сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 54 страниц)
Она улыбнулась, наконец-то ступая на яркое солнечное пятно и чувствуя себя так более свободной и счастливой.
Она подняла голову, немного прищурившись – некромаги не любили Солнце, - и посмотрела на огромное светило.
Эта звезда, которую люди называли своей последней надеждой, казалась такой спокойной-спокойной.
Удивительно.
Сколько смертей увидели Луна и Солнце, а они, такие могущественные и прекрасные, даже не попытались ничего изменить.
Они спокойно следили за этим и равнодушно дожидались того момента, когда убийцы будут наказаны или, напротив, получат собственную долю счастья в этом мире.
Они были прекрасными проводниками для тех, кто замышлял недоброе, а может и наоборот – Солнце и Луна были немыми пособниками каждого здесь, на "Тибидохсе", и Ленка тоже любила их.
Относительно, впрочем.
Она видела в темноте, как и каждый некромаг, и терпеть не могла свет, но сейчас оный показался относительно родным и близким, куда более важным, чем всё прочее, что окружало её уже достаточно долго.
Это был очень странный мир, к которому требовалось привыкнуть поразительно быстро, а у неё ничего не получалось.
Наконец-то Свеколт внимательно осмотрелась и осознала, что тут она не одна. Энергия чужой смерти буквально скользила по её рукам, и Ленка чувствовала это.
Она всегда была более чувствительна к погибшим, чем Бейбарсов или Жанна. Аббатиковой для этого не хватало сил, а у Глеба было всё наоборот – он просто не мог ограничить поток некромагии.
Сейчас, когда дар, который достался ему в наследство, наконец-то вступил в свои права, ему станет ещё труднее.
Если Глеб пожелает, то ощутит мёртвых куда лучше, чем Лена и Жанна вместе взятые, но если не захочет, то его будет ослеплять собственная аура.
Вряд ли Бейбарсов будет против.
- Осталось семеро, - прошептала себе под нос Свеколт, опускаясь на колени перед мёртвым Кузьмой и убирая с его лица прядь волос, кудрявых и самых, впрочем, обыкновенных.
Он умер.
Умер, глядя на Солнце широко раскрытыми глазами – и Елена, проникнув в его последние, предсмертные воспоминания, весело улыбнулась, словно соглашаясь с какой-то мыслью, которую смогла почувствовать.
- Покойся с миром, - наплевав на то, что это она его убила, прошептала Свеколт – а что плохого в том, что она совершила?
Пожалуй, всё скорее очень даже наоборот – она защищала того, кого, возможно, немного любила, и это было очень ценно для неё. Елена знала, что Тузиков простил бы даже собственную смерть.
Она чувствовала его мысли, понимала, что он предельно расстроен, но, тем не менее, даже отчасти счастлив.
Он мог чувствовать себя более чем нормальным человеком, а не расстраиваться по поводу и без.
И это было, признаться, идеально.
- Покойся с миром, - повторила Елена, а после, резко выровнявшись, направилась куда-то как можно дальше, не собираясь больше останавливаться здесь, потому что ей было не так уж и интересно чувствовать энергию Смерти.
Конечно, тем, что осталось в его теле, можно было прекрасно подпитаться, но Елена считала это низким.
Да и, к тому же, не следовало забывать о том, что рассказывал Бейбарсов – Глеб часто повторял, что попытка выкачать жизнь из тех, кто уже умер, для многих заканчивается очень плачевно.
Правда, после этих слов он в основном и сам более чем нагло пользовался тем, что осталось ему от волшебства.
Но, тем не менее, Елена никогда не завидовала Бейбарсову – она знала куда больше теории, чем он, а Глеб часто пользовался этим, требуя её помощь; Елена не отказывала практически никогда.
Возможно, не просто так она чувствовала, что Бейбарсов остался единственным, кто был частью её семьи.
Но Жанне придётся пожертвовать собой ради того, чтобы кто-то другой был очень, очень счастлив. Она заслужила подобное к себе отношение – как жаль, что Аббатикова сама этого так и не успела осознать.
***
Горгонова чувствовала, что ей не так-то уж и долго осталось идти, но, тем не менее, длинный ряд почерневших от её попыток получить несколько капель энергии кустов свидетельствовал о том, что есть шанс выжить.
Медузия впитывала всю магию, которую только могла, и это позволяло бороться с тем, что всё ещё жило внутри неё.
- Мы уже практически дошли, - прошептала она, покосившись на Гробыню. – Смотри, вот он, центр!
Склепова за долгое время успела немного смириться со смертью Гломова, и теперь её месть стала более холодной и расчётливой.
Теперь Гробыня знала, что должна делать, и не собиралась просто так отступать от своей цели – и Горгонова чувствовала, что девушка стала более чем серьёзным противником, но в тот же миг очень даже хорошим союзником.
Сейчас Склепова просто всматривалась в неизвестную пустыню, которая раскинулась перед ними.
Она была огромной.
Казалось, это всего лишь какая-то круглая площадка, окружённая лесом, но, тем не менее, Горгонова чувствовала, что невозможно будет просто так покинуть это место, ступив на него.
Тут не было ничего живого.
Пески переходили, словно волнами, из одного бархана в другой, и огромные песочные горы казались просто-таки убийственными.
- Пустыня, - прошептала Склепова.
- Да. Мы практически подошли к центру, - наконец-то спокойно промолвила Медузия. – Думаю, совсем скоро можно будет переступать черту, но пока что совсем рано это делать.
- У нас почти закончилась вода.
Эти слова наконец-то заставили Горгонову вспомнить о реальности – она и забыла о том, что, пожалуй, людям надо пить.
Медузия понимала, что в пустыни ей будет нечего вытягивать из окружающих её растений, и это немного раздражало.
Возникало впечатление, что весь этот мир способен затопить её своими сплошными песками, и это раздражало.
Девушка склонила голову набок, глядя на Горгонову – и Медузия вновь почувствовала, что Склепова не доверяет ей. Это расстраивало, по кра йней мере, относительно, и ничего не могло вернуть Горгоновой нормальное настроение.
Уверенность в себе постепенно таяла, словно та вода, которая вытекает сквозь ладони.
- Ничего, - наблюдая за тем, как пески взмывают в воздух, гонимые сильным ветром, что никогда не утихал тут, промолвила Медузия. – Через шесть дней наступит окончательная свобода, и всё будет хорошо.
- Не верю, - отрицательно покачала головой Гробыня. – Мне кажется, тут вообще никогда ничего не может быть хорошо.
Горгонова хрипловато рассмеялась.
Ей показалось, что на самом-то деле не осталось совершенно ничего хорошего в этом потоке мыслей и жизни.
Может быть, следовало попытаться вернуться к реальности и хотя бы немного отреагировать на происходящее, но, тем не менее, Медузия не хотела этого делать – она чувствовала себя блаженной.
- Наверное, так ощущают себя Провидицы, - наконец-то выдохнула Горгонова, не обращая внимания на то, что её могут услышать.
Гробыня удивлённо покосилась на свою спутницу, но промолчала.
- Я пока что не вижу причин отправляться в пустыню, - наконец-то промолвила она. – Какой бы там центр там не лежал, я всё равно не хочу туда идти, - девушка устроилась на земле, скользя кончиками пальцев по травинкам.
Возможно, она была права.
Пустыню от прекрасного леса отсекала словно какая-то тонкая линия, за которую не мог переступить ни один стебелёк.
Это была магия, магия сильная и невероятно серьёзная – и купол можно было увидеть даже по тому, как сформировался ряд последних деревьев, словно охраняющий вход в лес и не пускающий сюда пустыню.
Ни одна песчинка так и не долетела к Горгоновой и Гробыне – словно их что-то охраняло, какая-то невидимая преграда.
- Оттуда можно выбраться только телепортом, - наконец-то промолвила Медузия. – Я видела уже однажды такое поле.
Она не просто его видела, она его создавала – и это были те игры, тот "Тибидохс", на котором умудрилась не погибнуть, но умереть Чума-дель-Торт.
Увы, она так и не сумела распрощаться с жизнью окончательно, и сейчас создала такое количество проблем.
Это было достаточно жутко, и не оставалось ни единого выхода, кроме как попытаться победить здесь.
Медузия верила до сих пор, что ей позволят это сделать и что она наконец-то сможет, скорее всего, оказаться счастливой – может быть, в этом есть определённый оттенок смысла, хотя на оный не следует надеяться.
Всё будет хорошо.
Когда-то.
- Знаешь, думаю, следует наполнить фляги водой, - забыв о том, что фляг у них не было, прошептала Горгонова.
Она тоже легла прямо на землю и посмотрела на солнце, которое стремительно пряталось за какими-то тучами.
Всё будет хорошо.
***
Аббатикова ещё раз пересмотрела собственный вариант послания от Чумы, на котором значилось всего два слова.
Что за жизнь?
Она равнодушно рассматривала это самое холодное "убить девчонку" и перебирала кандидатов на смерть.
Кто тут остался из женщин?
Медузия отпадала сразу же. Она и без того умирала, к тому же, её вряд ли можно было обозвать девчонкой.
Конечно, Аббатикова и не рискнула бы поткнуться именно к Горгоновой. Та была уже далеко не настолько сильна, как прежде, но всё равно в ней осталась та самая удивительная сила, которая присуща определённым людям. Она бессмертна, а это более чем плохо.
Следовало перебирать дальше.
Лоткова с этим своим белобрысым Баб-Ягуном тоже отпадали. Бейбарсов проклял Екатерину…
Она всё равно должна была умереть.
Вряд ли следовало надеяться на то, что он смог бы, возможно, убить её сразу же таким заклинанием – но Глеб, тем не менее, был могущественным колдуном, и замедленное действие проклятья уже убило в Лотковой человека.
Быстро, однако.
С Горгоновой шагала ещё одна девица, Гробыня Склепова, и ту можно было назвать девчонку, но…
У неё была бы и какая-то более яркая характеристика, пожалуй, если бы письмо писала Чума – а ведь это точно была она, у Жанны не возникало совершенно никаких сомнений относительно этого.
Аббатикова предпочитала обычно не задумываться над подобными вопросами, но, тем не менее, ей было даже относительно приятно, что она имеет полное право сделать что-то, что не мог совершить кто-то другой.
Она могла выполнить это указание.
В конце концов, взгляд Жанны остановился на Татьяне.
Провидица.
Это слово заставило её всё осознать.
Конечно же, Чума искала ту, которая помешала бы ей больше всего – ту, которая была бы ей достаточно интересна.
Впервые в жизни она давала настолько расплывчатые и до такой степени конкретные одновременно характеристики.
Чума явно хотела получить определённую пользу из всего этого, и она обязательно её получит.
Аббатикова знала, что не стала бы ни за что предавать повелительницу, которая могла и без неё сделать слишком многое.
Она понимала, что должна ценить доверие Чумы – ведь та могла отправить то ли падальщиков, то ли саблезубых барсов.
Тогда Гроттер не выжила бы, если б, конечно, у неё вдруг не появился потрясающий дар, который помогал ей справляться с животными с потрясающей лёгкостью.
Но тогда они бы знали.
Да и… провидица. У провидиц не бывало ничего, кроме возможности узнать будущее, и это делало их всё более и более слабыми.
Скоро таких не останется совершенно, ведь дар передаётся в основном по крови, и он достаточно силён, чтобы можно было напугать большинство тех, кто лезет к таким людям, но в тот же момент не настолько ужасен и…
Аббатикова уже сделала свой выбор.
Она усмехнулась, почувствовав собственное торжество, и равнодушно кивнула собственным мыслям, словно соглашаясь с ними практически сразу после того, как поняла, в чём дело.
Пора быть верной и совершать то, что надо.
Пора выполнить приказ.
Ленка и Глеб не спешат это сделать, и после их назовут предателями, обязательно назовут. Иначе и быть не может.
Чума приказала убить Провидицу Гроттер, и она, Жанна, обязательно уничтожит именно её, сомнений нет.
========== Боль двадцать шестая. Сойти с ума ==========
Ягун продолжал смотреть на неё с этой отвратительной, не подлежащей пояснениям нежностью, которая неимоверно сильно раздражала и вызывала отчаянное желание буквально взвыть прямо здесь.
Девушка пыталась бороться.
Она столько времени мечтала о том, что они будут вместе, что теперь это глупое желание стало действительно неосуществимым и даже ненавистным. Почему-то Лоткова потеряла всё, что могла называть собственным здравым рассудком, и ни на мгновение не пожалела об этом.
- Ты себя плохо чувствуешь?
Девушка отрицательно покачала головой в ответ на этот вопрос, но ненависть, которая вспыхнула в её душе, оказалась ещё более сильной, чем прежде. Трудно было ограничить себя в этом, но, тем не менее, Лоткова старалась.
Ей казалось, что они не продвинулись даже на десяток метров. Было всё труднее и труднее идти, но, тем не менее, местность не менялась – только грунт под ногами становился всё более и более вязким.
Они для пути выбрали полосу сосново-елового леса, который вызывал, кажется, достаточно много интереса у Ягуна.
Что-то тут не так.
- Прекрати трогать эти ёлки! – воскликнула наконец-то возмущённая Лоткова. – Ты меня уже достал собственным поведением!
Ягун удивлённо пожал плечами, выражая собственное недоумение, а девушка, возмутившись, зашагала куда быстрее.
Безумие придавало ей сил, и теперь вряд ли кто-то, и уж тем более Ягун мог бы её остановить. Да и в этом не оставалось ни капельки смысла.
Казалось, она потеряла ощущение дня и ночи, реальности, чего-то такого, что должно было продолжать держать её на этом свете.
Только скорее и скорее идти вперёд, как можно быстрее вперёд – и это помогало сосредоточиться и собрать все мысли в кучу.
Ягун остался очень далеко позади, словно его и не было нигде. Может быть, его привлекла очередная чёртова сосна или ёлка. Впрочем, сейчас Лоткову меньше всего интересовало то, где находился этот любитель растений. Его убить пока что не слишком-то и хотелось, и поэтому она старалась находиться как можно дальше от Ягуна, чтобы не тронуть его.
Пока что у него была определённая важность.
Он нужен ей.
Конечно, когда-то наступит то мгновение, когда он перестанет становить любую ценность, но это не казалось Кате сейчас срочным, и она отбросила мысли об убийстве или уничтожении парня в сторону.
Лоткова смотрела куда-то вперёд и чувствовала – рядом есть люди.
Совсем скоро она, словно та охотница, уже практически почувствовала их запах и остановилась, вдыхая его.
Интересно.
Почему-то она прежде никогда настолько жадно не всматривалась в дальние дали, словно пытаясь понять, что там, впереди – но сейчас такое желание без конца возникало и буквально одолевало её.
Девушка постаралась ступать как можно тише.
Она могла красться совсем-совсем незаметно, словно кошка, хотя прежде без конца что-то переворачивала.
Теперь казалось, что она могла перемещаться более чем успешно и в тот же момент осторожно.
Это радовало.
Приходилось, впрочем, соблюдать бесконечную осторожность, чтобы не налететь на кого-либо, кто мог бы ей помогать, но, впрочем, это было более чем удобным выходом из сложившейся ситуации – просто вести себя тише.
Наконец-то она увидела людей, которые могли стать прекрасной жертвой для неё.
Спустя мгновение Лоткова вдруг поймала себя на мысли, что она поступает неправильно.
Зачем убивать человека, который пока что ничего плохого ей не сделал? Зачем продолжать уничтожать всех на своём пути?
Ведь она может просто подождать того мгновения, когда кто-то сделает это за неё и не станет больше ничего совершать.
Труп Гломова всплыл перед глазами, и Катя поняла, что слишком сильно желает вновь ощутить вкус крови.
Она замерла за ближайшим деревом, стараясь вести себя как можно тише, и присмотрелась к происходящему.
Склепова, которую она уже даже начинала опасаться из-за практически полубезумного вида и из-за того, что та постоянно сжимала в руках какое-то оружие, направилась куда-то вглубь леса.
- Я за водой! – окликнула она Горгонову. – Тут рядом было ответвление того самого чёртова ручейка, которого ты так боишься.
Медузия ответила что-то совсем-совсем тихо.
Ненависть вспыхнула с новой силой. Почему-то Катя прежде просто не понимала, что сделало её такой, а вот сейчас осознала.
Медузия, эта молодая на вид женщина с рыжими, огненными волосами была причиной смертей, которые происходили здесь.
Именно из-за неё произошло столько всяких гадостей, именно из-за неё Лоткова научилась убивать.
Катя каким-то отдалённым оттенком собственного сознания, сегментом мысли осознала, что она сошла с ума, а после безумие окончательно затопило её, и стало уже намного легче думать о чём-либо.
Лоткова даже не особо подкрадывалась – она уже знала, что должна сделать, и, дождавшись, когда Гробыня уйдёт достаточно далеко, рванулась к Горгоновой, собираясь убить её едва ли не голыми руками.