Текст книги "Факелы на зиккуратах (СИ)"
Автор книги: Marbius
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 40 страниц)
– Все здесь? – раздраженно спросил он, рявкнул на кого-то за своей спиной, оттолкнул чью-то руку, протягивавшую ему папку, и уселся в кресло. – Равенсбург! – рявкнул он.
Фабиан стоял на противоположном конце салона и молча глядел на него. Первый осмотрел его, прищурился.
– Все здесь? – с угрожающим добродушием спросил он.
– Согласно списку, переданному мне господином Ардентеном, в салоне присутствуют все указанные в нем члены Консулата и все указанные члены Магистрата, господин Первый Консул, – усердно имитируя интонации Эраста, ответил Фабиан. Он не улыбался. Но уголки губ были двусмысленно вздернуты вверх.
Первый сложил руки домиком. Жест хорошо смотрелся перед тощим и длинным лицом Содегберга и совершенно не подходил первому.
– Я не сомневался в вашей расторопности, Фабиан, – до тошнотворного любезно произнес первый, вздернул брови и обвел тяжелым взглядом присутствовавших. – Итак, на повестке дня… ночи, господа, четыре жизненно важных проблемы, с решением которых нам следует определиться за те четыре часа, которые мы летим в сорок седьмой.
Фабиан делал кофе первому – и слушал. Он подносил бумаги, передавал их другим, исполнял другие поручения – и слушал. Первый был узнаваем; его голос, тон, манера говорить, сочетавшая в себе и интенсивную харизматичность, которую он включал, выступая перед огромными толпами, и ту болезненную ядовитость, которую первый применял, обращаясь к мелким людишкам вроде безранговых клерков – все было знакомым, привычным и при этом иным. Первый походил на Фабиана своей алчностью, нетерпеливостью, с которой он ждал прибытия в сорок седьмой и возможности действовать. И Фабиан слушал. Он пытался выделить в потоках слов, исторгавшихся со всех сторон с умопомрачительной скоростью, мнения людей, их извергавших. И снова: делал кофе, протягивал первому бумаги, передавал их другим, уничтожал их, связывался с кем-то, передавал охране распоряжения, передавал первому информацию от охраны и пилотов и снова делал кофе. За сорок минут до посадки первый решительно встал, бросил Фабиану: «Кофе в кабинет», и пошел в соседний отсек. Тимбал стоял у автоповара и задумчиво смотрел на автомат.
– Заправить бы, – смущенно сказал он.
Фабиан молча смотрел на него.
– Стюардов велено не брать. Было. Эти, которых магист…ран-ты, маги… эти, – Тимбал кивнул в сторону салона, – набрали мелкоты, и… – он пожал плечами. Немного подумав, Тимбал сунул руки в карманы и понурил голову.
Фабиан осмотрел автоповар.
– Попробуем? – невозмутимо спросил он.
Тимбал радостно закивал головой.
Автоповар выглядел роскошно, обладал тысячью и одной функцией и при этом был достаточно прост в управлении. Почему Тимбал притворялся беспомощным, было непонятно. Фабиан не выказал ни удивления, ни недовольства, но просил его то засыпать кофейные зерна, то налить воды, то еще чего, а затем они вместе изучали программы и все равно вернулись к самой простой: первый не любил все эти эспрессо-ристретто, ему был дорог простой немудреный кофе.
– У-у… вроде просто, – сказал Тимбал. – Только не поверишь, они меня не любят. Дома приходится самому. На плите. – Он неопределенно помахал руками. – Три уже, три таких штуки – фьють, – пожаловался он. – Обидно. Не любят они меня. И эти. Кому-ни-катеры. Эм… Не в службу, а в дружбу. Мне сделай?
Он жалобно посмотрел на Фабиана, который сочувственно пожал плечами, повернулся к автоповару, поставил в отсек чашку и легонько щелкнул по экрану. Он хотел верить этому Тимбалу, и наверное, ему следовало верить, но не стоило забывать, что этот же Тимбал, который ловко разыгрывает из себя беспомощного неандертальца, не один заговор против первого разоблачил. Фабиану, разумеется, такие вещи знать было не положено. Но кое-какие отчеты он читал, и помимо информации, в них содержавшейся, они привлекали и стилем, почти изящным, очень привлекательным, разительно отличавшимся от манеры Тимбала разговаривать, и при этом очень ему подходившими.
Фабиан взял чашку, поставил ее на блюдце и подал Тимбалу.
– Сахар, сливки? – спросил он.
– Э-э-э, – задумчиво протянул Тимбал и принюхался. – Сливки?
Фабиан взял чистый сливочник, налил в него сливок и из него уже плеснул немного в чашку Тимбала. Он не поднимал глаз, но ощущал кожей, как пристально тот следит за ним.
– Хорошо, – довольно сказал Тимбал после первого глотка.
– Я делаю кофе первому? – невозмутимо произнес Фабиан, изучающе глядя на него.
– Делай, – усмехнулся Тимбал и пошел к креслу.
Первый сидел с закрытыми глазами, откинувшись в кресле и вытянув ноги.
– А, Фабиан, – устало выдавил он. – Сколько до посадки?
– Около получаса, – ровно ответил Фабиан, ставя чашку на стол перед ним.
– Ты десять минут делал кофе? – особым тоном, тошнотворно ласковым и угрожающе-шипящим протянул первый.
– Мы с господином Тимбалом разбирались в управлении автоповаром, а затем он дегустировал новую партию зерен, – смиренно и при этом сквозь зубы ответил Фабиан.
Первый вскинул голову и ехидно прищурил глаза.
– Тимбалу понравился кофе? – ухмыльнулся он.
– Думаю, я могу сказать, что понравился. Насколько вообще кофе может нравиться человеку, последовательно предпочитающему чай, – натянуто улыбнулся Фабиан.
Первый хмыкнул.
– Садись, – бросил он. – Хотя нет. Иди сделай себе. Кофе. Или чай, – ехидно добавил он. – И приходи сюда.
Фабиан вернулся с кофе, сел, и первый вскинул голову и лукаво заухмылялся.
– Все-таки кофе, Равенсбург?
– Я не смею не следовать вашему примеру, господин Первый Консул, – ядовито ответил он.
Первый поднял брови.
– Ты думаешь, кто-то из тех амеб рискнул бы бухнуть яд в партию кофейных зерен? – высокомерно спросил он.
– Или сливок, – дополнил Фабиан.
– Да хоть чего, – презрительно бросил первый. – Эти придурки свою собственную диарею лечить не рискуют, сразу требуют консилиума врачей и круглосуточного наблюдения вместо банальной порции чего-нибудь…. – он пожал плечами. – Мое счастье, что у меня и насморки не случаются. Забавные они людишки, правда, Равенсбург? – неожиданно спросил он. – И не делай такое ханжеское лицо. Ты не дурак, как бы ни притворялся в обратном. Ты видишь то же, что и я, и даже больше. Поэтому ты не можешь не видеть, что там, – первый кивнул в сторону салона и скривился. – Впрочем ладно. Что там в новостях говорят?
У Фабиана округлились глаза. Первый отлично видел, что он все время неотлучно был в салоне, и дел у него было более чем достаточно, – и он требует информации о новостях?!
– Что. Говорят. В новостях? – мягко улыбнулся первый. У Фабиана зазвенели нервы.
– Последствия диверсий устраняются, – сглотнув, выдавил он. – Оппозиционная фракция требует отмены военного положения.
– Хорошо, – протянул первый. – Еще?
– Военные части передислоцируются… – он осекся.
– Еще, – протянул первый.
Фабиан молчал и смотрел на него. Первый торжествующе улыбался.
– Ну, Равенсбург, что еще могут придумать эти придурки на новостных каналах? Или ты внезапно отупел и не можешь предугадать, чего они там наплетут в ближайшие двадцать четыре часа?
Фабиан откинулся на спинку дивана. Он плотно сжимал губы и немигающе глядел на первого. И взгляд первого более не казался ему тяжелым. И острым, и причиняющим боль он тоже не был. Или больше не казался таковым.
– Для этого мне нужно хотя бы поверхностно ознакомиться с отчетами внутренних служб, господин Первый Консул, – тихо ответил он. – Со свежайшими, а не с теми, на основании которых вы и ваши коллеги что-то там решали последние четыре часа.
Первый улыбнулся. Сначала криво, затем широко.
– Скажи мне, Равенсбург. Фальк ваан Равенсбург. Будущий курсант Равенсбург, – произнес он.
– Что из этого я должен сказать, господин Первый Консул? – сухо отозвался Фабиан.
Первый засмеялся. Он поднял глаза на экран рядом с дверью в салон.
– Садимся. Пристегнись. Когда уже эти придурки придумают что-то продвинутое настолько, чтобы не хвататься за эти ремни… – раздраженно цедил первый. – Подумать только, мы строим мегакурорт на искусственном мегаспутнике, а в самолетах по-прежнему требуют пристегнуться.
– На сегодня это самая злободневная проблема, – огрызнулся Фабиан. Первый замер. Фабиан, насторожившись, посмотрел на него. Кажется, первый был зол. Кажется, он был возбужден.
– Ты дерзок, Равенсбург, – угрожающе проговорил первый. – Мне кажется, ты забываешь, что твоя практика еще не закончилась, и характеристика еще не составлена. Я могу основательно подпортить ее.
– Можете, – процедил Фабиан, ощущая, как угрожающе шумит кровь в ушах. Сердце билось глухо и мощно, ему с огромным трудом удавалось заставлять пальцы не скрючиваться и не впиваться в обшивку. – Если вас не унизит вражда с презренным практикантишкой.
Первый молчал. Затем – он внезапно грохнул кулаками по подлокотникам кресла.
– Ну ты и стервец! – выдохнул он.
Фабиан молчал и не мигая смотрел на него. Первый откинулся назад, облизал губы.
– Скажи, Равенсбург, – с усилием выдавил первый. – Ты хочешь прийти ко мне на свою следующую практику?
В динамиках капитан сообщал о том, что посадка прошла успешно, первый гипнотизировал Фабиана, Фабиан – тот отказывался впадать в транс. Тимбал заглянул в салон. Он робко кашлянул.
– Мы сели, – неуверенно выдавил он.
Первый и Фабиан одновременно повернули к нему головы.
– Вон отсюда, – прошипел первый.
Первый Консул провел в сорок седьмом три дня. Если бы у Фабиана спросили, красива ли столица округа, хороша ли природа, какие из городов помимо столицы стоит посетить, на что обратить внимание, он бы не смог ответить ничего, даже под страхом смертной казни. Но спроси его о людях – он смог бы составить список позиций этак в четыреста. Потому что казалось, что единственным, чем занимался в округе Консул, были встречи. С администрацией, с представителями рабочих коллективов, с представителями представителей, с юристами, министрами, снова с представителями кого-то, то на предприятиях, то рядом с ними. Фабиан вынужденно следовал за ним, и спасибо Тимбалу, который осторожно брал его за руку и говорил: «Не лезь, стой здесь»; «Сделай ему чего попить», «Иди туда», который следил за тем, чтобы не только первый был всем обеспечен, но чтобы и Фабиан не оказывался обделенным. Тимбал, казалось, видел все. Примечательной была его способность оказываться рядом с Фабианом в критические моменты. Еще более примечательной была способность убедительно делать совершенно непричастный вид: мол, я вообще мимо шел.
Первый не замечал Фабиана. Он демонстративно не обращал на него внимания. Бросал свое: «Кофе», «Коммюнике», «Отослать Эрасту», «Принести то-то и то-то», глядя в противоположную сторону; его голос напоминал скрежет гальки по стеклу. С другой стороны, иногда Первый выгонял всех и только его соглашался терпеть; эти минуты их уединения были наполнены странным молчанием и многозначительной тишиной: Первый неотрывно следил за Фабианом, а тот не мог не отвечать ему угрожающими немигающими взглядами. И – ни слова. Фабиан хотел бы, чтобы в составе делегации был хотя бы один человек, который мог бы объяснить ему такое странное поведение. Но что-то подсказывало, что даже Ардентен едва ли согласился просветить его. Тимбал мог понимать; Фабиан почти не сомневался, что тот скорее всего отлично знал, в чем дело. Но спрашивать его, относившегося к Фабиану со странной заботливостью и при этом старавшегося не быть очевидным, не хотелось.
Командировка закончилась почти так же внезапно, как началась. Первый просто бросил: «Через два часа вылетаем обратно». Тимбал тихо сказал: «Держись рядом с ним, чтобы ничего такого». И они снова сидели в самолете, но в куда меньшей компании – часть группы осталась в округе, и ждали вылета.
– Надолго этого не хватит, – сказал один из членов магистрата.
– Не здесь, так в другом округе, – ответил другой.
– К сожалению, с гео-климатической точки зрения это лучшие места для энергодобывающих предприятий, и после того, как Республика вложила столько средств в инфраструктуру, переносить производство на другие площадки глупо. Пусть они в более мирных местах и ближе к конечному потребителю
Первый сидел, прикрыв глаза.
– Господин Альбрих? – обратился к нему еще один.
Тот открыл глаза.
– Н-ну, – с откровенно недовольным видом выдавил он.
– Что делать? – ничтоже сумняшеся спросили его.
Первый хмыкнул.
– Равенсбург, – ядовито бросил он. – Вы, кажется, собирались дальше изучать политику. Может, вы посоветуете нам, что делать?
Фабиан посмотрел на него, перевел взгляд на спрашивавшего, снова на первого.
– С точки зрения официальной политики, господин Первый Консул?
– У меня есть имя, Равенсбург! – внезапно разозлился первый.
– Я не желаю нарушать этикет, господин Первый Консул, – негромко, но очень четко произнес Фабиан.
Первый подался вперед, шумно выдохнул, помедлил и откинулся обратно. Стукнув кулаком по подлокотнику, он буркнул себе под нос что-то невнятное.
– С точки зрения официальной политики, господин практикант, – скривившись, ответил он.
– Необходимы поиски компромисса, разумеется, – холодно ответил Фабиан. – С учетом исторических, социокультурных и географических особенностей региона.
– Есть еще точки зрения? – недобро усмехнулся первый.
– Вам ли не знать. Господин Первый Консул, – помедлив, учтиво добавил Фабиан.
Первый расстегнул ремни и встал.
– Господин практикант, будьте так любезны принести мне кофе и ужин. Думаю, это еще можно будет назвать ужином. И себе тоже. Нам необходимо обсудить вашу практику, – сказал он и угрожающе осмотрел присутствовавших.
Фабиан встал вслед за ним. Просто позарез необходимо. Именно сейчас. Он смотрел первому в спину с каменным лицом.
Первый смотрел в иллюминатор. Он не повернулся к Фабиану, никак не отреагировал на его присутствие. Фабиан стоял и ждал. Наконец первый повернул к нему голову.
– Садись, – процедил он, – Равенсбург.
Он смотрел на садившегося Фабиана, и тому начало казаться, что самым важным во всем самолете, во всем воздушном пространстве над Республикой, во всей галактике, наверное, был этот странный взгляд. От которого бешено билось сердце, от которого закипала кровь и раскалялась кожа. Сидеть неподвижно под этим взглядом было все тяжелей, хотелось если не ухватить его за горло и до боли, до крови на собственных ладонях сжать его, то уж точно вывернуть ему на голову все тарелки, которые Фабиан только что расставил на столе.
– Тебе понравилось проходить практику под руководством Эраста? – ласково спросил первый, и от этого неожиданно мирного, доброжелательного голоса Фабиана тряхнуло.
– Я могу с достаточной долей определенности сказать, что это было очень интенсивное и насыщенное время. Господин Первый Консул.
Первый пожевал губы.
– Ты хочешь повторить это время? – промурлыкал он. – Скажем, через полгода. В качестве официального помощника. У Никоса, например.
– Я предпочел бы не заглядывать так далеко. Господин Первый Консул.
– Далеко! – рявкнул первый. – Жалкие шесть месяцев!
Фабиан молчал и прищурившись смотрел на него.
– Отвечай! – прошипел первый.
После долгой паузы Фабиан ответил:
– Мне предстоит начать учебу в Академии. Господин Первый Консул. Это жизнеопределяющая смена парадигмы. Поэтому только начав учебу, я смогу взять на себя смелость и ответить на ваше почетное предложение. Осмелюсь также заметить, что ужин стынет. Если это еще можно назвать ужином.
Папенька и мачеха все-таки купили Аластеру Армониа место в академии. Помимо оного, Аластер оказался счастливым обладателем квартиры в центре столицы, кредитного счета в папенькином банке и бездны свободного времени. Занятия начинались через жалкую неделю, Аластер жаждал постичь все прелести взрослой жизни и все ее гадости тоже. И ладно бы он просто желал их постичь – он ими и поделиться жаждал. Соответственно в последнюю субботу сентября Аластер устраивал в своей новоприобретенной квартире вечеринку. И к этому логову порока приближался Фабиан.
Квартира была набита битком. И все это были люди, о существовании которых Фабиан подозревал, но предпочитал не обращать на это слишком много внимания. Они были примитивны, скучны, предсказуемы и до отвращения доступны. Он сухо здоровался то с одним человеком, то с другим, недовольно морщась, когда к нему приближались слишком близко, и пытался найти Аластера. Что было проблематично. Он мог быть где угодно – от спальни, ванной или кухни до какого-нибудь зимнего сада. И Фабиан старался не быть ханжой, но и оказываться невольным свидетелем потрахушек Аластера он тоже не желал.
На его счастье, очень нетрезвый Аластер обнаружился на диване. Он полулежал на одном человеке, водрузив ноги на второго, и с кошачьим прищуром смотрел на третьего. Фабиан встал перед ним.
– Добрый вечер, Аластер, – ровно сказал он, прицениваясь, за что хватать этого ушлепка, чтобы как следует потрясти.
– Фа-а-абиан, – довольно протянул Аластер и неожиданно проворно убрался с колен и ног, встал и выпрямился. – Милый Фабиан, ты все-таки выкроил время и добрался до своего старого приятеля! Отли-и-ично, просто отли-и-ично! Пойдем, я буду тебя со всеми знакомить.
– Ты можешь начать прямо сейчас, – насмешливо отозвался Фабиан и указал подбородком на находившихся рядом.
– Да, действительно, – заулыбался Аластер. – Это Стиви, его папа сидит в Банке Республики. Это Алиса, ее папа сидит в магистрате, но не магистр. Это Тамара. У ее папы сеть ретейлинга чего-то там. Спортивная одежда вроде, да, Тами? Если тебе нужна спортивная экипировка экстра-класса, ты всегда можешь трахнуть Тами.
– И она изрыгнет эту экипировку?
– Нет, – засмеялся Аластер, ухватил его за руку и потащил к бару. – Но если ты трахнешь ее особенно хорошо, то она позволит тебе воспользоваться своим кредитом в папенькином магазине. Но Фабиан, – он развернулся, прижался к Фабиану и положил руку ему на грудь, заухмылялся, заглядывая в глаза и промурлыкал: – Ее трахнуть как следует практически невозможно, она не-на-сыт-на! Поэтому лучше не обольщаться. Ну и вообще. Не рекомендую. Как поживают твои планы по захвату мира?
Фабиан засмеялся. Казалось бы: Аластер был частью школы, которую он усердно пытался забыть. А на поверку оказывалось: Аластер, как и сам Фабиан, отбывал в школе срок и упрямо отчуждал себя от школы и в ней, и после нее.
– Они по-прежнему остаются планами, Аластер, – легкомысленно отозвался Фабиан, обнимая его за талию. – Тем более у меня последние свободные дни, которые я не хочу омрачать мыслями о мировом господстве.
– Ты же пригласишь меня постоять на самой вершине мира? – привычно прижимаясь к нему, спросил Аластер. – Анни, дорогая, познакомься с моим лучшим другом Фабианом.
– Аластер, милый, у тебя есть друзья? – пропела Анни, глядя на Фабиана.
– У меня их целая квартира, если ты заметила. Но Фабиан не из тех. Фабиан – особенный. – Нагло улыбаясь, Аластер вис на Фабиане. – Мы вместе страдали в той ужасной школе, вместе взрослели и оформлялись как личности, что еще любили нести всякие там Эрдманы, а, Фабиан?
– Я должен помнить всю ту фигню? – бросил Фабиан и пошел к бару. Аластер лениво перебирал ногами, вися на нем.
– Нет, – он радостно помотал головой и поудобней обхватил шею Фабиана. – Не поверишь, я с трудом вспоминаю всех тех идиотов, с которыми оттрубил все это время в одном легионе. Кстати, эта дура – племянница какого-то магистра. Не самого сильного, но той еще ящерицы. Иначе мачеха бы не зазывала его так усердно на свои потанцульки. Представь, это было жалкие два месяца назад, а для меня это – чужая жизнь.
Фабиан взял стакан и начал делать себе коктейль.
– Ты вспоминаешь обо всем том? – вежливо удивился он.
Аластер растекся на табурете.
– Временами там было неплохо, признай, – невинно сказал он. Фабиан замер и внимательно посмотрел на него. Аластер не изменился – и при этом был другим. Иной была его улыбка, взгляд этих странных глаз, которые иногда казались Фабиану ртутными зеркалами; иными были даже губы. Аластер глядел на него, блаженно улыбался – и Фабиан не верил ему совершенно.
Хмыкнув, он сунул стакан Аластеру под нос, взял себе другой.
– Расскажи мне, милый, чем ты занимался все это время, пока не появился в моей квартире весь такой заматеревший, такой возбуждающе отстраненный, – замурлыкал Аластер и, потянувшись, положил ему на предплечье свою руку.
– Да ладно, – криво ухмыльнулся Фабиан. – Возбуждающе. Тебе палку покажи, ты возбудишься.
– Не всякую, – ухмыльнулся Аластер и заерзал. – Ах, Фелиция, – недовольно скривился он, косясь в сторону. Руки с предплечья он не убрал, отметил Фабиан и встал рядом. – Знакомься, мой лучший друг и даже одноклассник Фабиан Фальк ваан Равенсбург.
– Не тот ли Равенсбург, который проходил практику под началом самого Альбриха? – спросила Фелиция. Аластер закинул голову и посмотрел на Фабиана.
– Что, серьезно? – спросил он. И – Фабиан едва не ухмыльнулся – одновременно отставил ногу так, чтобы помешать Фелиции приблизиться к нему и соответственно к Фабиану.
Он погладил Аластера по горлу и пожал плечами.
– Ты или самоубийца, или действительно завоюешь весь мир, – философски заметил Аластер, поглаживая руку Фабиана. – Да, Фелиция, дорогая, как ты понимаешь, у тебя нет шансов. Твой папа так и не смог обеспечить тебе местечко даже в магистрате.
– Это не значит, что я там не обоснуюсь, милый Аластер, – широко улыбнулась она. – Дай срок.
– Двенадцать с конфискацией устроит? – ласково улыбнулся Аластер, а когда Фабиан легонько сжал ему горло, задрал голову и пояснил: – Наш папа, видишь ли, очень любит организовывать разные сомнительные фонды на любовниц, племянниц и их собачек, чтобы пользоваться некоторыми знаниями, полученными в магистрате. Что, как ты понимаешь, некоторым образом противоречит… Пока два консула не против получать от папы Юргенсена подарки. Но ни консулы не вечны, ни фонды не бездонны.
Фабиан посмотрел на Фелицию. Имя «Юргенсен» казалось ему знакомым, возможно, звучало в одном из разговоров, свидетелем которых он был. Сама ситуация, впрочем, не казалась неправдоподобной, в конце концов, они люди и ничто человеческое им не чуждо. Но откуда все это знает миленький хорошенький Аластер, было загадкой почище сфинкса.
– Не вышло с магистратом, попытайте счастья в муниципалитете. Или в вышивании, – порекомендовал он. Аластер захихикал – его шея завибрировала под ладонью Фабиана. – Так мы когда-нибудь выпьем за встречу? Или ты так и будешь хвастаться мной перед этими… – Фабиан дернул головой в сторону комнаты.
Аластер развернулся к нему.
– Ты же не будешь требовать, чтобы я встал? В лучших традициях чисто мужского братства, которые нам вбивали всякие полоумные, – жалобно спросил он и нахохлился. Фабиан смотрел на него сверху вниз. – Фальк, я накидался всяким дерьмом так, что меня ведет в стороны от простого упоминания этих стояний.
Фабиан оглянулся и подтащил табурет, уселся на него и поднял свой стакан.
– Без проблем, – пожал он плечами.
Затем Аластер снова таскал его за собой по всей квартире, знакомя, хамя новым знакомым Фабиана, требуя еще коктейлей и снова знакомя. Еще немного времени спустя Фабиан держал его над унитазом, умывал и вытирал лицо полотенцем. Еще позже они отчаянно целовались прямо в прихожей, а через несколько минут ему приходилось силой удерживать Аластера от минета, который тот вознамерился сделать здесь и сейчас. Затем Аластер дулся и выгонял гостей. «Мне тоже убраться?» – вежливо поинтересовался Фабиан, сидевший развалясь и пивший невесть откуда взявшееся в набитом благородными напитками баре дешевое восточное пиво. Аластер довольно хрюкнул.
– Эти уроды наконец убрались! – радостно воскликнул он, расставил руки и рухнул на Фабиана.
– Зачем ты их созывал, если они уроды?
– Потому что на их фоне я ощущаю себя таким лапочкой, Фальк, – мерзко оскалился Аластер и забрался ему под рубашку. – Так ты правда у Альбриха проходил практику? – спросил он, гладя грудь Фабиана. – И какой он?
Фабиан молчал и смотрел на него. Действительно, какой он?
– Капризный, – наконец подобрал он подходящее слово.
Аластер оседлал поудобней ноги Фабиана и с сосредоточенным видом начал расстегивать его рубашку.
– Капризный – это такой ужас, – блаженно прищурился он. – А трахается как?
Фабиан скривился.
– Откуда я знаю, Аластер? У меня, не поверишь, были другие интересы.
Аластер пожал плечами.
– Я бы совместил самые разные интересы, коль скоро такая возможность подвернулась, – проурчал он и расплылся в улыбке. – Этот Альбрих прям воплощение сексуальности. Охрененный кадр! – воскликнул он и энергично потерся своим пахом о Фабиана.
Тот ухватил его за волосы и притянул к дивану.
– Тебе сколько раз говорить: не лезь не в свое дело! – зашипел он.
Аластер довольно засмеялся и обвил его ногами.
– Я же о своем деле говорю, ты, чурбан! – радостно ответил он. Фабиан вскочил и отцепил его от себя.
– Ты, ублюдок, сученыш! Потаскушка, кусок дерьма, – шипел он, расстегивая брюки, снова хватая Аластера за волосы и подтягивая к своему члену. Аластер счастливо урчал, облизывая его. Фабиан тяжело дышал, глядя поверх его головы.
Было около восьми утра; Фабиан вышел из душа, Аластер мирно спал, свернувшись клубком и обхватив подушку. Фабиан сделал себе кофе, тосты, позавтракал, стоя у окна. Восемь недель практики казались полузабывшимся нечто, случившимся даже не с ним, а с кем-то другим, и только странный разговор с первым в ее последний день – жаркой, испепеляющей реальностью. И его странное требование, чтобы и следующая практика проходила в аппарате первого консула.
Уходя, Фабиан заглянул в спальню Аластера – тот спал. Уже пришел и уже убирал квартиру после вечеринки домработник. А до первого дня учебы оставалось меньше суток.
========== Часть 8 ==========
За полтора месяца учебы в Академии Фабиан понял две вещи. Первая: Академия – это та же школа, только хуже. Вторая: законы в ней царят те же, только их прикрывают драгоценными масками. В качестве масок выступают слова. Много слов, много разных, звучных и бессмысленных слов. Много слов, которые умерщвляют любую идею. Это было понятно на общем собрании в десять утра самого первого учебного дня. Фабиан тогда впервые увидел живьем президента Академии, и все волосы на теле встали у него дыбом, до такой степени он напомнил ему Брускера: тот тоже был весь из себя отполированный и тоже чувствовал себя неловко под этой полировкой. Фабиан насмотрелся на самых разных людей: тех, которые врастали в этот внешний лоск и чьи сущности в нем растворялись, либо в которых кроме этого внешнего лоска не было ничего примечательного; тех, по которым достаточно было самую малость пройтись полировочной тканью, и те начинали мерцать; и те, которых как ни полируй, а все равно очевидна грубая носорожья кожа, которую не превратишь в лайку, как ни старайся. Этот доктор многих и многих наук, почетный член самых разных обществ был как раз из носорожьего племени, и особенно отчетливо его носорожья натура проступила, когда он начал произносить свою речь. Фабиан сначала вытянул лицо, а затем скривил губы. Насколько он помнил, три из двенадцати консулов роду-племени были самого неказистого, но по их выговору, даже в неформальной обстановке, это не определялось. Доктор Блерим был самоуверен настолько, что и не думал вытравить из своей речи этот просторечно-западный акцент. Или его таланты простирались только в сторону коллекционирования ученых степеней, а такие мелочи, как умение пользоваться вилками-ножами и не допускать местечковых ляпов в речи, пренебрегались с истинно носорожьей решительностью?
Доктор Блерим поприветствовал студентов словами, которые набили Фабиану оскомину уже ко второму году его учебы в школе. Этого Блерима точно делали по одним лекалам с Брускнером, что бы это ни значило. Можно было закатить глаза и уставиться в потолок. Можно было изучить остальных людей, сидевших в президиуме. Фабиан начал оглядывать зал, развлекая себя игрой в угадайку: кто может оказаться на его курсе, кто попал в Академию благодаря папам-мамам, кто по счастливой случайности, а кто сражался до кровавой пены изо рта, чтобы попасть в нее, а не в какой-нибудь дохлый провинциальный университет прикладных наук. А это было очень легко определяемо. Те райские птицы, которые напоминали Фабиану гостей Аластера, скорее всего были чьими-нибудь детьми, и на этом их заслуги заканчивались. Остальные – тут следовало присмотреться. А доктор Блерим все вещал на общие темы общими фразами и псевдо-добродушным тоном. Он так усердно изображал из себя доброго двоюродного дядюшку, что ему, как подозревал Фабиан, не верил практически никто.
А затем Фабиан застыл, заледенел и рассыпался ледяной пылью, чтобы через мгновение все его нутро загудело адским пламенем, потому что в тысячах угодливых фраз Блерим передал слово Первому Консулу. Едва ли первый явился на этот фарс, чтобы еще раз увидеть Фабиана, но желание вскочить и выкрикнуть: «Да здесь я, черт побери!» – было почти необоримым. И Фабиан прикусил губу изнутри, чтобы болью привести себя в чувство.
После того странного дня начались времена, походившие друг на друга, как зебры из одного табуна: рисунки полос настолько схожи, что различить их могут только одержимые идиоты, которые исследуют этих зебр, либо графические анализаторы. А вообще одно и то же, мучительное, тоскливое одно и то же. Лекции – практические занятия – индивидуальная подготовка –клубы – подготовка – снова лекции. Клубы. И отчетливое понимание своего бесправия. Ну, почти бесправия. Первокурсников не то чтобы не жаловали, к ним относились с высокомерным сочувствием. Если, разумеется, удосуживались замечать. Преподаватели, которые начинали все свои лекции с самовосхвалений, как бы спохватывались и вспоминали, что они пришли в лекционный зал и для того, чтобы что-то там по предмету рассказать. Руководители практических занятий, которые начинали их с плохо скрытых оскорблений, но затем делали одолжение и переходили к теме занятий. Сами студенты, жаждавшие продемонстрировать свою исключительность, а в результате несли ахинею. Пребывание в Академии было необходимым – ее диплом был очень надежным гарантом будущего карьерного роста, чего уж. Но оно было удручающе скучным.
Избавлению от этой скуки мало способствовало активное участие в клубах и сообществах; более того, именно они вызывали у Фабиана глухое, мрачное и все более агрессивное раздражение: он, первогодок, был оттеснен все в те же ясли – к другим первогодкам, хотя ни на секунду у него не возникало сомнений в том, что с этими младенчиками ничего общего у него быть просто не могло. У него был опыт, Фабиан в той же проклятой школе сколько всяких обществ, клубов, команд себе подчинял, у него была возможность если не непосредственно учиться у великих стратегов, то уж смотреть, как они это делают – точно. И это же можно было делать и в Академии, разницы-то – людей на два порядка больше, и что? Но павлины со старших курсов считали иначе, и плевать, что Фабиан уже до Академии вынужден был жить куда более интенсивной жизнью, чем эти изнеженные сыночки и дочурки важных чинов, и опыта у него было куда больше. Чего стоила последняя восьминедельная практика, чего стоило личное знакомство с четырьмя из двенадцати консулов и Государственным Канцлером, чего стоила возможность не знакомиться со сводками из сорок седьмого округа по инфоканалам в перерыве между развлекательными шоу, а участвовать в создании новостей. Фабиан отлично понимал, что хвалиться этим не просто не стоило – это бы могло выйти ему боком, но простое знание того, что он видел, что он участвовал, добавляло горечи. С другой стороны, он имел возможность лицезреть, как опытные государственные мужи устраняют соперников, пусть не всегда элегантно, но всегда эффективно, иначе устраняли их, и кто сказал, что тактик устранения противников– несчетное количество? Тактик – мало. И то, что хорошо высшим чинам, хорошо и ему.
