сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 54 страниц)
Неизвестная усмешка весьма сильно напоминала Жанне самого Бейбарсова – она уже так хорошо выучила каждый его жест, что просто не могла заставить себя не воспринимать некоторые слишком неправильные действия Глеба. К тому же, та ухмылка отчаянно напоминала девушке брата по Дару, и если бы она не видела сейчас перед своими глазами Бейбарсова, то сказала бы, что это он метнул нож.
- Заговорённый портал, - пожал плечами Глеб. – Обыкновенное проклятие, которое накладывается для того, чтобы уничтожить побольше неловких и глупых участников и после получить желанный результат – зрелища.
- Мы не должны открывать игру! – строго отметила Елена.
Предыдущие два года и вправду было именно так. Бейбарсову это не нравилось – его радовала сама мысль о том, что можно вмешаться и изменить чью-либо судьбу, попытаться разрушить жизнь кого-то и сделать то, что другому не под силу.
- Чума заработала на этом очень много денег. На тупую фотомодель мужского пола поставили богатые дамочки с хронической нехваткой интимных отношений, - всё так же спокойно ответил Бейбарсов. – Поэтому было выгодно убить его.
Глеб относился к смерти не просто спокойно – ему, казалось бы, и вовсе было всё равно, кого именно и как убивать. Парень был готов уничтожить весь мир просто потому, что ему стало скучно – и это поведение давно уже стало для большинства нормой. Такой человек должен был быть не смотрителем; впрочем, на сам "Тибидохс" его никто не пустил.
- Ты слишком меркантилен, - отметила Жанна.
- Милая моя, заря очей моих, я коплю деньги на то, чтобы отыскать любовь всей своей жизни и подарить ей все звёзды на небе, - рассмеялся Бейбарсов, усаживаясь на приятную наощупь, мягкую траву, а после и ложась на неё, потому что так ему показалось гораздо удобнее.
- Не издевайся над чувствами!
- Аббатикова, не будь двуличной, - Бейбарсов рассмеялся и, прищурившись, внимательным взглядом окинул Жанну с ног до головы. – Тебе ведь плевать, кого ты должна убить, но при этом сейчас ты демонстрируешь мне, как любишь мир и людей.
- Всё, ребята, разошлись, - поспешила встать между Глебом и Аббатиковой Елена.
Она всегда пыталась поддерживать нейтралитет. Ей нравилось подобное отношение – что-то вроде дружбы, верности друг другу, - но из-за Жанны и её вечной демонстрации своих правил перед Глебом всё медленно разрушалось и раскалывалось на мелкие кусочки. Ленке это не просто не нравилось – она боялась подобных проявлений поведения Бейбарсова, да и Аббатиковой тоже, к тому же, не могла понять, кто именно ей был ближе.
- Мы и разойдёмся, - кивнул Глеб. – Я в этом году один.
- Что?
Аббатикова смотрит слишком широко раскрытыми глазами; в голове у Бейбарсова почему-то сразу же всплывают десятки заклинаний, как только он видит подобный взгляд. Почему Жанна ведёт себя так, словно она беззащитная дурочка? Она – могущественная некромагиня, и ей не место среди обыкновенных девушек.
- Вы можете идти. Я уже занял своё место, - язвительно сообщил Бейбарсов, а после, отмахнувшись от Ленки, которая пыталась воззвать его к голосу разума, принялся смотреть на слишком ясное небо – интересно, зачем это сделали?
- Мы пойдём тогда, - поделилась Свеколт, но Глеб лишь мрачно кивнул, даже не поднимая головы – и как пояснить ей, что ему абсолютно всё равно, идут они или нет?
Глеб давно уже привык к тому, что они играли вроде бы как в команде, но сам толком не мог понять, почему ему так сильно хотелось сменить обстановку. Так было веселее, что ли, потому что сейчас, в спокойствии и абсолютном умиротворении тихого одиночества, он наконец-то успокоился и позволил себе едва ли не уснуть.
Жанна постоянно читает морали. Ленка останавливает её, но порой постоянные перебранки неимоверно раздражают, и ему хочется едва ли не разорвать сестёр в клочья. Сейчас он наконец-то, спустя долгое время, может побыть один – наверное, пора наконец-то проанализировать, сколько людей осталось и что делать.
Чума-дель-Торт уже считай выиграла очень немаленькую сумму денег в этих играх, потому что те, кто ставил на Жикина, сейчас расстаются со своими капиталами. Бейбарсов усмехнулся – убивать ему даже отчасти нравилось, к тому же, это оказалось возможностью попытаться повлиять на несчастную провидицу, без конца испуганную и дрожащую где-то там, на арене.
Рыжая его веселила. Каждый год попадались Провидицы, и с ними было куда интереснее, чем без них, надо сказать. Глеб с удивлением наблюдал за многими из них – они метались, бегали туда-сюда, видели беспорядочный набор видений, которые никогда не касались их самих.
Впрочем, сегодня получилось что-то не то. Глеб был уверен в том, что девушка видела и саму себя, и то, что случилось с Жикиным, на несколько секунд раньше, чем всё произошло. Её лицо, как и у всех Провидиц в такие мгновения, исказилось от страха, и девушка едва ли не рухнула на колени – а, нет, упала, и Бейбарсов отчётливо видел это в коротких записях, которые мог видеть, - и всё пронеслось у неё перед глазами, вот только дело совершенно в другом.
Она видела себя.
Как любая Провидица, Гроттер не могла видеть себя. Глеб же прекрасно понимал – она видела смерть Жикина.
А не должна была это видеть.
Вызывая в голографическую реальность изображение того самого круга, который он практически выучил наизусть, Глеб внимательно рассматривал каждого из участников, внимательно высматривая слабые места. Он был уверен – многие из них просто не способны сделать хотя бы что-то. Он уже видел тех, кто умрёт ещё в самом первом раунде – осознавал, кто будет более кровожаден и кто не сможет выдержать и прожить хотя бы немного больше.
С усмешкой вспомнив о том, что выживут только четверо, если не меньше, он попытался определить победителя. Интересно, кто? Может быть, этот слишком болтливый комментатор, его девушка, фиолетововолосая телеведущая?
Может быть, эта странная рыжая?
Многие его раздражали – Глеб уже намечал определённых жертв, которых хотел бы убить – взгляд то и дело цеплялся за новых людей, которые непреодолимо раздражали его и заставляли кривиться от чего-то подобного ненависти. Может быть, всё это отвратительно для кого-то, но Бейбарсов не мог сдержаться и не представлять то, как именно будут умирать эти люди, с какими криками и мольбами на устах они покинут этот мир.
В "Тибидохсе" никто никого не щадит…
Особенно их.
Бейбарсов с презрением смотрел на тех людей, которые и разрушили весь их хороший, приятный маленький мирок и породили чудовище – сотворили "Тибидохс" своими руками. Он сначала даже и не думал о том, что будет кого-то из участников и вовсе ненавидеть, но сейчас, сжимая руки в кулаки и непроизвольно кривясь, выровнялся, внимательно глядя в добрые на первый взгляд, светлые, серовато-голубые глаза старика с огромной бородой и цветными усами, а так же его спутницу с рыжими волосами-змеями.
Первые учредители.
Казалось бы, кому ненавидеть систему? Возможно, участникам и их родителям, но ведь явно не тому, кто сам наблюдает за всем этим изнутри.
Вот только Бейбарсов никак не мог простить то, что успел уже потерять на этих играх. Раньше это казалось просто жутким представлением, но с каждым разом он чувствовал смерть всё более и более отчётливо, а ещё – мог сказать, что она существовала. Он соприкасался со смертью уже миллионы раз и прекрасно знал, кого имеет полное право ненавидеть.
Этот человек был чудовищем.
Глеб помнил всё – у некромагов очень хорошая память. А самое главное, перед глазами то и дело всплывали картины первых убийств, первых игр, которые раз за разом просматривал когда-то давно.
Он помнил, кто там умирал.
Смешно наблюдать за тем, как твои родственники, знакомые, в прошлом – друзья превращаются в кровавых убийц и уничтожают тех, кто раньше тоже казался им такими же друзьями или дорогими людьми.
Бейбарсов невольно представил себе смерть проклятого Сарданапала – человека, которого он ненавидел больше всего на свете, куда больше, чем Чуму и каждого из участников, которые ещё имели определённый шанс победить на проклятых играх. Он помнил уже каждую черту ненавистного лица с длинными усами и бородой, знал, что именно этот добрый на вид старик и породил адскую машину, которая уничтожала людей раз за разом, разрушая все правила и воссоздавая новых чудовищ, которые сломленными куклами, марионетками Чумы выходили из ненавистной игры и давали первые трещины в тот же миг, когда впервые ставали на нормальную, не слишком кровавую землю.
Он вспоминал страх, который мелькал в глазах каждой матери, что только провожала своего ребёнка на верную смерть, духовную и физическую
Хорошо тому, кто умер с не окровавленными руками.
Бейбарсов презрительно скривился, радуясь отчасти тому, что сумел продержаться до этих игр. Цель появилась у него перед глазами – плевать на то, что хотела сделать Чума; этот седобородый старик будет убивать и умрёт сам. Он сам переплавится в том, что создал, осознает, какой Ад на земле успел сотворить во времена своего короткого творения, а потом будет умирать долго и мучительно.
Просматривать смерти? Нет, это недостаточно мучительно. Он будет переживать это раз за разом – у Чумы богатая фантазия, и счастье, если дух этого старика не будет долго задерживаться на земле.
Бейбарсов вновь осмотрел внимательно толпу, пытаясь понять, кто ещё вызывает у него какое-нибудь раздражение или ненависть, а после остановился на мгновение взглядом вновь на той же рыжеволосой. Странно – Провидица.
Чума ничего не говорила о Провидице.
Такие, как она, ломаются самыми первыми – Бейбарсову на мгновение даже стало жаль девушку, которая обязательно умрёт из-за того, что её дар слишком пассивен. Такие, как она, в основном сами прыгают со скал, не в силах поверить в то, что происходит вокруг.
Номер второй.
Те же самые голубые глаза, что и у проклятого старика – Глеб вновь сжал в руке трость, представляя себе, как будет убивать этого человека – может быть, просто остановить сердце, так, дистанционно? Нет, не получится, потому что Чума не разрешит так резко уменьшать количество людей.
Глеб покачал головой. Его раздражали правила; действительно, порой неимоверно сильно хотелось наконец-то уничтожить всех до одного и просто гулять по арене всё это время, которое у него вообще есть. Впрочем, всё равно это казалось недостаточным – он сам тоже давно уже отравлен кровью для того, чтобы сдерживаться.
Взгляд то и дело возвращался к красивой рыжеволосой девушке. Чёрт возьми, и чем она ему может нравиться? Глеб никак не мог этого понять, но, впрочем, даже и не пытался осознать, что такого было в незнакомой пока что Провидице.
Беззащитная, слабая и…
Точно такие же зелёные глаза, правда, ещё не спрятавшиеся в ошмётках отваливающейся кожи, такие же тонкие кисти рук, правда, пока что нормальных, живых, не таких, как у той, о ком он думает.
Рыжие волосы огненной волной пока что не обжигающего пламени, разметавшиеся по плечам, как и у неё – только от неё остался лишь полуизгнивший труп мстителя этой игры.
Дар Провидицы, которая может видеть себя.
Чума-дель-Торт.
Интересно, а что нужно этой девчонке для того, чтобы её, сломленную уже изнутри, можно было исцелить, собрать в что-то цельное, но уже совершенно иное, немного испуганное, немного испорченное и совершенно не понимающее, что порой людей действительно следует жалеть?
У него последний год контракта, а после ему обязательно нужно куда-то деться и чем-то заниматься – Глеб понятия не имел, чем именно, но пока что отчаянно пытался отыскать перспективу для себя хотя бы в мимолётных движениях незнакомой пока что ему девушки, которая явно приходилась родственницей Чумы-дель-Торт.
Рыжая – цвет протеста и огненной инквизиции, которую осуществляет великая умершая колдунья.
Что будет, если такую же вновь сломать?
Бейбарсов лишь скривился – ему нравились эксперименты. У него была слишком испорченная душа для того, чтобы воспринимать нечто светлое, то создавать мрак из того, что его не приемлет – это было, наверное, достаточно интересно. Он уже мог представить себе что-то вроде изрезанной души – и у него была такая, так почему же у кого-то другого должно быть нечто нетронутое?
Покачав головой, Глеб поспешил телепортироваться, выстраивая перед своими глазами план того, как именно он будет портить игру лидерам на сей раз. Смотрители ведь отвечают за непредсказуемость? Эта непредсказуемость в этот раз должна удивить не только участников, а и саму Чуму-дель-Торт!..
========== Боль четвёртая. Наш персональный третий день ==========
Холодный воздух создавал ещё большую атмосферу присутствующей здесь смерти, которая огромным веером сметала со своего пути лёгкими порывами ветра каждого, кто только пытался подойти к краю и прикоснуться к странной грани. Она распускала свои огромные руки и хватала каждого за одежду, за руки и за ноги, сбрасывая куда-то вниз и пытаясь уничтожить окончательно. Смерть зачастую побеждала – таковым было правило проклятого Тибидохса.
Пройти круги Ада – не девять, а только пять, но зато по головам как минимум шестнадцати человек – это казалось простым и желанным только для самых настоящих идиотов, которых, впрочем, хватало в этом мире и без того; Тибидохс создавали для того, чтобы своим тонким потоком, дуновением воздуха разбросал в разные стороны лишних в обществе и больше не оставил им ни единого места в современности.
- Собираться парами – не самый лучший выход, - неуверенно сообщила Гроттер, склонив голову набок и чувствуя, как сплошным потоком разлетаются во все стороны её яркие рыжие волосы, густые, даже слишком для того, чтобы их можно было привести в порядок. Мелкие, серые капли дождя, который вообще-то должен быть прозрачным, едва не растопили лес – кислотные испарения заставляли задыхаться, но ведь она послушала Ивана, соглашаясь повернуть на эту дорогу, вскочить в этот портал.
- Ты не выдержишь одна, - отрицательно покачал головой Валялкин, сжимая осторожно её ладонь и помогая рыжеволосой перескочить через очередной камень на их пути. – Ты же знаешь, что здесь слишком опасно продолжать оставаться одному, что это часто заканчивается летальным исходом.
- А ещё я прекрасно помню о том, что ты – мой жених и просто не хочешь, чтобы я оставалась одна. Да-да, я… Я знаю, - кивнула Таня.
- Выживают четверо. Поэтому у нас есть шансы остаться вместе.
- У вас есть отчаянные шансы отыскать более слабых, - шепчет бархатистый мужской голос на ухо. Видение оказывается чрезмерно сильным, и реальность вновь вылетает куда-то, оставляя свободное место для его приятного, обволакивающего голоса. – Кто-то говорит, что вы можете вместе выиграть, но потом сбросит тебя в какую-то кислотную яму и оставит подыхать, - горячее прикосновение губ к шее кажется слишком явственным, и хочется дрожать – с кем же это всё происходит. – Всем свойственно ошибаться, конечно же, но я на сей раз прав. Уж поверь, это далеко не первые игры, в которых так происходит.
Видение накрывает её сплошной волной и заставляет задыхаться от сумасшествия. Ледяное прикосновение длинных тонких пальцев к единственному замку старого и разодранного внизу плаща попросту лишает дурацкий предмет гардероба всякой опоры, и он скользит к ногам, бесформенной грудой оставаясь там – подбирать его некому. Обжигающе ледяные прикосновения рук к талии, горячее дыхание на шее, оставляющее незаметные ожоги где-то на душе, которые будут сильно кровоточить, наверное, завтра – или когда-нибудь потом.
- Ты всё ещё никак не можешь привыкнуть к тому, что это игра на выживание, а не просто какая-то очередная глупость, - пожимает плечами он; чёрные глаза смотрят немного хитро и как-то по-кошачьи. – Тебе повезло, что с твоей наивностью ты до сих пор жива, и я даже немного не хочу верить в это, - он перебирает пряди её волос, усмехается и прикасается губами к виску. – В этих играх не ходят парами. Второй обязательно убьёт первого, пытаясь отыскать того, кого убить будет проще. Не оставайся использованной – это же глупо.
Словам больше нет места. Слезинка скатывается по щеке девушки, оставляя тонкий солёноватый след и падая куда-то на старую, потрёпанную одежду; хочется выть от отчаянья, достать какой-то нож и ударить его настолько сильно, насколько она сможет, но стоит только столкнуться с его взглядом, и сразу становится понятно, что она не успеет среагировать настолько хорошо, чтобы уничтожить его. Как какая-то язва, что-то жутко разъедающее изнутри, он давно уже успел поселиться в сердце и уничтожить всё, что там было до этого.
Следующее прикосновение уже не кажется таким обжигающим, а вся суть прошёптанных на ухо слов стирается и превращается в абсолютный набор обыкновенных и никому не нужных звуков, но от этого ей не становится легче. Таять в его руках до ужаса приятно, но нарисованное кровавыми красками будущее сплошной игры кажется гадким и отвратительным, как и то, что им рано или поздно придётся идти по чужим костям.