Текст книги "Год после чумы (СИ)"

После ужина к Гертруде подошли Элиезер и Эйриан и попросили разрешения поговорить с ней наедине. Гертруда завела их в свой кабинет и выставила защитные заклинания.

– Профессор Госхок, мы хотели вам рассказать то, о чём узнали совсем недавно от моей прабабушки перед её смертью, – начал Элиезер.

– Твоя прабубашка умерла, Эли? Мне очень жаль.

– Да, она умерла в Имболк. Спасибо.

– Оказалось, она была создательницей Кубка Огня, – выпалила Эйриан.

Гертруда перевела взгляд с Элиезера на Эйриан. Эту девочку ей всегда было сложно понять. В отличие от её подруги Айлин, вечно открытой и жизнерадостной, Эйриан была скорее скрытной и резкой – как край, где порой случаются землетрясения. Гертруде давно хотелось разузнать побольше о том, как с ней занималась Зореслава и чему учила, но времени расспросить обеих никогда не находилось. А сейчас и вовсе было сложно поверить своим ушам. Создательница Кубка Огня? Неужели не придётся ждать, пока Этьен разузнает у Кубка историю его возникновения? Профессор мгновенно расстелил перед собой чистый свиток и обмакнул перо в свою неисчерпаемую чернильницу.

– Ну, она его создала не сама, а с Томасом Лермонтом, – произнёс Эли, пристально глядя на Гертруду своими удивительными серыми глазами. – И с гоблинами.

Профессор замер на секунду с пером в руках, Молния с Руди остановились как вкопанные, а Жрица сказала: «Вспышка». Затем Профессор стал быстро строчить что-то на пергаменте.

– Пожалуйста, расскажите мне всё, что поведала вам прабабушка, вплоть до мельчайших подробностей.

Когда они закончили свой рассказ, Гертруда задумчиво посмотрела на портрет Игнатии Уилдсмит, которая тоже внимательно слушала Эли и Эйриан, и спросила:

– Вы знали Томаса Лермонта, Игнатия?

– Увы, не довелось. Я была слишком мала и ещё не училась в Хогварсте, когда он явился сюда с Кубком, а потом – кто знает, где он странствовал долгие годы. Хотя, может его портрет знает?

– Точно! В замке же есть его портрет, – воскликнула Гертруда. – Спасибо, Игнатия. Я и позабыла о нём. Ну, что, Эли, пойдём посмотреть на твоего прадеда?

Элиезер заколебался, но Эйриан решительно поднялась и потянула его за собой. После нескольких лишних переходов, которые им пришлось совершить из-за разыгравшихся не на шутку лестниц, они поднялись на третий этаж и, пройдя мимо кабинета трансфигурации, добрались до самого конца коридора и выхода на очередной лестничный пролёт. Тут и висел портрет Томаса Лермонта в раме с лепниной, изображающей листья плюща. На нём легендарный пророк, молодой и загадочный в ореоле гладких волос медного цвета, обрамляющих бледное лицо, сидел, прислонившись спиной к ясеню на берегу ручья. Глаза его были закрыты. Эли и Эйриан переглянулись, и она кивком головы словно подтолкнула его выйти вперёд. Эли неуверенно подошёл к портрету, а затем развернулся и извиняющимся тоном сказал Эйриан и Гертруде:

– Я прошу прощения, что раньше не сказал, но… мне кажется, будет лучше, если для начала я попробую поговорить с ним наедине.

– Конечно, Эли! – ответила Гертруда и сказала Эйриан, – пойдём?

Та, кажется, была недовольна, но кивнула и развернулась, чтобы уйти. Прежде, чем Гертруда последовала за ней, она увидала, как портрет распахивает глаза – дивные серые глаза, точно такие же, как у Эли.

Когда они спускались вдвоём по лестнице, Эйриан задумчиво сказала ей:

– Не знаю, имеет ли это какое-либо значение, но скажу всё-таки. Если сочтёте, что ерунда, то прошу прощения заранее.

– Я слушаю тебя, Эйриан.

– Уже после того, как прабабушка Эли умерла, я вспомнила кое-что. Берна Макмиллан незадолго до этого напевала всё время балладу про Томаса Рифмача. На переменах я не раз слышала.

– Что ж, баллада популярная. Думаю, её не только Берна напевает. К тому же, она в хоре поёт. Может, они там репетировали её.

– Я спросила у своих друзей, которые тоже поют в хоре, – не пели они её в этом учебном году. И это ещё не всё. Она напевала и другую песню, мне незнакомую. Но засел в голове мотив и первые строки: «У Тома отец на волынке дудел, и Том с малолетства волынкой владел». Вам не кажется, что многовато совпадений?

– Хм, этой песни я не знаю.

– Да никто её не знает – я спрашивала. А также никто не знает, что там Берна делает у Морганы. Но мне, честно говоря, слегка жутковато становится, когда я об этом думаю.

– Спасибо, что поделилась, Эйриан. Я подумаю, что всё это может значить.

– Что ж, рада, если оказалась полезной. Побреду уже в хаффлпаффский подвал – поздно уже.

– Спокойной ночи, Эйриан! Удачи завтра на уроке боевой магии.

– Спасибо, – произнесла Эйриан с усмешкой. – Кажется, весь Хогвартс уже знает, что за сюрприз нам приготовила профессор Яга.

– Такие сюрпризы сложно скрывать, – улыбнулась в ответ Гертруда и отправилась снова в свой кабинет.

«Где же, где же моя коварная госпожа, которая не прогнала меня сегодня, но сама при этом решила куда-то исчезнуть?» зазвучал в голове голос Седрика. «Придётся тебе подождать ещё немного, мой милый», ответила она и услыхала в ответ его мысленный стон. Игнорируя и стон, и ещё несколько последующих вопросов, сочтя их риторическими, она зашла в свой кабинет и тут же засела за свитки – ей не терпелось записать всё, что поведали Эли с Эйриан про Томаса Лермонта, а затем переделать в очередной раз свой трактат про артефакты. Также пришлось себе сознаться, что услышанное про Берну встревожило её не на шутку. Чем же ты занимаешься, в самом деле, Берна Макмиллан? Чему тебя учит Моргана? Хотелось немедленно устроить сеанс окклюменции и проговорить как можно подробнее всю ситуацию с субличностями. А ведь ещё и эксперимент для близнецов нужно разработать! Всплеск эмоций Седрика долетел до неё – кажется, это была обида. Гертруда отбросила перо и вскочила со стула, принявшись беспокойно ходить по кабинету и зажигать безмолвно многочисленные свечи.

– Успокойся, Гертруда, – сказал ей портрет Игнатии. – Успокойся, составь список дел и выполняй их по пунктам. А вообще, конечно, в воскресный вечер могла бы и отдохнуть. Почему тебе о таких простых вещах должен напоминать дряхлый портрет твоей давно покойной наставницы?

– Спасибо, Игнатия. Всё сделаю, как вы сказали – и список, и отдых.

Когда она вернулась в свою комнату на шестом этаже, Седрик уже спал на её постели в обнимку с лютней. Она разделась, стараясь не шуметь, а затем попробовала, не будя своего ученика, вытащить из его рук инструмент, но, конечно, лютня издала жалобный стон – где-то она такой сегодня уже слышала – и Седрик проснулся. И сразу же раздался в ментальных просторах новый всплеск обиды.

– Ты меня простишь, когда я тебе расскажу то, что узнала сегодня, – сказала она ему, обнимая и пристраиваясь рядом на постели. – И вообще, я собиралась ещё поработать сегодня, но меня прогнала из кабинета Игнатия.

– Бывают же истинно мудрые наставницы, – проворчал он.

– Да, тут тебе не повезло, – ответила она и поцеловала в лоб. – Но вообще она прогнала меня отдыхать. Завтра тяжёлый день и у тебя, и у меня. Так что выслушай мой рассказ и будем спать.

– Если я тебе надоел, так и скажи. А чтобы я снова уснул, тебе придётся наложить на меня Сомниум. Уточнённый желательно. А ещё лучше – друг на друга, раз уж ты…

Теперь застонала Гертруда, не дослушивая его фразу, а случайно попавшаяся под руку лютня с готовностью добавила от себя трагический аккорд.

– Я же говорил, – прошептал ей Седрик, убирая лютню с кровати, а затем возвращаясь обратно и притягивая к себе Гертруду, – без копий нам не обойтись. Так что ты мне хотела рассказать?

Она стала пересказывать историю Томаса Лермонта и Эльвиры Макгаффин, но вскоре глаза начали непреодолимо слипаться, а накатившая зевота мешала говорить. А далее перед внутренним взором поплыл портрет в раме с плющом – плющ ожил и зазеленел, переползая на стену и покрывая её полностью. Мужчина на картине также ожил и одним прыжком выскочил из рамы, откидывая назад медные волосы. Только через миг они почернели, и это был уже не Лермонт, а Ричард Гринграсс, который властно схватил Гертруду за руку и потащил за собой. Она пыталась найти палочки, но их нигде не было, и голос застрял рыбьей костью в горле. Ужас накатывал волнами, а Ричард всё тащил и тащил её вдоль стен, увитых шевелящимся, как клубок зелёных змей, плющом, а затем коридор резко ушёл вниз, скатываясь сквозь марево чадящих факелов, освещающих стоптанные каменные ступени. Гертруда задыхалась – и от дыма, и от сужающегося пространства между двумя серыми стенами, но сил вырваться у неё не было. Когда же они, наконец, добрались до подземелья, Ричард швырнул её на холодный пол, об который она больно ударилась коленями. Плющ ворвался за ними следом и обвил её ноги, не давая встать, а Ричард тем временем вызвал из своей палочки кандалы с цепями и надел ей их на руки. Ледяная тяжесть сковала запястья, и металл впился в кожу, а по ногам заскользила чешуя змей. «Попробуй теперь потренировать Эмансипаре», процедил он сквозь зубы. «Ну же, давай! Или это слишком просто для госпожи Госхок? Так я могу усложнить задачу!» и он превратился в волка, разевая пасть – сейчас она сомкнётся на её шее…

Она проснулась от того, что Седрик тряс её за плечи и звал по имени. Придя в себя и окончательно осознав, где сон, а где явь, она прильнула к Седрику, охваченная волной облегчения. За окном небо только начинало сереть.

– Ну, слава Мерлину, а то я думал, придётся будить при помощи Реннервате. Ты кричала во сне, но не просыпалась.

– Ричард, – только и смогла произнести Гертруда и ощутила всплеск гнева Седрика.

– Кто его убил во время Майского ритуала? – спросил он. – Я попрошу этого человека поделиться воспоминаниями, чтобы я мог хоть мысленно убить его тоже.

– Когда он с остальными явился в волчьем обличии, чтобы сорвать ритуал, их присутствие отследил Этьен при помощи своего венка и Сенсибилитаса.

– Да, вот об этом я наслышан.

– Ну, а дальше уже всё произошло очень быстро.

– Чем его убили?

– Заклинанием Сагитта. Нескольким стрелами сразу.

– И он абсолютно точно мёртв?

– Вне всяких сомнений. Его тело – в фамильном склепе Гринграсского замка.

– Эх, жаль…

– И одна из этих стрел вылетела из моей палочки.

Седрик посмотрел на неё со смешанными чувствами, которые она в своём всё ещё изменённом кошмаром состоянии сознания не могла опознать. Хотела ещё что-то сказать, но поняла, что не может – и сменила тему.

– Вчера я тебе, кажется, не успела дорассказать про Лермонта.

– Да ты и начать едва успела – заснула посередине фразы. – Седрик нежно погладил её по волосам. – Я виноват: замучил тебя всё-таки. Прости. Я сегодня после возвращения из Кента отправлюсь сразу в Хогсмид, чтобы ты, наконец, выспалась. А вообще я же предлагал уточнённые Сомниумы – вот тогда уж точно бы никаких Ричардов в твоём сне не было.

– Что ж тогда б там было?

– Например, божественная мелодия храпа старого Тэвиша – помнишь эти несравненные звуки, превосходящие всякую колыбельную?

Гертруда улыбнулась, вспоминая их ночи на Гебридах, а Седрик продолжал тихо болтать в том же духе, пока они оба не задремали. Но ненадолго – неизменная волынка вытащила обоих из хрупких и тёплых снов, заставила подниматься и готовиться к очередному тяжёлому понедельнику. Седрику предстояла вылазка в Кент, где всё ещё шалил чёрный мор, а у Гертруды, кроме занятий с первым и вторым классом, был составленный вчера список дел – Профессор прикрепил его к стволу дуба, чтобы не потерялся.

– Эх, пока ты будешь в Кенте, ментальная связь совсем ослабеет. Я уже начинаю скучать, – говорила Гертруда, одеваясь и без особого успеха пытаясь расчесаться. – Но ты прав насчёт вечера – лучше нам обоим отдохнуть. Зато завтра – завтра я всё расскажу после нашего занятия, и, может, поможешь мне с экспериментами для сестёр Уизли. И… если время останется… Эмансипаре потренируем.

Седрик вскинул голову и посмотрел на неё, а затем вынул из её рук гребень и принялся расчёсывать её каштановые волосы. Пока он это делал, она собралась с духом и пересказала ему свой сон.

– Ну, раз Ричарда бесит Эмансипаре, – медленно произнёс он, – то это явно хорошее заклинание. Нужно срочно им заняться и научиться использовать без палочек, к тому же. Вот уж не думал, что буду за что-то благодарен господину Гринграссу. А то, знаешь, мне казалось, что для тебя важны только твои собственные дела и идеи. И это было самым обидным из всего. Выходило, что мои эксперименты для тебя мало что значат.

– Что ты! – воскликнула она, забирая гребень из его руки и проводя им по его блестящим волосам. – Скажешь тоже!

Она замолкла, не найдя слов для объяснения, и принялась заплетать его волосы в косу. Он, смеясь, вырывался, говоря, что она не умеет этого делать и что потом ему даже Эмансипаре не поможет. Она тоже рассмеялась, но при этом внезапно вспомнила, что и Ричард когда-то её обвинил в том, что свои собственные «безумные идеи» она ставит превыше всего, и от воспоминания сделалось холодно.

– Я рад, если ошибся. Так что до завтра обзаведусь верёвкой – эх, скорее бы наступило это завтра, завтра, завтра…

*