Текст книги "Зодиак. Битва Знаков (СИ)"
Автор книги: RainbowSloth
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 40 страниц)
– И какие эти способности?
– Не знаю, – вздыхает Адена. – Я знаю только, что они есть. А что у какого Знака – без понятия. Об этом рассказывают на старших курсах. Да и обучают нас этому тоже на них.
Мало того, что у Высшего есть все тринадцать способностей всего Зодиака, так его арсенал сил только удваиваться. И я без понятия, на что именно он способен. Пока мне известны только чтение мыслей, управление металлом и блокирование способностей. Отлично. Остаётся ещё штук десять, ведь Змееносец тоже относится к этому списку.
– Адена, – снова зову я её. – Ты как-то говорила, что я не совсем хорошо знаю тех, кто мне дорог. И кто-то связан с Высшим. Ты имела в виду моих родителей? Всё-таки они участвовали в Битве, а потом служили ему.
– Да. Я говорила о них, но…
Она резко замолкает, когда мы наконец сходим с тропы на открытое пространство.
– Мы пришли.
До полуночи остаётся десять минут, и я решаю продолжить разговор с Аденой чуть позже, уже после того, как мы всё выясним.
– Он должен появиться прямо рядом с прудом, – Адена оглядывает водную гладь.
Я киваю и внимательно вглядываюсь в пруд, словно смогу силой мысли ускорить появление храма. Он может явиться с любой стороны, даже прямо перед нами. Минуты идут так медленно, что я уже решаю, будто время остановилось. Вытаскиваю песочные часы: не пошли. Мои родители прожили ещё один день, но я совершенно не знаю в каком они состоянии. Высший мог выколоть им глаза, лишить их рук и ног. Отгоняя эти мысли, я вновь устремляю глаза в сторону пруда.
Облака расступаются, явив круглый серебристый диск, чей свет падает на воду.
Храм точно начинает заново строиться. Сначала появляется небольшая каменная лестница, дальше сам вход, на месте которого даже нет двери. В конце выстраивается резной купол, на вершине которого дракон с открытой пастью. Символ Асклепия.
Сам храм выглядит старым и заброшенным. Кажется, что купол вот-вот обрушится, а само строение усеяно трещинами. В темноте он выглядит как очередная заброшка, однако стоит мне об этом подумать, как внутри и снаружи храм вспыхивает алым огнём, которым совсем не причиняет вред его стенам.
Адена решительно смотрит на меня, и я киваю. Пора уже узнать всю правду.
Чтобы зайти в храм, сначала нам нужно зайти в пруд. К моему удивлению водная гладь оказывается такой же устойчивой, как и обычная земля. Лестница вся объята пламенем, однако ни мне, ни Адене оно не вредит. Языки лишь немного облизывают наши ноги, но я чувствую только их жар, не более.
Удивительно, но храм пропускает нас безо всяких проблем. Меня это очень настораживает, потому что не может происходить всё так гладко.
Внутри огня оказывается ещё больше. Он буквально везде: и на стенах, и внизу, и на потолке. В середине горит пламенный круг, внутри которого стоит деревянная стойка. А на ней виднеется дощечка, точно такая же, как и на четвёртом этаже дома на Нейтрале.
Я подхожу ближе к огненному кругу, а Адена остаётся стоять на месте, решив, что пророчество в первую очередь должен прочесть я. Едва я оказываюсь рядом с горячим краем круга, как меня оглушает голос, напоминающий рокот тысячи тяжёлых шагов, и отбрасывает назад.
– Ни один сидер не посмеет приблизится к пророчеству! – грохочет из пустоты голос, который кажется таким же мощным, как и тот, который я услышал, когда я познакомился со странным мальчиком Аслом.
Я потираю затылок от боли и раздражённо отвечаю:
– Это пророчество может быть обо мне! Я должен его узнать!
– Докажи это.
– Эндрю, с кем ты разговариваешь?
Судя по недоумевающему взгляду Адены, голос слышу только я, поэтому я неопределённо отмахиваюсь, говоря, что объясню позже. Та понимающе кивает.
– Я Змееносец, – произношу я, снова подходя к кругу. – Родился двадцать девятого ноября, в первый день его периода, – я показываю кругу свой знак, чернеющий на ладони.
– Докажи это, – повторяет голос.
Я задумываюсь. Слова могут стать хоть каким-то доказательством, но не в этом случае. То же самое и с клеймом. Знак не делает меня тем, кто я есть. Я бы мог продемонстрировать способности Змееносца, если бы знал ещё что-то, помимо жажды. Высший использовал тьму, однако это может оказаться дополнительной способностью другого Знака. И даже если это относится к Змееносцу, я не знаю, как это сделать.
Я вспоминаю фразу, явившеюся мне, когда я коснулся ручки двери, на которой был знак Змееносца.
– Ego accipere, – произношу я. – Я принимаю это. Принимаю то, что я Змееносец.
Огонь расступается передо мной, и я наконец вхожу в круг. Приблизиться к пророчеству оказывается трудней, чем я думал. Ноги становятся свинцовыми, я еле передвигаю ими. Жар от огня проникает в лёгкие, мешая дышать. Наконец я дохожу до заветной скрижали. Всё пророчество написано на древнезодиакальном, однако я без труда перевожу. Стоит мне это прочесть, как я чуть не падаю в обморок.
– Нет. Нет, это невозможно!
– Эндрю, что там написано? – обеспокоено спрашивает Адена.
Я тупо гляжу в текст пророчества, не веря в его содержимое.
– Эндрю, прочти вслух!
Дыхание выравнивается через несколько секунд. Я послушно зачитываю пророчество, хотя голос и дрожит так, будто я стою на сильном морозе в метель:
– «Тринадцатый Знак – сеятель смерти и зла – вернётся с тенью и скорбью в семнадцать лет. Откроет врагу путь во врата стихий и вручит его крови могущество бед. Во мраке души увянет сомнение. Убив, он будет подвластен всей тьме. Поняв ошибку, примкнёт к вражьим силам, полностью подчинившись обманувшему свет, и умрёт таковым от руки той, в чьём сердце любви совсем нет».
Проглотив весь текст, я смачно, но тихо матерюсь, всё ещё не признавая правду.
– Но это лишь одно пророчество! – восклицает Адена, подходя ближе к кругу, который её не пропускает. – Всего же существует две трактовки, это просто одна из них!
– Да какая разница?! Тут человеческим языком написано, что я – чистое зло и примкну к Высшему! Он получит то, что хочет, а я попросту погибну! Неудивительно, что нимфы и боги так жаждут моей смерти! Теперь мы с ними в этом похожи!
Я бью кулаком по пророчеству, будто надеюсь, что оно расколется на две части, и под ними будет истинное пророчество. Но доска крепка, и я бью по ней сколько захочу, пока на руках не появляется кровь, запах которой уже стал привычным.
В голове, в каждой мысли проскальзывают эти строчки, но я и думать не хочу, что они значат. При первом прочтении мне и так стало всё ясно. Никакой я не спаситель, а уничтожение всего мира в чистом виде. Поэтому я и нужен Высшему. Без меня он не получит желаемого. Легче убить себя прямо здесь и сейчас.
– Эндрю, пророчества всегда запутаны, – пытается приободрить меня Адена.
– И какая же строчка из всех может значить, что я спасу мир от Высшего, а не стану его погибелью, примкнув к нему?! Он был прав, Адена. Я действительно чудовище, не больше. Если бы мои родители знали об этом, они бы убили меня, стоило мне только родиться! Жаль, что они не сделали этого.
– Эндрю, не говори так!
– Не говорить правду?! – я резко разворачиваюсь к перепуганной маленькой нимфе. – Да тут уже при словах «сеятель смерти и зла» всё ясно! Я отдам Высшему какое-то могущество бед, и знаешь, звучит это так, будто я принесу ему на блюдечке как раз то, что он хочет! «Во мраке души увянет сомнение»! Знаешь, в чём я сомневаюсь? В том, что смогу победить. Я окончательно сдамся, приму поражение и примкну к нему, как об этом говорится! Убью кого-нибудь, может даже своих друзей, по его приказу, и жажда овладеет мной! Пойму, как жестоко ошибался, веря во все эти байки с уничтожением Битвы, поклянусь Высшему Знаком, может даже продам его! И умру… Вот моя судьба, Адена! Не в противостоянии Высшему, а в подчинении ему.
– И что теперь?! Бросишь всё это?! Поверишь обычной деревяшке? Валяй, если так хочешь это сделать! Но ты предашь доверие Игниса, который принял тебя!
– Да начхать мне на этого Игниса!
С этими словами огонь тухнет на секунду, которая кажется мне самой долгой во всей моей жизни. Пламя вновь вспыхивает, а на пророчество падает лунный свет, появившийся из окна храма. Я бы не придал этому значения и продолжил бы спор, но буквы меняются местами, образовывая новые слова. Тоже на древнезодиакальном.
– Что там такое? – спрашивает Адена намного спокойней.
– Похоже, вторая трактовка.
Не дожидаясь её просьбы зачитать, я на ходу перевожу текст и говорю:
– «Тринадцатый Знак доживёт до семнадцати лет и покинет мир, оставив в истории след. С отчаянной душой он свергнет врага, и с торжеством ляжет в сердце вина. Со мраком внутри победа встретит его. И ради чужого желания лишится всего, получив в обмен лишь ничего».
Второе пророчество оказывается короче, но не лучше. Согласно ему, я тоже погибну, прямо в свой день рождения. Но тут я хотя бы одержу победу над Высшим. Если, конечно, под врагом подразумевается именно он, а не какой-нибудь опасный тип, о существовании которого я знать не знаю.
Воздух похож на удушающий газ, но я всё равно шумно вдыхаю его, чтобы осознать, что я всё ещё здесь и существую по непонятным причинам. Из-за первого пророчества выход кажется только одним-единственным – перерезать себе горло, воткнуть меч в сердце, разрезать вены. Всё, что может убить меня. А ведь месяц назад я почти сделал это под контролем страха и Высшего.
– Эндрю, пойдём отсюда.
Я жду, когда лунный свет уйдёт от таблички, явив первое пророчество, которое почему-то кажется наиболее вероятным. Я с первого раза запомнил обе трактовки, однако ещё раз хочу убедиться в первой. Перечитать, найти хоть что-нибудь хорошее. Вырезанные буквы на серой скрижали так и остаются освещёнными луной. Заметны каждые изгибы и неровности во всех знаках, будто писавший их торопился так, что от этого зависела его жизнь. Или это было последнее, что он успел сделать.
Я выхожу из круга и не оборачиваюсь на пророчество до самого выхода. Уже в дверях я бросаю беглый взгляд, но лишь на огонь, продолжающий свой жаркий танец, охватывая теперь и пророчество. Скрижаль полностью в пламенных тисках, но вряд ли это хоть как-то причиняет ей вред. Я уже знаю пророчество, оба его проявления. Но легче от этого не становится. Только хуже и тяжелей. Однако идти дальше я обязан, ведь если трактовки две, то значит я выбираю одну из них. И пусть по словам второй я погибну, но я одержу верх над Высшим и свергну его.
– Ты в порядке? – спрашивает Адена, когда мы спускаемся к пруду.
– Нет. Я не в порядке, но сейчас это неважно. Мне нужно раскрыть способности Змееносца, если я хочу победить. Плевать на пророчества, пустой набор слов! Важны лишь мои действия, а не слова четырёхсотлетней давности.
Я хочу продолжить своё негодование, но меня прерывает свист ножа, который пролетает в сантиметре от моего виска и втыкается в ствол дерева. Я автоматически загораживаю Адену собой, внимательно вглядываясь в темноту. Следующий свист слышится сзади, и я обхватываю Адену за плечи и вместе с ней пригибаюсь.
– Будь начеку, – велю я и тру браслет, вызывая меч. – Пользоваться умеешь? – спрашиваю я маленькую нимфу, вкладывая клинок в её миниатюрную ладонь. Адена уверенно кивает, крепко сжимая рукоять.
Третий нож не заставляет себя ждать, как и знакомый смех. Такой смех принадлежит только одной особе, имеющей прямое отношение к ножам. Я вскидываю руки, вокруг которых полыхает золотистый огонь. Приблизив ладони друг к другу, я растягиваю огонь до размеров привычного мне лезвия и обхватываю получившийся клинок за ручку. И уже следующий нож я отбиваю огненным мечом.
Нас окружает не меньше пятнадцати людей в одинаковой чёрной одежде и в масках. Их почти невозможно разглядеть, они полностью слились с темнотой. Однако звуки взведённых курков пистолета слышны со всех сторон, как лёгкие щелчки, перерастающие в один. Предохранители сняты, судя по тому, как уверенно они держат пистолеты, а указательные пальцы, не колыхаясь, находятся на спусковых крючках.
Сафина выходит вперёд, держа руки сложенными на груди. Она останавливается в метре от меня, нахально улыбаясь и постукивая ногой, ожидая, что я наброшусь на неё и на этот раз точно убью. Такая мысль действительно проскальзывает в моей голове, но, если я сдвинусь хоть на миллиметр, пули градом полетят и в меня, и в Адену.
На этот раз волосы Сафина решила не скрывать. Они белые и коротко пострижены. Голубые глаза излучает торжество хищника, которому удалось загнать жертву в ловушку, где разобраться с ней легче лёгкого.
– Не знал, что ты воздушная, – прерываю я затянувшееся молчание. – Или любишь экспериментировать со внешностью?
Сафина смеряет меня грозным взглядом, по которому несложно понять, что тему её волос лучше не затрагивать.
– Они натуральны. Но сейчас тебя это должно волновать меньше всего. – Сафина разводит руки в стороны, демонстрируя своих вооружённых подчинённых. – Сидеры часто забывают о существовании пистолетов. Такое простое оружие, но сколько смертей оно принесло! – её голос до краёв наполнен наслаждением, словно она рассказывает не об оружии, забравшем людские жизни, а о старом друге. – От пуль никто не защищён, даже ты, малыш, и твоя ручная нимфа.
– Ты не убьёшь меня, – тут же говорю я.
– Это почему же? Решил, что сюда меня подослал Высший? Возможно, я тебя разочарую, но иногда можно отклониться от одного приказа ради другого.
– Другого? Решила пойти против Высшего?
– Не против. Я не предавала его, хотя есть за что. Лишь перешла на более сильную сторону, но это уже не твоё дело. Спросишь, как я нашла тебя?
– Нет, мне начхать.
– Отлично. Тогда не будем тратить время на болтовню. Пристрелите их.
Я запоздало понимаю, что весь отряд полностью подчиняется Сафине и, возможно, даже отведён лишь ей. А значит их не волнуют желания и приказы Высшего. Для них есть лишь один командир – Сафина.
Сплошная огненная стена появляется вокруг нас, защищая от обрушившихся пуль, как раз в тот момент, когда все разом нажимают на спусковые крючки. Пламя полностью проглатывает пули, расплавляя их. Мои руки расставлены в стороны, поддерживая щит. Стрельба прекращается в одно мгновение, точно так же, как и началась. Жаль, что солдаты не такие тупые и не пытаются пробить защиту свинцовыми пулями.
– Тебе всё равно не уйти, – говорит Сафина, чей образ скрывает пламя. – Разве пророчества недостаточно, чтобы понять простую истину: ты должен сдохнуть, Эндрю!
– Спасибо за совет, но я как-нибудь разберусь без него! И раз ты так желаешь моей смерти, то давай сразимся! Воздух против Огня! Двое сидеров без посторонних!
– Не смей называть меня сидером! – выкрикивает она, что больше похоже на рычание озлобленного зверя.
– Так ты обычная?
– Я не пустышка!
– Тогда как ты объяснишь свои?.. – я обрываю фразу, поняв, в чём дело. – О… Так ты дефект. Ошибка.
Я слегка рассеиваю огонь, чтобы через него можно было увидеть Сафину. Её кулаки сжаты, как будто она собирается вонзить собственные ногти себе в кожу. Брови сведены, губы поджаты, а взгляд болезненно опущен. И пусть к ней я испытываю жгучую ненависть за то, что она сделала с Эшли, мне становится её жаль. Кто-кто, а дефекты никогда не будут приняты всем миром.
Дефект или ошибка – это дети сидеров, рождённые без способностей, то есть пустышки от наделённых дарами. Такие могут иметь все признаки сидера, даже цветные волосы, как у Сафины, но они не обладают ни каплей способностей. Ни стихийной, ни индивидуальной. Дефекты становятся позором в сидерских семьях. Но они очень редки.
– Зачем ты напала на Мишель? – тихо спрашиваю я, подходя ближе к полупрозрачной стене, отделяющей нас. – Это ведь была ты, так?
– Как обычно, приказ, – её надменный взгляд возвращается к ней за долю секунды. – Чтобы проверить тебя. Пройдёшь ли ты мимо другого Тригона или поможешь. Конечно, ты выбрал предсказуемый вариант.
– Иногда я умею удивлять.
Я быстро гляжу на Адену, проверив, при ней ли меч. Если у меня всё получится, то он ей не понадобится, однако убедиться стоит.
Стена падает, а огонь трансформируется в длинную плеть, которая тут же расплавляет пистолеты, приводя их в негодность. Однако всё оказывается не так просто: подчинённые Сафины не мешкают и бросаются на меня. Их удары быстры, а ещё их много. Огонь вальсирует между нами, обжигая кожу каждого противника, в то время как я отбиваю их удары кулаками. Вся моя сосредоточенность направлена на огонь, бьющий врагов со всех сторон, но не убивая. Лишь калечит, но не серьёзно.
– Эндрю!
Тонкий голосок Адены действует как сигнал, и я оборачиваюсь. Спина Адены прижата к моей, её колени заметно подогнулись под натиском короткого лезвия Сафины, что сливается с мечом, который маленькая нимфа решительно сжимает в руках. Она только что отбила удар, предназначавший мне. Ругнувшись, я кручу одной рукой, создавая колесо пламени, и посылаю его в противников.
В это время Адена не подпускает ко мне Сафину. Мне хочется наорать на неё, чтобы она уносила отсюда ноги, но все силы и практически всё внимание уходит на пятнадцать человек, не оставляющих меня в покое. Лишь краем глаза я смотрю, как Адена отражает выпады противницы, но надолго её не хватит. Как и меня, если я сначала не разберусь со своими проблемами, а уже потом помогу Адене. Против меня лишь парочка пустышек, и победить их было бы гораздо легче, если бы не совершенные приёмы, от которых я едва ухожу.
– Адена! – не выдерживаю я. – Уходи немедленно!
– Но…
– Не спорь!
Адена отводит нож, опускает меч и уже собирается бежать, как до меня доходит отвратительный мокрый хруст.
Я оборачиваюсь, и, воспользовавшись этим, мне заламывают руки, но меня это не волнует. Я смотрю в одну точку, не мигая и не дыша. Я кричу, и собственный крик заглушает всё на свете, кроме проклятой боли.
Время останавливается, будто специально хочет запечатлеть этот момент.
Глаза Адены пусто смотрят на рукоять ножа, что вонзился ей прямо в живот. Её хрипы полны ужаса и страха, изо рта течёт тонкая струйка крови, но дальше идёт целый поток. Она вся дрожит, пытаясь сделать хотя бы шаг. Но Сафина не даёт ей этого сделать, вынув нож со смачным звуком, который остаётся у меня в ушах, как волна боли. Все чувства замирают, точно навеки отключились или погибли вместе с… Нет. Это невозможно. Я будто стою вдалеке от неё и с каждым новым хрипом отдаляюсь дальше.
– Луна сегодня красивая, – из последних сил хрипит она.
Маленькая нимфа в последний раз поднимает на меня глаза, которые на миг становятся такими же яркими, что и при первой нашей встрече. На её губах замирает моё имя, которое она уже никогда не сможет сказать. Адена падает на холодную землю, не произнеся ни звука.
– Я УБЬЮ ТЕБЯ! ТЫ ПОПЛАТИШЬСЯ ЗА ЭТО СОБСТВЕННОЙ ЖИЗНЬЮ!
Сафина ещё имеет наглость ответить мне своей фирменной улыбкой. И это становится последней каплей.
Меня резко отпускают, почувствовав, как мои руки нагреваются до максимальной температуры, из-за чего держать меня уже невозможно. Все пятнадцать людей встают прямо перед Сафиной, защищая свою госпожу. Всего пятнадцать препятствий на пути.
Я иду медленно, но это и неважно. Гнев полностью поглощает меня, в голове, как молоток, бьёт одна мысль: «Убить, убить, убить». Рука поднимается ввысь, а с ней в препятствия летят водяные лезвия, отсекающие у первых трёх руки. В глазах одного я замечаю свои: синие, лишенные всякой человечности. Кровь океаном стекает по земле, но я ещё с ними не закончил. Лезвия превращаются в кольца, обвившие шеи тех же трёх. Они хрипят, точно так же, как хрипела Адена, но их жизни ничто по сравнению с ней! Я чувствую кровь, что течёт по их венам, и захватываю её, выпуская наружу. Они разом падают наземь, их лица сморщены и лишены всякой влаги. Они мертвы, и умерли все трое в сопровождении страха.
Да. Его они должны испытывать, глядя на меня.
Ещё четверо встают на моём пути. Такие же запуганные, но решительно настроенные защитить тварь, убившую Адену. Я поднимаю всех четверых разом, лишая кислорода. Резко возвысив их на несколько метров, я стремительно ударяю ими по земле. Шея каждого хрустит, но это только начало. Ветер подхватывает их, полностью расчленяя. В уже застывших глазах я вновь виду отражение своих: белые, разрушительные и убийственные.
Осталось восемь.
Идя мимо упавших внутренностей, я примечаю троих. Страх чувствуется сразу, он дурманит и манит. Теперь мои глаза ядовито-зелёные, но в них нет ни капли жалости. Я едва шевелю пальцами, как корни обвивают ноги препятствий, а дальше поглощают их полностью, забравшись в уши, нос и рот. На месте глаз у каждого остаются острые корни, крови так много, что это лишь увеличивает огонь моей мести. Трое тел уходят под землю. Я сжимаю руки в кулаки, и из-под почвы брызжут сразу три кровавых фонтана. Бордовая липкая жидкость попадает и на меня, когда я прохожу мимо льющихся кровавых струй.
Глаза красные, как кровь, окрасившая эти земли. Осталось пятеро. Теперь я слышу слабые молитвы. Какое жалкое зрелище! Всех пятерых я сметаю потоком огня. Пламя проходит прямо в них, сжигая их органы. Они горят заживо, крича и корчась в болезненных муках. Глаза некоторых лопаются. Щелчком пальцев я усиливаю жар, пока за считанные секунды от пятерых препятствий остаются лишь жалкие сгоревшие части.
Теперь на моём пути нет никого.
Сафина пятится, выставив перед собой руки, точно её это сможет спасти. У неё нет сил, она – ничтожный дефект. И умирать она будет так же ничтожно, унижаясь в мольбе и предсмертных криках. Умирать она будет медленно.
Позади меня вырастает сгусток чистой тьмы. Я могу сделать всё, что угодно: перерезать ей суставы и сухожилия, отрывать конечности, одну за другой, сдирать кожу, вонзать лезвия тьмы, пока всё ещё тело не будет проткано насквозь, вырезать каждый орган, чтобы она видела всё лично. Так много вариантов, и так сложно определиться!
Я посылаю в неё ураган тьмы, который должен захватить её. Но буквально за секунду до того, как он её настигает, позади Сафины появляется портал, в который она незамедлительно прыгает.
Я кричу, и смерч подхватывает всю воду в пруду, полностью его осушая. Дальше он переходит на деревья, срывая их с корнем. Затем уносит и трупы, и чьи-то внутренности. Оставляет лишь пролитую кровь и маленькое тело Адены.
Я падаю на колени и криком прожигаю всю землю. Почва становится полностью чёрной и сгоревшей, будто по ней пробежались тысячи пожаров, а не один лишь мой крик. Я ударяю кулаками по ней, и хруст появившихся трещин отдаётся в моём сердце. Воздух полностью исчезает из лёгких, слёзы душат меня плотным кольцом.
Вокруг тихо. Я подхожу к Адене и опускаюсь рядом с ней. Её голову, лёгкую как перо, я кладу к себе на колени. В её животе зияет кровавая рана, а под телом маленькой нимфы багряная лужа крови.
– Прости… – шепчу я, прижавшись к ней. – Прости меня, Адена.
========== Глава двадцать пятая. Эшли ==========
Их голоса я узнаю везде, пусть и слышала всего несколько раз. Но не перепутаю ни с кем. Особенно повелительный тон Доминика Колланса, от которого в голове звенит, а колени предательски подрагивают.
Нельзя сказать, что я хорошо знаю этих людей. Но того, что мне о них известно, вполне достаточно, чтобы замереть столбом перед дверью кабинета Высшего с пересохшем горлом, задержав дыхание. Стук сердце будто отсчитывает секунды, которые вдруг решили замедлить своё течение.
Знакомство с родителями Кая у меня не задалось, однако те отказываются это признавать, а Кай предпочитает молчать по этому поводу. Познакомилась я с ними в восемь лет, прямо в их доме. Тогда Кай впервые пригласил меня в гости, а из вежливости и интереса к его новой игровой приставке я просто не смогла отказаться. И после трёх часов наших игр пришли его родители.
Первое, что я отметила для себя, это разные глаза мистера Колланса. Его правый глаз точно такого же цвета, как и глаза Кая, а вот левый… Вспоминая, я до сих пор не могу понять его цвет, то ли голубой, то ли вообще прозрачный. Но я абсолютно уверена, что от него исходил ослепляющий свет. Поэтому при встрече с ним я редко смотрела ему в глаза, ведь стоило сделать это, как режущая боль оказывалась сильней и приходилось отводить взгляд, но уже с выступившими слезами.
А уже в остальном Колланс-старший напоминал подросшую версию Кая. Чёрные волосы, зачёсанные назад, прямая и уверенная осанка, оценивающий взгляд сверху вниз и безупречное умение держать себя.
Кай полностью пошёл в отца, ибо общих черт с его матерью я не нашла. Разве что манеры. Миссис Колланс умеет показать себя так, как удобно ей. И передо мной она предстала холодной фурией, чьи ледяные глаза прожигали меня насквозь. А её улыбка подобна металлическому блеску пули.
Ко мне они проявили сдержанное дружелюбие, фальшь которого я раскрыла тогда, когда миссис Колланс одарила меня своей фирменной улыбкой гадюки. Не знаю почему, но она очень походила на извивающеюся змею. Или дело в её тонкой фигуре и постоянных движениях, точно она обходит добычу, оглядывая её, или свою роль сыграл зелёный брючный костюм. А может, оба этих факта проявили себя. Колланс-старший не улыбался, за что я была ему безмерно благодарна. Он лишь равнодушно спрашивал о моей жизни и совершенно не удивился, когда я сообщила о сиротстве.
Перед тем, как я уходила, Колланс-старший попросил меня на пару слов. И это были действительно лишь несколько слов, которые я никогда не забуду:
– Мой дом только для достойных вещей. И если ты не докажешь, что являешься таковой, то так и будешь довольствоваться приютом.
Тогда я мало что поняла, всё-таки мне было восемь! Но чем больше я над этим размышляла, тем ясней становились его слова.
Вторая встреча с отцом Кая произошла в детдоме полгода спустя, перед Новым кругом. Он пришёл вместе с сыном с самой неожиданной причиной на всём белом свете.
Мистер Колланс обратился к приюту с вопросом удочерения меня. Для меня это был такой шок, что я не могла выдать хоть какой-нибудь звук на протяжении всего времени, что Колланс-старший разговаривал с Раль. Кай сидел рядом со мной, одобряюще улыбаясь и рассказывая о том, что это он попросил отца о таком праздничном чуде. Да, жить с лучшим другом под одной крышей – мечта, чуть ли не самая желанная, и возможность её осуществления вызвала у меня подозрения.
В тот день выглядела я неважно. Ян и Остин решили устроить себе праздник чуть пораньше, поэтому мне здорово от них досталось. Волосы спутаны, нижняя губа лилового цвета, а на руках небольшие желтоватые точки: обычные синяки, которые для меня в то время были нормой.
Мистер Колланс вновь решил остаться со мной наедине. Раль кивком указала мне на дверь, сморщив лицо в недовольной гримасе. Ну, другое выражение её лица я никогда не видела, разве что злость или прямое отвращение.
– Что с тобой? – коротко спросил Колланс-старший.
– Избили, – так же лаконично ответила я.
– И часто это происходит?
– Постоянно.
– Что получают обидчики?
– Ничего. Я не могу дать им сдачи.
– Не можешь, – повторил он так, будто пытался выжать весь смысл из этих слов. – Значит, ты не стала достаточно дорогой и стоящей вещью для моего дома. Ответ очевидный: продолжай дальше переступать порог детдома, а не настоящей жизни.
– Я знаю, – сказала я тогда. – Я недостойна того, что вы мне предлагаете. Однако сейчас я и живу своей настоящей жизнью.
Следующая встреча произошла, когда мне было двенадцать. Тогда Кай праздновал день рождения и решил пригласить меня на ужин со своими родителями.
Ужин прошёл тихо, а по его окончанию миссис Колланс предложила подвезти меня, прямо до детдома, и я согласилась из-за вежливости. Она и Кай напоследок сходили по делам, которые заняли всего пять минут, а в это время мистер Колланс решил отойти и сделать важный звонок. Но глоток свежего воздуха был нужен и мне, поэтому я вышла на улицу, думая, что семью Коллансов можно подождать и здесь.
Рядом с парковкой я заметила тёмный фургон, который вообще не должен был привлечь моё внимание, если бы рядом с ним не маячил мистер Колланс в компании человека, чьего лица не было видно.
Я осторожно подошла на согнутых ногах, спрятавшись за соседнюю машину, и прислушалась. Голоса звучали приглушённо, я едва улавливала слова, но их короткий диалог, что мне удалось услышать, по сей день изредка преследует меня в кошмарах.
– Сиротка? – спросил незнакомец.
– Даже родители неизвестны, – ответил Колланс-старший. – Бери сейчас, из детдома ты её не возьмёшь.
– И сколько ты за неё хочешь?
– Ох уж этот вечный вопрос в цене…
Дальше я слушать не стала, а быстрым и самым тихим шагом вернулась к двери ресторана, но тут же посчитала это худшей идеей. Я пустилась бежать куда глаза глядят, печатая на ходу короткое сообщение Каю, что доберусь своим ходом. И действительно бежала до самого детдома, не останавливаясь ни на секунду.
После этого я не видела родителей Кая. И не слышала до сегодняшнего дня.
– Договор был не таким!
Доминик Колланс. Разъярён, чуть ли не в бешенстве. Это подтверждает резкий стук кулаком по столу, от которого я невольно вздрагиваю, и скрежет ножек стула.
– Насколько я помню, подобные условия и вовсе не рассматривались, – я узнаю голос Высшего, как всегда полный ледяного спокойствия. – Точнее, в нём значилась одна простая вещь: я даю вам то, что вы хотите, а в обмен получаю то, что предложили вы сами. А значит, я могу пользоваться им, как захочу.
– Но он ещё не служит вам!
– Он служит мне с рождения. С вашего согласия, и вам это известно.
– В таком случае сделка отменяется, – заявляет миссис Колланс не так уверенно и громко, как требует ситуация. Обыденного превосходства нет в её голосе, вместо него покорность, которая не свойственна такой, как она. Или была не свойственна.
– Нет! – обрывает свою жену Колланс-старший. – Договор всё ещё в силе, господин Высший. Однако в него можно внести изменения.
– Изменения? И какие же? Дождаться его совершеннолетия? С радостью, ведь оно совсем скоро.
Сердце пропускает удар, внутри всё сжимается тугим комком. Кровь пульсирует в висках, а порезы вмиг напоминают о своём существовании: и старые, и новые. Однако меня это совершенно не интересует. Я прикусываю ладонь, чтобы не закричать от пробравшего меня шока. И чуть ли не сползаю по стене, пытаясь нормализовать остановившееся дыхание, которое должно оставаться спокойным как можно дольше. Или хотя бы сохранять тихий темп, а не переходить на частые и быстрые вдохи.
О ком идёт речь я поняла чуть ли не с самого начала, но сомнения у меня были. Но их не осталось, стоило мне услышать о скором совершеннолетии. Вся беседа построена вокруг Кая и некого договора, который заключили его родители с Высшим. Если я правильно понимаю, то мой друг – важная часть этого самого договора. По словам Высшего, Кай принадлежит ему с рождения.
