Текст книги "Never Back Down 2 (СИ)"

Автор книги: Menestrelia

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 53 страниц)

Фляга вновь пошла по кругу. Сириус печально покатал последние капли, вздохнул и убрал фляжку в карман.

– Я бы хотел иметь маховик времени, – вдруг сказал он. – Чтобы просто вж-ж-ж! И всё! И прибыть к самому концу этого безумия.

– А разве на маховике можно в будущее? – Спросил Эд, обрадованный тем, что можно поговорить на отвлечённые темы.

– Понятия не имею. Рем, ты не знаешь?

Люпин покачал головой. Кажется, он пытался слиться со стеной. Цветом лица, по крайней мере, он уже изрядно напоминал цвет штукатурки. Какое-то время Эд и Сириус ещё обсуждали, как бы они применили маховики, попади они к ним в руки, но тема как-то сама не желала развиваться в столь гнетущей атмосфере. Серовато-белые стены и чёрно-белый кафель на полу тоже не добавляли оптимизма. В какой-то момент Эд пойма себя на том, что ритмично стучит затылком по стене, сдерживаясь, чтобы не ударить головой со всей дури.

Но вот дверь открылась, из створки хлынула целая река звуков: голоса врачей, звон каких-то предметов, тихое потрескивание магии, стон Мариссы и тоненький детский плач. Надрывный, звонкий, долгожданный плач ребёнка. Чуть не рыдая от счастья, Эд вскочил со скамьи и бросился к двери. Ремус не отставал от него ни на шаг. Из-за двери выглянула молоденькая магичка-лекарь. Она недоумённо уставилась на Люпина и Лафнегла.

– Кто из вас отец? – Деловито спросила она.

Ремус, смущённо кашлянув, отступил на шаг назад. Эд, чувствуя, как счастье и облегчение переполняют его с головой, забыл, как нужно говорить. Кое-как взяв себя в руки и не дав себе разразиться хохотом, он выдохнул:

– Я.

– Мистер Лафнегл? – Улыбнулась девушка. – Поздравляю вас, такое чудо! У вас…

– Марта! Марта! Сестра Джонс, немедленно вернитесь в палату! – Раздался голос доктора.

Коридор больницы сотряс повторный вопль.

– Нет! Прошу тебя! Не сегодня! Нет-нет-нет, умоляю! Что угодно! Когда угодно! Не надо! – Услышал Эд полный отчаяния голос Мариссы прежде, чем дверь вновь захлопнулась.

Эйфория, накатившая было на Эда, испарилась быстрее капли воды, попавшей на сковородку. Пустота, заполонившая собой каждую клеточку его души, медленно, но верно наполнялась ужасом. Страх, тугой спиралью свернувшийся в груди, переполнял его, увлекая в ужасающие тёмные потоки ледяного ужаса. Эд готов был поклясться, что едва не поседел в тот миг, когда перед ним дверь закрылась во второй раз. Колени Лафнегла подогнулись.

– Так, тихо-тихо! – Торопливо пробормотал Ремус, подхватывая будущего отца. Оставалось только дивиться выдержке оборотня. – Ещё тебя лечить не хватало… Держи себя в руках, Лафнегл! Ты можешь понадобиться ей в любой миг!

– Да я буду рад, если не сойду с ума к тому моменту, – пролепетал Эд, едва шевеля языком.

Минула ещё одна вечность. Тягостная, ужасающая вечность, наполненная тишиной. Эд сидел на скамье, пытаясь отвлечься и ни о чём не думать. Пальцами он проводил по холодной глади серебра обручального браслета. Сириус уже задремал, положив голову на плечо Ремусу. Люпин сидел и, почти не мигая, глядел на дверь. Лафнегл хотел спросить его о чём-то, когда случилось нечто, что заставило волосы на его затылке встать дыбом.

Чудовищный всплеск энергии хлынул сквозь пространство, обдав Эда невыносимым ощущением горячей болезненной лёгкости. Словно все струны его души единым махом перерезали, предварительно хорошенько потерев их тупой тёркой для сыра. Водоворот Силы кружил по больнице, хищно выискивая потенциальную жертву. Громадная Сила, способная воскресить мёртвого, испепелить живого, развеять по ветру цивилизации и переписать историю.

Переполняющийся суеверным ужасом Лафнегл бросился к двери, колотя в неё и взывая к жене. Он знал, чем чреват такой выброс Силы, он знал, но предпочёл бы не знать вовек. Он знал, что после такого Марисса попросту могла развоплотиться, исчезнуть, погибнуть, сгинуть в Пустоте… Он не мог бы, не мог этого вынести!

– Ради всего святого! Впустите меня! Марисса! Марисса! – Исступлённо кричал Эд, до ссадин на руках стуча по двери.

Обессилев, Эд приложился лбом к холодному дереву. Он чувствовал, как по щекам стекают слёзы. Стиснув зубы, чтобы подавить непрошенный всхлип, он прошептал: «Не оставляй меня. Пожалуйста. Не оставляй». Он вполне трезво осознавал, что если случилось худшее, то он попросту не сумеет нормально жить. Существовать – да, мучиться – безусловно, но уже явно не жить. И ни одно дитя не может этого изменить.

Боги, кто знает, до чего могло бы дойти! Кто знает, вдруг отец возненавидел бы ребёнка за гибель бедной матери своей? Вдруг он не сумел бы простить его, не смог бы подавить эту давнюю обиду и горечь, которые с годами не стали бы тише и слабее, но разгорались бы подобно пожару в замедленной съёмке? Смог бы так поступить Эд? К счастью, этого мы не узнаем.

Дверь вновь открылась. На сей раз на пороге стоял сам доктор. Он выглядел ужасно измождённым, но вполне умиротворённым.

– Кто-нибудь один зайдите. Она зовёт, – тихо сказал он, чуть приоткрывая дверь палаты шире.

Эд нерешительно покосился на Рема. Тот махнул ему рукой, примерно говоря: «Беги уже, идиот!». Собравшись с духом, Эд шагнул в палату. Доктор остался снаружи, закрыв дверь.

Марисса лежала на железной кровати, почти сливаясь цветом лица с простынёй. Бледное от природы лицо посерело, осунулось. Лоб покрылся испариной, глаза были прикрыты. Чёрные волосы липли к лицу, образовывая жутковатый узор на белых щеках. Эд видел, как пальцы Мариссы, вцепившиеся в край одеяла, сводит судорога. Белые губы были стиснуты в одну тонкую линию. Девушка выглядела хрупкой и ужасающе маленькой, словно она съёжилась раза в три по сравнению со своим нормальным размером.

Но она была здесь. Живая, материальная, тяжело дышащая, она лежала на расстоянии вытянутой руки. Эд осторожно коснулся её ледяных пальцев. Веки девушки дрогнули и приподнялись. Узнав Эда, Марисса улыбнулась и тихо прошелестела:

– Никогда больше не смей заставлять проходить меня через этот ад.

Эд расхохотался от облегчения и счастья, с головой накрывших его, сгрёб девушку в охапку прижал к себе. Казалось, он держит в руках худой холодный скелетик, обтянутый кожей. Марисса прильнула к нему ближе и обвила руками его спину. Плечи её мелко задрожали. Всё ещё переживающий эйфорию Эд мягко отстранился и принялся осыпать поцелуями её измождённое лицо до тех пор, пока на бледных губах не расцвела робкая улыбка.

– Как же я перепугался, – выдохнул он. – Я чуть не умер там в коридоре от страха.

– Тебя так просто не возьмёшь, – слабо улыбнулась девушка.

В палату из смежной комнаты заглянула медсестра. Она подала Мариссе небольшой пузырёк с красной жидкостью. Девушка послушно сделала один глоток и сморщилась.

– Какая дрянь, узнаю её, – пробормотала она и сделала ещё один глоток.

Постепенно на её лицо возвращался румянец, голос становился всё сильнее. Она даже нашла в себе силы приподняться и сесть на подушках, хотя о каких-либо передвижениях речи идти не могло.

– Знаешь, – подобрав колени, проговорила она. – Не уверена, в правду это было или мне показалось в родильной горячке…, но в какой-то миг я видела у дверей Кьялара.

Эд вздрогнул.

– Наверное, показалось, – пробормортал он, продолжая сжимать руку Мариссы. – Делать ему больше нечего, кроме как тебя преследовать?

– Я испугалась, что он пришёл за мной или ребёнком, – прошептала она. – Я почти обезумела от ужаса, когда увидела его жуткую фигуру. Это длилось лишь пару мгновений, так что… мне могло и показаться.

– Но зачем ему?..

– Потому что за мной всё ещё должок, – сказала Марисса, глядя на дверь в смежную комнату, в которой явно что-то происходило. – Я побоялась, что он пожелает забрать его именно сейчас.

– Ребёнка?! – Взъярился Эд. – ЗАБРАТЬ?! Пусть лишь посмеет! Я лично выверну его наизнанку!

Марисса тихонько рассмеялась, сжав пальцами руку Эда.

– Но… что был за… поток Энергии? – Спросил Эд, словно спохватившись. – Я уж думал, что ты…

– Я начала терять сознание, – ответила Марисса. – Почти балансируя на самом краешке, я… я запаниковала. Я поняла, что с ребёнком может что-то случиться, если я отключусь. Видение Кьялара ещё больше подстегнуло мой страх, так что я… Я попросила сил у Талисмана. Кажется, я перегнула палку. Но я была в таком ужасе, Эд. Я боялась, что умру, так и не увидев тебя и детей, и…

– Детей? – Переспросил Эд, чувствуя, что его словно накрыли чем-то тёплым и тяжёлым.

Марисса улыбнулась. В тот же момент в дверь в смежную комнату открылась, вошли две медсестры, обе держащие в руках по крохотному свёртку. Женщины улыбнулись ему. Одна из них протянула Эду свёрток пелёнок. С величайшей осторожностью Лафнегл взял на руки этот ворох одеялец, из которого виднелась небольшая розовая голова младенца.

Эд почувствовал дрожащее горячее чувство, нахлынувшее на него, когда он посмотрел на младенца. Немыслимая нежность затопила его с головой, словно дёрнув какую-то далёкую-предалёкую, до сих пор неведомую, струну его души. Он смотрел на это чуть сморщенное личико, на внимательные большие серо-голубые глаза, смотрел на светлый пучок волос, венчавший небольшую головку, и понимал, что сжимает в руках самое прекрасное создание на свете. Невероятное создание, ради которого он перевернёт весь мир, ради которого он совершит столько невозможного, сколько будет возможно.

– Это девочка, – ворвался в поток его мыслей голос Мариссы. – А теперь поздоровайся с сыном.

Эд едва заставил себя оторвать взгляд от дочери. Марисса сидела на кровати, с улыбкой глядя на мужа. В руках её покоился второй ворох одеял. Эд неуверенно шагнул ближе. Такое же личико, что и у дочери, выглянуло из-за полотна одеяла. Ребёнок, казалось, спал, чуть приоткрыв крохотные красные губки. Марисса мягко провела кончиком пальца по щеке малыша. Веки его приподнялись, и на Эда устремили взор два синих ярких глаза, пока ещё немного недоумённо взирающие на мир. Словно ребёнок тщился понять, что же это за странное существо над ним нависло. Мальчик закряхтел, протягивая маленькие ладошки к руке Мариссы. Девушка, улыбаясь, осторожно взяла его пальчики в свои. Ребёнок удовлетворённо укнул.

– Это… тоже мой? – Совершенно ошалевше произнёс Эд. Две пары одинаковых синих глаз уставились на него. Одни – осуждающе, вторые – по-прежнему непонимающе. – Да… глупый вопрос. О господи, Марс, у нас же двойня!

– Да ты что? – Фыркнула девушка. – А то я не заметила, когда рожала!

Эд рассмеялся. Внезапно он ощутил ужасающую усталость. Пожалуй, слишком много для одного дня. Он опустился на стул рядом с кроватью Мариссы.

– А мы так и не придумали имена, – тихо сказала Марисса, ласково проводя ладонью по щёчке сына.

– Да, нас же так беспардонно прервали, – пробормотал Эд.

– Давай ты назовёшь дочь? – Предложила девушка. – А я сына.

– Правда? Доверишь мне такое ответственное задание? – Усмехнулся Эд.

Его руки, лежащей поверх одеялка, коснулись горячие крохотные пальчики. Эд опустил глаза. Девочка тянулась к его руке, что-то тихонечко кряхтя. Эд осторожно протянул ей палец, дочь цепко схватила его всеми десятью пальчиками. Эда доверху переполняло невероятное тепло, лёгкость, которая приходит лишь в такие мгновения. Он прижимал к груди дочь и не верил, что всё происходит на самом деле. И лишь тепло, невероятное тепло, которое он не ощущал до сих пор, нашёптывало, что всё это правда. Тепло, подобное весеннему лучику солнца, пробивающемуся сквозь тучи…

– Эйприл, – восхищённо прошептал он. – Определённо, Эйприл.

– Прекрасное имя, – тихо сказала Марисса. – Эйприл…

– А как ты назовёшь сына?

– Ричард, – ни на миг не задумываясь, произнесла она. – Мне всегда нравилось имя Ричард.

Она наклонилась и поцеловала сына в лобик. Эд посмотрел в его необычайно серьёзные глаза и понял, что это имя подходит ему, как никакое иное.

– Прил и Ричи? – Хмыкнул он. – В школе будут дразнить.

– Не будут. Они – наши дети. А таких особо не подразнишь, – улыбнулась Марисса.

– Твоя правда, – кивнул Эд. И тут он вспомнил одну невероятно важную вещь. – Кстати, там в коридоре твой брат и Ремус. И они не уйдут, пока не убедятся, что ты жива и здорова.

– Как я их понимаю, – вздохнула Марисса. – Пригласишь их?

Однако дверь распахнулась сама, не дожидаясь каких-либо действий со стороны Эда.

– Ради всего святого! – Крикнул Сириус, врываясь в палату. – Мы же там с ума сходим, имейте совесть!

– Тш-ш-ш! – Дружно зашипели Лафнеглы.

Челюсть Блэка со стуком упала на грудь. Какое-то время он, молча, так и стоял посреди комнаты, открывая и закрывая рот. Потом он выдал:

– Так я что, дважды дядя?

– Как видишь, – хмыкнул Эд, зачем-то качая уснувшую дочь.

– О мой Мерлин, они восхитительны, – прошептал Сириус, подходя к нему.

– Я старалась, – хмыкнула Марисса. – Рем, ты в порядке?

– Немного ошарашен, но в порядке, – улыбнулся Люпин, замерший посреди палаты. – А… а чей я крёстный-то теперь?

Марисса рассмеялась.

– Иди сюда, представлю тебя будущему крестнику, – широко улыбнулась она.

Ричард с интересом посмотрел на Ремуса. Тот протянул ему два пальца, которые малыш тут же схватил. Ремус восхищённо замер, склонившись над ребёнком, который продолжал смотреть на него большими синими глазками.

– Привет, – зачем-то прошептал Рем. – Меня зовут Ремус.

– Он тебе не ответит, но зовут его Ричард, – усмехалась Марисса.

Неведомо, сколько бы ещё ворковали бы они так над младенцами, если бы пришедшая медсестра не выгнала бы мужчин, заявив, что и детям, и матери нужен отдых. Эд поцеловал на прощание дочь, сына и жену и отправился домой. Ему нужно было ещё очень многое осознать. Например то, что он всё же стал отцом.

Комментарий к Часть 73. (Больница Святого Мунго)

Йозефъ: ты очень уж романтизировала. Новорожденные не так себя ведут.

Автор: а что, я должна была писать, что они орали, как черти?

Йозефъ: это реализм.

Муза: а мне нравится, миленько вышло.

Автор: того и добивались! Плюс, неизвестно, сколько прошло, может, дети уже наорались.

========== Часть 74. (Hero of tales unsung, untold) ==========

Если честно, до дневника я долго не могла добраться – не было времени. Ричард и Эйприл отнимали всё моё свободное время, да и записывать было нечего. Я даже порадовалась по началу – если нечего записывать, значит, в кои-то веки всё в порядке. Однако несколько недель спустя повод вновь взять его в руки появился. Просто потому что я не могу иначе. Просто потому что мне больно и до ужаса страшно. Просто потому что я пока никому не могу рассказать о том, что случилось. Пусть будет здесь. Хотя бы здесь, в дневнике. Если кто-то прочтёт, то пусть они знают о неизвестном подвиге одного храброго юноши…

Началось всё через три недели после моей выписки из Мунго. В то утро нам наконец-то удалось выспаться – все три недели Ричард не желал засыпать, капризничал, просыпался посреди ночи и плачем будил Эйприл. До той поры я почти не смыкала глаз, всё время проводя в детской. Решение проблемы нашлось совсем случайно.

В одну из ночей я нашла музыкальную шкатулку, подаренную Ремусом. Для успокоения нервов я решила её завести, в надежде, что музыка заинтересует детей и они перестанут плакать. Тогда-то чудо и случилось. Ричард и Эйприл засыпали под мелодию почти мгновенно, не разражаясь громовыми воплями посреди ночи. Я почти уверовала, что мелодия волшебная, хотя и уязвляло, что кусочек дерева и заводной механизм могут убаюкать детей лучше голоса собственной матери. Но это я осознала лишь задним числом – прежде всего я высыпалась. Равно как и Эд.

В то утро я писала Рему письмо, в котором мы с Эдом едва ли не наперебой признавались ему в любви, благодаря за шкатулку. А заодно звали на чашку чая, когда выдастся свободный денёк.

Не успела я отправить Байнса за окно, как в кухню влетела сова Нарциссы. Немного удивившись, я отвязала конверт от лапки, накормила сову печеньем и развернула письмо. На пергаменте кремового цвета была всего одна строчка: «Две ночи назад умер твой отец. Сердечный приступ. Похороны и прощание сегодня на семейном кладбище».

У меня задрожали колени. Мир немного качнулся, я поспешно опустилась на стул. Эд обеспокоенно склонился надо мной.

– С тобой всё в порядке? – Тихо спросил он.

Я покачала головой. Эд взял письмо. В голове было звеняще пусто, я даже не слышала, что Лафнегл сказал. Поняла только то, что он выразил соболезнования.

– Не стоит, – отмахнулась я, продолжая смотреть куда-то прямо перед собой. – Мы никогда не были достаточно близки.

– То есть, на похороны ты не пойдёшь?

– Пойду, – тихо сказала я, поднимаясь. – Я должна.

Эд бережно обнял меня за плечи. Я шагнула ближе, прижимаясь к нему. Мы никогда не были близки, но почему мне, чёрт возьми, так грустно? Орион был никудышным отцом, но… Он хотя бы иногда пытался. В отличие от НЕЁ.

– Я тогда останусь с детьми, – тихо сказал Эд. – Война-войной, а оставлять их одних нельзя. Тем более, что нянькам ты не доверяешь.

– Вот ещё, – шмыгнула я носом. – Сами справимся, без всяких нянек. Спасибо, Эд.

– Нашла за что благодарить, – тихо рассмеялся он, целуя меня в макушку.

Нехотя я разомкнула объятья и отправилась собираться. Пока я металась по комнате в поисках одежды, я давала Эду ненужные, в сущности, указания, которые он прекрасно знал и без меня. Но мне элементарно нужно был всё это проговорить, чтобы потом с замирающим сердцем не думать, всё ли в порядке.

– Марс, всё будет хорошо, не беспокойся ты так, – усмехнулся Эд, стоя у дверей в спальню и прислоняясь к косяку. На руках у него была Эйприл. – Если что, вызову Уизли.

– У Молли своих проблем с Роном хватает, – фыркнула я.

– О, точно. Вечно забываю. Тогда соседку…

– Никаких соседок! Так, как я выгляжу?

– Мрачно, – кивнул Эд. – То, что нужно.

Я кивнула, поцеловала мужа, поцеловала дочь, сына и поспешно спустилась в гостиную. Взвешивая в руке горстку летучего пороха, я на миг заколебалась. Нужно ещё кое-что сделать.

***

– Я не собираюсь туда идти!

– Сириус!

– Я поклялся не переступать порог этого поганого дома!

– Сириус, мы говорим об отце! Не о Вальбурге, а об отце. Тебя никто не заставляет идти на Гриммо, хотя бы сходим на кладбище.

– Нет!

– Сириус!

– Я ещё раз повторяю, что никуда не пойду! Отцу уже плевать, а лишний раз встречаться с Вальбургой я не собираюсь!

– Сириус! – Воскликнула уже Марлин.

– Ты уж меня извини. Вы обе извините, но нам ясно дали понять, что мы там не нужны! Вальбурга даже не удосужилась сообщить нам о смерти Ориона! Почему такую информацию мы узнаём от Цисси, а не от матери?!

– Тебя никто не заставляет общаться с матерью. Ради отца, Сириус, прошу.

– Я сказал, нет! – Рявкнул брат. – Я и до побега с ним не разговаривал, а тут и подавно!

– Ты сможешь увидеться с Регулусом! – В отчаянии прибегла я к козырю. Однако козырь явно был шестёркой.

– С Регулусом? Я не собираюсь общаться с предателем-Пожирателем! – Фыркнул Сириус.

– Он наш брат!

– Он предатель!

– Ты говоришь в точности как Вальбурга! – Взвилась я. Сириус отшатнулся, словно я залепила ему пощёчину. – Да на здоровье, подавись! Сиди дома, Сириус Блэк, раз задницу гордость к креслу приклеила!

Не дав брату сказать ни слова, я аппарировала.

***

Похороны проходили вопреки всем устоявшимся клише. Не было толпы всхлипывающих от горя гостей, не было кучи венков, священника, пафосно-торжественно распинающегося о том, какое великое несчастье постигло всех нас, не было даже проливного дождя.

Вместо этого на унылом кладбище семейства Блэк собралась скромная кучка людей, распорядитель что-то бубнил у гроба, а с неба ласково светило мартовское солнце. Даже вместо воронов, вечных обитателей кладбищ в любой детской книжке, на оградках сидели воробьи.

Я держалась на почтительном расстоянии, издали глядя на процессию. Возглавляла её Вальбурга. Вдова Блэк поседела и осунулась ещё больше с нашей последней встречи. Лицо напоминало ссохшуюся маску, обтягивающую череп. Макияж не мог скрыть болезненной серости её кожи. Платье не могло скрыть её ужасающей худобы. Я не знаю, чувствовала ли она скорбь или горечь от потери мужа или вообще хоть что-то, но мать держалась достойно. Этого, пожалуй, у неё не отнять.

Я вновь обвела взглядом немногочисленных присутствующих. Я знала, что на поминки на Гриммо набежит толпа гостей, деланно вздыхая и охая о «такой утрате», пожирая тонны закусок и выпивая тонны элитного алкоголя. К концу вечера они даже не вспомнят, что кого-то похоронили.

Скривившись, я шагнула чуть ближе. Странно… Где Регулус? Среди гостей младшего брата не было видно. Я была более чем уверена, что он придёт проститься с отцом.

Сердце царапнуло дурное предчувствие. Иррациональная паника заставила волосы на затылке встать дыбом. Что-то произошло…

Я едва дождалась, когда вся эта нудятина закончится. Когда гости начали потихоньку расходиться, я почти бегом устремилась к матери.

– Что ты здесь делаешь? – С тихим презрением произнесла она, свысока глядя на меня.

– Пришла проститься с отцом, – прищурилась я. – Ты ведь даже не удосужилась прислать мне письмо о его смерти. Как низко.

– Для нашей семьи ты – никто, – холодно произнесла мать. – Предательница рода, не достойная того, чтобы называть Ориона отцом.

– Где Рег? – Спросила я, продолжая всматриваться в лица гостей в надежде, что я кого-то упустила, пока стояла в стороне.

Вальбурга ничего не ответила. Она попыталась обойти меня, но я цепко схватила её за руку и заставила обернуться.

– Где мой брат? – Прошипела я, сверля её взглядом.

Глаза Вальбурги затуманились словно от боли. Она вывернулась из моих пальцев и, не сказав ни слова, аппарировала. Что же происходит?

Я в растерянности осмотрелась. Взгляд встретился с испуганными тёмными глазами, взиравшими на меня.

– Кричер? – Тихонько позвала я.

Заскулив, домовик попытался от меня сбежать, но я мягко остановила его. Я видела, что эльф находится на грани паники, что в тёмных глазищах сверкают слёзы.

– Кричер, тебе известно что-то о Регулусе? – Почти что ласково спросила я. Домовик молча потряс головой. – Ты можешь мне сказать?

Кричер замотал головой так, что пару раз залепил себе ушами по щекам. После чего он… разревелся.

– Хо…хозяин Регулус… он… он просил Кричера никому не… не… не рассказывать… – Всхлипывая, прохрипел домовик. – Он просил Кричера держать в тайне, как он… как он… Кричер – хороший эльф, он не подведёт хозяина! Он не… он не… А хозяин Орион… Он… Он так переживал, что заболел… Кричер не мог помочь, он… он…

Слова домовика потонули в потоке рыданий. Я впервые в жизни видела плачущего эльфа. Опустившись на колени, я обняла тщедушное трясущееся тельце, чувствуя нарастающий ужас. Кричер что-то видел, он знает, что с Регулусом. Я должна была выяснить, что именно. Что если брат в беде? Что если с ним что-то случилось?

– Ох, Кричер… – Тихо прошептала я, пытаясь унять не пойми откуда взявшуюся дрожь. – Бедный-бедный Кричер.

***

Бездна сна распахнула ледяные широкие крылья. Я медленно погружалась в тягучий морок чужого сновидения. Меня окружает тьма. Холодная, сырая тьма, царапающая лёгкие ледяным воздухом. И нет во тьме ничего, кроме перезвона капель, срывающихся с высокого потолка, и плеска волн невидимой воды. Я слышу тихий шёпот, доносящийся откуда-то издали.

«Это большая честь, Кричер! – Слышу я голос Регулуса. – Тёмный Лорд решил взять тебя на важное задание! Ты вообразить не можешь, как много это значит для всей нашей семьи!»

«Пей, домовик. Пей до самой последней капли», – раздался из тьмы шипящий страшный голос.

Меня охватывает агония. Отголоски чужой боли в воспоминаниях раздирают меня изнутри на части. Тягучий яд струится внутри, сжимая огненным кольцом горло. Мучительная боль, невыносимая, горячая, полыхающая зелёным светом под закрытыми веками. Ледяное дыхание приближающейся смерти. Оставленное на каменистом острове умирающее тельце. Плеск волн и удаляющиеся шаги. Мертвецы в воде. Мертвецы во тьме…

Последнее усилие, последняя искорка жизни…

…Хозяин…

«Я не могу поверить… – Ошарашенный шёпот Регулуса. – Это… Этого не может быть. Кричер… Кричер, Мерлин, на что я тебя отправил?.. Это чудовищно!»

Дни и ночи в агонии. Дни и ночи дрожь, сотрясающая хрупкое тело. Дни и ночи кошмары о взирающих из тьмы мёртвых глазах.

«Кричер, ты должен отвести меня туда. Пожалуйста, Кричер. Я должен… должен исправить всё. Нельзя давать этому монстру шансы на жизнь, нельзя…»

Тьма мягко расступается перед зеленоватым сиянием чаши. Плеск волн звучит громче. Темнота колеблется глянцевыми волнами, лижет серый камень небольшого островка, на котором стоят юный волшебник и домовой эльф. В ореоле зелёного света виднеется бледное лицо юноши. Совсем ещё молодое, немного напуганное, но полное решимости. Волшебник склоняется над чашей, держа в руках серебряный кубок. Зелёная жидкость плещется на дне серебра.

«Ни в коем случае не вмешивайся, прошу тебя, Кричер, – шепчет юноша. Лицо его искажено невыносимой мукой. – И не рассказывай… семье. Пожалуйста».

Кубок за кубком. Крик за криком. Невыносимо, страшно, невыносимо… Я чувствую невыносимое желание броситься к нему, выбить из рук проклятый кубок, но я не могу. Я должен исполнять приказ. Хозяин корчится от боли. Он из последних сил цепляется за края чаши, стараясь не упасть. Вновь и вновь он зачерпывает зелье, вновь и вновь к невидимым сводам пещеры взмывает его крик. По щекам волшебника стекают слёзы, зубы сжаты так крепко, что почти крошатся.

Я чувствую его боль. Я помню его боль. Я должен помочь, но я не могу!

«Про… прости, Кричер. Я не должен был…» – Хрипит волшебник.

Он почти висит на чаше, цепляясь за неё из последних сил. Кубок беспомощно скребётся о днище опустевшей чаши, собирая последние капли чудовищного зелья. Трясущаяся рука подносит кубок к посиневшим губам.

«Медальон… положи туда медальон… – едва слышно хрипит он. – А этот… настоящий… уничтожь. Немедленно уничтожь, Кричер!»

Хозяин…

Зло обжигает руки холодом. Зло, таящееся на дне чаши, словно змея, свернувшаяся в ожидании атаки.

Рука, цепляющаяся за край чаши, исчезает. Колени подгибаются, он падает на землю. Полный боли стон разносится над ледяной водой.

«Во…ды… Воды…»

Цепляясь пальцами за серый камень, он ползёт к развернувшейся тьме. Волны, маня волшебника, слабо поблёскивают. Он окунает ладони в воду. Он делает глоток проклятой воды. В моём горле застревает предостерегающий вопль.

Хозяин!..

Бледные глаза вспыхивают во тьме. Мёртвые глаза раскрываются один за одним под толщей воды. Белые руки выныривают из страшной тьмы. Озеро приходит в движение. Распахнутые в жадном крике немые рты чернотой зияют на белизне. Мёртвые пальцы впиваются в погружённые в воду руки. Мёртвые пальцы цепляются за волосы, за голову, за плечи… Мёртвые пальцы утаскивают волшебника. Чёрная вода смыкается над ним. Лишь полные ужаса синие глаза полмгновения вспыхивают в чернильной тьме. Лишь эхо последнего крика ошалевшей от ужаса птицей бьётся под сводами пещеры…

***

Подхваченная волной ужаса я выныриваю из сна. Меня бьёт сильная дрожь. Стараясь не разбудить Эда, я впиваюсь зубами в кулак, чтобы сдержать рвущийся из груди крик. Регулус… Регулус… Нет-нет-нет, Рег… О Мордред…

Боль, ядовитым клубком свернувшаяся в моей груди, поднимается всё выше. Я чувствую, что не могу её удержать. Я плачу. Плачу навзрыд, захлёбываясь слезами. Плачу, почти воя от боли, от скорби, от ужаса.

– Марс? – Проснувшись, Эд включил свет. – Марс, что случилось?

Я не могу вымолвить ни слова. Я плачу, не могу остановиться. Закрыв лицо руками, я содрогаюсь от ужаса. Эд практически перепрыгнул кровать и опустился передо мной на колени. Я чувствую, как его ладони смыкаются на моих запястьях. Отняв ладони от лица, я бросаюсь к мужу, не переставая плакать. Он прижимает меня к себе, что-то ласково говорит, а я не могу остановиться.

Регулус… Храбрый, глупый мальчишка Регулус… Никто и никогда не сумеет поведать о твоём подвиге. Никто не воспоёт в песнях твою историю. Никто её не расскажет, никто не узнает. Регулус… Не будет ли твоя жертва напрасной? Не станет ли она тем безызвестным подвигом, который превращается в забытую легенду, написанную на страницах старого дневника?..

Комментарий к Часть 74. (Hero of tales unsung, untold)

Канон жесток, но это канон.

В названии – строчка из песни группы Poets Of The Fall – The Beautifull Ones

========== Часть 80. (Игра Клариссы) ==========

[Глав 75-79 никогда не существовало]

Заметка на листке бумаги, чудом уцелевшем в пожаре:

– Ричард Эдриан Лафнегл. 1 марта 1980 год. Крёстный – Ремус Люпин.

– Эйприл Элинор Лафнегл. 1 марта 1980 год. Крёстная – Молли Уизли.

– Рональд Билиус Уизли. 1 марта 1980 год. Крёстная – Марисса Лафнегл.

– Хьюго Блэк. 27 апреля 1980 год. Крёстный – Джеймс Поттер.

– Невилл Лонгботтом. 30 июля 1980 года. Крёстная – Лили Поттер.

– Гарри Джеймс Поттер. 31 июля 1980 год. Крёстный – Сириус Блэк.

***

– Давно мы остальных не видели, – пробормотал Эд, блаженно разваливаясь в кресле.

– Все теперь с детишками, по гостям особо не побегаешь, – улыбнулась я. В руках я сжимала спицы с начатым вязанием. – Будем откровенны, мы сами за последние месяцы толком никуда не выходили.

– Твоя правда, – кивнул Эд. Он протянул руку и взял со стола хрустальный шар. – Да и война как-то не особо располагает чаи гонять по гостям. Нам бы хоть в живых домой вернуться, а там хоть трава не расти.

Пальцы Эда вновь и вновь скользили по трещине шара. Табличка «From G to Em» слабо поблёскивала в свете камина.

– Будем надеяться, что война скоро закончится. Не длиться же ей вечно? – С надеждой сказала я, глядя в окно.

В столь тёмное время суток Оттери-Сент-Кэчпоул полыхал будто в пожаре. Мириады огней усыпали крыши и заборы домов. Бутафорские привидения, искусственная кровь, паутина из старой лески, огромные пауки из плюша и меха. Хэллоуин. Я никогда не любила Хэллоуин. Два года назад в канун дня Всех Святых Джастина затянуло в Ловушку Исиды.

Сейчас любить этот сомнительный праздник было ещё меньше резона – мне пришлось наложить все мыслимые и немыслимые чары на дверь, чтобы колядующие даже не подумали о том, чтобы позвониться к нам. Ибо если дети проснутся, то я лично откушу охотникам за сладостями головы. Не знаю, подействовали ли заклинания или хватило лишь таблички «Конфет нет», которую Эд повесил на забор у дома, но ни одна детская наряженная ножка даже не подумала перешагнуть границу нашего сада и тротуара.

Наивные милые дети. Маглы и волшебники, они ведь даже не знают, какой опасности они подвергаются, расхаживая вот так ночью по улицам. Но разве в девять лет задумываешься о страшном диктаторе с многочисленной армией? Разве они знают, что чудовищное воплощённое наваждение, которое наделили божественным могуществом, сейчас на свободе и может в любой миг обрушиться на любого? Нет. Не знают и не задумываются. Блаженство в неведении.