Текст книги "Зодиак. Битва Знаков (СИ)"
Автор книги: RainbowSloth
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 40 страниц)
– О, об этом не волнуйтесь! Так на вас действует скорое полнолуние.
Фаррелл встаёт из своего тесного рабочего места и подходит к специальной машине, которая и измерит мои силы. Честно, это штуковина мне никогда не нравилась. В ней я была лишь один раз, после стычки с Муном, когда Высший наконец-таки сжалился и вернул мне силы. Безусловно, долгое их отсутствие повлияло на показатель, значительно снизив его. За эти две недели силы должны были прийти в норму, к тому же полнолуние, которое случится этой ночью, должно повлиять.
– А почему полнолуние раньше не действовало на меня? – интересуюсь я, наблюдая, как короткие пальцы доктора нажимают различные кнопки.
– Очередная и интереснейшая особенность сидеров. Видите ли, мисс Вентерли, у себя, в стране Воды, вы использовали силы не так часто и не так много. Здесь же, на Битве, всё несколько иначе. Вы развиваете свои силы так часто, что они, так сказать, размялись, разогрелись, привыкли к нагрузкам. И такие скачки очень резки, поэтому влияние лунного света и ощущается. Хотя на самом деле полнолуние действует на вас точно так же, как и обычно.
– Оно действует на всех сидеров?
– Абсолютно! Не только на Тригон Воды, хотя действие на него заметно больше остальных. И да, не забудьте этой ночью оставить шторы открытыми. Так лунный свет лучше проникнет, – говорит Фаррелл, после чего добавляет: – Можем начинать.
Я снимаю кеды и тёплый свитер и встаю в капсулу. Доктор ничего не говорит по поводу моих шрамов, а только застёгивает кольца. Дверцы закрываются, оставив меня в полной темноте.
По словам доктора, частые осмотры сил очень вредны для сидеров, ибо прибор выделяет много излучения, которое достаточно опасно и для обычных людей, и для сидеров. Я мало что поняла из того, что он объяснял Высшему, когда тот говорил о моём еженедельном осмотре. Из пояснений доктора до меня дошло, что подобное частое излучение может серьёзно испортить моё здоровье. Частые головные боли, сильные головокружения, боли во всём теле – и это лишь малая часть из всего списка, что он перечислил. Но Высший остался стоять на своём, несмотря на предостережения Фаррелла.
Кольца несколько раз ярко вспыхивают, но цвет свечения я не знаю, ибо глаза плотно закрыты, как и велел доктор.
Дверцы открываются так же быстро, как и закрылись. Фаррелл расстёгивает кольца, а я поскорей вылезаю из этой громадины. Всё-таки её работа меня пугает, особенно три гигантских кольца.
– Какой был цвет?
– Жёлтый, – Фаррелл возвращается к своему рабочему месту и быстро печатает отчёт. – Двести тридцать единиц. Это не плохо, но выброс возможен.
Я надеваю кофту и сажусь на кушетку.
– И почему только нормой считаются двести единиц, а не сто? – тихо бурчу я себе под нос, но доктор это слышит и с большим интересом принимается рассказывать:
– Потому что сто – это обычные люди, такие как я. Они редко могут перейти через установленную границу. А сидеры совсем другой случай. Ваши способности делают вас уникальными, непостижимыми, теми, кто разрушит эту границу, переступив через неё. Поэтому ваша норма – двести. За границей допустимого.
– Но и эту границу можно переступить. Я слышала, показатель Эндрю равнялся трёмстам восьмидесяти.
– Да, – нервно кивает доктор. – Было такое. Однако, это не более чем ошибка.
Показатель Эндрю стал чуть не решающим фактом в раскрытии его истинного Знака. И судя по грустной интонации доктора, тот винит себя в этом. Ведь именно Фаррелл отдал Высшему отчёт. Но это был приказ, и доктор даже подумать не мог, к чему это может привести. Да даже без отчёта Эндрю бы попался.
Я уже хочу попрощаться с доктором и вернуться в свою комнату, как в кабинет пулей влетает светловолосый парень, который сразу же подходит к столу Фаррелла, не обратив на меня внимание.
Из-за его спешности и небрежности я не сразу узнаю Алана Бенсона.
– Клиф, это уже невозможно! – восклицает он, уперев руки в квадратный старый монитор компьютера. – Я не могу контролировать себя, мне везде мерещится он!
– Алан, мой мальчик, прошу, сядь и всё расскажи, – успокаивающим тоном произносит доктор.
Только сейчас Алан замечает меня. В его голубых глазах пролетает буря, и все разбросанные бумаги на столе вмиг разлетаются в сторону, точно подул ветер.
– Надо же, – фыркает Алан. – Сама ученица Высшего находится в компании другого Тригона. Удивительно.
Я выгибаю бровь.
– Ты в порядке?
– Не лезь не в своё дело.
– Как скажешь. Доктор Фаррелл, хорошего вам вечера. А ещё удачи, которая точно понадобится, чтобы разобраться с ним.
Я уже скрываюсь за дверью, как Фаррелл меня окликает:
– Мисс Вентерли, постойте!
Я поворачиваюсь, отметив, что Алан всё ещё сидит с напряжённым видом, обеими руками схватившись за голову. С ним что-то не то, это заметно невооружённым взглядом.
– Мисс Вентерли, мне нужно отнести отчёт о вас, – мягко объясняет Фаррелл. – Не могли бы вы присмотреть за Аланом?
– Клиф, это запрещено, – встревает он.
– Знаю-знаю. Вам необязательно говорить. Эшли лишь побудет рядом с тобой, если что-то случится. Буквально пятнадцать минут, не больше.
Не дожидаясь ни моего согласия, ни разрешения Алана, Фаррелл берёт бумаги и покидает кабинет. Не уверена, что он захватил отчёт о моём показателе, ибо ушёл он настолько быстро, что я даже слова не успела сказать. Однако Алан выглядит настолько подавленным, что я не могу оставить его здесь. Возможно, я даже смогу привлечь его на сторону Эндрю, ибо, судя по всему, Высший ему не особо нравится.
Я сажусь на место доктора, ибо Алану вряд ли понравится, если я опущусь на кушетку рядом с ним. На столе такой беспорядок, что почти ничего невозможно найти. Но среди всего этого хлама виднеется небольшое фото, на котором запечатлён улыбчивый юноша, чуть постарше меня. И если приглядеться, то сходство с Аланом очевидно.
Вилора говорила, что брат Алана участвовал в Битве два года назад и, к несчастью, погиб.
– Алан, – осторожно зову я.
Тот даже не поднимает на меня глаза, однако даёт понять, что слушает.
– Послушай, пусть я и ученица Высшего, но это не значит, что я на его стороне, – мягко говорю я. – Поверь, мне не нравится вся эта вражда Тригонов, и уж тем более я не одобряю методы Высшего.
– То есть ты на стороне Змееносца? – резко спрашивает он. – Разве он лучше?
– Не он придумал эту кровавую резню, на которой столько полегло. Эндрю хочет это прекратить.
– Два подростка против Высшего, – с усмешкой протягивает Алан. – Слушай, я не имею ничего против, может ты действительно желаешь мир во всём мире, как и Эндрю. Но это смешно. Вы ничего не сделаете.
– Не сделаем одни.
Алан наклоняет голову, и вопросительно смотрит на меня.
– Высший поддерживает войну между всеми Тригонами, – говорю я звенящим голосом. – Он не видит между ними возможного мира, сплочённости, взаимодействий. Но если все мы будем действовать как один, то докажем обратное. Все чемпионы должны стать единой командой, несмотря на Тригоны.
– Нас всего двенадцать.
– Но мы сильны! К тому же Эндрю – Змееносец. Сильнейший Знак из всех. Знаю, это звучит наивно и глупо, но что если единство поможет нам победить? Ведь никогда не случалось, чтобы сидеры всего Зодиакального круга сражались вместе, плечом к плечу! И по своей воле.
– Бред, – выдаёт он, не задумываясь.
Я вздыхаю, понуро опустив голову. Алан абсолютно прав. Полный бред, пустая иллюзия, глупая надежда, не отпускающая до самого конца. Что-то в ней всё-таки есть, она едва цепляет, даже когда и кажется, что нить вот-вот оборвётся. Я вновь смотрю на маленькую фотографию, на счастливое юное лицо, чья улыбка погасла в один миг, как и жизнь. И я не хочу, чтобы такое случилось с нами.
– Ты хотел сюда? – спрашиваю я. – Хотел попасть на Битву, привести свой Тригон к победе? Подняться в глазах каждого, стать гордостью для родителей?
Судя по его виду, я задела нужную тему. Или не совсем нужную, но ту, за которую можно ухватиться, чтобы потянуть за нужные ниточки.
– Нет, – мотает он белобрысой головой. – Я никогда не хотел сюда. Меня не интересовала слава, я вообще не видел в Битве чего-то знаменательного. И даже сейчас, когда я попал сюда, я не стал гордостью для отца. У нас всегда были разногласия. Я сбегал из дома из-за непонимания. Даже не явился на тот же экзамен. А когда меня силой привели, то пытался завались его, как мог.
– Ты настолько не хотел сюда?
– Не совсем. Отец хотел, чтобы я прошёл. А мои желания его не интересовали. Скорей, я хотел досадить ему, дать понять, что это моя жизнь. И мной он не может распоряжаться, как… – Алан замолкает и сцепляет ладони вместе, прижав ко рту.
– Как твоим братом? – вероятней всего, я пожалею об этом вопросе, однако отступать поздно.
Алан протяжно вздыхает. Он лихорадочно теребит пальцы, покусывая нижнюю губу и постукивая ногой. Либо он подумывает о том, чтобы ответить мне молчанием, либо придумывает, как послать меня куда подальше с такими вопросами.
– Тони был не таким, как я, – выдаёт он, всё ещё держа руки около рта. – Он был лучше во всём. Популярный, умный, мечта всех девчонок. Вот он действительно старался, лишь бы отец был о нём высокого мнения. При этом Тони всегда меня поддерживал, когда я шёл против прихотей отца. Он даже защищал меня в школе, – скорбно усмехается он, наверняка вспомнив все забавные ситуации со своим братом. – А ещё он попал сюда. Обещал вернуться. Святая Венера, – он опускает голову. – Ненавижу обещания.
– Алан, прости. Мне правда жаль, я не должна была…
– Забудь, – прерывает Весы. – Знаешь, а ведь сегодня у него день рождения! Прямо за день до полнолуния.
– Так вот в чём дело… – понимаю я. – Ты видишь его?
Алан слабо кивает.
– Не важно, что или кого я вижу. Ты, наверное, подумаешь, что я обратился к отцу по этому поводу. Общая скорбь и все дела. Но нет. Он не любил ни Тони, ни меня. И если я умру, то для него меня никогда и не было. Как и Тони.
– Раз так, то ты уже сдался? – решаюсь спросить я.
– Что?
– Ну, если ты умрёшь на Битве, то твоему отцу будет всё равно. Он сделает вид, что ты вовсе не его сын, да и вообще у него детей не было. Верно? – получив короткий кивок, я продолжаю: – Значит, ты уже смирился с поражением, принял тот факт, что умрёшь. Битва и называется так, потому что это борьба на выживание. Обычный закон: кто сильнее, тот и жив останется. А ты даже не хочешь стать сильней, доказать своему отцу, что он ошибается! Знаешь, может ты мне и не поверишь, но Высший собирает головы всех проигравших и вешает их на стену, как трофеи. Голова твоего брата тоже есть среди них. И раз ты сдаёшься, то ты принимаешь его смерть, которая была бессмыслена! Ты признаёшь, что эти смерти – самая обычная норма. И твоя станет такой же: обычной, невзрачной, лишённой смысла. Да, пойти против Высшего – это то же самое, что и подписать смертельный договор. Как и с Битвой. Шанс умереть есть в обоих случаях, везде он равен почти ста процентам! Но если ты выберешь то, что предложила я, твоя смерть будет другой. Она будет за всех умерших здесь, она будет ради Тони. Ты переступишь через установленную границу. Ведь вряд ли бы твой брат хотел, чтобы ты погиб так же, как и он. Выбора у тебя три: или умри так, как пожелает Высший, или умри с честью за своего брата, или останься в живых, как он и хотел! И поверь, последний вариант возможен. Победить Высшего можно! Мы должны это сделать и остаться при этом в живых. Ради всех падших от его кровавых рук.
Весы – один из самых переменчивых Знаков. Либо он принимает решение за долю секунды, либо размышляет над этим чуть ли не всю жизнь. И даже если он сделает окончательный выбор, то может передумать в любой момент. Однако Алан не кажется таким. В голубых глазах читается крайняя задумчивость, точно он взвешивает все за и против. Даже сейчас он действует как стратег, продумывая все возможные варианты событий, точно сможет предугадать, как поступит Высший.
– Ради Тони… – задумчиво протягивает он, будто в этих словах и кроется верный ответ. – А ведь он всё делал ради меня. – Алан поворачивается ко мне, словно соображает, верю ли я сама в свои слова. – А ты ищешь подход через чувства, прямо как настоящая Рыбы. Да и уговаривать ты умеешь.
– Так значит?..
– Я в деле. Ты права, я должен отомстить за смерть Тони. Затея, конечно, пахнет стопроцентным провалом, однако Тони бы точно согласился. А где он, там и я.
– Спасибо, – я даже впервые широко улыбаюсь за столь долгое время. – Спасибо, спасибо, спасибо!
– Да не за что, только не надо меня обнимать!
– Хорошо, – неловко улыбаюсь я. – Но если ты передумаешь, я пойму и…
– Не передумаю. Я делаю выбор лишь один раз и почти никогда не жалею.
Я до сих пор улыбаюсь, ибо не могу сдержать себя. Нас уже шестеро: я, Эндрю, Кай, Алан, Марк и Ари. В последних двух я даже не сомневаюсь. Если я предложу им это, они посмотрят на меня, как на дуру, сказав, что давно в этом участвуют. Конечно, было бы неплохо поговорить с ними, особенно с Марком.
С остальными могут быть проблемы. И будто подумав о том же, Алан говорит:
– Я поговорю с Аникой и Вилорой. А ещё возьму на себя Тригон Земли.
– Ты уверен?
– Более чем. С девушками, возможно, и тебе нужно будет поговорить, но Тео, Мишель и Питера я смогу уговорить. А ты позаботься о своём Тригоне. И, как я понял, огненные уже в деле?
– Да. Но я всё равно должна поговорить с ними.
– Как скажешь. А я поговорю с Клифом. Осмотр сил у тебя каждую неделю, поэтому будем встречаться здесь, если удастся. Ну или придумаем что-нибудь.
Я изумлённо поднимаю брови.
– Ты ко всему относишься с такой серьёзностью?
– Скорей, я планирую несколько шагов наперёд, – неловко признаётся он. – В общем, я договорюсь со всеми.
Он не обещает, ибо сам сказал, что ненавидит обещания.
За пятнадцать дней мы так и не встретились в кабинете Фаррелла. Алан наверняка в это время был занят тренировками, как и все остальные Тригоны. Предосторожность ли это со стороны Высшего – я не знаю. Я даже не могу увидеться со своим Тригоном, всё время забито занятиями, после которых я валюсь с ног, а всякое желание с кем-то разговаривать тут же пропадает. Фаррелл ни разу не упомянул Алана или что-то касающееся него. Хочется верить, что он принял всё безо всяких вопросов, а не побежал рассказывать Высшему о странной просьбе. Но последний вариант точно отпадает, зная мягкий характер доктора и его тёплое отношение к Алану.
Занятия с Высшим ожесточились. Он велит мне продолжать, даже если я и встать не могу. Но я встаю. Высший всё ещё считает, что полнолуние повлияло на мои силы, однако я почти не чувствую этого. Мой показатель не превышает нормы больше, чем на сорок единиц, а по ощущениям и вовсе стремительно падает. Зато у меня стала получатся водная проекция, пусть и не на большие расстояния. Но я всё равно пытаюсь связаться с Эндрю с её помощью, однако его нить отчаянно уходит от меня, словно специально скрываясь. А связи с Аденой я совсем не чувствую, точно нимфа исчезла.
Несколько раз я видела Марка, однако тот, замечая меня, тут же менял направление и стремительно уходил подальше от меня. Я даже не могла его позвать, ибо слова застревали в горле. Ари равнодушно проходила мимо меня, а на мои попытки заговорить она даже не обращала внимания. Похоже, всё очень плохо. Но в глазах обоих всё ещё горит та самая уверенность, с которой они настроены пойти против Высшего.
К Хопешу я ходила лишь один раз и снова в качестве небольшого урока. На этот раз это был Алан, и как поведал мне палач, того поймали за разговором с Мишель. Алан выглядел абсолютно спокойным, даже когда я выпустила его кровь наружу. Наверняка он рассчитал такой вариант событий, ибо его редкие крики не были полны злости. Он понимал, что я вовсе не хочу этого делать, но должна.
После затянувшегося вечернего занятия я уже не иду в ванную, чтобы расслабить мышцы в тёплой воде, а сразу падаю на кровать, даже не сняв форму. Закрыв глаза, я убираю руку под подушку, как делаю всегда, и уже готовлюсь наконец-таки заснуть, как нащупываю в наволочке что-то плоское и… шуршащее?
Откинув весь сон, я встаю и оглядываю подушку, на ходу включая свет. В наволочке действительно есть что-то достаточно большое, толстое и прямоугольное. Вынув, я обнаруживаю конверт, плотно заклеенный тёмно-красной печатью с одним написанным словом: «Прости». Почерк похож на мой, только более крупный и резкий.
В комнате камер нет, поэтому я без проблем могу раскрыть конверт здесь. Однако из-за опасений, я всё-таки иду в ванную, заперев дверь на замок и только тогда распечатываю его, гадая, что внутри и кто мог мне подложить конверт, подписав лишь одним словом, да ещё и таким странным.
Я сажусь на пол и вынимаю содержимое, состоящее из многочисленных бумаг. Одни полностью исписаны, причём почерки значительно отличаются. Другие напоминают вырванные страницы, и к своему удивлению я узнаю старые пожелтевшие страницы книги, из которой я кое-что узнала о Змееносцах. А третьи листы представляют собой карты, рисунки и расчёты.
Я перечитываю всё по несколько раз, вглядываюсь в схемы, чтобы понять всё до мельчайших деталей. И чем больше до меня доходит, тем сложней становится дышать.
Не знаю, кто подложил мне конверт и насколько эти бумаги верны, однако я уверена в одном.
Нужно срочно связаться с Эндрю.
Ибо в конверте лежит вся информация о плане Высшего.
========== Глава двадцать шестая. Эндрю ==========
Адена мертва.
Два слова, в которых не может быть правды. Бред, чья-то злая шутка, не иначе. Но глядя на её бездыханное тело, я всё больше и больше понимаю правду, хотя всё ещё отказываюсь принимать её.
Нет, я не похоронил Адену. Земля полностью выжжена, пропитана кровью, кое-где валяются остатки тех, кого я убил. Но всё это не важно. Это место просто недостойно её. Она погибла, как смертная, как обычный человек. Однако для меня она навсегда останется маленькой нимфой. Самой храброй и самой лучшей.
Как-то раз, когда мы с ней шли по городу, Адена упомянула, что, умирая, нимфы сгорают в собственном пламени. Чистом и безупречном. Мой огонь нельзя назвать таким, тем не менее он всё равно полностью охватывает её. Я же наблюдаю за этим, не сводя глаз. Пусть она и умерла, как смертная, но ушла Адена, как самая настоящая нимфа.
Её прах я собираю в маленькую ледяную баночку, которую создаю движением рук, и убираю в карман, туда же, где и часы, и когти моего друга. Я всё время поддерживаю холод, чтобы баночка не растаяла, пока добираюсь до города.
Я не ловлю машину, а иду пешком. Добираюсь я за несколько дней, примерно за пять, а может и за неделю. Я почти не сплю, изредка останавливаюсь, лишь бы дать ногам передохнуть. Я не ем, но всё равно постоянно тошнит и рвёт так сильно, что я блюю кровью чуть не до потери сознания. Иногда я задыхаюсь, не в силах пропустить воздух в лёгкие.
Добравшись до города, я не медлю. Уже темно, поэтому я сразу иду на пляж, прямо к морю. Но перед этим прохожу через центральный парк Метиды, где стоит статуя великого Асклепия Эскула.
Я невольно поднимаю на него глаза, точно слышу его зов. Его каменное лицо направлено вверх, но я чувствую, что взгляд предназначен мне. Он разочарован. Разочарован новым героем, который приносит только беды. Помимо разочарования я чувствую и осуждение. Герой бы никогда не позволил погибнуть кому-либо.
– Прости, – тихо говорю я. – Я вовсе не такой, как ты. Я не герой, а погибель этого мира. Я несу только смерть, но никак не надежду.
Уже на пляже там я выкапываю небольшую, но глубокую ямку прямо рядом с водой, куда бережно высыпаю прах Адены. Она любила море, ей нравилось его журчание и пенистые волны. Внутрь ямки я кладу и свою подвеску, решив, что Адена этого заслуживает. Она заслуживает гораздо большего, но это всё, что я могу ей дать. Я сижу там до самого утра, наблюдая, как море ласково касается этого места.
После чего я возвращаюсь на ту самую заброшку, где остался рюкзак со всеми необходимыми вещами. Я до сих пор не могу ничего есть, даже от воды меня выворачивает. Взяв рюкзак, я спешу удалиться из этого места, но решаю открыть его. В рюкзаке, на самом верху, лежат апельсиновые леденцы, которые Адена так любила.
Я оставляю их там.
Я теряю счёт времени. Каждое мгновение зачем-то прокручиваю её смерть, и каждый раз понимаю, что я мог её спасти, мог помешать этому случиться. Иногда сердце колотится, как бешеное, и удары кровью отзываются в ушах. Должно биться сердце Адены, а не моё. Это она достойна жизни, это она достойна дышать, видеть и слышать! А не я. Ведь это я – сеятель смерти и зла. Не Адена.
Постоянно смотрю на песочные часы. Песок так и не начал своё течение, но всё равно служит напоминанием о том, кто ещё может погибнуть по моей вине. Пару раз я чуть не сорвался: хотел вызвать Высшего и сдаться ему, чтобы со всем этим уже покончить. Пусть будет, как сказано в пророчестве. Неважно, в каком из двух. В обоих я должен умереть, чего больше всего хочу.
Но от подобной мысли меня останавливает тонкий голос Адены, доносящийся из глубины сознания. Её слепая вера в меня, которая привела её к гибели. И я не хочу делать её смерть настолько напрасной, чтобы я сдавался после всего, что она сделала для меня. Без неё я бы не выжил, без неё я бы сдался при первой же возможности.
Адена вела меня всё это время. Её вера перетекала в мою, а я поверил в то, что смогу свергнуть Высшего.
Тренируюсь я часами. Отрабатываю все четыре стихии сразу. Не знаю, как у меня это выходит, ведь для каждой нужна особая концентрация. Я же делаю это, точно знаю всю жизнь. Силы выходят как-то сами, мне лишь стоит задуматься об этом. И как долго будет так происходить – я не знаю.
Похоже, это и есть стихия Эфир. Все четыре стихии вместе с тьмой, и все подвластны мне.
Единственное, чего я старательно избегаю – это тьма. Чёрные сгустки теней, готовые поглотить любого с ног до головы и отправить в иной мир. Именно так я и поступил с теми людьми, что служили Сафине. Я убил их.
Задумывался ли я о том, что стал убийцей? Да. Жалел ли я об этом? Нет. Их смерти по сей день не вызывают у меня сочувствия или сожаления, которые я должен испытывать. Мне всё равно. Этим я не заплатил за Адену. Как бы сказал Высший, я только показал, кто я есть на самом деле. Змееносец, ну или по-простому убийца.
Нет, жажды убивать у меня практически нет. Я лишь хочу свернуть шею Сафине и прикончить Высшего. Но желания перерезать глотку всякому прохожему у меня нет. Возможно, нужно убить каким-то особым способом, чтобы открыть эту жажду. Но даже думать об этом не хочу.
Часы крутятся в воздухе в точности так, как я хочу. Я направляю их в сторону даже не руками, а глазами, смещая взгляд, и пью воду небольшими глотками, зная, что меня всё равно стошнит через некоторое время, однако организм нужно приводить в норму, а то я и так стал тонким, как спичка, и побледнел. Внешний вид меня мало волнует, однако в бою с Высшим мне понадобится вся физическая сила.
Как я и говорил, я потерял счёт времени. Поэтому не знаю, какой сейчас день недели, какое число, прошёл ли октябрь или он вступает только в середину. По погодным изменениям так оно и есть: только сейчас люди достали свои лёгкие куртки, а по ночам стало ещё холодней. Жители уже не с таким рвением стремятся идти на пляж, а скорей предпочитают уютные кофейни.
Рядом со мной мятым свёртком валяется газета. Дату я посмотрел, но тут же забыл, но она точно не сегодняшняя, ибо в новостях написано о внезапном исчезновении пруда, находившегося за городом. Да ещё и вся земля в радиусе пяти километров выжжена дотла. Конечно, не обошли стороной и свежие человеческие остатки. Журналисты даже не поленились упомянуть меня, но на этот раз они действительно правы.
Вдруг, что-то шелестит. Как волна или быстрое течение ручейка. Лёгкое, журчащее, гибкое. Я убираю часы и иду на звук, держа наготове в руках земляной поток. Победить воду легче всего этой стихией. Огонь почти бесполезен, ветер не подойдёт, а бить воду водой… Да это уже звучит странно!
Иду я медленно, оглядываясь по сторонам. Неплохо бы было зажечь пламя, однако по нему меня могут заметить. В том, что это враг, я ни капли не сомневаюсь. В темноте его не разглядишь, однако всегда можно услышать или почувствовать. Точно прочитав мои мысли, хлюпающие и тяжёлые шаги разносятся в темноте. Я зажигаю огонь, чтобы лучше рассмотреть идущего. Точнее, идущую.
Её шаги тяжёлые лишь потому, что вряд ли можно ходить, находясь в водной проекции. Тем не менее я сразу узнаю её, хотя лицо, сотканное из воды, всё же выглядит иначе. Волосы в буквальном смысле распущены волнами. И лишь голубые глаза выделяются на фоне всей прозрачной фигуры Эшли.
– Эндрю.
Звучит ласково, но чувствуется, как удар под дых.
Она подходит ближе. Я замираю на месте, не в силах вымолвить даже и слова. Даже пошевелить пальцем и коснуться её я тоже не могу.
– Ты в порядке? – интересуется она. Ко мне наконец возвращается мой голос:
– Это правда ты?
– Знаю, выглядит странно, – слабо, но счастливо улыбается она. – Это водная проекция, сложная штука. Но это и впрямь я.
Я бы мог списать это на очередную уловку от Высшего и потребовать от Эшли доказательства. Но я не делаю этого, потому что верю ей, глядя в эти изумительные глаза, сияющие как самое чистое небо на свете, чьё отражение красит водную гладь океана.
– Я скучал, – признаюсь я и хочу дотронуться до её прозрачного лица, такого любимого и прекрасного, однако вовремя вспоминаю про её страх и останавливаю руку в воздухе: – Прости. Совершенно забыл.
Тогда Эшли берёт меня за руку и подносит мою ладонь к своему холодному и мокрому лицу.
– Ты больше не боишься прикосновений?
– Всё ещё боюсь. Но только не твоих, – признаётся она. – К тому же я рада тебя видеть. А ещё мне надо кое-что тебе сказать. Кстати, – Эшли вертит головой, – где Адена?
Святой Юпитер.
Моя секундная улыбка, которая и так была натянутой, увядает. Я убираю руку от её лица и запускаю в волосы, судорожно пытаясь придумать, как всё объяснить.
– Её… нет.
– Нет? В смысле, она куда-то отошла и скоро вернётся?
– Не совсем…
– Ты же не имеешь ввиду?.. Нет, бред какой-то, – мотает она головой. – Это же невозможно, ведь так? Эндрю, скажи, что это не так! Умоляю, скажи, что Адена жива! Скажи хоть что-нибудь!
Я должен сказать всего два слова, которые больно прожигают глотку, язык, да и всё внутри. Я сжимаю кулак, вкладывая в него всю силу воли.
– Адена мертва, – говорю я так тихо, что сам едва слышу.
Однако это доходит до Эшли. Она молчит не меньше минуты, её глаза опущены в пол, точно там она сможет найти опровержение моим словам.
– Как давно? – тихо спрашивает Эшли, стиснув зубы.
– Не знаю, – честно признаюсь я. – Это случилось в ночь полнолуния.
– Кто это сделал?
– Сафина, подчинённая Высшего. У неё нет сил, она… дефект. Однако это не помешало ей напасть на Мишель и ранить тебя ножом. И… убить Адену
– Вот же…
Последние слова полностью состоят из ругани.
– Что ещё произошло за это время?
Обо всём остальном говорить гораздо легче, чем о гибели Адены. Я вкратце рассказываю о нападении нимф, упомянув лишь Верховную и признание Игниса. Я говорю о встрече с Каем, о «подарках» от Высшего и о Знаке Кая. Оказывается, Эшли уже в курсе по этому поводу. Дальше я перехожу к самой худшей части своих так называемых приключений. Я рассказываю о пророчествах, проговорив каждое их слово. Завершаю я коротким описанием того, как убил пятнадцать людей.
Эшли старательно обходит эту тему, поэтому касается пророчеств:
– Ты умрёшь в любом случае, – медленно говорит она, и звучит это как утверждение, с которым сложно смириться.
– Да.
Эшли вновь смачно матерится.
– А у тебя что? – попутно спрашиваю я, пытаясь уйти от разговора о пророчествах.
– Я знаю, что задумал Высший, – выпаливает Эшли слегка дрогнувшем голосом. – И знаю, как он собирается использовать тебя и когда.
– Но откуда ты знаешь?
– Кто-то подсунул мне кое-какие бумаги в комнату, где обо всём говорится, – тараторит она и машинально поправляет прядку своих водных волос, отбрасывает её в сторону и говорит с удвоенной силой: – Всё произойдёт в ночь двадцать девятого ноября. Тогда все три высшие планеты: Уран, Нептун и Плутон – выстроятся в один ряд в созвездии Стрельца. Это называется Горниот, ужасное, просто отвратительное название! – Эшли даже мотает головой. – Но суть не в этом. Эти планеты не просто так называются высшими. Они несут роковые события, как война, бедствия, всё то, на что люди не могут повлиять! Уран приносит внезапность, разрушает старые стены, возводит новые. Но не всегда хорошие, Эндрю! Всё мгновенно трещит по швам из-за Урана, перелом в жизни всех людей наступает мигом. Нептун же поддерживает целостность всей системы, которую несёт Уран. Нептун отвечает за гармонию, но она недалеко уходит от смирения. – Эшли часто сбивается, пытаясь объяснить всё понятным и доступным языком, однако у меня уже голова идёт кругом. – Плутон… Он олицетворяет и связан с гибелью и трансформацией. А ещё с войнами, катастрофами, бедами, насилием и принуждением. Он заставляет изменяться весь мир, если тот способен на это, и беспощадно уничтожает всё то, что противится. И… Всё это ведёт к самым кардинальным изменениям! Изменится чуть ли не весь мир, в какую сторону – неизвестно. Но это не самое страшное. Такое положение высших планет даёт возможность открыть вход в божественный мир.
– Врата стихий, – перебиваю я. – Может это и откроют планеты?
– Не знаю. Дело в том, что это можешь сделать ты. Только Змееносец.
Я отшатываюсь.
– Но Высший тоже Змееносец! Зачем ему я?
– Потому что ты молод! – чуть ли не в истерике выкрикивает Эшли. – Твои силы только растут, когда Высший уже освоил их! Планеты примут тебя, а не его, потому что ты ещё наполняющийся сосуд, в которого можно влить энергию, дать такую возможность.
– Я открою ему путь в эти врата, – бурчу я, вспоминая пророчество. – Превосходно.
– Это не обычные врата. Они ведут к чему-то очень могущественному, к тому, что даст влияние над всем миром.
Ну конечно. Высший и хочет этого. Повелевать всеми людьми: и сидерами, и обычными. Чтобы не было восстающих против него. Он получит мировое господство, а может и больше. Не знаю, доберётся ли он до богов, но, если захочет, он добьётся и этого. Всё более чем просто: я открою ему путь в божественный мир, а дальше он получит то, о чём и желал. Или…
– «…и вручит его крови могущество бед», – повторяю я строчку первого пророчества. – Ну конечно! Я не только послужу ключом к этим вратам, но и принесу ему на блюдечке мировую власть, чьё могущество принесёт только беды!
– Эндрю, я бы не делала такие выводы… – осторожно произносит Эшли.
