Текст книги "За краем Вечности (СИ)"

Автор книги: Jane_BlackCat

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 45 страниц)

– Ого, как мило… – Джек нервно усмехнулся, когда на него надели костяные бусы, украшенные «кулоном» из высохшей мыши, привязанной к верёвке за хвостик. – Полагаю, такая щедрость не оправдана. Вот ей, – он скосил глаза в сторону самой пышногрудой служанки, – такое украшение подошло бы намного больше. – Кэп тронул бусы, но снять не успел, словив уничтожающий взгляд охранника. – Понял! – он миролюбиво поднял руки и молчал, пока на остальных матросов надевали такие же украшения. Я дрогнула, когда тяжёлые бусы легли мне на плечи, и брезгливо передёрнулась, наблюдая за дохлой мышью, болтающейся на них главным декоративным элементом.

– Знаете, я слышал, что у вас принято макать людей лицом в краску. Традиция странная, но в качестве дани уважения, готов сделать это с ней! – Джек ткнул в меня пальцем и в два прыжка оказался рядом, зачерпнул из миски краску и щедро ляпнул её мне в лицо.

– Сдурел, что ли?! – возопила я, а Воробей горячо зашептал мне на ухо:

– Ты должна сделать всё, чтобы тебя не признали достойной для жертвопринош… а-а… – кэпа рванули за шиворот с такой силой, что он приземлился на задницу у ног команды. По рядам матросов прокатилось дружное немелодичное «О-у…».

Я удивлённо хлопнула глазами, вытирая с лица лиловую жижу. Воробья от меня закрыла грузная фигура турка, на груди которого болтался человеческий череп. Я нервно сглотнула, отступила, но на пути встала стена. В следующий миг моего лица коснулся аборигенский палец, вымазанный в зелёной краске. Я напряжённо отклонилась, но «художник» не понял, что я отказываюсь от подобного аквагрима, и, усердно поджав губы, провёл по моему лбу и щекам несколько зелёных линий. Когда он отступил, даже дышать стало легче.

– Ого-о, как тебе идёт! С зелёным лицом ты такая естественная… э-э, то есть, я хотел сказать, природная. Как… мм… травка. Или гусеница. – Громко – так, чтобы услышал каждый – донеслось со стороны Джека.

Понимать мотивацию такой развязной манеры поведения я стала постепенно: либо капитана щедро накачали чем-то психотропным, либо он решил прикинуться дурачком, недостойным, как он сказал, для жертвоприношения. В конце концов, в плену этого племени он пробыл дольше меня как минимум на несколько часов и мог узнать нечто важное. Но он перебарщивал. Что, если эти папуасы скоры на руку и Джек получит не отсрочку страшной участи, а стрелу в сердце?

– Переигрываешь, – прошептала я одними губами. Но кэп уже переключился на обнажённую служанку, не без жадности поглядывая на её пышные формы.

– Цыпа, осмелюсь сказать, вы напомнили мне одну мою знакомую с Тортуги. Слышали о Тортуге? Жила там одна любвеобильная милочка, у которой были то-о-очно такие же, как у вас… – и он показал руками форму женской груди. Но что его почти оскорбило, служанка даже не взглянула в его сторону, и, вероятно, не поняла, что обращаются к ней.

Глаза в возмущении поднялись к потолку, а потом опустились к матросам. Многие средь них недоумевающе почёсывали репу и тянули неоднозначное «Э-э-э…». Я была готова присоединиться к ним, понимая, что Джек ходит по грани: может, достойным для жертвы его и не признают, но может, вместо этого убьют на месте. Поэтому я в свою очередь боялась рискнуть вести себя «недостойно».

В кипящий котёл что-то бросили – облако густого пара взвилось под потолок, красное варево забурлило.

– Какое зрелище! – Джек всплеснул руками и выпрыгнул из стройных матросских рядов. – Какая красивая… жижа! Дайте взглянуть поближе! – он отпихнул от себя двух стражей и с детским восторгом в глазах подскочил к котлу. Один из аборигенов, тот, что с черепом на груди, кивнул другому. Тот достал из-за спины длинную дудку и приложил к губам. Ничего не замечающий Джек продолжал распинаться, наворачивая круги вокруг котла: – Знаете, это выглядит так пикантно… Напоминает испорченную похлёбку из одной тортугской харчевни. – В воздухе засвистело. Джек вздрогнул и умолк, словив дротик в шею. Качнулся, удивлённо моргнул, молчаливо дёрнул усами и стал заваливаться назад. В полной тишине шмякнулся наземь и безуспешно попытался приподняться на локтях, что-то бормоча.

– Чёрт возьми! – я цыкнула, закатила глаза и дёрнула рукой, выдёргивая предплечье из цепких когтей жреца. Кинулась к Джеку через весь шалаш, упала на колени рядом с ним и с размаху влепила ему пощёчину, пытаясь привести в чувство.

– Доигрался?! Доволен? – злобно зашипела я, тормоша его за плечи. Ответа не последовало – лишь его неосознанный взгляд, прошедший мимо. Он зажмурился, моргнул, пытаясь восстановить меркнущее зрение, но голова быстро завалилась назад, а веки сомкнулись, взбунтовавшись против своего обладателя. – Джек, твою мать, Воробей! – я вложила ещё больше усердия в попытки привести отключившегося пирата в чувство, но кто-то схватил меня за плечи, рванул назад, рывком поднял на ноги и толчком в грудь отправил в «объятья» команды, если это можно так назвать: Гиббс поддержал меня сзади за секунду до того, как я встретилась бы пятой точкой с землёй. Джека же быстро подхватили под руки и куда-то утащили.

– Вот дьявол… – злобно зарычала я, восстанавливая равновесие. – Спасибо, Гиббс.

– Мэкайя! – возгласил жрец, а костяной посох в его руках ударил в землю.

– Мэкайя! – стройным отрепетированным хором взревели остальные, включая конвой стражи и гарем служанок.

– Ой, не к добру, – прошептали за плечом. Я подавила напряжённый вздох и холодно наблюдала за действиями аборигенов – как они наворачивают круги вокруг костра, как черпают голыми руками кипящее варево, как умываются им и через каждые десять секунд отвешивают земные поклоны жрецу. Вернее, черепу на его груди, как я поняла позже: после плясок все выстроились в очередь и принялись целовать череп чуть ли не взасос, облизывать и обслюнявливать. Зрелище могло покоробить любого, но всё бы ничего, если бы по окончанию церемонии предмет поклонения и обожания всея племени не протянули нам. Так вышло, что я стояла едва ли не впереди всех матросов, поэтому оказалась первой в очереди. Вид грязного обслюнявленного человеческого черепа заставил неприязненно искривиться, и, понимая что от меня хотят, я робко наклонилась над ним, но не в силах поцеловать его, замерла в нескольких сантиметрах от его поверхности.

– Мм, не могу. Меня сейчас вырвет, – сдавленно простонала я, а в ответ голосом Гиббса прозвучало:

– Ну же, мисс, здесь нет ничего страшного, и вы же не хотите повторить… гхм, участь Джека.

Видимо, пунктуальность была фетишем племени, так как времени на внутреннюю борьбу мне не дали. Тяжёлый кулак упал на затылок, и я буквально влетела носом в череп. С губ сорвалось смачное русское ругательство, я отшатнулась и схватилась за нос, протяжно заныла. Благо, аборигенам этого было достаточно, и подобным образом истязать принялись остальную команду. Я забилась в укромный угол, облокотилась о стену. Рука ощупала нос, проверяя целость. Вроде не сломали, но солёная кровь всё равно текла на губы.

– Мистер Гиббс, что нам стоит ждать дальше?

– Насколько я узнал за этот период времени, – старпом, уже прошедший «инквизицию», привалился к стене рядом со мной. – Эти макаки поклоняются какому-то примитивному богу смерти, а эта черепушка якобы принадлежала ему.

– А вот это всё, – взгляд выразительно обвёл шалаш. – Нас посвящают в племя или готовят к тому, чтобы порадовать бога смерти свеженькими жертвами? – мрачная усмешка вырвалась сама собой.

– Посвящать в племя чужаков? Сомневаюсь.

– Хм… интересно: нас съедят, сожгут или швырнут в какой-то вулкан? – произнесла я так, будто гадала, какой подарок получу на день рождения. В ответ Гиббс лишь покачал головой, мол, не смешно, накаркаешь ещё.

Спустя немного времени каждому туго стянули руки верёвкой. Когда связывали меня, я сжала кулаки, развела локти и держала кисти рук близко к телу, чтобы между запястьями осталось расстояние, и в дальнейшем было легче освободиться от пут. Под конвоем нас вывели из шалаша. Дневной свет ударил в глаза, вынудил щуриться и затруднял оценивание обстановки. Лагерь аборигенов расположился на большом пустыре. С трёх сторон его ограничивал густой лес, а с четвёртой примыкала крутая голая скала, простирающаяся ввысь. На ней было выдолблено крупное изображение знакомого черепа. Его рот был раскрыт в вечном крике, но его перекрывал огромный булыжник. Внутренний голос подсказал, что он служит в качестве двери, а за ним нечто вроде выдолбленного в скале храма. Кроме этой достопримечательности на поляне ютились десятки деревянных «вигвамов», а в промежутках между ними, как хищные клыки, из земли вырастали каменные тотемные столбы. Их макушки венчались черепами – они выделялись на фоне каменных столбов своей белизной, и их происхождение не оставляло сомнений. Поляна имела неравномерную форму – тут и там за лес уводили узкие охотничьи тропы, края пустыря местами круто вдавались в лес, а местами наоборот заросли выступали вперёд. Вопреки надеждам, вместо крохотного поселения мы оказались в настоящем дикарском городе.

Путь по залитому солнцем лагерю окончился новым заточением: нас затолкали в другой вигвам. Совершенно пустое помещение встретило нас равнодушным холодом, потусторонним по сравнению с жаркой улицей. Солнце застенчиво заглядывало в крохотное окошко под самым потолком, но даже благодаря столь скудному освещению, можно было разглядеть чернеющую на полу человеческую фигуру – стройное тело, длинные волосы, знакомые черты лица. Едва дверь за нами закрыли, я кинулась туда, упала рядом с ним, и с размаху влепила ему пощёчину. Во ответ раздалось сдавленное «э-ой!», Джек подскочил и в непонимании воззрился на меня:

– Ты совсем? Я вообще-то в уже сознании! Могла бы сначала спросить!

– Ты решил, что я хотела привести тебя в чувство? Вовсе нет, я хотела ударить тебя по морде.

Джек раздражённо фыркнул, принял сидячее положение и обхватил колени руками.

– Я тоже рад тебя видеть.

– Тебе что, понравилось быть мишенью для метания дротиков? – я возвела очи к потолку. Надеюсь, Джек не понимал, что причина моих причитаний в том, что я испугалась за него, побоялась, что за неподобающее поведение его убьют. Надеюсь, никогда не поймёт.

– О да! После них такие сны снятся… красочные… – я словила на себе его эротический, похотливый взгляд, не оставляющий сомнения, какого рода грёзы посетили его в царстве Морфея.

– Ненормальный.

– Конечно! Желание выжить – истинная черта ненормальных. Местные жители дарят своему богу в жертву только таких паинек, как ты.

Я не придумала ничего лучше, чем снова закатить глаза.

По наши души явились только тогда, когда вечер вытеснил робкие солнечные лучи из окошка. Всё это время я вела дискуссию со внутренним голосом: рискнуть притвориться неадекватной, или продолжать подчиняться всем приказам? За несколько часов заточения выяснилось, что ничего конкретного не выяснилось, а о «достойности стать жертвой» команде объяснили жестами, что само собой не даёт гарантий: никто не знает, правильно ли было понято то, что хотели сказать дикари.

За стенами застучали барабаны. Их хищный ритмичный гул заставил всех вздрогнуть. «Барабаны смолкнут, и простимся с Джеком» – ехидно процитировал внутренний голос. Команда, рассевшаяся у стен шалаша, принялась переглядываться, хмуриться, вытягивать шею, будто в попытке что-то увидеть сквозь стены.

– Не нравится мне это, – голос мистера Хоггарта прервал молчание подобно грому. До этого все словно бы боялись заговорить, дабы не порвать хрупкую нить временного спокойствия.

– Что мы сидим тут, чёрт возьми? – я ударила кулаком в землю. – Молчим, стараемся смириться, вместо того чтобы планировать побег?!

– Побег? Ха-ха, пройдёшь два метра по лесу и угодишь в ловушку, – прозвучало в ответ. – Не забывай, что мы тут на день раньше тебя.

– На день? – брови удивлённо подпрыгнули. Такого большого промежутка времени я не ожидала никак, поэтому появилось ощущение, словно я единственная, кто не в теме.

– Угум. Наша попытка сбежать закончилась свалившейся прямо на голову клеткой.

– Увы, но по лесу в самом деле рассеяны ловушки. – Заключил Джек. Он встал, потянулся, похрустел костями и неуверенно добавил: – Разве что, наш единственный шанс – река.

– Река?

– В которой ты «решила искупаться», когда бежала по мосту, – кивнул он. – У берегов открытое пространство, на котором ловушки не спрячешь, но и здесь есть проблемка: мы будем видны как на ладони. Более того, до неё нужно добираться по лесу.

– И я не сомневаюсь, что по ту сторону, – Гиббс ткнул пальцем за плечо, на стену, – круглосуточно дежурит парочка бугаев с копьями.

– Так что о бегстве речи быть не может, – уныло подвёл черту Бергенс.

– Расклад безрадостный, – цыкнула я.

Застонала дверь, и в шалаш дыхнуло вечерней прохладой. В открывшемся дверном проёме на фоне серого неба возвышался жрец. Факел в его руке наполнил светом все уголки шалаша. Я прикрыла глаза козырьком из ладони, щурясь и инстинктивно отползая в тень стены.

– Мэкайя! – провозгласили вошедшие. Их было не мало – немногим меньше, чем во время нашей первой встречи. Каждый считал своим долгом выкрикнуть «заветное слово» при входе в шатёр, что пугало не хуже, чем зрелище по ту сторону двери. Сквозь дверной проём увидеть улочку удалось мельком, но и этого хватило для появления панического холодка на спине: всё поселение расцветилось огнями. Тотемные столбы, расставленные в хаотичном порядке, озарились светом. Человеческие черепа на их верхушках глядели огненными глазами. Их взгляд горел пламенем, и по хижинам скакали гигантские оранжевые тени. Однако скоро первое впечатление сдало позиции и до меня дошло, что это всего-навсего фонари. Внутрь черепов помещены свечи или факелы, льющие свет через глазницы. Но жутковатое зрелище снова пробудило внутренний голос, учтиво подметивший, что именно для таких целей через некоторое время будут использоваться и наши черепа.

Справа полыхнул свет. Я дрогнула, прикрыла глаза рукой и заставила себя оторвать взгляд от дверного проёма: посередине нашего шатра развели костёр. Пламя вознеслось к потолку огненным столпом, затрещало в предвкушении чего-то масштабного. Я поймала себя на том, что невольно приблизилась к Джеку и едва ли не ухватила его за руку. Каменное лицо Джека озарялось багровым отсветом пламени, было сосредоточено и собрано.

Дверь взвыла и захлопнулась. Если раньше клаустрофобия меня никогда не тревожила, то сейчас, оказавшись в замкнутом пространстве с аборигенами и огромным костром, мне стало трудно дышать: организм изъявлял чуть ли не жизненную необходимость вырваться отсюда, найти способ спасения.

Заиграла музыка, если, конечно, этим словом можно назвать звуки примитивного рожка. Мелодия без особой структуры лилась плавно и монотонно, как арабские песнопения – лишь изредка выводились мелизмы. Музыка успокаивала, убаюкивала и вводила жреца в некий транс: спустя минуту он уже «подпевал» – мычал в такт и покачивался из стороны в сторону. Остальные присутствующие аборигены вторили ему, словно взывали к богам.

– И долго нам ещё смотреть этот концерт? – пробурчали сзади.

– Если после него нас швырнут в этот костёр, – усмехнулся мистер Бергенс, – то надеюсь, что долго.

Я пристукнула ногой.

– Какие жизнерадостные, аж тошнит!

Посох в руках шамана гулко ударил в каменный пол. Воцарилось потрескивающее молчание – стихли голоса и музыка. Потусторонняя тишина заставила меня почувствовать себя эмбрионом в утробе матери. Постепенно молчание разбавили новые звуки: все до единого аборигены достали копья и синхронно, размеренно принялись бить их обратной стороной об пол. Чеканя шаг под этот ритмичный марш, жрец подошёл к костру и вывалил в огонь кадку сухих фиолетовых цветков. Пламя взвилось ввысь, затрещало и заискрилось; повалил лиловый дым. Он расползался под потолком, обволакивал стены и постепенно оседал, опускался к нам.

«Фиолетовые цветы? – цинично усмехнулся внутренний голос. – Ты будто в Сентфор попала, подруга. Интересно, эффект от них такой же…?»

– Боже, сохрани! – зашептал Гиббс, пятясь назад. Но облако фиолетового эфира неумолимо заполняло собой каждый миллиметрик воздуха. Ритм марша ускорился, в оркестр вступили барабаны. Я шагнула назад, наткнулась на мистера Бергенса и юркнула за его спину. Но это инстинктивное действие, естественно, не уберегло меня от фиолетового облака. Сладкий, дурманящий дым налетел туманом, тяжело осел в лёгких, как мокрая вата. Завихрения дыма искажали видимое пространство, замедлили восприятие. Я моргнула, взгляд прошёлся по сторонам. Пребывающая в ступоре команда непонимающе покачивалась и переглядывалась. Вскоре всё окрасилось лиловым, и различить в мутных фигурах аборигена и матроса выходило за рамки возможного.

Можно было чувствовать, буквально ощущать, как сладкий дурман расходится по организму, затрагивает каждую клеточку тела. Приторная сладость на языке стала приятной, тело расслабилось, а все синяки и царапины перестали ощущаться. За спиной будто выросли крылья. Туман был осязаемым, влажным и тёплым. Его райский, пряный аромат приводил к сладкой истоме, будто вместо охапки высушенных цветов в него опрокинули сотню пузырьков «Savage Dior». Или волшебную розовую пыльцу феечек Винкс. Внутренний голос не мог сформировать мысль, но подсознание улавливало суть. Наркотическую суть этих фиолетовых цветов.

Постепенно впадая в наркотическое опьянение, я поняла, что не чувствую ног. Взгляд скользнул вниз: нет, я по-прежнему стою. Лёгкость охватила всё тело, и уверена, если подпрыгну, буду парить как в невесомости. И я подпрыгнула. Подсознание создало ощущение полёта, но оно сразу же оборвалось, едва ноги ударили в землю. Неожиданная встреча с землёй вместо взлёта едва не повалила меня с ног. Я качнулась, но «крылья» помогли удержать равновесие. «Крылья? Ого, и правда, крылья!» – пальцы дотронулись до красных перьев за спиной. «Неудивительно, что красные, после всего содеянного мной! Ну, стало быть, если есть крылья, я умерла и попала на небеса. Теперь, по сценарию, мне, вроде как, нужно прыгнуть в пропасть и взлететь. Ну и где тут ваша школа ангелов и демонов?»

В разуме отдалённо мелькало понимание, что это всего лишь видение, вызванное наркотическим дымом, но вскоре я уже не могла толком отличить реальность от иллюзии.

Взгляд прошёлся по окрестностям. Но вместо Мисселины меня встретил «на том свете» капитан Джек Воробей. Да и тот свет отличался от положенных канонов. Вокруг был пляж, райский пляж, украшенный неоново-зелёными пальмами и песком из настоящего, чистого золота. Море представляло из себя идеально-ровную синюю плоскость, как в «Майнкрафте». А Джек плыл по нему на белоснежной люксовой яхте под названием «Белая Жемчужина». Вскоре яхта совершила кульбит и причалила у самого края воды.

– Джек! – я, подлётывая, поскакала туда, протягивая к нему руки с гигантскими когтями. Когтями? Ого, да это же маникюр! Я и забыла, что это такое за полгода в пиратском мире. Неудивительно, что после такого долгого отсутствия маникюра, мои ногти решили «восполнить пробелы» и теперь представляли двухметровые острые когтищи с радужным дизайном. О нет, радужный дизайн! В России такое запрещено! Я постаралась спрятать руки в карманы, но гигантские ногти проткнули ткань и упёрлись в золотой песок. Ничего себе, да ведь на них можно идти как на ходулях! И я пошла. Но в метре от яхты замерла в ступоре. Джек держал в своих объятьях хрупкую, худенькую девушку, мулатку с гладкими блестящими чёрными кудрями, одетую в платье, теперь принадлежащее мне! И даже на этом расстоянии можно было услышать «Я люблю тебя, Роза! Я хочу тебя!»

Когда Джек приподнял Розу Киджеру за талию и примкнул к её тёмно-вишнёвым губам в жарком страстном поцелуе, меня пробрал гнев. Один взмах крыльев – и я приземлилась на палубу яхты. Моё рычание, громче тигриного, не покоробило целующуюся парочку, и тогда я наотмашь рубанула по сладострастной прелестнице двухметровым маникюром. Розу разрубило пополам, она повалилась на пол и вспыхнула огнём. Тем самым огнём, который когда-то погубил ее на Кайо дель Пасахе. Через несколько секунд от неё не осталось и следа.

– И как это понимать? – Джек упёр руки в бока.

– Что тут непонятного?! – я всплеснула руками, едва не ударив лихого кэпа маникюром по причинному месту. – Я убила соперницу, и теперь ты только мой!

– Ха-ха, ты убила только одну из моих баб!

– Только одну! – вторили ему два женских голоса. На свет вышли две женщины – идеально стройные, идеально красивые. В идеальных, сексуальных костюмах полицейских. Обтягивающая латексная одежда подчёркивала их гигантскую грудь и осиную (в прямом смысле) талию. Их каблуки едва ли уступали в длине моим ногтям, а сетчатые чулки перекликались оттенками с полицейскими фуражками на их головах.

Блондинка и брюнетка. Элизабет и Анжелика.

– Ты обвиняешься в расизме, ибо ты убила Розу Киджеру! – единогласно воскликнули они.

– О-о, нет! Т-только не п-полиция! – я пискнула и прикрыла рот руками, выставляя на обозрение радужный маникюр.

Полицейские переменились в лице. Посерьёзнели, поражённо раскрыли рты. Будто только что я совершила преступление стократ серьёзнее «расистского убийства». Догадавшись о причине их праведного ужаса и возмущения, я ахнула, попятилась и спрятала ногти за спину.

– О-о, Оксаночка… – Анжелика цыкнула и покачала головой. – Мы-то сперва думали тебя пощадить – подумаешь, убила чёрную! – но тепе-ерь, когда ты показала своё «оружие убийства», ты приговариваешься к расстрелу! Или ты не знала, что радуга – это флаг ЛГБТ, а любая пропаганда карается со всей строгостью закона?!

– Нет, нет, пощадите!

– Нет, нет, не пощадим!

Мне в лицо взглянули два пистолета. Я только и успела зажмуриться. Синхронный выстрел. Тишина. Но нет никакой боли. Нет крови, нет слабости. Глаза в растерянности приоткрылись. Взгляд сфокусировался на Джеке, загородившим меня собой.

– Джек! Боже мой, Джек!

Он будто в замедленной съёмке упал к моим ногам. Крылья за моей спиной исчезли, вместе со смыслом жизни. Я рухнула на колени рядом с ним, рядом с моим капитаном. Остался только мой собственный крик, доносившийся сквозь призму отчаяния:

– Не-ет, Джек! Не умирай!

Ему вторили два голоса:

– О нет, мы убили Джека! Нам теперь незачем жить!

Грохнули два выстрела. Я заставила себя оторвать взгляд от умирающего кэпа: Элизабет и Анжелика не выдержали горя и дружно застрелились. Я почувствовала необходимость повторить их поступок. В крайнем случае не застрелиться, а хотя бы перерезать себе горло маникюром. Зачем жить без него? Зачем мне моя жизнь, когда её цена – жизнь Джека?

– Кхе-кхе… – донеслось вежливое покашливание снизу. Взгляд опустился к Джеку. – Дорогая, ты меня сейчас утопишь в своих слезах.

Я вскочила.

– Джек? Ты живой?!

– Ты расстроена? – Воробей как ни в чём не бывало поднялся, отряхнулся, улыбнулся, усмехнулся.

– Но… Как?

– Ты что, не видела? Когда они в меня стреляли, я стоял к ним спиной. Пули должны были попасть в голову. Но я мою волосы шампунем «Жумайсынба», поэтому мои волосы настолько прочные, что пули не смогли их пробить!

– О, Джек! – я накинулась на него со страстными объятьями. – Слава «Жумайсынбе», ты жив! Я люблю тебя!

– Я тоже люблю себя. Как раньше… так и впредь.

Наши губы слились в поцелуе. Я запустила маникюр под его рубашку и разорвала её на десяток лоскутков. Он в свою очередь поспешил лишить меня платья. Я была готова пригвоздить его к палубе в порыве страсти, но меня остановил его голос:

– Дорогая, давай не здесь, – и Джек выразительно покосился на застрелившихся «полицейских».

– А-а… где тогда?

– К примеру, там, – он указал за борт, на «майнкрафтную» воду.

– Ни слова больше! – я прыгнула на Воробья верхом, переваливая его через борт. Миг падения – и мы рухнули на поверхность воды. Она оказалась твёрдой как асфальт, но я даже не удивилась. И мы сразу же приступили к страстным ласкам…

… Спустя много времени, проведённого в безумном наслаждении в жарких объятьях кэпа, я откинулась на воду, пытаясь утихомирить тяжёлое дыхание.

– Фууух, Джек… Вот это да… – я прикрыла глаза, вытерла пот со лба и заулыбалась. – Это было нереально, спасибо… Меня прежде никто так не уматывал.

Наверное, мы слишком много времени провели в порывах-изгибах-стонах-сплетениях, потому что солнце уже не слепило закрытые глаза. Стало прохладно, и захотелось одеться. Или повторить нашу вакханалию любви.

– А вот о тебе не могу сказать такого же… – прозвучало над ухом, приправленное тяжёлым дыханием. – Роза Киджера была намного лучше и умелей, чем ты. Прости, но мне не понравилось.

– Что-о?! – я, не успев даже глаза раскрыть, резко дёрнулась, пытаясь вскочить, чтобы надавать хаму по морде, но со всей дури стукнулась головой о что-то и с воплем завалилась обратно. – Мм, чёрт! – рука схватилась за ушибленный лоб. Пульсирующая боль расходилась по всей голове. Она возвращала в реальность и растворяла сладкую истому. Так бывает, когда просыпаешься утром, но продолжаешь лежать с закрытыми глазами – уже понимаешь, что всё прошедшее было сном, но ещё не сориентируешься в пространстве и времени.

Мироощущение постепенно снова наполняло бренное тело. И резко появилось понимание, что всё произошедшее только что было ни больше ни меньше иллюзией, созданной фиолетовым дымом. Я по очереди разлепила глаза. Но им предстала только темнота. Я замычала, потирая веки кулаками и не без радости отмечая отсутствие двухметрового запрещённого маникюра. Крыльев под спиной тоже не было. Но всё болело так, будто их только что отломили. Это окончательно помогло прийти в себя. Ныла каждая косточка, каждая клеточка тела, будто её пропустили через мясорубку. «Ё-моё, вот она какая, ломка…» – даже внутренний голос дрожал, представляя, что могла сделать я, или что могли сделать со мной, пока я была под кайфом. «Фу-у, как же паршиво. Ну и бред тебе привиделся, подруга. И в какие же экскременты ты влипла на этот раз?» – необходимость прямо сейчас понять это, узнать ответ на жизненно необходимый вопрос, заставила меня снова разлепить тяжёлые веки, под которые будто насыпали соли. Взгляд снова устремился в темноту – давящую, плотную и непроглядную. Надеюсь, лишение зрения – это не побочный эффект от наркотика? Здесь было сыро, влажно, пахло плесенью и затхлостью, а ещё чем-то разлагающимся.

Я попыталась принять сидячее положение, приподняться на локте, но плечо упёрлось во что-то, едва я изъявила попытку подняться. Сердце ускорило ритм, внутренний голос шепнул нервное «Что…?». Руки зашарили вокруг. Замкнутое пространство окружало со всех сторон, давило, нависало – будто меня запихнули в заколоченный деревянный ящик.

«Это не ящик», – подсказал внутренний голос. – «Это гроб». Сердце пустило вибрацию по телу, мурашки защекотали спину. На лбу выступила капля холодного пота. В надежде опровергнуть свою догадку, я вытянула ноги до максимума – они упёрлись в дерево, руки тоже нащупали за головой стенку.

– А… А-а-а-а-а! – вырвалось из горла. Паника сжала тело в тисках, впилась ледяными когтями в живот. А крик потревожил кого-то у меня под боком. Что-то справа дёрнулось, подскочило; раздался глухой удар о нависший потолок, а следом за ним – поток отборной брани.

– Джек! Ты? – лишь сейчас обнаружив присутствие человека, я повернулась на бок, насколько это позволяло тесное пространство и затрясла Воробья за плечи.

– Агхр… Что ты вопишь, будто тебя на зуб кракена насадили? И так башка трещит, – прозвучало родным голосом Воробья.

– Джек, нас заперли в гробу!

Минута молчания. В нашу память.

Джек замер, напрягся. Его руки упёрлись в потолок, стремительно зашарили по стенкам, убеждая в этом факте.

– Э-эй! – удар кулаком в потолок гроба. – Ау! На помощь! – череда ударов, просьбы помощи, снова поток ругани.

Я впилась ногтями в днище гроба. Сердце застряло в лёгких, и к горлу подкатил удушливый комок. Тело свела судорога.

– Господи! К-как-так? – мои слова были слишком громкими в этом крохотном пространстве. И, вне сомнений, бесполезными. Я снова застучала в крышку гроба, забила в неё ногами. – Кто-нибудь! Э-эй! Пожалуйста! Мы здесь! Помогите! А-а! А-а-а-а-а-а!!!

Мольбы о помощи быстро стеклись в бездумный крик. Паническая атака вгрызалась в разум, вытесняла всё адекватное, что ещё оставалось во мне, съедала всю душу и превращала тело в марионетку.

– Ы-ы-а! – я мелко застучала зубами, едва руки Джека впились мне в плечи.

– Успокойся! Успокойся, кому говорят!

Джеку пришлось приподнять меня за плечи и с силой впечатать в днище гроба, чтобы вытряхнуть из меня панику. Это слегка привело в чувство, и я обескураженно замолчала.

– Кислорода должно хватить примерно на полчаса, а твоя истерика истратит его в считанные минуты. Нам надо продержаться как можно дольше и потихоньку выбираться.

– Выбираться! – я всплеснула руками, и, кажется, снова попала ему по носу. – Как можно выбраться, когда тебя закопали заживо! Даже если мы пробьём крышку, – я зарядила кулаком наверх, в потолок, – Нас мгновенно засыпет землёй!

– Да хватит орать! – рявкнул Воробей. – С чего ты взяла, что нас уже закопали?

– Н-но ведь в крышке есть щели, а свет не проникает, – я провела ладонью по узким бороздам, испещряющим потолок, и снова почувствовала приступ паники. – Джек, это же жертвоприношение! Вот о чём нам сообщали! В отличии от известных методов а-ля «бросить в вулкан или сожрать», эти сектанты закапывают людей заживо! Твои методы по избежанию жертвоприношения не сработали!

– Да неужели?! Давай ещё отношения повыясняем! Успокойся, Оксана. Успокойся. Если бы нас уже закопали, вес земли уже начал бы продавливать крышку гроба, крышка бы прогнулась в середине, но она абсолютно ровная. Сквозь щели какая-то доля земли уже осыпалась бы внутрь. Но здесь её нет. Теперь попробуй просунуть палец в щель. Чувствуешь матушку-землицу? Нет.

Я не без труда втиснула мизинец в щель, но он не коснулся сырой земли. Значит, наш гроб ещё в «морге», или уже стоит на краю свежевскопанной могилы. А может, нас уже отнесли в своеобразный крематорий и прямо сейчас стенки гроба схватит пламя?

– Так, – я сделала глубокий вдох, опустила веки, медленно выпустила воздух через ноздри и открыла глаза. – Крышка. Надо её выбить.

Вжикнуло лезвие. По движением Джека под боком, стало ясно, что он вытащил припрятанный в сапоге нож. Звуки и движения кэпа без слов пояснили мне его намерения. Лезвие боком втиснулось в щель, принялось расшатывать доску. Правда, сильно сказано: качественная конструкция плохо поддавалась короткому клинку, и доска пошатывалась слегка, как молочный зуб в детстве, который тебе надо самостоятельно выдернуть, чтобы родители не отправили за этим к стоматологу. Я приложила свою помощь: продолжила истязать крышку ударами ног и кулаков. Пространство для размаха было мизерное, поэтому я походила на глупую букашку, бьющуюся в оконное стекло – не имея шанса протиснуться сквозь, но не понимая этого.