Текст книги "Пустой мир 2. Война за престол (СИ)"

Автор книги: thelordofthedark

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 40 страниц)

– Тогда возглавьте наступление, – брякнул граф Розмийский, приподняв бокал в знак согласия с его словами, – Не думаю, что еще что-то может поднять дух солдат сильнее, чем их сюзерен, лично ведущий в бой войска. Конечно, ради этого вам не надо самому бежать впереди всех, размахивая знаменем, достаточно находится в штабе где-нибудь в оперативном тылу. И еще несколько раз показаться на передовой, когда там относительное затишье.

Граф Розмийский делился собственным опытом. Так и поступал, находясь в расположении собственных войск, ведущих позиционные бои на границах с территориями, подконтрольными Вассарию Гельскому. Ни одного из них этот фронт серьезно не интересовал, и потому бои там протекали вяло, чаще всего перерастая в артиллерийские перестрелки, постепенно затухавшие из-за отсутствия четких целей и планов обстрела. Таким образом заработав себе славу боевого командира прежде, чем вернуться в штаб гористарской армии.

Конечно, любой военный офицер, действительно участвовавший в сражениях, быстро обнаружит под всем этим довольно простой план обычного заработка славы, но он и не собирался хвастаться подобным в действующих войсках. Достаточно, чтобы об этом слышали при королевском дворе. Иинан Третий был талантливым полководцем и опытным офицером, да и королевские обязанности подразумевают так же и звание Высшего Командующего всеми вооруженными силами Рейнсвальда. Человек, претендующий на то, чтобы стать его преемником, необходимо утвердиться и на военном поприще, без этого серьезных шансов на признание у него не будет.

– Нет, так я действовать не буду, – отрицательно покачал головой Михаэль, – Эдвард хочет смерти всех Гористаров? Значит, за моей головой он будет рваться даже сильнее, чем за победой в битве… Граф, вы же понимаете, что это значит? – он усмехнулся, почувствовав, что в его голове рождается план.

– Только то, что если вы появитесь на передовой, ваша голова станет самой желанной мишенью для всех солдат Тристанского бароната, – кивнул граф Розмийский, медленно потягивая содержимое своего бокала, – простите, сразу об этом не подумал. Вам ни в коем случае нельзя появляться на фронте…

– Нет, как раз наоборот, – Михаэль хлопнул в ладони, – Эдвард будет охотиться за мной, и тогда я сам устрою ему ловушку. Если у него хватит смелости искать со мной встречи лично, то покажу ему, что одними разговорами войны не выигрываются! – и, усмехнувшись, добавил, – пусть я и не большой мастер в политических делах, но обращаться с клинком меня учили с детства. Отрежу ему его наглую голову и насажу на пику. Пусть все видят, что бывает с теми, кто пытается угрожать мне и моей семье! – от этой мысли Михаэль словно воспрянул духом, а в глазах зажглись задорные огоньки, – Срублю змее голову. Без тристанской поддержки фларцы не смогут удерживать столь обширные территории, и мы без особых проблем погоним их назад! Смерть одного человека действительно может все изменить!

– Друг мой, я бы не стал так рисковать на вашем месте, выступая в качестве живой приманки! – попытался предостеречь его граф, заботясь не столько о жизни самого Михаэля, сколько о собственном положении. Отлично представлял, что произойдет с ним самим и его претензиями на престол, если Гористарское графство лишится самого графа и всех, кто может претендовать на его место. Именно вокруг Гористара и складывался поддерживающий его союз, и лишившись его, растеряет и всех союзников, больше защищающие собственные интересы, чем его претензии на место короля. Михаэль рисковал не только своей жизнью и своим феодом, но еще и его положением, – У наживки всегда очень маленькие шансы на выживание!

– Главное, чтобы у Эдварда Тристанского хватило смелости самостоятельно меня искать, а не отправлять очередного наемного убийцу, – отмахнулся рукой гористарский граф, – А все остальное я подготовлю. У него не будет и шанса, чтобы до меня дотянуться. Если же сможет, тогда прирежу его лично! – Михаэль был так захвачен этой идеей, что смахнул со стола большую часть карт, оставив только ту, что соответствовала району Калдонии, – Если нанести удар прямо сейчас, то можно отлично сыграть и на эмоциях самого тристанского барона! Граф, зная Эдварда, можно сказать, что он обязательно вылезет на внешние рубежи обороны, чтобы показать своим войскам собственный пример. И ударить именно в этот момент, – ткнул пальцем в один из тех городов, где сейчас шли бои, – он примет мой вызов, слишком гордый, чтобы отказаться или испугаться. А без своего барона его войска не будет наступать и уйдут в глухую оборону, если вовсе не начнут отступать… Граф, это действительно лучшее решение, когда-либо приходившее мне в голову!

– Я бы сказал, что это очень рискованное решение, – отрицательно покачал головой граф Розмийский, – Эдвард опытный офицер, он может распознать ловушку и, в лучшем случае, просто не станет на нее реагировать, а в худшем вы сами можете угодить в засаду…

– А вы слишком высоко о нем думаете, мой друг, – усмехнулся Михаэль, хлопнув по плечу претендента на престол, – Эдвард Тристанский всего лишь человек, а не какое-то божественное существо мести, каким хочет казаться. Именно на этом его раздутом самомнении мы и сыграем! Оставайтесь пока здесь, мне необходимо связаться с командованием и штабом, чтобы подготовили все необходимые приказы, – пока мысль еще казалась ему удачной, хотел сразу ее реализовать, решив действовать сразу, быстро и уверенно, – это не займет много времени, и перед моим отбытием на фронт еще успеем с вами переговорить…

***

Эдвард не знал, зачем именно он сюда пришел, но отягощающие его мысли почему-то привели именно к этим дверям, под внимательные взгляды охранных дроидов, стерегущих покои, некогда принадлежавшие мэру этого города. Теперь же там томились под домашним арестом его благородные пленники. Этот сектор города в ходе последних боев практически не пострадал, так что здесь не было слышно характерных для ремонтных работ шумов, буквально накрывавшие другие кварталы. Тишина и покой, только слабые звуки музыки, доносившиеся из-за закрытых дверей.

Эдвард про себя подумал, что на месте мэра этого города озаботился бы звукоизоляцией своих покоев, но здесь жил прежде либо очень честный, либо очень глупый человек.

– В каком состоянии сейчас пленники? – поинтересовался у одного из дроидов, уже отреагировавшего на его лицо. Как охранник. Дроид реагировал на приближение, но узнал барона и потому даже оружие не поднял.

– Состояние пленных находится в пределах нормы, показатели соответствуют комфортному существованию, – отчитался дроид. Положительным моментом использования дроидов в качестве охранных систем, кроме того, что их невозможно подкупить или обмануть, была возможность прямого подключения к системам наблюдения, так что искин дроида был в курсе всего происходящего. И подобное нельзя было считать нарушением частной жизни, дроиды не являлись людьми и не сохраняли ту информацию, полученную с камер наблюдения. И главное, Эдвард был спокоен, что леди Мириваль не попытается сделать какую-нибудь глупость, испортив ему подготовленную операцию.

– Хорошо, откройте двери, – велел Эдвард, зачем-то еще раз осмотрев свой камзол, одетый перед приходом сюда. На самом деле очень странный вопрос, зачем вообще его одел, но все же явиться к благородной даме в боевом костюме он не мог. К боевому снаряжению за последние месяцы успел привыкнуть, но сейчас начал замечать, что придворные манеры и прежняя изящность жестов, какие ему специально прививали учителя, нанятые отцом, для выхода в высший свет королевства, постепенно начинали пропадать, все больше уступая точным и резким движениям, характерным для солдата. Еще раз повернувшись к дроиду, добавил, – За мной двери закрыть. Никого не впускать до тех пор, пока я не выйду. Если будут мои адъютанты, сначала связаться со мной. Подтвердить.

– Подтверждено, параметры установлены, конфликта алгоритмов не обнаружено, – отчитался дроид, активировав протоколы разблокировки помещения.

Двери с вполне заметным щелчком разошлись в стороны, открывая проход в гардеробную, с той стороны тоже с закрытой дверью. Леди Миривиль, как и большинство дам с благородным воспитанием, все же предпочитали отгораживать себе небольшой отдельный уголок, где могли отдохнуть от строгого этикета светской жизни. Только здесь, кажется, дверь закрыта больше для того, чтобы ее не беспокоили без предупреждения. Хотя являясь чисто декоративным препятствием из пластокомпозита, она вряд ли могла остановить охрану, попытайся та войти, но сама по себе такая попытка вызывала какое-то странное чувство умиления.

– Леди Миривиль, позвольте войти, – решив соблюдать установленные закрытой дверью правила игры, Эдвард постучался, – Я вас не побеспокою?

Больше минуты потребовалось на то, чтобы он наконец-то услышал ответ, но беспокойства у него это не вызывало. Если бы там происходило что-то потенциально опасное для пленников или для барона, дроиды из охраны тут же вмешались бы.

– Господин, – жена его кровного врага открыла дверь и отошла в сторону, давая ему пройти внутрь, – Не думала, что вы будете просить разрешения зайти в камеру к своей пленнице, – она чуть заметно поклонилась, когда Эдвард вошел внутрь, осматриваясь по сторонам и оценивая, как семья Гористарского графа здесь устроилась.

– Несмотря на то, что мы с вами находимся по разные линии этой войны, я не считаю, что должен забывать о правилах этикета, – заметил Эдвард, проходя дальше и отметив, что леди Миривиль сразу же закрыла дверь снова, – Война не дает нам права забывать о том, кем мы есть на самом деле…

Конечно, эти покои были не тем, к чему привыкла женщина Гористарского дома, состоя всего лишь из четырех комнат и одного общего зала, но все же лучшим, что для них смогли найти в городе, пережившим тяжелые уличные бои. Центральный квартал вместе с городской ратушей и дворцом наместника серьезно пострадал в ходе сражения от огня танков и реактивной артиллерии, поэтому там их разместить, как предполагалось сначала, не получилось.

Интендантам тристанского барона понадобилось немало времени, чтобы подыскать покои для таких знатных пленников, где могли бы чувствовать себя комфортно и без особого стеснения. Здесь сохранились не только системы коммуникаций и жизнеобеспечения, но даже и вся прежняя обстановка и постельное белье. Мэр бежал в спешке, поскольку, как оказалось, он тоже являлся родственником Гористарского Дома. Его транспорт перехватила уже за чертой города группа истребителей в последний момент, едва не упустив.

– Во-первых, я хотел бы узнать, хорошо ли вы устроились на этом месте? – поинтересовался Эдвард, оставаясь стоять, пока леди Миривиль ходила по залу. Соседние комнаты закрыты, там от его взора прятались дети Михаэля, которые не провинились ни в чем, кроме того, что были рождены от человека с гористарской кровью.

Одно только это уже обрекало их на смерть, но пока что Эдвард не хотел думать об этом. Расстреливать детей рейнсвальдских дворян ему еще не приходилось, во всяком случае, лично. Примеры уничтожения его поисковыми командами малолетних представителей гористарской крови уже были, но об этом он получал только доклады, лично не участвуя, хотя и признавал свою ответственность за выполнение полученных приказов его подчиненными.

– Господин, если забыть о том, что мы являемся вашими пленниками и ограничены лишь этими стенами, то наше положение нельзя назвать ужасным, – остановившись на секунду, ответила леди Миривиль, – Ваши люди обеспечивают нас всем необходимым. Не можем пожаловаться, что нам чего-то не хватает… за исключением свободы, – снова надавила на то, что по факту они всего лишь пленники барона, но Эдвард предпочел пропустить последние слова мимо ушей.

– Это необходимость, с которой приходится мириться как вам, так и мне, – ответил тристанский барон, заложив руки за спину, – Поверьте, мне не доставляет никакого удовольствия вести войну против женщин и детей, я лишь хочу ее закончить как можно быстрее. Тем более, у нас появились и другие угрозы, более важные.

– И все же, вы ее ведете, – заметила гористарская графиня, присаживаясь на длинный диван с красной обивкой, стоявший у дальней стены.

На низком столике рядом с ее место лежала обложкой вверх раскрытая книга, одна из довольно редких и антикварных вещей, какие позволить себе мог даже не каждый дворянин. Бумажные книги являлись огромной ценностью, и их страницам обычно доверяли только самые важные и достойные мысли лучших людей королевства. «Память и душа», заметил тристанский барон тисненное золотом на обложке название, за авторством одного из придворных Иинана Первого, правившего больше семисот лет назад, книга, которую и сам когда-то читал. Пространное и заумное рассуждение о том, как изменяется мировоззрение человека в зависимости от тех испытаний, какие выпали на его долю, и что формирование человеческого сознания происходит на протяжении всей жизни. В последнее время Эдвард был склонен согласиться с подобными мыслями.

– Каждому из нас приходится делать то, что он должен, – пожал Эдвард плечами, – И далеко не все здесь зависит от наших желаний…

– Господин барон, вы пришли сюда только для того, чтобы поспорить со мной о природе войны и людей в ней? Должно быть, вам приходится действительно тяжело, раз не можете найти человека, с которым можете свободно поговорить, – леди Миривиль посмотрела на него с некоторой долей удивления, но все же указала на свободные места, – Можете присесть, барон. Кроме нас двоих и вашей охраны, что следит за мной постоянно, здесь никого нет.

– У меня был человек, которому я мог довериться, – вздохнул Эдвард, – во многом, из-за него я и участвую в этой войне. А те, кто меня окружают сейчас, отлично играют роли подчиненных и военных, но вряд ли могут быть теми, перед кем можно открыться. Для них я в первую очередь барон и старший офицер, а уж только после этого могу позволить себе быть человеком.

– С пленником же вы можете позволить себе быть свободнее? – усмехнулась леди Миривиль, – Все равно она не сможет никому больше рассказать то, что слышала, так? – добавила уже без всякой усмешки, снова напомнив и себе, и своему собеседнику, что должно произойти в конце ее пребывания в плену.

– Не стоит говорить так, леди Гористарского Дома, – Эдвард сел в кресло, расправив полы своего камзола, – Просто вы, в отличие от тех, кто меня сейчас окружает, военный в гораздо меньшей степени, нежели придворный и человек благородного воспитания. Поверьте, в действующей армии весьма сложно сохранять образ того дворянина, который желательно видеть при королевском дворе. А вот с вами можно побыть тем человеком, каким меня хотел видеть мой воспитатель по этикету. И, главное, ради чего я сейчас пришел к вам, вы одна из немногих, кто помнит Изабеллу… – он снова вздохнул, почувствовав укол старых воспоминаний.

– Значит, великий и жестокий барон Тристанский, поклявшийся уничтожить род Гористаров, все-таки сохранил в себе что-то человеческое? Один из тех, кто начал гражданскую войну в королевстве. Одержавший немало побед, прославивших его имя. Последний, кто говорил с Иинаном Третьим и все еще хранящий тайну его последних слов, на самом деле человек? – сложно сказать, то ли леди Миривиль издевалась над ним, то ли таким образом ему сочувствовала, но в глазах этой женщины не было ничего, кроме любопытства.

– Значит, именно так меня называют при дворе в Гористарском дворце? – усмехнулся Эдвард, действительно слабо представляя, какие о нем ходят по королевству слухи, – Неужели со стороны кажется, что я больше не похож на человека? Или же Гористары считают необходимым распускать слухи о любых своих противниках, вне зависимости от того, насколько они правдивы?

– Слухами и сплетнями во многом и живут придворные, – улыбнулась леди Миривиль, – и любой, кто побывал там хотя бы однажды, об этом прекрасно знает. И еще успеет услышать очень многое, даже то, чего и сам не желает. А вы, барон, очень интересная и знаменательная персона в последнее время. О вас говорят, наверное, при каждом дворе в Рейнсвальде. И, конечно, то, что не могут заполнить знаниями, дополняют собственными фантазиями, порой весьма забавными… – она покачала головой, сама удивляясь тому, что слышала, – Хотя я никогда не верила, что вы начинаете свой день с того, что расстреливаете портрет Респира, висящий в вашей спальне, – от этих слов улыбнулся уже сам Эдвард.

– Сплетни действительно страшная сила, – заметил молодой тристанский барон, – хоть я и не ожидал, что они могут дойти до столь откровенных глупостей. Конечно, Респир один из тех людей, чьей смерти желаю совершенно искренне, но это вовсе не значит, что превращаю его в некий фетиш, занимающий все мои мысли.

– Это далеко еще не самое удивительное, что о вас рассказывают придворные, когда им хочется произвести друг на друга впечатление, – добавила леди Миривиль, – И даже если многие и понимают, что такие вещи всего лишь выдумка, все равно с большим удовольствием пересказывают их снова и снова. Не думаю, что вам будет интересно услышать то, что о вас придумывают при дворе графа Гористара.

– Сплетни меня вовсе не интересуют, – Эдвард покачал головой, – И с вами я хотел поговорить вовсе не об этом, леди Гористарского Дома.

– Прежде чем я отвечу на ваши вопросы, барон, – остановила его леди Миривиль с вежливой улыбкой, – Мне бы очень хотелось узнать, известно ли вам что-нибудь сейчас о моем муже, что с ним и где он сейчас?

– Только в общих чертах, – покачал головой тристанский барон, – Если бы я знал, где он находится конкретно, то будьте уверены, что сейчас бы здесь не находился. Наша беседа сейчас вовсе не отменяет тот факт, что мы с ним враги и в настоящий момент наши люди убивают друг друга. Чем быстрее один из нас умрет, тем больше жизней будет сохранено.

– Очень тяжело наблюдать, как рейнсвальдские дворяне уничтожают сами себя, – вздохнула леди Миривиль, – Дома Тристана и Гористара вполне могли бы быть союзниками, но вы все время находите поводы для того, чтобы ненавидеть друг друга.

– В политике найти соперника гораздо легче, чем союзника, – заметил Эдвард, – а наши Дома разделяет старое и закоренелое соперничество, начавшееся задолго до того, как появился на свет мой дед, но соглашусь, до столь открытых войн прежде еще не доходило. Хотя до этого Гористары не позволяли себе убивать кого-либо из Тристанского Дома…

– И в смерти Изабеллы вы вините всех Гористаров, – кивнула его собеседница, – Вне зависимости от того, насколько они вообще причастны к тем событиям. Вам не кажется, что ваша месть слишком жестока?

– Месть всегда жестока, – уверенно сказал Эдвард, – Респир за несколько секунд разрушил мою жизнь, и, будь у меня такая возможность, скорее простил бы ему собственное убийство, нежели убийство столь дорогого мне человека. Изабелла не была причастна к политическим играм старого графа Гористара, натравившего Респира на мою семью. Единственное, о чем я сожалел, когда узнал о его смерти, было только то, что сам не успел его убить… Леди Миривиль, вы говорили, что помните Изабеллу? – почти что просящим тоном поинтересовался Эдвард, возвращаясь к своей главной теме, – Вы помните, какой она была?

– Конечно, барон, – улыбнулась гористарская графиня, – Именно об этом вы и хотели со мной поговорить? Вы скучаете по ней, и здесь я вас прекрасно понимаю, – эти слова были произнесены с настоящим сочувствием, какое сложно было ожидать от человека в подобном положении. Ведь тристанский барон сейчас разрушал уже ее жизнь, стараясь отомстить за собственную боль. Сложно ожидать чего-то еще, кроме ответной враждебности.

Леди Миривиль, тогда еще леди Тоскарийская, и леди Изабелла Карийская были настоящими подругами в школе благородных девиц при королевском дворе, и их объединяло очень много воспоминаний. Эдвард мало расспрашивал свою возлюбленную о ее прошлом, занятый гораздо больше ее и своим настоящим, когда они были вместе. Как сейчас понимал, что, к его большому сожалению, времени, уделяемого Изабелле, оказалось слишком мало, гораздо больше занимался политикой и войнами. Сейчас же ему казалось ценным каждое воспоминание, связанное с Изабеллой, и потому рассказы леди Миривиль стали для него настоящим спасением от терзающей душу скорби, хоть и болезненными, возвращая из памяти то, что уже нельзя вернуть. Сначала еще немного смущаясь и говоря неуверенно, словно не зная, стоит ли рассказывать о таких вещах, постепенно гористарская графиня сама погрузилась в воспоминания о тех моментах, когда была еще беззаботной девчонкой, не имевшей проблем и переживаний, сейчас отяжелявших ее душу.

Она рассказывала, как с Изабеллой учились на скучных занятиях по этике и иным языкам, изучали бальные танцы и запоминали многочисленные геральдические символы и их значение. Мечты о том, как выйдут замуж, к чему, собственно, изначально и готовили дочерей благородных домов, и кем могут быть их будущие женихи. Ни для кого не было особенным секретом, да и обучающие их преподаватели не раз упоминали, что в данном вопросе их собственное мнение будет последним, на что станут обращать внимание остальные. Гораздо важнее будет мнение их родителей по поводу брака. И все же, каждой девочке все равно хотелось любви, искренней и чистой. Вот они по ночам, завернувшись в одеяла, при свете одной лишь свечки в оловянном подсвечнике, собирались маленькими компаниями и рассказывали друг другу о принцах, которые наверняка полюбят их с первого взгляда, и, конечно же, увезут к себе в замок, где у них будет долгая и счастливая жизнь.

Эдвард улыбался, когда леди Миривиль рассказывала, как Изабелла радостно рассказывала всем об их первом танце на балу по случаю окончания войны за титул Трисатнского барона, локальной войне, в которой впервые стал известен воинский талант молодого наследника, вынужденного с первого дня защищать свое право на титул. Практически все девицы института были приглашены на тот бал, многие видели их танец, и, конечно, почти каждая хотела бы оказаться рядом с молодым дворянином, в честь которого и было торжество, но в тот день Эдвард не обращал ни на кого другого никакого внимания. Как оказалось, из-за этого вечером после бала у девушек были довольно серьезные ссоры, сейчас вызывавшие только смех, но тогда почему-то казавшиеся весьма важными.

Леди Миривиль рассказывала, как с другой стороны выглядела тогда только начинавшаяся любовь между Эдвардом и Изабеллой. Как дочь Карийского Дома рассказывала о тех немногих встречах, что были между ними, когда молодой барон мог оторваться от многочисленных дел своего феода, а воспитанницу дома благородных девиц отпускали на такие прогулки. Вспомнили даже выпускной бал института, на котором Эдвард впервые выступил как полноправный кавалер принцессы Карийского Дома, и какие бурные обсуждения это вызвало среди остальных воспитанниц.

Воспоминания о том вечере у Эдварда тоже сохранились, и вскоре их беседа плавно переросла в обсуждение того вечера, когда вспоминали самые различные ситуации, комичные и не очень, происходившие с ними в тот день, как они волновались и как боялись ошибиться. Для Эдварда тот день тоже был очень важным, там он был официально представлен родителям принцессы Карийской, хотя с Рокфором уже пересекался по вопросам внутренней королевства. Да и об их связи с Изабеллой уже было известно, но официальное представление все равно оставалось очень важным моментом, поскольку во многом это постановка не столько для двух семейств, сколько для всего остального высшего светского общества.

Эдвард действительно почувствовал себя легче во время этого разговора. Воспоминания об Изабелле сменились с тех, что были связаны с последними днями, проведенными рядом с ней, на успокаивающие и заставлявшие улыбаться, пусть и со слезами на глазах. Как он был счастлив рядом с ней, как мир становился ярче и красивее, когда смотрел в ее глаза, как в первый раз ее поцеловал, как держала его за руку и как пахли ее волосы. Маленькие, почти незаметные моменты, сейчас вспыхнувшие новыми огоньками в его душе.

– Барон, вы плачете? – удивилась леди Миривиль, заметив, что Эдвард с трудом сдерживает слезы, против воли набиравшиеся в уголках глаз, – Никогда бы не подумала, что у вас могут быть подобные чувства… после последних дней…

– Я приучил себе ненавидеть, – грустно усмехнулся тристанский барон, – но это вовсе не значит, что не могу чувствовать ничего другого. Графиня, я жил только ради нее, а теперь живу лишь ради того, чтобы за нее отомстить…

– Вы имеете право на подобное, – кивнула леди Миривиль, – И все же, я раньше думала о вас совсем иное. Со стороны вы порой кажетесь жестоким и беспринципным, особенно если смотреть на вас с другой линии фронта, как на врага и захватчика, но сейчас я узнала вас немного ближе… Простите барон, я не уверена, что могу подобное говорить вам…

– Говорите откровенно, – кивнул Эдвард, – Я уже позволил себе гораздо больше, чем мог позволить до начала этой войны, но все же не стану расстреливать человека, тем более, благородную даму, только за услышанные от нее слова.

– Мне вас жаль, барон… – сказала леди Миривиль, – Вы могли бы достичь очень много. Талантливый, умный и благородный, человек чести, как вас всегда называла Изабелла, вы ведь сильно отличаетесь от многих других дворян, каких я знала и видела. В Доме Гористаров гораздо больше внимания отводится деньгам и прибылям, и вы даже не представляете, как люди одной крови, называющие друг друга родными и братьями, на деле могут испытывать взаимную ненависть. Кем бы вы могли стать, если бы не Респир…

– Не стоит думать о том, что могло бы случиться… – покачал головой Эдвард, – нам не под силу изменить прошлое, поэтому не стоит тешить себя пустыми идеями. Мы те, кем мы стали благодаря тому, что пережили, – он кивнул на книгу, все еще лежавшую на столе, – Так, кажется, сказано здесь?

«Господин барон, вам срочное сообщение!» Один из динамиков активировался и механическим голосом дроида обратился к Эдварду, вздрогнувшего от неожиданности, уже успевшего забыть, где сейчас находится. Этот разговор все больше напоминал ему светскую беседу в те времена, когда Рейнсвальд еще был спокойным и не разрываемым гражданской войной. Возвращение к суровой реальности в одну секунду выжгло из него все вновь проснувшиеся эмоции, и воспоминания снова необходимо отставить на второй план.

– Прошу прощения, но мне необходимо идти, – поклонился Эдвард, вставая и прощаясь с графиней, – К сожалению, реальность гораздо страшнее, чем то, что мы можем себе представить.

– Барон… – графиня тоже встала, когда Эдвард прервал беседу, – Я осмелюсь просить вас быть осторожнее. Я боюсь за своего мужа, с которым вам еще предстоит сражаться, и очень надеюсь на то, что он сможет победить, вы должны это понять, – Эдвард кивнул в ответ на эти слова, отлично понимая, что нельзя заставить человека отказаться от собственных эмоций и надежд. Для нее он все равно был в первую очередь врагом, лишившим свободы, а Михаэль Гористарский оставался ее мужем и защитником. Нельзя винить ее в том, что надеется на него, – И все же, я волнуюсь и за вас, – закончила свою фразу леди Миривиль, – Вы хороший человек, пусть и стараетесь казаться совсем другим.

– Мне очень жаль, что вы оказались в такой ситуации, – честно ответил Эдвард, прежде чем выйти за дверь, – Видит Небо, я никогда не хотел подобной войны, но, если мне все же придется встретиться с вашим мужем, то один из нас погибнет. Верьте в Михаэля, я не могу заставить вас отказаться от этого, но все же не сильно верьте надеждам. Не повторяйте моих ошибок…

Эдвард даже не обернулся, когда двери покоев закрылись за его спиной с лязгом вновь запираемых запоров, занятый уже совсем другими мыслями, потому что с другой сторону его уже ждал адъютант, державший в руках планшет с данными.

– Докладывайте, – бросил Эдвард, сразу направившись по коридору, ведущему к ближайшей посадочной площадке. Городской небоскреб, один из тех, что формировали опорные структуры купола города, был оборудован сразу несколькими такими площадками, где при желании мог приземлиться даже крупный военный транспорт, и все сейчас были закрыты под нужды армии Тристанского бароната. Город находился на военном положении, присутствовал и комендантский час, не разрешались полеты гражданского транспорта, улицы и воздушное пространство охранялись патрулями, открывавшими огонь по любому нарушителю, не подчинявшемуся первым предупреждениям. Гражданские власти, сейчас контролируемые тристанскими офицерами, даже не пытались возмущаться, отлично понимая особенности того закона силы, каким захватчики пользовались.

– В районе Калдонии противник перешел в массирование наступление чуть меньше часа назад, – сказал адъютант, – в бой введены пехотные и бронетанковые силы при поддержке эскадр флота. Данных еще недостаточно, чтобы провести полный анализ, но наше наступление уже остановлено. Наши и фларские силы вынуждены перейти в оборону, стараясь контратаковать при любой возможности…

– Значит, они собираются удержать этот район… – кивнул Эдвард, – Хотя такой факт вполне ожидаем, Калдония имеет стратегическое значение и для нас, и для противника. Подготовьте резервные силы с Пятой по Двадцать Первую дивизии для переброски на этот участок…

– Господин барон, еще одно очень важное сообщение, какое вы должны услышать, – добавил адъютант, – Нашими командами слежения перехвачено несколько сообщений на частотах внутренних подразделений гористарской армии. Судя по полученной информации, общее наступление возглавляет сам барон Гористарский вместе со своими лучшими генералами. Они собираются полностью изменить ход всей войны… – добавил спокойным тоном, но Эдвард только усмехнулся.

– Изменить ход всей войны… посмотрим, как это у них получится, – молодой барон по привычке сжал в руках эфес своей шпаги, – Михаэль будет там… Войну пора заканчивать, а не менять…

========== Глава 17. Сведение счетов. ==========

Глава 17. Сведение счетов.

Тому возмездием за преступление был крест, а этому царская диадема.

Децим Юний Ювенал

Крепостные укрепления Калдонийских фортов дрожали под непрерывным огнем развернутой осадной артиллерии тристанских войск, давно подавивших все возможное контрбатарейное сопротивление. Работали сверхтяжелые плазменные орудия класса «Феникс» с наводящим каналом длиной в пятьсот метров, представлявшие собой многотонные самоходные установки, снабженные реакторами, способными питать даже крупные мегаполисы.