Текст книги "За краем Вечности (СИ)"

Автор книги: Jane_BlackCat

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 45 страниц)

– М-м… это немного не то, что мы ожидали.

– Возможно, Амулет там, в этом… бокале? – предположил Фридрих. Он обменялся с Кристианом подозрительными взглядами, которые после обратились к нам с Джеком.

– Меня напрягает это молчание, – Джек отступил и вопросительно выгнул бровь.

– Поэтому именно вам, дорогие мои, выпадет честь первыми пройти к этой чаше, – Стивенс расплылся в фальшивой улыбке и развёл руками. По щелчку его пальцев солдаты вскинули пистолеты. Я нервно сглотнула, стараясь скрыть дрожь в коленках. Стоит ли говорить, что по закону жанра во всех пещерах устраивают испытания – стоит сделать шаг – и мы будем утыканы стрелами, как подушечка для булавок. Конечно, Стивенс хочет это проверить!

Я опустила взгляд на руку Джека: в случае чего, я хотя бы знаю, за что хвататься. Мы пересеклись взглядами – будто таким образом могли передать друг другу невысказанные слова, скрытые чувства и сделать всё то, что должны были намного раньше, но по собственной глупости не успели. Этот затяжной взгляд вызывал воспоминания – такие неуместные, такие ненужные, но такие ценные. Что ж, ради некоторых моментов, ради нескольких поцелуев, ради улыбок и неловких объятий, я готова была бы пройти этот путь ещё раз, с самого начала. Путь огромный, тяжёлый, временами мучительный… Море загадок, море замыслов древних умов, в которых пришлось разобраться. Море соблазна, в которое я так и не успела окунуться.

Мы сделали шаг. Потом второй, третий. Считанные ярды до цели мы преодолевали бок о бок, шагая в ногу, даже не сговариваясь. Сердце замерло в груди, я затаила дыхание – и последние метры до чаши мы преодолели чуть ли не бегом. Облегчение окатило душу умиротворяющей, тёплой волной, и я наконец-то смогла сделать глубокий вдох.

Позади загремел топот – Стивенсы и солдаты, убедившись, что бояться тут нечего, сломя голову кинулись по нашим следам. Нас обступила толпа, и множество голов склонилось над чашей. Я закусила губу до боли, опуская трепетный взгляд внутрь кубка.

Там мутнела странная жидкость. Внутри неё, на дне, искажённый водой, блестел золотой медальон. Руки невольно сжались в кулаки от эмоционального взрыва: наконец-то он был перед нами – тот самый Амулет, который всё это время был призрачной, неясной целью, к которой мы шли долгие месяцы.

Ликующий Фридрих Стивенс встрепенулся, задрал рукав и запустил руку в чашу по самый локоть. Его ободранные пальцы подхватили цепочку Амулета и дёрнули вверх. Но не успел медальон оказаться на поверхности, как Фридрих выронил его и издал дикий вопль. Он шарахнулся, выдернул руку из чаши, затряс ей и заметался как загнанный в клетку зверь. От его крика зазвенело в ушах, эхо зловеще отзеркалило вопль. Стивенс-младший упал и стал валяться на полу, держась за руку. Взгляд на секунду выхватил что-то чёрное, появившееся на его запястье. Обезумевшие глаза Фридриха обратились к Кристиану – но тот попятился, сдвинул брови и вместо того, чтобы кинуться к племяннику, пытаться чем-то помочь – только отошёл от чаши и перекрестился. В молчаливой оторопи мы ждали – хоть чего-то. Хотя последствия этих судорог были и так предсказуемы.

Крик Фридриха Стивенса пошёл на убыль, взгляд подёрнулся пеленой – но он продолжал валяться, зажав руку между коленок, будто от невыносимой боли, и тихо выл. В последний раз он перевернулся на бок и затих, а неживые остекленелые глаза уставились в темноту вечным взглядом.

Я невольно передёрнула плечами и перекрестилась. Мы все будто дожидались его смерти – и только тогда рискнули подойти ближе. От представшего зрелища холодные мурашки пробежали по спине: та рука погибшего, которой он полез за Амулетом, распухла до невероятных размеров, по ней вздулась паутинка чёрных вен. Они тянулись от запястья выше под одежду, переходили на шею и заканчивались на лице.

– Так и думал, – изрёк Воробей, и сплюнул в сторону чаши. – Отрава.

Несмотря на то, что Фридрих уже не двигался, чёрные вены продолжали расползаться по его телу, что выглядело жутко, и я поспешила отвернуться.

– Помилует Господь твою душу, – без капли сожаления хмыкнул Кристиан Стивенс. – Итак, – он повернулся на каблуках так резво, будто вовсе не его племянник только что погиб страшной смертью: – Если нет добровольцев, готовых достать для меня Амулет, я сам их назначу.

– Он же отравлен! – взревела я, расталкивая солдат. – Ты готов убивать людей ради какой-то железяки?! Где твоя совесть, Стивенс?!

– На острове, вместе с кладом закопал, – язвительно выплюнул он. – А теперь слушай! – его рука схватила меня за горло и сжала, заставляя запрокинуть голову назад: – Слушай, дрянь! Чтобы ты знала, мне плевать на вас. Ваши жизни не стоят ни песо! К слову, отравлен не Амулет, а жидкость, в которой он консервировался все эти годы. Поэтому если понадобится, я обмакну тебя лицом в эту отраву, а когда ты сдохнешь, твоей же рукой подцеплю Амулет, сучка!

Я смачно плюнула ему в рожу – со всей ненавистью и презрением, что накопилась за всё это время. Близость к искомой цели всегда обнажает истинную сущность людей. Стивенс же, который всегда вёл себя излишне высокомерно и официально, на деле оказался полнейшей дрянью, по которой плачет сам сатана в аду.

В живот упёрлось холодное лезвие клинка. Я замерла, чувствуя, как напряжены мышцы Стивенса – он еле сдерживал себя, чтобы не вонзить кинжал. Я нервно сглотнула, представляя, как клинок с чавканьем входит в тело.

– Довольно!

Взгляд обернулся к Джеку. Воробей стоял перед нами, требовательно вытянув руку. Стивенс снисходительно изогнул бровь:

– Захотел на её место?

– Я достану тебе Амулет. Но для начала дай сюда кинжал. Дай! – Джек выхватил клинок из протянувшейся в сомнении руки Стивенса.

Кристиан неуверенно убрал руку с моего горла. Я осела, взрываясь кашлем и хватаясь за шею, с наслаждением чувствуя, как кровь отливает от головы.

Джек прошёл мимо Стивенса, пронзая его ледяным взглядом, будто волк, нарезающий круги перед броском на дичь. Я сделала шаг к нему, но кэп выставил руку в останавливающем жесте.

– Джек… – шепнула я и мелко замотала головой. – Не надо, Джек…

Воробей послал мне чёткий, решительный взгляд – уверенный, будто говорящий «У меня всё под контролем». Его губы беззвучно прошептали:

– «Отойди мне за спину».

Я повиновалась, и чувствуя, как всё внутри холодеет, перекочевала на другую сторону пещеры. Воробей обернулся к чаше и сделал уверенный шаг. И когда он завис над убийственной жидкостью с кинжалом в руках, я поняла – как и он – единственный верный выход из ситуации. Я видела, как побелела от напряжения его рука – он строил стратегию, рассчитывал, как поступать дальше.

– Давай, кэп, – неслышно шепнула я, растягивая ободряющую измученную улыбку, которую он всё равно не увидел.

Джек запустил кинжал в мутную жидкость. Лезвие подцепило цепь Амулета, осторожно потянуло вверх. И когда медальон показался над поверхностью, а со стороны Стивенса мелькнуло движение, капитанская рука вцепилась в основание чаши. Джек мгновенно развернулся и опрокинул чашу в сторону Стивенса. Жидкость выплеснулась мощным потоком, но на её пути, будто щит, возник солдат, которого Стивенс схватил за грудки и в последнюю секунду дёрнул к себе, скрываясь за его мощной фигурой.

Мутная отрава с характерным плеском ударилась о спину красного мундира, затрагивая шею и голову. Одного касания жидкости было достаточно, и под сводами пещеры громыхнуло два крика: один – умирающего солдата, который принял на себя удар, предназначенный его хозяину. Другой – Стивенса, пропитанный гневом и слепой яростью:

– А-а! Так и знал! Решил меня убить!

Стивенс кинулся к Воробью. Джек сорвал с лезвия Амулет и рванулся навстречу с неприкрытым намерением всадить клинок в горло тирана. Я будто с цепи сорвалась: рука подцепила холодную рукоять солдатской рапиры, она с визгом покинула его ножны, и я бросилась на помощь капитану. Но его смёл на пол резкий мощный удар приклада, а после ему в сердце взглянул пистолет. Джек, распластавшийся на полу, поднял руки. Я замерла: в одну секунду мы снова оказались в проигрышной позиции. Мощная, всепоглощающая, выедающая разум ярость диктовала действовать: нанести контрольный удар рапирой, снести голову с плеч Стивенса, но умирающий внутренний голос, который ещё не до конца поддался слепой ненависти, активно нашёптывал, что ещё один шаг – и пуля пробьёт череп. Или мой, или ещё хуже – Джека.

– Недоумок! Ха, какой же ты глупец! Ты решил, что наши силы равны?

– Нет, конечно! Мы далеко не такие слабаки, как ты, смекаешь? – язвительно прошипел Воробей, за что получил сапогом под рёбра. Я рванулась к Джеку, но в спину ощутимо ткнулось дуло пистолета. Воробей согнулся, издал непонятный охающий звук и сжал зубы: – И да. У тебя парик съехал набок.

Сапоги Стивенса по очереди принялись врезаться в его тело со всего маху, со всей силой, на которую он был способен. Я брыкалась, рвалась к Джеку, но локоть солдата сдавил моё горло. Я ахнула и вцепилась в его руку, но в ответ меня лишь приподняли над землёй, как тряпичную куклу. Джек корчился, слепо пытался нанести ответные удары, но они лишь забавляли Стивенса. У меня заслезились глаза – от боли и ярости, которая складывалась в бессилие. Наконец, Стивенс нанёс последний удар и злобно полюбовался, как Джек сплёвывает кровь.

– А теперь Амулет. – Он вытянул руку к Воробью. Ожидание его не прельщало, поэтому он припечатал Джека носком сапога в скулу: – Дал сюда, живо!

Воробей нырнул в карман и подцепил золотую цепь.

– Подавись! – злобно рявкнул он и зашвырнул медальон в лицо врага.

Довольная усмешка Стивенса резанула по ушам. Он полюбовался на Амулет, как на трофей, законно добытый им – и запустил его в карман.

– Уходим, – он щёлкнул пальцами.

Хватка на моём горле ослабла, колени подогнулись, и я упала, судорожно глотая воздух. Молчаливые фигуры солдат бессердечно проплыли мимо. Я тут же подскочила с колен и бросилась к Джеку. Воробей, откашливая кровь, приподнялся на локте.

– Джекки! Давай же, вставай! – залепетала я, помогая ему подняться. Его рука оттеснила меня, мол, всё в порядке, но я наплевала на его жажду сохранить репутацию – и подхватила капитана под руку. На мне самой живого места не осталось после катания по подземным горкам, но ему было намного хуже. Встал на ноги он неуверенно, с большим усердием – и сразу же наши взгляды обратились к подъёмнику, на котором уже собрались Стивенсы и солдаты. Отсветы огня дрожали на их фигурах прощально, и в то же время торжествующе, будто говорили нам: «Вы проиграли»!

– Эй, нет-нет! Стойте! – мы, спотыкаясь и хромая, поддерживая друг друга, бросились к выходу из пещеры. Но двое солдат уже потянули канат, и подъёмник поехал вверх.

– Прошу, не бросайте нас! – пропищала я безысходно, измученно – будто утопающий пытался ухватиться за соломинку. Солдаты перестали тянуть канат, когда Стивенс показал им останавливающий жест. Он в прямом смысле свысока взглянул на нас:

– Зачем мне это?

– Стивенс, мы же тут умрём с голоду! – я всплеснула руками.

– Если тебе кажется, что ты выглядишь крутым, когда обрекаешь людей на медленную мучительную смерть, то ты сильно ошибаешься, – фыркнул Воробей.

– Ра-азве? – пропел он, складывая руки на груди. – Ох, вы меня убедили. Медленная и мучительная смерть – это совсем не то, что вы заслуживаете. – Я в сомнении нахмурилась и склонила голову на бок, лихорадочно разыскивая подвох в его словах. Стивенс обнажил зубы в хищном оскале: – Потому что это не даст мне гарантий того, что вы и правда сдохнете.

Понимание уложилось в доли секунды. Но за них ни я, ни Джек не успели ничего сделать. Громыхнул выстрел – весомо, гулко. Эхо отразило грохот и свит пули где-то меж пещерных стен – и затихло в глубинах бездны. Ступор пронзил меня как холодный железный прут, сковал тело судорогой исступления. Несколько секунд растворились в вечности. Взгляд, спотыкаясь, метнулся к Джеку. Воробей качнулся, теряя равновесие; поднёс руку к груди. Его пальцы осторожно коснулись тёмного блестящего пятна, которое впитывалось в рубашку и расползалось, поглощая сантиметры белой ткани. Он отвёл ладонь и удивлённо поглядел на кровь на собственных пальцах. Тёмная капля упала на сапог. Его глаза, блестящие, чёрные как никогда прежде, поднялись ко мне – вопрошающе и непонимающе. Я не могла сделать вдох, двинуться, что-то сказать. Только бессмысленным неживым истуканом наблюдала, как под ускоряющийся бит моего сердца он падает, будто подкошенный – не испугавшись, не закричав, не успев понять, что к чему.

Мне будто пощёчину влепили.

Я не слышала собственного крика, но чувствовала, как горло раздирает от отчаянного, пронзительного «Джек!!!» Не помнила, как бегу. Не помнила, как падаю на колени, раздирая их до крови.

– Дже-е-ек! – пробилось сквозь пелену предательского ужаса – душераздирающе, безнадёжно и отчаянно. Дрожащие руки рванули мокрую ткань его рубашки, обнажая рану. Кровь. Она была повсюду. На нём, на моих руках, перед глазами. Она сливалась в одно вязкое и липкое месиво, поэтому я не понимала, где рана – и наивно шарила руками по его груди, пытаясь перекрыть дыру от пули. Над ухом заскрипело – подъёмник снова пополз вверх, оставляя нас.

Я кричала, мешала горячую кровь с собственными слезами, пыталась сохранить жизнь, хотя внутренний голос звучал убийственно и рассудительно: «Всё бесполезно».

Капитанские глаза шастали по потолку затравленно, непонимающе, пока не наткнулись на меня. Джек моргнул, фокусируя взгляд. Пересохшие бледные губы на выдохе шепнули:

– Оксана…

– Джек! – всхлипнула я – беспомощно и как никогда безнадёжно. Осторожно, будто прикасаясь к святыне, я приподняла его голову и положила её к себе на колени. Джек содрогнулся, скривился и с видным трудом просипел:

– Забавно… как всё кончилось.

– Нет! Ничего не кончилось! – взвыла я. – Ты не умрёшь! НИ-ЗА-ЧТО! Слышишь меня?!

Джек качнул головой, прикрывая глаза. На его губах проступила слабая, призрачная улыбка. Кровь пульсирующими толчками пошла сильнее, собираясь в расщелинах и неровностях на каменном полу.

– Но это ничего… Ничего… Лучше умереть, когда хочется жить, чем дожить до того, что захочется умереть, – произнёс он. Слова эхом отозвались то ли в скалах, то ли в моей голове. Меня сотрясло судорогой, наружу вырвался тихий вой. Чёрные глаза снова открылись: —…Ты красивая…

Я закусила губу до крови – ещё чуть-чуть и прокусила бы насквозь. Вцепилась в его руку – ощутить тепло его тела, почувствовать, что он ещё рядом, было более необходимо, чем кислород. Вот как… раньше, в прочих ситуациях, он хватался за жизнь, был готов пойти на всё что угодно, чтобы остаться в живых. Да что там! Это был самый жизнелюбивый и жизнерадостный человек из всех, что я знаю! А сейчас он так быстро и легко смирился со своей участью… Глас рассудка резонно и безжалостно добавил: «Потому что он понимает, что всё кончено. И не питает глупых надежд».

– Нет! Ты не прав! Ты не должен сдаваться, Джекки! Ты должен бороться! Ты же сильный! Ты самый сильный человек из всех, кого я знаю! Ты… ты слишком легко и быстро оставил мысли о «Жемчужине»! О далёких берегах! О том, что ты ещё можешь сделать! О том, сколько дорог ещё можешь пройти! Обо… мне… – всхлипы и слёзы душили, когтями впивались в грудную клетку, разрывали меня на части.

Его тело сотрясла судорога, отчего под моей рукой выступила новая порция крови, каждая капля которой была драгоценнее всех сокровищ на свете. Его лицо исказила боль – предсмертная, невыносимая. Хотя уверена, её невозможно сравнить с моей.

– Оксана, это всё неправильно, поэтому… ох! – Джек согнулся, зрачки расширились, а дыхание сделалось частым-частым. В уголке его губ появилась струйка крови. Видеть его таким… видеть моего капитана – сильного, смелого, неугомонного – умирающим… это была самая сильная боль, которую только видело человечество. Какая только существует на свете. Я должна была держаться ради него – сдерживать вопли, утирать слёзы, с достоинством поддерживать его, но это стало последней каплей.

– Нет! Нет, НЕТ!!! Всё не должно быть так! Всё не может быть ТАК! Почему ты, а не я?! Почему мой Джекки, а не я?! А-а-а!!!

Грудь сотрясли рыдания. Я уронила голову, касаясь лбом его банданы – влажной, покрывшейся потом. Я не смогу жить без него! Я не буду жить без него!

Время бессовестно замедлило бег. Тишина угнетала. И я (знаю, это совершенно неправильно!) – в глубине души уже ждала решающего момента, чтобы облегчить его боль, чтобы всё… закончилось.

Джек дрогнул. Я заставила себя открыть глаза, мутные от слёз и кровавого тумана.

Воробей коснулся моей руки обессиленно, ослаблено и выдавил вымученную улыбку. Последние слова прозвучали на последнем выдохе:

– Прости меня.

Чёрные глаза угасли и уставились в бездонную высоту. Его ладонь сползла по моей руке и безжизненно откинулась на пол.

Я захлебнулась в рыданиях, ничего не понимая, ничего не видя. Ничего не чувствуя, кроме бездушной, невыносимой боли, выжигающей разум, разъедающей глаза слезами, душащей ледяными пальцами, одним метким ударом разрушающей весь внутренний мир до основания. Я взвыла, как раненый зверь – до боли, до разрыва связок. Это было единственное, что осталось во мне – крик умирающей души.

Его прощальные слова – просьба о прощении – стоили дороже всей земли, потому что были последними. И эти единственные слова вобрали в себя извинение за всё: за все обиды, все необдуманные поступки, все резкие слова. А я не могла их принять, не имела право – потому что знала: о прощении молить должна я.

О прощении, которого не получу.

====== Глава XXII. Последствия ======

Кажется, душа погибла вместе с Джеком. Иначе я не могла бы дышать, смотреть в его глаза, навсегда потухшие и лишённые жизни. Я не могла бы быть живой. Хотя, наверное, я и не жива. И никогда не буду жить. Существовать? Пожалуй. Но сегодняшний день раз и навсегда перечеркнул способность ощущать себя живым человеком и что-то чувствовать.

Наверное, именно поэтому я могла сидеть над ним, который час глядеть в безжизненное лицо и гладить его по холодной щеке – бережно, как со святыни, снимая с лица прилипшие пряди волос; размазывая по гладкой коже кровь вперемешку со слезами. Истерика сдала позиции, уступила место предательскому, ослабленному опустошению. Будто вместе с рыданиями из меня вытекла вся душа. Впрочем, это к лучшему – лучше превратиться в бесчувственного, заторможенного истукана, чем изводить себя рыданиями и ненавистью ко всему миру.

Кровь охладела и перестала быть чем-то ужасным и неправильным – она была лишь досужей мелочью, крохотным недоразумением, то и дело попадающимся под руки. И только внутренний голос одиноко гулял в пустой голове, будто перекати-поле, раз из раза повторяя: «Ненавижу жизнь».

Пальцы нежно перебирали пряди чёрных волос, стирали кровь с его лица, поглаживали по ссадинам и царапинам, вызывая старательно избегаемые мысли о будущем, которое могло бы ждать нас. Будь он жив, я бы сделала это будущее настоящим. Отдала бы ему всю себя, не ломаясь. Как же жаль, что мы слишком поздно понимаем истинность фразы «жить здесь и сейчас».

Вымученный взгляд из-под распухших век поднялся к обрыву. Теперь, когда Стивенсы уехали на подъёмнике, а от лестницы нас отделяло несколько метров бездонной пропасти, все пути к свободе были отрезаны. Мрачная усмешка скрасила губы: тем же лучше. Не придётся стоять перед выбором.

Я встала на ноги со стоном – и чуть не опустилась обратно: колени дрожали, будто я несколько суток без перерыва ехала на велосипеде в горку. Поэтому тащить капитана Воробья к обрыву – пусть и по скользкому от крови полу – оказалось тем ещё испытанием. И перед самой бездной я снова осела на пол. Нужно было быть сильной, ведь терпеть осталось совсем немного: стоит сделать один толчок – и Джек растворится в пропасти – а после этого прыгнуть следом. Самоубийство уже не вызывало глупого страха – теперь стало всё равно. Страшнее будет сбросить Джека в пропасть, ибо придётся смотреть, как мой капитан падает на самое дно потухшего вулкана и слышать, как где-то внизу его тело превращается в переломанную лепёшку. Но голос умирающего рассудка твердил, что это самый оптимальный выход: не дожидаться, пока смерть от голода занесёт надо мной костлявую руку – а самой похоронить и себя, и Джека в этой бездне. Прямо сейчас. Навсегда.

«Прыгнешь ты – прыгну я», – так некстати процитировал внутренний голос, и тут же я вслух ответила ему:

– Прыгнем вместе.

Я легла на пол рядом с Джеком, обвила его тело руками, прижала к себе. Стоило сделать одно усилие – и мы бы вместе свалились вниз. И я уже не сомневалась. Глаза закрылись. Я приготовилась перекатиться и свалиться в бездну, утянув Джека за собой. Руки притянули капитана ко мне, прижали крепче. Пальцы коснулись чего-то холодного. Что-то ненавязчиво зашуршало – как звон металлической цепи о камень. Этот звук – едва уловимый, но подозрительный, внезапно оживил малые фибры души, будто пробудил долю разума. Брови сошлись к переносице. Я снова приподнялась. Ладонь сползла по руке Джека. Свет догорающего огня на мгновение выхватил из темноты золотой отблеск. Под заходящийся ритм сердца я почувствовала, как в потухшем разуме некто пытается разжечь огонёк надежды, с каждой секундой раздувая его всё ярче. Я нащупала в сжатой ладони капитана холодный шершавый металл. Осторожно разжала его пальцы и потянула за цепочку, спрятанную меж них. Из капитанской ладони тяжело выскользнул золотой медальон и маятником закачался на цепи, будто гипнотизировал, заставляя меня пялиться на него в немом исступлении. Секунда удивления прошла – и я внезапно поняла, что держу Амулет Ротжета прямо над обрывом. Спохватившись, шарахнулась назад, вцепившись в золотую бляшку до побеления пальцев.

«Но… как?!» – вымолвил обескураженный внутренний голос. Я ведь видела! Видела, как Стивенс забирает медальон у Джека, как, в конце концов, его цепочка выглядывает из кармана Стивенса, пока подъёмник уносит его вверх!

Я издала протяжный выдох вперемешку с обессиленным «О-ох». Бережно провела большим пальцем по изображённому на Амулете языческому богу. Его обезьянья морда глядела с золотой поверхности не враждебно, а впервые с неким отрешённым интересом и гордостью, мол, мой час настал. У меня затряслись руки. Внутренний голос принялся активно откапывать в памяти все известные свойства Амулета: его способность сделать обладателя неуязвимым, возможность исполнить одно-единственное желание… О выборе даже речи не шло, но здесь всплыла на поверхность новая проблема: мне не вспомнилось ни одного упоминания о том, как уговорить Амулет исполнить желание.

Прежде не особо придерживаясь вере в сверхъестественное, я не нашла минуты поинтересоваться, что нужно сделать (пусть даже и в теории), чтобы заставить Амулет действовать. Теперь же я всей душой ненавидела себя за это, ведь важной стала даже призрачная перспектива, даже неправдоподобная мысль о том, что эта железка способна спасти моего Джека.

– Прошу, воскреси Джека! – просипела я в глаза богу-обезьяну. Но он предательски молчал – подло и невозмутимо. Слабая надежда, что без каких-либо пафосных магических чар Джек прямо сейчас встанет, не оправдалась. И когда уже захотелось в гневе метнуть бесполезный медальон в пропасть, в мозгу как будто лампочка включилась. Я хлопнула себя по лбу и запустила ладонь в карман Джека. Через секунду на свет был извлечён лоскуток с «инструкциями» Розы Киджеры. Удивительно, но я в самый первый раз за всё это время развернула его и с замиранием сердца вчиталась в строки. Глаза пробежались по тексту вниз, пока не наткнулись на выцветшее изображение Амулета и надписи вокруг, и дрожащий голос прочёл их вслух:

– «Лишь кровь способна искупить возвращение души из мира теней».

Внутренний голос зловеще произнёс в голове торжественной интонацией Барбоссы: «Навеянное кровью да смоет кровь!»

Я без раздумий подхватила с пола кинжал. Ладонь сжала лезвие. Выдох – и клинок чиркнул по плоти. Боль обожгла руку, на месте пореза проступила бордовая кровавая полоса. Но это было ничтожно – и я поднесла к порезу Амулет. Густая жидкость нестройно закапала на медаль, собираясь в выдавленных узорах и траншейках, заполняя всю резьбу, как по капиллярам стекаясь к изображению бога. Порез щипал и пульсировал, но едва в мыслях промелькнуло первое сожаление, как кровь заполнила последний канал на Амулете. И вдруг в красных глазницах изображённого на медальоне бога зловеще вспыхнуло пламя. И моя душа будто вырвалась прочь из тела. Внезапно перед глазами появился длинный огненный коридор, который затягивал меня стремительным потоком; молниеносно проносились мимо границы пространства и времени, устремляясь в огненную бесконечность, которая внезапно разорвалась ослепляющей вспышкой. И видение перенесло меня…

На солнечный пляж. Барханы золотого песка рассыпались под порывами ласкового ветра. Он сплетался в пальмовых листьях, заворачивал на воде пенные барашки, которые устремлялись к берегу, где лежала влюблённая парочка. Совсем ещё молодой парень с пышной гривой тёмных волос, перетянутых красной косынкой, с аккуратными аристократичными усиками и шоколадно-загорелой кожей, ворковал с ещё более юной девушкой – миниатюрной, хрупкой, худенькой, точёной; её великолепные гладкие чёрные кудри рассыпались по оголённым смуглым плечам и маленькой обнажённой груди. Молодой пират срывал с неё платье в нетерпеливых резких движениях. Она же, освободив его от части одежды, припала к его губам. Он впился в её волосы широкой ладонью, другая его рука легла на обнажённую талию – и он перевернул её на песок, оказавшись сверху. Девушка запрокинула голову, и её необычайно приятный, шелковистый голос растворился в шелесте ветра:

– Давай же, Джек! Быстрее!

Но не успело дело дойти до самого интересного, как тут же картинка поехала, стала видоизменяться – будто видение перестраивалось, как грани кубик Рубика – и я оказалась в знакомом помещении – небольшом аккуратном сарайчике на Кайо дель Пасахе, заставленном сундуками и заваленном книгами. Посреди этого изобилия за столом восседала та же самая девушка. Её смуглая рука живо водила пером по бумаге. Дверь отворилась, впуская на порог квадратик света. В помещение вошёл молодой Джек. Он наклонился над стулом, где сидела девушка, в ответ на что на лице её расползлась блаженная улыбка.

– Роза, цыпа, кончай разводить свою писанину, ибо я готов предложить тебе более интересное задание.

Роза захихикала, чувствуя на своей шее его колючие поцелуи.

– Ну подожди, подожди, Джек! Мне надо ещё кое-что доделать!

– Всё подождёт!

Воробей был готов сгрести со стола все вещи и уложить на него любимую, но та навязчиво отпихнула его, отговаривая от этого действа:

– Ещё минута, дорогой, и я вся твоя. Какой же ты у меня нетерпеливый, – она наигранно ахнула и покачала головой.

– Ожидание сводит с ума, дорогая, но желание дождаться заставляет жить! Поэтому поспеши, дорогая, жду тебя в доме!

Когда Воробей скрылся за дверью, Роза, не сдерживая улыбки, снова обернулась к столу. Перо клюнуло в чернила и заскользило по лоскутку ткани, переписывая из древнего манускрипта слова: «Лишь кровь способна искупить возвращение души из мира теней». И как только Розой была поставлена точка, воздух наэлектризовался, в помещение вторгся порыв ветра. Роза подпрыгнула, её качнуло назад. Девушка завалилась, вцепилась в спинку стула, едва не рухнув с него, а в её зрачках стремительно замелькали видения: Пещера, темнота, истекающий кровью мужчина, лежащий на полу, и сидящая над ним измученная истощённая девушка. Её крики доносились жутким эхом: «Нет! Нет, НЕТ!!! Всё не должно быть так! Всё не может быть ТАК! Почему ты, а не я?! Почему мой Джекки, а не я?!», после мелькает капающая на Амулет кровь и эхом разносятся слова, произносимые губами той же девушки: «Лишь кровь способна искупить возвращение души из мира теней» – и картинка резко трансформируется обратно, и в глазах Розы снова отражаются эти слова, только что написанные пером на лоскутке.

Роза Киджера дышала тяжело, надрывно, а её расширенные зрачки бегали по комнате, спотыкаясь о предметы, пока не наткнулись на лоскуток: её дрожащие пальцы вцепились в него, и девушка вихрем вылетела из строения.

Не успела я отойти от шока, как видение перенесло меня на очередную локацию: теперь это была комната. За окном гремела гроза, и пасмурная сырость поздней осени витала в спальне. Джек не спал, вместо чего хмуро и напугано наблюдал за Розой. Девушка металась в кровати, как в горячем бреду. С её губ срывались крики, пропитанные ужасом, среди которых улавливались слова «огонь», «смерть» и «кровь». Видимо, Джек не выдержал: его рука легла на смуглое плечо Киджеры и настойчиво потрясла её. Роза вырвалась из кошмарного сна не сразу, а когда её глаза распахнулись, моё видение снова переменилось: резко приблизились её напуганные глаза – и быстро отдалились. Только теперь Роза была в совершенно другой обстановке. Девушка металась в горящем доме. Пламя смачно вгрызалось в стены. Клубья дыма душили мулатку, она прикрывала слезящиеся глаза рукой и под хруст ломающегося дерева бежала сквозь огонь. Дом гудел, будто его пронизывали сквозняки. В воздухе летали кусочки пепла. С потолка просвистела люстра. Откуда-то снизу послышалось отчаянное «Чёрт возьми! Зара-аза!»

– Дж… ек… – прохрипела Киджера. Девушка кинулась к лестнице, но с потолка просвистели обломки досок. Киджера отпрянула и завалилась назад. Это загнало её в угол. Девушка отчаянно закашлялась, отгоняя от себя дым руками, попыталась встать, но пламя сомкнулось вокруг неё кольцом. В этот момент, будто призрак, на лестнице появилась фигура капитана Воробья. Джек отчаянно выискивал её, звал. И, видимо, она услышала и нашла в себе последние силы отозваться:

– Я… здесь, Джек!

Воробей сориентировался сразу же. Секунда, и он оказался рядом. Их отделяла лишь насыпь горящих досок, и капитан уже протянул руку, готовый пройти через них. Роза вытянула дрожащую обожжённую ладонь в ответ, как вдруг под потолком загрохотало и загудело. В зрачках Киджеры мелькнул ужас. С потолка с оглушительным треском сорвалась балка и прибила Розу Киджеру к полу. Отдача заставила Джека шарахнуться назад. Его глаза расширились в ужасе при виде безвольной женской руки, торчащей из-под завала, объятого огнём…

Видение пошло помехами и постепенно стало сходить на нет: изображение снова менялось, но я продолжала видеть глаза Джека. Горящий дом постепенно трансформировался в холодный тёмный пещерный пол, вонь дыма превратилась в запах земляной сырости, порез на руке снова запульсировал, послышалась капающая на пол кровь и ощутился холод Амулета в руке. И даже лицо Джека изменилось: стало более мужественным, приобрело отпечатки увиденного, проявились шрамы и свежие ссадины, но глаза – они так и остались прежними. И я окончательно, стремительно перенеслась в настоящее. Джек, лежащий передо мной в луже собственной крови, резко подорвался на полу и судорожно глотнул воздух, как выброшенная на берег рыба. Капитан едва не завалился обратно, но упёрся локтями в пол и ошарашенно уставился в одну точку, словно дьявола увидел. Меня будто заморозили в глыбу льда – я не имела сил пошевелиться, хотя в раненую ладонь больно впивался Амулет, сжатый в руке до побеления пальцев. Отчаянное желание понять – очередное ли это видение, либо же передо мной настоящий, живой Джек, сковало меня ступором. На лице проступила робкая улыбка лишь когда взъерошенный, шокированный капитан обернулся ко мне – удивлённо, будто не понимал, откуда здесь столько крови, и были ли все предыдущие события взаправду, или же оказались сном.