Несчастный я.
Вид униженного близкого мужчины подвигает женщину стать его защитой, чего бы это ни стоило. Инстинкт, сомнения уходят.
– Я знаю это, Денис, и не брошу тебя в беде, никогда тебя не брошу… Я позвоню вечером, как только переберусь.
Он спокойно привел себя в порядок, приготовил темные очки, проверил пистолет под мышкой, взял ключи от машины.
Уже надев очки, он поцеловал Чару. Все. Прежний Денис убыл.
Доехав без приключений, он нажал кнопку звонка квартиры, в которую столько раз до этого мог бы попасть. За дверью его ждали. Улучив момент, Светлана сообщила, что олух царя небесного последних новостей не слышал и несказанно рад такому знакомству, когда вообще можно дать по боку остальным помощникам. Денис Анатольевич моментально стал таинственным и важным, прежним властительным генералом, но главное, чего Светлана и ее дружок не увидели в нем, занятые свалившейся прибылью, – он стал хозяином положения.
«Факир на час», – защемило под ложечкой у Шумайло, когда ему весело сообщили, что сами они уже готовы к отъезду и завтра вылетают в Бельгию. Это снова смешивало все карты Шумайло.
– Да вам-то это без проблем, – набивался на короткую ногу в отношениях Мотвийчук. Он выглядел полностью счастливым, каким бывает только полный дурак.
– Верно, – кивнул Шумайло, не выдав собственной тревоги. – Крещеный? – спросил он, кивнув на цепочку под майкой Мотвийчука. Тот переглянулся с подругой, и оба расхохотались.
– Знаем, не проболтаемся! – ответил Сонечка, показывая ключик на шее.
От прилива крови у Дениса Анатольевича зачесались ладони: ему ли не знать, что открывают такими ключиками в глубине швейцарских подземелий! Года четыре назад, когда испуганные нувориши спешили прочь из бунтарской России, многие имели подобные ключики, открывающие тайны. Прикасался к ним и Денис Анатольевич по долгу службы. Делился тайнами с другими, часть доставалась ему. Славное было время для полковника Шумайло.
Он с удовольствием рассмеялся вместе с ними.
– Надо бы как-то отметить наше знакомство и завтрашний отъезд, – живо предложил Денис Анатольевич.
– Джин, виски, шампанское? – откликнулся Сонечка. Ему понравилось быть радушным. Такой человек спасет его от нахлебников, Викуна с Назаром, еще и сам предлагает заработать!
– Ни то, ни другое, ни третье, – отказался Шумайло. – Мой юный друг, окажите любезность: в Елисеевском есть бурбон. Я пью только это виски.
– Ништяк, – оценил постоянство Сонечка и засобирался в магазин. От денег Шумайло он отказался: – Обижаете…
Светлана закрыла за ним дверь и вернулась с видом профессионального банкомета. Пора как-то выяснить присутствие этого опального генерала. Есть кое-какие сомнения…
– Ну-с, Денис Анатольевич, какие раскладки?
– А какие могут быть раскладки? – даже не потрудился улыбнуться Шумайло.
Преображение в нем Светлана осознала мгновенно и побелела.
– Чего вы хотите? – непослушным языком спросила она.
– От вас ничего, кроме послушания.
Он встал, поднял Светлану, грубо зацепив пальцем рукав халатика, и, подталкивая впереди себя, привел в ванную комнату.
До хлопка выстрела она еще жила надеждой, что все обойдется, этот маньяк изнасилует ее, и только, а с утра начнется чистая жизнь, она даже не оглянулась, ожидая, когда этот мерзкий тип заголит ей задницу.
Через край ванны она перевалилась уже в другом мире.
Денис Анатольевич вымыл руки и вернулся на прежнее место, дожидаться ключика.
Мотвийчук открыл двери своим ключом и позвал из прихожей:
– Светик, а кто у нас просил мороженого? А кому принесли «Четыре розы»?
Не встреченный, он вошел в гостиную. Хоть и беспечный балбес, а смену поведения гостя уловил: лицом к нему в кресле сидел хозяин положения.
– Где Светлана? что?
– Так надо. Жить хочешь?
– Хочу! – жмурился от хлынувших слез Сонечка.
– Тогда выкладывай, кто еще знает о вашем отъезде?
– Портнов, директор «Русича», и его друг Назаров.
«Все знакомые лица», – отметил Шумайло. Новые заботы, уяснил он: не простофили и могут появиться здесь в любой момент.
«Что это я такой невезучий, – разозлился Шумайло. – Как стоящее дело, так осложнения!»
– Номер ячейки, банк и что там? – заспешил он.
– Конверт, – сказал Мотвийчук, кое-как выговорив прочее.
– А Бехтеренко, Судских не знали о ключе? Не верю.
– Я не сказал, я сам не знал, я этот ключик сам недавно нашел, мать его в тапочек зашила, порвался тапочек…
– Как дурак, так подарки! Что в конверте?
– Не знаю…
– Парень, не зли меня, я теряю терпение!
Мотвийчук заставил себя унять рыдания, продавить рассказ. С наводящими вопросами открылось следующее: когда Мотвийчук познакомилась с некоей Софьей Аполлоновной, та подарила ей на день рождения этот конверт, сказав, что тайна откроется ей, когда она достигнет совершенства в магии. Мать, ослушавшись, вскрыла конверт сразу.
– Что там? – понукал Шумайло.
– Значки, клянусь, я ничего в этом не понимаю! Мать спрятала конверт, а когда вернулась из Швейцарии, показала этот ключик. Она сказала еще, что это мое наследство.
– Не понял: работы Трифа она хранила здесь, а конверт увезла в Швейцарию.
– Она Георгию не доверяла. Момоту. А еще, – спешил выговорить себе жизнь Мотвийчук, – тот иностранец, Мойзес Дейл, не рукописями интересовался, а этим конвертом. Мать, глупая, сама проговорилась: «Может, вас больше интересует ключ архангела Михаила, который спасет мир?» Мойзес Дейл ее почти уговорил, даже задаток принес, сто тысяч долларов.
– Как хоть значки выглядят? – успокоившись, спросил Шумайло.
– Не понял я: не то шифр, не то текст, буквы…
– Эх ты, бездарь, – с участием даже сказал Шумайло. Протянув свободную руку, он сорвал цепочку с его шеи. – Чтобы иметь такие ключики, нужно учиться, учиться и еще раз учиться.
В другой руке был пистолет…
«Места в ванне еще хватит», – подумал Денис Анатольевич, брезгливо отмывая руки.
Вернувшись в гостиную, он стал разглядывать ключик. Осталось немного, чтобы отпереть им заветную дверцу. Как будто он промашки не дал и обладает правом первого выстрела…
Заветная дверца и право первого выстрела. В отрочестве Денис Анатольевич перепробовал практически все, лишь бы уйти от сермяжного бытия. Спорт, знания, экзотические специальности – везде находились плюсы, из которых можно слепить оградку, но были и минусы. В конце концов он выбрал специальность чекиста. Постучал для начала в студенчестве – открылась первая дверца, а за ней не оказалось всего сразу. Терпения у него хватило, и вот наконец заветный ключик…
Телефонный звонок. Он без волнения снял трубку. Чара.
– Ну как ты там? – спросила она после замешательства, видно, думала, что трубку возьмет кто-то из хозяев.
– Нормально. Как ты?
– Думаю о тебе.
– Приезжай.
– A-а… где Светлана?
– Я услал обоих к своему тайничку. Мне, понимаешь, лишний раз высовываться не стоит. Они вернутся не раньше ночи.
– Видишь, какая я умница?
– Приезжай быстрее. Тоскую страшно.
– Мчусь, любимый!
Лишать Чару жизни ему не хотелось, но таковы законы жанра, где жалость – предательница, подведет в нужный момент.
Раздумывая, как бы элегантнее устроить убийство, он перекусил тем, что обнаружил в холодильнике, задумался о другом: «Однако ключик вскроет далеко не очищенный плод, нужны помощники. Опасно одному… Может, этого Момота подвязать?»
Мысль, вначале никчемная, нравилась ему больше и больше.
4 – 23
Проще остановить паровоз или самолет на полной скорости, чем влюбленную женщину. Портнову с Назаровым это не удалось. Столкнувшись с ней в парадном и узнав о присутствии опального генерала у Мотвийчука, они пытались сначала выяснить причину появления непростой личности – это могло разрушить их планы – и только потом пропустить Чару. Она отказывалась наотрез давать объяснения.
Портнов, человек опытный в сыске, понимал, что Шумайло нашел шаткое убежище в квартире Мотвийчука: его вычислят еще сегодня, слишком весомая птица, а тогда его отъезд, на который он ухлопал все последнее время и кучу денег, обставил тщательно, в лучшем случае отложится, в худшем – он сам вылетит в трубу. Судских не простит ему двойной игры.
Нельзя сбрасывать со счетов и двойную игру Александра накануне отъезда – с этого хитроватого полудурка станется, тогда еще хуже: загнанный в угол Шумайло способен на крайние меры.
Но Чара отказывалась откровенничать с ними. Пропустите, и все тут. Ей казалось, сейчас от любого встречного исходит угроза Денису.
Полчаса противостояния результатов не дали. Выяснилось исподволь, что Александр со Светланой уехали по просьбе Шумайло.
Но почему здесь припаркована машина Чары, а она добралась пешком? И чем это уговорил Шумайло Александра и хваткую Свету?
– Будь же благоразумной! – пробовал новый довод Портнов. – Желай я вреда твоему генералу, я бы не сам полез, а пригласил ребят покруче. Награды за его голову не обещали, своя дороже. Это понимаешь? Я не дракон трехголовый, а кто – знать хочется.
Чара хранила упорство. Влюбленного в нее Эльдара она видеть не хотела вовсе, а уж говорить – совсем. Он неосторожно обозвал Дениса козлом и умер для нее сразу.
Последний довод Виктор приберег для себя.
– Бог с тобой, иди. Но поступаешь неумно, – сказал он.
Чара поджала губы и прошла между расступившимися парнями. Она победила. Неумное поведение – отличительная особенность влюбленной женщины.
– Зря ты отпустил ее, – произнес опечаленный Эльдар. – Она бы вот-вот согласилась с нами.
– Не знаешь ты баб. Господи, и за что они козлов любят!
– Держи рассказ, что делать теперь?
– Ждать. Сядем в машину и дождемся Светку с полудурком.
Среди прочих припаркованных машин напротив своей «вольво» они отлично видели вход. Кроме кухонных, окна квартиры выходили в сторону двора. Но кухонные окна этого дома были с высокими подоконниками, и Портнов мог не беспокоиться, что их уследят из кухни. «А там стол у окна, не подойти», – успокоил себя он.
– Закончись она быстрей, вся эта мутотень, – оторвал его от размышлений Эльдар.
– И не говори, братка, – откликнулся Портнов. – Выиграем финал, будем иметь штук по сто на нос. Вот тогда и отдохнем на Ривьере…
Это было все, чем мог располагать Портнов. Легенду о богатом папе Карле придумали все вместе для Сонечки.
– В Швейцарские Альпы смотаемся, – мечтал далее Эльдар. – Хочу глянуть, как девки в бикини на снегу смотрятся.
– Увидишь, – улыбнулся Портнов. – Этот охламон без нас ноль.
– А у Светки зубы выросли, – напомнил Эльдар.
Портнов засмеялся:
– Там не зубастые приживаются, а сумчатые!
– Викун, а в Грецию махнем? – мечтал о своем Назаров.
– Можно и в Грецию, – разрешил Портнов благодушно. – Там тепло, там лимоново. Эх, Назар, – оживился он вдруг, – попасть бы в Грецию лет эдак две тыщи с половиной лет назад, вот где житуха была!
– Верю, – с уважением смотрел на грамотного товарища Эльдар. – Гетеры, химеры, порево круглый день и по любви!
– Гомеры еще, – хмыкнул Портнов. – Нет, Назар, Греция не гетерами славилась, хотя это дело они для здоровья придумали; эллины прекрасное ценили не меньше. Когда меня в восемьдесят втором с истфака наладили, я знал о Греции все, чтобы на провокацию большевистской нищеты не поддаться.
– Почему нищеты? – не уразумел Эльдар.
– Всех этих засранцев коммуняк, предлагающих дележ поровну, потом от твоей половинки еще себе, а от той снова половинить…
– Это я уже слышал, – остановил его Эльдар. – Полови-нят, пока у тебя кроха не останется. Ты про древних давай.
– Древние греки знали гармонию и потому жили нормально. Там философия была, а это фундамент для жизни.
– Дак не выжили ведь!
– Немец сверху попер.
– Какой немец?
– Такой же темный, как ты, – захохотал Портнов, по-приятельски хлопнув товарища по плечу. Тот не обиделся. Привычка.
– Рексы повели темных германцев из таких же темных лесов к южному морю, чтобы отщипнуть себе все по принципу коммуняцких вождей. А знаешь, почему победили?
– Давай-давай, реки теорию, – не поддавался на провокацию Эльдар, подначки друга он умел объезжать.
– Рим лежал на их пути. Зажравшийся, как свинья, ожиревший на рабском труде.
– Рексы – ищейки, что ли? – не удержался Эльдар: интересно.
– Это теперь рексами шавок называют, а в те времена так германских вождей величали. Рекс Аларих, понимаешь ли. Тупой, грязный, но король. И белую бабу хочет, и хлеб белый, и на подносе. Вот так нищета с тупостью под ручку по планете топают, с панталыку глупых сбивая, отнимают у обеспеченных людей кошелек и жизнь. Из-за них рождаются Горбачевы, Зюгановы, ельцины, Сахаровы. Выродки рода человеческого, одним словом.
– А Сахарова ты за что? – всерьез обиделся Эльдар.
– А не верю я таким правдоискателям. Сверхбомбу изобрести не убоялся, а потом, видно, «мерседес» ему не дали без очереди, тогда он за правдой без очереди полез.
– Ты зря, Викун: мужик раскаялся.
– Ни хрена он не раскаялся, это жена-жидовка воду мутила, он себя исусиком и стал изображать.
– Зря ты, – огорчился Эльдар.
– Назар, – повернулся к нему Портнов. – Если я тебя замочу, а потом раскаюсь, тебе разве легче от этого?
– Мне вроде как безразлично будет на том свете.
– Так вот, на этом свете абсолютно всем безразлично – был Сахаров или Цукерман и не безразлично только тем, кто на этом виртуальном правдолюбце капитал кует. И когда палкой по башке больно – ядерной или милицейской. Вот если бы этот хрен нарядный после бомбы, раскаявшись, антибомбу создал, я бы его зауважал. И молился бы на него, прощая прегрешенья.
– Невозможно это. Бомбу не остановишь. Громадный атом.
– Громадный атом, – передразнил Портнов. – Будто шлямбур в твоих штанах. А еще древние греки открыли закон симметрии, согласно ему, на всякое действие есть противодействие. Значит, и на ядерную силу должна быть антисила.
Назаров устал от выкладок товарища и сменил тему:
– А из универа тебя за что выперли? За крамолу?
– Хуже. Преподавательницу кафедры марксизма-лени-низма по заднице погладил.
– Ну ты и орел!
– Это только начало. Понравилось ей. Сразу договорились насчет консультации, сразу и пошли в кабинет научного коммунизма, сразу и приступили. Но… с некоторыми оговорками. Дама она была воспитанная и консультировать на голом диване не соглашалась. А в кабинете висели поло-тенцы такие с образами Маркса, Энгельса, Ленина, я их аккуратно поснимал и на диванчик выстелил. И заметь – я не кощунник какой, образами вниз. Только мы расконсульти-ровались до жара, стал кто-то в кабинет рваться. Замочки-филенки слабые, я в экстазе, она не отстает, блеск, страсти, резинки, как дрова в костре, трещат, остановиться невозможно, бах-ба-бах! – муж ее врывается, завкафедры этой. Она на него ка-а-ак взъелась: какое ты право имел врываться! А она раза в два крупнее, задница – баул неподъемный и, само собой, оскорблена донельзя. И скандал-то почти утих, решили дружить домами, тут он образа на диване и приметил. Непочтения к основоположникам он простить не смог.
– И правильно! – сквозь слезы смеха выдавил Эльдар. – О-ой! Не могу я с этим товарищем. Ой, не могу!
– А я смог, – закончил рассказ Портнов. Посерьезнел и Эльдар.
– Слушай, – спросил он, – а чего тебя Мастачный теребил?
– Этот фрукт хохляцкий подлянку Судских готовит. Так я его сдал Судских и вокруг пальца обвел – это ж он с паспортами нашими расхаживал. Ну тупица! И туда же…
До позднего вечера в дом входили и выходили из него люди, ничем не привлекшие Назарова и Портнова. Долгое ожидание стало нервировать обоих.
– А не пора ли нам пора? – спрашивал Эльдар.
– Не надо пока, – отнекивался Виктор. – Ждем, время есть.
Ожидание, непонятная отлучка Светланы, упорство Чары его крайне озадачивали. Насчет Шумайло он не питал иллюзий: зная его понаслышке порядочным дерьмом, он чувствовал себя неуютно даже на расстоянии от человека, которого побаивались ближние.
«Оп-па! – нашел изъян в своих расчетах Портнов. – С обратной стороны дома пожарная лестница, как раз между окнами гостиной! Чем черт не шутит…»
– Назар, топай во двор и наблюдай за окнами врзле пожарной лестницы. Не доверяю я этому красавчику.
– Станет он по лестницам шастать, – усомнился Эльдар. Моросило, не очень хотелось выбираться из теплого салона.
– Эльдик, вперед, – подбодрил Портнов. – Дядя не ошибается.
Эльдар нехотя выполз из машины, дотрусил до угла. Идущий навстречу, наверное, не был готов к неожиданности: оба едва разминулись, чувствительно саданув друг друга встречными плечами. Незнакомец не остановился, не извинился.
– Ты че, дядя, обкуренный? – крикнул вслед Эльдар. Подобная грубость никому не прощалась. – А ну-ка, замедлись!
Человек уходил. Разойдись они без столкновения, Эльдар вряд ли стал присматриваться к нему, а тут, хоть и под блеклыми фонарями, – и коротковатую куртку отметил с американским орлом на спине, и костюм для нее пижонистый…
– Да это же балбеса нашего одежка! – вспомнил Эльдар.
Наблюдавший за всем этим Портнов включил дворники на лобовом стекле, чтобы лучше вжиться в ситуацию.
– Гад буду, Шумайло! – воскликнул он и запустил мотор.
Человек прибавил шагу, почти побежал за ним Назаров.
Портнов съехал с тротуара на проезжую часть. Туда же, оглянувшись, ступил и незнакомец.
«К машине Чары идет!» – догадался Портнов и газанул, стараясь отгородить его раньше, не дать перейти улицу.
Вжикнула резина по мокрому асфальту. Заторопился Портнов, незнакомец поспешил и, перебегая улицу, поскользнулся, правым бампером «вольво» ударила его в бок, отбросив к бордюру.
Одновременно подбежал Назаров и выскочил из машины Портнов. Оба склонились над лежащим.
– Шумайло!..
Сомнений нет. Он был еще жив, постанывал, сгибал и разгибал ноги в коленях, будто пытался убежать. Назаров перевернул Шумайло вверх лицом. Один глаз закрыт, другой подергивается, из глубокой раны на левом виске текла кровь, смешиваясь с каплями дождя. Губы он закусил.
– Не жилец, – вынес приговор Эльдар.
– Почти покойник, – согласился Портнов. – Остается доложиться Судских, что мы задержали опасного преступника, да вот не донесли в целости.
Незаметным выпал ключик из нагрудного кармана пиджака, но все еще скрывался под курткой, взятой Шумайло из гардероба младшего Мотвийчука для маскировки.
– Перенесем его на тротуар, – предложил Портнов.
Ключик выскользнул.
Эльдар видел это, принял его за монетку. Портнов не заметил. Он бы на монетку не разменялся.
Возможно, какой-нибудь глазастый пострел подберет блестящий ключик и будет хранить его среди своих мальчишеских ценностей. Просто так. Не подозревая, каким богатством владеет он.
«Красота спасет мир»… Не в том ли его спасение, что пацаны, играя у старого танка, не знают до поры, сколь разрушительна сила залпа, а руки их не тянутся к гашетке и сердца не замирают от предвкушения: «Щас, ка-а-к жахнет!»
– Чего-то мы не поняли, а, Назар? – спросил Портнов, отводя глаза от Шумайло.
– Как-то на душе муторно, – отвернулся и Назаров.
Отвратительное предчувствие овладело ими, но не решались они уйти из-под мороси, сделать шаг к двери, узнать, что произошло и сломало их планы.
– Сдается мне, Эльдар, окунемся мы в дерьмо по самые уши.
Назаров не ответил, обдумывая что-то. Его взгляд опять натолкнулся на блестящий ключик, похожий в сумерках на монетку.
Нет, не нагнулся…
