Текст книги "За краем Вечности (СИ)"

Автор книги: Jane_BlackCat

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 45 страниц)

– Посторонись! – я едва успела отпрыгнуть, прежде чем огромное ведро воды выплеснулась на шканцы; поднялся пар и шипение. Джек кинулся к фальшборту, запуская ведро обратно в море. Едва то черпануло воды до краёв, потянул его за канат обратно, с такой скоростью перебирая руками, что в глазах зарябило. Однако, это не помешало взгляду запнуться о несущийся ему в спину вражеский клинок.

– Джек, осторожно! – я взвизгнула, бросившись к нему. Но пиратская выучка сработала превосходно: он молниеносно обернулся, блокируя лезвием сабли остервенелый удар вражеского матроса, и при том, к восхищению, не выпустив из руки канат, на конце которого билось о борт ведро, расплёскивая капли воды. Я, не в силах пронзить человека насквозь, подоспела с другой стороны, перехватывая у Воробья канат. Тот с мелькнувшей во взгляде благодарностью вложил полную силу в схватку. Пока капитанская сабля с противным чавканьем не вошла во вражеское тело в районе ключицы, я успела затянуть ведро с водой на палубу и опорожнить на огонь – и тотчас же кинулась обратно. Ведро загрохотало по борту и плюхнулось в волны. Я оглянулась мельком, но этого хватило, чтобы заметить исчезающего в трюмном люке капитана. Не успело недоумение подобраться к разуму, нутро сотряслось в хриплом кашле – дым нёсся прямо в лицо. Рядом со мной в воду ухнуло ещё одно ведро на канате – и мистер Гиббс, раскрасневшийся и сверкающий свежим синяком под глазом, тотчас потянул его наверх. Новая доза воды отгородила огонь от мачты, но двух пожарных всё ещё было недостаточно. Однако, скоро на шканцы в обнимку с выуженным из трюма ведром взлетел Джек, по совместительству отбивающийся от уже знакомого мне офицера. Воспроизведя мастерский финт и сразу же ударив оппонента ногой в живот, Джек кинулся к нам, не полюбовавшись, как служивый кубарем перевалился через борт квартердека и загремел по средней палубе. Три ведра синхронно нырнули в воду и столь же синхронно несогласно зашипел частично гаснущий огонь. Край глаза заметил, как удаляется борт вражеского парусника и триумф подобрался к душе, но в ответ ему застонали доски и жутким грохотом сопроводился проваливающийся кусок палубы. Остервенелое ругательство сорвалось с губ, прежде чем я опрокинула порцию воды в образовавшийся провал. Благо, огонь не успел перекинуться на нижнюю палубу и потух внизу после первого же ведра. Я даже не успела заметить, когда стих звон оружия, а к огнетушению присоединилось ещё немало «пожарников». Огонь шипел, бил в лицо дымом, охватывал всех нечеловеческим жаром, но неуклонно отступал, открывая после себя горелые останки палубных досок, готовые провалиться при малейшем нажатии. В который раз запуская ведро через фальшборт и вытирая слезящиеся от гари глаза, я уловила удаляющийся к Исла-де-Розас мутный из-за дыма силуэт кормы со строгой надписью «Августиниус». Не пуская в душу облегчение победы, я перетащила тяжёлую ношу через планшир, выплеснув добрую половину на ноги, и опорожнила на последний, робкий язычок огня. Пар застил глаза. Корабль наконец озарился покоем. Гарь и копоть душили, выворачивали наизнанку и вызывали тошноту. Пальцы разжались и ведро покатилось по палубе. Колени подогнулись. Только сейчас, когда всё было кончено, можно было позволить себе ощутить слабость и опустошение. Я с трудом отползла от дымящегося пепелища, обдирая локти о шершавую палубу и не обращая внимания на впившийся в бок предохранитель пистолета, заткнутого за пояс. Хриплый кашель вырвался из груди. Слёзы беззвучно струились по щекам, давая волю ощутить все эмоции, что не напоминали о себе во время экстремальных ситуаций. Я перевалилась на спину, пронзая взглядом небесную высь, застилающуюся смольным дымом и прислушиваясь к шуму волн. Веки тяжело опустились. Дрожащий выдох вырвался из лёгких.

Долгожданный покой дал понять, что сил совсем не осталось – ни душевных, ни физических. Хотелось разрыдаться навзрыд, но что-то останавливало. Каждый день, каждый шаг по этому жестокому миру закалял тело и душу, давно убедив что здесь нет места слабостям. И теперь долгий, трудный путь вернул нас обратно на «Жемчужину» – жаль только, что ни с чем.

– Сэр! Капитан! Стивенс сбежал! Пленник сбежал! – встревоженное восклицание заставило всё же приоткрыть глаза. Джек Воробей, облокотившийся спиной о спасённую бизань-мачту, оттёр пот с лица и пренебрежительно бросил:

– Чёрт с ним. Он больше не нужен, и если его служивые дружки освободили, значит…

– Значит, исполнена часть моего обещания, – я приняла сидячее положение и пригладила мокрые пряди волос к голове. В ответ на меня воззрился десяток непонимающих глаз.

– А-а, – понимающе протянул Джек, закивав головой с полуулыбкой. – Пообещала, что отпустишь, хотя обещание сдержать не собиралась… Интересно, за что же нынче такая цена?

Я поднялась и качнула головой.

– Сейчас это уже не важно. Ничего не важно. Надо уходить. – Но у штурвала уже бдел вахтенный, а паруса ловили потоки ветра. Цепкий взгляд прошёлся по палубе, по раскрасневшимся потным лицам, по следам разрухи и кровавым пятнам, а также по двум единственным, но ужасающего вида трупам – по счастью, вражеским – задержался на болезненно потирающем затылок Тиме и обратился к Джеку. – Жаль только, что всё было бестолку.

– Отчего это? – Джек карикатурно поднял брови и сделал удивлённые глаза. Я подавила тяжкий вздох, подошла к нему и сочувственно похлопала по плечу.

– Дневник-то мы, кэп, не достали.

По рядам матросов прокатилось дружное «оу», источающее крайнее разочарование и сочувствие, адресованное то ли себе, то ли кораблю, то ли главному искателю, которого эта подробность должна была непременно задеть. Однако, вопреки ожиданиям, Джек не разделил всеобщего уныния и даже не обратил внимания на отчего-то злобно сжавшего кулаки Тима. Как даже показалось в тот момент, под капитанскими усами сверкнула коварная ухмылочка.

– Забавно, цыпа… Если бы ты не испытала на своей шкуре те рифы, тоже не поверила бы в их существование? – я непонимающе моргнула, а Джек сунул руку за ворот рубашки.

– Что ты имеешь…? – я открыла рот в беззвучной догадке. А Джек, не растягивая мучительных ожиданий, поспешил подтвердить её. На солнце блеснула мокрым кожаным переплётом тонкая книжица с изогнувшимися от воды страницами. Джек припечатал дневник Розы Киджеры к моей груди, поднимая ус в односторонней улыбке.

– Что если что-то скрыто от глаз, не значит, что этого нет.

====== Глава VIII. Ночное рандеву ======

Холодный порыв ветра встрепенул потяжелевшие от воды пряди волос и откинул в сторону горький столп дыма, что до сих пор поднимался тёмным удушливым облаком над пепелищем. Обломанный, изрядно обугленный и обломанный гакаборт оставлял позади длинный кильватер, простирающийся почти до Исла-де-Розас. Впрочем, несчастный «остров Роз», плыл к горизонту очень спешно, словно бы злополучное место само отторгало нас, посылая попутный ветер и интенсивное течение. Воздух отяжелел, повлажнел и неприятно оседал в лёгких, как подтаявший снег. Тяжёлая серая туча рваными клочьями наползла на солнце, оставив на резвых мелких переливах волн тёмные вкрапления чуть заметной мороси. Она тут-же принялась прибивать дымовую завесу к почерневшим, ломаным доскам квартердека. Я глубоко вдохнула сырость и копоть, вслушиваясь, как более весомые дождевые капли застучали по древесине, отскакивая от планшира и тонкими ручейками сливаясь в отверстия шпигатов. Корабль робко стонал, когда гребни волн разрезались о форштевень, якобы сожалея о повреждении рангоута и незначительных пробоинах.

– Значит, достал дневник, – я взяла себя в руки, подавила вздох и обернулась к Джеку, сузив глаза в щёлочки любопытного прищура. – Интересно, как?

Капитан Воробей растянул губы в фривольной улыбке, чуть наклонил корпус назад и развёл руками, яснее ясного иллюстрируя уже понятную фразу, которая прозвучала следом:

– Это было легко.

– Да-да, ты же капитан Джек Воробей! Знаю-знаю, – закивала я, но Джек благоразумно отодвинул добытую книжечку от требовательно протянутой руки. Я закатила глаза, пододвигаясь ближе. – Слушай, Воробей, уже не секрет, что в дневнике Роза Киджера описала исследования про амулет Ротжета. Но ты всё равно решил его скрывать? Лучше покажи находку людям – это в своей мере заслуга каждого здесь находящегося.

– Каждого? – Джек небрежно перебрал пальцами, снисходительно и безмятежно разглядывая меня из-под прищуренных глаз.

– О, да! Каждого, – я недовольно воззрилась на капитана, попутно мазнув взглядом по потрёпанным пиратским фигурам за его плечом. – Во-первых, штурм кареты Стивенса…

– Дело сделали лишь мы с тобой, смекаешь?

– Во-вторых, построение плота из ничего… – проигнорировав бессовестное оправдание, продолжила я.

– Да-да, а щедрые природные запасы дерева – это, по-твоему, «ничто»…

– В-третьих, сражение с красными мундирами…

– Не драматизируй, крошка, никто же не убит…

– … И всё – всё! – это ради тебя! – я подступилась близко, выдерживая на лице холодное недовольство, готовое вдребезги разбиться под беззаботной, спокойной улыбочкой капитана Воробья. Тот невозмутимейшим образом поглядывал на меня, источая спокойствие красочнее, чем шаолиньский монах. Игра в гляделки затянулась до тех пор, пока Джекки, чутка наклонившись, не пропел бархатистым голосом:

– Ты плюёшься ядовитыми словечками без зазрения совести, хотя план про карету был плодом твоей светлой головушки…

– Ты только это и услышал? – зашипела я. – Может, это потому, что не хочешь признавать свою провинность перед командой?

– А может, это потому, что команда обязана выполнять приказы своего капитана? – парировал Джек, вторя той же интонации. Я хотела возмутиться, но внезапно обвинения оборвались. К тому же, причина поисков амулета по-прежнему оставалась загадкой. Из-под савана тайны выглядывало лишь одно убеждение: Воробей не пошёл бы на такой риск лишь ради того, чтобы обогатиться или довести дело Розы до конца – он слишком далёк от подобных сентиментальностей. Дело тут явно в другом – в чём-то, что вынудило его пуститься на поиски артефакта, дающего бессмертие и готового воплотить любое желание в жизнь. Капитан Воробей чужд прибегать к сверхъестественным силам ради получения богатства и прочих глупостей – в его духе добиваться поставленной цели своим трудом и потом, если случай не крайний. Сейчас же, похоже, случилось исключение: в пользу этого говорит и красноречивое нежелание Джека делиться целями поисков.

Тем временем Джек уже уложил драгоценную вещицу на тумбу перед штурвалом и, потерев руки, бережно, как нечто святое и непорочное, коснулся темной в разводах обложки. Пальцы его задержались, прежде чем раскрыть дневник, и, вероятно, причиной тому стало подобравшееся воспоминание о той, кто этот дневник составила. Подумать только, сквозь пятнадцать лет эта тетрадь стала связующим элементом между давно погибшей женщиной и когда-то любившим её мужчиной. Впрочем, я тотчас усмехнулась собственным мыслям: нельзя было представить ничего абсурднее, чем Воробей, печально вздыхающей об утраченной любви. Суровые реалии давным-давно отгородили его ото всех привязанностей и любая тоска, сожаление о чём-то (особенно, о любви), казались совершенной нелепицей.

Джек раскрыл дневник на первой же странице, и мы оба трепетно склонились над ним. В душе всё застыло в немой оторопи. Перелистнулось ещё несколько страниц; затем капитан и вовсе открыл книжицу на середине.

– И это всё?! – возмутилась я, наблюдая как капитан вертит во всевозможных плоскостях тетрадь с размазанными до невозможного чернилами. Джек придирчиво поднёс дневник к глазам, перевернул вверх ногами, затем отставил на расстояние вытянутой руки, пролистал несколько страниц и разочарованно потряс им, будто это могло помочь растёкшимся чернилам вновь собраться в чёткие слова.

– Вот зара-аза, – Джек провёл рукой по странице, отчего на его пальцах остались чернильные пятна, которые он тотчас обтёр о штаны.

Внутри меня вскипел котёл гнева – столько усилий! Столько усилий было вложено, чтобы заполучить эту пресловутую тетрадку – а результат ноль?! Непреодолимо захотелось подойти к фальшборту и смачно плюнуть в море: сейчас именно буйная стихия была виновата во всём. Причина такого состояния находки не заставляла гадать: когда мы с кэпом добирались вплавь до «Жемчужины» дурацкая вода размыла дневниковые записи, оставив лишь неразборчивые пятна, только местами сохранившие очертания букв и чертежей. Джек же не унимался: безуспешно вглядывался в пятна, крутил дневник как в стиральной машинке и бормотал под нос изощрённые проклятия.

Ощущение, словно кто-то неустанно стоит над нами и сверлит взглядом затылки, заставило оглянуться – но ровно в тот момент, когда упрекающее возмущение прозвучало над нашими ушами.

– Ну ты и гад…

В глазах Джека пролегло смятение. Пират медленно обернулся, сверкая молчаливым негодованием, отдававшим странным спокойствием, будто подобное высказывание в свой адрес слышит чуть ли ни каждый день. Кэп презрительно уставился на грозного, злобного Тимми, возвышающегося над нами. Серые глаза парусного мастера метали молнии, а кривой оскал нелепо выглядел на худющем вытянутом лице.

– Мне послышалось, или кто-то напрашивается на прогулку за борт? – Джек выпрямился и окинул пирата настолько презрительным, неприязненным взглядом, якобы от одного вида парусного мастера его тошнило.

– Ты пошёл на такое ради… этого? – Тим кивнул на застывший в руке Воробья дневник. Я в свою очередь воззрилась на Тимми с таким удивлением, что глаза на лоб полезли.

– Ты чего, Тим? – я встала между двумя пиратами, дивясь дерзости и непонятной злобе матроса. В ответ на это рука Тима попросту отстранила меня в сторону. Не сводя с Джека стального испепеляющего взгляда, парусный мастер прошипел сквозь стиснутые зубы, обращаясь ко мне:

– Этот мерзавец отправил тебя на такой риск ради какой-то книжонки.

Джек подавился усмешкой и указал на меня, как бы предоставляя право ответить. Я шумно выпустила воздух из лёгких, глядя разъярённому пирату в лицо.

– Тим, мне приятна твоя забота, но это был мой выбор. Я сама решила принять во всём участие.

– Но, вижу, толку это не дало, – строго подметил он, покосившись на дневник, в ответ на что Джек тотчас его захлопнул и отодвинул подальше от посторонних глаз, после чего шагнул ближе к дерзкому матросу и холодно процедил в лицо:

– Не нарывался бы ты, парень… Удел мятежников крайне неприятен, – и зашагал с капитанского мостика. Я последовала за ним, но руки осторожно коснулась тёплая ладонь Тима. Я обернулась и встретилась с заботливыми серыми глазами, которые сейчас казались очень тёмными и глубокими.

– Оксана…

– Всё хорошо, Тим, – я ободряюще улыбнулась, положив свою руку поверх его. Сомнение пролегло на тёмно-серой радужке, а тонкие губы недоверчиво и озабоченно сжались. – Правда, – заверила я, но, прежде чем уйти, остановилась у мостков и задержала на нём долгий взгляд. – И ещё, Тим… – пират вскинул голову и внимательно уставился на меня. Губы дрогнули в нерешительной улыбке. – Спасибо за поддержку. Правда, спасибо.

…В капитанскую каюту я завалилась без просьбы и предупреждения, на что Джек недоверчиво покосился в мою сторону, после чего всем его вниманием вновь завладел вышеупомянутый дневник Розы Киджеры.

– Как успехи? – я прикрыла дверь и прошествовала к столу, выглядывая из-за капитанского плеча.

– Могло быть и хуже, – резонно отозвался Джек, загибая в дневнике страничку, где на предварительно просушенной бумаге была подчёркнута, судя по всему, немаловажная строка.

– Удалось что-то узнать?

– Разве что, какой Роззи была аккуратисткой, – Джек черканул что-то на разложенном рядом пергаменте и задумчиво почесал бородку. Мистер Гиббс, устроившийся в кресле с бутылкой рома, неоднозначно хмыкнул. Я склонилась над столом. Просушка пошла тетради на пользу, чернильные пятна чуточку растворились и местами проступили более чёткие очертания букв. Это обнадёживало как никогда – а также то, что Джекки нашёл сведения, которые удостоились быть выписанными на отдельный лист. В первую очередь внимание с моей стороны привлёк именно он. Я взяла небрежно исписанный размашистым почерком лист и вчиталась.

«Старинное поместье <…> той, которой был передан амулет перед смертью Матеу Реуса Ротжета. Остался <…> её давний потомок <…> Жоффрей Моретти. Поместье на острове Исла-Сант<…>. Перед <…> в последний путь на Исла-дель-Диабльо <…> под первыми лучами солнца, озаряющего поместье <…> заключила координаты <…> невидимого Железа. <…> сделал бы каждый, если бы знал, что скоро умрёт. <…>…овина на карте. Встретиться с Жоффреем.»

На этом выписанные Воробьём строки заканчивались. Много слов, что не удалось разобрать в дневнике, были пропущены, а вместо них оставлены длинные пробелы. Я прилепила листок к столешнице чувствительным ударом и воззрилась на двух пиратов, что источали сплошную задумчивость и попытки собственными мозгами дойти до сути фраз, общий смысл которых разрывался нечитаемыми разводами чернил. Несколько секунд под потолком капитанской каюты висела напряжённая, потрескивающая тишина, после чего я подала голос.

– Ну, господа-пираты, проявите всю свою смекалку и догадливость, иначе клянусь, что застрелюсь от отчаяния.

По мне прошёлся озабоченный капитанский взгляд, из разряда «Только не надо застреливаться в моей каюте. Неохота оттирать твои мозги со стенки». Джек положил руку поверх моей и листок бумаги скользнул между пальцев. Он поднял его над столом и ещё раз вдумчиво прочитал выписанные строки вслух.

– Если мой раненый рассудок меня не подводит, речь идёт о доме, в котором жила возлюбленная Ротжетом женщина, которой он передал свой амулет перед смертью. И там живёт её давний потомок. Мистер Жоффрей Моретти, я так полагаю.

– Верно. Только вот там – это где? – Джек вернул листок на стол, а взамен в его руках оказался дневник, раскрытый на той странице, где покоился оригинал записи. – «Исла-Сант…» – что бы это значило? Исла-Сантьяго, Исла-Сантос, Исла-Санта-Круза… Версий много. И миссис Моретти могла жить на любом из этих островов.

– Сейчас важнее другое, – я взяла листок и ещё-раз вчиталась в записи: – «Перед <…> в последний путь на Исла-дель-Диабльо <…> под первыми лучами солнца, озаряющего поместье <…> заключила координаты <…> невидимого Железа. <…> сделал бы каждый, если бы знал, что скоро умрёт.»

– Значит, миссис Моретти знала, что к ней приближается смерть, – я опустила листок и встретилась взглядом с Джошами Гиббсом. Его глаза засветились догадкой: – Она отправилась на остров Дьявола специально, чтобы запрятать амулет. Она знала, что отправляет амулет в такое место, где он будет в сохранности… Вопрос, зачем? Если у неё были потомки, почему она не передала его им? И если амулет делает человека неуязвимым, почему она не носила его, чтобы уберечься от смерти?

– Предрассудки, – дневник хлопнул по столу, привлекая внимание. Джек рухнул в кресло, закидывая ногу на ногу. – Есть люди, которые считают, что вечная жизнь хороша только тогда, когда её дарует Всевышний, а не языческие амулеты-обряды-источники и прочая бурда. Предполагаю, миссис Моретти была из числа этих святош. И она решила уберечь своих деточек от подобного греха, спрятав амулет на треклятом острове Дьявола.

Я опустила взгляд на лист бумаги.

– Тут что-то про координаты, – и ткнула пальцем в запись. – «Заключила координаты… невидимого железа»… «Под первыми лучами солнца, озаряющего поместье»…

– Что за вздор? – мягко произнёс Воробей, разглядывая потолок, словно обращаясь к невидимой покойной душе составительницы дневника.

– Давайте думать логично, – я пристроила свою пятую точку на табурете и водрузила локти на стол. – Есть поместье, в котором жила возлюбленная Ротжета, миссис Моретти. У неё есть потомок, Жоффрей Моретти. Он проживает в семейном гнёздышке, на острове, название которого начинается на «Исла-Сант…». Полагаю, он единственный кто может знать об амулете больше, чем знали Роза Киджера и губернатор Кристиан Стивенс. Поэтому Роза Киджера хотела встретиться с ним. Но, видимо, не успела, – я мазнула взглядом по нахмурившемуся Джеку и невольно сжалась под этим взором. – Если пытаться восстановить коренное значение записей, я думаю, что перед отправлением на остров Дьявола миссис Моретти заключила координаты этого острова во что-то в своём доме – иначе как связать все эти обрывки фраз?

Гиббс и Джек недоверчиво пожимали плечами и сверлили меня прямолинейными взглядами. На капитанском лице пролегли тени сомнения, но, прежде чем озвучить их, Гиббс пододвинулся к столу и ткнул пальцем в дневник:

– Допустим, так… А это… «невидимое железо»? И причём тут первые лучи солнца? Как это, кракена мне в ром, объяснить? Если она и спрятала координаты где-то в доме, то к чему тут эти слова?

– Ну-у… – я крепко призадумалась. – Железо… Хм, может какой-то сейф? Хранилище?

– Ха, невидимое? – Воробей отвесил мне снисходительную усмешку. Но вдруг его лицо застыло, чуточку исказилось, а в глазах проступил лихорадочный блеск. Джек задержал взгляд на нас обоих по очереди и подскочил к дневнику. – Стойте-стойте… Вероятнее всего, речь идёт о надписи. Чернила делают из железного купороса…

– Ха, невидимые? – передразнила я пирата.

– Нет-нет… Если всмотреться в суть. Железо может означать нечто крепкое, твёрдое, нерушимое… Что написано пером, не вырубишь и топором, так? – торжествующий капитанский взгляд обвёл нас и вернулся обратно. – А чернила обычно изготовляют из железа. А «невидимые»… Речь может идти о каком-то реактиве.

– «…Как «эль» в слове «солнце», как стекло в оконце, как письмо, что написано молоком…», – вспомнила я. Раздался хлопок в ладоши и Джек указал на меня, воскликнув триумфальное «Точно!».

– Моретти – фамилия итальянская. Эти макаронники первыми додумались писать письма молоком. Молочные чернила проявляются при нагреве, как мне помнится… Невидимые, но неоспоримые, твёрдые слова, как железо. Координаты Острова Дьявола в доме Моретти, и написаны они невидимыми чернилами на пергаменте, сохранность которого была бы гарантирована! Значит, миссис Моретти запрятала пергамент с координатами на какой-нибудь важной вещи, какой-нибудь семейной реликвии, которая не могла быть продана, или, вероятнее, во встроенном в стену тайнике! – Джек стукнул кулаком по столешнице и вскочил с кресла, как судья, объявляющий, что дело закрыто. Я лишь поражённо помотала головой и прошептала одними губами: «Вот это голова!».

– А вот это: «под первыми лучами солнца, озаряющего поместье», – я ткнула пальцем в дневник и вопросительно взглянула на пирата. Воробей замешкался всего на пару секунд.

– Не знаю, чёрт возьми, пока не знаю! Но уверен, что это так! – Джек швырнул дневник на комод, а вместо него пригвоздил к столешнице карту Карибской акватории. – Придержите, – попросил он, и мы с Гиббсом взялись за два закручивающихся конца карты, расправляя её на поверхности стола. В руках капитана немедленно появилось перо, обмакнутое в чернила. Следующие десять минут ушли на разглядывание карты в поисках островов и городов, начинающихся на «Исла-Сант…». В результате претендентов на место обитания Жоффрея Моретти выявилось целых шесть, что заметно усложнило ситуацию. И вот мы уже стояли над выписанным списком незнакомых мне земель.

– М-да-а, – безрадостно протянул Гиббс. – Жаль, что губернатор сбежал. Его бы слово сейчас пригодилось.

– Не хнычь, – Джек поставил крестик на маленьком искривлённом островке и хлопнул крышкой компаса. – Пойдём на Исла-Сантьяго. Прикажи сменить курс и поставь к штурвалу бездельника-парусного мастера. Пусть хоть ненадолго перестанет шататься по палубе как призрак и дымить своей трубкой.

Гиббс вытянулся по стойке смирно, отчеканил привычное «Есть, капитан!», отдал честь и скрылся за дверными створками. Я проводила его взглядом и провела пальцем по прочерченному капитаном курсу от Исла-де-Розас до Исла-Сантьяго. За время, проведённое на «Чёрной Жемчужине» иметь дело с картами мне почти не приходилось, а посему относительно небольшое на бумаге расстояние между островами вызывало справедливые вопросы о том, каково расстояние на деле.

– И скоро прибудем? – безразлично спросила я.

– Дня три при попутном ветре, – Джек щёлкнул крышкой компаса и одарил меня чарующей улыбочкой.

Три дня пролетели, как одно мгновение. Прошедшее время не изменило ничего, а в дневнике Розы Киджеры, который Джек изучил вдоль и поперёк не обнаружилось других сведений, которые помогли бы уточнить место нахождения знакового острова с дьявольским именем. Может, они и были, но коварные морские волны смыли их с ветхих листов, оставив лишь неразборчивые куски писанины. В ответ на мои расспросы, Джек ответил, что в дневнике нет ничего, что могло бы меня заинтересовать или помочь общему делу. Три спокойных дня изменили, пожалуй, лишь отношения Джека и Тима. И, к досаде, далеко не в лучшую сторону. Страсти накалялись, а на любой приказ (которые Джек полюбил отдавать парусному мастеру постоянно), Тим реагировал пренебрежительно и работал спустя рукава. Джека подобные халатности раздражали немало, и он не пренебрегал возможностями по полной загружать работой парусного мастера, чтобы тот глаза не мозолил, да и отрабатывал свою вину. Однако, я старалась успокаивать себя мнением, что два пирата просто нашли себе увлечение – выводить друг друга из себя, и ничем серьёзным это не грозит, хотя на душе противно скреблись кошки – предвестники безрадостных событий. И они не заставили себя долго ждать.

На вечер второго дня, когда заходящее солнце вспороло небо, выпуская на него алую кровь заката, на горизонте в четвёртый раз замаячила крошечная точка странного корабля. Кружочек подзорной трубы поймал в фокус ободранное, трухлявое судно с костлявыми мачтами и рваными клочьями болотно-зелёных парусов. Сердце зашлось в леденящем кровь бите, превращая твёрдость убеждения в несомнительную уверенность, что потустороннее судно следует за нами по пятам, будто бы выслеживает каждый шаг. Кровь стыла в жилах от осознания, что все наши действия известны таинственному некто, чьё судно так подозрительно похоже на «Летучий Голландец». В подтверждение страхам судно вновь растворилось в пустоте, едва стоило моргнуть – и снова осталось незамеченным никем из команды. Утверждать, что это «Голландец» нельзя было точно – судно каждый раз показывалось слишком далеко и на маленький срок, чтобы углядеть в подробностях его внешний вид, а тем более увидеть «рыбьих харь» во главе с Уиллом Тёрнером. Но каждый взгляд на источающий могильный холод корабль развеивал сомнения подобно ураганному ветру.

Третий же день пути загладил все происшествия хорошей, солнечной погодой, и запряжённый в паруса пассат словно бы подарил «Жемчужине» крылья – корабль летел по зеркальным переливам волн, а временами казалось, что он и вовсе не касается их. По первым сумеркам горизонт выпятил нам навстречу длинную полосу земли, похожую на упитанного зелёного червяка. У основания его брюха грудились светлячки городских огней. Посреди темнеющей, подсвеченной малиновым закатом воды, укромная бухта виделась маленьким, безопасным уютным пристанищем для кораблей, удирающих от плывущей с востока ночной мглы. Чернокрылая красотка «Жемчужина», завидев берега, внезапно упустила ветер, выскользнувший из паруса – и завидная скорость вдруг сменилась черепашьим ходом. Я лениво выползла на бак и пристроила пятую точку на скрученных резервных запасах канатов, что покоились у фок-мачты. Взгляд прочертил линию горизонта, и, не отыскав на ней ничего интересного, обратился к городу, нерасторопно плывущему навстречу. Промаявшись полчаса без занятия, я не отыскала смысл дожидаться прибытия и решила заняться делом – а именно спустилась в каюту и уронила себя на койку, позволив сладкому безмятежному сну унести меня в царство грёз.

Младенческий беззаветный сон прервался лишь когда что-то загрохотало по палубе, будто перепивший матрос загремел носом в пол прямо надо мной, а затем последовал пиратский гогот. Я закряхтела, уговаривая размякшее, заспанное тело перевернуться на бок. Свинцом налитые веки приоткрылись, пуская меж ресниц свет догорающей свечи за стёклышком фонарика. Из-за переборки слышалась единящая, умиротворяющая тишина, разбавляемая шорохами ночного моря – но совсем не так, как во время плавания. За проведённое в пиратском мире время я научилась различать состояние корабля по шуму воды; сейчас же спокойная тишь и беглые отзвуки собачьего лая, приносимые ветром, говорили о стоянке. В подтверждение нестройные валуны волн легко приложили корабль бортом о причал – закачался огонёк в светильнике, а я снова прикрыла глаза, ощущая себя развалившейся в качелях на даче. Однако, прогнанные призраки сна покинули сознание, невзирая на то, что тело казалось одной сплошной тяжеленной гирей, магнитом притягивающейся к кровати. Проворочавшись минут пять и пронаблюдав за паучком, ползающим по потолку, внутренний голос предложил нанести визит палубе.

Каюту я покинула налегке, без оружия, постукивая зубами из-за холода, что веял от ночной воды. Пристань горела фонарями, воткнутыми в тротуар через каждые десять ярдов. Бледные фигуры домов возвышались молчаливо и словно бы наблюдали за нами потухшими глазницами окошек. Полукруглая бухта приютила ещё два корабля, кроме «Черной Жемчужины», и зажжённые на корме фонари танцевали сияющими дорожками на лунках чёрных волн. Городок окольцовывал бухту полукругом, залитым полумраком, кое-где разбавленным огнями фонарей и светящихся окошек. Тишина и покой устилали Исла-Сантьяго, а простирающееся позади море сливалось с небом черным пятном без конца и края. Такой уютный кусочек земли посреди опасной, непредсказуемой стихии, не оставил сомнений, что опасаться красных мундиров тут не стоит – городок слишком тих и невелик, и очень редко здесь происходят вещи, достойные вмешательства служивых. Исла-Сантьяго – словно свой уединённый небольшой мирок, в котором все друг друга знают и доверяют.

– Я несу вахту, капитан ушёл по делам, а ты отчего, мисси, не спишь? – хрипловатый, но добродушный голос кока разбавил тишину. Старина Бергенс примостился рядом, устроив локти на планшире и поворотил голову ко мне.

– Вышла познакомиться с новым городом, – улыбнулась я, наслаждаясь свежим воздухом, пахнущим озоном, рыбой и просоленной пристанью.

– Это ты хорошо, – крякнул пират. – А вот мне подумалось: ты же загорелась поисками амулета…

– С чего вы взяли? – я рассмеялась. – Я просто случайно влезла не в своё дело и теперь не могу из него вылезти.