Текст книги "Нарисуй узоры болью...(СИ)"

Автор книги: Владислава

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 54 страниц)

Может быть, следовало поверить в то, что она просто ужасна – ещё с того момента, когда она впервые появилась в его жизни, такая добрая и слабая, неимоверно слабая, не способная к сопротивлению. Но то, что с неё стало… Ягун даже сам не помнил, когда ударил её камнем, который сжимал в руке, по голове. В конце концов, тут всё было чередой сплошных смертей, и они существовали исключительно за их счёт. За счёт боли – потому что смерти уже так сильно вошли в привычку, казались такими желанными. Ягун сам не понимал, как он умудрился совершить что-то подобное, но чужая смерть невероятно пьянила. Это было ощущение практически самого настоящего удовольствия, к которому, он, впрочем, не должен был привыкать. И только спустя мгновение пришло осознание жуткого факта: он убил свою Катю. Его Катя лежит на земле с пробитой головой и больше никогда не поднимется, не улыбнётся и не попытается прикоснуться к нему. Самое страшное, что на самом деле она этого заслужила: заслужила свою смерть и даже то, чтобы её съели падальщики или какая-то подобная гадость. *** Жанна тянула время. Ей не нравилось то, что провидица не реагировала на неё и не пыталась защищаться, скорее совсем даже наоборот, это вызывало невероятную ненависть у Аббатиковой. Она ждала каких-то свидетелей смерти этой девицы. …Тихие, мягкие, практически кошачьи шаги Аббатикова расслышала, естественно, далеко не сразу. Только в тот момент, когда неизвестный был слишком близко, она резко оглянулась и столкнулась взглядом с Бейбарсовым, который остановился у неё за спиной. Можно было заподозрить Глеба в чём-то, но, тем не менее, в его руках не было никакого оружия. А то, что Бейбарсов мог убить её и без оружия – это не казалось важным, потому что, собственно говоря, он мог совершить такое и с большого расстояния, теряя не так уж и много волшебства. По крайней мере, куда меньше, чем потратила бы на это Аббатикова или даже Свеколт, которая была куда более сильной, чем Жанна. Глеб всегда казался самым могущественным среди них. Это вызывало зависть, но Аббатикова старалась прежде игнорировать подобное. …Они находились посреди зелёного поля, которое, впрочем, должно было скоро прерваться на пустыню. - Видишь, я всё-таки поймала её, - довольно сообщила Жанна, которая, кажется, собиралась продемонстрировать собственное превосходство и была неимоверно довольна тем, что сумела всё-таки сделать. Это было достаточно значительным фактом, наверное, и следовало смириться с ним раз и навсегда – так было правильно, разве что, если немного больше простить. Сколько страха вокруг. - Поймала, - кивнул Бейбарсов. – Удивительно, ты начинаешь уже гордиться тем, что умудрилась поймать обыкновенную провидицу. - Да, но… Жанна запнулась. Кажется, только сейчас она осознала, что Гроттер совершенно никак не могла ей противостоять. Тем не менее, проклятая девчонка продолжала вести себя так, словно в её действиях был определённый смысл, словно она ещё могла себя спасти, себя, свою жалкую жизнь, то, что её окружало. Жанну это раздражало. Аббатикова была преисполнена ненависти – вот только теперь это казалось логичным; девушка смотрела на ковёр цветов, синих, красных, белых и жёлтых, рассматривала зелёную траву. Это было правильно – поступать подобным образом. - Я выполняю определённый приказ со стороны Чумы, - наконец-то сообщила Жанна. – Она ведь просила убить девчонку. - А если другую? – вдруг весело рассмеялся Бейбарсов. – Эх, Жанна-Жанна, ты всегда так неосторожна с приказами. - Не другую, - упрямо повторила Аббатикова. – Эта слишком сильно отличается от всех остальных. Ты только посмотри на неё! Бейбарсов и смотрел. Он скользил внимательным взглядом по длинным рыжим волосам, по зелёным глазам, и почему-то Жанна вспомнила, как Глеб со смехом говорил ей, что ему нравятся рыжеволосые – только не крашенные. Правда, он ещё добавлял, что девушка, которая ему даже до плеча не достаёт, вызывает у него только раздражение – тем не менее, Гроттер казалась достаточно высокой, чтобы преодолеть этот барьер. А то, что Бейбарсов всё равно был намного выше – уже не считалось; Жанну раздражало даже то, что Таня хоть в чём-то смогла её переиграть. Проклятая Провидица внезапно начала вызывать определённое раздражение, да и вообще что-то такое, что слишком сильно напоминало отчаянную ревность. Наверное, не следовало поступать подобным образом, но всё же Жанна не могла просто так позволить себе отступить. Она сама не знала, что её толкало на подобные действия, но, тем не менее, эта Гроттер получила то, чего у неё самой не было. Нормальный, средний рост – вместо неё, чёртовой коротышки, которая даже магию получила в соответствии с собственным ростом; рыжие волосы, которые у этой чёртовой Гроттер, словно специально для Глеба, оставались идеальными, разве что немного спутанными. Зелёные глаза. У Аббатиковой в детстве были похожие – практически знак провидицы, но ведь она получила возможность изменить проклятый цвет и стала некромагиней. А Бейбарсова всегда раздражали отношения с себе подобными – с некромагинями, которые, между прочим, вызывали у него определённый оттенок отвращения. Точнее, не так. Это Жанна вызывала – конечно же, разве эта проклятая идеальная Леночка могла быть причиной для негативных мыслей? Ведь Свеколт была ему сестрой, в конце концов! Такой же, как и Жанна, вот только Аббатикова самолично отказалась от такого статуса, желая стать чем-то большим. Жаль, у Глеба она не поинтересовалась о том, действительно ли всё это ему нужно – а теперь было уже слишком поздно. - Убей её, - наконец-то предложила Жанна. – Продемонстрируй собственную верность Чуме-дель-Торт. - Обычно побеждают четверо, - вдруг промолвил Бейбарсов. - Да, но ты же знаешь, что погибло двое лишних, - пожала плечами Аббатикова. – Остаться должны только двое, а сейчас на арене ровно четверо. А может, останется даже один? - Да, на арене четверо… Возможно, - вздохнул Глеб, а после ещё раз внимательно посмотрел на Татьяну. На его ладони загорелся какой-то пламенный шар. Могущественная магия скопилась вокруг него, не позволяя ничему вырваться на свободу и оказаться чем-то схожим с ветром. Оный веял без конца, словно ему кто-то приказал – но ведь повелителей ветра уже было не найти. Стихии давно уже спрятались; но на арене не четверо, а пятеро, жаль только, Аббатикова пока что об этом не знала. - Но, знаешь, в этом году свершилась аномалия. Бейбарсов движением собственной трости, которую сжимал уже в левой руке – в правой у него был магический шар, - обездвижил Таню, лишая её возможности попытаться сбежать куда-то. Рыжеволосая не могла даже содрогнуться и промолвить хотя бы несколько слов, которые, возможно, могли бы помочь чем-то в её ситуации; впрочем, она слушала то, что говорил некромаг, и чувствовала, что эти слова будут для кого-то фатальными. Для неё, скорее всего, но, тем не менее, Гроттер не могла утверждать – она вообще ничего не могла сказать точно с недавних пор. Даже свойственные Провидицам качества и ограничения умудрились обогнуть её стороной, словно решив, что так будет правильнее. Гроттер это радовало, но ей всё равно прямо сейчас предстояло умереть, если Бейбарсов не решит оставить её в живых. Но кто знает, что может твориться в голове у некромага, который, возможно, успел уже что-то задумать, и прямо сейчас это что-то свершит. - Какая аномалия? – Аббатикова склонила голову набок, внимательно глядя на парня и ожидала ответа. Ей было интересно узнать, что именно скажет Бейбарсов – он, возможно, мог донести слишком много интересной информации. Всегда именно Глеб координировал их и имел связь с Чумой, может, она сказала ему что-то, чего не сообщила другим. - Когда-то давно на "Тибидохсе", уже том, который был подвластен Чуме, появилось одно достаточно странное правило, - словно издеваясь, он немного опустил руку, и огненный шар теперь соскользнул с его ладони. Он замер прямо над Гроттер, готовясь влететь в неё на бешеной скорости и разорвать на мелкие кусочки. - Не тяни! Голос Жанны был нетерпеливым – она переминалась с ноги на ногу, сминая прекрасные цветы и не задумываясь над тем, что делала. Это у неё получалось само собой – уничтожение чего-либо, хорошего или плохого, входило в планы Аббатиковой ежесекундно. - Так вот. По решению большинства смотрителей… а их только трое, кто-то мог назначаться лишним, двадцать первым игроком, - сообщил Бейбарсов. – Кто-то, кто находится на поле. - Вы с Ленкой могли бы являться большинством без моего ведома? – уточнила Аббатикова и, дождавшись кивка, равнодушно пожала плечами. – Тут где-то должны быть ещё операторы и несколько человек, так что, кого вы из них выбрали для "Тибидохса"? Бейбарсов не ответил. - В таком случае, поскольку игроков стало двадцать один, то, предположительно, выжить теперь могут уже трое… Он молчал достаточно долго. Аббатикова должна была поверить – это нельзя было назвать абсолютно правильным решением, то, что он сейчас говорил, но, тем не менее, прецедент действительно был. - Операторы не считаются, равно как и остальные, - спокойно сообщил Бейбарсов. – Двадцать первый участник… Ты. Жанна не успела ничего ответить – магический шар рванулся к её груди. Как прекрасно, что Чума успела одобрить это даже в письменном виде – потому что так ей захотелось. Нет… потому что им так захотелось.   ========== Боль двадцать восьмая. Отмщённый ========== Ягун выглядел сейчас достаточно жалко, словно не понимал, что натворил. Его руки дрожали, и он склонился над мёртвой Екатериной, словно пытаясь её разбудить и наконец-то привести в себя. - Ты мог её остановить, - голосом, из которого буквально лилось обвинение, промолвила Склепова. - Я? – удивлённо переспросил Ягун. – На самом деле, она просто не подчинялась мне, сейчас уж точно нет… Он даже не заметил, когда Склепова подошла к нему, а после заметил, что оружие у неё всё-таки было – нож блеснул в её руках, будто бы какая-то серебристая молния, едва ли не взорвался миллионом искр, а после рванулся к его горлу. Ягун успел откатиться, но девушка толкнула его с силой, которая не должна быть свойственной хрупкой даме, и заставила его лежать на земле, на спине. Она спокойно поставила ногу ему на грудь, словно сдерживая подобным образом, и едва заметно ухмыльнулась. Только теперь Ягун окончательно мог понять, до какой степени сильно она была измучена и насколько тяжело пережила смерть своего возлюбленного. Под разноцветными – наверное, от природы, а не от действия магии, - глазами залегли тёмные круги. Вероятно, она долго плакала, даже при Горгоновой, не стесняясь собственных чувств. Да и ей было нечего стесняться – разве ж это не нормально, когда девушка так сильно переживает, когда убивают её жениха? Нормально. Ягун не мог просто так пояснить себе, что он тоже виноват в смерти Гуни, но прочёл это в её движениях. Волосы, прежде разноцветные и постоянно меняющие свой оттенок, нынче оказались совершенно обычными. Они русыми прядями спадали на её плечи. Теперь Склепова казалась более чем естественной, совершенно нормальной девушкой, которая не оставила в себе совершенно ничего эпатажного. Гробыня толкнула его ногой куда-то к границе – и Ягун даже не понял, когда это случилось, но теперь уже лежал на песке этой пустыни, в которой не было ни капельки воды. Она мыслила хладнокровно, слишком долго продумывая собственную месть, поэтому взяла с собой флягу и вещи, а после наконец-то переступила ту самую страшную границу, которая отсекала её от зелёного леса. - Осталось всего два или три дня, - прошипела наконец-то Склепова. – До финала. До моей победы. Я потребую его тело и с достоинством похороню Гуню! А ты мог предотвратить его смерть! - Я не мог, - мотнул головой Ягун, пытаясь подняться на ноги, но, тем не менее, ему не позволили это сделать. Там, за границей, лежала мёртвая Катя. Он не хотел добраться сейчас до неё, потому что боялся посмотреть в мёртвые, холодные глаза, которые, вероятно, напугали бы его куда сильнее, чем что-либо другое. Теперь он пытался выжить, но сам не знал, что заставляет его хвататься за жизнь и чувствовать её. Совсем рядом чувствовался кто-то ещё - может быть, тут вокруг были люди, шёл бой, но он теперь не видел зелёный лес. Лоткова исчезла. Там словно ничего вообще не было, сплошная пустота. - Ты мог! – прошипела Склепова. – Гуня тебе доверял даже больше, чем твоей белобрысой дуре, а ты позволил ему умереть! Она не походила больше на обезумевшую от горя. Даже изодранная в клочья одежда не позволяла думать о ней иначе, кроме как о королеве, и Ягун просто не мог игнорировать мысль, засевшую в его голове. Он пропустил то мгновение, когда Склепова резко рванулась к нему и всадила в сердце нож. Он не знал, как это получилось, но, тем не менее, теперь лежал с широко открытыми глазами и понимал, что ещё не умер. Те следы от магии Медузии давали ему ещё совсем-совсем мало шансов на жизнь, но несколько секунд у него ещё осталось. Совсем немного. - Прости, - прошептал он, чувствуя, что на губах пузырится кровь, а после выдохнул то, что не должен был говорить. – А ты знаешь, что в последние минуты жизни на солнце смотришь без слёз? Он понимал, что закашлялся, а после просто затих. Он ещё был жив, по крайней мере, ещё смотрел на солнце. Он сам не понимал, почему так случилось, но, тем не менее, смотрел на прекрасное солнце. Оное прожигало его насквозь и позволяло получить наслаждение от прикосновений мелких лучей. Ягун не мог уже признаться Лотковой вслух, но, тем не менее, это было для него огромным облегчением – эта смерть. Надо было поблагодарить Склепову за то, что она совершила это. Он ещё услышал какой-то совсем тихий шёпот, но больше не было совершенно ничего важного, что держало бы его на этой земле – просто ничего, умереть и отпустить собственное глупое сознание, которое больше не держало его и не позволяло задыхаться, толкало лишь куда-то вниз… - Гуня, - прошептала тихо Склепова, опускаясь на колени и проводя ладонью по лбу Ягуна, почему-то холодному, словно он умер уже давно. Солнце выжигало даже желание мстить, и она теперь спокойно смотрела на этого человека, жизнь которого отобрала, чтобы только отомстить. - Теперь ты… - она задохнулась от слёз, которые опять накатились на глаза, но заставила себя говорить. – Теперь ты отмщён. Она сама не понимала, что заставило её выдохнуть эти слова, но, тем не менее, не было ничего важнее этих слов. Склепова не умирала и не могла смотреть на солнце. Но, тем не менее, она прошла немного вглубь пустыни, после легла на горячий песок, закрыла глаза и предпочла ощутить, словно её тело растворяется в солнечных лучах. Она понимала, что не может такого быть – но, тем не менее, продолжала слышать Гломова, который ей что-то совсем тихо говорил. Он просил её. Просил выжить. *** Бейбарсов предпочёл не говорить правду. Предпочёл не говорить то, что на самом деле смерть смотрителя считалась тоже – просто легче было обмануть Аббатикову, сказав ей о предательстве. Она рванулась в сторону, словно пытаясь спастись, но магия Бейбарсова настигла её и там, практически до кости прожигая руку. Тем не менее, не оставалось больше ни единого шанса оставить Жанну в живых – тогда, чтобы чёртова Гроттер выжила, ему придётся убирать других людей, а ему не хотелось этим заниматься. Это было слишком… Слишком долго. - Ты не убьёшь меня! – воскликнула Жанна. – Не было такого прецедента, не было такого закона! - Прецедент был, закона не было, - рассмеялся Бейбарсов. – Тем не менее, ты должна знать кодекс и понимать, что… - …Смерть смотрителей считается. Жанна выдохнула это, а после осознала, что ещё может побороться за свою жизнь и попытаться остановить Бейбарсова и уничтожить его, а после превратить в горку пепла проклятую девчонку. Она ещё успеет. Она смотрела на Бейбарсова с предельной ненавистью, словно планируя, как бы его лучше убить – а Глеб продолжал улыбаться так, словно его это вдруг стало невероятно веселить. Казалось, это было просто ирреальным – но её предали. - Зачем ты это сказал? – сжимая губы в тонкую полосу после каждого сказанного слова, выдохнула Аббатикова. - Затем, чтобы ты почувствовала себя той, которую все предали, - пожал плечами Бейбарсов. – Мне кажется, это было бы правильно после того, что ты попыталась убить ещё нескольких людей… И нас с Ленкой ты бы тоже убила. Да. Убила бы. Конечно, девушка не успела бы двоих, но… - Это были бы мои силы. - Это будет моё убийство, - весело рассмеялся Бейбарсов, словно убеждая её в чём-то, а после вновь вскинул руку. Он сам толком не знал, какое заклинание использовал – волшебство сорвалось с руки как-то само по себе.