Текст книги "Год после чумы (СИ)"
Автор книги: Linda Lotiel
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 40 страниц)
– Точно! Как раз подходит, – возгласы с разных сторон. – Выпьем же французского вина за пафосных французов!
– Вот ведь зубоскалы, – проворчала Гертруда, выпивая ещё вина и ощущая, что хмелеет.
– Так, а почему его сюда не позвали? Этого Седрика? – Кристина тоже явно решила сегодня расслабиться и отдохнуть от этикета. – Я требую, чтобы его пригласили.
– Ого, она уже требует, – промолвил Айдан, целуя её в щёку. – Ну, давай, прикажи нам.
– Вот и прикажу. Гертруда, шепни ему, что у нас тут французское вино.
– Кристина, во-первых, у меня с ним нет ментальной связи.
– Что?? Как это? Почему? – посыпалось со всех сторон, и Гертруде пришлось объяснять, какой загадочный у неё ученик.
Пока она это делала, в окно влетела взъерошенная бурая сова, которая сделала круг по комнате и уселась на колени Меаллану. Тот вздохнул и спросил:
– А это что за явление?
– О, это Мерри, сова моей ученицы Мэгги. И хоть у нас с ней и есть ментальная связь, – Айдан со значением посмотрел на Гертруду, а та закатила глаза, – её новая сова порой ко мне залетает на огонёк: с посланиями или просто так, за печеньками.
– Что ж, и тебя я не могу погладить, Мерри, сова Мэгги, – печально вздохнул Меаллан, пока Айдан снимал птицу с его коленей и проверял, есть ли письмо. Послание на лапке совы действительно нашлось.
– Мэгги, а также Элиезер, Эйриан и Айлин поздравляют нас всех с Самайном и сообщают, что будут рисовать сегодня новые руны и их сочетания.
– Не ученики, а пряники медовые. Пока мы тут предаёмся пьянству, они руны будут рисовать! И их сочетания! – сказала Зореслава. – Ну, как не выпить за таких славных учеников?
Айдан разлил ещё вина из бочонка, и Гертруда уже понадеялась, что тему про Седрика поднимать не будут. Ей не хотелось звать его сюда – то ли стеснялась пить в присутствии ученика, то ли боялась, что он откажется – как отказался от ментальной связи или от жилья в Хогвартсе. Или смущал собственный праздничный наряд? Но надежды были напрасными:
– Так что там было во-вторых, Гертруда? И не пей вина больше, пока не вызовешь нам сюда Седрика де Сен-Кляра.
– Сен-Клера, Кристина. Это старший брат Серафины де Сен-Клер – не говори мне, что ты забыла эту фамилию. И во-вторых было то, что он мой ученик, и неэтично наставнику напиваться с оным. К тому же придётся загадками говорить – а у меня и на трезвую голову с этим плохо. Пусть лучше это…. руны рисует. И их сочетания.
– Не рисует он сейчас никакие руны! Разве что пальцами в лужах разлитого эля под столом в «Трёх мётлах», – сказал Меаллан. – Когда я уходил оттуда на заходе солнца, он как раз направлялся в трактир с лютней в боевой готовности.
– Так он что же, ещё и поёт? – воскликнула Кристина.
– Он прекрасно поёт, – ответила за Гертруду Перенель, – и к тому же на трёх языках.
– А ну-ка, – сказала Кристина, расплёскивая вино из чаши. – Подать мне сюда этого де Сен-Эклера. Да и загадками говорить после бургундского вина только легче становится.
Гертруда вышла на двор, и тут же на неё налетел порыв вечернего ветра. Тучи неслись по кутающемуся в сумерки небу с огромной скоростью. Седрик, конечно, – мой ученик, но он не ребёнок и не школьник, а испытавший многое мужчина, твёрдо сказала она себе. Уж наверняка он переживёт и попойку в нашем кругу. И я переживу его присутствие как-нибудь. И буду рада услышать его пение.
– Ты не обязана этого делать, если не хочешь, – сказал Меаллан, который тоже вышел и стал рядом с ней.
– Да хочу я, хочу.
– Тогда вперёд. Я тебя оставлю – мне тут нужно… пройтись.
Гертруда проглотила шутку насчёт западного направления и вызвала патронуса, представив себе запах того первого пучка травы, который Зореслава бросала сегодня в костёр. «Скажи Седрику, что мы будем рады разделить с ним французское вино, если он поспеет в хижину профессора Макфасти до того, как бочонок опустеет». Серебристая саламандра исчезла во тьме. Минута прошла, затем другая. Из хижины доносился громкий хохот. Ещё минута. Тормод рассказывал байки про квиддич – повествование про «Царя метлы» на уроке у третьеклассников вызывало приступы общего веселья. «А потом этот Прюэтт как шарахнет Экспульсо на лужу грязи…» Хохот. Меаллан тем временем вернулся и, взглянув на Гертруду, только ободряюще улыбнулся и зашёл обратно в хижину. Она уже и сама хотела вернуться туда, как в воздухе возник серебристый дракон Седрика: «Извините, я должен был допеть балладу про Робина Гуда и ведьму, а потом ещё и на бис исполнить её же. Сейчас буду». И ещё через минуту он действительно появился возле хижины и тут же прислонился к стене, приходя в себя после аппарации.
– Я успел на французское вино? – сказал он, наконец.
– Не знаю. Я стою тут уже минут десять, а их там много, а бочонок – всего один.
– Ну что ж, если они всё выпили, засуну нос в бочонок и буду наслаждаться запахом. После того, чем поят в «Трёх мётлах», и это будет блаженством.
– Тогда идём навстречу блаженству, Седрик. Предупреждаю, там тебя могут попросить о том, что, захмелев, делают с радостью, но иногда сожалеют, протрезвев.
– Что?!
– Это я пыталась загадками говорить, извини, – со вздохом объяснила Гертруда. – Кристина неправа: вовсе это не легче от бургундского.
– Это от сорта винограда зависит и от выдержки. Так что же вы имели в виду?
– Всего лишь то, что тебя попросят спеть.
– А, всего-то! Ну, я готов. Я всего два раза спел балладу про Робина Гуда, а про танцы русалок и вовсе один раз.
– Балладу про танцы русалок я не знаю.
– Это моего собственного сочинения.
– О, отлично. Я поклонница твоего таланта.
– С вашей стороны неэтично вот так напоминать ученику о его промахах.
– Так вот что неэтично? Я думала, неэтично с ним пить.
– Я так понял, что ещё немного разговоров и пить будет нечего?
– Вот именно. Пойдём.
Вина в бочонке осталось ещё, конечно, предостаточно, и Седрик, вопреки опасениям Гертруды, чувствовал себя среди собравшихся в хижине Айдана вполне уютно. Кристина была от его пения в восторге и просила повторить почти каждую песню на бис – балладу про танцы русалок подпевали уже все, включая и тех, кто не знал французского. А ближе к полуночи все высыпали на двор, чтобы сыграть в «Птиц».
– Повторяю ещё раз, – говорила Кристина, стараясь всех перекричать. – Да замолчите вы – не заставляйте меня использовать Сонорус. Так вот, правила игры.
– Во как командует – ну любо-дорого слушать же, – сообщил Тормод Айдану громогласным шёпотом, получив за это испепеляющий взгляд Кристины.
– Итак, ведущий подаёт команду – и все закрывают глаза. Только честно – а то зачарую Обскуро. Тогда ведущий выбирает кого-то одного и подаёт ему сигнал, чтобы другие не услышали, например…
– Агваменти за шиворот, – предложил Захария.
– Вот тебе так и сделаем! В общем, сами выбирайте, как подать сигнал. Этот игрок открывает глаза, а ведущий накладывает на него Муффлиато, чтобы по голосу не узнали. После этого выбранный игрок чарует уточнённый Авис. Ведущий снимает с него Муффлиато и сообщает всем, что можно открыть глаза. Далее игроки пытаются угадать, чья это птица.
– Или птицы, – уточнила Зореслава. – Коли захочется кому несколько вызвать.
– Да пожалуйста. Хоть стаю.
– Её высочество милостива сегодня, – хихикнул Айдан и получил пинок локтем вбок. – Но сурова.
– Тот, кто первый угадает, чьи птицы, становится следующим ведущим. А тот, кто выдаст неправильную версию, получает штраф.
– Ну, всё, мы сейчас все проштрафимся…
– Так вот, штраф назначает ведущий – это может быть что угодно: хоть песню спеть, хоть ответить правдиво на любой заданный ведущим вопрос.
– Если мне придётся петь про Робина Гуда в пятый раз сегодня, я и сам уйду в леса, – сказал Седрик.
– Споёшь как миленький! Ну что, все в этот раз всё услышали и осознали?
После многочисленных «осознали», «услыхали», «мы и с первого раза всё поняли» и «шо она сказала» все, наконец, угомонились и приготовились играть. Зореслава установила Репелло-купол, чтобы птицы не смогли сразу улететь. Кристина была первой ведущей и велела всем закрыть глаза. С закрытыми глазами Гертруда тут же оказалась в своём внутреннем ландшафте, над которым сейчас сияло солнце, а зелёные побеги прорастали просто на глазах. Ноздри защекотал запах весенней свежести – откуда он взялся в Самайн? Меж тем, Кристина дала команду открывать глаза. В ночном небе плавно кружился чёрный ворон, которого Кристина подсвечивала Лумосом из палочки.
– Ну, это глубоко и символично и так подходит к кануну Самайна, что это, несомненно, Тормод, – воскликнул Айдан и тут же получил штраф от Кристины: она велела ему отрастить себе волосы Капиллатусом и вплести в них цветы.
– Я давно мечтала об этом, – добавила она, когда Айдан со стонами и проклятиями в адрес майских ритуалов поплёлся исполнять её волю.
Гертруда же тем временем решила, что пора ей вступить в игру и сказала:
– Это ворон Зореславы!
– Угадала! – крикнула Зореслава и зафинитила ворона. – Води теперь!
– Закрывайте тогда глаза.
Все закрыли глаза, кроме Айдана, ругающегося на гэльском где-то за хижиной, но ему этот раунд явно не судилось играть. Гертруда невольно глянула на Седрика, стоявшего между Перенель и Захарией, – и ей захотелось выбрать именно его. Гертруда огляделась в поисках какого-то предмета. Айдан возвращался к ним с длинными волосами и с букетом чертополоха в руках. Безмолвно вытащив при помощи Акцио один цветок чертополоха у Айдана из рук, она начала аккуратно левитировать его к Седрику, но в последний момент передумала, направила его к Захарии и провела мохнатой головкой цветка по щеке юноши. Тот открыл глаза и посмотрел на неё. Она кивнула, наложила на него Муффлиато, и Захария сказал «Авис». Большая птица – ярко-зелёная с жёлтым – вырвалась из его палочки и стала носиться над ними по кругу, громко крича.
– Открывайте глаза, – сказала Гертруда, сняв Муффлиато с Захарии и подсвечивая плод его чар Лумосом. Все распахнули глаза и уставились на кричащую птицу, в которой Гертруда уже узнала африканского ревуна.
– Это Захария, – быстро произнесла Перенель. – Мы с ним учили ревунов к финальному экзамену по бестиологии.
– Эт хорошо, что ты такая шустрая, а то уже голова разболелась от евойного рёва, – сказала Зореслава. – А ну-ка, Захария, верни нам тишину.
Захария зафинитил ревуна, а Айдан тем временем предстал пред Кристиной во всём великолепии длинных русых волос и криво вплетённого в них чертополоха. Под всеобщее ликование он получил поцелуй от Кристины и присоединился к игре.
– Десять баллов Рейвенкло за отличного ревуна, – сказал он при этом. – Ах да, ты ж уже того, закончил школу.
– Всё равно спасибо, профессор Макфасти, – ответил Захария, с трудом подавляя хохот.
– И это, Гертруда только что использовала чертополох для привлечения внимания того, кому птиц вызывать. Идея хорошая – особенно для тех, кто после вина разучился думать. Держи, Перенель.
Перенель взяла цветок чертополоха и начала новый раунд. Когда все раскрыли глаза, в небе парила огромная огненная птица с длинным хвостом, как у павлина, и с не менее длинным хохолком.
– Борода Мерлина, это ещё что такое? – ужаснулся Тормод.
– Вот так мы и узнали, что это птица – не Макледовово творение, – с укоризной прокомментировала Кристина.
– Да я может того, блефую, – прогремел Тормод.
– Ну, это явно Айдан, – сказала Кристина. – Только цветы в волосах могли вдохновить на такое.
– Вы не угадали, – сказала Перенель, под ликование Тормода и Айдана – Мне придётся наложить штраф.
– Что ж, правила есть правила. Что мне сделать?
– Рассказать нам, что вы больше всего цените в профессоре Макфасти.
От неожиданности все замолкли, а Кристина широко распахнула глаза. Айдан начал было протестовать, но Кристина велела ему принести ей чашу вина и сделать это молча. Когда он вернулся, Кристина осушила чашу, взглянула на кружащую в ночном небе необыкновенную птицу, заливающую всё вокруг волшебным светом, и произнесла:
– Айдан умеет любить так, как любит сама земля. Он поддерживает, когда ты падаешь, и всегда рядом, даже когда ты далеко. И ещё он умеет любить как огонь – и тогда его любовь освещает всё вокруг, как эта диковинная птица. Я не только ценю эту его способность, но и завидую ей.
Айдан уткнулся ей в плечо, и Кристина стала громко жаловаться, что он колет её своим чертополохом, но Гертруда видела, как она сильнее прижала его к себе. Тем временем голос подал Меаллан:
– Это птица Зореславы!
– Ишь ты, угадал. Знал, что ли, что на Руси жар-птицы водятся?
– Про жар-птиц я никаких не знал, но вычислил тебя логическим путём.
– Эй, налейте-ка профессору О’Доновану! Он вычисляет нас логическим путём.
– На нём гейс! – закричали все хором, и Зореслава хлопнула себя по лбу. – Ну, тогда мне налейте, что ли.
Наливать бросились всем, попросив Зореславу не убирать пока жар-птицу, и пить стали все, кроме Меаллана, который подождал, пока все угомонятся и пока птицу всё-таки не зафинитят, и начал новый раунд. Когда Гертруда закрыла глаза, она почувствовала прикосновение чертополоха к щеке и открыла их снова. Меаллан улыбнулся ей и пощекотал слегка чертополохом её подбородок. Показав ему язык, она подождала, пока он наложит Муффлиато и сказала «Авис». Из палочки вылетел золотой сниджет.
– Ну, в этот раз точно Тормод! – выкрикнул Захария и заработал штраф: Меаллан велел ему выкрасить себе волосы в тон его ревуну, чтобы Айдану не было скучно одному с идиотской причёской.
– Это точно Айдан, – сказал Тормод, и тоже получил штраф: Меаллан вошёл во вкус, и Тормод вскоре предстал пред ними с волосами в виде шипящих змей ядовитого розового цвета.
– Уж не Седрик ли нам вызвал эту птицу? – спросила Зореслава, и по выражению лица Меаллана сразу поняла, что ошиблась. – Намёк я твой поняла, сейчас сделаем…
Ей не нужны были заклинания – будучи метаморфом, она могла поменять свою внешность как угодно. И вот её буйные кудри цвета вороного крыла заголубели и стали скручиваться во множество мелких косичек. При этом она сделала такое выражение лица, что все не выдержали и прыснули со смеху. И только Седрик, едва улыбаясь, сказал:
– Гертруда.
– Ну что ж ты так, Седрик? Зачем угадал так быстро? Мы не всех ещё преобразили!
– Ничего, успеем ещё, – сказал Седрик и начал раунд.
Пока Гертруда ждала команды открыть глаза, она слыхала, как Седрик тихо смеётся, и происходит какая-то возня. Наконец он велел открывать глаза – все тут же уставились на небо, но там никого не было. Седрик, продолжая посмеиваться, упрекнул их в невнимательности. Наконец-то игроки догадались посмотреть на землю, где прогуливался исключительно высокомерного вида петух.
– Кристина! – закричала Перенель, и, получив штраф, тут же добавила, – Я специально: я тоже хочу новую причёску. Седрик – на твоё усмотрение.
Седрик навел на неё палочку и сказал «Колоратус», перекрашивая её светлые локоны в лавандовый цвет. Затем он склонил голову набок и добавил Вингардиум Левиоса. Волосы Перенель начали невесомо парить над её головой.
– Красиво, – с одобрением сказала Зореслава, тряхнув голубыми косичками.
– Цель штрафов – карать, а не украшать! – строго сказала Кристина. – Вот снять бы баллов с Гриффиндора!
– Прошу прощения, – промолвил Седрик и произнёс «Авис». В расплывающихся во все стороны волосах Перенель тут же запуталось несколько выпрыгунчиков.
– Ой. Мою идею украли! – сказал Айдан. – Что теперь загадывать?
– Бывают не только магические птицы, дорогой. Одна из них – перед тобой. Угадай, чья она.
– Сама угадай.
– Уже угадала – Тормода!
– Верно! Как это ты догадалась? – спросил Тормод, шипя змеями на голове.
– Кому, как не тебе, возвращать нас на грешную землю? Что ж, я опять вожу.
Когда Гертруда снова открыла глаза, в воздухе кружились два феникса: один сине-зелёный, а другой – жёлто-красный. Они были не совсем обычной формы, но при этом узнаваемые фениксы. Две птицы приближались и отдалялись, словно танцуя, и порой издавали звуки, похожие на перезвон колокольчика. Все завороженно молчали, глядя на эту пару, а Гертруда перевела взгляд на Седрика. Он тоже посмотрел на неё и едва заметно улыбнулся.
– Это китайские фениксы, – прозвучал уверенный голос Перенель. – Кажется, Луань-няо и Фэн-хуан называются, так ведь, Седрик? Твои ведь птички?
– Мои, Нель.
– Нет, ну я отказываюсь играть с Рейвенкло, – простонал Айдан. – Это вредно для чувства собственного достоинства.
И пока все перешучивались, и перебранивались, и наливали ещё вина, и спорили про систему штрафов, и выпутывали выпрыгунчиков из волос Перенель, и орали, наткнувшись на петуха Тормода, которого забыли зафинитить, и смеялись, когда прилетела Тиффани и тут же отправилась ластиться к Меаллану, и снова наливали, Гертруда тихо ускользнула от них и переместилась на берег озера. Там она погрузилась в свои мысли, и долго смотрела, как над полностью покрытой зелёным пустошью её внутреннего ландшафта летали два феникса, и слушала, как эхо несло по холмам отзвуки серебристых колокольчиков. Прекрасно помня, что ментальной связи с Седриком у неё нет, она всё равно совершила привычное умственное усилие, наработанное за период ученичества Этьена, и протянула к Седрику нить мысленного разговора: «Твои фениксы такие красивые». И чуть не вскрикнула от неожиданности, когда услышала в голове его голос: «Спасибо. Я их вызвал для вас». Успокоившись немного и убедившись, насколько было возможно, что она не спит и не бредит, Гертруда попробовала ещё раз. По мысленной дороге покатился к Седрику вопрос: «Ты меня слышишь? Как это вышло?» Ответа долго не было, но потом его голос зазвучал снова: «То есть, вы хотите сказать, что я и правда сейчас разговариваю с вами мысленно, а не просто напился и галлюцинирую?» Гертруда немедленно ответила ему на это: «Либо мы галлюцинируем оба, либо между нами всё-таки возникла ментальная связь». «Интересно, почему?» спросил Седрик. «Видимо, ночь Самайна сыграла роль. И ещё какой-то фактор». Седрик ответил: «Ставлю всё-таки на сорт винограда». И добавил: «Вы… скоро вернётесь? Тут уже начинают беспокоиться».
Гертруда с сожалением оторвалась от созерцания фениксов и выскользнула из внутреннего ландшафта. Над внешним ландшафтом тем временем утих ветер, и убывающая луна выплыла из-за туч, освещая озеро, где танцевали русалки. «Скоро», передала она Седрику мысленно, наслаждаясь процессом ментального разговора. «Тут русалки танцуют – посмотрю и вернусь». В ответ она услышала: «Тут тоже сейчас затанцуют. В пятый раз за сегодня. Возвращайтесь». Улыбающийся голос, подумала Гертруда. Как может голос улыбаться? Наверное, действительно всё дело в сорте винограда.
[1] Блудер (blooder) – раннее название бладжеров.
========== Глава десятая ==========
Из легендарной книги «Как стать великим магом»
Отрывок из главы «Урок боевой магии: Боггарт»
– Радость и светлая сторона души могут стать ключом к ларцу с вашими скрытыми талантами. Но не менее важны и наши Тени. Поэтому сейчас я хочу познакомиться с вашими страхами. Для такого случая я поймала боггарта, как вы его называете. В наших краях мы зовём его «бабай».
Яга присвистнула и поманила рукой свою избушку. Она поднялась, сделала несколько шагов по направлению к центру поляны и снова села. Теперь дверь оказалась почти на уровне с землёй.
– Вообще-то прогнать его можно довольно просто и без заклинания Риддикулус. Надо плюнуть по дуге противосолонь и сказать древнее магическое слово «Пшолты!» Попробуйте.
Августа подняла руку и спросила:
– Как надо плюнуть, простите?
Яга вздохнула:
– То есть вас не учили плевать по дуге противосолонь? Ну, скажем, через левое плечо, – объяснила она и продемонстрировала. – Пробуйте!
Вокруг Макгаффина сразу образовалось пустое место. Студенты стали пробовать произвести убедительный плевок по указанной траектории, и через несколько минут профессор Яга громко хлопнула в ладони.
– Довольно! Вы меня убедили: будем упражняться в классическом Риддикулусе.
Ида Макгаффин, ноябрь 1347 года
В Хогсмиде мы живём уже три недели. Домик, в котором мы поселились, находится в конце боковой улочки и совсем рядом с озером – мама постоянно волнуется, что Саймон нарвётся на келпи или другое водяное чудище. Я успокаиваю её, напоминая, что я всё время рядом с ним и к воде не подпущу, и думаю про себя, что если Саймону захочется нарваться на неприятности, то он это сделает, в каком бы месте Хогсмида он ни жил.
Сам же Саймон в восторге от Хогсмида. Кажется, он уже запомнил имена всех его обитателей, а также изучил их привычки и причуды. Дня не проходит, чтобы он не оббежал все лавки на Главной улице и площади и не засунул свой нос в дела каждого волшебника. Хорошо, что тут заранее всех предупредили о его особенностях, заручившись согласием жителей Хогсмида держать глаз востро. Конечно, не всем это пришлось по душе, но поскольку мэр Хогсмида, Хамфри Дэрвиш, собрав горожан перед ратушей, зачитал обращение, подписанное самой Кристиной Кэррик, то деваться им некуда. Саймон пока ничего не понимает, но мне ужасно неловко порой под острыми взглядами продавцов в лавках и других местных жителей. Все они словно спрашивают – что такого особенного в этой семье, что все должны трястись над мальчонкой, из которого чары так и рвутся. Мне становится гораздо легче, когда рядом Эли – он посещает нас часто: с тех пор, как мы переехали, ему даже разрешили наведываться в Хогсмид посреди недели, тогда как другие ученики Хогвартса могут являться сюда только на выходных. И с Эйриан мы наконец-то познакомились. Когда они приходят вдвоём с Эли, такие взрослые и серьёзные в своих тёмных хогвартских мантиях с гербами их Домов, мне кажется, что я – не старше Саймона. Тогда я напоминаю себе, что я «сестрёнка Эли» – как знать, может, и мне доведётся надеть такую мантию? Но и по Кардроне скучаю, и по отцу, и особенно по бабке.
– Пойдём же, Ида! Пора бежать! – скулит Саймон и тянет меня за рукав.
– Куда пора бежать?
– Ну, ты что? В лавку Хэмиша!
– Какого из Хэмишей? – уточняю я. В Хогсмиде несколько торговцев по имени «Хэмиш», и я не могу сообразить, который из них так срочно понадобился Саймону.
– Ну что ты такая глупенькая? Хэмиш, который продаёт мётлы! – Саймон уже научился произносить «ш», но когда он говорит быстро, порой выходит «Хэмис». – Сегодня же к нему прилетает сам Боумен Райт! С новой партией мётел! Может, и золотой снитч привезёт!
Вон оно что! И как Саймону удаётся всё это упомнить? Совсем недавно он понятия не имел ни про лавку мётел, ни про Боумена Райта, первого в Британии мастера, ни про недавно изобретённый им золотой снитч, четвёртый мяч для квиддича. А нынче он лопочет об этом всём, будто бы родился на квиддичном поле. И я с ним заодно – мне-то уж что до мячей и мётел?
Я гляжу в окно и вижу, как первые снежинки начинают кружиться над озером. Ноябрь принёс похолодания, а сегодня в воздухе уже и вовсе пахнет зимой. Мама занята стряпней, и маленький домик быстро наполняется приятными запахами. Выходить не хочется, но Саймон в нетерпении притоптывает на месте, и мама смотрит на меня почти умоляюще. Что ж, раз уж дома удержать братца никак не получится, значит, нужно хоть одеть его потеплее.
– Ну-ка, иди ко мне. Ты знаешь, что Боумен Райт всегда тепло одевается, когда вылетает на метле на улицу?
Пройдя полностью длинную узкую улочку от нашего домика до пересечения с Главной, мы сворачиваем налево. Из трубы дома целителя Джона Броуди вьётся струя сизого дыма. «Это же он варит перечную настойку, как собирался», сообщает мне Саймон. Здороваемся с Сьюзан Фергюссон, которая содержит таверну. Она с дочкой Полли явно возвращается с рыночной площади: обе нагружены снедью в корзинах. Полли подмигивает мне – мы с ней уже успели подружиться, и она даже поделилась страшной тайной: что влюблена в их постояльца, француза по имени Седрик, так что, как только ей придёт письмо из Хогвартса и купят палочку, она сварит приворотное зелье. Саймон тем временем тянет меня к площади: ярморочный полдень уже минул, и последние покупатели расходятся от опустевших лотков с едой. Зато лавки тут будут торговать, как обычно, допоздна. Едва успевая здороваться со встречными, я залетаю вслед за неугомонным Саймоном в заведение Хэмиша Макдугала.
– Здравствуй, Саймон, здравствуй, Ида, – расплывается в улыбке господин Макдугал, но палочку при этом держит наготове. – А господина Райта вы не застали – был он тут да сплыл. Зато какие мётлы привёз – загляденье просто!
В глазах у Саймона появляются слёзы, и, заметив это, Макдугал начинает суетиться и показывать ему на мётлах клеймо Райта и нести всякую околесицу про квиддич. Конечно же, тут же переходит на рассказы про своего сына Алана – тот нынче учится в Хогвартсе и играет в команде Хаффлпаффа по квиддичу за ловца. Саймон постепенно успокаивается и спрашивает про золотой снитч.
– Так уж и быть, покажу тебе его. Только ты уж успокойся и сядь вот сюда, в уголочек, рядом с сестрой, – говорит торговец мётлами и поглядывает на меня.
Ловя его намёк, я вытаскиваю флакон с умиротворяющим зельем и даю Саймону выпить пару глотков. Он морщится, но покорно пьёт – ради золотого снитча он готов на всё. Макдугал устанавливает Репелло, открывает маленькую шкатулку, и сияющий мячик с крылышками вылетает из него и начинает кружиться по комнате. Саймон радостно хлопает в ладоши – зелье делает своё дело: для него это очень спокойная реакция на такое чудо. Представление заканчивается, когда в лавку заходят покупатели: Макдугал вежливо, но настойчиво выставляет нас с братом на улицу.
Площадь за это время уже опустела, зато появились Роджер и Роберт Фоксы, приятели Саймона. На площади расположена шикарная лавка мадам Амели, торгующей одеждой – преимущественно мантиями и плащами для особых случаев, а за углом, за непонятным мне заведением мадам Натали, находится лавка с одеждой попроще – там Гарри Фокс, отец Роджера и Роберта, торгует рубахами да плащами на все случаи жизни. Саймон восторженно рассказывает братьям по виденное им только что золотое чудо, а они тянут его к лавке Урсулы фон Бельц, торгующей перьями и чернилами. Фрау Урсула, кричат они, как раз спекла претцели – запах на всю Главную улицу, побежали! И она обязательно угостит, она же добрая. Еле поспеваю за ними.
Лавка фрау Урсулы стоит на углу Главной и улочки, на которой расположена «Кабанья голова» (куда мама не велит нам ходить). Запах от её кренделей-претцелей и правда весьма соблазнительный, и привлекает явно не только детей. Вон уже и кузнец Шон Смит выглядывает из своей мастерской, принюхивается и направляется туда же, куда и мы, вытирая руки о грязноватый рабочий фартук. Двери у фрау Урсулы гостеприимно распахнуты – мальчишки забегают туда, не долго думая, а потом заходит и господин Смит, а за ним следом и я. Хозяйка в строгом чепце выглядит слегка грозно, особенно когда начинает говорить со своим странным акцентом, но при этом она всех угощает и церемонно расспрашивает каждого про здоровье и дела. Я разглядываю перья и чернила в разноцветных склянках, поражаясь в который раз их разнообразию. Крендели у неё вкуснющие, и все их самозабвенно жуют, пока фрау Урсула педантично убирает падающие на пол крошки при помощи Эванеско. Оба взрослых поглядывают на Саймона.
После этой лавки мальчишки решают зайти в соседний дом, где Барти Грин торгует разнообразными питомцами. Я бы с бóльшим удовольствием прошлась чуть дальше по Главной и заглянула в лавку Хэмиша О’Брайана, где продается всё для зельеваренья. Там меня так и притягивают к себе ряды всевозможных склянок, пучков засушенных трав, мешочков и коробочек, аккуратно и подробно подписанных: что за ингредиент, откуда, когда собран или добыт. Хозяин приветлив и немного стеснителен: всегда мурлычет себе под нос песни, а в котле у него вечно что-то кипит – и я люблю угадывать, какое зелье он варит сегодня. Но для малышей, конечно, лавка с питомцами гораздо интереснее, и вот они уже бегут туда, кроша по дороге остатками кренделей. Благодарю фрау Урсулу и спешу за ними, оставляя её наедине с господином Смитом.
Запах в лавке с животными сразу бьёт в нос, не говоря уже о шуме: кто-то тут постоянно то ухает, то рычит, то шипит, то храпит. Храпит как раз хозяин лавки, откинувшись на спинку кресла-качалки, а в руках у него – урчащий клубкопух. Я громко приветствую господина Грина – мальчишки уже чуть ли не пальцы просовывают в клетки с яркоползами. Хозяин лавки просыпается и хмурится: мало того, что разбудили, так ещё и следи теперь за напастью в лице Саймона. Я пытаюсь заставить братца выпить ещё глоток зелья, но он наотрез отказывается. Господин Грин даёт ему подержать клубкопуха – из пасти зверька высовывается длинный розовый язычок и ловко слизывает крошки с одежды Саймона. Роберт и Роджер тут же подходят ближе, подставляя себя клубкопуху, и тот оправдывает их ожидания, вытягивая также какой-то хлам из карманов, к которому я стараюсь не присматриваться. Роберт и Роджер – погодки, и старшему из них, Робу, уже восемь, и он считает, что в Хогвартс он пойдёт если не сегодня, так уж завтра точно. Так что нынче он «выбирает» себе питомца – вот, например, такого славного крупа. Пёс, дремавший до этого, открывает янтарные глаза и внимательно смотрит на Роба, а затем начинает дружелюбно хлестать раздвоенным хвостом. Вся троица бросается его гладить. Но когда я подхожу поближе, круп начинает рычать. Хозяин лавки объясняет, что это порода выведена слегка зазнавшимися чистокровными волшебниками, и отсутствие магии в ком-то крупы воспринимают враждебно. Я вздыхаю и отхожу подальше.
Господин Грин тем временем расходится, описывая разных зверей, и даже упоминает, что ему недавно привезли крылатого коня.
– Гнедой красавец, а крылья – что твой аквамарин: огонь, а не конь! Продавать жалко – да только уход за ним больно дорог: придётся отдать, как только покупатель найдётся.
Мальчишки начинают умолять его показать им коня – ну хоть одним глазком. За домом Барти Грина расположены конюшни – одна принадлежит кузнецу Смиту, и там обычные лошади, а вторая часто принимает магических животных. Когда-то вместе с Эли мы ходили туда взглянуть на гиппогрифа.
– Да смотрите – отчего ж нет? Там защита стоит: вреда не причините ни вы лошадке, ни она – вам. Через щёлки в двери и разглядите: там их предостаточно.
Я прошу его сходить с нами, на всякий случай, но господин Грин ждёт важных покупателей и отлучиться никак не может.
– Да не волнуйся – всё будет отлично. Говорю ж, защита там.
А Роджер с Робом уже выбегают через заднюю дверь на двор, и Саймон с радостным криком спешит за ними. Мне остаётся только догонять. Обычную конюшню, откуда доносится фырканье и ржание, они оббегают справа, чтобы не увязнуть в неистребимой луже с роскошной грязью, хлюпающей между двумя сараями в любую погоду и норовящей забраться в пустующие нынче собачьи будки. Дети пропадают из моего поля зрения. Когда же я настигаю их, они уже приклеились к щелям в двери конюшни слева и испускают восхищённые вздохи. Мне и самой становится любопытно: я нахожу ещё одну щель между досками, из которых сколочена грубая дверь, и заглядываю внутрь. Лоснящийся конь каштанового цвета перетаптывается с ноги на ногу, а потом, под радостные крики мальчишек, расправляет огромные крылья и поднимается на задние ноги. Я представляю себе, каково это, – полетать на таком. Перед мысленным взором появляются холмы вокруг Кардроны и изгиб быстро текущего Твида, а затем – голубоватые силуэты далёких гор. Вот так вскочить на коня и взмыть вверх, облететь по кругу Кардрону, а затем – на восток, минуя знаменитые Эйлдонские холмы, добраться до Северного моря… Я отрываюсь от щели и смотрю на небо: снежинки уже не падают, но туч всё больше, и выглядят они зловеще. Несмотря на то, что ещё день, вокруг уже сгущается серость сумерек. И тогда я замечаю, что у двери остался только Роджер, а Роберта и Саймона – уже нет.
