Текст книги "Бабье царство. (СИ)"
Автор книги: Анатоль Нат
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 45 страниц)
– Сейчас, правда пока зима, с доставкой руды возникла проблема. На санях, даже если захочешь много не натаскаешь. Но вот летом, по воде, – ухмыльнулся он. – Я тебе не то что на год, на десять лет вперёд руды заготовлю. И не только на одну, а на десять домен.
Так что смело соглашайся на расчёты с Головой чугуном. Только готовым чугуном, а не переработкой их сырья. Шли б они нахрен со своей рудой, обязательно гадость какую-нибудь подсунут. А сами, своими силами мы и за один год с ними разочтёмся.
Но для подстраховки, ставь в договор полтора, а лучше все два года. Чтоб нам спокойнее было. А то мало ли что. Град, мор, золотуха, – весело ухмыльнувшись, оскалился Василий. – Лень!
Пройдя между каких-то новеньких, пахнущих ещё свежей древесиной амбаров, запертыми на огромные, навесные замки, они неожиданно оказались возле больших, распахнутых настежь заводских ворот, за которыми увидели покрытую строительными лесами большую доменную печь.
Вы на леса то внимания не обращайте, – тут же он успокоил Машу, по вытянувшемуся лицу которой открыто читалось откровенное разочарование. – Это всё одна только видимость. Это чтобы лишнего внимания случайных людей не привлекать, – пояснил он. – А то шляются тут, разные, – сердито проворчал он. – Ходють, смотрють…
А так она полностью готова к загрузке. Ну а пока будем загружать, то и леса можно будет спокойно убрать.
А то и оставить, – ухмыльнулся он. – Для маскировки!
А! – гордо подбоченясь ткнул он рукой в высящуюся перед ними печь. – Чудо!
Осталось ещё парочку рельс под вагонетки положить кое-где, прибрать чуток, и хоть завтра устраивай торжественный запуск.
Ну ладно! – неожиданно переключился он, подняв голову и посмотрев на висящее прямо над головой низкое зимнее солнце. – Полдень. Вы уже наверное проголодались? Тогда пошли, покормлю, чем Бог послал, – усмехнулся он. – А то Сидор вернется, и вы ему пожалуетесь, что я вас голодом морил и всячески обижал. Так он, поди, еще и обидится.
А потом я вам дорогу укажу. Новую. На стекольный завод.
Мы тут новую трассу прорубили. Напрямки, – пояснил он Маше, поворачиваясь к ней и весело подмигивая. – Намно-о-го более короткая и прямая, чем старая.
Ещё конечно не штрассе, как от нас до города, но уже ничего, вполне-вполне. По крайней мере зимой проезжая, – расхохотался он. – Так что к ночи будете у Марка. Да я его, пожалуй, голубем предупрежу, а то не дай бог вы у нас задержитесь. Тогда по темну ехать придётся. А ночью тут волки встречаются.
Так что, пошли обедать. А то в столовке нам может супу не хватить, работяги всё выкушают.
Расплывшись в довольной улыбке чуть ли не до ушей, он радостно захлопал себя руками по бёдрам, заодно выколачивая из рабочей одежды неизвестно откуда набившуюся в неё пыль.
Супу, конечно, хватило на всех. Да и к супу на столе, тоже оказалось немало всякого деликатеса. Да и вообще…
Оказывается их в рабочей столовке давно уже все с нетерпением ждали, подготовив большой, празднично накрытый, ломящийся от обильных напитков и закусок стол. И конечно, засидевшись за ним, они, конечно же, задержались с выездом.
Васька всё же не утерпел и показал им печь, в которой они прошлым летом плавили Пашино серебро и где местный серебряных дел умелец Деменьтий Скворцов организовал пробную чеканку местной серебряной монеты. Конечно, к настоящему моменту из-за отсутствия серебряной руды на заводе никаких работ там больше не проводилось, но печь готовая стояла и все пресс формы в любой момент можно было использовать при чеканке монет. Дело было за малым. Пока не вернулся Паша, все работы по добыче и доставке в город серебра или руды они временно свернули, хоть и вызвали тем нешуточное раздражение городских властей. Но из-за отсутствия основных владельцев, ссориться с Пашей и им не хотелось. Да и без того серебра хватало хлопот. Порой было даже непонятно за что хвататься в первую очередь.
Как Маша и ожидала, наибольшее потрясение на Изабеллу произвела именно эта, небольшая плавильная печь, стоящая в дальнем, неприметном углу завода за вторым, внутренним забором.
Именно после посещения цеха серебряного литья, баронесса стала вдруг какая-то задумчивая, и пребывала в такой прострации практически всё время пока они добирались до стекольного завода.
Судорожно сжимая в руке подаренный на прощанье инженером маленький брусочек серебра с его личным клеймом и меткой завода, она чуть ли не всю дорогу на стекольный бездумно смотрела на проплывающие рядом величественные стволы деревьев, скользя по ним вялым, рассеянным взглядом.
Равнодушно глядя на ещё не убранные и сложенные вдоль дороги штабеля аккуратно распиленного, рассортированного и готового к вывозу леса, оставшегося на месте после расчистки трассы, она неожиданно обратила на них внимание Маши:
– А что это за штабеля брёвен вдоль всей дороги сложены? – неожиданно очнувшись от своих дум, поинтересовалась она у Маши. – Сколько уже едем, а они буквально через каждые полверсты вдоль всей дороги лежат?
– Ах, это, – рассеянно махнула рукой Маша. – Можешь даже не спрашивать. Наверняка воплощённая Пашина мечта и очередная бредовая идея Сидора, поддержанная Димоном и остальными нашими мужиками. Хотят лодьи себе речные построить. Вот строевой лес везде где только можно и заготавливают. Видать, когда ребята с завода пробивали новую трассу на стекольный, отобрали самое лучшее, что попалось, а теперь постепенно будут вывозить и складировать на длительное хранение где-нибудь у нас в Южном заливе. Чтобы через пару лет можно было построить себе лодьи уже не из сырого леса, как прошлой зимой, а из нормального, выдержанного. Что-то в бревне будет храниться, а что-то пойдёт и сразу на лесопилку. Ту же доску лучше хранить в распиленном виде, быстрей сохнет. Да и мало ли на какие нужды сухая доска требуется, – рассеянно глядя на штабеля брёвен, заметила Маша.
– Кстати, хорошо что обратила моё внимание. А то я про лес как-то за всеми нашими проблемами и забыла. А это нехорошо. Вернётся Сидор, будет ругаться что вместо сгоревшего в заливе не заложили на хранение новый Нижний склад.
– Слава Богу с транспортом у нас сейчас проблем нет благодаря той эпопее с лошадьми. Так что будем теперь потихоньку вывозить и распиливать по мере надобности.
– Да-а, – задумчиво протянула баронесса. – А я то до сих пор даже не представляла размах вашей деятельности. Думала, что господин Сидор простой торговец. А, глядя на этот кусочек металла, – с задумчивым видом повертела она серебро в своих пальцах, – неожиданно приходишь к выводу, что всё совсем даже наоборот, совсем всё не просто.
– Ну, как ни неприятно это говорить, но ты не далека от истины, – тяжело вздохнула Маша. – Делов хватает. Аж волосы дыбом порой стоят. Не знаешь за какое дело сразу и хвататься, чтоб всё не развалилось, – недовольно проворчала она.
Так и продолжая вертеть в пальцах маленький кусочек серебра, Изабелла с задумчивым видом смотрела на рассеянно глядящую по сторонам Машу, никак внешне не проявив своего отношения к её словам.
О чём-то глубоко задумавшаяся Маша ещё долгое время не тревожила Изабеллу, но потом, видимо в своих мыслях так и не придя ни к какому решению, решительно повернулась к ней:
– Я вот о другом всё время думаю, – медленно, с трудом подбирая слова, начала она разговор. – Прям, все мозги себе иссушила.
– Где Сидор взял на всё это богатство денег? – снова тяжело вздохнув, спросила она Изабеллу, как будто та могла ей что-либо сказать. – Ведь у него и было то с собой всего пара сотен золотом. Так, – покрутила она пальчиками возле виска, – на мелкие расходы, на постоялый двор, на то, на сё. Но никак не на такой дорогой металл, да ещё так много, – задумчиво пробормотала она. – Не понимаю.
Даже, если он продал всё, что с собой взял…, – задумчиво продолжила она чуть погодя. – Даже с учётом этого, у него не должно быть столько средств, чтобы купить всё что мы видели на заднем дворе завода. Не понимаю, откуда у него столько денег?
Единственное объяснение, что он расплачивался за покупки не деньгами, а расписками? Что совсем уж невероятно…, – задумчиво глядя в пространство перед собой, продолжила она. – Кто ж ему на слово поверит?
Он дворянин, барон, – сухо отозвалась Изабелла. – Там, – выделила она интонацией это слово, – ему поверят и на слово. Повторяю. Он дворянин и он барон. Дворянину и барону поверят на слово.
Тогда нам труба, – уныло отозвалась Маша. – Полный звиздец, проще говоря!
Если за этот металл к нам придут счета, то мы уже никаким металлом ни с кем не расплатимся.
Чем он интересно там думал, когда хапал всё подряд. Столько разного хлама! – в раздражении Маша хлопнула ладонью себя по коленке.
– Медь и бронза не хлам, – живо возразила ей Изабелла. – Это очень дорогие и ликвидные материалы. Я, конечно, не знаю, чем он там расплачивался за них, какие расписки давал, вам это виднее. Но если продать всё то, что мы там видели, то денег с этого хватит на любые ваши нужды. Да ещё и станется, – раздражённо уточнила она. Глупость Маши, не понимающей, или, что точнее, не желающей понимать каким богатством они владеют, вызывала сильнейшее раздражение.
– Вот именно, вот именно, – задумчиво хмыкнула Маша, не обратив на её вспышку внимания. – Это если продать. Только вот кто ж его купит, по нормальной то цене? Как только узнают, что у нас нет ничего, кроме этого металла и долгов за него, так сразу же стая воронья налетит и заберут всё за безценок.
Ну, Сидор! – неожиданно разозлясь, Маша потрясла в гневе кулачком, грозя небу. – Только появись, мерзавец, я тебе все уши пообрываю! Разорил, как есть разорил!
Поэтому, придётся молчать об этом металле, пока будет возможно. А вот потом, – хищно прищурилась она. – Потом мы за всё отыграемся.
Надо будет инженера предупредить, – задумчиво пробормотала она себе под нос.
Эх, Васька, – тяжело и безнадёжно вздохнула Маша. – Опять он со своей лабораторией пролетел, – пояснила она на недоумевающий взгляд баронессы. – А он, кретин ещё пристаёт с каким-то дурацким расширением, как будто у нас нет более важных дел. Лабораторию ему, видите ли подавай. Расширяться он хочет! Обойдётся!
А тут ещё и профессор со своими бреднями, – раздражённо посмотрела она на Изабеллу, как будто это она была в чём-то виновата. – Этому тоже хочется расширяться. Мало ему уже двух лабораторий. Третью подавай.
Мерзавцы! – с безнадёжной тоской в голосе протянула она. – Одни мерзавцы кругом! Разорители!
Стекольный завод. *
Хоть и было между заводами расстояние невелико, но, как нарочно, и на стекольный завод они выехали довольно поздно, когда солнце уже перевалило за полдень, так что и на место они добрались уже глубоко за полночь. Правда, наученные уже суровой встречей у сталеваров, сюда они загодя послали весть о своём приезде. Поэтому ещё на подъезде к стенам заводской ограды они издалека заметили в воротах невысокого, напоминающего небольшой бочонок, одиноко стоящего управляющего, держащего в руке ярко горящую бензиновую лампу.
Однако, никого, кроме самого управляющего в широко распахнутых воротах не было. Подивившись столь вопиющей беспечности, на грани с безответственностью, Маша с баронессой для собственного спокойствия предпочли принять это за плод собственной усталости, не позволившей им в ночи заметить охранников.
Не успели они въехать в ворота, как тут же молча стоящий до того управляющий мигом засуетился и бросился сам закрывать ворота.
И буквально через полчаса, они уже спали на чистых льняных простынях в Малом гостевом домике, отдыхая после неожиданно затянувшейся поездки.
Название Малый гостевой дом навевало мысли что был ещё и Большой гостевой дом, но утомлённым путешественницам было уже не до тонкостей, зверски хотелось спать. А все непонятки отложили на утро. Да странности с охраной они постарались выкинуть из головы. В конце концов охрана их была спокойна, значит нечего и им было беспокоиться.
На следующее утро в гостиной гостевого домика возле жарко натопленной печи их уже с самого раннего утра дожидался завтрак и управляющий.
В отличие от холодного, если не сказать прямо – грубого приёма у сталеваров, здесь их ждала ласковая и тёплая встреча местного управляющего.
– Марк Иванович Дуб, здешний управляющий, – представила Изабелле Маша радостно суетящегося на кухне и в гостиной низенького, круглого толстячка.
Сидя за столом, накрытым скудным холостяцким завтраком, они не спеша, пили горячий, круто заваренный местный мятный чай и лениво шелушили сваренные вкрутую яйца, флегматично наблюдая за стеклом высокого, широкого окна пустынный внутренний заводской двор. Только что из печи, белый пшеничный каравай хлеба распространял по всему дому душистый аромат свежеиспеченной сдобы. Посреди стола, в глубокой глиняной плошке с холодной, ключевой водой плавал большой кусок белого сливочного масла. Было здорово.
Казалось, что вокруг всё абсолютно вымерло, настолько за окном было тихо, безмолвно и умиротворённо. Даже сонная фигура одинокого сторожа, прикорнувшего в полусидящем положении на низенькой, узкой скамеечке возле опять распахнутых настежь въездных ворот, вызывала чувство какого-то спокойствия и безмятежности.
– Странно.
Глядя на пару каких-то ленивых кобелей, вяло копающихся зачем-то в сугробе у ворот, Маша отставила в сторону недопитый чай, только что налитый ей управляющим в тонкостенный стакан в изящном стеклянном подстаканнике и, недоумённо пожав плечами, ноготком расчистила кусочек заиндевевшего окна.
– Вообще-то здесь должно быть не менее пары десятков охраны. А тут один какой-то то ли пьяный, то ли полудохлый тип с костылями спит себе сидя возле ворот, на морозе, как будто так и надо.
Снова обозрев пустынный в этот ранний утренний час заводской двор с парой серых кобелей у ворот, она снова недоумённо пожала плечами и тихо, недоумевающе переспросила, повернувшись к управляющему
– Ну и где они?
– Кто?
Управляющий, следом за Машей встревожено посмотрел в широкое окно. Глянув на кобелей у ворот и правильно оценив озабоченный взгляд Маши, устремлённый на пустынные ворота и сонного сторожа, одиноко сидящего на скамейке, беспечно отмахнулся рукой.
– Ах, это!
– Это всё ерунда! У нас здесь тихо. Не шалят.
– Что? – удивлённо подняла правую бровь Белла. С таким пофигизмом и безалаберностью она встречалась впервые в жизни. И где? На границе!
– Даже если ящеры когда и появляются, то вежливо стоят в воротах и ждут когда их заметят. А сами ни-ни, никуда не лезут. И чего на них наговаривают? – недоумённо пожал управляющий плечами, бросив на Машу рассеянно недоумевающий взгляд.
У Маши с лица медленно сползла растерянная, ничего не понимающая улыбка. Даже она такого разгильдяйства не ожидала. И от кого? От Марка! Который всем был известен как самый большой трус и перестраховщик, десятой стороной обходящий любые неприятности. И такое отношение к ящерам? Невероятно!
– Раньше, конечно бывало, надоедали, – флегматично продолжал меж тем Марк, не замечая произведённого им на двух женщин буквально убойного впечатления. – Под окнами чуть ли не целыми днями, как саранча толклись, мешали, работу выпрашивали. А теперь ничего, не надоедают. У меня под Москвой, на даче, и то было беспокойнее от пришлых работяг, чем нынче здесь на заводе.
Очень! Очень работящие, тихие и понятливые работники, – с довольным видом пояснил он.
А может это их и наш новый сторож так запугал? Тоже может быть, – задумчиво добавил он. – С тех пор, как он у нас на заводе появился, ближе чем на десять метров ящеры к воротам даже не подходят. Боятся что стрельнет.
С этого вражины станется, – мрачно зыркнул он в сторону ворот. – Это же чистый волчара! Раньше-то, до того как сходил с Сидором за перевал, вроде нормальным парнем был, тихий, вежливый. Здоровался всегда первым. А теперь волк, чистый волк. Его у нас все боятся.
Чувствовалось, что управляющий оседлал любимую тему, настолько он горячо и увлечённо начал обсуждать своего нового работника. Видно было, что нового сторожа боялся больше всех сам управляющий. И это было странно. Управляющий целого завода, пусть небольшого, но у которого в подчинении не один десяток людей и та же охрана. И он боялся какого-то сторожа, которого сам мог в любой момент уволить.
– Представляете. Едва только на ноги после ранения встал, как первым же делом жестоко избил совершенно ни в чём невинного парня из охраны. Чуть ли не до смерти забил своим костылём, еле оттащили.
И за что? За сущую мелочь. Ну, подумаешь, парень на посту уснул. Ну, с кем не бывает. Так ведь понять можно. Устал после ночного дежурства. А у нас здесь спокойно. Я же говорю, что мы тут все по две смены работаем, – мрачно пожаловался он. – Парень был после смены, да ещё после обеда, да на солнышке пригрелся, с кем не бывает. Да и вообще, тихо тут у нас, – повторил он.
Так этот гад что сотворил. На своих костылях не мог подняться на верх караульной вышки. Пол дня просидел возле неё. Молча! Как волк в засаде. Ждал, пока тот проснётся и сам спустится. Дождался когда его оттуда разводящий выгонит и подождав пока тот спустится, так жестоко избил бедного парня, что мы все были просто в шоке.
Волк, чистый волк.
И попробуй только тронуть, – мрачно пробормотал управляющий. – У Васьки с железного завода два десятка точно таких же волчар Сидор оставил. Всех здоровых парней у него из охраны забрал, на какую-то свою непонятную замену, а своих раненых и калек ему для охраны подсунул.
Злые, как шершни. Всех цепляют. Порядки свои завели, волчьи. Режимная территория, ни войти, ни выйти. Блин, – тихо выругался он. – Надо было мне с Земли бежать, чтобы с этим здесь снова сталкиваться.
Посторонний человек не то, что на территорию нынче не попадёт. Они его чуть ли не за пару вёрст в специальных лагерях, за забором держат, пока не проверят. Карантин, мол.
Теперь, как приедешь к ним, так и ходят, так и ходят за тобой. Как привязанные! – сердито хлопнул он ладонью себя по колену. – И так и смотрят, так и смотрят. Куда пошёл, с кем пошёл, зачем пошёл. Даже сколько времени в сортире просидел. Проверяют что привёз, что вывез. Всё под роспись. Совсем житья от них не стало, – снова устало и как-то обречённо заметил Марк.
Изабелла, встав со своего места, подошла к окну и, со скрытым любопытством стала смотреть на одиноко сидящего возле ворот сторожа.
– Мне кажется, или вы его боитесь? – повернулась она к управляющему.
Она с искренним недоумением смотрела на красного от смущения управляющего, от стыда, не знающего куда деть свои нервно подрагивающие руки.
– Стыдно признаться, дорогая госпожа Изабелла, но это действительно так. Я его боюсь, – тихо прошептал управляющий, с унылым видом согласно кивнув головой. – Это же не человек – зверь! Истый зверь! Ему даже наш начальник охраны, десятник, подчиняется. Простому егерю! И только потому, что тот, видите ли, ветеран. Но! – недоумённо пожал он плечами. – Это приказ! Приказ самого Сидора!
А что будет когда он и у меня, как у Васьки всех здоровых мужиков из охраны заберёт, а вместо них подсунет мне своих раненых калек на излечение. Что если он и у меня рабочих с собой в Приморье сманит? Даже на время? Кто тогда будет у меня в цехах работать? Можно подумать, у меня здесь какой-то санаторий, а не завод. Как я тогда план выполнять буду? Кем я тогда их в цехах заменю?
Вот и приходится торопиться, да на разные тяжёлые работы нанимать приходящих подгорных ящеров, – несколько нелогично свернул он на другую больную тему. – Благо, что они тут тихие и понятливые.
Не то, что некоторые, – глянув в окно, он бросил в сторону сидящего возле ворот сторожа мрачный, сердитый взгляд.
– Чего?!! – Маша, слушавшая Марка чуть ли не открыв рот, поперхнувшись закашлялась, залив горячим чаем всю скатерть.
– С каких это пор они стали тихими и понятливыми? Вы бы Марк Иваныч их ещё вежливыми назвали, – недовольно буркнула она, отряхивая пролитый чай со своей блузки и со скатерти.
Управляющий возмущённо посмотрел на неё и осуждающе покачал головой.
– Маша! Ну нельзя же их всех мести под одну гребёнку, – недовольно проворчал он. – Тем более, что я отнюдь не шучу подобным образом, как это вам наверное показалось. Ничего подобного. Наши же ящеры из города, вполне вменяемые люди. Вот и здесь есть такие. Я не говорю за всех. Я только за некоторые племена из местных. Да если бы не несколько бригад их плотников, то мы бы никогда не справились с установкой наружной ограды за такой короткий срок.
– Плотников, говоришь, – глядя на него, как на идиота, сухо поинтересовалась Маша. – Может, они тебе и парочку потайных подземных ходов выкопали?
– Ну зачем ты так, – поморщившись от выказанного ему недоверия, совершенно расстроился управляющий. – К таким вещам их конечно не подпускали, но ров, что вы можете увидеть с другой стороны заводской стены, это выкопали они. А через пару недель и в оставшейся части крепостной стены будет готов. А пруды для мельниц? А плотины? А котлованы под фундаменты цехов? – начал тут же перечислять он, загибая пальцы. – Да мы одни это бы ещё целый год копали, да не выкопали.
А горы песка для стекла, складированные возле печей?
Разошедшийся от возмущения управляющий уже чуть ли не хлопал себя руками по бокам, точь в точь на манер разгоряченного схваткой бойцового петуха.
Покачав с сожалением головой, он с совершенно расстроенным видом заметил.
– Вам там хорошо в городе. Там у вас людей полно, всегда можно кого-нибудь нанять на простейшие работы. А здесь на сотни вёрст кругом одна тайга, или, как тут ещё называется её местный аналог….
– Пуща, – вставила слово баронесса, с интересом прислушиваясь к жалобам управляющего.
– Во, во, – немного успокаиваясь, покивал головой Марк Иваныч. – Пуща она и есть пуща. Всё никак не могу слово это запомнить.
Ну и где я вам в этой пуще людей найду? – раздражённо развёл он руками. – Охотников? Ну, если постараться, то с десяток, другой отыскать по лесам ещё можно. Но чтобы они пошли на мой завод землю под фундаменты цехов копать?
Прервавшись, Марк Иваныч устало посмотрел на сидящих напротив него гостей с чувством глубокого сожаления об их умственной неполноценности, отчётливо отразившегося в его скептическом взгляде.
– Поэтому нанимал, нанимаю и буду нанимать ящеров, раз больше некого! – сердитым голосом вынес он окончательный вердикт. – И никакие они не людоеды! И работают хорошо!
В общем, встали, посуду за собой убрали и вперёд. У меня тут прислуги нет, так что сами за собой убирайте! – сердито проворчал он. – А потом я буду вам завод свой показывать.
Однако, добиться от ненастроенных на работу женщин какой-либо помощи в уборке со стола у него не получилось. Пришлось возиться самому. Поэтому, оставив на столе так и не убранную всю грязную посуду, они отправились на экскурсию по заводу, по предложению управляющего решив ограничиться на сегодня одним только цехом художественного стекла.
На вопрос Маши, чего так, Марк Иваныч только раздражённо отмахнулся рукой, невнятно пробормотав что-то себе под нос.
Пустынный двор и пустынный цех в самый разгар рабочего дня производили странное впечатление. Огромное, просторное помещение, жарко натопленное и всего лишь пара работающих фигур за многоисленными пустыми рабочими столами цеха росписи. Что-то они расписывали на посуде важное, что Марк попросил женщин не подходить и не беспокоить рабочих, не отвлекать.
Хмыкнув, Маша с Беллой удивлённо переглянулись, но не стали настаивать, тем более что Марк их тут же потащил в хранилище, хвастаться наработками.
– Боже мой! – Изабелла осторожно, боясь нечаянно разбить, взяла в руки стоящий на упаковочном столе справа от входной двери, изящный стеклянный бокал. Высоко под потолком висящая большая бензиновая лампа заливала ярким светом глухое, без окон помещение. – Какая прелесть! – ахнула она, заметив лежащие рядом стопку расписанного фарфора с красивым, тонким растительным орнаментом по краю.
Боже мой, я потрясена, я просто очарована, – повернулась она к расплывшемуся в довольной улыбке, буквально растаявшему от похвалы управляющему. – Такие столовые приборы и посуду, что вы делаете, раньше я могла только видеть, да и то, только на обеде у какого-нибудь князя. И далеко не у всякого.
А тут оно стоит…., – баронесса, замерев возле упаковочного стола, окинула восхищённым взглядом высящиеся перед ней горы стеклянной и фарфоровой посуды и раскрытые ящики со стружкой, ожидающие упаковки. – Боже! – снова ахнула она. – Такого просто не может быть!
Марк Иваныч, какой-то весь замотанный, злой, с не выспавшимися, болезненно красными от хронического недосыпания слезящимися глазами, неожиданно как-то сразу оттаял и подобрел.
Глядя на Машу с Изабеллой, с восторженными, горящими неподдельным восхищением глазами стоящих возле выставленных на стеллажах образцов его продукции, и бережно, осторожно перебирающих предметы готового к упаковке фарфорового сервиза, он наконец-то окончательно отмяк. Теперь перед ними стоял не задерганный, злой Управляющий стекольного завода, а вальяжный Мастер, Мастер с большой буквы, который с расплывшейся на лице блаженной улыбкой, благосклонно кивал на посыпавшиеся буквально как из рога изобилия льстивые поздравления.
С довольным, важным видом Мастера, он буквально всеми фибрами своей истосковавшейся без похвал души Художника впитывал знаки восхищения, и ещё долго водил их по пустынным помещениям художественного цеха завода, показывая всё новые и новые диковины.
Чувствовалось, что его наконец-то отпустило какое-то мучительное внутреннее напряжение, буквально сжигавшее его до того изнутри. Сразу как-то отмякнув, он с блаженной улыбкой тихого, безопасного для окружающих идиота радостно кивал на восхищённые замечания баронессы и ахающей, от восторга, Маши. С донельзя довольной рожей он благосклонно склонил голову, с невероятно самодовольным видом заметив:
– Да, барышни, это настоящий продукт нашего труда. Стоят, ждут своего часа. Не сегодня-завтра, – неожиданно недовольно поморщился он, – отправим на продажу куда-нибудь на дальний Западный берег, в тамошние баронства, или ещё дальше в Западный Торговый Союз.
Интересуются! – гордо заявил он, выпятив свою жирную грудь и неожиданно мрачно заметив. – Можно сказать, даже в очередь стоят, ждут, когда мы сможем выполнить их заявки. А тут…, – как-то сразу сникнув, он безнадёжно махнул рукой. – Этот ваш Сидор совсем работать не даёт. Все наши договорённости нарушил. Мерзавец!
– Что вы там бормочете, уважаемый, – насмешливо повернулась к нему Маша. – Как это он вам, и не даёт работать? Да он же в Приморье? Как же он оттуда вам здесь работать не даёт? Или вы хотите сказать, что наш дорогой Сидор вас и оттуда успел достать?
– А то ты, Маша, его не знаешь! – неожиданно фальцетом взвился Марк, чуть ли не подпрыгнув на том самом месте, где стоял. – Он когда захочет тебя везде достанет!
Неожиданно сорвавшись на фальцет, он с отчётливо различимыми в голосе истерическим нотками закричал:
– Меня сложно достать, но когда человек ничего не понимает в искусстве и требует от вас только одно – "Дай! Дай! Дай!", трудно не сдержаться!
Сударыни, – неожиданно устало и обречённо тихим голосом он продолжил, – вы обе просто чудо. Настоящее чудо! Вы не этот мужлан Сидор, – Марк раздражённо поморщился при одном только упоминании о нём. – Это ему только и знай, что пахать и пахать в три смены. Была бы его воля, так он вообще растянул бы день вдвое и моих мастеров посадил бы ещё в четвёртую смену. Мерзавец! – тихо выругался он сам себе под нос. – Никакого чувства прекрасного.
Но даже в этих нечеловеческих условиях я всё равно делаю всё возможное и невозможное. Я нашёл местных ящеров и нанял их. Они у меня работают в три смены! Я строю новые цеха! Наши плотники от усталости буквально засыпают на своём рабочем месте! Я снял с художественных производств практически всех мастеров, прекратив выпуск дорогой расписной посуды, которую у меня буквально с руками готовы оторвать любые торговцы! Любые! А он только ругается и ругается! Ему, видите ли, мало! Я снял охрану с ворот и посадил их в цех! А он ругается что мало! Вместо благодарности он постоянно ругается, что я мало даю. Только и пишет в каждом письме: "Дай! Дай! Дай!" – снова не сдержавшись, раздражённо рявкнул управляющий. – А у меня люди не железные. Они и так уже в три смены работают.
– А что будет, когда он и у меня охрану заберёт, и как Василию с чугунного завода сунет вместо здоровых парней каких-то своих полуживых калек на излечение? А он именно так и сделает, я знаю. Кто у меня тогда в цеху работать будет? Как я тогда план вытяну?
– Но так же нельзя, – от удивления, Изабелла остановилась возле какого-то стеллажа с расписными тарелками, высокими стопками занявшими практически всю поверхность стоящего рядом стола и с широко распахнутыми глазами удивлённо посмотрела на управляющего. – Мне всегда казалось, что подобные произведения искусства вещь штучная?
– А я и не говорю про искусство, – снова сорвавшись на фальцет, сердито, едва сдерживая раздражение, ядовито огрызнулся управляющий. – Я не говорю про произведения искусства! Я говорю про эту его штамповку. Я говорю про весь тот хлам, что заставляет нас производить господин Вехтор, – невольно повышая голос, Марк перешёл на повышенные тона. – Я говорю про это его дурацкое листовое стекло. Про эти его гранёные стаканы и лафетнички, которыми он завалил наверное всё Приморье. Про эти его дурацкие броневые чешуйки, кольчужные колечки, щитки, наколенники и прочую, прочую, прочую военную мерзость, – уже чуть ли не крича, неожиданно всхлипнул управляющий.
А ему всё мало!
Всё то ему дай! Но не кубки, не посуду, не мои кувшинчики, – любовно взглянул он в сторону стеллажа с посудой. – Не тарелки! – ткнул он в ту же сторону рукой, чуть не развалив высящуюся перед ним высокую стопку расписных тарелок. – Ничего этого ему не надо! Этой патентованной баронской сволочи подавай какие-то штампованные колечки из бронестекла, которые сделает любой неподготовленный идиот!
Управляющий, чуть не плача потряс перед лицом баронессы сложенными в замок ладонями.
– Ему…, – управляющий запнулся, не зная, какое ещё подобрать бранное слово.
Было хорошо видно, что ему хочется просто выругаться, но природная стеснительность не позволяла этого сделать при женщинах.
Ему нужно листовое стекло! И сетки для лошадей, стеклянные попоны! – наконец-то выплеснул он из себя это ненавистное ему слово. – Милитарист! – сипло, сорвавшимся голосом наконец-то выругался он, с облегчением переводя дух.
Госпожа Изабелла, – управляющий с умоляющим видом сцепил перед грудью ладони, и жалобно на неё глядя, взмолился. – Я же вижу. Вы утончённая, с художественным вкусом натура. Вы же его жена. Ну, повлияйте на него хоть как-то. Ну, сделайте хоть вы что-нибудь! Так дальше совершенно невозможно!
