Текст книги "Пустой мир 2. Война за престол (СИ)"

Автор книги: thelordofthedark

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 40 страниц)

Война раскручивала свои обороты гораздо быстрее, чем центр успевал отвечать на все новые и новые противоречия, выливающиеся в открытые конфликты. Королевская армия не имела теперь твердого руководства, от которого могла получать приказы для проведения активных наступательных операций, но командующие самым сильным и боеспособным войском в королевстве не собирались так просто стоять и смотреть, как на части разваливается государство, на создание которого ушли тысячи лет и миллиарды человеческих жертв. Не имея возможности для проведения миротворческих акций, они перешли к оборонительным операциям. Ударные эскадры королевского флота вышли к крупнейшим торговым центрам королевства, беря под контроль эти важнейшие для внешней торговли города и обеспечивая их безопасность, вне зависимости от того, к каким феодам они принадлежали. Войскам, чьи гарнизоны там находились, был выставлен ультиматум немедленно оставить занимаемые позиции и покинуть города, иначе рискуют столкнуться со всей мощью королевской армии.

Ни один феод в отдельности, вне зависимости от того, насколько старым и мощным он ни был, не мог противостоять в одиночку королевским войскам, но чаще всего препятствий для них и не возникало. Королевские армии не собирались изменять политическую или экономическую принадлежность городов или станций, а лишь обеспечивали их безопасность от возможных вторжений, заодно и освобождая войска местных гарнизонов для участия в других операциях. Несколько подобных центров находилось и на территории Гористара, Тристана, Карии и других участников гражданской войны, уже вступивших в прямое столкновение.

Королевские войска закрепились и на территориях, непосредственно принадлежащих короне, превратив их в центры стабильной и мирной жизни, когда гражданская война начала растекаться и по всем остальному Рейнсвальду. Особым приказом были приведены в полную боеготовность системы стратегического вооружения и впервые за последние четыреста лет снова активирована система «Периметр», взяв под контроль внешние границы королевства. «Периметр» состоял из нескольких сотен крупных автономных станций, контролировавших открытое пространство на дальних рубежах королевства, где кончались зоны влияния феодов и начинались дикие территории. Практически полностью автоматизированные, станции большую часть времени находились в спящем режиме, используя только лазерные батареи и системы скорострельных орудий, уничтожая непосредственные для себя угрозы, в основном занимаясь сканированием и наблюдением. Активация системы привела к тому, что станции перешли в режим полной боеготовности, подключив системы стратегического вооружения, в частности, ракеты класса «смерч» с разделяющими боеголовками, несущими термоядерное вооружение. Залп таких ракет вполне мог превратить в выжженную пустыню несколько тысяч квадратных километров поверхности, полностью уничтожив возможную вражескую армию вторжения или орду мутантов, подошедшую на опасную близость к границам королевства.

Начало строительства такой системы началось сразу после окончания периода феодальной раздробленности королевства, когда ослабленные междоусобицами дворянские армии не могли противостоять вторжениям извне еще на дальних рубежах, допуская даже то, что противник вторгался на территорию острова, но еще ни разу система «Периметр» не использовалась по своему прямому назначению. Армии феодов эффективно перемалывали любые из прежних угроз еще на подступах к Рейнсвальду. Только сейчас ситуация радикальным образом изменилась, и теперь в ней снова возникла необходимость. Командование королевской армии даже выделило небольшие гарнизоны для каждой станции, только для того, чтобы быть уверенными в работоспособности каждой.

Королевские войска были готовы к действиям, больше всего опасаясь Саальта, вышедшего из собственной гражданской войны ослабленным, но постепенно восстанавливающим свою военную мощь. Слухи о происходящих в Рейнсвальде событиях вполне могут сыграть роль катализатора для радикальных сил соседнего королевства, которые могу посчитать, что пора брать реванш. Вернуть те колонии и феоды, что были потеряны в ходе этой войны из-за захватнических операций рейнсвальдских феодалов, сильно потеснивших границы Саальта на поверхности и на колонизированных островах. И именно туда были выдвинуты наиболее боеспособные части для создания оборонительных рубежей.

***

– Повтори еще раз… – убитым голосом снова еще раз попросил Михаэль, закрыв лицо ладонями, – Только спокойным тоном, без лишних эмоций…

– Мыс Харкии капитулировал, господин, – сказал адъютант тихим голосом, не смея поднимать взгляд на своего барона, – Миррион мертв, штаб обороны захвачен противником. Войска сдают оружие, а попытки прорывов подкреплений из соседних областей отбиты. Сейчас командующие провинций готовятся к обороне уже своих территорий, спешно укрепляя зоны на границе с фларским плацдармом. Штабом командования уже формируется армия освобождения, но без использования стратегических резервов войска испытывают нехватку боевых кораблей и сверхтяжелой техники…

– Тарваил, демон бы тебя побрал! – простонал Михаэль, чувствуя, как отчаяние волной захлестывает его сознание, – Ну почему?! Почему я тебе поверил и позволил уйти! Увести самые боеспособные части в такой момент, когда они были нужнее всего! – подняв глаза к потолку, не обнаружил там ничего, кроме каркасных опор адмиральской каюты, – Кстати, а как дела у моего отца?

Связь с войсками Тарваила прервалась после того, как поступили сведения о мощном контрударе тристанских войск, и почти все операторы в последнее время прикладывали все свои усилия на восстановление сообщения с армиями Тарваила, ведущих ожесточенные бои под стенами Тристанского замка. Именно на эти войска в настоящее время и были основные надежды, вывести Тристан хотя бы на первом этапе из войны, перебросить все силы обратно в Гористар и ударить по фларцам с тыла одновременно с атакой с фронта.

– Связи до сих пор нет, – доложил адъютант, – все попытки установить контакт пока что прерываются тристанцами, глушащими все частоты, но мы улавливаем активные передачи противника, наши дешифровщики сейчас над ними работают… – продолжения Михаэль уже не хотел слышать, представляя и так, что там творится. Тарваил, как всегда, ударил прямо и быстро, но, наткнувшись на гибкую тристанскую оборону, завяз в ней и растратил имевшееся преимущество, теперь ведя тяжелые бои с противником, забрасывающим его все новыми и новыми подкреплениями из резервов бароната. Весь расчет Тарваила строился именно на неожиданности наступления, но оно провалилось, и теперь его силы необходимо уводить из-под замка, пока они еще боеспособны. Только с ними нет связи, а его отец, как молодой барон знал даже слишком хорошо, ни за что не отступит. Там, под стенами Тристанского замка, гибнут ударные части гористарской армии и флота, когда они жизненно необходимы здесь.

– Я даю разрешение на использование мобилизационных резервов, – сказал Михаэль тихим голосом, – Так же свяжитесь с гарнизоном Шейри, передайте приказ о подготовке к активации всех имеющихся у них машин. Использовать их только по моему личному приказанию, это понятно?

– Так точно, – кивнул адъютант, – Еще какие-то распоряжения будут?

– Да, – кивнул Михаэль, вставая со своего места и кидая взгляд на голограммную карту в центре зала, – Резервные части должны занять и подготовить к обороне линию Арвира в самое ближайшее время. Необходимо быть готовым к тому, что наш контрудар не оправдает ожидания и придется отступать. Тогда нам и пригодятся внутренние оборонительные рубежи… Помоги нам Небо…

Гористарское графство могло выдержать потерю Мыса Харкии, даже еще несколько ему подобных городов-крепостей, но политический удар, какой нанесли фларские войска, гораздо сильнее и масштабнее. Графство, всегда известное своим могуществом, еще при прежнем графе ставшее центром целого блока феодов, поддерживающих графа Розмийского, не смогло удержать собственной столицы, а первое предпринятое наступление с треском провалилось, так что даже не получается сразу эвакуировать войска, избежав полного поражения. Позор, который невозможно скрыть.

Михаэль встал, пытаясь успокоить скачущие из стороны в сторону мысли, и сделал несколько кругов по адмиральским помещениям линкора, который сейчас ему и стал временным штабом, предпочитая оставаться мобильным, чтобы в случае угрозы нападения быстро вывести командование из-под удара. После падения Мыса Харкии могут последовать новые удары, вряд ли меньшие по силе, и его еще беспокоила клятва Эдварда Тристанского физически уничтожить Гористарский род. Конечно, серьезно его бояться не стоит, но в таких случаях обычно стоит ожидать подосланных убийц и диверсионные группы, после уже сделанного Эдвардом все остальное уже будет не слишком неожиданным.

Адмиральские помещения линкора оформлены в столь любимом его предшественником стиле классической роскоши: с бархатными обоями темно-красного цвета и мебелью темно-коричневого цвета из настоящего дерева, с большими стеллажами во всю стену и выставленными фарфоровыми сервизами. Даже расставлена на полочках целая коллекция стилизованных фигурок пастушек, крестьянок и дамочек в пышных одеяниях. За толстыми стеклами с затейливыми узорами стояли декоративные воинские доспехи, украшенные геральдической вязью, слишком помпезные и неудобные, чтобы использовать их в настоящем бою, но отлично смотрящимися как предмет интерьера. Пол выстелен толстыми коврами, в которых тонули подошвы армейских ботинок почти по самую щиколотку, а на потолке, украшенном барельефами, на толстых цепях, едва покачиваясь из-за движения корабля, висели большие железные люстры со стеклянными светильниками.

К роскоши Михаэль привык с детства, родившись в Мысе Харкии и почти всю юность, за исключением столь необходимых двух лет службы в королевской армии, проведя в столице графства. Почти все свободное время посвятил библиотекам и изучению военного и политического ремесла, почти не обращая на окружавшее его богатство внимания, считая его чем-то обыденным и привычным. Сейчас же взгляд снова и снова скользил по этим фигуркам и полкам, а мысли против воли вертелись вокруг вопросов, сколько еще сможет видеть и пользоваться всем этим.

Эдвард Тристанский начал войну, которая грозит развалить Гористарское графство, а он сам, вместо того, чтобы защитить честь рода, с треском проиграл первый же этап, потеряв столицу и родной дом. Хорошо только то, что его семья успела уехать прежде, чем по городу ударили фларские эскадры, и сейчас должны быть в одном из загородных имений. За ними должны послать в ближайшее время, чтобы вывезти из прифронтовой зоны.

Михаэль схватился за голову, стараясь удержать все скопившиеся мысли внутри черепной коробки. Фронт в его родном феоде! Дед бы его лично прибил за такое, если был жив. И еще этот Респир, ставший катализатором всего происходящего, а потом просто сбежавший. Предатель и убийца, за голову которого уже назначена цена.

Графство может пережить и более тяжелые поражения, не утратив своей былой военной мощи. Стратегические резервы на складах длительного хранения формировались на случай полномасштабных войн вот уже несколько поколений, достаточно их расконсервировать, чтобы в кротчайшие сроки выставить перед противником новую армию, оснащенную и подготовленную к длительным сражением, клонов и талантливых офицеров у него хватало, недостатка в личном составе не будет. Только сначала надо ударить по фларцам, прежде чем закрепятся на Мысе Харкии и ими провоняет каждый угол.

Линкор «Гористарская воля», флагман объединенного флота всего графства, на котором сейчас находился, уже сменил курс, двигаясь к старой столице феода. Хордехольд, старый и могучий город, с возможностями не меньше, чем у Мыса Харкии. Разумно предположить, что если противник попытается начать новое наступление, то рваться будет именно туда. И тогда на его пути встанет линия Арвира, названная в честь одного из предков рода, заложившего эти оборонительные рубежи еще в те времена, когда остров подвергался нашествиям извне, и феодалам часто приходилось лить кровь на собственной земле, защищая от врагов свои замки. Арвир Горситар практически в одиночку, без поддержки других феодалов, встретил орочье вторжение на Рейнсвальд, лавиной сыпавшихся из их примитивных кораблей. Тогда Мыс Харкии был взят в блокаду, но орочьи орды, желая сражений, рвались вглубь острова, куда Арвир отвел основные войска, надеясь, что родовая цитадель сможет выдержать несколько недель осады.

На том месте, где сейчас проходят оборонительные рубежи, тогда были созданы самые первые фортификации, а территории подготовлены к упорной обороне. Орки были перемолоты в длительном сражении, раз за разом накатываясь на укрепления гористарцев, но каждый раз отбрасываемые с тяжелыми потерями. И когда подошли королевские подкрепления и помощь от других феодов, орочьих сил уже не хватало, чтобы остановить ответный удар. С тех самых пор линия Арвира только укреплялась как важнейших рубеж между возможным врагом и внутренними территориями графства.

В этот раз Михаэль не будет столь наивен, чтобы надеяться на простой бой с Эдвардом и его союзниками, и рассчитывать приходилось не только на возможную победу, но и на поражение, которое теперь выглядит не настолько уж нереальным. В Хордехольде он не станет задерживаться надолго, достаточно организовать штаб обороны и раздать приказы о подготовке города к возможной осаде, после чего можно двигаться дальше. Старая столица графства, где теперь заново формируются органы управления, станет центром мобилизации и формирования новых полков, которые затем будут брошены в бой на врага. По общим планам, отчетностью по которым он занимался еще тогда, когда был жив старый граф Гористар, при всеобщей мобилизации графство могло в течение только первых пяти месяцев выставить, полностью снаряженных и оснащенных, более десяти миллионов солдат и дроидов, при поддержке тяжелой техники и флота. С такими силами он точно сможет вернуть Мыс Харкии рано или поздно. Нельзя позволять врагам хозяйничать в его родном доме.

========== Глава 8. Сила и месть. ==========

Глава 8. Сила и месть.

Месть – это удовлетворение чувства чести, как бы извращенно, преступно или болезненно это чувство подчас ни проявлялось.

Йохан Хёйзинга

Тристанский замок с самого своего основания расширялся, перестраиваясь, достраиваясь и получая новые сектора. Высокие крепостные стены захватывали все больше территории, поднимались все выше в небо высокие башни. Все больше места уходило под защитные купола внутренних дворов, постепенно обраставших новыми и новыми шпилями оборонительных башен и грубых четырехугольников башен универсальной защиты, ощетинившихся орудиями и ракетными установками. Глядя на это величие, невольно можно забыть, что внизу, под фундаментами грандиозных оборонительных систем и жилых комплексов, находится не меньшая по размерам структура, вгрызшаяся глубоко в толщу породы Рейнсвальда, разделенная на множество самостоятельных секций, ангаров, комплексов и им подобных помещений.

В закрытых внутренних доках, спрятанных внутри естественных пустот острова, стояли на приколе, проходили ремонты или профилактические проверки корабли охранного флота, под каменными сводами закрытых ангаров стояли сотни боевых машин, от легких установок легкой кавалерии до сверхтяжелых танков «Викинг». В не меньших по размерам складах ожидали своего часа миллионы единиц стрелкового оружия, сотни тысяч тонн боеприпасов и снаряжения, гигантские стратегические ракеты со смертоносными боеголовками, способные уничтожить половину острова. Еще глубже, скрытые от посторонних глаз, работали научно-исследовательские центры, проводились запрещенные эксперименты и никогда больше не выходящие из своих лабораторий ученые толкали вперед технический прогресс бароната, слишком засекреченные, чтобы жить, но и слишком важные, чтобы умереть.

Немногие знали так же и о тюремных блоках, предназначенных для особо важных пленников, чьи жизни еще могли пригодиться баронату, но о чьем существовании никто не должен был больше знать. Глубоко спрятанные в толще земли низкие и длинные коридоры, с одинаковыми комнатками пять на пять метров, где за тяжелыми стальными решетками и прикрывающими их силовыми полями продолжали свое существование враги бароната. Их жизни еще могли оказаться полезны, и их знания нужны для баронов или планов, или же просто те, кого нельзя убивать, но нельзя и оставлять на свободе. Весь их мир ограничивался теперь пластитековыми стенами и единственной лампочкой под потолком, а так же той частью коридора, что можно увидеть из-за решетки, где каждые три часа проходит дежурный дроид, цокая по каменному полу металлическими ступнями. В той еде, какой их кормили, кроме всех необходимых для жизни питательных элементов находились наркотики, замедляющие мышление и восприятие, чтобы люди не сходили с ума, запертые в одном и том же месте. Так что многие просто целыми днями сидели в углу своей небольшой камеры и глядели в коридор, отсчитывая количество проходов стражника, хоть таким образом еще не теряясь во времени. Некоторые все равно постепенно начинали впадать в безумие, пытаясь вырваться или покончить жизнь самоубийством, но тогда просто увеличивали дозу наркотиков в пище и поставляемом в камеры воздухе, и пленники успокаивались, с беспричинной улыбкой теряя последние остатки рассудка.

В такую камеру угодил и Тарваил Гористар, все-таки выживший в сражении под крепостными стенами Тристанского замка, первый за последние несколько столетий захватчик, пришедший с оружием в руках на земли феода. Проигравший, но все равно не сломленный, хотя теперь его жизнь вряд ли можно было называть счастливой, равно как и называть везением его выживание. Он не помнил, почему остался жив, последним, что отпечаталось в памяти, были тристанские солдаты, наносящие по нему все новые и новые удары, но, видимо, так до конца и не добившие. Может быть, его опознали по командирской комплектации боевого костюма, а может, просто забрали в плен и определили, кем является на самом деле только на сортировочном этапе. В принципе, вариантов много, и не было никакого смысла пытаться понять, каким именно оказался здесь, но мысли Тарваила никак не могли успокоиться. Он должен был думать, просто обязан, если не хотел сойти с ума и превратиться в один из тех безвольных овощей, существовавших в других камерах. Жизнью назвать то, как они проводили день за днем в этих катакомбах, считая шаги охранника, язык не поворачивался, но, повторять их участь Тарваил не собирался, слишком верил в себя. Его еще не сломали, и тот стальной стержень, удерживавший его гордость, оставался на месте, и пока еще его голову не покинули мысли о побеге.

Конечно, они посещают каждого, кто сюда попадал и понимал, что ничего больше в его жизни не изменится, останутся только эти стены, яркий свет лапочки, шаги охранника и безвкусный питательный суп в пластиковой миске, три раза в сутки появлявшийся из небольшой дверцы в стене. Только из таких камер сбежать невозможно, просто некуда, остается лишь смириться со своей участью, либо же постепенно сходить с ума в бесплодных попытках найти несуществующий выход.

– Эй! Я требую немедленно вызвать ко мне барона Тристанского! Я из дворянского рода! Я Гористар, мать вашу, и так просто с рук вам это не сойдет! – с внезапно накатившимся на него приступом бешенства Тарваил в очередной раз вцепился в решетку, криками пытаясь привлечь к себе внимание стражников, обязанных реагировать на подобные буйства пленников. Дроид не подошел, и сколько бы ни кричал в пустоту, разрывая своими легкими застоявшийся здесь воздух, так и не пришел ни к какому очевидному результату. Только несколько ближайших пленников лениво подняли головы, пытаясь понять, откуда же исходит шум, но быстро потеряли интерес, сообразив, что это всего лишь новенький буйствует. Все рано или поздно успокаиваются, становясь такими же безвольными и беспомощными, окончательно отчаявшимися и отказавшимися от прежней жизни.

– Я Гористар! – почти заплакал Тарваил, сползая по решетке и в бессилии стуча по ней кулаками, рискуя разбить их в кровь. Давно уже не чувствовал страх, но сейчас это ощущение захватило его с головой, захлестывая сознание и сбивая с мыслей. Ни мутанты, ни монстры, ни живые люди не могли вселить в него чувство страха, поскольку с ними можно сражаться, а значит, можно и победить, но понимание того, что до конца своей теперь уже бессмысленной жизни будет заперт в этих четырех стенах, доводило его до исступления и неконтролируемой дрожи. Жизнь осталась там, где-то далеко наверху, где он сражался и убивал, где летали боевые корабли и громкие речи на пирах восхваляли его храбрость. Там льется вино, там жарится мясо, там огромные просторы и бесконечные небеса, прекрасные придворные дамы и сладострастные жрицы любви. Все это осталось где-то вдалеке, сохранилась лишь память об этом, рвущая его душу на части тем, что никогда больше ничего подобного уже не увидит. Он не был наивен и не верил, что Эдвард его выпустит, даже если его родной сын попытается выкупить или обменять отца. В таком бы случае его поместили бы в совершенно другой сектор, где нет такой отупляющей тишины и бессмысленности происходящего.

Сколько раз с того момента, как он очнулся здесь, мимо проходил охранник? Десять? Одиннадцать? Или сто одиннадцать? Никакого другого ориентира по времени здесь не было, но он не считал появления стражника, то ли сбиваясь со счета, то ли просто пока еще отказываясь заниматься подобным, но теперь, получается, не знал даже, сколько провел здесь времени, и что происходит за этими стенами. Может быть, когда-нибудь сюда ворвутся гористарские штурмовые отделения, взявшие замок и сломавшие крепостные стены, сделавшие то, что он не смог. Может быть, а может и не быть, но не стоит тешить себя подобными надеждами, хотя кроме этих надежд ему ничего другого и не остается.

Тарваил услышал звук открываемых дверей секции, но такое происходило крайне редко, всего лишь в двух случаях. Либо когда кто-то из местных пленников умирал, и надо было вынести тело, либо когда притаскивали новенького, кричащего от бессильной злобы, паники и ненависти. Сколько Тарваил здесь сидит, подобное происходило впервые, и он тут же прильнул к решетке, пытаясь разглядеть, что случилось в этот раз, еще не растратив надежду, как другие, и где-то глубоко в глубине души еще надеясь, что пришли за ним. Пусть даже для того, чтобы отвести на смертную казнь, все равно это будет гораздо лучше ожидающего бессмысленного существования.

Под таким углом ничего не разглядеть, нельзя даже вытянуть меж прутьев решетки руку, этому мешало жесткое силовое поле, но слух оставался прежним. Вместо равномерных постукиваний охранника, переставлявшего ноги с тем неповторимым ритмом, получавшимся только у боевых роботов, Тарваил услышал звуки подошв, по меньшей мере, нескольких пар сапог, стучащих по каменным плитам. А потом все-таки увидел шедших по коридору людей, тут же отпрянув в сторону и отскочив к дальнему углу своей камеры. Это был сам Эдвард Тристанский, молодой барон и тот, кому теперь обязан своим унизительным заключением, ударивший в спину и не давший даже погибнуть на поле боя.

И все же, душа его запела с непонятной надеждой на какой угодно исход, даже смертельный, когда Эдвард вместе с несколькими сопровождающими и кибернетическим адъютантом подошел к его решетке. Силовое поле перед бароном заморгало на несколько секунд и пропало. Решетка следом ушла в сторону, и между ними уже не было никакого препятствия.

– Приветствую вас, сир Гористар, – Эдвард чуть поклонился, словно издеваясь над принятыми традициями общения между дворянами, – Честно признаюсь, очень хочется съязвить по поводу вашего положения здесь и моего собственного гостеприимства, но, как мне кажется, вы не очень настроены сейчас шутить…

– Какая проницательность, – Тарваил не без труда поднялся на ноги. За то время, что успел провести здесь, суставы сильно затекли и никак не хотели слушаться, – Зачем пришли, барон? Еще раз унизить своего противника? Или вам просто приятно наблюдать, как те, кто действительно сражается за Рейнсвальд и его будущее, медленно умирают, потеряв надежду? Что ж, это, наверное, приносит вам удовольствие.

– Хорошо, что вы еще не растеряли вашу гордость, сир Гористар, – Эдвард оскалился, иначе описать улыбку, возникшую у него на лице, невозможно, – Мне было бы неприятно, если человек, убивший одного из моих лучших командующих, оказался бы так слаб психически, что не смог просидеть взаперти и недели. Однако давайте все же перейдем от обмена любезностями к делу, за каким сюда и пришел… – он дождался кивка от Тарваила, после чего продолжил, – Думаю, вы слышали, что я на Совете поклялся истребить всех Гористаров.

От этих слов сердце его собеседника подпрыгнуло, резко участив свой ход. Значит, тристанский барон пришел сюда, чтобы лично привести смертный приговор в исполнение, не пожелав доверить его никому другому, но Эдвард снова перебил ход его мыслей.

– Однако, – заметил молодой тристанский барон, – в отличие от вашего прежнего сюзерена, так скоропостижно скончавшегося и лишившего меня удовольствия лично отправить его на встречу с богами, у меня еще сохранились какие-то понятия чести. И потому я не могу просто так убить своего пленника, хотя, снова признаюсь, очень этого желаю. Данная дилемма привела меня к воспоминаниям об одном старом и почти что забытом обычае поединка чести. Надеюсь, вам это что-нибудь говорит? – он чуть повернул голову на бок, посмотрев на своего пленника.

Конечно, Тарваилу «поединок чести» говорил об очень многом. У этого обычая было много названий, кроме упомянутого Эдвардом, вроде «суда божьего», «признания Небес», «решения кровью» и многих других, менявшихся в зависимости от времени и территории. Суть все равно была одна и та же: двое имеющих друг к другу неразрешенные претензии и не способных решить их каким-либо другим образом, сходились в поединке насмерть до тех пор, пока на ристалище не оставался только один. Никаких согласий, перерывов или чего-либо другого, предполагавшего, что с ристалища могут выйти двое живых, не допускалось, только смерть одного из бойцов прерывала поединок. Древний и жестокий обычай, чаще всего практиковавшийся среди дворян, хотя были и случаи, когда простые граждане решали свои споры подобным образом.

Тарваил не без удивления посмотрел на Эдварда, почувствовав по отношению к нему нечто вроде уважения, поскольку далеко не каждый решится дать своему пленнику, чья судьба уже была у него в руках, подобный шанс. На ристалище не было никаких званий, титулов и положения, только два бойца с однотипным оружием, и судья Неба, следивший за боем. Там Тарваил уже не будет пленником, не будет под стражей, а снова станет самим собой, и действительно сможет убить Эдварда, будучи старше, опытнее и банально сильнее тристанского барона.

– Что вы хотите этим сказать, барон? – Тарваил попытался сдержать радость, моментально вскипевшую в его груди, – На «поединок чести» обычно вызывают тогда, когда у противников не остается других возможностей решить их спор… А вы всегда можете просто приказать своим ручным роботам прирезать меня. К чему такие сложности? Да и есть ли мне смысл принимать ваш вызов? Либо я сгнию здесь, либо ваши солдаты пристрелят меня, как только выиграю бой, – он пожал плечами, – Либо вы сами меня убьете… – конечно, в такое ему верилось с трудом, но нельзя недооценивать своего противника, особенно стоя лицом к лицу с ним.

– У вас есть весьма серьезный повод принять мой вызов, – кивнул Эдвард, – если только, конечно, вы не хотите провести остаток своей жизни в этой камере. Ставкой в поединке будет ваша жизнь. Она нужна мне, поскольку вы один из Гористаров, и убив вас, вычеркну еще одно имя из списка тех, кто должен умереть. Только не думаю, что вы так легко позволите мне сделать это, и бороться вы будете тоже за свою жизнь, а не за существование здесь. Если сможете победить, вас отпустят на все четыре стороны, вы сможете покинуть Тристанский замок, и никто вам не помешает.

– Так легко отпустите меня? – переспросил Тарваил, но поспешил уцепиться за этой действительно стоящий шанс выбраться отсюда, – Что ж, барон, я принимаю ваш вызов. Известите меня, когда будете готовы, буду там же, где и всегда в последнее время, – развел руками, показывая стены камеры. Под внешним спокойствием сейчас был готов петь от услышанного. Как бы ни сложилось, он избежит жуткой участи до конца своих дней разглядывать белые пластитековые стены камеры.

– Вот и отлично, – кивнул Эдвард, – А пока что… – вытащив из кармана своего камзола сверток, бросил его Тарваилу, – Не бойтесь, если бы хотел вас убить или ослабить, то для этого есть множество более простых способов. Я знаю, в таких местах еда не очень… Конкретно к вам у меня нет ненависти, – несколько секунд обдумывая свои слова, тристанский барон все же произнес их вслух, – вы на самом деле храбрый воин и умелый командующий, и вам нечего стыдиться за то, что произошло под стенами моего замка. И потому мне будет приятно лишить ваш Дом такого человека…

– Не торопите события, барон, – Тарваил поймал сверток и, бросая на Эдварда недоверчивые взгляды, развернул его. Внутри оказалась большая отбивная из свежего мяса, успевшая остыть, но от того не менее вкусная и сочная. Гористар вцепился в нее зубами, прежде не подозревая о том, что можно так соскучиться по вкусу настоящей пищи. Конечно, где-то в душе сразу же взвыла гордость, что не следует принимать таких подачек от своего врага, надо схватить сверток и швырнуть его обратно Эдварду в лицо, но мясо пахло слишком вкусно и ароматно, чтобы так просто от него отказываться. Тем более, для следующего боя ему потребуются все силы, какие только имеет, а значит, необходимо подкрепиться.

– Увидимся на ристалище… Гористар, – Эдвард резко развернулся, так что даже полы его камзола поднялись в воздух, – там решим, кому же Небо благоволит больше…

***

Бросив вызов, Тристанский барон поспешил привести его в исполнение как можно скорее, но, если логично посудить, не столько из-за того, что слишком торопился сойтись в схватке с лучшим мечником Рейнсвальда, сколько потому, что времени у него оставалось действительно мало. Войны, где, используя боевые корабли, можно перебросить целую армию с одной конца континента на другой всего лишь за несколько часов, а одной удачно пущенной ракетой можно превратить в развалины целый город, время играло едва ли не решающую роль. Эдвард и так его тратил непозволительно много, простаивая у стен своего замка целые сутки только для того, чтобы провести всего лишь один поединок с собственным пленником.