Текст книги "Пустой мир 2. Война за престол (СИ)"

Автор книги: thelordofthedark

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 40 страниц)

– Заходим на позицию для стрельбы… – снова сообщил пилот, уже по личному каналу связи с бароном, рассчитывая услышать конкретные приказания, – До высадки десанта меньше тридцати секунд.

– Открывайте огонь по усмотрению, – велел Эдвард, – Постарайтесь десантировать нас как можно ближе к противнику и сразу же отходите. Быть может, нам еще потребуется эвакуация, так что не рискуйте зря.

Транспортники использовали фактор неожиданности на все возможные сто процентов, появившись над противником практически без предупреждения, сразу же открыв огонь неуправляемыми ракетами по сбившимся в толпу солдатам противника. Пока еще не сконцентрированный и спешный ответный огонь не мог привести к серьезным повреждениям, дефлекторные щиты погасили первые залпы, ответным огнем вынудив противника рассеяться.

Зависнув на высоте пятидесяти метров над поверхностью, транспорты приготовились к высадке солдат. Десантные люки открывались прямо в центре пола, и первая волна шла фактически сразу, отключая удерживающие их крепления и срываясь вниз на активирующихся гравишютах. Хотя с такого расстояния и из-за веса самого боевого костюма, даже с антигравитационными модулями достигающего общего веса почти в тонну, приземление получалось таким, что мельмитоловое покрытие дороги трескалось.

– За королевство и баронат! – бросил общий клич Эдвард, прыгая со второй волной. Гравишют в действительности очень странная вещь, используемая только для коротких вертикальных прыжков или же в условиях, где фактически нет атмосферы. Несколько мощных антигравитационных модулей, включающихся на короткие равномерные промежутки, затормаживающие падение, но из-за такой резкой нагрузки почти моментально выходящие из строя и сбрасываемые после приземления. Со стороны напоминали небольшие и узкие металлические крылышки за спиной, отстреливаемые пиропатроном сразу после десантирования. А в момент их использования ощущения возникали такие, будто планируешь, но резкими скачками, то ускоряя, то снова затормаживаясь. Чтобы в такие моменты не потерять ориентацию, бойцы проходили специальные тренировки и имплантации, сохранявшие стабильность вестибулярного аппарата.

Сразу после приземления приходилось вступать в бой, десантники открывали огонь и сами попадали под обстрел, вынужденные выводить личные дефлекторные щиты на максимальный уровень мощности, расходуя запасы энергии батарей фактически за несколько минут, но выигрывая себе время, чтобы укрыться от огня противника. Гористарские гвардейцы вели беглый огонь по всем подряд, и кто еще находился в полете, и кто уже приземлился, но из-за еще висящих в воздухе транспортников и непрерывного огня их роторных орудий, разбивали строй и рассыпались по укрытиям. Так выигрывалось время тристанцам для перегруппировки и броска вперед, сокращая расстояние с противником до минимума. Последние выстрелы прошли в упор, успев забрать еще несколько жизней с каждой из сторон, и в следующий миг две стальные войны схлестнулись.

Гористарские модели гвардейских боевых костюмов были несколько легче и мобильнее, имея меньше встроенного вооружения, но быстрее двигающиеся и меньшие по габаритам, в то время как тристанские модели тяжелее бронированы и имели более мощные дефлекторные щиты, и все же медлительнее и не столь подвижные. Их удары напоминали удары молотов, но попасть им было гораздо сложнее, чем гористарским гвардейцам по своим противникам.

Эдвард был в первых рядах, силовым клинком прорубая себе дорогу в поисках гористарского барона. Модернизированные системы поиска сканировали поле боя в попытках обнаружить выделяющиеся и нестандартные модели боевых костюмов. Барон был уверен, что Михаэль вряд ли будет использовать стандартные системы, но все же тот сам его нашел, бросив вызов.

– Это наш бой! – Михаэль крикнул ему, пересиливая общих грохот и дребезг рукопашной схватки боевых костюмов, режущих и рвущих друг друга на части. В усиленной штурмовой броне, он почти на голову возвышался над остальными своими солдатами, вытянув в его сторону длинный и прямой палаш, ярко сияющий перегруженным силовым полем.

– Только наш! – подтвердил тристанский барон, тоже перегружая свой силовой клинок. Древнее и, по легендам, не раз заговоренное и освещенное оружие тоже ярко запылало силовым полем, сейчас напрямую подключенное к энергетическим контурам боевого костюма и способное к мощным перегрузкам, – Надеюсь, ты готов умереть!

Теперь уже ничего другое не было важным, только стоявший напротив противник, вокруг которого, кажется, концентрировалась их ненависть. Эдвард забыл и о плане сражения, и о возможных опасностях, ведь перед ним был Гористар, один из тех, кого винил в произошедшем на своей свадьбе. Один из тех, на ком была кровь Изабеллы Карийской, уже Изабеллы Тристанской, баронессы Тристанского феода. Все раскаяния и размышления о том, что не каждый из этого поганого рода может быть виноват в ее смерти, уже не имели значения. Не имея возможности расквитаться со старым графом, он потребует ответа с нового, и пролитая кровь облегчит его боль.

Выпад, и силовые клинки сталкиваются друг с другом, ярко вспыхивая при контакте резонирующих полей. Нет лиц, нет глаз, в которых можно увидеть врага, всего лишь защитные лицевые пластины шлемов боевых костюмов с мигающими окулярами визоров, не передающих человеческий взгляд. И все же Эдвард чувствовал за всем этим своего врага, переполняющие его эмоции и ненависть, не менее сильную, чем его собственную. Конечно, Михаэлю тоже было, за что мстить, за что сражаться и за что желать Эдварду смерти, но от этого лишь ярче схватка и желаннее чувство расплаты.

– Грязный выродок, – прохрипел гористарский граф, гудя динамиками, когда они оказались совсем рядом, скрестив клинки и пытаясь получить сейчас инициативу, – Бесчестный предатель, забывший о клятвах!

– Я помню о своих клятвах! – ответил ему Эдвард, злобно улыбаясь, жалея лишь о том, что не может показать эту улыбку своему противнику, – И одну из них я сейчас исполню! Гористарский род прервется!

Ни один из них так и не сумел пересилить другого, хотя сервоприводы боевых костюмов уже завыли от напряжения, и одним резким движением разошлись в стороны, но только для того, чтобы через секунду снова сойтись в схватке.

Михаэль с более тяжелым палашом рубил резкими и прямыми выпадами, атакуя рискованно и агрессивно, изначально заставив Эдварда уйти в оборону, вынужденного отражать сыпавшиеся на него удары. Только Тристанский барон не был против такого положения в самом начале, изучая и запоминая тактику своего противника, после чего уже сам осторожно пробуя контратаковать.

Им даже не мешали, бойцы с обеих сторон лишь восторженно наблюдали за схваткой своих командиров, наконец-то сошедшихся друг с другом, изливая свою скопившуюся ненависть, эмоции и напряжение. Силовые клинки рубили воздух с такой частотой, что казались размытыми молниями, двигаясь неумолимо быстро, но каждый раз либо лишь в пустую вспарывая пустое место, либо пересекаясь друг с другом в очередном блоке.

Эдвард чувствовал, ка начинает терять контроль, понимание того, что все-таки добрался до Гористарского феодала, к поединку с которым стремился столь долгое время, буквально заливало его сознание адреналином, вызывая в голове воспоминания, прежде рвущие душу острыми осколками разбитых надежд, но сейчас лишь распалявшие еще сильнее. Изабелла, выходящая из храма, ее искренне счастливое выражение лица… А потом Респир с оружием в руках. И выстрелы, крики, кровь… Парализующее чувство страха, что не успеет закрыть ее своим телом… Ненависть кристаллизировалась в нем, ускоряя реакцию и мысли, заставляя переходить из обороны в наступление.

Клинок с размаху ударился о палаш, заблокировав его на доли секунды, после чего прямой выпад ногой в живот, и не ожидавший подобного Михаэль отступил на шаг от удара, способного перемолоть кости ничем не защищенного человека в труху, но лишь поцарапавший внешнюю броню боевого костюма. Эдвард же сразу перешел в наступление, с размаху ударив клинком, целясь в левое плечо врага, но выпад лишь пересекся с выставленным лезвием палаша. Тут же увод в сторону и новый выпад, уже в правое колено, но ноги там уже не было, Михаэль снова отступил назад, в ответ ударив палашом, целясь в шею. Эдвард отклонился, пропустив лезвие всего лишь в паре сантиметрах от забрала шлема.

Теперь инициатива была у тристанского барона, и он наступал, не давая противнику даже возможности опомниться, но действуя осторожнее, атакуя с разных сторон и прощупывая оборону противника. Пусть эмоции в нем и били через край, но он не позволял себе терять контроль над схваткой. И наконец-то смог зацепить противника, силовой клинок задел наплечник противника, оставив в нем глубокую царапину с оплавленными краями. Михаэль отступил, но тут же снова бросился вперед, пытаясь добраться до Эдварда, но тот уверенно продолжал обороняться, ожидая момента снова перейти в контратаку.

– Я заставлю тебя проглотить обратно слова твоей клятвы! – прогудел Михаэль, широкими взмахами палаша заставляя Эдварда отходить назад, – Ты ответишь за все то, что сделал с моим домом и моим феодом!

– Твой дом доживает свои последние дни! – ответил ему Эдвард, раз за разом отбивая все удары, после чего неожиданно контратаковав. Палаш имеет больший вес и большую инерцию, в то время как более легкая силовая шпага гораздо подвижнее, – За то, что вы сделали! За то, что Респир сделал, каждый из вас уже приговорен к смерти!

Силовой клинок соскользнул с палаша, стоило только чуть повернуть кисть руки, и тут же глубоко разрезав броню на руке противника, прежде, чем успел ее отдернуть. И все же, даже этого вполне достаточно, чтобы вновь перехватить инициативу и снова пойти в атаку. Михаэль отступил, прижимая к телу поврежденную руку, видимо, клинок все-таки успел добраться до кожи, с перегруженным силовым полем буквально взрывая мясо и мышцы даже случайным касанием, вынужден был отступать.

Эдвард только сейчас обратил внимание на то, что бой вокруг них практически прекратился, солдаты с обеих сторон, и люди, и гвардейцы, просто стояли рядом друг с другом, забыв о собственных схватках, наблюдая за тем, как рубятся их сюзерены. Не обращая внимания на то, кто рядом с ними, друг или враг, рядовые бойцы и офицеры только следили за молниеносными ударами, замирая и задерживая дыхание в надежде, либо же облегченно вздыхая, когда, казалось бы, смертельный удар все же не достигал цели. Они уже забыли, зачем и ради чего здесь, и все, что их теперь волновало, лишь их сюзерен и его противник.

Новый выпад, и клинки снова пересекаются, заставляя забыть обо всем остальном. Даже раненный, Михаэль пытается контратаковать, вероятно, выжав все, что только можно, из своего модуля жизнеобеспечения, возвращая себе контроль над рукой, но Эдвард больше не собирается сдавать позиций, отлично понимая, что до победы ему остается совсем немного. Все должно закончиться здесь и сейчас, слишком долго шел к этому, чтобы просто так проиграть. Прямой удар вперед и противник отбивает клинок снизу вверх, но Эдвард сразу бьет сверху вниз, меняя траекторию движения оружия, и Михаэль снова ставит блок, высоко задрав оружие. Новая вспышка, когда соприкоснулись резонирующие силовые поля, и Эдвард сразу же отводит клинок назад, освобождая оружие. Рефлекторно Михаэль пытается отбить клинок в сторону, но тристанский барон просто отходит на шаг назад, следом сразу делая шаг вперед. Меньше секунды действия, но силовая шпага в вытянутой руке с легкость пронзает нагрудную пластину боевого доспеха гористарского барона, только яркая вспышка сработанного силового поля, расплавляющая металл и керамит, прежде чем клинок проходит внутрь.

Михаэль не успевает даже понять, что произошло, когда Эдвард загоняет лезвие ему в грудную клетку до самого эфеса, успев перехватить левой рукой его кисть с зажатым в нее палашом, остановившуюся в момент удара противника. Он еще дышит, ранение не самое смертельное, но в нем силовой клинок, буквально выжигающий внутренности и выжигает мышцы. Модуль жизнеобеспечения выбрасывает остатки имеющихся лекарств, чтобы сохранить жизнь носителя, но этого не достаточно, чтобы заживить такую рану.

– Сегодня ты умер, – прохрипел Эдвард через внешние динамики, едва успевая хватать воздух ртом. Поединок отобрал слишком много сил, но когда сам бой закончился, и напряжение несколько спало, организм не успел перестроиться от такого напряжения. Тристанский барон чувствовал, как бешено колотится сердце, перегоняя кровь по сосудам, – Сегодня твои предки кричат, потому что род твой оборвался. Последний граф Гористар… – он знал, что Михаэль еще жив, чувствовал, как при дыхании начинает чуть двигаться шпага, сдавливаемая диафрагмой. И надеялся, что гористарский феодал слышал эти слова, прежде чем одним резким движением выдернул оружие из раны, снова разрывая прижженную ткань, вместе с брызгами крови, хлынувшими на доспех.

Все солдаты замерли, не зная, что требуется в таких случаях, когда гористарский граф повалился к ногам своего противника. Сжимая в руках шпагу, потрескивающую из-за сгорающей в силовом поле крови, Эдвард оглядел своих и вражеских солдат, молчаливо смотрящих на него, опустив оружие, и поднял клинок над головой. Медленно, без единого слова или выкрика, сам еще с трудом усваивая произошедшее.

Ни радости победы, ни чувства облегчения не было, только мрачное чувство осознания, что убил человека, вязкое и мерзкое, обволакивающее душу непроницаемой пеленой жестокости, в которой не видел ничего плохого. Это его победа в его бою…

Гористарские гвардейцы и солдаты даже без требования или какой-либо команды начали бросать оружие, после чего вставали на одно колено перед убийцей их сюзерена. Гвардия больше не пыталась сопротивляться, Гористарский род сломлен, и им просто больше не за что сражаться.

========== Эпилог. ==========

Эпилог.

Эдвард вернулся с линии фронта всего лишь несколько часов назад, едва успев привести себя в порядок и сменить боевое снаряжение на придворный мундир. Не успел разобраться только в той мешанине мыслей и чувств, сейчас творившейся у него в голове. Одновременно восторг и разочарование, ненависть и отчаяние тесно сплетались в его душе, разрываясь в разные стороны и оставляя после себя только хаос и бездумные метания.

Хотелось напиться до бесчувственного состояния, вывалить все это из себя и наконец-то успокоиться, но строгая хватка логики и ответственности, душившая его, не позволяла этому случиться. Он должен быть твердым, не позволяя себе быть обычным человеком, дворянам вообще редко когда простительны человеческие слабости. За свою жизнь он позволило себе лишь единожды стать просто человеком, понадеялся на настоящее счастье. Которым не обделены простые смертные, но в итоге лишился и этого… Больше таких ошибок он не мог себе позволить.

Что он ждал от смерти Михаэля? Вряд ли бы и сам мог точно сформулировать, его смерть была всего лишь вехой на пути к выполнению главной цели, поставленной в порыве неконтролируемых эмоций, но потом закаленной в холодной логике и превращенный в тот стержень, что встал на место сломленного смертью Изабеллы. Снова стать человеком он сможет только со смертью Респира, но до этого момента предстоит погибнуть еще очень большому количеству людей. Например, тем, к кому сейчас направлялся.

– Открывайте дверь, – убедившись, что шпага все так же свободно выходит из ножен, Эдвард кивнул дроидам, охранявшим покои пленников. Мысли сбились в кучку и судорожно дрожали перед тем валом темных эмоций, сейчас медленно, но уверенно разворачивающихся в его душе. Перед глазами все еще стояло перекошенное страхом и болью лицо Михаэля, которое увидел, сняв с него шлем боевого костюма. Последний Гористар, последний представитель правящего рода, смерть которого почти оплатила данную клятву. Почти только потому, что сейчас за этими дверями, если не считать нескольких беглецов, за какими охотились его лучшие диверсанты, находился последний отпрыск этого рода, которому по законному праву наследования переходит титул Гористарского графа. Последний наследник, со смертью которого этот графский род прервется.

– Господин барон, напоминаем вам, что сейчас уже позднее ночное время, – сообщил дроид механическим голосом, повернув визоры в его сторону, – В настоящий момент пленники спят.

– Разбудите графиню, – приказал Эдвард, – остальные мне пока без надобности. И откройте уже эту дверь! – рявкнул нервным голосом, но тут же замолчал и вздохнул, пытаясь успокоиться. Необходимо было действовать логично и расчетливо, любое излишнее проявление эмоций может все сорвать. Нельзя просто действовать здесь и сейчас, надо помнить о будущем, о войне, о грядущем вторжении. Ему надо было думать и об этих проклятых феодалах, продолжающих грызть друг друга в той бойне, которую начал именно он. Эдвард снова вздохнул, приводя мысли хоть в какое-то подобие порядка, и только привычная прохлада металла рукояти клинка, сейчас зажатой в руке, давала хоть какую-то уверенность.

Двери открылись, но он шагнул через порог прежде, чем створки окончательно разошлись, зайдя в еще затемненную гостиную. При его появлении автоматически включились ночники, оставляя комнату в полумраке, где можно было разглядеть отдельные детали, но излишне не нагружая уже привыкшие к темноте глаза. Он задержался только нас секунду, подняв с журнального столика все ту же книгу, какую графиня читала и при первом его посещении этой комнаты.

– Господин барон, вы меня вызывали? – Эдвард услышал звук шагов леди Миривиль, вышедшей из своей комнаты, кутаясь в домашний халат, но все же не стал поворачиваться к ней сразу, позволив первой начать разговор.

– Я хотел бы пожелать вам приятной ночи, графиня, – начал барон издалека, откладывая книгу в сторону и медленно кладя ладонь на эфес шпаги, – но, думаю, мое столь позднее появление никак не соответствует принятым правилам этикета.

– Как и ваше появление, господин барон, – сказала графиня спокойным тоном, – не думаю, что вы решили прийти сюда только потому, что неожиданно вспомнили о правилах этикета, находясь на передовой. Оставьте пустые фразы для придворных фрейлин, я не в той ситуации, чтобы меня заботили столь отстраненные и бессмысленные диалоги. Переходите уже к делу, барон. Вы ведь за этим сюда пришли, не так ли?

– Вы, госпожа графиня, как всегда, проницательны, – кивнул Эдвард, все же поворачиваясь к ней лицом и даже в таком полумраке увидев глубоко запрятанный страх в ее глазах, сейчас все же прорвавшийся наружу. Она должна его бояться. Должна бояться любого его появления здесь, которое может стать последним для нее и ее детей. Вздохнув, он таким же спокойным тоном продолжил, – Думаю, вы уже понимаете, что означает мое возвращение с фронта невредимым. Я нашел вашего мужа…

– Этого я больше всего и боялась, – печально опустила голову леди Миривиль, – Глупая и бессмысленная война… Что там произошло?

– Все произошло совсем не так, как я планировал, и нашу встречу во многом можно назвать случайной, – Эдвард пожал плечами, чувствуя, как постепенно его уверенность исчезает. Такая покорность судьба его выбивает из состояния морального равновесия. Если бы только она сейчас кричала и плакала, кинулась бы на него с кулаками или, наоборот, молила о пощаде, то воспринял бы все происходящее как нечто обычное и нормальное, но такое отношение заставляло его чувствовать неправильность происходящего. И все-таки продолжил, – Произошло контрнаступление на самом краю гористарской обороны, которое возглавил ваш муж. Несколько офицеров, которых мы пленили, позже говорили, что все произошло специально. Подставившись, граф пытался вытянуть меня на передовую. Это у него получилось, но все остальное…

– Он мертв, вы это хотите сказать? – спросила Леди Миривиль прямо, и Эдвард молча кивнул головой, – Я так и подумала, когда снова увидела вас. И теперь вы должны убить еще меня и моих детей, чтобы все, наконец, закончилось, так? – казалось, она смотрела ему в самую душу, но Эдвард все-таки выдержал ее взгляд. Как мать, она не могла не волноваться за своих детей, и здесь ее понимал, хоть и не мог представить, что действительно она чувствует.

– Ничего не закончится, – покачал отрицательно Эдвард головой, – Пусть даже Гористарский род почти истреблен, Респир все еще жив, а нас еще ждет вторжение Саальта. Война не закончена даже наполовину.

– Вы довольны? – вдруг спросила графиня, – Вы действительно хотите всего этого? Всех этих смертей?

– Единственное, чего я хочу, так того, чтобы все это никогда и не начиналось, – прошипел сквозь зубы Эдвард, – Чтобы Изабелла осталась жива, и никто в нее бы не стрелял у дверей храма. А это все… этого не должно было быть.

– Тогда как вы поступите? – спросила леди Миривиль все тем же спокойным тоном, – Смерть еще нескольких людей ничего не изменит, так ведь? Ничего не вернется и не закончится. Тогда зачем это вам?

Вместо ответа Эдвард медленно вытащил шпагу из ножен, но не активировав силовое поле. В этот момент успел заметить, как на секунду расширились глаза графини, единственное прорвавшее сквозь внешнее каменное спокойствие проявление страха. И все же леди Миривиль все так же спокойно стояла рядом с ним, опустив взгляд в пол.

– Никогда в своей жизни я не угрожал женщине, – честно признался тристанский барон, – Никогда в своей жизни прежде я не думал, что когда-то мне придется убивать дворянских детей, но, видимо, боги слишком любят подобные игры. Ваш сын последний наследник гористарского имени, и мне нужна его жизнь.

– Только не думайте, что я позволю вам так просто ее забрать, – спокойно, но четко произнесла леди Миривиль, подняв на него убийственно холодные и спокойные глаза, – Чтобы убить его, вам сначала придется перешагнуть через мой труп.

– И ваша жизнь мне тоже нужна, – не отводя взгляда, спокойно сказал Эдвард, – Ваш отец, граф Тоскарийский, обладает одной из сильнейших армий в королевстве, и мне она нужна. Собственно, поэтому я и здесь. Я хочу обменять его лояльность на вас. Он согласится? – это уже был вопрос, обращенный к графине, но она сразу же расслабилась, а в ее глазах скользнула искорка надежды, впрочем, быстро погаснувшая.

– Он уже принял сторону графа Розмийского, – леди Миривиль покачала головой, – И мой отец дворянин, как и вы. Он не станет отказываться от своего слова.

– А если не станет графа Розмийского? – поинтересовался Эдвард, – Можно ли тогда рассчитывать на его клятву верности?

– Вы боитесь вторжения Саальта, – графиня даже позволила себе улыбнуться, – И не хотите терять те войска, которые можно бросить на борьбу с настоящим противником, я вас правильно понимаю?

– Все верно, – подтвердил Эдвард, – И поэтому я хочу сначала спросить вас, согласится ли он обменять свою верность на жизнь своей дочери?

– И вы готовы поступиться с собственной клятвой, отпустив меня в обмен на его верность? – спросила леди Миривиль с плохо скрытой надеждой, – Я старшая дочь, и если я правильно понимаю своего отца, он сделает все, чтобы меня вернуть. Меня и моих детей…

– Я отпущу всех, – кивнул Эдвард согласно, но тут же уточнил, – Всех, кроме вашего сына. Он последний, кому перешел титул графа Гористарского, а ваши дочери, хоть и прямая ему родня, все же женщины, и не могут нести родовое имя после женитьбы. Их я тоже отпущу.

– Вам так важна эта месть? – графиня снова опустила взгляд, – Вы ведь благородный человек… что с вами стало?

– Сейчас это не имеет значения, – Эдвард покачал головой, но леди Миривиль сделала шаг ему навстречу. Одно движение, и ее рука легла ему на грудь. От этого касания тристанский барон дернулся, как от разряда током.

– В этом мире все имеет значение, – тихо сказала леди Миривиль, подходя даже ближе, чем положено, – любая жизнь, любая судьба. Здесь живые цепляются за мертвых, а мертвые за живых. Одно изменение может все разрушить, а может изменить…

– Все уже изменилось, – Эдвард опустил шпагу, пока его мысли, мечущиеся в голове как потерянные души, окончательно перепутались. Сейчас она была так похожа на Изабеллу, такая же тонкая, спокойная и понимающая. Способная взглянуть глубже, чем остальные, за парадную мишуру мундиров и маску дворянина, увидеть за всем этим человека, которого Эдвард сам в себе отрицал, – Это не так уж сложно понять…

Мысли шли не так, как должны были идти. Внутри что-то оборвалось, и та прочная стена ненависти, которую сам же в себе и вырастил, давшая трещину еще тогда, во время первого их разговора, словно поддалась, пропуская настоящие, поистине живые, чувства наружу. Ее запах… он так разительно отличался от металлического запаха брони и озона энергетических разрядов.

– Мне жаль вас, барон, – Миривиль провела рукой по груди, поднимая ее выше, проходя по плотно застегнутому воротнику и касаясь еще щеки, – Я вижу, как вам тяжело, но я не понимаю, почему вы не хотите этим поделиться. Почему держите эту боль в себе…

– Потому что только это у меня и осталось, – моргнул Эдвард, поддавшись нежному касанию ее руки, – я был убит еще там, на ступенях храма, но не позволю себе умереть, не заставив виновных заплатить… если… если я отпущу эту боль, то у меня не останется ничего…

– А если будет что-то еще, кроме боли? – она посмотрела ему прямо в глаза, и Эдвард не увидел там ничего, кроме понимания. Ее огромные черные глаза, в которых, казалось, можно утонуть, такие чистые и открытые. Казалось, он не может даже вздохнуть, глядя в эти глаза. Леди Миривиль сделала еще шаг вперед, прижавшись к нему, – Я не могу вас винить в чем-либо барон. Даже Михаэль… Просто теперь я понимаю вас… вашу боль… Господин… Эдвард, со мной ты можешь поделиться.

Слишком близко. Он даже не до конца понял, что делает, всего лишь чуть наклонил голову, почти сразу почувствовав, как соприкоснулись их губы. Миривиль не отступила, не оттолкнула его, наоборот, ответила страстно и отчаянно. Мыслей больше не было, их окончательно смели эмоции, яркие и сильные, пылающие как костер, и так же быстро сгорающие.

Королевство горит в огне гражданской войны, но самая страшная война идет не на полях сражений. Она идет в душах людей.