Текст книги "За краем Вечности (СИ)"

Автор книги: Jane_BlackCat

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 45 страниц)

За спиной Джека внезапно появился пошатывающийся Тим. В его руках взметнулся короткоствольный мушкет.

– Джек, сзади! – вырвалось у меня, но Тим с размаху ударил прикладом мушкета об его голову. Воробей завалился на бок, всем телом ударился о палубу. Парусный мастер бросился к Стивенсу, подхватил под руки, помогая тому подняться.

Кристиан встал на нетвёрдые ноги, вытирая кровь из сломанного носа. Стоило его взгляду опуститься на Джека, безуспешно пытающегося приподняться на локтях, он снова исказился презрительным торжеством. Стивенс всем весом наступил на руку Джека, в которой тот ещё держал пистолет, выворачивая её чуть ли не до вывиха – и наклонился, издевательски медленно поднимая пистолет.

– Не смей! – заорала я, когда дуло направилось Джеку в сердце.

Сабля Анжелики резко отстранилась от моей шеи. Тич в несколько прыжков достигла оппонентов.

– Уйди!

Клинок Анжелики ударил по пистолету Стивенса, сбивая прицел. Пуля впилась в палубу в полуметре от головы Джека.

– Жить надоело? – Стивенс обернулся к Тич, опаляя её яростным пламенем взгляда. Анжелика не дрогнула, не отступила – лишь крепче сжала оружие. Я украдкой пронеслась за их спинами и подхватила брошенную Тимом саблю.

Молчание пугало. И за несколько секунд можно было чувствовать, как быстро – подобно вихрю – меняются отношения между Стивенсом и Анжеликой. От преданности – до ненависти.

– Амулет. Живо.

Анжелика игнорировала протянутую руку Стивенса, лишь медленно вытянула саблю ему в грудь. Рядом со мной появилось движение – Джек поднялся и лихорадочно мерил взглядом расстояние до «Жемчужины»: корабли расходились, и оставаться пленниками «Августиниуса» решительно не хотелось.

Грохнул выстрел, а за ним рваный женский крик. Взгляд судорожно переметнулся обратно. Анжелика отступила, хватаясь за простреленную навылет ладонь, а Стивенс спешно поднял упавший на пол Амулет, окроплённый свежей кровью.

– Пошла ты, – выплюнул Стивенс, надев Амулет на шею и заправив под рубаху. Он нарочито медленно потёр кулак – и на скорости зарядил им в лицо Анжелики, отправляя в нокаут.

Застучал палубный настил: на ют взбегали красные мундиры, обнажая штыки мушкетов – их противники кончились, и они отправились на помощь своему предводителю.

– Отступаем! – прозвучало голосом Джека. Я по инерции кинулась к борту, однако тут же затормозила и поспешно обернулась, выискивая взглядом Воробья. Тот поднял на руки обмякшее тело Анжелики, перехватил поудобнее – и кинулся за мной. Но огромная вспышка света на доли секунды озарила покрытое грязными разводами лицо Джека и неестественно бледную бессознательную Анжелику на его руках. Взрыв разорвал воздух уничтожающей волной.

Взлетели обломки в огненном месиве. Я кинулась прочь, но взрывная волна оторвала меня от земли, словно букашку. В спину вдогонку прилетела доска. Удар о палубу перевернул всё нутро. Вырвался безумный вопль, раздирающий связки до боли, до хрипа. Сверху посыпался град щепок. В ушах звенело. Я оторвала голову от досок, пытаясь сориентироваться в поднявшейся суматохе. Прорываясь сквозь звон в ушах, рядом простучали чьи-то шаги. Под руки подхватили и потащили.

– Джек! Там Джек! – верещала я, плохо понимая, что моей мольбы никто не слышит.

– Давайте же, мисс, – чьи-то мозолистые ладони тянули меня к фальшборту с трудом, но упорно. Я запрокинула голову, захлёбываясь в слезах и изнемогая от бессилия. Взгляд соприкоснулся с перепачканным лицом Гиббса, коснулся объятого огнём паруса, плавно опускающегося на палубу – и тут же перед глазами взорвалась цветная карусель. Беготня вокруг, дым и огонь поплыли, наклонились и распались на угасающие частицы, которые постепенно трансформировались в очертания зала, объятого огнём. Крик, распадающийся на низкое эхо, прозвучал будто над самым ухом:

– Помог бы, мерзавец!

– Осторожно, Джек! – безнадёжно заверещала я, кидаясь наперерез и толкая его плечом. Удар кирпича об голову сотряс видимое пространство. Мир наклонился, в ушах включился звон.

Я зажмурилась, распахнула слезящиеся глаза – и вместо полыхающего огня предстали белые потолочные плиты больницы. Звон в голове превратился в звон приборов. Бегущие навстречу люди в белых халатах что-то кричали, но совершенно неслышно. Я обессиленно вернула взгляд в потолок и прикрыла глаза. Звон стал невыносимым, будто раскалывал голову тысячей молотков. Я зажмурилась, задёргалась, закрыла уши и захлебнулась в собственном крике:

– А-а-а-а-а! – и резко раскрыла глаза.

Тишина. Приятный полумрак. Надрывный скрип дерева. Я не уловила момент, когда пришла в себя. Веки смыкались, будто превратились в слитки тяжёлого металла. Ужасная сухость во рту заставила приподняться, с трудом разлепить губы, беспомощно глотнуть воздуха и завалиться обратно. Кровать под спиной скрипнула – не так как обычно. Непривычно. Измученный, затравленный взгляд пополз по знакомым стенам каюты, задержался на чёрном провале пробоины, опустился к столу и дверям.

Тяжёлый выдох. Веки сомкнулись. В воздухе до сих пор витал душащий запах гари – он будто впитался в эти стены, во все эти предметы. Но даже пострадавшую после боя капитанскую каюту я узнала сразу же – и бессмысленно прижала ладонь к переборке, словно это помогало прочувствовать, что я всё ещё здесь. Всё ещё на «Жемчужине».

Сквозь пробоину в стене виднелось тёмное вечернее небо, перекликающееся оттенками с пасмурным беспокойным серым морем. Нельзя было вечно хвататься за стены и койку капитанской каюты, чтобы сохранить хрупкое ощущение спокойствия. Чем яснее становилось осознание отсутствия чего-то важного, тем сильнее душу снедал беспощадный страх. Или же необходимость действовать?

Скрипнула дверь, и в каюту просунулась физиономия Гиббса.

– Мисс Оксана…

Я лишь звонко шмыгнула носом в ответ, прикрывая глаза и откидывая голову на подушку. Шаркнули половицы – Гиббс протиснулся в комнату и мялся на пороге, будто дожидался вопросов, не решался заговорить первым, ждал этого пресловутого «Что произошло?». Наконец, он не выдержал:

– Там… «Августиниус», а Джек… гхм… он хотел помочь Анжелике, и…

Глаза распахнулись до рези, таращась в борозды на потолке, а сердце отсчитывало напряжённые секунды, дожидаясь завершения фразы.

– Гиббс?

– А? Да. Джек… остался. Там.

Я прижала кулак ко рту и повернулась к стене лицом, сдерживая плач.

– Мы увели «Жемчужину» за соседний остров – чудом только улизнули у них из-под носа. А «Августиниус» встал у Исла-де-Розас. Знаете, какой там форт! – Гиббс шумно выдохнул и цыкнул: – Не подобраться.

Я рвано всхлипнула, содрогнулась всем телом. Всё закончилось. Силы, желание терпеть, способность бороться. Крик рвал глотку – но я не могла дать ему волю. Я не могла залить слезами подушку, которая ещё помнила тепло Джека. Гиббс ушёл так же без спроса, как и появился. Дверь хлопнула. Я перевернулась на спину сжала в кулаках ткань простыни и взвыла в потолок. Но это было никчёмно, ненужно, бесполезно.

Я резко подорвалась и спустила ноги с кровати. Сапоги стукнулись о пропылённый пол каюты. Я с трудом оторвалась от койки – меня будто гирями обвесили – тело налилось такой тяжестью, что я едва не осела обратно. Вздох за всхлипом, шаг за шагом – я добралась до стола. Рука, пульсирующая болью от длинного глубокого пореза, ухватила перевязь с оружием. Я перекинула её через плечо. Взгляд застыл на окровавленном рукаве. Пришлось вернуться к койке и резануть кинжалом кусок простыни. Ткань была не такой чистой, как хотелось бы, но всё же оказалась лучшим вариантом. Я затянула импровизированный бинт вокруг предплечья и, постепенно привыкая к давящей боли во всём теле, покинула каюту. Серые сумерки, разбавленные тремя крохотными точками звёзд, висели над палубой. Рядом высилась громада тёмно-зелёного острова, который посреди пасмурного вечера тоже казался потрёпанным, запылённым и постаревшим лет эдак на тысячу.

Палуба пустовала. Во всяком случае, несколько человек, рассредоточившихся по ней в хаотичном порядке, не шли в счёт. Я сделала несколько шагов – палуба израненного судна отозвалась более-менее привычным скрипом – скорее живым, чем мёртвым.

– Надо идти за Джеком.

Рядом покачали головой.

– Мы проиграли, мисс Оксана. «Августиниус» ещё силён, а наши силы на исходе. Если мы в одиночку пойдём на бой… – Гиббс досадливо цыкнул. – В общем, у нас нет шансов. – Я продолжала сверлить взглядом серо-зелёный остров и клочок моря рядом с ним. Гиббс посчитал нужным привести ещё аргументы: – Мисс… Я не хочу бросать капитана и многих других, кто тоже остался там, но… Спросите любого, – он развёл руками. – Никто не согласится отдать свои жизни ради спасения их.

– Надо. Идти. За Джеком, – как болванчик повторила я, кивнула своим мыслям, и обернулась к старпому: – Мистер Гиббс, спустите мне лодку.

Я прошла мимо обезумевшего старпома, удивлённо провожающего меня взглядом. Он опомнился только тогда, когда я уже была у фальшборта.

– Ваша затея это…

– Безумие? – безбашенно оскалилась я, сверкая глазами как при лихорадке. – Знаю.

Гиббс отступил, покачал головой и опустил взгляд.

– Вы себя погубите.

– О да, намного проще было бы, если бы мне помогли вы, – рявкнула я на жалкую горстку матросов, засевшую на корме. Они удивлённо взглянули на меня, будто не ожидали такого порыва. Из трюма выглянуло ещё несколько человек. – Поэтому я прошу. Нет, даже требую! Чтобы те, кому не всё равно, отправились со мной. – Виноватое молчание пропитало воздух кислым привкусом предательства и презрения. – Так и знала, – и я толкнула лодку.

– Постойте, Оксана, я с вами.

– Даже не думайте, Гиббс, – в порыве обернулась я. – Вы нужны здесь. Вы должны следить за «Жемчужиной», пока я… пока МЫ с Джеком не вернёмся. Вы старпом. И вы уже не так молоды, чтобы так рисковать.

– А вы не так здоровы, – и он выразительно покосился на мои раны и ссадины.

Я поджала губы и подняла на него решительный взгляд:

– Зато я умею расставлять приоритеты.

…Вёсла поддавались трясущимся рукам с трудом: волны затормаживали, будто вязкое болото, но я упорно гребла, закусив губу от усердия. «Жемчужина» скрылась в тенях ночи, и её присутствие выдавал лишь неуловимый крохотный огонёк чьей-то сигары на корме. Из-за острова постепенно выплыл силуэт галеона, вставший неподалёку от Исла-де-Розас. В отличии от «Жемчужины» он не нуждался в конспирации, поэтому потрёпанные очертания судна подсвечивались огнями. Взяв за ориентир огонёк фонаря на корме, я погребла увереннее. Боль и усталость растворялись в решимости и твёрдом убеждении: дело ещё не закончено. Злость на тех, кто побоялся идти со мной, придавала сил, и я знала, что обязана – на зло всем – осуществить план. Хотя, был ли он? Лишь сумбурные представления. Но зато была уверенность – возможно, глупая, возможно, наивная. Но я хваталась за неё, как утопающий за соломинку, потому что знала: если бы я не сделала этого, не села бы в лодку, не поплыла бы за Джеком к «Августиниусу» – точно утонула бы в бездне отчаяния и безнадёжности.

Судно приближалось. Я придержала вёсла, вслушиваясь и вглядываясь в освещённый борт. Отсюда, снизу, корабль казался неимоверно высоким, а ночь – настолько тёмной, что даже подплыви я вплотную – на палубе не заметят. У носа корабля что-то происходило. Движения и скопление людей виднелось у фальшборта. Я окунула вёсла в воду, двигая лодку параллельно борту и приближаясь к носу «Августиниуса». Оттуда донёсся гогот и презрительный свист. Загрохотала якорная цепь. Подсвеченные тёмные фигуры людей удерживали ещё одну. Свистнула верёвка. Я приподнялась в лодке, отчаянно вглядываясь вверх, однако больше ничего разобрать не получалось. Предчувствие с отголосками понимания билось в разуме, посылая вдоль тела волны мурашек.

– …привязывай.

– …держишь? Заткни его уже.

– …это ты от злости побелел? Ах нет, это пудра с парика на рожу осыпалась!

Приглушённый удар и болезненный хрип.

Я нервно заелозила на банке, ноготь царапнул планшир. Лодка неощутимо ударилась о подножие форштевня «Августиниуса», я дрогнула. Взгляд забегал по неприступным бортам. Отголоски разговоров приобрели свирепый характер: послышалась неразборчивая речь, интонации которой подходили на смертный приговор. В ответ смешок – и очередная шутка про парик Стивенса.

– …привязал? Ну что, Воробей. Пташка станет кормом для рыбок, – и низкий раскатистый смех. Я подорвалась с места, панически соображая. В памяти ускоренно прокручивался эпизод одной малоизвестной киноленты, и внутренний голос повергал в ужас: «Это популярная среди пиратов казнь – привязать человека за ногу к якорю и утопить. Ты совсем рядом, но ничего не сможешь сделать».

– …второй раз тебе не отвертеться от смерти. – Драматическая пауза, и преисполненное триумфом и ехидством: – Сбросить якорь!

Загрохотала цепь. В считанных сантиметрах от моей лодки в воду врезался якорь. Холодные волны взорвались мощными брызгами. Лодку ощутимо занесло назад. Мелькнул трос, тянущийся от якоря наверх – и с борта «Августиниуса» сорвался человек, привязанный к его другому концу.

– Джек! – Я подалась всем телом навстречу. Волна податливо толкнула лодку обратно, и Воробей, с мощным плеском рухнувший в воду, вцепился в планшир. Я отчаянно перегнулась через борт, хватая его за руки.

– Опять эта дрянь?! – донеслось сверху. Хлопнул выстрел. Пуля взбила воду у подножия лодки. А следом голосом Тима громыхнуло:

– Не смей! – и звуки борьбы.

На доли секунды мы с Джеком пересеклись отчаянными взглядами. Но верёвка, которой он был привязан к брошенному якорю, неумолимо натянулась – и его с силой рвануло вниз. Мой вскрик слился с поспешным глотком воздуха: я ни за что не смогла бы разжать руки, и подгнивший борт лодки под моими рёбрами с надрывным хрустом проломился. Вода сошлась над головой в мгновение ока. С невиданной мощью и скоростью якорь тянул нас вниз, выдавливая весь воздух. Руки вцепились в рукав Джека мёртвой хваткой. Мышцы сковало холодом, мешая дотянуться до кинжала. В глазах мутнело от быстрого перепада давления. Единственным звуком стал тонкий звон в ушах на фоне гула воды. Верёвку нужно было перерезать прямо сейчас, иначе не закончившийся воздух, а тяжесть толщи воды сделают своё дело.

Где-то внизу гулко и мощно ударился о дно якорь. Нас дёрнуло вниз, в лицо взмыли вихри мокрого песка. Вокруг разверзлась чёрная бездна: на самом дне оказалось потусторонне тихо и уютно. Глубина успокаивала и расслабляла; выдавливала ощущение опасности, а вместо неё создавала странную эйфорию. Бульканье воды в ушах дезориентировало и всё больше подначивало сделать вдох.

На уровне рефлекса я нащупала на поясе кинжал. Внутренний голос доносился отдалённым эхом, напоминая, что даже у многих профессиональных ныряльщиков глубина сносила крышу, и они не замечали, как находили свою смерть на дне.

Рука дёрнула эфес. Джек лихорадочно попытался перехватить кинжал, однако я нырнула к верёвке, давая понять: я сама. Клинок слабо и жалко заскользил по тросу, привязанному к ноге Джека. Вкрадчивый страх пробежал по телу судорогой и жутким пониманием: не успею. В глазах мутнело, в груди мучительно жгло, холод и темнота мешали движениям, отчего пилить приходилось почти наугад, не чувствуя собственных движений. Канат треснул. Оставалось совсем немного – и канату, и мне. Наконец, последние волокна разошлись под лезвием кинжала. Распиленная верёвка стала плавно парить в воде; кинжал выскользнул из руки в темноту. Мы рванулись к поверхности.

Бледные просветы в огромной толще воды были слишком далеко, а силы на исходе, отчего я чувствовала себя беспомощной мухой, которая барахтается в кружке с водой. Вкладывая силы до предела, бешено работая руками и ногами, мне казалось, что я дёргаюсь на одном и том же месте, а поверхность не приближается. Внезапно наверху в воду рухнула тёмная фигура человека – и плавно пошла ко дну. В тускло подсвеченных фонарями волнах от него расходилось мутное тёмное облако крови. Я беззвучно поперхнулась, выплёвывая пузырьки драгоценного воздуха. Глаза расширилось от обжигающей соли – и я отчаяннее погребла вверх. Несколько бешеных рывков – и я стремительно вырвалась на поверхность. Истошный глоток кислорода – и рябь перед глазами отступила.

Стук сердца набатом расходился по телу, сотрясая каждую клеточку. На поверхности сделалось непривычно холодно. Неповоротливый силуэт «Августиниуса» отдалился, и я мысленно возблагодарила Бога за то, что волны отнесли нас на достаточное расстояние от него, а ночь оказалась настолько тёмной, что правдами-неправдами с борта им не удастся нас разглядеть. На смену безумной радости быстро нахлынула тревога: я заозиралась, суматошно молотя по воде в поисках Джека. Сердце с поразительной скоростью ушло в пятки – впрочем, всего лишь на несколько секунд, до того момента, как в считанных ярдах из-под воды вырвался тёмный силуэт, лихорадочно хватая воздух. С души свалился камень, и я погребла навстречу Джеку. Но в метре от него я в замешательстве замерла, подсознанием чувствуя, что что-то не так. Стоило приблизиться, и я забыла, как дышать, понимая, что именно меня смутило: в охапке Джека безвольно держался на поверхности ещё один человек – тот, кого сбросили с корабля, когда мы всплывали.

– Дже… – я спохватилась на полуслове, пересекаясь взглядом с тем, кому он помогал удерживаться на воде. Широко распахнутые знакомые серые глаза источали боль и ужас, а тёмное блестящее пятно на его груди расширялось с каждым рваным вдохом. – Тим… – задрожало севшим голосом. Я захлебнулась в холодном воздухе, подгребая к ним. – Тим!

В ответ на мой жалкий писк парусный мастер с трудом поднял остекленелый взгляд, а Джек сердито шикнул:

– Тихо, – и сурово скосил глаза на «Августиниус». Я судорожно сглотнула. Растерянный, опустошённый взгляд суматошно бегал от корабля к Тиму, поднимался к Джеку, и снова скользил по морю, не решаясь остановиться на чём-то конкретном, пока не наткнулся на недалёкий скалистый силуэт островка.

– Джек, там… – и я кивнула в сторону возвышения над водой. Не говоря ни слова, мы погребли к суше, поддерживая Тима под локти. Я мелко стучала зубами и, кажется, слегка подвывала. В этом молчании на меня набросились все те страхи и мысли, от которых я так долго и упорно отгораживалась, которые не допускала. Возводила неприступные стены, искала пути отхода, строила планы. Но усталость – чёртова усталость – неумолимо выплеснулась наружу. И это было единственное чувство, что осталось во мне: ни предрассветный холод, ни далёкое расстояние до берега больше не смущали. Слух улавливал лишь надрывное дыхание Тима. После всего пережитого меня окутало странное смирение и понимание, ужасающее своей очевидностью: его не спасти. И вместо того, чтобы рыдать в голос, биться в истерике и проклинать несправедливость жизни, я могла лишь грести к берегу, закинув тяжёлую руку парусного мастера себе на плечо. Только слёзы – слёзы, которые говорили сами за себя – беззвучными солёными каплями скользили по щекам. Скользили, невесомо падали в морскую воду и смешивались с ней. Навсегда. Сколько слёз море впитало в себя? Сколько крови перемешало с волнами? Сколько жизней забрало…?

Стоило ли другого от него ждать…?

Небо прорезали несмелые просветы, когда мы достигли суши. То, что издалека казалось островом, оказалось скалой, лишённой растительности. Море шумно билось о камни, рассыпаясь пенными волнами. Мы с Джеком с трудом взгромоздили Тима на каменный берег и, изнемогая от переутомления, устроились рядом. Волны бесстрастно лизали тёмные камни, омывая парусного мастера, лишённого сил переместиться. Поэтому мы, не сговариваясь, снова подхватили его под руки и оттащили подальше, к подножию наклонной скалы. Тим ослабленно откинул голову на холодный каменный пол и неосознанно зашарил рукой по своей груди, пытаясь перекрыть рану.

Следы пережитых потерь выжгли во мне все эмоции. И будучи абсолютно разбитой, истерзанной в длительных страданиях, я не могла биться в истерике. Хотя хотела. Просто не получалось. Взгляд избегал Тима, бегал по серой ряби на воде, по скалистому утёсу, нависающему над нами надёжным укрытием, по бледному силуэту луны, который плавал над морем в зыбком тумане.

– Оксана… – слабый хрип раненого заставил обернуться и склониться над ним. Тим приоткрыл разъеденные морской солью красные глаза под опухшими веками.

– Да? – задрожал ослабленный голос.

– Ты сказала, у тех, кто поступает по велению совести, друзей не бывает… – Тим сглотнул и кашлянул. Капля крови осталась на воротнике моей рубашки. – Но… знай, что я поступил именно по совести, когда бросился на Стивенса, чтобы тот не застрелил вас…

– Тим! – шёпот сорвался на рваный крик. Я обхватила его голову руками, прижала к себе, зарываясь замёрзшими пальцами в мокрые каштановые пряди волос. – Забудь! Забудь ту глупость, которую я тогда сказала. Ведь это всё неправда! Это всё грёбаная ложь! – меня прорвало на рыдания. – Боже, прости меня, Тим! Я тысячи раз была не права. И, чёрт возьми, я ужасно хотела бы отмотать время назад, чтобы ты не остался там, на Кайо дель Пасахе, чтобы не перешёл на сторону Стивенса. Чтобы… – всхлип, – чтобы не умирал сейчас на моих руках!

– Почему же… Это закономерный исход, – на его посиневших губах проступило вымученное подобие улыбки. – Третий лишний. У меня не было другой судьбы. В любовном треугольнике всегда кто-то должен отступить. – Я тихонько взвыла. Плеча легко коснулась рука Тима – успокаивающе, ободряюще. – Знаешь, Оксана… Сначала я жалел. Жалел, что лишним оказался я; представлял, как было бы нам хорошо вместе… ненавидел Джека за это. Но потом понял, что я банально желаю тебя счастья… Именно поэтому я ушёл тогда, именно поэтому отступил и оказался… здесь. – На мгновение в опухших серых глазах проступил прежний задорный огонёк. – Потому что я всегда тебя любил.

– Я… обязана тебе жизнью… многократно.

– Э-эй, не плачь, – пальцы Тима ласково прошлись по моей щеке. – Ты ничем не обязана… Можешь считать свою жизнь подарком. Знаешь, как неприятно умирать? Но я в отличии от тебя успел повидать виды, успел познать любовь, попробовать все запрещённые прелести нашего мира… И мне есть, что вспомнить на смертном одре. Поэтому, Оксана… пообещай мне одно…

Я наклонилась ближе, слеза упала на его щеку. Губы Тима покрыла тень улыбки, и они весомо шепнули, отпечатывая слова в памяти навсегда:

– Проживи жизнь, которую запомнишь.

Он уронил голову. Глаза закатились под веки, а лицо навечно расслабилось. Я вскочила на ноги. Замотала головой в немом отрицании, попятилась назад. Плечо наткнулось на Джека, который всё это время стоял рядом в скорбном молчании. И я разрыдалась, закусив кулак. А после обернулась к Джеку и уткнулась ему в грудь. Его руки обвили меня как никогда прежде нежно, трепетно и лаконично. Эти объятья заменяли все слова, все утешения. Они были важнее всего на свете. Потому что пустые слова – это всего лишь мишура, всего на всего формальность, которая только подначивает ещё пуще разреветься. Настоящая поддержка в поступках.

– Мне жаль, дорогая, – прозвучало необыкновенно искренне. Мокрые глаза болезненно поднялись к лицу Джека. На нём не было ни капли притворства – лишь горечь и сочувствие. Мало кому доводилось увидеть такого капитана Воробья – искреннего, понимающего, знающего – потому что мало кто смог заслужить его доверие, и мало кто сам ему доверял. Я верила. Даже на грани отчаяния – всё равно верила. Потому что узнала его намного больше и глубже, чем другие. Потому что теперь знала – Джек не эгоист. Он умеет быть другим.

– А вот и наши блудные союзники.

Я с натугой оторвалась от Джека. Губы скрасила мрачная усмешка, едва в глаза бросились два огромных мощных силуэта кораблей на фоне бледной розовой зари.

– Надо подать сигнал, – сообщил Джек. Он отлучился и направился из-под каменного навеса, отчего ощущение одиночества сдавило меня душащим холодом.

– Да, – с запозданием шепнула я ему в след. А после наклонилась к Тиму и навсегда закрыла его глаза. – Прощай, Тимми.

И зашагала за Джеком. А впереди, под бледным прощальным утренним заревом, волны рассекали «Летучий Голландец» и «Месть королевы Анны».

====== Глава XXIV. Рассвет ======

В скалах жалобно завывал ветер. Несмелый луч рассвета прорезал облака, и на парусах «Мести…» и «Голландца» заплясали солнечные блики. На палубу я ступила, как несчастный продрогший щенок, которого бросили хозяева – таращась вокруг огромными запуганными глазами и съёжившись, будто в ожидании удара. Джек невесомой тенью пронёсся мимо меня и устремился на мостик к Барбоссе, а я мазнула взглядом по скалистой отмели, на которой навечно осталось тело Тима – и стремительно отвела глаза. Наверное, я превратилась в бесчувственное, полуживое существо, раз смогла о думать о том, что самое важное дело ещё не закончено, а потом услышать и понять лаконичный приказ:

– По ветру! Идём за Стивенсом.

На палубе «Мести…» поднялась суматоха. Хлопнул парус, поймавший ветер. Я привалилась к фальшборту и медленно сползла на палубные доски.

Жестокая реальность сжигала во мне остатки всего живого. Пустота затормаживала, убивала разум и подводила меня всё ближе и ближе к краю. С каждым днём, с каждым часом. С каждым неверным поступком и каждым результатом. Я загоняла в бездну саму себя – сама того не понимая и надеясь, что новый шаг будет правильным. А в результате всё получалось как обычно. Именно поэтому я не рыдала и не оплакивала Тима – потому что теперь знала, что нужды живых важнее, и я обязана исправить то, что ещё можно исправить. Стивенс не мог успеть уйти далеко – и это шанс поставить финальную точку. Главное, не упустить благоприятный момент.

– Хочешь выпить?

Плывущий взгляд остановился на Элизабет Тёрнер и бутылке в её руке. Она качнула бутылью и повела плечами:

– Мне очень жаль. Я знаю, каково это – потерять близкого человека. Кажется, что жизнь на этом закончена…

Я медленно закивала, кусая губы и с трудом поднимаясь на дрожащие ноги. Взгляд замер на палубных досках у бушприта. Я резко вскинула руку, хватаясь за горлышко бутылки – и сделала огромный глоток. Обжигающий ром, вместо опьянения, будто подействовал наоборот – отрезвляюще, вытряхивая забытьё и напоминая о важном и уже не далёком. Ещё глоток, и ещё – пока глаза не заслезились от горечи и солнечного света.

– Ещё ничего не кончено, – я всучила бутылку в руки Элизабет и стремительно покинула палубу.

В полумраке кубрика приятно постукивало дерево. Я не могла понять, почему интуиция привела меня именно сюда – просто чувствовала, что Джек здесь.

– Есть оружие? – пробасила я в темноту. Стук на мгновение прекратился, и из глубин трюма показалась выцветшая бандана кэпа.

– Именно этот вопрос привёл меня сюда, – отозвался он, возобновляя поиски. Я молчаливо прошла рядом и облокотилась спиной о переборку. С ящика съехала тяжёлая крышка, и громыхнул ликующий возглас: – Нашёл!

Я оттеснила Воробья и запустила руку в ящик. Пальцы наугад подхватили первую попавшуюся рапиру и разряженный пистолет. Пока я сурово сопела, закрепляя оружие на поясе, Джек принюхался и издал понимающее «Хм». Я была благодарна за то, что он воздержался от комментариев насчёт алкоголя, которым от меня, оказывается, уже начало разить. Он понимал и прекрасно знал это состояние, когда отсутствие утешений и советов помогает держать себя в руках.

– Что насчёт «Жемчужины»? – я подняла голову и поправила пояс с оружием.

– Она слишком потрёпана боем, чтобы идти за нами.

– Значит, план в том, чтобы догнать и добить Стивенса?

– Да. «Месть…» и «Голландец» отлично вооружены и совершенно целы. «Августиниусу» же и так порядком досталось от «Жемчужины», поэтому шансы на победу у нас высоки как никогда.

Я понимающе кивнула и прикрыла глаза.

– Парус на горизонте! Две мили! – донеслось с палубы. Я дрогнула. Рука обвила эфес.

– Сегодня мы всё закончим. Раз и навсегда.

Я подняла заторможенный взгляд на Джека. Улыбка подсветила чёрные глаза искорками поддержки.

– Да. – Твёрдо ответила я. Плечи расправились, подбородок вздёрнулся: мы ещё повоюем.

… палубу заполнила суматоха, звенящая заряжаемыми пистолетами и грохотом въезжающих в порты пушек. Влажная пелена тумана покрыла морские мили, но сквозь неё проглядывались квадраты белых потрёпанных парусов «Августиниуса». В бледной дымке скрывались волны, поэтому нельзя было оценить скорость приближения судна. Бой в таких условиях был опасной затеей: что может быть хуже, чем почти не видеть действий противника? Однако эта битва стала необходимостью: это чувствовали все, поэтому никто не роптал и не высказывал страха.

Я прошлась мимо борта, поглаживая покрытый росой планшир. Вода у подножия судна едва отзывалась спокойным плеском, будто бурные течения тоже устроили затишье перед бурей. Корабли медленно, но уверенно преодолевали морские ярды навстречу друг другу. Взгляд сместился за борт: «Голландец» шёл с «Местью…» вровень, на ходу выкатывая орудия. Я с тяжёлым вздохом обернулась навстречу врагу. Солнце пронзило рыхлое облако тумана светом. Какие-то посторонние фигуры проступили позади «Августиниуса» вдали. Я устремилась на полубак, напрягая зрение до предела. Комок плохого предчувствия сжался в животе. Тёмные пятна покрыли горизонт, и едва туман ослаб, страшная догадка окатила меня холодом. Колени задрожали, а на спине выступил холодный пот. И словно в подтверждение домысла, с мачты донёсся окрик: «Прямо по курсу флотилия!»

У меня подкосились ноги. С губ сорвалось нервное «А-а». Я в исступлении наблюдала, как за «Августиниусом» из тумана выходят огромные корабли, ощетинившиеся пушками, как выстраиваются в ряд и волной движутся навстречу. Я нервно хрустнула пальцами: «Месть…» и «Голландец» не смогут с достоинством отразить атаку по меньшей мере пяти судов.

Внезапно что-то изменилось в представшей картине. Я перегнулась через борт и вытянула шею, отчаянно вглядываясь в очертания кораблей. Глаза распахнулись до боли, воздух встал поперёк горла. На меня смотрели десятки скорострельных носовых орудий и гигантских пушек.

– Джек! – я развернулась на каблуках и стремглав понеслась на мостик. – Стивенс призвал на помощь корабли своих подчинённых! Надо уходить! Они нас в лепёшку разобьют!

Десятки пушечных залпов слились в канонаду. Ядро ударило в мачту в метре от меня. Дерево надрывно застонало, ужасающий треск раздался над головой. Взгляд взмыл к небу, спотыкаясь о надломленный ствол мачты, грузно заваливающийся на меня. Я захлебнулась воздухом и собственным криком, рванула прочь, спотыкаясь об собственные ноги. Обжигающая туча обломков прилетела в спину, обрушилась на голову дождём щепок. Палуба содрогалась, рушилась, трещала. Я закрыла голову руками, уклоняясь от взмывающих досок. Взрывная волна накрыла корабль оглушающим грохотом. Воздух свистнул в ушах, и тело с силой врезалось в решётку люка у мачты. Крик сотряс нутро. Я зажмурилась, хватаясь за решётки и задыхаясь в неслышном и бесполезном вопле. Спотыкаясь и припадая к палубе, сделала попытку бежать – лишь бы куда-то. Грохот орудий слился в оглушающий шум – истязающий, сотрясающий всё вокруг. Палубу затянуло дымом. Меня догнало деревянным обломком в живот – мир наклонился и тело ударилось об палубный настил. Всё вокруг содрогнулось и смешалось в смертельный хаос, который внезапно растворился во тьме.