Текст книги "Год после чумы (СИ)"
Автор книги: Linda Lotiel
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 40 страниц)
Седрик с раздражением слушал болтовню Роула, одновременно радуясь, что патронус Гертруды не появился, и переживая – а вдруг она вовсе не ответит? Машинально он потянулся рукой к книге Бэкона, лежащей на низком столике. Слишком поздно он заметил на себе странный взгляд Роула, а когда его пальцы коснулись серого переплёта, библиотека дёрнулась и исчезла. Он уже выхватывал палочки, оказавшись в незнакомом ему помещении – чьей-то спальне – но, увы, к его появлению тут явно были готовы. Он услышал «Ступефай» и, перед тем, как потерять сознание, успел заметить появление серебристой саламандры. Но посланных ему Гертрудой слов он уже не разобрал.
Гертруда Госхок, день
Ощутив, наконец, голод, Гертруда спустилась к кухням и попросила у домовиков хлеба с сыром и яблок. Выйдя во внутренний дворик и развернув собранный эльфами свёрток, она чуть не разрыдалась при виде буханки-кокита с гербом школы. Так и сидела с ним в руках на каменной скамье с горгульями, не в силах ничего есть.
– Что там, таракана запекли? – поинтересовалась левая горгулья.
– Тараканы в совятне больно хороши, – доверительным тоном сообщила правая, – если этого в подземельях поймали – лучше не ешьте. Совершенно не те ощущения.
Гертруда вздохнула, поблагодарила горгулью за ценный совет и, спрятав еду в сумку, отправилась обратно в замок. По дороге она послала патронус Этьену и, узнав, что он выполняет самостоятельную работу в кабинете по трансфигурации, направилась туда. Не теряя времени, она показала Этьену письмо Кристины – тот присвистнул и переписал себе слово в слово пророчество Иды.
– Если будут идеи, сообщай мне сразу, Этьен.
– Тогда предлагаю сделать вибросвиток – так будет удобнее делиться идеями в течение дня.
– Отличная мысль – давай.
Они сделали копию чистого свитка и наложили на неё Протео, после чего Этьен спрятал оригинал и вернулся к своей трансфигурации. Гертруда положила в сумку копию и направилась было к парадной лестнице, но потом передумала и свернула в противоположную сторону. Одна мысль не давала ей покоя уже несколько дней, и раз уж она оказалась совсем рядом…
В этот раз портрет Томаса Лермонта не спал – его цепкий взгляд сразу метнулся к Гертруде, когда она подошла к чему.
– Приветствую, – произнёс мелодичный голос. – Неужели ко мне? Что-то я популярен в последнее время.
– День добрый. А кто ещё приходил? Кроме Элиезера?
– Элиезер заходит частенько, а разок привёл и сестру свою, Иду. Этьен де Шатофор захаживал. А ты…
– Гертруда Госхок.
– Вот оно что. Наслышан. Тоже про Кубок услышать желаешь?
– Про Кубок, безусловно, тоже – но я могу узнать у Эли и Этьена то, что ты им рассказал. Сейчас у меня другой вопрос.
– Я весь внимание.
Гертруда сделала глубокий вдох.
– Элиезер пересказал мне историю вашей любви с Эльвирой.
– О да, это была огненная любовь. Хочешь услышать про неё из первых уст?
– Мне скорее интересно… Из-за чего вы стали ссориться?
Томас на портрете прислонился спиной к ясеню и слегка прикрыл глаза.
– Тебя, видать, обидел пламенный возлюбленный, раз такие вопросы задаёшь?
Гертруда кивнула в ответ.
– Это бывает. Что ж, поведаю тебе кое-что – не совсем про нас с Эльвирой. Точнее, не только про нас. Не мы же с ней изобрели ссоры влюблённых, в конце концов. Мы лишь достигли в них завидных высот. Огненные маги стремятся превзойти иных в своих достижениях – тебе так не кажется?
– Возможно, – пожала плечами Гертруда, которую раздражал тон Томаса. Она уже начала жалеть, что завела этот разговор.
– Когда в тебе пламя, ты легко можешь обидеть других, – продолжал он, и речь его становилась всё напористее. – Женщины влекут тебя, особенно когда в них есть огонь и талант и желание создавать миры – ты, судя по всему, как раз из таких. Но стоит твоей женщине чем-то увлечься, стоит тебе лишь заподозрить, что она не додаёт тебе душевного жара… и всё, пиши-пропало. Тебя охватывает одно желание – покорить. Забрать всё себе. Не дать ей ни малейшего шанса распыляться. Да, ты хочешь служить ей – своей королеве Фейри, подчиняться её воле, но лишь при условии – и в этом вся суть – при условии, что она будет желать того, что ты сам желаешь. Ты ждёшь, что она прикажет тебе, по сути, повелевать ею!
– Ужасно, – прошептала Гертруда.
– Да, ужасно – а я и не говорю, что это хорошо, – голос его теперь звучал пронзительней утренней волынки. – Просто я, Правдивый Томас, рассказываю тебе, как это бывает. Когда это чувство охватывает – сопротивляться ему невозможно. Пусть ты и видишь, как задыхается и гибнет любовь. А если женщина ещё начинает указывать тебе на твои ошибки…
– Можно подумать, мужчины не указывают на ошибки.
– А я и не говорю, что только мужчина может пасть в пучину этой пагубной страсти. Может и женщина. Может и мужчина, который любит другого мужчину – я видал таких. И, кстати, предсказал, что такой родится снова и оставит память о себе в веках. Но память – это одно, а твоя собственная жизнь – совсем другое. Так что, ежели ты попалась такому пламенному любовнику – лучше спасайся, пусть и лишишь сочинителей драматического сюжета!
Гертруда лишь вздохнула в ответ – его слова задели что-то в ней. Нестерпимо хотелось помириться с Седриком – но что, если Томас прав, и что ей скорее нужно спасаться, пока есть возможность? А фраза про сюжет тут же напомнила ей о Моргане. Не плетёт ли она сеть вокруг неё, Гертруды, – ради своего собственного удовольствия?
– Знавал одного я пламенного итальянца, – продолжал Томас, чуть приглушая голос. – Во время странствий я познакомился с ним в Венеции. Вот уж был затейник: создал себе хоркруксы с одной лишь целью – не оставлять в покое юную жену, которую боготворил, ежели он умрёт первым. Три раза возвращался он к ней, приходящей всё в больший ужас, с того света – мол, отчего не ждёшь, почему не рада? Ну, к третьему-то разу она уже ждала: разобралась, что к чему и кто ему помогает, да устроила горячую встречу. Это я к тому, что такие безумцы с огнём в глазах на выдумку хитры. Достанут тебя порой и с того света. Вроде магглов, которые пишут завещания, – мол, без гроша жену оставлю, если снова замуж выйдет.
Мысли Гертруды заскакали от Морганы к Берне – к хоркруксам – к Ричарду. «Моё наказание догонит тебя, где бы ты ни была и что бы ни делала, дорогая. Ты это знаешь», вспомнила она слова портрета Ричарда. Мог ли он… оставить хоркрукс? Мысль была настолько отвратительной, что она вызвала головокружение и тошноту. Возьми себя в руки, крикнул Профессор, ведь это только предположение, основанное скорее на страхах, чем на фактах. Есть хоть один факт, подтверждающий такую возможность? Надо узнать у Морганы, почему она послала Берну читать про хоркруксы, сказала Молния.
– Вижу, что задел за живое, – сказал ей портрет. – Ты не спеши с выводами только. Это вечное моё проклятье – говорю людям правду, а они её так криво воспринимают – просто всё равно, что соврал. Может, он и не такой вовсе, возлюбленный твой. Может, уже спешит извиниться за содеянное и усыпать лепестками твой путь.
– Возлюбленный, может быть, и не такой, – тихо проговорила Гертруда. – Но вот покойный муж…
– Что, ещё и муж покойный отличился? Где ты их берёшь таких?
– Сама не знаю, – невесело усмехнулась Гертруда. – Притягиваю я их, видимо.
– Тогда, может, стоит по сторонам оглядеться и притянуть кого-нибудь поспокойнее?
– Мне сейчас только не хватало притянуть ещё кого-нибудь! Что ж, спасибо тебе, Томас, за разговор, – и добавила немного погодя. – Мне нужно навестить сегодня ещё одну легенду. Моргану.
– Поосторожнее там с ней. Она тоже не сахар.
– А кто сахар, Томас?
Тот развёл руками.
– Уж не знаю. Не те, кто легендами становятся, – это я тебе точно говорю. Кстати, прежде чем умрёшь и станешь легендой, похлопочи, чтобы твой портрет появился где-то тут поблизости. Всегда приятно скрасить вечерок разговором о тяготах пламенной любви.
– Спасибо, Томас. Я постараюсь. А сейчас мне пора.
Ощущая странное возбуждение, она добралась до лестницы, но спускаться по ней сил не было, поэтому она отыскала в сумке обломок пера и превратила его в портоключ, используя буковую палочку. Надо отметить, что руну силы Седрик наложил отменно, и витальности на Портус она потратила совсем мало. Перемещение, однако, прошло хуже, чем обычно, и Профессор внутри взревел, что надо, наконец, поесть. Да поем я, огрызнулась Гертруда, подходя к водопаду и зачерпывая в ладони воду, чтобы утолить жажду. Сразу после пещеры Морганы! Сегодня нужно обязательно попасть на послеобеденный совет в Гринграсский замок – Магенильда очень настаивала, продолжал Профессор. Да знаю я, но, если Ричард таки оставил хоркрукс, и его собираются возродить (Кто? Зачем? – вопросы возникали, словно хорклампы после дождя), то действовать нужно как можно быстрее. В любом случае, время до совета ещё есть. Ветер принёс запах цветущей черемухи, и сердце заныло – что сейчас делает Седрик? Она ощущала, что он находится уже дальше, чем утром. Скорее всего – в Гринграсском замке. Отправляйся туда прямо сейчас, шепнула ей Руди. Ну её, эту Моргану. И с Ричардом разберёмся, ежели вдруг пожалует с того света. Гертруда тряхнула головой, заставив всех внутри замолчать, и стала пробираться за стену воды.
Сенсибилитас, необходимый для преодоления грота искривлённого пространства, она наложила тоже буковой палочкой, ощущая, как постепенно пустеет её внутренняя можжевеловая чаша. Хватит ли на обратный путь или придётся пить укрепляющее? Благо, им она запаслась – как и зельем памяти, в этот раз адресным. Айлин, помня о разговоре в сентябре, сама спросила, не пригодится ли Гертруде такое зелье, и она поспешила воспользоваться её стремлением помочь. Как она его сможет применить – Мерлин только знает, но если её противник – Ричард, то оружие против него стоит искать именно в глубинах памяти. Куда, конечно, совершенно не хочется соваться – как и в пещеру Морганы, если быть честной. Гертруда терпеть не могла пещеры и подземелья. И поэтому мы сейчас тут, в пещере, под Сенсибилитасом, ощущая всю полноту удушающей тяжести этих стен, со вздохом отметил Профессор.
Чары всё ещё держались, когда Гертруда прошла длинный грот с текущим по его дну ручьем и добралась до фонтана, где он брал начало. Шёпот его струй наполнил её новым ощущением жажды – не такой, какую она недавно утолила, а иной – непонятной, символической. Интересно, можно ли метафоризировать Агваменти так, чтобы удовлетворить символическую жажду, подумала она, и мысли завертелись пойманным в ловушку зверем вокруг Седрика и его идей, и его желаний, и их недописанного трактата, и их несложившегося Белтайна. Символическую жажду удовлетворяют после реального голода, начал было упрекать её Профессор, но тут его заглушили перекаты гулкого эха, на крыльях которого до Гертруды долетел голос Морганы.
– Подумать только, кто меня удостоил визитом. Милости прошу, профессор Госхок.
– Приветствую, Моргана. Я пришла поговорить про Берну Макмиллан.
Берна Макмиллан, день – вечер
Перед тем, как войти в Рощу Фей, ученикам велели побрызгать друг друга доксицидным зельем и набрать мокриц на тот случай, если на сломанных бурей ветках найдутся ветвяники. Доксицид шестиклассники варили на минувшей неделе, так что они стали наперебой хвастаться своими формулами. Поскольку все слова в них должны были начинаться на «д», складываясь при этом в осмысленную фразу про докси, адресный вариант могли приготовить всего несколько учеников – например, Дуглас Маккормак из Гриффиндора. Вот он и кричал сейчас громче всех:
– Дерзкому Дугласу докси друзья!
Остальные же традиционно сочиняли про некоего «Дадли», который давно стал героем доксицидного фольклора. Ученика с таким именем в Хогварсте никогда не бывало, даже на памяти сэра Робина и его музыкантов, самых древних призраков замка. Но его подвиги воспевались в каждой новой формуле. Почти каждой, уточнила про себя Берна. Исключительно из чувства противоречия она сочинила в этот раз формулу не про Дадли: «Душа дубравы дарует докси дивные дрёмы». Она вспомнила, как профессор О’Донован похвалил её зелье, а она угрюмо промолчала в ответ, не поднимая глаз на его бритое лицо.
– Душка-Дадли доигрался: докси дикому достался, – похвасталась своей формулой Камилла Паркинсон, и слизеринцы-пятиклассники одобрительно захлопали.
– Джигу докси доплясал, Дадли докси докусал, – выпалил Эльвендорк Макфейл, вызвав пару слабых возгласов одобрения у хаффлпаффцев и гриффиндорцев.
– Кто кого покусал, простите? – ядовито уточнила Камилла, и Эльвендорк тут же стушевался.
– А у Мэгги формула – с кеннингами, – сказала Айлин, отвлекая внимание толпы от Эльвендорка. – Как там оно было, Мэгги?
– Докси дум дремучих долетел до дверей доверия дорогой дракона, – произнесла Мэгги, задумчиво наклоняя голову набок. После того, как Мэгги начала учить норвежский, уже весь шестой курс знал, что такое «кеннинг».
– Э-э, а это точно осмысленная фраза? – спросила Камилла, изображая на лице крайнюю озадаченность.
– Да уж осмысленнее твоей будет, – громко сказала Берна, и Камилла с Мэгги глянули на неё поражённо.
– Если все уже доксицидом облились, то приступайте к сбору мокриц, – послышался жизнерадостный голос профессора Спор, – вот тут под камнями их должно быть много.
Берна глянула краем глаза на преподавательницу гербологии, отметив уже в который раз, что та пребывает в приподнятом настроении в последнее время. Что это с ней происходит? Профессор Макфасти, напротив, был сегодня напряжён и немногословен – стоял в стороне со своим псом, тоже на удивление притихшим, и ждал, пока все приготовятся к походу. Дороти Рассел подбежала к нему – видимо, уточнить что-то, и он выдал краткий ответ, даже не поднимая глаз. Берна, мысленно пожав плечами, перевернула краем башмака камень и брезгливо глянула на копошащихся под ним мокриц. Когда она со вздохом протянула к ним руку, на неё упала чья-то тень. Берна подняла голову и увидала Мэгги.
– А ты правда поняла мою формулу, Берна? – спросила она, ловко загоняя мокриц в склянку при помощи уточнённого Репелло.
– А что там сложного? – ответила Берна, принимаясь за мокриц и собирая их медленно и методично, чтобы потянуть время.
– Ну, не знаю, – протянула Мэгги. – Этьен, например, не всегда может раскусить мои кеннинги.
Берна стала лихорадочно перебирать варианты. Докси дум дремучих, воистину.
– Ну, думы всегда дремучие, а когда среди них докси – это мысль, которая тебе не даёт покоя, – сказала она, наконец. – Навязчивая идея – в духе, если ты её тщательно не продумаешь, покусает и ядом наполнит. Двери доверия – дружба, наверное. А если туда летишь дорогой дракона – значит, сердишься на кого-то, бесишься, но всё-таки летишь к нему. В общем, выходит так: если тебе приспичило подружиться с кем-то, к кому тебя тянет, то перебесишься, побрыкаешься и подружишься, наконец.
Когда она всё это выдала, она замерла, осознав, как может воспринять это Мэгги. Леди Берна внутри медленно и подчёркнуто захлопала в ладоши. Мэгги же почесала затылок, а потом сказала.
– Дааа… Вот это нам Моргана мозги переехала.
– И не говори, – ответила Берна, испытав мгновенное облегчение.
– Этот самый древний закон учеников должен включать и пункт защиты от наставника. То есть, если он начинает зарываться, ученики объединяют усилия и возвращают его в нужное русло.
– Ты полагаешь, Моргана делает что-то не так?
– Да вроде бы нет, но всё же нам надо быть с ней начеку.
– Согласна.
Они обе замолчали, закупоривая склянки с мокрицами, а Мартин Фитцпатрик тем временем подозвал их, чтобы включить в свою группу по уборке Рощи – ему досталась восточная её часть. Заходя в Рощу, Берна невольно издала возглас восхищения – полог леса был покрыт сплошным ковром синих пролесок. Мартин перекрашивал подлетающих к ним фей в синий (ультрамарин, нота «до» второй октавы, прошептала Берна), и они с самодовольным видом зависали над тропинкой, вибрируя прозрачными крыльями и ловя ими солнечные блики. Берна поколебалась с минуту, а потом пошла рядом с Мэгги.
– Расскажи мне про загадку Морганы – которую вы разгадали с Августой и Этьеном год назад, – попросила она, решив, что пора уже лететь к дверям доверия. На всякий случай она сказала Муффлиато. – Августа сказала, что она была связана со временем?
– Ну да. Эта загадка меня и подтолкнула вложить в Конфигурацию цель узнать секреты времени. Моргане-то его тайны известны, но она свои знания только на свой грот и на загадки пускает. А я хочу придумать способ, который смогут волшебники использовать – когда позарез нужно вернуться в прошлое и там что-то исправить.
– Ничего себе! Это не опасно?
– Ну, вот я и думаю над тем, как бы это провернуть, так чтобы толк был, а не ещё больше неприятностей. А загадка Морганы была такая: написать три раза слово «время», не повторив не единого знака. И давала она на это считанные секунды – мы одновременно должны были писать. Хоть позволила это обсудить сначала, на что дала немного времени: эдакие увесистые песочные часы, а внутри песчинок – низл наплакал. До сих пор мне снятся.
Они добрались до первого завала и принялись его разбирать, проверяя сначала, нет ли в буреломе ветвяников. Хизер Макфасти обнаружила на поваленной осине гнездо сниджета, в котором уцелело пару яиц, и убежала с ним к дяде. Скармливая попавшемуся ей ветвянику с длинными цепкими пальцами мокриц, Берна думала про слово «время». Кроме английского варианта она также вспомнила латинское «tempus» и французское «le temps» – и, как назло, во всех трёх встречались одинаковые знаки. Ну вот, я же говорю, сказала она всем своим ипостасям: непременно надо учить другие языки.
– Так что же вы написали тогда? – спросила она у Мэгги, когда группа во главе с Мартином справилась с завалом и двинулась дальше.
– «Время» на английском, а ещё его же – но гоблинскими рунами и письменами эльфов-домовиков.
– Откуда вы их знаете?
– Письмена гоблинов можно выучить на факультативе у профессора Малдуна – тот какие только языки и письмена не знает! Но Этьен их сам освоил, без всякого факультатива, – нашёл как-то поеденный крысами свиток с гоблинскими рунами и расшифровал его для собственного удовольствия. А уж когда он стал хранителем Кубка Огня, то и язык гоблинов выучил: наверное, не мог вынести перед глазами надпись, которую не понимает. А писать эльфийскими буквами Августа научилась у своего домовика Трембли. Ну, я их тоже немного знала – мне всегда нравилось, как они выглядят. А уж после майских событий я выучила и эльфийские, и гоблинские. Ходили с Августой на факультатив в первом семестре.
– Ну всё, я иду записываться на следующий год к Малдуну, – проговорила Берна вполголоса.
– Но это была самая лёгкая часть задания, вообще-то. А перья-рыбы, которыми нужно было писать «время», – вот где мы головы чуть не сломали!
– Перья-рыбы?!
– Угу! Представь себе: Августе было прозрение – ой, как же оно звучало-то? «Река, в которой рыбы-перья, в прошлое течёт», как-то так. И вот, проходя мимо того ручья, что вытекает из фонтана, мы вылавливаем три пера. Берём с собой, конечно. А когда мы уже в пещере, объясняет нам Моргана задание, запуская свои жуткие песочные часы, и вынимает при этом три пера из той воронки, в которую профессора Ягу заточила. Точно такие же, как мы выловили! Мол, чтобы писать «трижды время, не единого знака не повторив», нужно кое-что с перьями сотворить! И тут те перья, что мы выловили, начинают исчезать прямо в руках! Такие красивые, серебристые – разве что рыбой пахнут – и просто тают в руках! Мы стоим, как громом поражённые, – не понимаем, что происходит и что нужно делать. Вот ты бы как поступила?
Шагая по тропинке мимо зеленеющих деревьев и цветущих кустов шиповника, Берна перенеслась мысленно из тёплого майского дня в гулкую прохладу пещеры Морганы. Память сразу выдала ей журчание фонтана, жемчужно-серое и сумрачное, и образ текущей по дну грота воды. В прошлое течёт? Запах рыбы? Мысленно схватившись за этот запах и представив себе, что она видит всё происходящее сквозь хрустальный шар, Берна ощутила, как в руках исчезает перо, которым тебе позарез нужно написать слово… Августа говорила, что задание основано на временном парадоксе. Река, что в прошлое течёт!
– Наверное, те вторые перья нужно было бросить в реку, что в прошлое течёт, – предположила Берна. – Они бы поплыли туда, где вы их ранее выловили, – наверное, как раз к нужному моменту бы успели.
Мэгги посмотрела на Берну с недоверием.
– Тебе что, Моргана рассказала об этом?
– Если бы она мне рассказала, стала бы я тебя расспрашивать! – ответила Берна обиженным тоном. – Это моя собственная догадка, ясно?
– Не дуйся, Берна, – быстро сказала Мэгги. – Тебе древний закон учеников запрещает на меня дуться, ага?
Наверное, это и есть дорога дракона, подумала Берна. До дверей доверия.
– Да я не дуюсь.
– Вот и здорово. Так вот, ты права! Просто мы втроём еле додумались – а ведь учти, среди нас был Этьен! Мы забросили эти вонючие перья в ручей в самый последний момент. А ты раз – и раскусила!
Берна вспыхнула от гордости и тут же попыталась напустить на себя равнодушие. Если ты считаешь, что напускное равнодушие совместимо с такой широкой улыбкой, сообщила ей леди Берна, то можешь продолжать в том же духе.
– Временной парадокс – вот что это было! – сообщила ей Мэгги со значением. – Ладно, пойдём разгребать завал.
Когда уже начинало темнеть, и они возвращались после уборки, настроение у Берны было великолепное. Даже унылое жужжание грюмошмелей над зарослями молодой крапивы показалось ей трогательным и музыкальным. Внезапно захотелось петь.
– Эх, крапива родимая, – сказал бредущий следом за Мэгги и Берной Конал, – сколько же мы её прошлым летом насобирали – пол-Ирландии засыпать можно было. Хоть этим-то летом не придётся снова обниматься с крапивными рощами?
– Я бы на это не рассчитывал, Конал, – донёсся голос Мартина, и Берна оглянулась. Староста Рейвенкло догнал Конала и пошёл с ним рядом. – Что бы там с Францией ни придумали, а лечить её от чумы придётся, рано или поздно. Всех пошлют нас за крапивкой, хочешь-не-хочешь, а пошлют.
– Ой, хорошо ты сказал, друг: «Всех пошлют нас за крапивкой, хочешь-не-хочешь, а пошлют». Ритм – прямо как в той песне, что мы на хоре пели недавно! Как же там было? – сказав это, Конал стал напевать мотив.
– Сейчас вспомню… там что-то про шаги и ноги было, – ответил Мартин, подпевая Коналу, произнося вместо слов «ла-ла-ла».
– Step it out Mary, my fine daughter, step it out Mary if you can[2], – подсказала им Берна. Эта песня ей хорошо запомнилась – ещё бы! В ней отец пытался выдать свою дочь Мэри насильно за какого-то молодчика на белом коне и призывал её станцевать для него и «показать ножки», а она была влюблена в бедного солдата, с которым и утопилась в реке под конец песни. Профессор Дервент дала им эту балладу, чтобы хор тренировался петь по партиям – фразы отца там чередовались с фразами дочери, а также вкраплялись слова молодчика на коне и «рассказчика». Про себя Берна перекрутила слова припева на «растопчи, Мэри, бякоклешня, растопчи, Мэри, до крови», а молодчик шёл в результате топиться вместе с отцом девицы и конём. Нет, коня, пожалуй, оставим в живых. На нём Мэри с солдатом поскачут в закат.
– Точно! Спасибо, Берна, – сказал Мартин и тут же запел припев песни:
Step it out, Mary, my fine daughter
Step it out, Mary, if you can
Step it out, Mary, my fine daughter
Show your legs to the countryman
Конал стал отбивать ногами ритм, демонстрируя всем, какой именно шаг отец требовал от Мэри со словами «step it out» (у нас в Коннемаре это так танцуют!) а затем подхватил с Мартином куплет. Берна подсказывала им, когда они забывали слова, а потом не выдержала и вступила сама, когда пришёл черёд Мэри высказываться по поводу бякоклешней. Войдя во вкус, Берна стала перекручивать слова на свой лад и поменяла песне концовку. Все, кто был рядом, захлопали им, когда они закончили петь, а Мэгги одобрительно ухнула. Берна заметила, как улыбается Мартин, повторяя про себя тихо новый вариант песни.
Слова песни продолжали звучать у Берны в голове, когда она возвращались в замок. Step it out, Step it out, Step it out – ритм набирал хрустальные обороты, впитывая в себя голоса, слова и пение птиц из Рощи Фей. Вскоре Берна уже не могла просто идти: она сорвалась и побежала вниз по лестнице в подземелье, отбивая ногами ритм и перескакивая через две ступеньки за раз. Она залетела в гостиную Слизерина, пробежала её, игнорируя удивлённые взгляды тех, кто там сидел, и ворвалась в спальню. Никого! Отлично.
Берна достала шар, сгорая от нетерпения, и сказала «Сенсибилитас», сосредоточившись на чувстве ритма. Во всём происходящем вокруг есть свой ритм. Сейчас ей нужно вытянуть из этого общего клубка один-единственный – связанный с Теневым Граалем. Шар откликнулся с особым рвением – словно только этого и ждал. Видения в нём завертелись, заиграли красками и застучали ритмами. Берна увидала в шаре себя же, стоящую на спиральной лестнице, а затем спираль стала свиваться в пружину и на каждом витке были люди, ритм действий которых становился Берне понятным. События, наконец, укладывались в одну историю. Раскручиваясь и сияя, шар поднялся в воздух и наполнился на мгновение зловещим рубиновым пламенем. Когда же он потух и медленно опустился к Берне в дрожащие руки, она уже точно знала, что такое Теневой Грааль и что за опасность угрожает бывшему ученику Гертруды Госхок.
Гертруда, день – вечер
– Тени, Гертруда, тени, – говорила Моргана, медленно скользя среди сталактитов и кристаллов грота. – Тебе бы следовало подумать о них самой, но для таких мыслей, видимо, нужно иметь особый склад ума. А Берна… О, Берна обладает настоящим талантом!
– Каким талантом, Моргана? Видеть тени? Я не твоя ученица – не могли бы мы обойтись без загадок?
– Ты полагаешь, я создаю загадки просто так, для собственного удовольствия? – прозвенел колкий голос, заставляя Гертруду, всё ещё отходящую от Сенсибилитаса, болезненно поморщиться. – Ты осознаешь, сколько загадок порождает любое новое знание, любая идея? Да они обрастают ими, как холмы огнетравом после обильных дождей.
Гертруда вздрогнула, но тут же взяла себя в руки.
– Я лишь свиваю из них узоры и перенаправляю их тем, чей разум сможет с ними разобраться, – продолжала Моргана. – Или не сможет… Я ведь тоже могу ошибиться.
– К чему Берна читала про хоркруксы, Моргана? Хоть это ты можешь мне сказать? Какие загадки тут свивают узор? Это связано с Ричардом Гринграссом?
Призрак замер на мгновение, а затем стал скользить вокруг Гертруды ещё быстрее. Его прозрачность и расплывчатость словно подчёркивали давящий вес окружающих стен пещеры. Скорее бы выбраться отсюда, бормотала Молния.
– Ты словно не слышишь меня, Гертруда Госхок – или же, как следовало бы тебя величать, госпожа Гринграсс. У меня есть загадки – а разгадки ищет Берна. Но, возможно, разгадки уже есть у тебя? Кому как ни тебе знать, что может быть связано с Ричардом Гринграссом? Хоркрукс Ричарда… Вот это сюжет что надо, спору нет! Прекрасная вдова, не успев, как подобает, оплакать мужа (к гибели которого она приложила палочку, безусловно), заводит себе пылкого любовника, а тут верный слуга покойного супруга находит оставленный им хоркрукс и возвращает его к жизни в самый интересный момент! Что там нужно для ритуала, не знаешь?
– Знаю, – мрачно сказала Гертруда, вспоминая прочитанное в библиотеке Мэлфоев. – Тело покойного, кость его предка, плоть его слуги, добровольно пожертвованная, и кровь его врага, силой взятая.
– Прелестно! И главное, вполне выполнимо – при условии, что найдётся такой прыткий слуга. Тут уж ты мне скажи – был ли таковой у Ричарда?
Гертруда уже думала об этом. Горгону Блэк, которая сразу приходила в голову, назвать слугой Ричарда нельзя было при всём желании, да она, как и все остальные её приспешники, находилась в заключении – Гертруда это проверила недавно лично. Николас Мэлфой, из-за наложенного на него проклятия, замирает, как только собирается причинить кому-либо вред. Да и он Ричарду слугой не приходится, как и никто другой из Благородных Домов. Нотты были дружны с Ричардом, а также Дома Розье и Фоли, но он отстранился от них всех в последние годы своей жизни. Холод пробрал её при этих мыслях. Не эльфы-домовики же, в конце концов. Но только их и можно назвать его слугами. Ей вспомнилась Шерли, которая отвечала за библиотеку и гордилась её безупречным порядком. Гертруде приходилось несколько раз видеть ярость в её глазах, когда замок был уже во владении Совета, и многие волшебники посещали библиотеку в поисках различных манускриптов. Нет, невозможно…
– Не эльфы-домовики же, – сказала она вслух.
– Не эльфы, – повторила Моргана. – Хотя… как знать.
И тут перед Гертрудой появился серебристый дракон. Сердце забилось – это же патронус Седрика! «Я хочу извиниться перед тобой. Когда прибудешь в Гринграсский замок, я буду ждать тебя в библиотеке», произнёс дракон и исчез. И одновременно с этим на неё навалилось тошнотворное чувство тревоги за него. Седрику грозит опасность!
– Моргана, – проговорила она, до боли сжимая в руке палочку. – Моргана, есть ли способ выбраться из твоей пещеры мгновенно? Ты можешь снять барьер против портоключей и аппарации? Хоть на минуту?
– Что произошло? – заструился, зажурчал призрачный голос.
– Мой… бывший ученик в опасности. Мне нужно немедленно оказаться в Гринграсском замке. Пожалуйста, Моргана!
– Снять барьер мне не под силу. Магия, которую я вложила ещё при жизни в саму душу этой пещеры, впиталась глубоко. Тебе придётся выбираться отсюда так же, как ты пришла.
Чувство опасности и тревоги нарастало, и Гертруда ощутила нахлынувшую на неё панику. Успокойся! прокричал Профессор. Успокойся, думай! Для начала, предупреди его – пусть убирается из библиотеки немедленно. Пусть коснётся своего портоключа и переместится в Хогвартс. Огромным усилием воли она заставила себя сделать глубокий вдох и вызвать патронуса.
– Скажи Седрику, чтобы немедленно переместился в Хогвартс и нашёл Айдана! – сказала она, и саламандра унеслась с посланием. Она сразу же ощутила, как что-то произошло с Седриком – что-то нехорошее: паника снова подступила к ней волной. Она теряет время в этой проклятой пещере.
– Моргана! Должен же быть способ выбраться отсюда быстро!
– Есть один способ. Уж не знаю, по нраву ли он тебе.
– У меня нет времени на эти рассуждения – пожалуйста, помоги мне!
– Нету времени? Хорошо, я дам тебе время. Но не даром.
– Чего ты хочешь?
– Да ничего особенного, – голос пульсировал и дрожал. – Расскажешь мне историю. Потом, когда всё закончится.
