Текст книги "Год после чумы (СИ)"

На следующее утро Седрик появился в замке, как обычно, в девять утра. По дороге к палатам, отведённым для зельеварения, он привычно остановился у парадного портрета сэра Ричарда Гринграсса, ныне покойного владельца замка, последнего из Древнейшего и Благородного Дома Гринграссов. Сэр Ричард смотрел на Седрика с непередаваемым презрением, заставляя его в который раз поражаться тому, насколько прививавшееся ему с детства высокомерие магглов-аристократов уступает по напору отборной спеси чистокровных магов. Сэр Ричард на портрете сузил глаза, и Седрик немедленно вывел вперёд свою ипостась по имени Храбрец, спрятав двух остальных за стеной огня. Глупо, тут же подумал он. «Нелогично», как сказала бы Нель. Портрет никак не способен на легилименцию. Сэр Ричард тем временем с напускным равнодушием перевёл взгляд на вид за окном. Седрик поспешил дальше, кляня себя за то, что не может спокойно пройти мимо этого невыносимого портрета.

Растирая в порошок скорлупу драконьих яиц, Седрик поймал себя на том, что мысленно переходит на английский. После семи лет обучения в Хогвартсе ему легче было говорить и даже думать обо всём, что касалось академической магии, на этом невыразительном языке. Зато свои песни Седрик всегда сочинял на французском, радуясь свободе, которую ощущал при этом.

Пока он готовил ингредиенты, Седрик заставил себя перейти на французский и начал обдумывать формулу. Слова пришли быстро и легко, а вместе с ними явился и мотив, так что формула превратилась в песню. Перед добавлением в зелье крапивы Седрик тихо пропел её, помешивая варево в такт.

Уходи, Союзник Смерти, ни к чему надменный взгляд!

Над тобой смеются дети: не берёт уж их твой яд.

Не боимся волчьей спеси, не дадим терзать наш край.

Словно в саван, в смрад и плесень облачись и прочь ступай.

Сочиняя и напевая формулу, Седрик представлял себе лицо сэра Ричарда Гринграсса. Когда госпожа Магенильда Эвери, член Совета, проверявшая приготовленные зелья, подошла к его котлу и произнесла «Специалис Ревелио», она одобрительно покачала головой:

– Делаете успехи, мсье де Сен-Клер.

На обратном пути Седрик весело подмигнул портрету сэра Ричарда, и тот проводил его мрачным взглядом, сведя брови на переносице.

В обеденном зале маги обсуждали новость дня: затевается приготовление того самого зелья против чумы, которое должно защищать от хвори заранее. В связи с этим вскоре в Гринграсский замок прибудет Кристина Кэррик («Как же нам её величать теперь – по-прежнему «профессором Кэррик» или «вашим высочеством»?» – громко интересовался кто-то из присутствующих.) И не только она: ждали ещё и профессора Ягу, поскольку чудотворные свойства растений, удобренных помётом лунного тельца, предполагалось закрепить Камнем перманентности. Седрик вопросительно взглянул на Перенель, и та кивнула в ответ. Быстро покончив с обедом, Седрик выскользнул из зала и отправился на кухню.

На кухне пылала огромная печь и клубились резкие ароматы, заставившие Седрика брезгливо поморщиться. Чёртова английская стряпня! подумал он. Если её ещё можно пережить на тарелке, то в месте её инфернального зарождения как бы не задохнуться! Он произнёс «Репелло!», уточняя заклинание так, чтобы отталкивались только запахи. Хлопотавшие на кухне эльфы-домовики заметили гостя, и тут же одна из них с заискиванием поинтересовалась, чем они могут служить господину.

– Я засмотрелся сегодня на портрет вашего бывшего хозяина, сэра Ричарда. Отменная работа.

– О да, господин, выполнена лучшим художником-чародеем.

– Я бы ещё взглянул на портрет вашей хозяйки. Но что-то не вижу его нигде. А ведь наверняка в замке он есть и не один.

– Бывшей хозяйки, – со странным выражением лица проговорила домовичка. Седрик догадался, что решение вдовы сэра Ричарда передать замок Совету магов не пришлось эльфам по душе.

– Да, госпожи Гринграсс. Где я могу его увидеть?

– В кабинете сэра Ричарда. Только нынче он заперт, и туда не пускают даже нас, прибраться, – обиженно сообщила домовичка.

Седрик хотел ещё узнать, где расположен этот кабинет, но осёкся. Вместо этого он сказал:

– Благодарю. Жаль, что его нельзя увидеть. Разрешите ли вы мне немного посидеть возле вашей замечательной печи? Сегодня дождливый день, и я что-то продрог.

– Как вам будет угодно, господин.

Домовичка раскланялась и удалилась, а двое других притащили к печи низкий табурет. Седрик сел на него и обратил взгляд к огню. Репелло по-прежнему не давало запахам кухни атаковать его ноздри, но жар огня в разбушевавшейся печи мгновенно наполнил его теплом. Седрик слегка прикрыл глаза и направил свои мысли вслед за дымом, что поднимался по широкому дымоходу к крыше. Рисунок огня, жар печи, движение дыма постепенно превратились в мысленную картину – портрет замка, а затем – в его карту, где тёплыми точками горели все камины: обеденный зал, зал совещаний, палаты зельеваренья… Сосредоточившись, Седрик «увидел» и погасшие камины, а также комнаты, в которых они располагались. Среди этих комнат несложно было узнать кабинет сэра Ричарда, превосходивший другие комнаты размерами и пышностью убранства. Второй этаж, галерея направо от лестницы, дверь в самом конце, мысленно повторил несколько раз Седрик, скользя внутренним взором по дымной карте замка, а потом распустил, наблюдая, как она распадается на кольца и завитки. Ещё раз учтиво поблагодарив эльфов, Седрик покинул кухню и отправился на второй этаж замка.

Пробираясь к кабинету, Седрик снял Репелло и на всякий случай наложил Силенсио на свои шаги. Нужная дверь была заперта на Коллопортус, и вдобавок кто-то наложил на кабинет Квиритатио. Седрик знал, что ведёт себя глупо («Нелогично», вставила его ипостась по имени Мудрец) и что на снятие и повторное выставление этих заклинаний у него уйдут практически все силы, он, тем не менее, не собирался отказываться от своего плана. Запомнив как можно лучше уточнение Квиритатио, он снял его, затем разделался с Коллопортусом и вошёл в тёмный кабинет.

– Ну ты и наглец! – раздался незнакомый низкий голос.

Седрик быстро обернулся на звук голоса с палочкой наготове, безмолвно произнося «Лумос». Свет из палочки выхватил из тьмы ещё один портрет сэра Ричарда.

– Сомниум! – произнёс Седрик, и портрет погрузился в сон.

Темнота в комнате объяснялась тяжёлой портьерой, полностью закрывавшей окно. Впрочем, день тоже был далеко не солнечным: с улицы глухо доносился шум ветра и дождя. Оглядывая стены кабинета, Седрик не видел нужного ему портрета, хотя в свете, исходящем из его палочки, различил след на стене, где, судя по всему, раньше висело нечто подходящей формы. Теперь Седрик принялся осматривать всё подряд и, наконец, заметил портрет, прислонённый лицом к стене. Он быстро повернул его к себе и убедился в том, что именно его и искал, хотя он и не ожидал увидеть несколько глубоких царапин, разорвавших холст так, словно по нему полоснули острыми когтями.

– Репаро! – сказал Седрик, и прорехи затянулись.

Он ожидал, что портрет оживёт, но тот остался обычным изображением, какие взирают из позолоченных рам на гостей богатых маггловских домов. Видимо, магия портрета исчезла безвозвратно, когда кто-то с яростью нанёс ему повреждения. Впрочем, Седрик был даже рад такому повороту.

– Геминио! – произнёс он, мысленно уточнив, что копия должна быть гораздо меньше оригинала.

На его ладонь лёг миниатюрный портрет вдовы сэра Ричарда, которая предпочитала нынче называться своей девичьей фамилией – Госхок. Профессор Госхок, преподающая в Хогвартсе заклинания. Гертруда Госхок, создавшая Конфигурацию, о которой говорят все вокруг. И личным учеником которой Седрик не решается стать, потому что боится не оправдать её ожиданий. Или своих собственных? Зачем он вообще ввязался в это всё? Он прекрасно и сам справлялся со стихией огня. Но теперь, когда за него попросила Перенель, отступать было некуда. Госпожа Конфигурация, прошептал Сердик, а затем усилием воли оборвал поток мыслей и вернул портрет туда, где он стоял, лицом к стене. Выйдя из кабинета, он наложил на дверь Коллопортус и восстановил Квиритатио с исходным уточнением. На этом его магические силы действительно иссякли, и он снова поплёлся на кухню – ещё раз посидеть у печи и желательно с кружкой чего-нибудь бодрящего. И в этот раз придётся обойтись без спасительного Репелло.

Эль и жар огня делали своё дело, хотя не так быстро, как хотелось Седрику. Впрочем, как только на донышке его внутреннего сосуда заплескались магические силы, он сосредоточился на приятном воспоминании (полёт на метле с петлянием между причудливых скал-столбов из песчаника в горах Улинъюань) и вызвал патронуса. Серебристый дракон выпорхнул из его палочки и начал описывать круги в насыщенном запахами воздухе. «Передай Перенель», прошептал ему Седрик на французском, «что мне срочно нужно пять минут поговорить с профессором Ягой наедине». Дракон мгновенно исчез, а через минуту вместо него появилась серебристая цапля, патронус Перенель, и произнесла: «Мы на пути к палатам зельеваренья». Седрик вскочил, расплескав недопитый эль, и выбежал из кухни.

– А вот и твой пламенный друг, – хитро улыбаясь, сказала профессор Яга, когда Седрик нагнал её и Перенель у самых дверей палат. – Задумал что-то – ишь как глаза сверкают. Или это отблески выпитого эля?

– Добрый день, профессор, – проговорил Седрик. – И я тоже очень рад вас видеть.

– А нам эля отчего не принёс?

– В следующий раз буду расторопней.

– Я передам всем, что ты задерживаешься, – сказала профессору Яге Перенель и зашла в палаты.

– Муффлиато! – воскликнула Яга. – Ну? Чем удивишь в этот раз?

– Я тут подумал… Камень перманентности закрепляет результаты трансфигурации и особые свойства растений, – быстро начал Седрик.

– Ну, про растения мы скоро узнаем.

– Да, конечно. А как насчёт копий, созданных при помощи Геминио? Сделает ли он их перманентными? Может, это стоит проверить? У меня тут как раз есть одна копия…

– Вот так потеха: мы что же, займёмся важными магическими экспериментами в коридоре под пристальными взглядами пауков в паутинах?

Седрик покраснел, замерев с портретом в руках. Профессор Яга без церемоний взяла у него миниатюру и стала рассматривать. Потом с прищуром посмотрела на него самого.

– А отчего бы и нет, в самом деле? Протего Тоталум! Пусть уж пауки не обессудят…

Ведьма достала из кармана ярко-алый камень и положила его на портрет. Камень вспыхнул секундной вспышкой, и Седрику показалось, что женщина на портрете закрыла на это мгновение глаза. Яга спрятала камень и протянула портрет Седрику.

– Ну, проверяй.

Сказав «Специалис Ревелио», тот убедился, что действие Камня распространяется и на копии. Профессор Яга сняла тем временем оба защитных заклинания и взялась рукой за ручку двери.

– Ты… не болтай особо об этом.

– Не буду. Спасибо вам!

– Да было б за что. А вообще в жизни она повеселее будет, чем на этом портрете, Гертруда наша.

И она вошла в палаты зельеварения, оставив Седрика в коридоре с пауками и ставшим настоящим портретом Гертруды Госхок.

========== Глава вторая ==========

Из аннотации учебника «Основы модификаций заклинаний» Миранды Госхок (опубликовано в 1961 году)

В данном учебнике, предназначенном для учеников младших классов по стандартной программе, утверждённой Министерством Магии, изложены основы модификации самых распространённых заклинаний. В первой части в доступной форме описывается теория витальности, и даются практические задания для визуализации внутреннего сосуда с магической силой. Далее следуют упражнения для комплексного освоения усиления эффективности базовых заклинаний за счёт работы с внутренним сосудом. Во второй части пособия кратко рассматривается теоретическая база уточнения заклинаний, после чего приводится ряд заданий для самостоятельной работы по модификации простых чар. Пособие содержит обильные иллюстративные материалы, и на каждый экземпляр наложена магическая защита от большинства заклинаний, приводимых в учебнике.

Ида Макгаффин, август 1347 года

Мы брели по размытому после дождя берегу Твида по направлению к лесу. Солнце проглядывало сквозь тучи и даже немного пригревало, но я знала, что скоро будет снова гроза. Правда, когда я с братом, и буря не страшна. Наберём трав, как бабка велела, заодно и поговорим, наконец, по душам.

– Значит, если я правильно всё поняла, ты – хранитель святого Грааля…

– Просто Грааля. «Святым» его называют магглы.

– Хорошо, просто Грааля. И твоя наставница – будущая королева Шотландии, а твоя возлюбленная – ученица Бабы Яги…

– Профессора Яги!

– Да, извини, профессора Яги. И ты уверен, что с тебя сняли этот, как его…

– Конфундус.

– Точно, Конфундус. Ты теперь полностью в своём уме и ничего не путаешь?

– Вот видишь, Ида, – Элиезер обречённо вздохнул. – Если даже ты мне не веришь, как я могу рассказать об этом всём родителям?

Вообще-то я ему сразу поверила. Если бы у вас был такой старший брат, вы бы тоже поверили. Достаточно посмотреть ему в глаза. И насколько его взгляд изменился, если сравнивать с прошлым летом, и с позапрошлым, и со всеми остальными годами, когда он возвращался из Хогвартса домой на каникулы. Тогда, начиная с первого курса, из-за какого-то дурацкого пророчества, которое не имело к Эли ни малейшего отношения, на него накладывали Конфундус – и он постоянно всё путал и забывал. Правда, это происходило только во время учебного года – дома он снова становился самим собой, но даром это не проходило. Эли был замкнутым и печальным, и в глазах его стояли дождливые дни. Сейчас же они сияли! Я не всё поняла из его рассказа, но мне ужасно хотелось поблагодарить этого его друга, Этьена де Шатофора, который обнаружил наложенный на Эли Конфундус. И я злилась на родителей, которые ничего не замечали. И на учителей из Хогвартса. Тоже мне чародеи!

Конечно, родителей можно понять: во-первых, летом Эли был самим собой, а свои школьные неудачи он списывал на врождённые робость и неуклюжесть. Во-вторых, маме и папе хватало хлопот с Саймоном. Мой младший братец родился как раз тогда, когда Эли получил своё письмо из Хогвартса, и сразу же наша жизнь превратилась в сплошную безумную пляску вокруг этого младенца. Саймон от рождения оказался переполненным магией выше всякой меры, а от такого чада жди сюрпризов. Родители с ног сбивались, пытаясь не дать малышу погубить и себя, и всю семью, и, что ещё сложнее, пряча его невольные чудеса от магглов. Благо, живём мы в криохе, как его называет бабка Макгаффин: пастушьем хуторе на самой окраине деревни, и вокруг нас тут одни чародеи-овцеводы. Но магглы, что населяют саму деревню, – глазастый народ. Да и подозрительный. Мама и папа уж так набили руку в чарах, стирающих воспоминания, что могут и во сне их накладывать.

Сейчас Саймону уже пять лет, и он начинает сам потихоньку сдерживать рвущиеся из него чары. Но всё равно у нас ежедневно и овцы летают, и пауки увеличиваются до размера собаки, и овсянка превращается в коровьи лепёшки. А чуть только Саймон расстроится или наоборот, увлечётся чем-то, то искры из него так и сыплются. Порой я пытаюсь надоумить Саймона на что-то полезное, да всё без толку. Даже когда он сам этого искренне хочет и пытается сосредоточиться, выходит всё равно какая-нибудь несуразица. Мама лишь вздыхает и смотрит на меня с тоской – я-то сама родилась совсем без магии. Сквиб, как называют в семьях волшебников таких детей, как я. Но я не горюю по этому поводу. В Хогвартсе, может быть, бывает и весело, судя по рассказам Эли, но и у нас в Кардроне хорошо, и я могу стать здесь вполне счастливой. Где-то в глубине души я простая девчонка из Кардроны. Со временем переберусь в деревню к магглам: у меня там друзья и подружки. А там, глядишь, выйду замуж и буду как все. Как они все. Вот лишь бы только у меня не родился такой ребёнок, как Саймон.

Когда мы добрались до леса, начал накрапывать дождь. Мы дошли до зарослей крапивы, за которой меня послала бабка, и Эли выставил над нами заклинание под названием Репелло. Я натянула рукавицы и принялась за дело, а Эли начал транфигурировать рукавицы и для себя.

– Эй, ты бы лучше крапиву не собирал! Бабка Макгаффин научила меня особому способу, как её срывать, и попробуй только делать это иначе. Уж она задаст.

– Научи меня, как надо. А я потом и Эйриан покажу – ей должно быть это интересно.

– Хм, ну смотри.

Ох уж эта Эйриан – постоянно слышу про неё от брата. Так непривычно видеть его с этим светом в глазах да ещё и влюблённым по уши. А Эйриан, судя по рассказам, и в травах сильна, и магии земли обучается у самой Яги, и анимаг к тому же. И Грааль они добыли вместе, и жизнь спасли друг другу, и ещё что-то там спасли или кого-то. В голове спутались все эти россказни. Ну, будут у меня свои дети, начну из этих братовых историй сказки для них сплетать.

Вокруг дождь переходил в ливень, а нам всё нипочём – невидимый щит завис над нашими головами и всё растущими охапками крапивы. Её, как все знают, собирать-то лучше в сухую погоду, но в Шотландии и всё лето можно прождать ясного дня. Эли быстро уяснил, как бабка велит сжимать стебли да укладывать листья, и справлялся с работой почти так же ловко, как я. А затем вдруг остановился и посмотрел на меня серьёзно своими сверкающими глазищами.

– В общем, Ида, самое главное я тебе не рассказал ещё. Послушай.

Я уставилась на него, а сердце почему-то ушло в пятки. После всего, что он поведал, есть ещё нечто «самое главное»? Господи спаси и помилуй.

– Такое дело. Этьен вложил в Конфигурацию желание найти способ обращать магглов в волшебников. И он его ищет. Точнее, мы с ним вдвоём ищем, потому что мне кажется, что тут никак не обойтись без Грааля. Ида, ты понимаешь, к чему я веду?

Мысли в голове заскакали галопом, а руки сами начали обшмыгивать листья со стеблей крапивы. Это что же получается…

– Уж не собрался ли ты меня ведьмой сделать, братец?

– Именно это я и хочу осуществить, сестрёнка.

– И что, мне тогда придётся в Хогвартс отправляться?

– Тебе там понравится, вот увидишь. К тому же, тебе скоро одиннадцать. Долго ждать не придётся.

– И палочка у меня будет?

– Ну конечно.

– И метла?

– Непременно.

Моя «девчонка из Кардроны» представила себе все эти чудеса и прыснула. Вот это будет зрелище! А потом появилась новая мысль.

– А откуда учителя в Хогвартсе узнают, что есть такой-то ребёнок-волшебник? Родители им сообщают, когда он рождается?

– Нет, Ида, это же Хогвартс – а в нём знаешь сколько магии? Про Шляпу ты наслышана, а есть ещё и Перо, которое ведёт учёт детей с магическими способностями. Как только им исполняется одиннадцать, их имена появляются в списке, который создаёт Перо. Затем уже директриса пишет письмо с приглашением. И кстати, от Хогвартса можно отказаться: некоторые родители отправляют своих детей в Бобатон во Франции, а кое-кто и вовсе нанимает учителей и обучает чадо дома.

Бобатон во Франции – это уже и вовсе звучало, как то ли сказка, то ли страшилка.

– Но я ведь, если стану ведьмой, попаду к тебе, в Хогвартс?

– Конечно, Ида. Я буду рядом с тобой.

Мы продолжали собирать крапиву, и её охапки всё росли. Я пыталась представить себе совсем другую жизнь – полную чудес, происходящих в огромном замке. Какой он, интересно, замок Хогвартс? И каковы все эти люди, учителя и студенты, с которыми придётся там жить бок о бок?

– Эли, а маг может отличить волшебника от маггла?

– Да, может. Есть такое заклинание – Специалис Ревелио. При его помощи много чего можно увидеть, в том числе и наличие магических способностей. А иногда можно и без чар обойтись. Всё-таки маги и ведут себя иначе, и взгляд у них другой.

– А я, если превращусь? По мне будет ясно, что я родилась… не такой?

– Не думаю, – медленно произнёс Эли. – Но… понимаешь, раньше ведь таких превращений не случалось. Никто даже и не думал о том, что это возможно, пока такая мысль не пришла в голову Этьену. Так что сложно что-либо предвидеть. Но если… когда ты станешь ведьмой, ты наверняка будешь такой же, как все. То есть, особенной, конечно. Потому что каждый маг – особенный.

Ну вот, пойди его пойми – буду ли я такой же, как все, или особенной. Впрочем, меня уже начал тревожить другой вопрос.

– А как это произойдёт, превращение это?

– Я сам пока не знаю точно, но у меня есть одна идея. Понимаешь, у нас у всех есть запас витальности…

– Чего?

– Ну, как бы жизненной энергии, которую мы черпаем для магии. Чтобы делать это осознанно, мы представляем себе нашу витальность в виде внутреннего сосуда. У Эйриан, например, это оплетённая лозой глиняная бутыль, а у Этьена – бочонок.

– А у тебя?

– Чаша. И я никому не говорил этого раньше… но тебе скажу. Она очень похожу на Чашу Небес, и я начал её представлять себе именно так задолго до того, как увидал Грааль своими глазами.

Разбухший от дождя мох хлюпал под ногами, и я ощутила, что продрогла. Крапивы мы набрали достаточно – пора было возвращаться. Эли навёл палочку на охапки крапивы, и внезапно они исчезли. Хотя нет, не исчезли – превратились в монетку на его ладони.

– Что это ты с крапивой натворил?

– Трансфигурировал. Чтобы легче было нести. Пойдём.

И, положив монетку в карман, Эли взял меня за руку, собираясь идти домой.

– А ты не хочешь сделать портоключик? Мы же будем в грязи по колено, пока дойдём до криоха.

– Можно, конечно. Но я ещё не ответил тебе на твой вопрос. Расскажу по дороге. А ноги не промокнут: Импервиус!

От этого Импервиуса ногам стало всё равно, что вокруг мокро и грязно. Хорошо быть сестрёнкой Эли! Сам он, тем не менее, замолчал, и какое-то время шагал рядом, не произнося ни слова. Вскоре я сама не выдержала:

– Ты про внутренние чашки рассказывал. И бочонки. Так какое они отношение имеют к превращению в волшебника?

Эли глубоко вздохнул и заговорил:

Редактировать

– Я пытался установить связь своего внутреннего сосуда и Чаши Небес. Знаешь, как сосуды, которые соединяются – и тогда уровень жидкости в них становится одинаковым? И мне это удалось! Я смог наполнить Грааль частью своей витальности. И Кристина… то есть профессор Кэррик… то есть её высочество… сказала, что это может работать и в обратном направлении.

– Я запуталась – что значит в обратном направлении?

– То есть, вот эту мою магическую силу можно будет через Грааль передать кому-то ещё, если он сможет установить связь с внутренним сосудом. Понимаешь?

Я задумалась, да так сильно, что чуть не поскользнулась на склоне, по которому мы спускались от леса к криоху. Признаться, всё сказанное Эли меня немного пугало. «Внутренний сосуд» – это и само по себе уже сложно, а тут ещё и это «установить связь». Брат так говорил об этом, будто это всё само собой понятно. И как же тут сознаешься, что ничегошеньки тебе непонятно? В общем, буркнула я что-то неопределённое в ответ, а там уж мы и до дома добрели. Бабка Макгаффин появилась в дверном проёме, а её зычный голос, казалось, заполнил полнеба и даже разогнал пару туч.

– Так, и где ж моя крапива?

Эли достал монетку из кармана и протянул её бабке.

– Трансфигурировал, что ли? Не люблю, когда мои травы магичат до того, как они попадут в котёл! Потом то привкус не тот, то осадок противный. Ладно уж, заходите.

Знакомые запахи, звуки, среди которых привычно выделялись блеянье овец и нытьё Саймона, тепло от очага окружило нас с Эли, который вернул крапиве её исходный вид, и мне подумалось, что не хочу я ни в какой Хогвартс, странный и непонятный, с особенными магами. Я девчонка из Кардроны, такая же, как все тут, и хочу остаться ею на всю жизнь.

========== Глава третья ==========

Из научно-популярной статьи «Путешествие внутрь себя» Луны Лавгуд

(опубликовано в 2003 году в журнале «Магические горизонты»)

Общие принципы окклюменции не менялись много веков. Ещё со средневековья, в целях защиты от легилименции, маги практикуют эмоциональную и интеллектуальную дисциплину при помощи всем известных приёмов. Для начала, как правило, ещё в детском возрасте, маги упражняются в том, чтобы сосредоточиться и как можно дольше думать о конкретном предмете или явлении, а затем – не думать о нём же. Учатся также распознавать свои эмоции и контейнировать их (ранее этот процесс называли «создать жилище для эмоции»). На более продвинутом этапе начинается работа с внутренними личностями (субличностями, ипостасями или персонами в разных традициях), в количестве от 3 и до 7 штук (согласно последним исследованиям, наличие более семи внутренних личностей свидетельствует о серьёзных психомагических расстройствах). Каждая из таких субличностей получает имя и может вступать в диалог или полилог с остальными. Контейнированные эмоции, мысли и воспоминания распространяются между ними, а для скрытия определённого ментального материала следует упражняться в оперировании субличностями: вывод одних на первых план и скрытия других. Многие маги давно используют отточенную веками технику окклюменции не столько для защиты от легилиментов, сколько для путешествий по собственным внутренним ландшафтам и личных квестов в глубины магического сознания, что и является темой моей статьи.

Гертруда Госхок, сентябрь 1347 года

Я скучаю по Этьену, подумала Гертруда вечером после тяжёлого дня, глядя в огонь камина в своей комнате на шестом этаже замка Хогвартса. Всматриваясь в игру языков пламени и медленно пополняя свои запасы витальности, она настраивалась на обязательное вечернее занятие. Каждое утро начиналось для неё с рассветной прогулки к озеру, а вечер всегда завершался сеансом окклюменции. И вот пламя перед глазами расплылось, и вместо него предстал знакомый до последнего камня внутренний ландшафт.

– Я скучаю по Этьену, – сказала Молния, шагая по выжженному пространству посреди вересковой пустоши. Чёрный пепел разлетался под её ногами.

– Мы видели его сегодня, – отметил Профессор, сидевший за письменным столом, плавно переходящим в живой дуб с огромной кроной. Профессор постоянно что-то писал: стол был завален свитками, некоторые из которых падали с него на мощные корни дуба, из которого вырастал стол. – Он подходил, чтобы рассказать о своих новых открытиях в работе с кубком Огня.

– Конечно, мы его видели, как и каждый день в Хогвартсе. Но с тех пор, как он закончил ученичество и получил руну огня, оборвалась ментальная связь с ним. Мне не хватает этого. И того состояния, когда у тебя есть личный ученик, и все мысли направлены на него.

– Никогда все мысли не были направлены на него, – хмыкнул Профессор. – Их просто слишком много, этих мыслей.

Ещё несколько свитков свалилось со стола, и они покатились по спутанным корням дуба.

– Ну, я говорила образно, – отмахнулась от него Молния.

– Не очень-то это было образно – простая и скучная гипербола. Кристина тебе б посоветовала работать над афористичностью.

– Я всё ещё слышу его иногда, – раздался голос Жрицы из туманов, клубящихся возле скал, расположенных сразу за дубом. Жрица редко подавала голос и почти никогда не появлялась из туманов. Молния на мгновение остановилась, а Профессор поднял голову от свитков, замерев с пером в руке. Но Жрица молчала.

– Конечно, какой-то остаток от ментальной связи чувствуется, – стала размышлять Молния, зашагав ещё быстрее по сухому чёрному полю. – Если Этьен будет в опасности или ощутит сильный эмоциональный всплеск, наверняка мы это услышим.

– Этьен – сильный эмоциональный всплеск? – скептически произнёс Профессор, записывая что-то в очередном свитке.

– Допустим, очередная гениальная идея. Обычно их приход давал сильный резонанс, который мы тоже ощущали.

– Так вот по чему ты скучаешь?

– Да, но это скорее приятная эмоция. Ученичество прошло успешно, я горжусь тем, что сделала…

– Что мы сделали…