Текст книги "За краем Вечности (СИ)"

Автор книги: Jane_BlackCat

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 45 страниц)

– Не плачь, малыш, – я попыталась пошутить, однако лицо Джека не просветлело ни от одной эмоции. – Вернём.

– Вернём, – вдруг Воробей переменился во взгляде. Нотки коварства пролегли в чёрных глазах и приправили общий вид злобной ухмылочкой. Я заинтригованно повернулась к нему, ожидая фееричного открытия. – И я уже знаю, как…

Я только успела моргнуть и кинуться следом, когда пират птичкой соскочил с пригорка и резво побежал обратно. Впрочем, интрига недолго переполняла душу восторженным трепетом, потому что стоило преодолеть пару метров, как дробным перещёлкиванием предохранителей нас встретила армия мушкетов в твёрдых руках треклятых врагов любого пирата. Красные мундиры появились на пути из ниоткуда, словно всё это время по-крысиному наблюдали из-за угла и дожидались благоприятного момента для флегматичного появления.

Я отпрыгнула назад одновременно с Джеком – если бы помедлила хоть секунду, мы бы врезались друг в друга. Пока внутренний голос в недоумении вопил «Что?! Откуда в этой провинции команда вооружённых мундиров?! И как они, чёрт возьми, выследили нас?», капитанская сабля уже предостерегающе взвизгнула о ножны.

– Нет нужды сопротивляться, пират, если не хочешь пулю схлопотать, – сурово донеслось из стройного ряда солдат. – И так и так никуда не денешься.

Я последовала примеру Воробья, отступая и медленно обнажая саблю – сдаваться без боя не в пиратских правилах, однако всё внутри уже тряслось от страха и негодования: как будто не бывает без непредвиденных ситуаций!

– Пират? Да вы хоть знаете, с кем разговариваете?! – внезапно для самой себя воскликнула я, выступая вперёд и отталкивая Джека. Совсем страх потеряла с последними событиями. – Знаете, что вам будет за такие серьёзные обвинения, когда они не обоснованы? М? Ммм?! – и злобно зыркнула на весь отряд, одновременно чувствуя на себе заинтересованный взгляд Джека: мол, как выкрутишься?

Ни один из солдат не дрогнул, а мушкеты только разом сгрудились на моей персоне в ответ на приближение.

– Ха-ха, – холодно донеслось из-за красных спин. Там показался ещё один человек, только его чёрный, более важный мундир смотрелся чужеродным объектом среди алых собратьев. – Знаем-знаем, с кем разговариваем. Думаю, на Сен-Бартелеми нет ни одного ребёнка, который бы не помнил, как легендарный Джек Воробей ограбил наш единственный банк, после бежал, прикинувшись священником нашей церкви, осквернил честь одной из прихожанок; потом от лица священника на украденные средства из банка выкупил этот самый банк и простил себе долг; оказывал сопротивление задержанию, угрожал нашему губернатору револьвером, держал его в заложниках, шантажировал солдат его смертью… А после скрылся на корабле, который недавно достался в наследство той самой соблазнённой прихожанке – пират в роли священника выдал такую проповедь, что убедил её в необходимости поделиться с ним этим судном.

Я истерично хохотнула, пятясь назад, и наткнулась на плечо Джека. Взгляд метнулся к нему, в остервенелом желании пробить дыру в его дурной башке.

– И после всего этого ты так спокойно решил разгуливать по Сен-Бартелеми?! – я взорвалась злобным шипением.

Джек вжал голову в плечи и стыдливо поморщился:

– Ммм… Забыл, я думал, это было в Сан-Хуане… – простонал он, одним глазом косясь на солдат.

– А вот уж мы запомнили. Полагаю, казним на площади? – прилетело от чёрного мундира. Он протиснулся между своими солдатами и с поганой улыбкой остановился перед Воробьём. Джек взглянул по сторонам, однако ни одного сомнения не появилось в его взгляде – только хитреца и коварство озарили его лицо.

– Посмотрим, – шепнул он. Шаг назад – пират схватил меня за локоть и рывком оттащил назад, на достаточное расстояние от мундиров. Те рванулись следом, однако капитанская рука резко взметнулась вверх, а её обладатель грозно рявкнул: – Назад! – десяток взглядов приковался к его ладони с искренним недоумением. Я проследила за солдатскими взглядами и брови невольно подпрыгнули на лоб, а смешок чуть не сорвался с губ: между пиратских пальцев ловила блеск солнца знакомая чёрная дощечка с надкусанным яблочком на задней стенке. Я ощутила, как по телу пробегает судорога, рвущаяся наружу смехом: значит, пират поверил моему недавнему блефу о супероружии и решил присвоить столь ценную вещицу? Дабы сдержать неуместный хохот, я деланно прокашлялась. Тем временем Воробей торжествующе приподнял уголок губ в улыбке и опустил руку на уровень плеча: – Вы не знаете, что это, – моими словами произнёс пират. – Слыхали о сверхмощном «телефоне»? О-о, ребятки, мне жаль, что именно вам из-за вашего честного выполнения солдатского долга, придётся испытать на себе его всеуничтожающую силу… Стоп! – добавил он, когда один из мундиров осмелился шагнуть ближе. – Я брошу это, и вы все взлетите на воздух. Вот та-ак. Оружие на зе-емлю… Молодцы! – Джек пихнул меня локтем, мол, отступай, и я медленно попятилась назад синхронно с ним. Красные мундиры верили не до конца, однако странный прибор, который никто никогда не видел, вызывал у всех сомнения и суеверный страх.

– Да что вы, в самом деле! Он ведь уйдёт! – взвыл чёрный мундир, подхватывая мушкет. Но Джек, опережая его действия, размахнулся и отправил многострадальный «айфон» в полёт. Мобильник кувыркнулся в воздухе и полетел прямиком в главаря солдат. Его подчинённые, словно в замедленной съёмке, пригнулись и едва ли не раскрыли рты, с неприкрытым ужасом наблюдая за летящей дощечкой. Телефон глухо встретился с макушкой чёрного мундира и отскочил на мостовую. Корпус, естественно, пошёл трещинами при столкновении со лбом зазевавшегося главаря солдат, и теперь валялся у его ног жалким зрелищем, не выдержавшим малейшего удара. Я даже пожалела, что в своём времени отдала предпочтение разрекламированному «яблоку», чем старой, но неубиваемой «Нокиа». Однако, солдаты не сразу поняли всю красноречивость провала: вероятно, паутинка трещин на корпусе напугала их: в перепуганных взглядах так и читалось «Сейчас рванёт!», однако, когда по истечении нескольких секунд ничего не изменилось, из отряда робко, а потом более уверенно донеслось:

– Ха. Ха-ха. Ха-ха-ха! А-ха-ха-ха-ха!!! – первоначально робкий смех пошёл на усиление и увеличение, как снежный ком, перерастая в гул. И вот уже каждый красный мундир считал своим долгом смеяться или даже показывать пальцем на крайне смятённого Джека Воробья.

Пират красноречиво изогнул бровь и совершенно непонимающе отодвинул голову назад. Когда его взгляд метнулся ко мне, я только и смогла, что пристукнуть зубами и неоднозначно дёрнуть плечом. Джек заозирался, лихорадочно придумывая новые пути отхода, пока я представляла, как буду объяснять причину позорнейшего провала пиратского замысла по истечении событий. Смех сошёл на нет довольно быстро, а по команде чёрного мундира «Ну хватит!» всё разом стихло. От тишины зазвенело в ушах, однако звон мысленный внезапно разбавился звоном материальным: вокруг запястьев защёлкнулись наручники, а спина ощутила тычок штыка. Я вздрогнула и повернула голову до предела: к мундирам подоспело подкрепление. Лёгкие сковал холод, а внутренний голос взял долгую пронзительную ноту: «Чёрт!» Подобный щелчок раздался и рядом. Я обернулась: Джек неприязненно встряхнул цепью наручников, сковавших его руки. На моей памяти это был самый грандиозный провал в жизни капитана Воробья…

Я запнулась о взгляд Джека. Тот растерянно, но при том раздражённо закатил глаза, изображая, насколько ему надоел весь этот цирк. Ужас ещё не захватил каждую клеточку моего тела. Наверное, потому что пока не осознала, не поняла, не представила, что будет дальше. Не вникла во весь масштаб сегодняшних событий: кража компаса, кража «Жемчужины», а теперь и кража нашей свободы. Я нервно сглотнула. А что, если за этим следует кража жизней? По безрадостному виду Джека и торжеству солдат стало ясно: такой расклад вполне вероятен. А путь на Исла-дель-Диабльо откладывается очень надолго, если не навсегда.

====== Глава XIII. Точка невозврата ======

Дальше всё было как в тумане. Долгие шаги через городские улицы, холодное прикосновение мушкета за спиной, взгляды прохожих и чей-то осуждающий свист. Мироощущение вернулось – и хлынуло в сознание с ещё большей силой – только когда за спиной с пронзительным визгом захлопнулась решётка – стальная, массивная и поеденная первыми рыжими пятнами ржавчины.

Тогда навалилось всё сразу, легло на душу непосильной ношей – и не в силах её удержать, я медленно опустилась на дрожащие колени. Под ними ощутились холодные камни пола, чёрного и безжизненного, как и всё в тюрьме – даже свет в крошечной бойнице под потолком выглядел мертвенным, отчуждённым и безразличным к пленникам. Впрочем, разве могло быть иначе по отношению к пиратам?

Когда удалось через силу поднять голову, увидеть груз мрачных стен, угнетающую тишину без посторонних звуков, тело прошибла страшная ледяная дрожь: когда ты сидишь за решёткой, в темноте казематов, это совсем иное, чем когда о таком читаешь; в реальности же ты не видишь света, не видишь способов выбраться и даже охраны не видишь: камеры настолько прочные, что хочешь-не хочешь, не покинешь их ни одним способом.

«Бах! Скрип! Звяк!» – раздалось над ухом. Я мрачно подняла взгляд на Джека, бесстрастно колотящего ногой решётку.

– Развлекаешься? – жутковато просипела я голосом столетнего старика.

– Странные вещи ты держишь за развлечения, – прозвучало в ответ, сливаясь со скрежетом ржавчины.

– Зачем тогда ты… это?

Воробей ещё несколько раз тряхнул дверь, оглядел замок, и, наконец, оставил решётку в покое.

– Если бы штырь в петлях был короткий, можно было бы попробовать приложить рычаг силы и сорвать решётку, но…

– … Но по закону подлости, естественно, это не так, – мрачно довершила я, а Воробей ответил кивком. – Так странно, да? В тот раз, когда ты был здесь, у тебя почти не было шансов уйти от солдат. Но ты ушёл. А сейчас, когда и возможность, и стратегия была, всё вот так просто оборвалось.

Я почувствовала на себе пристальный взгляд пирата, но взглянуть в ответ не решилась, вместо чего отползла к стене, откинулась на неё и притянула колени к груди.

– Кстати, хотел узнать у тебя, почему. – Джек подошёл ближе и сердитой тенью навис надо мной. – Твой «телефон» оказался разряжен?

С губ сорвался смешок – я не смогла это сдержать, и отвернула голову в сторону.

– В этом ты прав, он действительно разряжен, – правда в другом смысле. Вероятно, Воробей имел в виду, что в нём нет взрывчатки, а уж никак не электроэнергии, но лихому капитану это знать необязательно. Со стороны донеслось одобрительное «Хм», пират привалился к стенке рядом со мной и по привычке хлопнул по карману, однако не обнаружив компаса, скованно перебрал пальцами и опустил руку.

– Но ты всё же шантажировала меня им, – прозвучало чуть спустя. Взгляд скользнул по замшелым стенам и коснулся Воробья. Тот едва заметно просветлел от улыбки: – Пиратка.

Это прозвучало очень странно и непривычно, как обычно звучит слово «мама» из уст давно осиротевшего человека. Но приятно, будто услышал то, что давно хотел. Впрочем, сейчас куда более желанно было услышать слова ободрения или убеждения, что ещё не всё потеряно, и я мысленно молила Джека, чтобы он внезапно вскочил, сообщил, что у него появилась идея… нет, не так… он бы вскочил и начал действовать, не объясняя что к чему, а я лишь выполняла бы его указания, и уже через несколько минут мы убегали бы прочь от темницы… Да, это было бы в его стиле. Последнее время приходилось полагаться лишь на себя и бороться за свою жизнь собственными силами, но сейчас этих сил не осталось – словно все идеи и мысли о возможности сбежать кто-то бессердечно скомкал и зашвырнул в дальний угол сознания.

– Интересно, скоро ли нас повесят? – вместо этого, спросила я, спустя много времени – вероятно, часа. А может, и меньше – в ожидании чего-либо время течёт намного медленнее.

– Обычно не задерживают, особенно в некрупных городах, – несмотря на риторичность вопроса, отозвался Воробей из тёмного угла камеры, куда еле-еле долетали отсветы из крохотного окошка. – Только скорее всего не нас, а меня. О нет, не надо говорить, что без меня тебе жить незачем – не бойся, я же капитан Джек Воробей! Выберусь. Как-нибудь.

– Тебя? – проигнорировав едкую шуточку, повторила я. Брови непонимающе собрались у переносицы. – Почему тебя, а не нас?

– Ты ничего не сделала. Во всяком случае, не успела заработать репутацию пиратки, – Джек качнул головой и повернул перстень на указательном пальце.

– Но как же… Я же была рядом с тобой, держала в руках саблю, пыталась обмануть солдат. Даже дураку ясно, что мы сообщники!

– Тем не менее, если они порядочно соблюдают закон, после первого раза не повесят. Хотя… кто их знает, этот городишко, вероятно, давно не видел знатных шоу, – хмыкнул Джек в ответ.

– А-а. если всё-таки не повесят, что будет? Не отпустят же! – в душе надеясь на ответ «могут и отпустить», почти шёпотом спросила я.

– Сложно сказать… Скорее всего, приведут в кузницу и выжгут на твоей хорошенькой ручке пиратское клеймо. Полюбуются твоими слёзками, послушают твой ангельский голосок, срывающийся на душераздирающий крик… Может быть, потеряешь сознание, но тем даже лучше. Меньше страданий. А очнёшься уже по пути на дальнюю плантацию какого-нибудь знатного чиновника, – невозмутимо отозвался Воробей. Я мелко содрогнулась и покосилась на запястье. Не хотелось бы получить украшение в виде метки Ост-Индской компании, но всё же лучше, чем умереть.

– Хватит запугивать, – подрагивая, ответила я.

– Не запугиваю. Предупреждаю. Впрочем, клеймо украшает пирата.

Я пристукнула зубами и постаралась не думать о дальнейшей участи, однако других мыслей не было.

– Говоришь, буду душераздирающе кричать? А ты… кричал? – всё-таки спросила я, не задумываясь, насколько неудобный и детский вопрос.

– Честно? Не помню. Когда тебе к руке прижимают раскалённую докрасна железку, ты не можешь думать ни о чём, кроме этой боли, ничего не можешь слышать и видеть, не можешь нормально дышать, – и было не разобрать, говорит ли он искреннюю правду, или же снова входит в роль главного рассказчика страшилок. – Да и давно это было. Как бы то ни было, нет ничего такого, что нельзя вытерпеть, – с этими словами капитан поднялся, похрустел замлевшими конечностями и принялся расхаживать по помещению. – Однако, я уверен, до этого не дойдёт. Выберемся. Что ты так смотришь? Надо же тебя успокоить как-то, а то мы оба утонем океане твоих слёз отчаяния.

– Я вообще-то не плачу, если ты не заметил! – злобно рявкнула я, вскакивая на ноги.

– И я тобой горжусь. – Деланно заявил Воробей. Я постаралась через взгляд передать всё раздражение, что вскипело в душе, но не добившись своего, вернулась в укромный угол темницы. Тишина снова завладела помещением, разбавляясь только собственным дыханием. Как бы абсурдно не звучало, хотелось, чтобы Джек ещё позлил меня, продолжил кидаться чёрным юморком во все стороны – тогда пришлось бы парировать, лихорадочно выдумывать достойные ответы; словом, не было бы времени расклеиться и поверить в собственную беспомощность. Увы, главный словесный дуэлянт так некстати отмалчивался в другом углу камеры, и уныние само собой накатило на сознание. Время в заточении тянулось несоизмеримо долго, целую вечность – но даже когда слабые лучи света, проникающие в темницу, померкли под покрывалом вечера, никто не пришёл, чтобы обмолвиться словечком о нашей дальнейшей участи или принести паёк. Вместе с наступлением темноты навалилась и лёгкая дрёма, полная беспокойных видений. Картинки сменялись одна за другой, и то и дело среди них мелькал эшафот с толстой петлёй, толпы людей и раскрывающийся люк под ногами.

Что-то протяжно заскрипело, нагло выбрасывая меня из омута сна. Робкая надежда проснуться в любимой каюте не оправдалась, и вместо неё доброе утро мне желал тот же самый карцер, только теперь вдобавок ко всему, из раскрытой решётки на нас глядели четверо красных мундиров при всём параде. Остатки дрёмы растворились в звоне наручников, что снова защёлкнулись на запястьях; солдатская рука вцепилась в ворот и рывком подняла меня на ноги, так что ткань рубашки несогласно затрещала, а её обладательница несогласно чертыхнулась. Никто не стал размениваться на какую-никакую просьбу идти; вместо этого меня бесцеремонно вытолкали из камеры. И лишь только дверь вернулась в прежнее положение, меня словно водой окатили: Джек сочувственно глянул на меня по ту сторону решётки и покачал головой. В спину толкнули, заставляя идти, но я не могла оторвать взгляда от капитана, остающегося в камере, пока поворот не скрыл его из виду. Тогда оторопь сменилась ужасом: кажется, капитанские страшилки оказались правдой, иначе для чего меня разлучили с Воробьём?

Тюремные коридоры нависали мрачной, незримой тяжестью, словно прижимали к полу, отчего хотелось согнуться и сгорбиться. Крепость не радовала ни одним проблеском солнечного света, не учитывая крохотных узких бойниц, безжизненно глядящих на широкий двор, где замерла, как немой стражник, высокая площадка эшафота, над которой качался увесистый канат, скрученный в петлю, что само собой удваивало терпкий ужас на задворках души. Лютая тишина крепости, разбиваемая чьими-то отдалёнными криками, сопровождала меня до самого конца пути, который окончился невероятно душным и жарким подвальным помещением. В первое мгновение непривычно яркий свет застил глаза, но спустя секунду, когда только удалось привыкнуть к огненному освещению, я уже была прижата к столу за обе руки двумя солдатами. Ничего понять не успела, лишь заметить бесстрастную фигуру уже знакомого нам чёрного мундира. Он стоял спиной, копошась кочергой в огне, отчего вокруг него взмывали волны дьявольских искр. Затем повернулся – резко и неожиданно. Лицо обдало жаром, сковывающим дыхание. Что будет дальше понял бы и идиот.

Я резко рванулась, наугад ударила пяткой одного из удерживающих меня стражников, попыталась вывернуть руку из цепких пальцев второго, готовая даже вывихнуть при необходимости и… поняла, что мои жалкие попытки вырваться никто будто и не заметил. А если и заметили, то не приняли в удивление – конечно, каждый вырывался бы на этом месте. А мои девичьи боевые действия без какой-либо тактики увенчались лишь тем, что в спину ударили чем-то тяжёлым, заставив вновь распластаться на столе и встретиться с ним физиономией.

Рвануться ещё раз, кричать или, в конце концов, начать молить о пощаде я не успела. В глаза ударил жар и в ту же секунду правую руку пронзило невыносимой болью. От собственного крика зазвенело в ушах. Тело зашлось в судорожных дёрганьях, но раскалённую докрасна железку убрали от руки, как показалось, только спустя вечность. Жар, холод, агония и вопли завладели мной одновременно, глаза заволокло пеленой. Солдаты сразу же подхватили под руки и поволокли меня прочь; пытались поставить на ноги, но почти не получалось, и как позже вспоминалось сквозь пелену забвения, меня поддерживали под локти, помогая идти, а не тащили волоком по полу – видимо, простой солдатский народ имел сострадание и мог жалеть человека, которому, по сути, только что подписали приговор. Голос срывался до хрипа, до воя, не было сил ни на какие мысли.

Когда, наконец, за спиной снова хлопнула решётка камеры, я упала на колени; задыхаясь, отползла от решётки и свернулась калачиком в углу, прижимая руку к груди; дрожала как при лихорадке, выла и ревела. Запястье словно горело изнутри, разрывалось огненными щипцами, разрезалось тысячей кинжалов. Никогда прежде мне и представить не удавалось, что на свете существует такая ужасная боль. В полной мере удалось её прочувствовать не в сам момент клеймения, а после, когда я лежала на полу камеры затравленным зверьком, не слушая, что говорит Джек. Кажется, он пытался успокоить – как мог, как умел; сел рядом, приподнял меня за плечи с земли, но вместо того, чтобы как-то подняться, я выскользнула из его рук и устроилась головой на его коленях, забыв обо всякой гордости и предубеждениях. Тяжело всхлипывая, прижимала кисть к себе; и не было сил что-то подумать, почувствовать, когда капитанская рука легла мне на плечо, успокаивающе погладила; родной голос что-то нашёптывал… Было ли это взаправду, или в горячем бреду привиделось – никогда не узнаю.

Тот жуткий день закончился незаметно и неясно для меня. Странные видения долго плавали перед глазами, а жар долгое время содрагал тело сильной дрожью. Сквозь тяжёлый бред слух уловил очередной лязг решётки, чьи-то голоса, и тепло капитанского тела разом отлучилось от меня. Сделалось чертовски холодно.

Лишь спустя много времени, когда наступило пробуждение – может, спустя день и ночь, может, спустя несколько часов – пелена спала с сознания. И лишь тогда я смогла трезво взглянуть на всё вокруг, смогла думать. В камере висела лютая тишина. Впервые она показалась такой громкой. Наверное, потому что средь неё больше никого не было. Отсутствие Джека ощутилось громом среди ясного неба – будто исчезло очень важное составляющее моего бытия. Окошко по-прежнему отбрасывало на каменный пол трапецию света, но теперь он стал ещё менее тёплым и важным. Чтобы как-то согреться и найти в себе признаки того, что ещё жива, я устроилась калачиком в свете, стараясь не думать, куда и зачем увели Джека и довольствоваться мыслью, что он обязательно спасётся. Руку по-прежнему жгло, но уже совсем не так, как вчера. Лишь сейчас я нашла в себе силы и смелость задрать рукав рубашки, каждое прикосновение которого обжигало сильнее пламени. Немного выше запястья в обрамлении красной распухшей кожи белела выжженная латинская буква «P» – «пират». Она вздулась одним большим волдырём, заполненным какой-то жидкостью. Даже смотреть больно – не то, что дотронуться.

«Ну вот, подруга. Кажется, ты когда-то желала набить такую же татуировку как у твоего любимого Воробья, чтобы быть на него хоть каплю похожей? Поздравляю. Это, конечно, не то, что ты хотела, но зато бесплатно», – проснулся безжалостный циник внутренний голос. На губах пролегла измученная усмешка: значит, жива. Впрочем, на этом жалкие остатки юмора полностью сошли на нет. Вместо этого душа погрузилась в омут опустошения и отчаяния, безысходности и боли. Теперь ещё и одна осталась. От мысли, где Джек и что с ним могли сделать, захотелось снова разреветься – и я позволила себе такую роскошь. Некого стесняться, никто не упрекнёт и не посмотрит косо. «Люди плачут не от того, что они слабые…» – относилось ли это ко мне, уже не разобрать. Я старалась быть сильной – раз за разом сдерживалась, искала пути к искомому, терпела страх и унижения, отвечала остротой на остроту, не сдавалась и пыталась держать в своих руках хотя бы часть событий; словом, делала то, что никогда не осилила бы в прошлой жизни. Но стоило событиям круто повернуться – и вот, уже рыдаю от страха, от боли, от бессилия. Отчаялась. Устала бороться. Возможно, если бы впереди мелькнул хоть единый лучик солнца, хоть единая надежда, нашлись бы силы утереть слёзы и не сдаваться, но вокруг с каждым днём сгущалась тьма. Точка невозврата пройдена, и теперь я официально пират. Пути назад нет. Единственный путь – на плантацию олигарха. Может быть, удастся сбежать – Джек ведь смог когда-то – но как потом искать «Жемчужину» и Воробья? А что, если искать будет нечего? Что, если в этот раз удача повернулась другой стороной к легендарному пирату семи морей? Ведь ничто не может длиться вечно, и когда-нибудь – как бы абсурдно ни звучало – и он не сможет спастись.

Где-то в отдалении загрохотали тяжёлые сапоги по гулкому полу. Я вздрогнула – успела привыкнуть, что это знаменует новую беду – и отползла к стене. Тень сомкнулась вокруг меня, укрывая и помогая чувствовать себя более маленькой и незаметной. Перед решёткой появилась напыщенная, строгая человеческая фигура. Увы, надежда, что он пройдёт мимо, не оправдалась, и визитёр остановился аккурат напротив меня. Пришлось заставить себя поднять голову. Взгляд неохотно прошёлся по белоснежным сапогам, роскошному кафтану и холёной, ухоженной светской роже в обрамлении кудрявого парика. Свежий, одетый с иголочки, гладко выбритый – он будто едва покинул родной особняк в Нассау. Ещё недавняя встреча и договор на Исла-Сантос не успела стереть с его лица то высокомерное выражение, которое по привычке застыло в блёклых водянистых глазах.

– Какая встреча, – произнесла я, испугавшись собственного хриплого надрывного голоса. Тот без слов кивнул в знак приветствия. – Не ожидала встретить вас здесь, мистер… Стивенс.

– Любопытно, – подал голос губернатор Нассау. – Стоило вам отойти от Исла-Сантос, как до меня доходит слушок, что судно о чёрных парусах стоит неподалёку в небольшом городке. Стоило подойти из интереса, и вот уже все говорят о казни пиратов.

– Вы прибыли посмотреть шоу? – злобно фыркнула я.

– Нет, мисс Оксана. – Стивенс мотнул головой и прижался к решётке. – Вы же помните про наш уговор?

– Неужели решили вызволить? – без веры шепнула я, хотя хотела, чтобы слова прозвучали громче и увереннее.

– Не совсем. Обстоятельства переменились и теперь я хочу внести некоторые поправки в наше с вами соглашение.

– Я бы рада обсудить это с вами, но в тюрьме не лучшее место для переговоров, – отметила я. Кристиан Стивен качнул головой, отчего парик поехал на бок и непременно спикировал бы на пол, если бы не вовремя подставленная рука своего обладателя.

– Тем не менее. – Разобравшись с непослушным убором, констатировал собеседник. – Мне удалось выяснить важную вещь, и теперь наш с вами договор подлежит сокращению.

– Сокращению? – удивилась я и внезапно осознала, что всё ещё сижу на полу. Пришлось встать, чтобы разговаривать с чиновником на равных.

– Именно. Ваша роль в поисках амулета частично устраняется, а я продолжу дело собственными силами. От вас осталось лишь отдать мне дневник Розы Киджеры и тот листок, что вы забрали у Моретти. И если вы согласитесь отойти от поисков, я гарантирую вам свободу и безопасность, – отчеканил визитёр и заложил руки за спину, показывая, что закончил.

– Безопасность? – медленно прошипела я. – Вы думаете, слово «безопасность» совместимо с вот этим? – и задрала рукав, демонстрируя распухшую руку с белёсым вздувшимся ожогом «Р».

– Это не моё распоряжение, поверьте. Будь это в моей власти, я сперва выдвинул вам своё предложение, и только в случае отказа распорядился бы клеймить вас, – оправдался Стивенс. Я, медленно уламывая негодование, опустила рукав.

– Почему вы решили устранить посредника?

– Всё дальнейшее осталось ясно как на ладони. Мы справимся быстрее, так как у меня есть ещё один… ммм, достоверный источник. Более того, это гарантия, что вы не скроетесь с амулетом после находки.

– Но вы же знаете, что дневник Розы теперь почти не читаем.

Губернатор Нассау помялся, что-то мусоля на языке.

– Мисс Оксана, вы полагаете, что моих связей будет недостаточно, чтобы найти человека, способного его проявить?

– А что Воробей? Почему вы так уверены, что, если я отступлю от поисков, так же поступит и он?

– Мисс, минуты Воробья сочтены, – холодно улыбнулся визитёр. – А что ещё вероятнее, они уже истекли. Наша пташка уже корчится в петле. – Эти слова прошибли тело электрическим разрядом, и пришлось закусить губу, чтобы не плюнуть нахальному ублюдку в лицо. – Мертвецы не гоняются за амулетами. Воробей выполнил свою миссию, нашёл важный пергамент и теперь надобность в нём исчерпана. Что же вы побледнели? Сами же говорили, что предать его для вас раз плюнуть. Или…?

– Да, – отрезала я. – Ясно, что дальше?

– А дальше мы с вами отправляемся за «Жемчужиной». Я полагаю, дневник и бумажонка там. Вы передаёте их мне, а после наши дороги разойдутся. Более того, признайте, что без смекалки Воробья вы не найдёте вторую часть координат. А я уже знаю, где её достать. На этом моё предложение исчерпано. Ну, понимаю, вам надо подумать… – тут же спохватился он. – Я дам вам время, но, когда вернусь, вы будете должны дать ответ.

Времени с каждой секундой становилось всё меньше. Верить в то, что петля уже затянулась вокруг шеи кэпа я не могла. Тем не менее, такой исход мог наступить в любой момент, а даже призрачная возможность избежать этого требовала сиюминутных действий. Былые слезы отчаяния как рукой смахнуло, а внутренний голос здраво встряхнул: «Что это ты, в самом деле! Расклеилась, перестала держать себя в руках! Надо хвататься за любую возможность!»

– Согласна! – тут же ляпнула я, не успел губернатор Нассау скрыться в конце коридора. Его фигура замерла в полумраке и развернулась – в самом воздухе ощутилось довольство и удовлетворение.

– Меня восхищает безотлагательность ваших решений, – он чинно вернулся на прежнее место и растянул губы в фальшивой улыбке.

– О, поверьте, если бы вы глядели на собеседника из-за решётки, вы бы тоже не долго думали перед ответом.

Стивенс смерил меня долгим взглядом в глаза, будто пытался заглянуть через них в мысли.

– Хорошо. Я вернусь за вами, мисс Оксана. А пока мне надо кое-что уладить, вам придётся немного подождать, – и Стивенс безотлагательно удалился вглубь коридора, после чего скрылся во мраке.

Он обманул: ждать пришлось долго. С каждым прошедшим часом (а их прошло не меньше трёх), гробовая тишина казематов умножала страх на всё бо́льшие цифры. У этого была далеко не одна причина: во-первых, Стивенс мог потерпеть поражение в попытках уговорить судью вызволить меня из тюрьмы, а во-вторых, я имела все шансы снова сглупить в самый неблагоприятный момент, и кое-как выстроенный план может рухнуть легче карточного домика. За судьбу Джека, как ни странно, волнения было не так много: вне сомнений, он не позволит просто так засунуть себя в петлю – и мне удалось убедить себя, что капитан Воробей уже спасся и прямо сейчас проворачивает с местной горожанкой такой же трюк, как с Рачель. Боль в руке отвлекала от плохих мыслей, и сосредоточившись на ней, удалось хладнокровно, без паники выждать всё отведённое время.

Спустя часы снова загрохотало вдали – в мрачное тюремное пространство ворвалось двое людей – в одном из них угадывалась твёрдая поступь Стивенса, а другой – статный, но мелко подрагивающий, оказался ненавистным Чёрным Мундиром. Тот, трясясь от злобы, подскочил к решётке и сунул ключ в замочную скважину. В замке что-то щёлкнуло и дверь протяжно застонала, податливо приоткрываясь. Я вскочила.

– Надеюсь, вы больше не будете лезть на рожон, мисс, – неприязненно выплюнул мой старый знакомый. – Особенно с вашим новым «украшением» это не сулит доброго, – и покосился на моё запястье.