Текст книги "Never Back Down 2 (СИ)"

Автор книги: Menestrelia

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 53 страниц)

– Вингардиум Левиоса! – вскрикнула я, черпнув силы из Талисмана. Я сама не знала, что именно ловлю на заклинание, но вагон внезапно прекратил падение. Волна боли накрыла меня с головой, руки словно вырывали раскалёнными клещами. Тяжесть отзывалась во всём теле. Из носа фонтаном хлынула кровь. Невыносимо. Захлёбываясь ею, я прокричала:

– Лина! Скорее, я не смогу держать этот проклятый вагон вечно!

Сквозь пульсирующую красную пелену я видела, как Лина поднимается на ноги и бежит ко мне. Она почти добралась до выхода из вагона, когда из-за скамьи появилась рука пришедшего в себя Макнейра. Пожиратель Смерти схватил девушку за лодыжку, потянув на себя. Лина рухнула на пол, не добежав нескольких футов до меня.

Невыносимо. Из глаз потоком хлынули слёзы. Я не могла больше держать.

– Экспеллиармус! – услышала я голос Беллатрикс.

Волшебная палочка со свистом выскользнула из моих онемевших пальцев. В тот же миг вагон содрогнулся и начал медленно соскальзывать куда-то вниз.

– Лина!

Словно во сне я видела полные ужаса серые глаза, исчезающие во мраке. С ужасающим грохотом вагон рухнул в бесконечную пасть развернувшейся под мостом бездны.

========== Часть 40. (Comatose) ==========

– Нет! Нет!

– Марисса! Отойди от края!

– Лина! ЛИНА!

– Ремус, хватай её!

Люпин подскочил к девушке, схватил её поперёк талии и поспешно оттащил от края разлома. Марисса кричала, заливаясь слезами и захлёбываясь кровью, продолжавшей хлестать из её носа. Она повисла на руках юноши, пытаясь вырваться, продолжая кричать.

До Эда не сразу дошло, что случилось. Он лишь слышал ужасающий скрежет и грохот, а после – крик Мариссы. Только тогда он понял. И с каждой секундой осознания произошедшего он ощущал разливавшийся по всему телу холод, чувствовал, как земля уходит из-под ног, а под ним ширится бездна. Тьма развернула свои заботливые крылья, обнимая Эда. Лафнегл растворялся в спасительной, убаюкивающей тьме, где не было ни жизни, ни смерти, где ничто не имело значение. Но полный боли вопль разрывает тьму на лоскуты, врываясь в его сознание, впиваясь в его острыми и жадными клыками. Не сразу Эд понимает, что это его собственный крик.

Холод сменяется нестерпимым жаром, на глазах вскипают слёзы, на смену тьме приходит адски-яркий свет, обжигавший саму его душу, словно на открытую рану плеснули уксус. Вновь перед его взором возникло бледное окровавленное лицо со ртом, распахнутом в вопле отчаяния. Крик обжигает его слух. Осознание обжигает разум. До последней секунды он отказывается верить. Но верит. Приходится. И тогда жар снова сменяется холодом, пробивающим до костей.

Он остался один. Один. Потерянный в бесконечном белом свете одинокий ребёнок, съёжившийся перед ликом смерти, перед огромной и непостижимой силой, что забирала дорогих ему людей одного за другим. Отец. Мать. Теперь сестра… их лица Эд видит перед внутренним взором.

Адский звон будильника размывает лица родных и вырывает Эда из сна. Открыв глаза, он видит синий полог кровати, освещённый серыми утренними лучами. Отодвинув полотно полога и выключив будильник, Лафнегл поднимается с постели. Бросил взгляд на календарь. Пятнадцатое октября. Полтора месяца минуло. Но легче не стало за это время.

Первые недели были просто чудовищны. Эд бездумно ходил по замку, заживо сгрызаемый скорбью и чувством вины. Он старался не думать, старался отвлечься хоть на что-то, но ничто не спасало, с каждым часом он проваливался в бездну, что развернулась в его душе. Первое время там не было ничего, только отчаяние и боль. Потом появилась ненависть. Такая сладкая, тяжёлая, как гнилое яблоко. И чёрная глубокая меланхолия, отдававшая прохладой и отчуждённостью.

Он прекратил общение с Мариссой практически с первого дня. По началу, девушка всегда была рядом с ним, пыталась что-то говорить, но Эд ничего не отвечал, не реагируя на её слова или прикосновения. Он не мог заставить себя даже посмотреть на неё, всегда отводя взгляд при случайной встрече.

Как-то утром, в Большом Зале за завтраком, куда его притащил Арти, на его плечо опустилась лёгкая ладонь Мариссы.

– Эд, я понимаю тебя, правда. Но нужно как-то продолжать жить, не так ли? – с какой-то мольбой в голосе спросила она.

– Тебе надо, ты и живи, – отрывисто бросил Эд, глядя в пустую тарелку. – Оставь меня в покое. Я в тебе и твоих советах не нуждаюсь.

Вздрогнув, рука исчезла с его плеча. Мгновение девушка колебалась, после чего раздались торопливые шаги. Осуждающий взгляд Арти Эд подчёркнуто не замечал.

«Она во всём виновата. Если бы она не отправила Лину в хвостовой вагон, если бы не бросила её, когда он начал падать, если бы смогла удержать вагон от падения… Она, она во всём виновата!»

Весь следующий день он её не видел в замке. Пусть. С глаз долой – из сердца вон. Правда такая обстановка до крайности радовала Бетти Дарлинг, которая несколько раз за минувшие месяцы предпринимала попытки вновь завязать отношения с Эдом, после чего была послана не самыми вежливыми и ласковыми словами.

Легче стало после начала тренировок. Отошедший от горя Арти взвалил на свои плечи бремя капитана команды Рейвенкло по квиддичу. Влезая на метлу, Эд чувствовал, что ему становится заметно легче, когда он в воздухе. Копившийся негатив и ярость он выплёскивал, гоняясь за бладжерами. В каждом ударе по тяжёлым мячам он находил отдушину для злобы. С силой, со злобой он вновь и вновь заносил биту, с коротким грудным рыком отбивал бладжер в мишень. Он продолжал бы так ещё долго, если бы на одной тренировке не сломал биту. После этого он умерил пыл. Однако после каждой тренировки он чувствовал себя легче: уставшим и опустошённым.

Раз или два он видел на трибунах Мариссу. Она часто бродила по замку и окрестным территориям с потерянным видом, порой забредая на поле для квиддича. Эд видел, как она иногда прижимала руку к груди, когда он совершал какой-то опасный манёвр. Но каждый раз, когда он видел её, в крови, помимо адреналина, вскипала злоба.

«Она! Она во всём виновата, она!»

С трудом подавляя желание вновь отправить бладжер в её сторону, Эд продолжал полёт, держась как можно дальше от той трибуны, где она сидела. Ему было гадко, противно, он не мог заставить себя на неё взглянуть лишний раз, каждое случайное прикосновение или встреча были больнее любой раны.

И каждую чёртову ночь, когда он, истерзанный мукой, злобой и скорбью, ложился спать, его преследовал один и тот же кошмар. Порой он не хотел засыпать, так как сны не приносили облегчения.

Эд повёл плечами, стряхивая воспоминания. Арти, Коул и Патрик уже ушли на завтрак, а он, как дурак, ещё только в рубашке и брюках разгуливает по спальне. Обувшись, Эд случайно бросил взгляд в зеркало. На долю секунды он ужаснулся, увидев своё отражение. Серые, полные злобы глаза взирали на него с побледневшего, чуть осунувшегося лица. Брови, сдвинутые к переносице, бросали тень на и без того потемневшие от ненависти глаза. Светлые волосы отросли, закрывая лоб и уши. Щёки чуть впали, подчёркивая скулы. Эд напоминал вампира в худшем из его проявлений.

Парень тряхнул головой. Да что же это… Нельзя же так себя запускать…

Словно ища помощи, он обвёл взглядом круглую комнату. Взгляд упал на фотографию, стоящую на тумбочке в рамке. Эд подошёл к кровати, сел на неё и потянулся к фотографии. С глянцевой бумаги на него с улыбкой взирали Лина и Лиди. Такие похожие. Навсегда ушедшие. Лина обнимала за плечи смеющуюся Мариссу. Синие глаза были полны тёплого и уютного счастья.

Вздохнув, Эд отставил фотографию. В пропитанной чёрной меланхолией душе что-то треснуло, что-то шевельнулось впервые за минувшие полтора месяца. Что-то неопределённое, что-то из прежней жизни, до крушения вагона.

Он вновь почувствовал себя до ужаса одиноким. Он чувствовал, что нуждается в ком-то. В ком угодно. Но, как назло, комната была пуста.

«В Хогсмид, что ли, Арти сводить?» – думал он, накидывая мантию.

На лестнице он столкнулся с выходящей из спальни девушкой. Впервые за последние недели он видел её так близко. Глаза её были опущены, лицо посерело, сильно осунулось. Аккуратные розовые губы опущены, в самом их уголке что-то словно подрагивает. Девушка сильно похудела и как будто… выцвела. Словно привидение. Однако, к своему изумлению, Эд вновь ощутил лёгкое шевеление в душе.

– Марисса?

Девушка вздрогнула, остановилась и подняла на него глаза. Впервые за полтора месяца он заглянул в них. На Эда обрушился целый поток нестерпимой муки, плескавшийся в её синих глазах. Два озера боли на бледном лице. Эта же боль подрагивала в уголках её губ. Ужасающий поток эмоций смывал с него всю тьму, всю скверну, скопившуюся за месяцы, обнажая его растрёпанную, разбитую душу. Задыхаясь от изумления, Лафнегл не нашёл сил выдавить из себя ни словечка. Так и не дождавшись последующих реплик, Марисса вновь опустила глаза, отвернулась и продолжила спуск по лестнице. Оторопевший Эд продолжал стоять, глядя ей вслед.

Но что-то в его душе ещё оставалось тёмное, мрачное, что удерживало его от того, чтобы подойти к ней. Что-то, что настойчиво не желало даже думать о ней. Но вновь и вновь он возвращался мыслями к девушке, к её глазам. Он стал замечать то, чего не видел раньше. Он видел её боль. Каждое её движение, каждый взгляд был пронизан мукой. Он помнил, как по вечерам она забивалась в свой угол, тихо сидя у окошка, как она поспешно убегала в свою комнату и запиралась там. Он видел её потерянный взгляд, которым она обводила окружающих, словно ища что-то.

Весь день Эд провёл, раздираемый противоречиями. Какая-то мысль птицей билась в его сознании, но он никак не мог её поймать, всё было сокрыто мрачными переживаниями, оставившими серьёзный осадок в его душе.

Он вспоминал, как они вместе просыпались, когда Марисса жила с ними в Оттери-Сент-Кэчпоул. Он помнил её мягкое, тёплое тело, горячее дыхание и неизменно холодные пальцы. Он помнил, как она была рядом, что бы ни произошло. Он скучал по её прикосновению.

Только вечером ему удалось осознать всё в полной мере. Только поднимаясь к себе в комнату, он услышал тихое всхлипывание. В недоумении он остановился на полпути, вслушиваясь. Тихо. Когда Эд уже, было, подумал, что ему показалось, он услышал тихий надрывный плач, доносящийся из комнаты девушек. Дверь в спальню была приоткрыта.

Шквал эмоций накатил на Эда с головой. Он оторопело замер на лестнице, вслушиваясь в тихий плач.

«Господи… какой же я идиот…»

Идиот! Идиот! Он всё видел! Всё чувствовал! Но из упрямства он не желал даже обращать внимания! Эд понимал, насколько глупы его обвинения Мариссы. Господи, да в чём она виновата?! В том, что исполняла долг старосты? Что не смогла удержать огромный тяжёлый вагон? Идиот!

Он понял, что отвергал её попытки быть рядом с ним, потому что ему было невыносимо. Но не понимал, насколько невыносимо ей. Он знал, что она пытается поддержать его, тогда как она сама нуждалась в поддержке. Ей было больнее, он знал… Эд любил Лину, но не так, как любила её Марисса. Вот что шевельнулось в его сознании, когда он смотрел на фото. Он знал, что ей хуже, потому что она видела, как Лина погибла. Её глаза были широко распахнуты и видели то, что она не могла предотвратить, беспомощно наблюдая за гибелью подруги.

И тогда, когда он нужен был ей больше всего, Эд отвернулся от неё. Он сетовал Судьбе на то, что он одинок, тогда как собственноручно оттолкнул от себя любимую девушку. Ту, которая две недели старательно вытаскивала его из бездны, когда погибла его мать. Ту, которая всегда была рядом, которая всегда придавала ему сил, делала всё, чтобы защитить его, заставить чувствовать, что всё будет хорошо. И сейчас он чувствовал, как он теряет её.

Чувствуя себя последним уродом, он осторожно толкнул дверь в тёмную комнату. Погружённая во мрак спальня была непривычно пустой. В комнате Марисса осталась одна после отъезда Джины и Анджелы. Пустые заправленные кровати, освещённые луной, выглядели ужасно подавляющими. Только на кровати Лины лежал Инсендио. Когда Эд вошёл, тихонько затворив дверь, кот поднял голову. Во тьме укоризненно сверкнули зелёные глаза.

Марисса лежала на кровати напротив двери. Чёрные волосы разметались по подушке, в которую она прятала лицо, содрогаясь от рыданий. Эд тихонько подошёл к ней. С каждым шагом он чувствовал, как-то мрачное и тёмное, что грызло его душу, хлопьями слетает с него, что не остаётся ничего, кроме сосущего чувства вины и сожаления. Он физически ощущал необходимость быть рядом с этой девушкой.

Тихонько подойдя к кровати, он опустился на колени перед ней и осторожно коснулся её плеча. Вздрогнув, Марисса вскинула голову. Полные слёз, покрасневшие, чуть опухшие глаза с недоумением и испугом смотрели на него из-под спутанных чёрных волос.

– Эд? – хрипло позвала она, узнав его во мраке. – Что ты…

– Марисса, прости меня, – горячо зашептал он. – Я знаю, я свинья, мне нет прощения, но я умоляю тебя, прости. Я не могу без тебя, я идиот, я ошибся, оттолкнув тебя. Мне ненавистна без тебя жизнь. Я люблю тебя, люблю, люблю, я не могу… умоляю, прости меня. Я идиот, я хочу быть рядом с тобой. Ты нужна мне, нужна… Прости, прости. Я всё отдам, я мир переверну, чтобы ты меня простила. Я не хочу жить, не хочу дышать, зная, что причинил тебе такую боль. Прости, прости, прости. Умоляю тебя. Я люблю тебя.

Захлебнувшись словами и запутавшись в них окончательно, Эд умолк. Он продолжал стоять у её кровати, понурив голову. Она молчала, и молчание это разрывало Эду сердце. Он отдал бы всё, чтобы услышать её голос, чтобы узнать свой приговор. Он чувствовал, как на глаза наворачиваются слёзы. А Марисса всё молчала. Она встала с кровати и подошла к нему. Эд изумлённо поднял голову. В белой ночной рубашке, с распущенными чёрными волосами и бледным тонким лицом она больше обычного походила на призрака. Эд ожидал потока ярости, ожидал пощёчины, что она вытолкнет его из комнаты или выскажет ему всё, чего он заслуживал. Эд испуганно зажмурился, ожидая хоть чего-нибудь. Но он никак не ожидал, что она опустится рядом с ним на колени и обнимет его. Эд ошалел от такой неожиданности.

– В одном ты прав, Лафнегл, – тихо пробормотала она, уткнувшись в его плечо. – Ты свинья и идиот. Ты меня бросил, хотя обещал никогда не оставлять.

От облегчения Эд готов был помереть прямо на месте. Он обнял девушку, прижав её к себе. Его распирало от нахлынувшего счастья. Прижимая её хрупкое, тёплое, трепещущее тело к себе, он, наконец, в полной мере осознал, как он в ней нуждался.

Ту ночь они провели вместе. Напуганная перспективой остаться в одиночестве, Марисса упросила Эда переночевать с ней. Эд не возражал, напротив, он был только рад. Он лёг на кровать Лины, притянул к себе Инсендио. Марисса лежала на соседней кровати, не сводя с него своих изумительных синих глаз. Некоторое время они разговаривали о чём-то, пока девушка не погрузилась в сон. Да и Эда уже одолевала дремота. Столь желанная за последние полтора месяца. И впервые за это время ему не снились кошмары.

Комментарий к Часть 40. (Comatose)

В названии – песня группы Skillet – Comatose

Очень рассчитываем на вашу поддержку

========== Часть 41, 1/2. (Соперники) ==========

– Рада, что ты пришёл, – улыбнулась я, откладывая в сторону книгу.

Ремус опустился на стул напротив меня. Сегодня в «Трёх мётлах» яблоку было негде упасть – плохая погода всех загнала в тепло трактира. Однако наш любимый столик в уголке, в тени стойки для мётел, был свободен. Рем потёр ладони друг о друга, согревая их, пока я наливала чай, потянулся к горячей чашке, сделал глоток и блаженно улыбнулся.

– Как же иначе? – промурлыкал он, млея от чая. Я с улыбкой потянулась к своей чашке.

Прошедшие полтора месяца были худшими в моей жизни. Отчаяние, горечь и чувство вины высасывали из меня жизнь, подобно дементору. Медленно, но верно я погружалась в апатию, пытаясь цепляться хоть за что-то, оставшееся у меня в этом мире. Я пыталась найти себе дело, пыталась быть поближе к Эду, понимая, как ему тяжело. Однако его жестокие слова подкосили меня окончательно. Откровенно говоря, я толком не помню, что было со мной в это время. Словно колпаком накрыла тьма, управление телом любезно взял на себя автопилот. Но даже он не спасал от тупой боли, что грызла моё сердце, впиваясь ледяными клыками в самые потаённые уголки сознания.

Единственными днями, когда появлялся просвет в этой мешанине тоски и депрессии, были выходные. После происшествия с «Хогвартс-Экспрессом», Мародёры старались меня навещать, дабы поддержать. Обычно они апарировали в выходные в «Три Метлы», где проводили со мной вечер, стараясь, по возможности, отвлечь или поддержать. Получалось у них не ахти как, но мне становилось несколько легче, когда рядом был кто-то. Джим и Питер приходили раз или два, Сириус с Ремом бывали со мной гораздо чаще. Однако нападения Пожирателей по всей Англии заметно участились, так что у ребят было всё меньше и меньше возможности нянькаться со мной. Сириус и вовсе перестал появляться.

Однако Ремус приходил. Всегда, что бы ни случилось в мире, какая бы погода ни была, он приходил ко мне в «Три Метлы», садился за наш столик и старательно выцарапывал меня из лап депрессии. Ей-богу, я не сошла с ума за последние недели исключительно благодаря ему. Я существовала от выходных до выходных, тогда как в трактире в обществе Люпина во мне проклёвывалось что-то, заставлявшее цепляться за жизнь.

Но даже Рем не спасал от пресловутой боли. Она была всегда рядом, извечный спутник, пронизывающий каждое моё движение, сквозящий в каждом моём слове. Боль от потери Лины, боль от предательства Эда, боль от чувства вины и ощущения неизбежного конца. Она лишь притуплялась, когда я проводила вечера с Ремом, но никуда не исчезала.

Мне нужен был Эд. Я почти физически чувствовала, как сильно в нём нуждаюсь. Я чувствовала, что он продолжает винить меня в смерти Лины, от того чувство вины становилось ещё гуще, тяжелее, плотнее. И оттого он нужен был мне ещё сильнее.Но каждая случайная встреча, каждое случайное слово, даже голос были мне как ножом по сердцу. Наверное, оттого я и искала поддержки у Рема. Наверное, оттого я чувствовала себя гораздо лучше в обществе этого потрясающего парня. Его карие глаза словно говорили: «Ничего, всё обойдётся. Всё будет хорошо. Я с тобой». И мне становилось легче, правда. Не знаю, как выжила бы без этих встреч. Сбросилась бы с Астрономической башни, не иначе.

– Ты снова улыбаешься, – сказал мне Ремус, поставив чашку на место. – Хороший знак.

– Да, наверное, – усмехнулась я. – Полтора месяца прошло, как-никак… пора, наверное, собраться.

– И правильно. А Эд…

– Не знаю. Он со мной не делился.

Я солгала. Не знаю, почему. Я не хотела говорить Рему, что прошлой ночью мы с Эдом помирились.

– Оклемается, дай ему время, – пожал плечами друг.

– Что происходит в мире?

– Тебе лучше не знать.

– Почему же?

– Всё… плохо. Вот и всё. Сама-Знаешь-Кто словно с цепи сорвался. Вчера сожгли приют. Никто не выбрался, двое авроров были убиты.

– А Грюм? Неужели он бездействует?

– К нему лучше вовсе не соваться. Он взбешён тем, что всегда остаётся на шаг позади. Все жилы тянет из нас, да и из себя. Да вот всё никак не получается.

– Почему ты, в таком случае, здесь? – изумилась я. – Неужели он не бросает все силы на борьбу с Тёмным Лордом? А ты тут со мной нянчишься.

– Видишь ли… – промямлил Ремус, хмурясь. – Грюм отдаёт приказы командирам отрядов. Так уж вышло, что… никто не хочет иметь дел с оборотнем.

Я растерянно заморгала. Вот те на.

– Это идиотизм.

– Я знаю.

– Это неправильно.

– Я в курсе.

– Ты же… ты способный волшебник. Чёрт возьми, ты талантливый боец, опытнее иных новобранцев. Почему какие-то предрассудки не дают… взросые же люди, в конце концов! – захлебнувшись возмущением, я умолкла. – И… чем же ты занимаешься?

– Бумажки, работа в штабе, – пожал плечами Рем, вновь делая глоток чая. – На поле брани меня не пускают. Боятся, что я не сдержусь, и инстинкты возьмут верх.

– Ты же даже ни разу не давал повода для подозрений, – тихо сказала я. – Не давал ведь? – Я заметила, как он опустил глаза. – Ремус?

– Было дело… Потом, может, расскажу, – пробубнил парень. – Скажи мне лучше, ты точно решила с тем планом?

После атаки на поезд, все записи Лины, а так же дневник Горстейма пропали бесследно. Фактически, мы вновь остались с голыми руками. А тем временем оставалось немногим больше полугода, чтобы разрушить Контракт. Оставался лишь план, к которому я прибегла бы в последнюю очередь.

– Да. Другого выхода нет.

Но это всё будет невероятно сложно. Мне необходимо как-то проникнуть в сознание Клариссы, а это происходит более чем спонтанно. Когда я оказываюсь там, я перестаю осознавать себя, я становлюсь Клариссой, значит, нужно понять, что я – это я, и умудриться взять инициативу в свои руки так, чтобы она ничего не заметила. После чего я должна найти в её подсознании Наваждение, успеть переговорить с ней до того, как Кларисса что-то заподозрит, и после как-то выбраться. Каждый этап сложнее предыдущего, не знаю, как я справлюсь.

– Ты уверена? Нет иных путей?

– Дневник был нашей последней надеждой. Теперь осталось только это.

– А если Кларисса поймёт, что ты копаешься в её мозгах?

– В лучшем случае, она меня оттуда выгонит. В худшем… впрочем, не хочу думать о том, что будет в худшем случае.

Ремус понурил голову. Через мгновение он её вскинул, потянулся к опустевшему чайнику и позвал мадам Розметту. Когда он повернул голову, чтобы поговорить с хозяйкой трактира, свет свечей выхватил красное пятно на его шее. Я едва не подавилась чаем. Всё время, что он беседовал, я задумчиво рассматривала отметину.

– Вижу, ты всё же пригласил Рейчел на кофе? – Хитро прищурилась я, когда Розметта ушла за чаем.

– Как ты… оу… – Рем коснулся пятна, тут же закрыл его ладонью и густо покраснел. – Это… Даже неловко как-то.

– Да брось, взрослые люди, – я весело махнула рукой. – Рада, что у вас всё вышло. Вышло же, правда?

– Ну, она милая девушка… да и я ей нравлюсь, так что… Да, в каком-то смысле, всё вышло.

– Это просто замечательно, – улыбнулась я. А сама почувствовала лёгкую шпильку, кольнувшую меня в глубине души.

«Что, опять?..»

Развить мысль не дал скрип стоящего по соседству стула.

– Здравствуй, Ремус. Не ожидал тебя здесь увидеть.

– Добрый день, Эд. Могу сказать то же самое.

Холодный и нарочито вежливый тон обоих заставлял меня поёжиться. Тут я пожалела, что ничего не сказала Рему о вчерашнем.

– Есть ли новости? – Эд придвинулся ко мне поближе, по-хозяйски положив руку мне на плечо. Чувствуя раздражение, червяком скользнувшее по спине, я стряхнула его ладонь. Вот ещё.

– Не больше, чем ты можешь прочесть в «Пророке».

– Что ты тогда здесь забыл?

– Мне нельзя навестить друга?

– Друга? Можно.

Я крутила головой, сидя между ними. Реплики скакали, как шарик в пинг-понге. Глупое соперничество парней раздражало. Причём, достаточно беспочвенное, по сути-то.

Ситуацию спасла несравненная Розметта, так вовремя подавшая чай. Рем повернул голову, чтобы отблагодарить хозяйку. Хотя я готова была голову дать на отсечение, что сделал он это нарочно, чтобы Эд увидел. Удивительно, но это возымело эффект. Лафнегл мигом расслабился, даже как-то ко мне особо не жался. У меня складывалось ощущение, что я чего-то не понимаю. Словно между парнями был давний спор, который они всё никак не могли разрешить. У меня была лишь одна догадка, какой могла бы быть причина этого спора, но мне не хотелось об этом думать, потому как выходило очень и очень глупо.

Вечер подходил к концу, нужно было отправляться в замок. Попрощавшись с Ремусом, мы неторопливо двинулись в сторону Хогвартса. Эд бережно держал меня за руку, словно не веря, что мы вновь вместе. Я же старалась не думать о том, что недавно было как-то иначе. Тяжело.

– Почему Люпин был здесь? – спросил меня Эд, когда мы добрались до гостиной Рейвенкло.

– Ты лишь сейчас решил спросить?

– Я думал, стоит ли задавать вопрос. Так как?

– Рем просто навестил меня. Это разве плохо? Мы ведь друзья.

– Друзья-друзья, – пробурчал Эд. Я нахмурилась. Но ничего не сказала. – Просто странно, что он бросает свои дела и мчится на другой конец страны, чтобы…

– Эд. Ремус пришёл, потому что он был мне нужен. Потому что я осталась совсем одна. Потому что мне нужна была поддержка. А теперь прошу тебя, давай мы закроем эту тему. Желательно, раз и навсегда.

Не дав ему сказать ни слова, я стремительно поднялась к себе в комнату. Я злилась на Эда. Понимала, что злюсь напрасно, но эта его ревность меня выводила из себя до крайности.

Только ночью, когда я уже почти ложилась, парень снова заглянул в мою комнату.

– Я… зашёл извиниться. Опять. Чувствую себя распоследней свиньёй, – понурив голову, говорил он. Я только усмехнулась.

– Ничего, не страшно. Я понимаю, правда, – усмехнулась я, отложив в сторону книгу.

– Славно. Доброй ночи, Марс.

– Эд, постой!

Он уже почти закрыл дверь, когда мой оклик заставил его замереть. В дверной проём вновь просунулась его голова.

– Ты… ты не мог бы снова у меня переночевать? – кусая губы и чувствуя себя распоследней идиоткой, спросила я. – Пожалуйста.

Эд растерянно заморгал, замерев на пороге.

– Ну… как-то… это ведь запрещено…

– Эд, пожалуйста, – с мольбой повторила я. – Никто не узнает. А если и узнает, то что? Побежит жаловаться Старосте Школы? Просто мне… немного жутко оставаться совсем одой.

Это была чистейшая правда. Пустые кровати, пустая комната, полные тишины и одиночества ночи липким страхом окутывали моё сознание. Кошмары снились всё чаще. О, сколько раз я видела полные ужаса серые глаза, исчезающие во тьме? Сколько раз я видела зелёные глаза, блестящие безжалостным взглядом за стёклами овальных очков, и слышала вкрадчивый холодный голос: «Есть один нюанс. Я начисто лишён милосердия»? Сколько раз в ночной тиши я слышала раскаты собственного безумного хохота и просыпалась от ощущения, что по моим рукам струится кровь? Нет, не счесть всего этого. Я не находила себе места, я боялась засыпать. После той ночи, когда Эд остался у меня на ночь, кошмары никуда не делись, но мне как-то легче стало их переносить.

К моему неимоверному облегчению, Эд согласился.

***

Те ночи были, наверное, самыми лучшими в жизни Эда. Первые две ночи Марисса просила Эда остаться ночевать с ней, ну а тот не мог ей отказать. В следующие он уже оставался сам, да как-то незаметно: то ли сам вырубался от усталости, то ли просто оставался, чтобы остаться. Так прошли ночи четыре. После Арти тоненько намекнул, что Коул и Патрик начали что-то подозревать. Посоветовавшись с девушкой, Эд решил, что нужно бы пресечь всё это, как бы ни хотелось.

Однако уже лёжа в своей спальне, Эд понимал, что его тянет назад. В его комнате оглушительно храпел Патрик, раздражающе пахло какими-то носками, да и в целом царил жуткий бардак. Задним числом Эд понимал, что просто искал себе оправдание, чтобы тихонько прокрасться в спальню девочек, скользнуть под одеяло соседней с Мариссой кровати и тихонько уснуть, блаженно погружаясь в тишину.

Пытаясь отвлечь себя от мысли о побеге, Эд перевернулся на другой бок и задумался о Люпине. Вся эта история здорово его напрягла. Понятное дело, что Ремус уже не в первый раз так является в Хогсмид, чтобы… чтобы что? Просто выпить с Мариссой чашку чая и поговорить по душам? Бред какой-то. Конечно, Эд полностью осознавал, что появляться оборотень в Хогсмиде начал из-за его расставания с Мариссой, но легче не становилось. Он понимал, что девушке нужна была поддержка, понимал и то, что то, что Блэк не сошла с ума – заслуга Ремуса.

Но в голову снова и снова закрадывались слова Джастина, сказанные им под влиянием Чумы: «Знаешь, как это бывает? Она плачет, ей нужен герой, который её успокоит, подставит плечо, так ведь она говорила? Она будет так слаба, так эмоциональна, так сломлена… О, воспользоваться этим так просто…». А посему некоторые опасения Лафнегла были явно небеспочвенны. Конечно, тот здоровенный засос на шее аврора заставлял Эда усомниться, но лишь на малую толику. К тому же, он голову мог дать на отсечение, что у Люпина ещё сохранилось что-то к Мариссе.

«Но что если и у Мариссы что-то сохранилось к нему?» – пронёсся в его сознании гаденький шепоток.

Не исключено. Их расставание было жертвой ради спасения обоих от плана Ищейки свести с ума Мариссу руками её альтер-эго. Да, Эд своими глазами видел, как девушка «отпустила» Люпина тогда, в четвёртом испытании, но много ли это значит в мире снов?

«Идиот, она же с тобой. Ужа довольно давно. Она отдала тебе своё сердце и часть сил, какие ты ещё требуешь доказательства?» – внутренний голос до боли напоминал голос Лины. Да, пожалуй, она так бы и сказала.

Да зачем доказательства-то? Вот она – в соседней комнате, сходи и узнай, если не веришь. Отравлять её существование своим недоверием – свинское дело.

«И всё же я здорово подвёл её, – обречённо думал Лафнегл, переорачиваясь на другой бок. – Я обещал её никогда не оставлять. Хотел быть тем, с кем она будет делить боль, а стал натуральным злодеем в этой истории»

«Тебе ли привыкать?» – вновь ехидно шепнуло подсознание голосом Лины.

Так и не придя к конечному решению, а просто обдумав ситуацию и прогнав мысли по кругу, Эд решительно скинул одеяло, напялил тапки и выскользнул из спальни.

«Мордред и Моргана, да кому какое дело до Люпина?! Сам же накосячил – иди исправлять! Немедленно! Прямо сейчас! Чтобы нужда в поддержке всяких Люпинов отпала раз и навсегда!»

Комментарий к Часть 41, 1/2. (Соперники)

Да, Шекки, ты знаешь, откуда тут растут ноги!

Муза и Автор очень рассчитывают на Вашу поддержку, дорогие наши читатели.

========== Часть 41 (2). (Those Nights) ==========

В комнате было блаженно-тихо. Марисса крепко спала за задвинутым пологом. Только проскользнув в комнату и прикрыв за собой дверь, Эд осознал, что понятия не имеет, что будет делать дальше. А ещё то, насколько это была глупая идея, потому как пока девушка спит, он ничего не сможет сделать.

Эд подкрался к её кровати, как тогда, четыре ночи назад, и осторожно отодвинул полог. Он ожидал увидеть неземное создание, ошеломляющее нежной беззащитностью с трепещущими чёрными ресницами на мягких щеках, чуть приоткрытые во сне губы и выражение беспредельного покоя на лице. Тем большим было его изумление, когда он увидел гримасу искреннего ужаса на лице девушки. Губы её судорожно раскрывались и закрывались, дыхание сбилось, словно она никак не могла вздохнуть, глаза крепко зажмурены, чёрные брови сдвинуты к переносице, лоб покрыт испариной. Дрожащими пальцами она вцепилась в край одеяла. Марисса словно готова была закричать, но что-то не давало. Только тихий стон ужаса срывался с её распахнутых губ.