сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 54 страниц)
Новинки и продолжение читайте на сайте библиотеки https://www.litmir.club/
========== Боль первая. Письмо смерти ==========
Гроттер никогда толком не верила в счастье - и вот сейчас, глядя на неизменно весёлого Ивана, кривилась и недовольно отворачивалась; она, как Провидица, могла видеть сплошную смерть вокруг него, изрезанную неимоверно большим количеством грехов и боли, которые должен ещё пережить Ванька, её милый и добрый Ванька.
Провидица - звучало как приговор; собственно, это и было приговором, и девушка то и дело ожидала того мгновения, когда ей придёт приглашение на "Тибидохс" - самые страшные игры, которые только могли существовать за всю историю человечества. Рыжеволосая практически не боялась - она была просто уверена в том, что когда-то погибнет, а вот на каком раунде, когда именно - девушке было практически всё равно.
Таня вновь подняла взгляд на зеркала, которыми Валялкин умудрился увешивать все их стены, но при этом сам никогда не смотрел. Гроттер ненавидела своё отражение, терпеть не могла; особенно Таня не ненавидела свои рыжие волосы. Они были невероятно яркие, кудрявые, вечно непослушные, и Гроттер без конца хваталась за ножницы, пытаясь отрезать их, перекраситься, вырвать их с корнями, чтобы больше никогда даже не видеть.
Куда больше рыжих волос девушка терпеть не могла свои глаза - глаза Провидицы, тоже слишком яркие, слишком зелёные, слишком красивые как для этого жестокого мира; глаза были единственными во всей картине собственной внешности, что только могло немножко нравиться Тане. Все остальное она нещадно критиковала - считала себя слишком худощавой, хотя это, конечно, смотря с кем сравнивать; немного неуклюжей, что, конечно, было правдой; с длинноватым носом, доставшимся в наследство от родителей; со слишком бледной кожей, которая была пятном фоне ярких глаз и волос - но зато без единой веснушки.
Валялкин был куда более обычным - обычный светловолосый, щуплый паренёк среднего роста, правда, немного вихрастый, с голубыми, пронзительными глазами, которые напоминали Тане небо; Гроттер небо не любила, она всегда боялась в него смотреть, потому что могла там видеть - видеть всё без исключения, все эти страшные смерти, сами игры, которые никогда никому не показывали.
"Тибидохс" существовал исключительно для слишком богатых личностей. Они ставили ставки и ожидали - там, на поле, даже камер наблюдения не было, только датчики, которые вводили с уколом шприца под кожу каждому участнику и которые попросту прекращали работать, когда жертва умирала, ну, или просто покидала зону игр.
Но покинуть зону "Тибидохса" могли лишь те несколько победителей, что выжили и сумели победить всех, а вырубившийся датчик переходил в кровь или в что-то там ещё - Таня особо не разбиралась, - а потом каким-то образом, с помощью определённого препарата, попросту выводился из организма естественным путём - датчик был самой безопасной вещью, которую только использовали на играх.
- Таня! - тихо позвал Валялкин, присаживаясь рядом с девушкой. - Танечка, ты меня слышишь? - он осторожно, словно пытаясь разбудить её, прикоснулся ладонью к плечу Гроттер, и та едва заметно вздрогнула, но не отпрянула - они вроде бы как давным-давно уже вместе, хотя на самом деле вроде бы и нет.
У Провидиц никогда не было пары - Таня, можно сказать, первая, которая решила впутать ещё одного человека в проблемы собственного Дара, эгоистка, как думала она сама, и слишком жертвенная, как считал Ванька. Валялкин - он просто никогда не был волшебником, вот и не понимал, что именно скрывается за таким простым словом, как Провидица, понятия не имел, как страдает Гроттер и что она обязана переживать каждый раз, когда у неё что-то случалось.
- Что, Вань? - оглянувшись, спросила рыжеволосая, внимательно всмотревшись в глаза неимоверно ненавистного цвета неба, которое всегда приносило Гроттер так много боли. И Валялкин обязан принести - она это чувствовала и почему-то была уверена в том, что нормально всё это точно не закончится, верила в то, что всё завершится более чем плохо, она... Она просто терялась в собственных видениях.
Валялкин промолчал. Он просто осторожно сжал в своей руке маленькую ладошку Гроттер и, наконец-то решившись, надел на безымянный палец тонкое золотое колечко - достаточно дорогое, как для невыносимо бедного Ваньки, но для Тани служившее ещё одним камнем, который обязан потянуть её на дно. И потянет. В любом случае.
- Ты станешь моей женой? - шепотом спросил светловолосый, обнимая Таню за талию - ему невероятно хотелось поцеловать девушку, в конце концов, наконец-то быть с нею... как мужчина, но Гроттер не позволяла никогда попросту прикоснуться к себе, не позволяла поцеловать себя в губы, не позволяла... вообще ничего не позволяла. Она просто решила ограничить себя во всём человеческом.
Она была Провидицей, она была действительно проклятой, и от этого никак не избавиться!
- Ваня, ты же знаешь, что я не имею права, - вздохнула Гроттер. - Я... Мы будем находиться в состоянии обручения, если ты хочешь, до игр - до моих последних игр. Не более.
Валялкин кивнул - он был согласен на всё, что угодно, лишь бы остаться с Таней - он искренне считал, что любил её, но толком никогда не мог понять, любит на самом деле или всё же нет. Ему вдруг неимоверно сильно захотелось прижать к себе Гроттер и всё-таки наконец-то поцеловать её, но рыжеволосая словно прочла это намерение в его глазах, посему сочла нужным отодвинуться на несколько сантиметров и посмотреть настолько строго, что становилось совсем уж не по себе.
- Всё будет в порядке, - вздохнул парень. Он собирался пообещать Тане ещё что-то не слишком реальное, но при этом невероятно прекрасное и замечательное, что-то жизнеутверждающее, но Гроттер ещё раз отодвинулась и вдруг оглянулась на какой-то тихий, слишком тихий звон.
- Письмо! - воскликнула Таня - казалось бы, она даже обрадовалась этому. - Письмо, письмо! - она схватила тонкий свёрток, который свалился на очередное упавшее на пол зеркало, а после протанцевала по нему, своими тонкими каблучками попросту разбивая его на мелкие кусочки. - Зеркало к несчастью, Ваня, и письмо - тоже! Знаешь, что это! Это... - девушка развернула письмо. - Это извещение о том, что мы участвуем в "Тибидохсе"!
Ванька удивлённо посмотрел на девушку - она, словно безумица, кружилась по комнате, сбрасывая зеркала на пол и наступая на них, заставляя их расколоться на несколько частей и просто рассыпаться мелкими осколками по дому. Валялкин, который перед этим умудрился разуться, не знал даже, куда ему ступить и как что-то сделать, дабы успокоить Таню.
- Я так и знала, - вздохнула наконец-то она. - Я так и знала, что мы попадём в "Тибидохс", я так и знала! - девушка прикрыла глаза и села прямо на стекло - крови не было, - а после вдруг подкинула свёрток вверх - и в воздухе начали появляться синеватые буквы приглашения.
"Уважаемые Татьяна Гроттер и Иван Валялкин - Провидица и абсолютный дурак, вздумавший влюбиться в ту-в-которую-ни-в-коем-случае-нельзя-влюбляться. Ведунья и простак, Верная и вроде-бы-не-предатель, вы попали в "Тибидохс".
С огромным прискорбием обязана сообщить вам, что правила не изменились, и выживает неопределённое количество человек, но меньше общего количества, пройдя определённое количество раундов и убивая определённое количество людей. Вы можете погибнуть - и тогда ставки тех, кто выбрали вас, перейдут в огромный банк нашей державы, - вы можете выжить, и тогда деньги будут ваши, а каждый человек на улице будет знать, что вы убийцы.
Дорогие мои Провидица и Простак, не смейте, ни в коем случае не смейте опаздывать, ибо я терпеть не могу людей, которые опаздывают. Прошу вас быстро-быстро-быстро броситься в "Тибидохс" - удачи вам в вашей смерти. Предлагаю вам дойти самим, или же вы будете доставлены сюда насильно.
Удачного прозрения, мисс Гроттер, удачных изменений, господин Валялкин...
Покровительница "Тибидохса", госпожа Чума-дель-Торт."
- В "Тибидохсе", - промолвила Таня. - В "Тибидохсе" будет то, что должно было быть всегда - сотни смертей, и кровь, наша кровь... Боюсь, наши судьбы будут разделены!
- Почему? - удивился Валялкин.
- Потому что я никогда не вижу тех, кто имеет ко мне отношение, - промолвила Татьяна, а после, приблизившись к Валялкину и приподняв его лицо за подбородок, прошептала: - А я вижу каждый твой грех, Простак... Удачных изменений, Ваня!
И, выдохнув последние слова, девушка рухнула на пол без сознания - осколки её Дара наконец-то объединились в одно, и девушка сумела всё-таки избавиться от назойливого видения...
***
Сарданапал вздохнул - в свои несколько тысяч лет он продолжал бояться "Тибидохса" по крайней мере за то, что сам его и создал. Черноморов мог только с невероятной, невообразимой грустью вспоминать о том, что когда-то устраивал состязания для детей, мирные, в которых никто никогда не умирал. Не умирал до тех пор, пока его не захватила госпожа Чума.
Она - Сарданапал знал, что весь мир называет только так, только по-одному, только "Чума-дель-Торт", но для него это была она.
- Сарданапал, как ты думаешь, а что будет на этот раз? - в этой мелкой камере Медузия оставалась невероятно спокойной, невероятно мудрой сначала девушкой, а сейчас уже женщиной на вид лет сорока, давней волшебницей, человеком, которая сумела породить что-то правильное в этом мире.
- В нашей тюрьме никогда не бывает ничего нового, - покачал головой Черноморов. - Я не верю в то, что на сей раз Чума придумает что-то новое - она просто записывает убийства и раз за разом прокручивает их перед нашим носом. Жестоко, конечно, но мы могли давно уже привыкнуть. В конце концов, это просто дети - дети, которые пали жертвой её абсолютной ненависти, которые...
Сарданапал запнулся. Он знал, что сам породил эту ненависть, знал, что и Медузия находилась здесь исключительно по его вине, потому что когда-то предала её, великую госпожу.
Горгонова была до сих пор неимоверно красивой. Она походила на угасающее лето, плавно перетекающее в осень, долгое, великолепное, прекрасное лето, которое с каждым днём становилось всё более рыжим. У Медузии были огненные волосы - они словно горели каким-то непонятным огнём изнутри, и все окружающие, кто только видел её раньше, удивлялись тому, что на самом деле её пряди существуют, а не просто являются выдуманными, нереальными и неправильными.
А ещё они могли превращаться в змей; змей Медузия в молодости очень боялась, поэтому проклятье, что пало на её волосы., было первым порывом злобы госпожи Чумы, тем самым противным для молодой девушки, которая вынуждена была стареть здесь, в клетке.
Она так и увядала, раз в год наблюдая за тем, как Чума-дель-Торт устраивает смерти для других людей, рассматривая с профессионализмом маньяка-убийцы то, как кто-то выгрызает сердце другого. Медузия прекрасно знала, что человек не может быть нормальным, спокойным и прекрасным, когда участвует в этом; из "Тибидохса" самые хорошие люди выходили чудищами или выезжали в гробах.
Их хоронили, всегда хоронили - и пленные небольшой клетки всегда удивлялись подобной особенности со стороны Чумы. Но, казалось, ей просто нравилось наблюдать за тем, как родственники или просто люди рыдают на изувеченными телами порой вообще обыкновенных детей, у которых не было места в этом мире.
Сарданапал же состарился, казалось, слишком быстро. Он и когда попал сюда, был не самым молодым человеком на свете - в тот день мужчина праздновал своё тысячучетырехсотвосьмидесятилетие; слово, которое Медузия до сих пор не могла выговорить без запинки. Но тогда у него не было ни усов, ни бороды - а сейчас появились, длинные-предлинные, потому что основателю "Тибидохса" они нравились.
Он был очень невысок ростом, даже слишком, а ещё обладал особенностью без конца наступать на свою бороду. Рыжая красавица Меди, как он её называл порой, очень любила заплетать косички из тонких волосков этой бороды и усов; наверное, она делала это только по той причине, что никакого иного занятия в тюрьме не было.
- Смотри, Сард, - вздохнула Горгонова. - Смотри - вот оно, письмо пришло. Читать будем?
Ответ всегда следовал один и тот же - Сарданапал даже не задумывался над тем, читать или нет. Он просто подкидывал свиток в воздух, и на фоне стены появлялись строчки непонятных слов, которые после переобразовывались в нормальные слова, что их уже знал каждый в этом мире, ведь Чума заботилась о том, чтобы народ был образованный.
"Персонально для моих врагов, Сарданапала и Медузии, я составляя эту писульку ровно столько, насколько будет продлена ваша спокойная жизнь - несколько минут. А сейчас же могу поздравить вас с тем, что вы больше не будете смотреть на смерти в "Тибидохсе".
Вы будете в них участвовать.
Знаете, почему я больше не хочу рассматривать ваши глупые, скучные, неинтересные напуганные рожи, на которых отпечатывается весь ваш слишком сильный страх перед будущим? потому что я устала от этого, просто устала, и сейчас хочу чего-то нового. Теперь вы не будете смотреть на то, как умирает человек - вы будете вынуждены переступить через себя и убивать окружающих.
Я знаю, вы хотите сказать, что никогда не станете ничего такого делать. Но если вы победите, я отпущу вас на свободу; с деньгами, с силами... Хороший соблазн, разве не так? Так; и я знаю, что вы, сколько бы сейчас не повторили, что являетесь добрыми и праведными, будете поступать с куда большей ненавистью и остервенением, чем окружающими.
Удачи вам в "Тибидохсе"; я с удовольствием посмотрю на то, как вы станете подыхать во всём этом, дорогие мои; удачи!..
Учредительница "Тибидохса", преданно ваша, Чума-дель-Торт..."
- Вы ведь не будем убивать? - с надеждой поинтересовался Сарданапал, пытаясь отказаться от игр.
- Будем, - строго ответила Медузия. - Мы будем, и обязательно выживем - и я больше не намерена сидеть в этой дыре!
Мечта о свободе оказалась для неё куда более опьяняющей, чем для старого, слишком давно опустившего руки мага с длинными усами и бородой, которая заплетена в мелкие косички...
***
Бейбарсов откинулся на спинку стула, в который раз изучая взглядом стены небольшой комнатушки, в которой он нынче находился. Она казалась для него полупустой и слишком серой; впрочем, точно так же думали и Ленка с Жанной, но никогда не жаловались. Не жаловался и Бейбарсов - для него всё это было пустым звуком, чем-то неинтересным и совершенно незначительным; можно сказать, что Глеб жил только во время "Тибидохса", а вот в обычное время здесь, за закрытыми окнами и бетонными стенами, он просто существовал.
- Чума говорила, что это будут наши последние игры, - вздохнула Жанна, устраиваясь поудобнее на ковре - она любила сидеть на полу, потому что так удобнее было рассматривать потолки, покрытые трещинами, исписанные какими-то гадкими рунами, что на разных языках мира означали одно и то же.
Ленка на пол предусмотрительно не садилась - она говорила, что не желает тратить собственные силы потом на то, чтобы регенерировать из-за банальной простуды; Бейбарсова просто не интересовали потолки, комфорт или уют. Он знал, что эти игры будут последними и без Аббатиковой; прекрасно понимал, что и смотрителей иногда менять надо, потому что иначе слишком скучно; ему и было слишком скучно, вот только не хотелось расставаться с "Тибидохсом" так рано.
- Мы все заключили контракт на три года, - отметил Бейбарсов. - И так долго продержались - в конце концов, уже прошло два сезона, а мы всё ещё живы; но Чума уверена в том, что не все мы доживём до завершения этих игр - слишком скучно становится, говорят, что никто уже особо не рвётся делать свои ставки.
- Ску-у-учно-о, - протянула Свеколт. - Какое смешное слово! - она оттолкнулась ногой от пола, и странное кресло, предназначенное явно не для комфорта человека, завертелось вокруг своей оси. Ленка безумно хохотала, изредка сама себя дёргая то за зелёную, то за жёлтую косу, словно таким образом она пыталась затормозить, но, очевидно, безуспешно.
Елена всегда была настоящим учёным. В "Тибидохсе" ей нравилось только то, что можно было понаблюдать за действиями людей, что попадали в странные, непривычные для всех них условия. Мало ли что могло случиться - и вправду, каждый метался, убивал, издевался над окружающими; Ленка порой считала себя садисткой, порой - вполне нормальной девушкой, которая просто - просто! - развлекается и никак не может успокоиться в этом мире.
- Прекрати кривляться, - покачала головой Аббатикова. - Скучно - не скучно. Какая к чёрту разница? Не знаю, кто из нас погибнет, но это точно буду не я! - девушка вскочила на ноги и стала ходить взад-вперёд. - Скоро закончатся наши последние игры - и всё, свобода! Вы представляете? Сво-бо-да!
