сообщить о нарушении
Текущая страница: 48 (всего у книги 54 страниц)
У некромага не было шансов удержать щит, пожалуй. Она не была сильнее, чем сам Бейбарсов, по крайней мере, максимальный пик сил Тани Глеб усмирял с лёгкостью, да и он был опытнее.
Но в своём безумии она потеряла над силами любой контроль, а Бейбарсов утерял желание сопротивляться.
…молния врезалась в его грудь, отбросив Глеба куда-то к стене. Он застыл в неестественной позе на земле, уже не шевелясь.
Синих искр регенерации не было видно.
Таня понимала, что лежачего по всем правилам не бьют, но сегодня ей хотелось уничтожить его окончательно.
Она швырялась в него волшебством поток за потоком, не понимая, откуда берутся все эти молнии, пока не обессилила окончательно.
Где-то снаружи послышался шум. Таня оглянулась в поисках какого-то его источника и остановила взгляд на окне.
Она рванулась вперёд сама, не собираясь останавливаться ни на мгновение и надеясь на то, что толпу можно будет уничтожить так же просто…
И замерла.
Там было слишком много людей – мужчины и женщины, маленькие дети и старики, которые скопились под стенами высокого замка, сделанного из чёрного камня, и громко-громко кричали.
Она пыталась понять, зачем вообще нужен этот крик, но, тем не менее, никак не могла успокоиться.
- Повелительница! – вопил кто-то, а Гроттер хотелось возразить. Но ненависть её погасла, а адреналин словно вдруг куда-то исчез из крови.
Как же плохо.
Рыжеволосая попыталась сказать что, почувствовать хотя бы некое сочувствие или, возможно, приязнь к этим людям.
Пустота.
В её сердце не осталось совершенно ничего, кроме безумия, а языки пламени срывались со штор и тянулись к её вечным волосам.
А если нет?
Гроттер рванулась обратно, захлопывая за собой двери и не обращая внимания на то, что теперь на руках у неё остались страшные ожоги.
Чума сгорела вся – и ничего, правила, а Таня теперь не могла почувствовать боль. Её больше не сдерживало чужеродное волшебство, она была свободна, и эта свобода довела её до такого состояния.
В комнате всё горело. Гроттер смотрела на недвижимого некромага, который не пытался даже шевельнуться…
И не мог.
Глеб явно был без сознания – и опять не регенерировал, хотя пламя обступило его уже со всех сторон, планируя спустя мгновение превратить его в прах. Это должно было радовать Гроттер, а она вспоминала мальчишку в конце камеры, которому они оба пообещали вернуться, чтобы спасти его наконец-то от огня. Ведь его сожгут совсем-совсем скоро, через какой-то там месяц.
Она могла бы вытащить его сама, хотя бы попытаться – ведь её приветствовали, как новую королеву. Она и была новой королевой.
Она…
Таня сама не понимала, когда вся ненависть растаяла, утонув в море глупых, смешавшихся между собой мыслей.
Она стала на колени рядом с некромагом, которому, впрочем, вряд ли уже можно было чем-то помочь.
Его шея была как-то совсем неестественно повёрнута, и Глеб смотрел пустыми, ничего не видящими глазами куда-то мимо неё.
Рана в груди казалась просто невероятных размеров – сколько молний сюда ударило? Три? Четыре?
Может, больше?
Гроттер захотелось рвать на себе волосы, кричать и выть прямо тут – она не могла поверить в то, что умудрилась убить некромага, казалось, существо совершенно бессмертное.
Это отобрало у неё всякую надежду.
- Ваше Высочество! – подданные колотили в дверь. – Ваше высочество, с вами всё в порядке?
- Пошли вон!
Таня с удивлением осознала, что её голос стал немного более хриплым, словно кто-то переменил его. Она не могла понять, почему так, но, впрочем, разве важно было разобраться в мотивах, когда что-то подобное уже случилось?
Она потеряла способность дышать от слишком сильного напряжения, а её всё равно преследовали слуги и подчинённые, что их Гроттер никогда в глаза не видела, пытаясь лебезить перед новой правительницей.
Она поднялась на ноги. Шум под балконом не стихал – люди ждали того момента, когда наконец-то станет ясно, в каких руках их судьба оказалась теперь.
Она могла быть такой, как Чума, а могла стать светлой и доброй правительницей, но теперь безумие клокотало в её груди.
Впервые в жизни Таня понимала, на что похоже вообще её существование – на эту обгоревшую комнату.
Бейбарсов ещё не был мёртв. Наверное. Таня не могла услышать его дыхание, но сердце Глеба всё ещё билось.
Она могла видеть его.
Видеть сквозь израненные клочки того, что когда-то было его телом – надо было остановиться после первой молнии.
Вся комната теперь была слишком задымлена, и Таня не смогла оставаться здесь. Она вновь выскочила на балкон, не закрывая за собой двери, и в который раз растерялась перед огромной толпой, которой постоянно было что-то нужно.
Гроттер хотелось закричать, чтобы они просто оставили её в покое.
Чего они хотят?
Ведь она не всесильная, она вообще совершенно ничего сделать не может, и помочь им тоже не может.
Отчаянье, которое сковало её по рукам и ногам, постепенно превращалось в бесконечное безумие.
Она была готова закрыться от человечества и никогда не показываться ему на глаза, но вряд ли хоть кто-то позволил бы ей это сделать. Но рядом не оказалось никого, ни одного человека, у которого был бы шанс поддержать её, и подобная мысль вызывала у Тани неимоверный ужас.
Кто она? Она всего лишь тень, которая осталась без своего тела именно в то мгновение, когда человечество потребовало у неё здравого, хорошего, доброго правления.
А что она может сделать? Что может сделать провидица, у которой не осталось ничего, кроме осколков своих жизней?
Таня знала, что выглядит просто ужасно. Её рыжие волосы и зелёные глаза всё так же не пострадали, как и в прошлые разы, но всё остальное…
Таня знала, что одежда висит клочками.
Таня знала, что она сейчас неимоверно сильно похожа на мёртвого человека, хотя, возможно, бледность ей идёт.
- Сограждане, - выдохнула она, всматриваясь в тысячи тысяч лиц и понимая, что оградила себя от человечества на полтора года.
Кто-то узнал её. Теперь, когда она больше всего походила на то мгновение, которое демонстрировали по телевизорам, теперь, когда походила на ту самую Провидицу…
Она вспоминала книгу.
В книгах люди оживают по мановению руки, стоит только помечтать, по стуку по клавиатуре писателя или по скрипу его пера.
Всё это не слишком применимо в реальности, а она просто не хотела вспоминать о том, что и кому, а самое главное, когда была должна. Она просто запуталась, просто испугалась, и не осталось ничего, что поддержало бы её.
- Сограждане, - повторила ещё раз Таня, всматриваясь в их худые и несчастные лица. Испуганные. Полные страха.
"Долой Тибидохс", - скандировала толпа, и Гроттер предпочла бы быть среди них сейчас, но не могла.
"Долой Тибидохс", - кричали все, а Таня, чувствуя собственное безумие, понимала, впрочем, что отменить его никак нельзя.
Чума уничтожала себе подобных – одну за другой, она убирала провидиц, которые могли бы всё разрушить. Она тоже читала ту книгу, и поняла в ней немного больше, чем сама Таня.
Книга толкнула её на то, чтобы согласиться на обучение. На то, чтобы, чёрт возьми, поверить Бейбарсову – и теперь, после всего, даже не иметь ни капельки сил на ненависть, которую она ему задолжала.
Она никто, пустое место, от которого не останется скоро даже самого крохотного следа. Она должна что-то сделать.
- "Тибидохс" не будет отменён, - прохрипела наконец-то Гроттер, а когда толпа затихла, повторила ещё раз. – "Тибидохс" не будет отменён.
Люди отшатнулись от неё.
То самое бесконечное доверие, которое до этого сияло в их глазах, вдруг погасло, превратившись в пустоту, в оттенок даже пустоты, который невозможно было ограничить жизнью.
Она хотела просто свалиться и потерять сознание.
Но собственная физиология не позволяла ничего такого сделать, ведь она теперь должна была править.
"Долой Тибидохс".
- Правила "Тибидохса" будут изменены, - наконец-то подала голос она. – Это будут игры на… Не на выживание. Никого не будут убивать.
Неимоверных усилий ей стоило то, что она сейчас стояла перед народом и говорила слова, которые должна была сказать.
Ей так плохо.
Она очень сильно желала сейчас сказать им, что каждый присутствующий здесь умрёт, желает он того или нет.
Она так хотела продемонстрировать людям, что на самом деле может, на что способно волшебство, но всё это казалось настолько трудным, что Таня даже не собиралась сейчас подавать голос.
Ей было больно.
Рыжеволосая дёрнулась, собираясь уходить, но всё же вынудила себя заговорить:
- "Тибидохс" забрал много жизней. Но у него ведь была и светлая эра, эра, когда никого не убивали.
В той эре погибла Чума, но Таня не спешила говорить это. Она пыталась заставить себя убедить их в собственных добрых намерениях.
Иначе было просто нельзя – Таня прекрасно знала, что не имеет никакого права поступить по-другому.
Она так устала.
Она так сильно хотела сейчас уснуть, но знала, что никто не оставит ей подобной возможности, сколько бы она не желала этого.
- Мы вернёмся к старым правилам. И никто не будет страдать, - прошептала она. – Расходитесь… Мы будем отстраиваться.
Мы.
Она хотела умереть, а не бороться с теми, кто мог бы ей помешать – но, тем не менее, вынуждена была с гордо поднятой головой вернуться в обгоревшую комнату.
Вновь колотили в двери придворные, и на сей раз Гроттер открыла им, требуя, чтобы принесли чистую одежду.
Королева.
Она не хотела этого звания и чувствовала, что безумие совсем скоро сорвётся с цепи. Ей надо был кто-то, кто мог бы её контролировать.
Ещё не поздно было лечить душевные раны в чужих руках, но, тем не менее, у неё не было ни единого человека, которому Таня могла бы доверять хотя бы немного больше, чем остальным.
Короткое "будет сделано" вызвало у неё раздражение, и девушка просто спокойно кивнула, закрывая дверь.
Некромаг… Пора его хоронить.
Таня просто опустилась на колени рядом с Бейбарсовым, понимая, что дотащить его до того, что осталось от кровати, она просто не сможет.
Рыжеволосая не умела петь за упокой или за здравие – всё, что было в её силах, это разве что просто молча перебирать чёрные волосы Глеба.
А вдруг он действительно пытался её спасти? Вот так, странно, вроде бы шагая на поводу у Чумы, но…
"Чума мертва. Я её убил".
Слова эхом отражались в её голове, а Глеб шёпотом в мыслях обещал, что не оставит её. Но… Но оставил же – и плевать, что она сама виновата в его смерти.
Или не смерти.
Сердце всё ещё билось. Огромная рана на груди не стремилась заживать, и Бейбарсов не подавал признаков жизненной активности.
Кровь не успокаивалась.
В голову назойливо стучалась безумная, глупая песня, которую Таня прежде никогда не слышала – и, тихо напевая её, она так и сидела, глядя пустоту и чувствуя, что если сегодня не умрёт, то уничтожит всех.
У неё не осталось никого, кто мог бы вовремя схватить её за руку и заставить задержаться.
========== Боль пятьдесят четвёртая. Имя ==========
Она пела, словно сумасшедшая, и тихая мелодия сплеталась в невероятные цветы, которые окружали Таню своими невидимыми лепестками. Она не видела больше ничего, кроме пустоты впереди, но так было бы намного легче, чем просто пытаться отыскать в реальности хоть какой-то смысл.
Бейбарсов не шевелился.
Он был мёртв, следовало запомнить это, но Таня всё равно ждала его холодный, надменный взгляд, весёлую и издевательскую в тот же момент улыбку, какую-то колкую фразу, которая заставила бы её прийти в себя.
Этого не было.
Таня вновь попыталась запеть. Мелодия не изменилась ни на мгновение, но, тем не менее, слова были другими.
Она пела.
Тихо.
Слуги пришли и ушли, а двери захлопнулись за ними на все замки, которые только могла придумать Таня.
Гроттер чувствовала, что силы покидают её, но продолжала петь.
- А ты знаешь её настоящее имя?
Голос был мужской, но Гроттер сквозь песню не понимала, чей именно. Она замолчала, но, тем не менее, не хотела больше ничего говорить.
Тане так хотелось просто сесть и плакать, плакать, плакать, вот только вся жизнь стремительно шла под откос, не оставляя времени для слёз. Её мысли сплетались в песню, которую она собиралась спеть.
Теперь не оставалось ничего, что могло бы заставить её замолчать, и Гроттер вновь хотела было запеть, но сдержалась.
- Чьё имя?
- Чумы, - мужской голос звучал хрипло, но достаточно бодро, а когда Гроттер попыталась понять, откуда он доносился, то внезапно осознала, что голос был потрясающе знакомым. Очень знакомым.
Она опустила глаза и столкнулась с ним взглядом.
Некромаг немного приподнялся на локтях, грустно усмехаясь и глядя в её вечно зелёные глаза.
- Её тоже звали Татьяной, - закашлявшись, прохрипел он. – Она потому тебя и выбрала, говорила, что это её… судьба.
Глеб вновь закашлялся и рухнул на пол, больно ударившись затылком о паркет, но вновь попытался подняться.
Он выглядел весьма слабым, но, тем не менее, живым – Гроттер сама не понимала, откуда у неё появилось столько боли и ненависти, если всего лишь несколько минут назад она действительно желала, чтобы Бейбарсов вернулся к жизни. Но теперь она мечтала о мести, и это разъедало её.
Впрочем, может быть, она собиралась мстить не Глебу.
Ужасная толпа под окнами взывала к страху, и Таня понимала, что не желает больше никогда оказаться с нею один на один. Не желает, и точка – теперь вряд ли кто-нибудь смог бы переубедить её в обратном.
- Всё-таки живой, - с оттенком досады прошептала Таня, делая вид, что она слишком расстроена из-за этого.
- Некромаги так просто не умирают.
Да, он рассказывал ей об этом, но, увидев страшную рану, практически дыру, зияющую в груди, Таня поверила почти…
Но теперь уж смысл?
Никакого.
Гроттер пыталась сопротивляться своим упадническим мыслям, но у неё не осталось никакого выбора, кроме как равнодушно склонить голову и перестать спорить с судьбой, судьбой…
Которой у неё не было.
Предсказательницы лишены возможности видеть то, что их ждёт в будущем. А она видела, и это уже само по себе казалось очень неправильным – Таня с радостью отказалась бы от своего дара.
Но она не могла.
Бейбарсов отчаянно пытался сесть, но Таня не делала ни единой попытки, чтобы помочь ему.
- Я хочу, чтобы ты умер, - выдохнула она.
- Желание королевы выше всего человеческого, - голос Бейбарсова звучал поразительно хрипло.
Он наконец-то сумел сесть, опираясь спиной о стену и глядя куда-то вперёд, словно в этом мире не существовало более интересного занятия, кроме как рассматривание обгорелых стен.
- Я изменила правила "Тибидохса" на те, что были в прошлом, - поделилась вдруг Таня новостью. – Может быть, я сделала это даже не зря – как сам-то считаешь?
- Что я могу сказать против её величества, - Бейбарсов попытался обнять девушку, но ничего не получилось. – Ты знаешь, у Чумы были достаточно интересные планы.
- Какие? – сама не ожидая от себя совершенно никакого любопытства, вдруг спросила Таня. Внимательно глядя на некромага, она упрямо пыталась понять, действительно ли он её не предавал.
- Ну… - Бейбарсов пожал плечами. – Она хотела править вечно. Установить династию. Выйти замуж в новом теле. Последнее меня бесило больше всего на свете.
Таня покосилась на Глеба, всё ещё израненного, но, тем не менее, вполне живого, и вдруг звонко рассмеялась, запрокинув голову назад.
- Неужто за тебя?
Ему тоже почему-то стало весело, но Бейбарсов не мог смеяться, потому что даже обыкновенная улыбка превращалась постепенно в гримасу боли.
- Ты предал меня, - выдохнула наконец-то Таня. – И я за это обещаю убить тебя. А потом…
- Умрёшь сама? Не стоит. Оно всё того не стоит, - упрямо покачал головой Бейбарсов. – А у тебя страна.
- Я её всё равно ненавижу.
- Чума тоже ненавидела. У меня было, увы, несколько обязанностей, которые включали в себя выслушивание её нытья. Правда, это не значилось в официальных документах, - синие искорки наконец-то начали появляться вокруг него, постепенно исцеляя самые страшные раны, вот только Таня всё равно не видела волшебству, которое творилось вокруг Бейбарсова.
- Да? – Гроттер вздохнула. Ей хотелось сказать, что она обязана убить Бейбарсова здесь и сейчас как приспешника Чумы.
- Я не хотел тебя предавать, - промолвил он без нотки оправдания в голосе. – Иначе всё равно было никак.
- Я понимаю. Но я хочу умереть.
Глеб усмехнулся.
- Все мы когда-то хотим уйти из этого мира, но отпускают лишь избранных, Гроттер. Извивистая тропа, знаешь ли.
Она рассмеялась, словно это заявление вызвало вдруг у неё что-то вроде радости.
- Твой проводник…
- Жанна, - хмыкнул он. – Вешала мне на уши лапшу про бессмертие некромагов и про то, что должна была ещё жить, но я разрушил это… в общем, она в своём стиле, даже заикаться начала, как обычно.
Гроттер заметила, что Бейбарсов говорил немного бодрее – и вправду, раны на его груди начали уменьшаться.
