Текст книги "Бабье царство. (СИ)"

Автор книги: Анатоль Нат

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 45 страниц)

Одна одинёшенькая перед тремя сотнями амазонок. Невысокая, хрупкая фигурка молодой женщины, стоящей перед рядами рослых, на голову её превышающих, великолепно физически развитых крепких женщин. Но ни у кого из присутствующих не возникало даже мысли о том, что о ней можно побеспокоиться. Аура силы и власти, окружающая её пресекает любые мысли о попытке причинить ей какой-нибудь вред. Да и слава. Слава мастера, победителя волчьих наёмников, великолепных воинов, которым не могут противостоять не то, что амазонки, но и многие ящеры и очень редкие люди. А она одна зарубила волчьих наёмниц более сотни. Одна, с помощью своей небольшой, какой-то детской на вид сабельки.

– У меня для вас несколько новостей, – мягкий, негромкий, мелодичный голос баронессы, казалось, пронёсся ледяным ветром среди холодных, каменных стен крепости. – Как обычно, что-то хорошее, и что-то плохое.

– Начну с хорошей новости. Учитывая ваше положительное поведение последнего времени и оказанную компании помощь в устранении последствий набега на город, проще говоря в уборке трупов, руководством компании принято решение просуммировать все заработанные вами по настоящее время суммы и отпустить некоторых из вас на волю.

– Но у этой хорошей новости есть одна неприятная сторона. Ваше начальство окончательно отказалось от вас и не дало ничего. Ну а поскольку денег за прошедшие полгода именно вы заработали очень мало, мы можем освободить всего только сорок человек. И методом жеребьёвки вам предстоит выбрать этих счастливчиков. Завтра же они могут отправляться домой.

– Следующая новость. Хорошая она, или плохая, это уж на ваш выбор.

Баронесса, ненадолго замолчала, как бы вслушиваясь в установившееся на площади гробовое молчание, а потом продолжила своим мелодичным, негромким голосом:

– В общем, городские власти считают что оставлять вас в городе и в самой ближайшей округе слишком опасно. Ну а поскольку мы к тому же отказались поделиться с ними своими пленными, то они сделали вид что недовольны обилием пленных непосредственно возле города и потребовали навести порядок. Они потребовали убрать вас.

– Сами обгадились, а наведения порядка потребовали от других. Тем не менее, ничего сделать мы не можем.

– Поэтому, завтра к утру вы должны предоставить этих сорок человек из вашего числа. Они будут немедленно препровождены к берегу Лонгары, где их завтра начиная с полудня будет ожидать специальная посольская лодья. И пока Лонгара окончательно не схватилась льдом, вы сможете перебраться домой.

– Вопрос можно? – неожиданно перебил её чей-то голос из глубины строя ближнего к ней квадрата.

Из плотно сбитого квадрата, осторожно раздвигая плечом своих товарок, медленно вышла невысокая, крепко сбитая женщина с красивым, интеллигентным лицом и остановилась прямо перед Изабеллой.

– Военнопленная Марфа Полторыплётки, – криво усмехнувшись, представилась она. – Так можно спросить, – опять задала она вопрос, стоя прямо перед баронессой и буравя её пронзительным взглядом своих глаз.

– Да, – безмятежно, как будто лучшей подруге, ответила ей баронесса. – Спросить вы всегда можете. Не уверена что отвечу, – неприятно усмехнулась баронесса.

– Вокруг что-то происходит, – Полторыплётки обвела медленным, осторожным жестом галерею, битком, набитую арбалетчиками ящерами, – а мы ничего не знаем. Почему нас отпускают? Почему не платит казначейство? Почему изменились условия содержания? Или соглашение по пленным что, больше не действует?

Баронесса несколько минут смотрела на Марфу, ничего не отвечая, а потом тихим, чётким голосом промолвила:

– Почему вас не желает выкупать ваше казначейство, у нас нет ни единой мысли. Переговоры ведутся до сих пор, тянутся уже более чем полгода, а внятного ответа с той стороны всё нет. Заговор с целью оккупации города, провалился. Держать вас здесь ещё зачем-то? Зачем?

– Пленных, захваченных в этом набеге уже выкупили и даже домой отправили. Вас же словно не видят в упор.

– Может, руководство республики надеется на новый мятеж? – насмешливо заметила баронесса. – Ничего не могу сказать. Но с этого дня из города удаляются все амазонки. И дальше вы выкупаться можете исключительно свои трудом. Но, никаких больше нянь, подавальщиц в трактире, горничных, постельных грелок и прочего. Вся сумма оставшегося долга и новых платежей делится поровну на всех оставшихся, и пока она не будет выплачена, никто на волю отпущен не будет. Никаких залогов, выкупов отдельных представителей богатых семей и прочего подобного. Никаких больше дублёров – это особое требование властей. Только сами и только там, где вам может предложить пленившая вас компания.

– У нас – это на карьере. Плюс – работа на горельнике и на устройстве дороги. Всем кому там не хватит места – работы в каменоломнях, ломать камень и колоть щебень.

Баронесса медленно прошлась ещё раз вдоль строя первого квадрата, а потом, повернувшись к амазонкам, и на миг, вслушавшись в воцарившееся вокруг гробовое молчание, закончила:

– Завтра утром сорок человек на выход.

Не говоря больше ни слова она развернулась и стремительно покинула двор.

Всю ночь посреди и по периметру внутреннего, глухого двора крепости горели большие костры, освещая перемещавшихся между кострами амазонок, что-то бурно обсуждавших и горячо спорящих между собой. Затихли они только под утро.

Ранним утром, с первыми косыми лучами солнца во двор вошла мрачная баронесса, хмурая и явно не выспавшаяся. По-видимому, и ей эта ночь досталась нелегко, поэтому она, едва дождавшись построения амазонок, хриплым, усталым голосом начала:

– Сорок человек, выйти из строя, – зевая в кулак, хрипло скомандовала она.

Ответом ей было гробовое молчание, воцарившееся во дворе.

Окинув квадраты выстроившихся амазонок внимательным взглядом, Изабелла медленно прошлась вдоль передней шеренги ближнего к ней квадрата. А потом, замерев прямо перед строем и слегка постукивая себя веточкой по сапогу, негромко проговорила:

– Бунт? Хорошо. Ну? И кто будет говорить?

Медленно и осторожно раздвинув плечом, плотные ряды своих товарок, вперёд вышла давешняя амазонка, что вчера спрашивала баронессу о том, что происходит.

Не подходя к Изабелле ближе пяти метров, чтобы не спровоцировать арбалетчиков, она спокойно, глядя ей в глаза, проговорила:

– Мы тут подумали и решили, что никто не пойдёт. Вместе в плен попали, все вместе и отрабатывать долги будем. А там уж как повезёт.

– Ну, я так и думала, – равнодушно бросила баронесса. – Взаимовыручка, боевое братство и прочая лабуда. Всё понятно! Только вот вы не поняли всей серьёзности своего положения и что с вашими интересами никто не будет больше считаться. Времена изменились. Поэтому сегодня сорок бывших пленных покинут вас. Или добровольно, или принудительно.

– Короче, – усталым и равнодушным голосом бросила она, – если вы в течение следующих получаса не выделите сорок человек, то я сама, по своему хотению выберу первых попавшихся и казню, как отказавшихся подчиниться. Потом опять вам предложу выбрать. Самим. Откажетесь – казню других сорок. И так до тех пор, пока выбирать будет не из кого или вы сами не согласитесь выбрать тех, кто готов убраться вон из города.

– Шутки кончились. Время пошло.

Баронесса, спокойно повернувшись к потрясённым её речью амазонкам, неторопясь прошла за шеренгу арбалетчиков, выстроившихся напротив квадратов амазонок, и опустилась на одиноко стоящий там стульчик. Как только она появилась в крепости, сразу следом за ней внесли этот стульчик и сразу же там поставили, вместе с небольшим круглым столиком на одной тонкой ножке. Словно заранее ожидая подобной реакции амазонок, посреди пустого стола высились большие песочные часы, перевернув которые, Изабелла запустила отсчёт времени.

Целую минуту ничего не происходило. Амазонки застыли неподвижно, потрясённые чудовищной картиной открывшейся перспективы, но не верить баронессе они не могли. За прошедшие дни они убедились, что баронесса Изабелла де Вехтор была не тот человек, что позволил бы себе так пошутить. И уже доказала это всем своим поведением. Поэтому, не прошло и получаса из отведённого амазонкам времени, а перед ней уже стояла редкая шеренга из сорока человек, готовых к отправке домой.

– Ну вот, – удовлетворённо кивнула Белла головой. – Я рада, что мы поняли друг друга. Теперь не придётся пачкать руки. Отправляйте, – кивнула она ящеру, стоявшему справа от неё.

Дождавшись, когда жидкая шеренга отбывающих амазонок покинет плац, и за ними захлопнутся въездные ворота, она повернула голову к оставшимся, и спокойно продолжила, как будто ничего до этого не произошло:

– Оставшимся на отработку, ставлю следующую задачу. Те, кто на дорогу – налево, те, кто на горельник – направо. Оставшиеся, в карьер. Построиться, – спокойно выговорила она, не повышая голоса.

Медленно и неохотно, переходя постоянно из одной группы, в другую, вся масса амазонок начала хаотично перемещаться по двору, возродив броуновское движение.

Прождав чуть ли не с полчаса результата и так не дождавшись окончательного распределения амазонок по группам, Изабелла, тяжело вздохнув, негромким голосом попросила не определившихся построиться в отдельную группу.

Тихий голос баронессы произвёл эффект разорвавшейся бомбы. Все те, кто до того вальяжно фланировал из группы в группу, никак не определяясь, мгновенно куда-нибудь, да пристроился, и перед ухмыляющейся баронессой выстроились две неравные группы амазонок, слева и справа.

– Понятно, – хмыкнула баронесса, оглядев большую группу справа, выстроившуюся в неровный квадрат. – Работа на горельнике вам представляется более лёгкой, чем вполне понятные и тяжёлые земляные работы. А в карьер что-то вообще никого нет.

– Как же так? – насмешливо продолжила она, медленно двигаясь перед двумя выстроившимися квадратами. – Не нравится такая хорошо оплачиваемая работа, как колка щебня?

– Или надеетесь на побег? – неожиданно спросила она замершие квадраты. – Лес, глушь, практически никакой охраны. Зря. Даю вам своё слово, слово баронессы де Вехтор, что никто не отработав долга, не уйдёт. Живым не уйдёт, – негромко добавила она в гробовой тишине, установившейся во дворе крепости. – Надеюсь, – она обвела замершие в неподвижности две группы, – что мне вы поверите. А нет, так вам же хуже. Больше церемониться с вами никто не будет. Только паёк и работа, паёк и работа. Никаких мальчиков, никаких пряников, никакой водочки с пивком, сладких ликёрчиков, сдобы, сладкого чаю и выпечки. Только работа и похлебка. Работа и похлёбка.

– Похлёбку обещаю сытную, – нехорошо как-то улыбнулась баронесса.

– Отправляйте, – негромко бросила она стоящим за её спиной арбалетчикам и, не поворачиваясь больше к беспокойно зашевелившимися амазонками, вышла во внутренние ворота крепости.

Глава 5 Нарастающие неурядицы…

Неурядицы с банком. Первый звоночек. *

После подавления мятежа амазонок не прошло и месяца, а отношения между исполняющей обязанности управляющего банка «Жемчужный» Корнеевой Марьей Ивановной и учредителями Банка из состава Городской Старшины стали стремительно, прямо на глазах портиться.

Казалось бы для этого не было никаких внешних причин. В городе к Маше, фактически раскрывшей и предотвративший заговор амазонок с целью овладения городом относились чуть ли не как к национальной героине, только что на руках не носили. Все при встрече ей улыбались, но каждое собрание членов Правления теперь начиналась и заканчивалась руганью по любому, маломальскому вопросу.

Постоянное вмешательство городских учредителей в текущие дела банка неожиданно резко возросло. А мелочное контролирование и в дополнение ко всему уже открытое, не скрываясь перетягивание самых выгодных клиентов в свои клановые расчётные конторы, как в этом городе принято было называть небольшие клановые банчки, окончательно подорвали доверие Маши к этой публике.

Отношение же последних к ней в её представлении сводилось к одному единственному определению – баба.

Проще говоря – по их мнению, бабам в руководстве банка места не было.

И вот уже всю которую неделю после окончания мятежа, в Городском Совете и в Правлении Банка шли упорные, позиционные бои Маши Корнеевой с Городской Старшиной об окончательном утверждении её в должности управляющего банка "Жемчужный". И о наделении её всеми положенными властными полномочиями, позволяющими самостоятельно принимать решения по всем, абсолютно по всем финансовым вопросам, а не только по вопросам, выделенным для временно исполняющего обязанности Управляющего.

Необходимость постоянного согласования в текущих делах сущих мелочей доходила до откровенного абсурда, и в конце концов ставала серьёзным препятствием на пути нормальной финансовой деятельности самого банка.

Более того. У Маши за последние две недели окончательно окрепла уверенность в том, что все эти мелкие придирки и попытки помешать нормальной работе имели под собой одну единственную основу – её половую принадлежность. Маша была женщиной, и это очень не нравилось всему составу городских учредителей. И если бы у их компании не было такого большого пакета уставного капитала, аж целых сорок процентов, большего, чем у горожан, то она давно бы уже вылетела из руководства банка, словно пробка из бутылки с шампанским.

Всё это она уже отчётливо понимала. Как понимала и то, что если она сейчас согласится на возвращение к первоначальной своей должности, то в дальнейшем, ни о какой самостоятельной роли в руководстве банка можно будет и не мечтать. Не дадут. Не позволят больше даже на вершок приблизиться к самостоятельной работе. Поэтому и выбора у неё не было. Или или.

Да и возвращаться к первоначальному положению дел, после того как она реально почувствовала появившиеся у неё в руках финансовые рычаги влияния, она сама категорически не желала. Быть абсолютно безправным заместителем управляющего и иметь своей единственной целью деятельности сохранение своей, жемчужной части уставного капитала было с их стороны с самого начала откровенной дурью. Теперь на это понимала кристально ясно. И возвращения к подобному положению дел, Маша категорически не желала.

К тому же, затягивание решения вопроса со своим юридическим статусом вело к тому что дела в банке с каждым днём шли всё хуже и хуже. Так что, затягивание решения её вопроса грозило уже полной и окончательной потерей столь трепетно до сих пор сберегаемого ею жемчуга. Тем более, что, как показала практика, при отсутствии реальных рычагов влияния на политику банка, сохранить свою часть уставного капитала оказывалось практически невозможно, как в конце концов реально показала ныне абсолютно пустая касса банка.

Акулы местного финансового мира сходу давали ей сто очков вперёд по любому вопросу, и любая пассивная позиция с её стороны, любое промедление неизбежно вело к регулярным потерям совместного капитала. Банк, фигурально выражаясь, каждый божий день беззастенчиво грабили, а она ничего не могла с этим реально поделать. По любому вопросу ей вставляли палки в колёса. И если она не хотела всё потерять, больше подобное положение терпеть было недопустимо.

Поэтому, чтобы окончательно не потерять и то малое что ещё оставалось, она должна была сама уже полностью официально занять место управляющего и получить всю власть. Но как оказалось, не имея на то полных законных прав, это было невозможно. Без согласия блокирующего пакета в пятьдесят один процент, окончательное утверждение её в этой должности было невозможно. У них же было лишь сорок.

А обещавший поддержку Ведун, скотина такая, третья, определяющая сторона в конфликте, занятый какими-то своими делами в низовьях Лонгары, фактически самоустранился. Никак не реагируя на творящиеся в банке безобразия, он полностью пустил дела на самотёк, не появляясь в городе, не отвечая на письма и не поддерживая даже издалека ни одну из сторон.

Занятый какими-то своими, важными для него делами, он до сих пор так никак и не определился со своим отношением к назначению Маши на должность Управляющего банком, хотя Маша знала, что о творящихся в руководстве банка безобразиях он был информирован.

Тем не менее, Ведун никак до сих пор не прореагировал и… ситуация зависла.

И если Городскую Старшину данное положение до поры, до времени вполне устраивало, мало отражаясь на ведении ими своих дел, поскольку они имели свои расчётные кассы, то Машу подобное положение приводило просто в бешенство. С каждым прошедшим днём они теряли всё больше и больше денег от невозможности свободно пользоваться своей частью уставного капитала. Их деньги в банке лежали мёртвым грузом и Маша никак не могла пустить их в дело. И как неизбежное следствие создавшегося положения – из проблемного банка начала разбегаться серьёзная клиентура.

Поэтому, первой и на данный момент, главной целью для Маши стало избавление от уничижительной приставки И.О. и получение полного контроля над всем банком. Но на пути к этому стояла высокая, железобетонная стена – её половая принадлежность. Маша была женщиной, а значит путь к высшему руководству банка для неё был закрыт. Наглухо!

Ну а после того, как деловые люди города фактически в открытую пошли с ней на конфликт, для неё окончательно стало ясно что местная Городская Старшина никогда не потерпит в высшем руководстве подконтрольной ей финансовой структуры женщину и что лично с ней повели борьбу на выживание. Чтобы они до того на людях ни говорили и какие бы клятвы не давали, но женщину в руководстве они не потерпят. Никогда!

И каким бы великим специалистом она на самом деле ни была, замом, полузамом, четвертьзамом, зиц-председателем – всем кем угодно и сколько угодно. Но! Руководить и принимать ответственные решения, в их представлении мог только мужчина. И точка!

Или, за неимением оного – коллегиальный Совет учредителей – Правление. Но опять же – только из мужчин. А ты хоть тресни, ничего это не изменит! Хочешь быть на Правлении – "Будь ласка, Маша, принеси своего прекрасного кофе…"

Поэтому, для Маши оставался единственный легальный путь борьбы – получить полный контроль над банком путём скупки долей из пакетов его учредителей. И доведение доли своей компании до пятидесяти одного процента – контрольного пакета, когда владелец его мог сам, не спрашивая ничьего мнения, проводить самостоятельную финансовую политику, и сам назначать руководителей, ни с кем не считаясь. То, что ей было надо.

Тем более, что первый шаг в этом долгожданном для неё направлении уже сделал сам бывший первый управляющий этого банка, господин Кидалов Поликарп Евграфыч. Ещё задолго до мятежа сам предложивший Маше передать, а точнее – чисто формально продать их компании по чисто номинальной цене свою долю уставного капитала, свои шесть процентов. В обмен на лояльность с её стороны и неподнимание официального скандала по результатам его не слишком удачной полугодовой деятельности на посту Управляющего банком "Жемчужный".

Своего рода легальная форма подкупа. Но в сложившихся обстоятельствах крайне для неё необходимая и удобная со всех сторон. Оставалось только заручиться от своих друзей окончательным согласием и можно было переходить к следующему этапу.

Теперь, будучи так близко к вожделенной черте, она не могла больше ни о чём ином думать, кроме как о получении от господ соучредителей так недостающих ей последних пяти процентов уставного капитала. Пять вожделенных процентов отныне были её путеводной звездой.

Однако, никто из соучредителей совсем не стремился к подобному развитию отношений, категорически не соглашаясь расстаться даже с малой частью своей учредительской доли, прекрасно понимая к чему это приведёт. И как Маня не давила на них, обещая в будущем буквально феерические выгоды от взаимовыгодного будущего сотрудничества, ни на слово, ни письменным её обязательствам не верили. Разрешения на выкуп требуемой ей доли уставного капитала, никто не давал.

Единственными, кто до сих пор так и не дал окончательного отказа и с кем ещё велись переговоры, были Староста и Городской Голова, владельцы самых крупных городских паёв, и единственные, с кем в переговорах был достигнут хоть какой-то маломальский прогресс.

Но и с ними ситуация постепенно зашла в тупик.

Много хотели!

Вот именно всеми этими причинами и была обусловлена внеплановая встреча в землянке у Сидора и проведение именно там совещания по банку.

Это было самое надёжное и самое спокойное место в городе. Ну а поскольку здесь же обитала и баронесса, для всех официальная жена Сидора, то и она невольно должна была присутствовать на совещании. Да и охрана её из ящеров надёжно отсекала любого постороннего человека, пожелавшего бы не вовремя даже просто приблизиться к собравшимся.

Впрочем, и сама Изабелла была отнюдь не против такой встречи. И хоть для неё присутствие на совещании было необязательно, тем не менее она расстаралась с организацией встречи и накрыла голодным гостям вечерний роскошный ужин, в очередной раз обогатив соседнего трактирщика.

– Кто же это у тебя тут такой искусник оказался? – засунув в рот чуть ли не половину горячего ещё пирожка с какой-то вкуснятиной, невнятно прошамкала набитым ртом Маша.

– Ты извини, что я так, не прожевав, – давясь большим куском, не дала она ответить Изабелле. – За весь день маковой росинки во рту не было. Так завертелась, так завертелась, что даже и утром толком поесть не шмагла, – прочавкала она набитым ртом. – Да и потом, не до того как-то было. Голодная, как триста китайцев после посевной.

– Кушай, кушай, – рассмеялась Изабелла, с удовольствием глядя на быстро насыщающихся Машу с товарищами. – Тебе лично сладкое полезно. На тебя уже смотреть страшно, тощая, аки Кощей Безсмертный.

– Ну, ладно, – Маня, облегчённо вздохнув и пошарив по столу не унявшимся ещё от голода, но уже соловеющим взглядом, стряхнула с рукава какие-то прилипшие крошки, и, постучав ладошкой по гулко отозвавшемуся брюшку, сыто потянулась.

– Хватит жрать! – сурово глянула она на торопливо и молча насыщающихся профессора со своим мужем. – А то люди подумают, что я вас не кормлю, – осуждающе ткнула она пальчиком в торопливо что-то пережёвывающего Корнея.

– Бу-бу-бу, – прочавкал тот в ответ что-то невнятное и торопливо налил себе в стакан густого морошкового морса из стоящей рядом с ним большой, расписной крынки.

– Ну, будем считать, что червячка заморили, – облегчённо перевёл он дух, откидываясь на спинку стула, жалобно заскрипевшего под его большим и мощным телом. – Теперь, можно и делом заниматься.

– Ты, Маша, давай начинай, – заметил повернувшийся к ней профессор. – На нас пока внимания можешь не обращать. Я ещё пожую тут кое-что, а ты давай, давай…. Говори, лапочка, зачем нас собрала. Извини, конечно, но очень есть хочется, – извинился он, накладывая себе на тарелку ещё один большой кусок колбасы и пирога с какой-то мясной начинкой. – Давно я такого вкусного не едал. Как к вам в крепостную лабораторию перебрался, так с едой стала напряжёнка. Все вы вечно заняты, никого на кухню не загонишь. Да и с самого нынешнего утра маковой росинки во рту не было. Как Васятка, стервец, в поход с Сидором умотал, так в доме жрать сразу стало нечего. Да и когда ещё такой вкуснятины отведать доведётся. Так что ты говори, говори. Зачем всех нас так спешно собрала, зачем от своих занятий оторвала? Почему именно здесь собрались?

– Итак, – начала Маша, обведя всех собравшихся немного рассеянным взглядом и, нервно потерев ладони, упёрла их в край стола.

Видно было, что она немного нервничала, срываясь невольно на резкость. Поэтому, немного помолчав, она дождалась, когда и профессор закончит что-то пережёвывать и снова обратит на неё внимание. Добившись от него внимательного, нетерпеливого взгляда, она тут же начала.

– Итак, – Маша, неожиданно запнулась. Видно было что она сильно нервничает.

– Корней поставил меня в известность, что вы, профессор, хотели бы, так сказать, из первых уст услышать о проблемах, возникших с нашим банком.

– Ну-у, – задумчиво пожевал губами профессор. – Не то, чтобы мне очень того хотелось. У меня и так башка собственной дребеденью забита, не хватало туда ещё и твоих проблем до кучи, – недовольно проворчал он. – Просто…, – тяжело вздохнув, он виновато посмотрел на Машу. – По городу слухи всякие нехорошие пошли. Ко мне люди знакомые обращаются, типа того: "А не пора ли нам забирать свои капиталы из вашего банка, пока не поздно". Да ещё с этакой нехорошей подковыркой, – поморщился он.

А я толком ничего и не знаю. И сказать ничего не могу. Что людям говорить-то?

Маня несколько секунд молча смотрела на профессора, прикидывая что-то в уме, а потом негромко заметила, задумчиво растягивая слова.

Я скажу совсем просто и без обиняков. Наш банк чуть было не грохнули. Пока мы тут все из себя героические занимались спасением отечества да и вообще ушами хлопали, некоторые лица из руководства банка, не привлекая к себе внимания, выгребли из банка капиталы своей семьи и свалили на сторону. Я говорю про нашего прошлого управляющего господина Кидалова Поликарп Евграфыча – нашего в прошлом так разрекламированного управляющего.

И по сему поводу в настоящий момент банк пребывает в откровенной дупе.

Как это ни печально признавать, но это фактический факт.

– Я ещё трепыхаюсь понемногу, барахтаюсь, как лягушка в молоке, пытаюсь взбить кусок масла из этой кучи сливок, если эту пахучую субстанцию можно так назвать, – поморщилась она. – Пробую вылезти оттуда, но, с моими трепыханиями получается не очень, – с задумчивым видом покачала она головой. – Каждое моё предложение по выходу из кризиса со стороны наших соучредителей встречается в штыки. Им словно всё равно что у нас проблемы. Нет ни одного дела в котором бы мне не вставили шпильку. А так дальше работать невозможно.

– Из этого дерьма дальше выгребаться, я вижу одним единственным способом. Нам нужен контрольный пакет, пятьдесят один процент, чтоб полностью взять под контроль банк и вести уже самостоятельную финансовую политику.

– Итак, немного предыстории. Почему мы оказались в таком дерьме.

– Первое. С господином Кидаловым, навязанным нам нашими дорогими соучредителями в качестве Управляющего Банком, мы фактически расстались. Вся его деятельность, всё, чем он занимался с момента нашего объединения и до того дня, когда он сам же назначил меня исполняющей обязанности Управляющего, заключалась только в том, чтобы как можно быстрей вывести денежные активы своей семьи из нашего банка. И тем самым спасти себя и свою семью от грозящих им финансовых потерь. Всё это напрямую было связано с доставшемся банку тяжёлым наследством от предыдущей воровской деятельности сбежавшего управляющего, того самого Кузьмы Кидалова, ихенного недоброй памяти родственничка.

С этой задачей, как я теперь понимаю, он за полгода вполне успешно справился, после чего потерял к нашему банку всяческий интерес и работу у нас фактически прекратил. Именно тогда он самолично, и в нарушение всех договорённостей с городскими учредителями, назначил меня Исполняющей Обязанности Управляющего, хотя, по уставу, не имел на это права. Проще говоря, как мне теперь стало совершенно ясно, назначил меня козой отпущения, – Маня мрачно ухмыльнулась.

Ну а я, – Маша хмуро зыркнула исподлобья на собравшихся, – надо честно признать, как последняя дура, иначе это и не назовёшь, повелась на его грубую лесть. И, что называется, с мясом заглотила крючок с тухлой наживкой, думая, что это высокая оценка моей, без году неделя, работы в банковской сфере.

Расчёт его оказался абсолютно верен. Закружилась слабая женская головка от шикарных перспектив, и она, то есть я, всеми когтями вцепилась в новую должность. И естественным образом сразу же встала в контры с Городским Советом, нашим главным соучредителем. И пока мы с ними бодались, доказывая друг дружке кто прав и у кого больше прав, господин Кидалов окончательно подчистил хвосты и теперь к нему никаких претензий уже не предъявишь.

Можно убить, – с задумчивым видом хмыкнула Маша. – А вот насчёт финансовых претензий ничего не получится. У него всё чисто. Ловок шельма, – с сожалением цыкнула она языком.

Собственно, именно из-за этого незаконного назначения Кидаловым меня Исполняющим Обязанности Управляющим банка, у нас так и обострились отношения с нашими городскими учредителями и возник конфликт, который до сих пор так и не погашен. Если до этого момента отношения с нашими соучредителями были хоть и не дружеские, но вполне деловые и лояльные, то после этого назначения всё резко пошло наперекосяк. Мужской шовинизм, господа, – грустно улыбнулась Маша. – Нравится нам это или не нравится, но что есть, то есть. Дела в этих краях привыкли иметь с мужчинами, но никак не с женщиной. Видать в пику творящемуся за рекой.

А что это именно так, подтверждают следующие факты.

Первое – после моего назначения на должность исполняющего обязанности Управляющего. в первую же неделю мы потеряли большую часть наиболее крупных клиентов, мужчин. И до сих пор, кстати, продолжаем их терять.

Это пример мужского шовинизма, – усмехнулась Маша.

Второе – сразу же после моего назначения, к нам в банк были переведены практически все счета клиентов, ведущих в городе дела с Амазонией. Как я совсем недавно узнала, это стало обязательным требованием с той стороны. Амазонки потребовали от своих клиентов, чтобы все дела велись только через наш банк. Как вы понимаете, приязни к нам это не добавило.

За что я от нашего Совета тут же огребла по полной, – недовольно проворчала Маша. – Мерзавцы, обвинили меня чуть ли в сговоре с той стороной.

Хотя, это частично вернуло банку некоторые вклады.

Вот вам, кстати, пример уже женского шовинизма, – Маша недовольно поморщилась.

Теперь снова вернёмся назад, к тому, о чём я ранее говорила. Кое-какие мелкие детали, чтобы вам было понятнее, о чём идёт речь.

Значит, результатом Кидаловской, всего лишь полугодовой деятельности в качестве управляющего нашего банка "Жемчужный" является то, что в городе с его помощью учреждено несколько отделений различных иногородних банков. Причём все они представляют известные западные банковские дома. Все как один с определяющим капиталом его семьи. И в настоящий момент являются нам сильнейшими конкурентами, против которых мы, честно говоря, и с самого начала не особо то блистали, а ныне и вовсе полный пшик.

В настоящий момент они уже нанесли нам довольно ощутимые потери, сорвав ряд выгодных сделок и перехватив клиентов.

Возвращаясь же к Кидалову, следует отметить, что его капиталов в банке де факто уже нет, а де юре он ещё числится в списке наших учредителей и обладает шести процентным пакетом уставного капитала. Одним словом, он не прочь с нами по-тихому расстаться, если мы не будем подымать скандала и не будем привлекать к этому делу внимания городских учредителей и Территориального Совета в лице Ведуна. За это он готов поделиться с нами своей долей. Гнида! – тихо выругалась себе под нос Маня.