Текст книги "Людовик IX Святой"
Автор книги: Жак ле Гофф
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 51 (всего у книги 60 страниц)
Глава восьмая
Конфликты и критика
Людовик Святой и Церковь. – Людовик Святой и еретики. – Людовик Святой и мусульмане. – Людовик Святой и иудеи. – Критика и неприятие. – Критика политики. – «Ты всего лишь король братьев».
Мир религии не сводится для Людовика Святого только к благочестию. Прежде всего король имеет дело с Церковью, которую почитает, которой служит и оказывает поддержку в сфере веры, но с которой в то же время нередко вступает в конфликт по части светской власти, юрисдикции и притязаний Римской курии. Далее, он выступает против врагов христианской веры: многочисленных и не бездействующих в его королевстве еретиков, мусульман, с которыми король бился врукопашную в крестовых походах, иудеев, которых немало во Франции и по отношению к которым он проводил политику кнута и пряника. Наконец, действия короля порождали критические выступления (если не подлинную оппозицию), мишенью которых было прежде всего его благочестие.
Людовик Святой и Церковь
С Церковью Людовика Святого тесно связывают клятва и интерес на грани одержимости[1491]1491
Отношения Людовика Святого с Церковью стали темой прекрасной статьи отца И. Конгара: Congar Y. L’Eglise et l’Etat sous le règne de Saint Louis…
[Закрыть].
Во время миропомазания король дает обет поддерживать Церковь, защищать ее, исполнять поручения в делах, с которыми ей одной не справиться и которые требуют применения силы или приведения в исполнение смертного приговора. Это королевская функция «светской длани». «Почитать и защищать» – такова суть его долга и обещания. Он неустанно говорит об этом своему сыну:
Усердно оберегай в своих доменах всех людей, особенно людей Святой Церкви; не давай их в обиду, чтобы никто не мог совершить насилия против них или нанести ущерб их добру…. Ты должен почитать и защищать их, дабы они могли служить Господу нашему в мире[1492]1492
Enseignements / D. O’Connel L. P. 188.
[Закрыть].
Но он также восхищается клириками и особенно иноками и братьями нищенствующих орденов – «монахами». Об этом хорошо сказал Жуанвиль: «Король любил всех людей, служивших Богу и носивших монашеские одежды»[1493]1493
Joinville. Histoire de Saint Louis… P. 395–397.
[Закрыть]. Он благоволил новым орденам, особенно небольшим нищенствующим монашеским орденам. Сомнительный внешний вид их братьев (неряшливая одежда, всклокоченные волосы) и маргинальное благочестие (чрезмерная аффектация нищеты и смирения, влияние на них милленаризма) не давали покоя Церкви. Через четыре года после смерти короля Церковь запретит эти ордены на II Лионском соборе (1274): братьев Мешков, Белых Плащей и Святого Креста. Удержатся более ортодоксальные кармелиты, для которых Людовик построил дом на берегу Сены близ Шарантона, и братья святого Августина, которым он купил у одного бюргера ригу с прилегающим к ней участком земли за воротами Монмартра.
Впрочем, Людовик не подчинялся Церкви во всем. То, как он, приводя слова своего деда Филиппа Августа, объясняет сыну, зачем надо охранять Церковь, свидетельствует о трезвом восприятии власти Церкви и о реалистическом отношении к ней[1494]1494
Enseignements / D. O’Connell… P. 188.
[Закрыть]. Он терпеть не мог, чтобы клирики покушались на законную власть короля и государства. В ранней юности он поставил на место зарвавшихся епископов. Он без обиняков предостерегал Церковь от ошибок, которые компрометировали его собственные действия, например, когда она злоупотребляла отлучением до такой степени, что оно уже не производило впечатления. Жуанвиль повествует о жарком споре короля и нескольких епископов во время одного из парламентов, на котором встал вопрос о разногласиях светских сеньоров и епископов, а именно самого Жуанвиля и епископа Шалонского. По окончании заседания епископы попросили короля поговорить с ними наедине. После переговоров Людовик Святой отправился отчитаться перед Жуанвилем и другими приближенными («мы ожидали его в комнате для просителей»): епископы строго-настрого запретили ему помогать им (как светской длани) в исполнении приговоров отлучения, которые они вынесли отдельным светским сеньорам. Король «со смехом» рассказал, как ни в чем не уступил епископам; но он смеялся и над сеньорами. Насколько Людовик почитал людей Церкви, которые держали себя с достоинством и оставались в границах дозволенного, настолько осуждал выходивших за рамки духовной власти и алкавших победы и могущества. Он разделял позицию того большинства, которое, в Церкви и в миру, критиковало ее обогащение, жажду земных благ и тщеславие. Известно, что король дважды официально обращался к Папе, чтобы тот назначал хороших кардиналов, истинно религиозных прелатов.
Папа и Папская курия не могли избежать его критики и противодействия. Он был весьма требовательным по отношению к главе Церкви. Папа должен подавать пример смирения и милосердия. А он нередко проявляет гордыню, страсть к господству и непреклонность. Так вел себя Иннокентий IV, особенно выступая против Фридриха II. Вспоминается бурная встреча короля с понтификом в Клюни в 1246 году[1495]1495
Фундаментальным исследованием остается: Berger Е. Saint Louis et Innocent IV…
[Закрыть]. Непримиримость Людовика, которого в данном вопросе поддерживали французские прелаты, достигла кульминации в 1247 году, когда он направил ноту протеста против вмешательства Папства в его отношения с французской Церковью[1496]1496
Этот документ сохранился в версии Мэтью Пэриса. Английский бенедиктинец, живший в стране, где враждебность к Папской курии ощущалась еще сильнее, чем во Франции, возможно, придал посланию более жесткий тон. Оно стало предметом замечательного исследования отца Дж. Дж. Кэмпбелла: Campbell G. J. The Protest of Saint Louis…, где оно названо неистовым документом (a wild document).
[Закрыть]. В весьма сильных выражениях король предъявляет Папе в основном два обвинения. Первое касается финансовых злоупотреблений Папства, которые истощают ресурсы французской Церкви и служат доказательством не вяжущейся с христианским поведением алчности во взимании штрафов и налогов с французского духовенства. Второе имеет отношение к раздаче бенефициев. Папа присваивал себе большую часть, оттесняя короля, знать и епископов; последние отстаивали почти все принадлежавшие им права на присвоение бенефициев; он предпочитал назначать иноземцев, которые не пребывали в их церквах, а денежные средства, которые податели этих бенефициев предназначали для помощи бедным, и средства в пользу короля не принимались во внимание.
Многие выдающиеся историки видели в этом отношении Людовика Святого развитие «процесса, в котором постепенно утверждался мирской порядок общественной жизни»[1497]1497
Congar Y. L’Eglise et l’Etat sous le règne de Saint Louis… P. 271.
Дж. Стрейер высказал эту точку зрения в статье: Strayer J. The Laicization of French and English Society in the XIIIth Century… P. 76–86.
Эта теория получила обобщение в прекрасном издании: Lagarde G. de. La Naissance de l’esprit laïque au Moyen Âge… – но оно, мне кажется, содержит рассуждения по поводу политических структур и политической мысли в раннем Средневековье, ведущие по ложному пути. В одной любопытной статье Э. Лернер полагает, что в ХIII веке Капетинги проводили «политику терпимости в отношении антиклерикальных и еретических движений», и подтверждает свое суждение преимущественно позицией Филиппа Августа в отношении ереси парижского университетского ученого Амальрика Венского и иудеев и отношением Бланки Кастильской к пастушкам в 1251 году: Lemer Е. The Uses of Heterodoxy: The French Monarchy and Unbelief in the XIVth Centuiy… Что касается Людовика Святого, то Лернер ссылается на его сопротивление епископским отлучениям и на его протест 1247 года Папе. Если даже за позицией Людовика Святого таится «развитие нового порядка, противящегося вселенским притязаниям Церкви и поддерживающего осуществление национальной власти», то я не вижу никакой связи между этой политикой и какой-либо терпимостью по части «инакомыслия» или «неверия». Мне кажется, эта статья в значительной мере построена на анахроничных понятиях, чуждых ХIII веку.
[Закрыть]. Мне это понятие обмирщения кажется неудачным, ибо в нем предстает скорее переход сакральности от Церкви к государству и присвоение монархическим государством части мирской власти Церкви ради королевского посредничества. Точно так же, как суверен отстаивает в своем королевстве власть императорского типа, он требует для себя и своего духовенства независимой власти в светской сфере и в церквах. Думается, здесь скорее следует говорить о галликанстве. В этом ошибка, породившая легенду о «прагматической санкции», изданной Людовиком Святым, который, таким образом, организовал «национальную» Церковь[1498]1498
Термин «галликанизм» имеет два значения: первое, более широкое (именно в этом смысле употребляет его здесь Ж. Ле Гофф) – стремление к определенной автономии галльской (то есть французской) Церкви от Святого престола; второе – создание особой «галликанской» Церкви, полностью разделяющей догматы католицизма, но совершенно независимой от Рима в организационном плане. Основы такой «галликанской» Церкви были заложены Карлом VII в «Прагматической санкции» (в юридической терминологии позднего Средневековья и начала Нового времени это означало государственный акт, раз и навсегда разрешающий какие-либо спорные вопросы), изданной в Бурже в 1438 г., подтвержденной Людовиком XI в 1461 г., несколько расширенной Франциском I в 1515 г. и официально признанной Церковью в результате Болонского конкордата (то есть соглашения между тем или иным государством и Папским престолом), заключенного между Франциском I и Папой Львом Х в 1516 г. В результате этих соглашений французская Церковь подчинялась только государству: король назначал на все высшие духовные должности, церковные поборы шли в казну, папские решения имели силу лишь с разрешения властей и т. п. Подобное устройство французской Церкви было еще раз подтверждено и ее независимость даже усилена при Людовике XIV (в 1682 г. поместный Собор французской Церкви под давлением короля принял решение полностью устранить любое вмешательство Папы в дела Франции, причем решения эти содержали прямые выпады против римского первосвященника). Такое устройство просуществовало до Великой Французской революции. Что же касается якобы изданной Людовиком Святым «Прагматической санкции» в 1269 г. и предвосхитившей в основе Буржскую прагматическую санкцию, то еще в последней трети XIX в. было доказано (хотя не все исследователи согласны с этим), что этот документ был сфабрикован советниками Карла VII, «которые хотели опереться на прецедент и взывали к политике Людовика Святого, чтобы оправдать свою собственную» (Пти-Дютайи Ш. Феодальная монархия во Франции и в Англии X–XIII веков. М., 1938. С. 242; там же см. литературу).
[Закрыть], но идея автономии французской Церкви путем достижения согласия на светском уровне между королем и духовенством королевства, кажется, еще только вынашивалась Людовиком Святым.
Людовик Святой и еретики
Концепция, согласно которой Людовик Святой как король выступает защитником веры и светской дланью Церкви, привела, как, впрочем, это было и у его предшественников, к выступлению против врагов этой веры. Можно выделить три вида таких врагов: еретики, неверные и иудеи.
Хотя крестовый поход против альбигойцев нанес решающий удар по еретикам Юга, все же катары и им подобные, особенно в Лангедоке, Провансе и Ломбардии, были еще многочисленны и заявляли о себе. В то же время они поубавились и стали не так заметны после 1230 года, под воздействием Инквизиции, все большего разочарования знати и горожан в учении катаров и вообще вырождения доктрины, еретической практики и организации.
Для Людовика Святого, как и для Церкви, еретики были злейшими врагами истинной христианской веры. Впрочем, они ее знали, исповедовали и отрицали, будучи отступниками, изменниками и предателями Бога.
Примат в своей «Хронике» прекрасно говорит о первостепенном значении, которое Людовик Святой придавал преследованию еретиков: «И когда о каком-либо деле веры (negotium fidei – гонения на еретиков) ему доносили прелаты или инквизиторы бугров (болгары, еретики), то, отложив все дела, он спешно переключался на него»[1499]1499
Primat // Recueil des historiens… T. XXIII. P. 68.
[Закрыть].
Между прочим, применяя один из канонов IV Латеранского собора 1215 года, который он включил в коронационное ordo королей Франции, Людовик Святой обещал преследовать еретиков и стать светской дланью Церкви в борьбе с ними. В «Поучениях» сыну он дает ему такой совет: «Преследуй еретиков и обидчиков твоей земли всеми силами, спрашивая, как это требуется, мудрого совета добрых людей, чтобы очистить от еретиков твою землю»[1500]1500
Enseignements / D. O’ Connell… P. 190.
[Закрыть]. Гийом де Сен-Патю приводит несколько иную версию этого совета: «Изгони из твоего королевства по возможности бугров и прочих дурных людей, чтобы земля твоя очистилась, следуя совету добрых людей, которые научат тебя тому, что надо делать»[1501]1501
Guillaume de Saint-Pathus. Vie de Saint Louis… P. 26.
[Закрыть].
Данный текст несет значительную информацию и ставит перед историком один вопрос. Самое важное в нем – утверждение того, что Людовик Святой видит очищение в изгнании еретиков. Людовик Святой поступает вполне в духе своего века, но он, вне всякого сомнения, гораздо острее многих ощущает ужас скверны. Христианский мир, пожинающий плоды великого подъема XI – ХII веков, хотел сохранить свои достижения, сохранить обретенную идентичность, защитить свою чистоту. Любой раскол мнился королю угрозой; он обвинял в нечистоте все, что могло нарушить это единство и гармонию. Р. И. Мур прекрасно описал начало раскола и параллельное ему возникновение общества-гонителя[1502]1502
Moore R. I. La Persécution: Sa formation en Europe (Xe – ХIIIе siècles)…
[Закрыть], порождающего маргиналов и изгоев, устраняющего все, что расходится с претворенной ортодоксией.
Понятие ереси как скверны и заразной болезни прекрасно сформулировал Бонифаций VIII в булле о канонизации:
Он ненавидел людей, зараженных грязью извращения, и, чтобы они не заразили приверженцев христианской веры гниением этой заразной болезни, изгонял ее сильно действующими средствами за пределы его королевства, и согласно превентивным мерам, чутко реагируя на состояние королевства, он выбрасывал из него эту закваску и давал воссиять истинной вере во всей ее чистоте[1503]1503
Idem. Heresy as Disease // The Concept of Heresy in the Middle Ages (11th – 13th Century) / Éd. W. Lourdeaux, D. Verhelst. Louvain; La Haye, 1976; Boniface VIII. P. 258.
[Закрыть].
Во-вторых, из этого текста явствует необходимость для короля, согласно Людовику Святому, слушать совета своего рода экспертов для характеристики еретиков и необходимых мер против них. Эксперты – это, конечно, в первую очередь инквизиторы, конкретнее, – инквизиторы – братья нищенствующих орденов, а также обращенные еретики, которым он особенно доверял, поскольку им были прекрасно известны и ересь, и ее адепты. Безусловно, именно таковы мотивировки оказываемой им поддержки жалкому Роберу Бугру (и в этом его упрекает Мэтью Пэрис), пока у него не раскрылись глаза на то, с каким монетром он имеет дело.
Другой вопрос касается тех, кого Людовик Святой называет «дурными людьми». Кто же они? Каких бесчестных и опасных людей ассоциирует он с еретиками в такой формулировке: «бугры и дурные люди твоей земли»? Кого он имеет в виду: евреев, менял или же проституток и преступников? Остается отметить, что он не выделял еретиков в какую-то особую категорию.
Безусловно, самым замечательным кажется желание Людовика Святого очистить королевство от еретиков, не сжигая (хотя он приводил в исполнение решения инквизиторов о сожжении на костре), но изгоняя их[1504]1504
Joinville. Histoire de Saint Louis… P. 29–31.
[Закрыть].
Можно ли установить связь между такого рода наказанием и известным заявлением, которое Людовик сделал Жуанвилю по поводу «большого диспута» между христианскими и иудейскими клириками в Клюнийском аббатстве, рассказ о котором король завершает осуждением всех тех, кто «клевещет на христианский закон»?
Быть может, не стоит искать логику там, где ее, наверно, и нет. У Людовика, как и у любого человека, бывали противоречивые реакции. Возможно, стоит особо оговорить случай одного еретика, которого изгнали за то, что он открыто клеймил христианский закон. Не исключено, что Жуанвиль, более воинственный, чем его король, вложил собственные чувства в речи короля.
Как бы то ни было, отношение Людовика Святого к еретикам являет нам три принципа, которыми он руководствовался по отношению ко всем, кого считал врагами христианской веры: они оскверняли Французское королевство, которое надо от них очистить; иного выбора по отношению к «дурным людям» нет, по крайней мере теоретически: обращение или изгнание, интеграция или исключение; ортодоксальные нехристи – опасные спорщики, понаторевшие в спорах больше, чем христиане, во всяком случае, больше, чем христиане-миряне: дискуссий с ними следует избегать.
Людовик Святой и мусульмане
По отношению к мусульманам его позиция в принципе ясна; его поведение представляет собою комплекс действий. Мусульман, с которыми Людовику пришлось иметь дело в Египте, Палестине и Тунисе, обычно называли сарацинами – этнический термин с религиозной окраской. Единственный религиозный термин, который употребляется в дошедших до нас текстах, – «неверные»[1506]1506
Их также называли (это выражение, во всяком случае, использовал Жоффруа де Болье в одном рассуждении, исходящем как бы от короля) «детьми мрака» в противоположность христианам, «детям света» (Geoffroy de Beaulieu Nita… P. 15).
[Закрыть]. Как правило, в христианской Европе мусульман считали язычниками, но Людовик говорит о них лишь с того момента, как встретился с ними в Египте. Не исключено, что он уже тогда понял, что они исповедуют свою религию, что не позволяет уподобить их язычникам, с которыми у них, на его взгляд, много общего. То, что он знал о Мухаммеде и о Коране, казалось ему порождением безбожия, даже колдовством. В одной беседе с султаном он называет Мухаммеда «кудесником» (iillicebrosus), «который попустительствовал столь бесчестным делам»[1507]1507
Mathew Paris. Chronica majora… T. V. P. 310.
[Закрыть], а его Коран (Alchoran), который он, по его словам, «просмотрел и изучил», «собранием непристойностей» (spurcissimus). Все это как бы упрощает изучение его позиции по отношению к мусульманам. Война против них, крестовый поход, запланированный и проповедуемый Церковью, не только дозволена, но и желательна, – тогда как войны с христианами следует избегать. Впрочем, крестовый поход – не агрессия, не завоевательная война, но способ дать возможность христианскому миру обрести землю, ему принадлежащую. Это Реконкиста. Как христиане в Испании отвоевывали земли, которые беззаконно отняли у них сарацины, так и крестоносцы собирались отобрать у сарацин Востока Святую землю, тем более принадлежавшую христианам, что она была колыбелью христианского вероучения, местом земной жизни Иисуса и местом, где покоилось его человеческое тело с момента его смерти на Кресте днем в Страстную пятницу и до воскресения утром на Пасху.
Но есть и иная цель его похода в Египет; он раскрывает ее султану, с которым спорит, находясь в плену. Перечтем, как описывает этот удивительный разговор Мэтью Пэрис:
Однажды, после утверждения перемирия, во время долгожданной встречи сеньора короля Франции и султана Вавилонии, когда они обменивались любезностями через толмача-христианина, султан, приветливо улыбаясь, спросил его: «Как поживаете, сеньор король?»
Король ответил ему печально и уныло: «Так себе».
«Почему не отвечаете: хорошо? – спросил султан. – В чем причина вашей печали?»
И король ответил: «Ибо я не возымел того, что было для меня самым желанным, того, ради чего я покинул мою милую Францию и еще более любимую матушку, причитавшую по мне, не возымел того, ради чего я подвергался опасностям на море и на войне».
Султан сильно удивился и, любопытствуя узнать, что же было столь желанным, сказал ему: «И что же, о сеньор король, было предметом столь пламенного желания?»
«Ваша душа, – ответил король, – которую дьявол задумал ввергнуть в преисподнюю. Но никогда благодаря Иисусу Христу, радеющему о спасении всех душ, не случится того, чтобы сатана возгордился столь прекрасной добычей. Видит Всевышний, от которого ничего не утаивается: если бы весь белый свет был моим, я отдал бы его весь ради вечного спасения души».
Султан отвечал: «Как! Добрый король, так вот какова цель вашего столь многотрудного путешествия! А мы-то, на Востоке, думали, что вы, христиане, воспылали желанием покорить нас и собирались разгромить нас, зарясь на наши земли, а не для того, чтобы спасти наши души».
«Всемогущий Бог – свидетель, – сказал король, – у меня и в мыслях не было вернуться во Французское королевство прежде, чем я добуду Господу вашу душу и души других неверных во славу их».
Услышав такие слова, султан сказал: «Мы надеемся, следуя закону всепрощающего Мухаммеда, обрести в будущем великие блага».
Король тотчас же ответил: «Вот почему меня не может не удивлять, что вы, люди порядочные и осмотрительные, верите этому кудеснику Мухаммеду, который приводит в действие и попустительствует столь бесчестным делам. Правду сказать, я просмотрел и изучил его Аль-Коран – и не увидел в нем ничего, кроме скверны и непристойностей, тогда как мудрецы древности, даже язычники, учат, что лучший правитель в этой жизни – честность»[1508]1508
O’Connell D. Les Propos de Saint Louis… P. 81–82.
[Закрыть].
Мэтью Пэрис создал идиллическую картину. Султан так растроган речами Людовика, что начинает рыдать, а Людовик, в эмоциональном порыве, чувствуя, что султан уже готов к обращению, заявляет, что никогда не вернется во Францию, а до конца дней своих останется в Святой земле, где будет сражаться за души для Господа, предоставив Французское королевство попечению матери. Но через несколько дней султана убили, и Божественное Провидение разрушило эту красивую мечту.
Что сказать об этой версии, конечно приглаженной и приукрашенной? Речения пленника, желающего пленить своего тюремщика? Несомненно. Но ловкий Людовик Святой всегда искренен, а его слова подчинены обуревающему его желанию обращать. Такая мотивировка, впрочем, не противоречит военному характеру предприятия, направленному на завязывание отношений, заканчивающихся обращением неверных, возможно, с желанием встать одной ногой в береговой части Египта (согласно одному тексту, король захватил с собой сельскохозяйственные орудия, и это наводит на мысль, что оккупация египетских территорий велась с единственной целью – обеспечить безопасность христианской Святой земли, какой, возможно, была цель крестового похода в Тунис, ибо по причине географического невежества Людовик Святой мог планировать превращение Туниса в порт Святой земли). Главное, нам известно, что слухи о намерении султана Туниса обратиться в христианскую веру послужили Людовику Святому одним из поводов к организации Тунисского крестового похода.
Нереальность текста Мэтью Пэриса коренится в весьма реальном и весьма распространенном представлении, свойственном не только Людовику Святому, а многим христианам XIII века: иллюзия обращения, породившая страсть к обращению[1509]1509
Kedar B. Z. Crusade and Mission…
[Закрыть]. А за этой первой иллюзией стоит другая великая иллюзия Людовика Святого: иллюзия XIII века, иллюзия всеобщего мира – мира, само собой разумеется, господствующего на христианском пространстве, раскинувшемся по всем землям и вобравшем в себя все народы. Так что, как ни парадоксально, средоточием вооруженного крестового похода оказывается rех pacificus, творец мира на земле, мира эсхатологического, прообраза вечного мира. Ибо мы имеем дело с милленаристским веком, и милленаризм, лишенный его еретической извращенности, задел своим крылом Людовика Святого, вдохновенно внимавшего францисканцу-иоахимиту Гуго де Диню.
Представление христианнейшего короля о сарацинах претерпело эволюцию во время его пребывания в Египте и Святой земле. То, что он увидел, то, что ему рассказывали, его беседы в плену и во время дальнейшего пребывания в Палестине вытеснили представление о язычниках без религии, и если он не изменил мнения о Мухаммеде, Коране и мусульманской вере, то, по крайней мере, признал в некоторых своих противниках подлинный религиозный пыл; они даже преподали ему урок – мы уже знаем о создании религиозной библиотеки в Святой капелле. Что касается его самого, то он произвел впечатление на некоторых мусульманских вождей, с которыми встречался и которым о нем рассказывали. Весьма цветистые слова, которые Мэтью Пэрис приписывает султану, несомненно, являются отзвуком подлинных чувств восхищения. И когда Мэтью Пэрис вкладывает в уста Людовика Святого эпитеты «порядочные и осмотрительные» (discretos et circumspectos), то он, конечно, передает уважение, которое французский король испытывал к своим собеседникам, одновременно и своим тюремщикам, уважение, тем более для него огорчительное, что они были околдованы ложной и мерзкой доктриной, составленной и распространенной колдуном. Впрочем, нам известно, что в XII веке мусульмане и христиане Сирии и Палестины иногда считали себя рыцарями, воителями и охотниками[1510]1510
Miquel A. Ousâma, un prince syrien face aux croisés…
[Закрыть]. В какие-то моменты в Египте в 1250 году христианский король и мусульманский султан могли (а почему бы и нет?) проникнуться уважением друг к другу как верующие, как люди.
Вернемся снова к текстам и реальностям более надежным. Некоторая умеренность Людовика Святого и утверждение (на деле, а не только в грезах) его политики обращения подтверждается двумя текстами.
Первый принадлежит Гийому де Сен-Патю.
Блаженный Людовик Святой обладал столь великой добротой, что когда он был за морем, то повелел, чтобы его люди не убивали женщин и детей сарацин, но брали бы их живыми и убеждали в необходимости крещения. В то же время он повелел не убивать сарацин без надобности, а брать их в плен[1511]1511
Guillaume de Saint-Pathus. Vie de Saint Louis… P. 151.
[Закрыть].
В наши дни нет оснований принимать эти насильственные крещения всерьез. Но в то время, когда в понятие альтернативы (и чаще всего) входит убийство, то ясно, что биограф-францисканец мог говорить о «доброте» Людовика Святого.
Автор другого текста – Жоффруа де Болье.
Во время пребывания в Святой земле к нему приходило много сарацин, чтобы обрести христианскую веру; он оказывал им радушный прием, и крестил их, и старательно наставлял в вере Христа, и обеспечивал им поддержку из своих средств. Он увез их с собой во Францию и выделил им, их женам и детям средства к существованию на всю жизнь. Он повелел выкупить рабов, а множество сарацин, или язычников, он велел крестить и тоже дал им средства на жизнь[1512]1512
Geoffroy de Beaulieu. Vita… P. 16–17.
[Закрыть].
История этих обращенных (harkis) XIII века – любопытный эпизод. Следует добавить, что было также немало случаев обращения в ислам христиан Сирии и Палестины и что история крестовых походов гораздо сложнее, чем просто военно-религиозное столкновение христиан и мусульман.
Людовик Святой и иудеи
Вероятно, иудеи ставили перед Людовиком Святым более щекотливые вопросы[1513]1513
В общих чертах круг проблем намечен в статье:
Wade-Labarge М. Saint Louis et les juifs // Le Siècle de Saint Louis. P., 1970. P. 267–275 и в небольших работах:
Madaule J. Saint Louis et les juifs // L’Arche. 1970. Novembre – décembre. Nq 165. P. 58–61;
Blumenkranz B. Louis IX ou Saint Louis et les juifs // Archives juives. 1973—74. T. 10. P. 18–21.
См. также: Menache S. The King, the Church and thejews // Journal of Médiéval History. 1987. Vol. 13. P. 223–236.
[Закрыть]. Во-первых, их численность. Во Франции Людовика Святого было много евреев. Ж. Наон завершает одно из своих скрупулезных исследований гипотезой, что, вопреки мнению, сложившемуся в XIII веке и подхваченному историками Нового времени, евреев во Франции, которые обитали очень рассредоточенно, было гораздо больше, чем в Испании, где они были объединены в крупные общины: там их численность, весьма приблизительно, достигала 50 000 человек. Значит, во Франции евреев, рассеянных по всему королевству, было от 50 000 до 100 000 человек. В документах ревизий упомянуто 156 мест, «откуда поступали жалобы на евреев или исходили от евреев». В одном детальном исследовании доказывается, что евреи были рассредоточены по королевству, причем селились преимущественно в городах, но их присутствие отмечено также в деревнях и поселках[1514]1514
Nahon G. Une géographie des Juifs dans la France de Louis IX (1226–1270) // The Fifth World Congress ofjewish Studies. Jérusalem, 1972. Vol. II. P. 127–132 (с картой):
Из всей совокупности отмеченных нами местностей в 98 можно обнаружить присутствие евреев. 23 из них находятся в Турском бальяже, 13 – в сенешальстве Бокер, 11 – в коннетаблии Овернь, 10 – в сенешальстве Пуату-Лимузен, 9 – в бальяже Вермандуа, 9 – в превотстве Парижа, 6 – в сенешальстве Каркассонн, 5 – в сенешальстве Сентонж, 3 – в бальяже Кан, 3 – в бальяже Жизор, 3 – в сенешальстве Тулузы и Альбижуа, 1 – в бальяже Котантен, 1 – в сенешальстве Ажене и Керси. Были ли это города, поселки или деревни? Что касается реальной численности населения, то в 22 населенных пунктах было менее 1 тыс. жителей, в 37 – менее 5 тыс., в 40 – более 5 тыс. жителей. Причем евреи жили в деревнях (22 %), поселках (27 %), городах (40 %). Напротив, места, где у евреев были клиенты, но где сами они не жили (таких 51), – это деревни (36), поселки (13) и города (всего 2). Практически 70 % населенных пунктов, где не было евреев, – это деревни, тогда как 77 % мест, где отмечено присутствие евреев, – это поселки и города. Если и было какое-то сельское поселение евреев, все же ясно прослеживается тенденция к урбанизации. Место поселения евреев зачастую совпадает с административным центром.
[Закрыть].
Имелась довольно многочисленная еврейская община в Париже. Из общего числа жителей, составлявшего около 150 000 человек (наверно, самый крупный населенный пункт христианского мира), согласно серьезным подсчетам[1515]1515
Roblin М. Les Juifs de Paris. P., 1952;
Jordan W. Cl. The French Monarchy and thejews: From Philip Augustus to the Last Capetians. Philadelphia, 1989. P. 9.
[Закрыть], евреи составляли не менее 3–5%, то есть от 4500 до 7500 человек, причем наибольшая концентрация приходилась на остров Сите – вероятно, 20% всего населения острова. Возможно, из своего дворца король получал представление о сильной еврейской инфильтрации, если не в королевстве, то, по крайней мере, в столице.
В его правление намечается важная эволюция, причиной которой не в последнюю очередь служила административная политика короля. Ж. Наон полагает, что не исключено наличие «подлинной географии еврейской уязвимости во Франции XIII века». Но, самое главное, в начале правления Людовика существовало редкостное, постепенно сглаживавшееся историческое различие между евреями Севера и Юга[1516]1516
Nahon G. Une géographie des Juifs dans la France… P. 132.
[Закрыть].
Людовику Святому было известно и то, что древнеиудейская религия отличается от христианских ересей и от религии мусульман. Общим у иудеев и христиан был Ветхий Завет. Иудаизм – воистину религия, если не сказать: истинная религия. Христианская религия вышла из иудаизма, хотя иудеи и совершили великий грех, не признав Иисуса и оставшись, таким образом, верными древнему закону, когда его уже сменил новый закон Евангелия. Поэтому иудеи – самый омерзительный пример тех категорий людей, которые так искушали христиан Средневековья: людей своих и в то же время чужих. Своих – так как расселялись в границах христианского мира и почти по всему Французскому королевству и их религия имела некоторые сходные с христианством черты. Чужих – из-за их религии, не признававшей истинной веры, веры христианской, из-за того, что они сбивались в специфические общины (пусть даже во Франции не столь структурированные, как в Испании) и отправляли особые религиозные обряды, имели иной литургический календарь, совершали обряд обрезания, налагали табу на пищу. Их церкви и школы отличались своеобразной архитектурой; было у них и свое духовенство – раввины. Согласно символике, одновременно весьма образной и весьма интериоризованной, Синагога так же противополагалась Церкви, как Заблуждение – Истине.
Наконец, третье, что приводило в смущение: на короля (как на всех духовных и светских правителей христианского мира) возлагалась двойная, в принципе противоречивая обязанность: расправляться с их извращенными нравами, порожденными лжерелигией, но в то же время защищать их, равно как вдов, детей и иноземцев. По словам Гийома Шартрского, Людовик «как католик», то есть как заботящийся обо всех, заявил, «чтобы епископы поступали с ними как с зависимыми от них христианами. Что до меня, то я сделаю для иудеев все от меня зависящее»[1517]1517
Guillaume de Chartres. De Vita et de Miraculis… P. 34.
A. Грабуа обратил мое внимание на это заявление. Но, мне кажется, он истолковывает его слишком в пользу Людовика Святого. Его защита – это, по сути, право наказания. И поговорка «Кого люблю, того и бью» здесь неуместна, ибо Людовик Святой евреев не любил.
[Закрыть]. Но подразумевалось главным образом, как увидим, что он собирался вновь наказывать их за злодеяния, как епископы карали христиан за грехи. Должно быть, он был для иудеев своего рода «внешним епископом»[1518]1518
В средневековом феодальном праве евреи (точнее – иудеи, ибо до конца XIV–XV в. речь шла исключительно о религиозной, а не этнической принадлежности) считались «сервами короля», лично от него зависимыми и лично ему подсудными. Название «внешний епископ» было впервые употреблено Церковью еще в IV в. по отношению к императору Константину I Равноапостольному. Это означало, что христианский император в силу своего сана является особым членом Церкви, долженствующим бороться с врагами христианства и вне, и внутри страны, – но как бы «вне» Церкви, точнее «вне» клира, ибо он оставался мирянином.
[Закрыть].
Еще более основательно позиция Людовика Святого по отношению к иудеям вписывается в политику христианского мира 13-го столетия, века политики гонений и отлучений, в очистительные меры с целью избавить христианский мир от пороков[1519]1519
См. Moore R.I. La Persécution…
[Закрыть]. Особенно это проявляется по отношению к иудеям в том, что, как ни парадоксально, христиане, переиначив иудейский запрет на свинину, загадочным образом стали уподоблять иудеев свиньям[1520]1520
Fabre-Vassas С. La Bête singulière: Les juifs, les chrétiens, le cochon. P., 1994.
См. также: Coulet N. Juif intouchable et interdits alimentaires // Exclus et systèmes d’exclusion dans la littérature et la civilisation médiévales. Aix-en-Provence; P., 1978.
[Закрыть]. Людовик Святой, одержимый своей страстью к чистоте, к очищению, весьма падок до таких обвинений.
Как правило, некоторые обвинения, старинные или новые, создавали вокруг иудеев атмосферу святотатства и преступления против христианства. Главное обвинение превращает иудеев в убийц Иисуса, в богоубийц. Людовик Святой, истовый приверженец Христа, одержимый своей страстью, разделяет это отвращение к иудеям, в которых люди Средневековья, со свойственной им восприимчивостью, забывая о времени и веря в коллективную виновность, видели убийц Иисуса[1521]1521
Roussel P. La conception de l’histoire à l’époque féodale…
[Закрыть]. Далее следовало обвинение в ритуальных убийствах, появившееся в XII веке, согласно которому иудеи превращались в убийц детей христиан[1522]1522
H. Кон справедливо напоминает, что такое обвинение выдвигали против христиан римляне.
[Закрыть]. Наконец, с ХIII века, века евхаристии, все чаще слышится обвинение в осквернении гостии, подлинном богоубийстве, ибо христиане верили в пресуществление и в реальное воплощение Христа в евхаристии[1523]1523
Первый «кровавый навет», то есть обвинение евреев в ритуальном убийстве христианских детей, произошел в Кентербери в 1144 г. Существовало несколько объяснений причин этих якобы убийств: по одному, распространенному преимущественно в богословских, во всяком случае, более или менее образованных кругах, убийство ребенка (оно, по словам обвинителей, происходило на христианскую (так!) Пасху) есть кощунственное воспроизведение казни Христа; по другому, более распространенному в массах, кровь христианских младенцев потребна для приготовления иудейской пасхальной мацы либо для колдовских целей. Известные с XIII в. обвинения евреев в осквернении гостии связаны с кровавым наветом: в гостии, по воззрениям эпохи, телесно пребывает Христос, и надругательство над ней (согласно преданиям, евреи протыкали ее ножом, бросали в отхожее место и т. п.) есть продолжающееся доныне насилие над Христом, равно как ритуальное детоубийство есть как бы воспроизведение убийства младенца Христа (кстати сказать, считалось, что в гостии присутствует именно младенец Христос).
[Закрыть].
В своем отношении к иудеям Людовик предстает также преемником Церкви и своих пращуров. IV Латеранский собор в канонах 67, 68 и 69, «желая воспрепятствовать бесчеловечному обращению иудеев с христианами», потребовал у евреев возврат процентов, считавшихся ростовщическими (graves et immoderatas, то есть чрезмерными), с вложений, сделанных христианами, а в случае невозврата запрещал христианам вести торговлю с евреями. Он обязал евреев носить особую одежду, с нашитой на нее круглой меткой, желтого или красного цвета, на груди и спине; им было запрещено выходить из дома в дни Страстей Христовых и вести дела. Наконец, объявлялось, что к евреям следует относиться как к «вечным рабам». Кое-какие из этих мер проводились в жизнь государями и сеньорами. Около 1210 года Филипп Август ограничил ссудный процент, который могли назначать евреи королевского домена на ссуды христианам, но тем самым он как бы узаконил еврейский кредит. Законный процент от этого «роста» составлял два денье с ливра в неделю, то есть около 43,3%. В 1218 году это законодательство распространилось на евреев Нормандии. Придя к власти, Людовик VIII ордонансом 1223 года постановил аннулировать проценты еврейских кредиторов и возвратить в трехлетнии срок заимствованные суммы[1524]1524
Langmuir G. Judei nostri and the Beginning of Capetian Législation // Traditio. 1960. Vol. XVI.
[Закрыть]. Так, согласно церковному законодательству, евреи были лишены всякой, даже законной, прибыли. Такое законодательство противоречило интересам экономического развития, ибо ставило целью вытеснение евреев с «благородного» рынка кредита, рынка, занимавшегося земельными залогами (mort-gage), как это делали и церковные учреждения, чтобы поддерживать ликвидность землевладельцев, что получило название «раннего сельскохозяйственного кредита». В действительности постоянный рост цен в ХIII веке и неизменность сеньориальных доходов с земли вызвали большой спрос на кредит со стороны сеньоров[1525]1525
Обращаюсь здесь к исследованию: Nahon G. Le crédit et les Juifs dans la France du ХIIIe siècle // Annales. E.S.C. 1969. T. XXTV. P. 1121–1149.
См. также: Grabois A. Du crédit juif à Paris au temps de Saint Louis // Revue des études juives. 1970. T. CXXIX.
[Закрыть]. Но, быть может, одной из причин этого наступления на еврейский кредит в пользу заимодавцев, имеющих целью экономическое инвестирование или поддержание высокого жизненного уровня (ведь у евреев не было ни депозитного банка, ни фондовых трансфертов), были все растущие требования христианских купцов, которые, как кажется, набирали силу на финансовом рынке. Когда IV Латеранский собор заявил о желании защищать христиан от «коварства иудеев, которые за краткий срок истощили богатства христиан», то не шла ли речь и о том, и, быть может, главным образом о том, чтобы защищать купцов-христиан от конкурентов? Эта защита, вероятно, уже не благоприятствующая кредиту в период бурного развития экономики, станет еще более пагубной, когда во второй половине правления Людовика Святого этот экономический бум пойдет на спад.
Когда евреев вытеснили с высшего уровня кредита, им оставалось заняться только кредитом на потребление, доходящим до баснословных сумм (в 69% вкладов, исчисляемых по Ревизиям, вложенный капитал составлял чуть менее 5 ливров, или 100 су, тогда как для подавляющего большинства населения Франции XIII века 10 су представляли собой доход за 1–2 месяца), зачастую расходуемые на одежду или на скот. Такое «легальное обращение имущества должника на удовлетворение кредитора», еврейского кредита (Б. Блюменкранц) вынуждало большинство еврейских ростовщиков быть «мелкими ростовщиками», «имеющими дело в основном с мелкими суммами». Так они стали «мишенью народного гнева», ибо «вступали в контакт с массой маленьких людей, и народная ментальность преувеличивала их роль и называла их “ростовщиками par excellence”»[1526]1526
Grabois A. Le crédit et les juifs… P. 7–8.
[Закрыть].
