Текст книги "Людовик IX Святой"

Автор книги: Жак ле Гофф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 60 страниц)

Сюда же относится еще один анекдот, из которого мы узнаем, как раздосадован и опечален был король, что родилась девочка, а не мальчик. Парижский епископ Гийом Осерский утешил его шутливым примером.

Если анекдот правдив, то не следует усматривать в нем какой-то присущий Людовику Святому «антифеминизм». В династии, где существует традиция (сакрализованная ордонансом Карла V всего столетием позже) наследования престола перворожденным сыном, ждут не дождутся мальчика. Хронисты говорят нам, что рождение в 1244 году Людовика, «столь жданного» сына, стало радостью и утешением.

В конце концов, способность Маргариты к деторождению вызвала восхищение ее современников: «Именно королеве Маргарите обязано королевство своим сокровищем».

Дети рождались в течение всех трех периодов, которые выделяют в правлении Людовика Святого: до, во время и после крестового похода, на протяжении всего детородного периода королевы – с девятнадцати до тридцати девяти лет, с 1240 по 1260 год. Рождение детей обоего пола было более равномерным, чем у Бланки Кастильской и Людовика VIII: шесть мальчиков и пять девочек.

Имена давали, как того требовала династическая традиция: преимущественно капетингские, гораздо реже – династий, к которым принадлежали жены, но в таком случае скорее по линии бабки, чем матери. Так, в именах прослеживается традиция династического континуитета. Старший сын получил имя деда, Людовик, второй – имя прадеда, Филипп, два следующих – имя кастильского происхождения Иоанн (Жан), причем ко второму из них добавили Тристан, в память о печальном рождении ребенка в осажденном, готовом к сдаче городе, в канун военного поражения, когда отец был в плену. Династическая память продолжительна. Среди многочисленных детей Людовика VI был один Пьер, Пьер де Куртене, а внебрачный сын Филиппа Августа носил, как нам известно, замечательное двойное имя Пьер Шарло. Имя Агнессы напоминало о далекой кастильской прародительнице. Бланка, возрожденное имя, – очевидно, имя бабки, а Маргарита, родившаяся после смерти Бланки Кастильской, была названа в честь матери. Наконец, нет более капетингского имени, чем Роберт.

Мы видели скорбь Людовика Святого, короля-отца, в связи со смертью шестнадцатилетнего старшего сына Людовика[1393]1393
  См. ч. I наст. изд.


[Закрыть]. Известно, что два других ребенка, дочь и сын, умерли в младенчестве[1394]1394
  См. ч. I наст. изд.


[Закрыть]. Какая земная судьба была уготована Людовиком Святым своим уцелевшим детям? Она продиктована служением династии и королевству. Для этого было три способа: земельные владения, браки и деньги.

В 1269 году, накануне выступления в Тунисский крестовый поход, Людовик жалует своим сыновьям их апанажи[1395]1395
  Следую здесь трактовке: Lewis A. Le Sang royale… P. 222–224.


[Закрыть]. Гораздо лучше, чем его отец (впрочем, по мере возможности), король обеспечил права и власть короны. Сначала он им пожаловал не слишком большие графства: Жану Тристану – Валуа, Пьеру – Алансон и Перш, Роберту – Клермон-ан-Бовези. Зато он женил их на богатых наследницах, которые принесли первому – Невер, второму – Блуа, а третьему – сеньорию Бурбон. Пьер и Роберт вступили в брак лишь в 1272 году, уже после смерти Людовика. За исключением Пьера земли жены не примыкали к владениям супруга, дабы избежать возникновения крупных территориальных образований, принадлежавших одному держателю. Сын Людовик умер неженатым. В 1258 году по брачному обязательству в дополнение к Корбейскому договору, который улаживал спорные вопросы между Арагоном и Францией, Филипп получал в жены Изабеллу, дочь короля Арагона. Этот сугубо политический брак был заключен только в 1262 году в Клермоне-ан-Овернь, на Пятидесятницу, и Людовик Святой воспользовался этим, чтобы добиться у Якова I Арагонского обещания не оказывать поддержки марсельцам, вновь восставшим против его брата Карла Анжуйского, графа Прованса.

Зато дочери, получившие в апанаж деньги, что было и их приданым, обрели богатых мужей. Изабелла в 1255 году вышла замуж за Тибо V, графа Шампанского и короля Наваррского. Он был приближенным, обожавшим Людовика Святого и подражавшим ему, а король любил его как сына. Рютбёф посвятил ему «Плач по королю Наваррскому»[1396]1396
  Rutebeuf. Œuvres complètes. T. II. P. 381–390.


[Закрыть]. Изабелла и Тибо скончались на обратном пути из Тунисского крестового похода. Бланка в 1269 году стала женой инфанта Фердинанда Кастильского (ум. 1275), сына короля Альфонса X Мудрого. Маргарита в 1270 году вышла замуж за Иоанна I, герцога Брабантского, а Агнесса в 1279 году – за Роберта II, герцога Бургундского. Последнюю земную скорбь Людовику суждено было испытать перед собственной кончиной. Среди первых жертв тифа в лагере христиан в Карфагене был и его сын Жан Тристан, дитя печали крестового похода в Египет, которому было двадцать лет. Это известие пытались утаить от уже больного короля. Но он узнал об этом. Кажется, он питал особую нежность к этому сыну, напоминавшему ему о скорбных моментах жизни. Жоффруа из Болье просто отмечает: «Узнав о его смерти, благочестивый отец был потрясен до глубины души»[1397]1397
  Geoffroy de Beaulieu. Vita… P. 23.


[Закрыть]

Король прежде всего заботился о том, чтобы дать своим детям хорошее религиозное и нравственное воспитание. Он бы не возражал, если бы кто-то из них вступил в монашеские ордены. Людовик надеялся, что Жан Тристан и Пьер станут братьями нищенствующих орденов: один – доминиканцем, а другой – францисканцем, но они этого не захотели, а король не настаивал. Даже монахи с подозрением относились к этому робкому прозелитизму Людовика Святого за счет своих детей. Впрочем, между 1261 и 1264 годами Урбан IV согласился, вероятно, по инициативе ее исповедника, на то, чтобы Бланка имела привилегию не оставаться монахиней всю жизнь, если отец заставит ее дать обет.

В довершение почти все биографы Людовика Святого сообщают нам о том, как король воспитывал религиозность в своих детях. Вот что пишет Гийом из Нанжи:

По милости Божией святая чета имела большое потомство. Их набожный отец, как христианнейший король, наставлял и воспитывал своих детей. Он хотел, чтобы его дети, взрослея[1398]1398
  Из этого снова следует, что он по-настоящему интересовался детьми, когда они подрастали.


[Закрыть], не только каждый день слушали мессу, но и заутрени и пение канонических часов, и чтобы они вместе с ним ходили слушать проповеди. Он хотел, чтобы каждый знал и пел часы Пресвятой Девы и чтобы они всегда участвовали вместе с ним в повечериях, которые он велел ежедневно торжественно петь в церкви после ужина. И в самом конце он громко пел каждый день специальное песнопение Пресвятой Деве. После повечерия он возвращался в покои вместе с детьми, и, после того как священник окропит святой водой вокруг ложа и всю комнату, дети усаживались вокруг него. И перед их уходом он имел обыкновение сказать им несколько назидательных слов.

Некоторые подробности приводит Жуанвиль:

Перед отходом ко сну он звал к себе детей и рассказывал им о деяниях хороших королей и императоров, а потом говорил, что они должны брать с них пример. Рассказывал он им и о делах плохих государей, которые из-за своей любви к роскоши, грабежей и алчности утратили свои королевства. И тогда он говорил им: «Говорю вам это для того, чтобы вы вели себя так, чтобы не навлечь на себя гнев Божий»[1399]1399
  Joinville. Histoire de Saint Louis… P. 381.


[Закрыть]. Он хотел, чтобы в Страстную пятницу они украшали головы венками из роз или иных цветов в память о святом терновом венце, которым в тот день увенчали голову Спасителя нашего, о венце, которым Царь царей Господь наш Иисус Христос возвеличил его королевство[1400]1400
  Аллюзия на реликвию – терновый венец в Сент-Шапели.


[Закрыть].

Отсюда видно, какое удовольствие испытывал Людовик, находясь в окружении близких родственников. В последние годы жизни он каждый раз брал с собой ставшего «перворожденным» и преемником сына Филиппа для участия в акте васселажа (vasselage) святому Дионисию, покровителю династии и королевства, который заключался в принесении 4 золотых безантов на алтарь в день памяти святого мученика (9 октября).

«Поучения» Людовика Святого его старшему сыну Филиппу и дочери Изабелле, королеве Наваррской, свидетельствуют как о его отцовской любви, так и о родительской совести. Современники подчеркивали то, что казалось им чем-то необыкновенным: король не диктовал, а написал «Поучения» собственноручно. Это говорит о том значении, которое он им придавал, об их конфиденциальности. В сущности, речь идет прежде всего о жесте (geste), о проявлении сердечности к сыну и дочери; он обращался к ним в стереотипных выражениях, сквозь которые пробивается искренняя любовь.

«Любезному старшему сыну Филиппу привет и дружба отца». И 17 из 34 параграфов текста начинаются словами: «Любезный сын». Часто повторяется слово сердце: «Желаю всем моим сердцем», «чтобы сердцем твоим ты сочувствовал бедным», «если у тебя тяжело на сердце». В послании выделяются две части: одна обращена к индивидууму, другая – к будущему королю. В первой Людовик Святой говорит о вере, терпении, исповедях, почитании Церкви, любви к бедным и страждущим, о том, что надо искать общества добрых людей, слушать проповеди, не говорить дурных слов. Во второй он просит его быть достойным миропомазания, отправлять правосудие, улаживать споры, почитать людей Церкви, избегать войн, иметь хороших служащих, карать за грехи богохульства, разврат, азартные игры, преследовать еретиков и быть хозяином.

«Любезный сын, благословляю тебя так, как только может благословить отец сына», и Людовик Святой молит за него Бога. В этом послании выступают пожелания двух типов. Один касается сплоченности и любви в лоне королевской семьи. Мы уже знаем, что король советовал любить и почитать мать, следовать ее советам. Точно так же Людовик вверяет старшему сыну его младших братьев: «Люби твоих братьев и всегда желай им добра и возвышения и будь им вместо отца, уча их всему доброму…». В христианском учении ХIII века, особенно в трактовке францисканцев, нередко смешивались как в духовных, так и в кровных семьях роли отцов и матерей и роли братьев. Так, святой Франциск Ассизский выбирал из числа братьев мать и сына, которые вместе жили в скитах[1401]1401
  Вуnum С. Jésus as Mother…;
  Le Goff J. Le vocabulaire des catégories sociales chez saint François d’Assise et ses biographes du XIIIe siècle…


[Закрыть].

Другое пожелание касается молитв за усопших. В глубоком династическом чувстве короля присутствует не только настоящее, но и будущее и прошлое. Дети – это будущее, и надо через них обеспечить прекрасное будущее своему роду (lignage). Но в эмоциональном плане династия для него – это в первую очередь усопшие короли.

Поступай так, просит он своего сына, чтобы

душа твоя и души твоих предков пребывали в покое, и если когда-нибудь услышишь, что твои предки что-либо возмещали, позаботься узнать, не осталось ли еще чего-нибудь возвратить, и если так окажется, то тут же верни ради спасения твоей души и душ твоих предков.

И он вверяет себя сыну как главного усопшего, главного предка, за которого тому предстоит молиться:

Любезный сын, прошу тебя, чтобы, если Господу Нашему будет угодно и я уйду из этой жизни раньше тебя, ты помог мне мессами и прочими молитвами и чтобы ты заказал молитвы о моей душе в монашеских орденах Французского королевства.

Усопшие, предки – это самые важные представители рода, ибо это родоначальники, от которых ведется континуитет, но они могут лишиться спасения души, ибо мертвые уже не в состоянии обрести новые заслуги. Их вечное спасение зависит от коллективной памяти и усердия их потомков. Именно мертвые заслуживают самой большой любви. Вот почему центральное место в деяниях Людовика Святого занимает перестановка королевских усыпальниц в Сен-Дени.

Послание к Изабелле начинается словами, в которых выражены особое тепло и сердечность, связывающие отца и старшую дочь:

Дражайшей и нежно любимой дочери Изабелле, королеве Наваррской, привет и дружба отца.

Любезная дочь, так как я полагаю, что Вы охотнее прислушаетесь ко мне, чем к кому-либо другому, ибо любите меня, я надумал дать Вам несколько письменных наставлений[1402]1402
  Enseignements / Ed. D.O’Connell… P. 191.


[Закрыть].

Содержание во многом напоминает личную часть поучений Филиппу, но более лаконично и имеет поправки на пол адресата. Дочь должна иметь в услужении только безупречно честных женщин, должна повиноваться своему мужу, отцу и матери и избегать всякой роскоши в одежде. И, само собой разумеется, должна молиться о душе Людовика Святого.

В том мире предтеч и предков годовщины усопших имели важное значение. По самым торжественным случаям, «а также в годовщины своих отца и матери и всех королей, годовщины которых он велел отмечать»[1403]1403
  Guillaume de Saint-Pathus. Vie de Saint Louis… P. 36.


[Закрыть], Людовик повелевал ставить на алтарь своей капеллы двенадцать свечей. А помимо этих царственных мертвых есть еще много других, и «он велит, чтобы один из капелланов ежедневно отправлял службу по усопшим, как заведено в парижской Церкви». Людовик Святой был королем мертвых.

После его смерти «Поучения» стали уже речениями не живого, а мертвого и служили руководством его сыну, для которого были написаны.

В послании с сообщением о смерти отца, которое Филипп, ставший королем Филиппом III, отправил с доминиканцами Жоффруа из Болье и Гийомом Шартрским, а также францисканцем Жаном де Моном всем служителям французской Церкви, наряду с обязательными утвердившимися формулировками, есть более личный пассаж, в котором чувствуется, как недостает ему присутствия венценосного отца, его ободряющего и ласкового слова, как не хватает не только политического и нравственного совета, но и сердечности: «Несомненно, великая слава иметь такого отца, но и непоправимое горе лишиться столь искреннего и нежного утешения такого отца, не вести с ним изысканных бесед, не слышать его мудрых советов, потерять его поддержку». Может быть, это фраза условная, продиктованная советником, но она прекрасно передает образ отца, который хранил в своей душе Филипп III[1404]1404
  Epistola publicata super obitum Ludovici noni regis // Duchesne A. Historia Francorum Scriptores. 1649. T. V. P. 440–441.


[Закрыть].

Челядь и окружение

Итак, семья Людовика Святого – это прежде всего династический род, а вслед за тем узкий семейный круг. Мэтью Пэрис отмечает, что король, «как правило, принимал во внимание свою плоть и кровь»[1405]1405
  Mathew Paris. Chronica majora… T. V. P. 436.


[Закрыть]. Однако он обладает чувством семьи в более широком смысле.

Людовик был окружен семьей более многочисленной и неоднородной, примыкавшей к его «отелю»[1406]1406
  При Людовике Святом королевский «отель» полностью преобразился.
  См.: La-lou Е. // Actes du colloque de Vincennes sur les Capétiens. 1994.


[Закрыть], – это была совокупность служб, обеспечивавших его физическое существование и существование его семьи, все знатные и незнатные приближенные. Это его челядь (mesnie) – группа свободных людей, исстари живших в домах вельмож, их клиентела (clientèle), которые постепенно и естественно превращались в домочадцев. Гийом де Сен-Патю очень хорошо сказал о них: «Нередко, когда он (Людовик) был в своих покоях со своей челядью, то говорил простые и бесхитростные речи и рассказывал прелестные истории в назидание окружавшим его, добрые и святые слова» – верным слугам и безупречным людям[1407]1407
  Guillaume de Saint-Pathus. Vie de Saint Louis… P. 124.


[Закрыть]. И еще:

Святой король Людовик живо общался с добрыми, честными и справедливыми людьми и всячески избегал общества и разговора дурных и тех, о ком ему было известно, что они грешны. И люди с грязными мыслями и сквернословы претили ему более других. Он хотел, чтобы его челядь отличалась особым целомудрием, и, если кто-то из челяди грязно клялся Богом или блаженной Девой Марией, он тут же выставлял их вон из своего «отеля»…. И если ему доводилось узнать, что кто-то из его «отеля» совершил смертный грех, то он прогонял его из своего двора и из дома[1408]1408
  Guillaume de Saint-Pathus. Vie de Saint Louis… P. 130.


[Закрыть]….

Здесь проявляется вся неоднозначность Людовика Святого. С одной стороны, его челядь – это круг высоконравственных лиц, связанных с персоной короля. С другой – это пережиток архаичного института, который превратился в группу приближенных. Король всегда обращался к ним за советом при решении важных политических дел, а впоследствии и при разборе судебных дел. Он без колебаний требовал от этой группы того, чего не мог попросить у других. Под видом назидательных бесед он составлял мнение о приближенных, которых выбирал из милых его сердцу людей, создавая некий противовес Совету, феодальному институту, превращавшемуся в орган формирующегося государства, где не было той свободы выбора, свободы слова и решений.

Более того. По мотивам, всецело религиозным и нравственным, он изгонял из обоих этих кругов всех, кто слишком его задевал, всех, кто мог притрагиваться к нему в буквальном смысле, всех, общение с кем могло так или иначе запачкать его. Вокруг короля создавалось расчищенное, стерильное, священное пространство. Такими окольными путями конституировалось пространство сакрализованного государства, центром которого был король-Солнце. Король и его люди образовывали священную семью в священном «отеле». История и король распорядились так, что архаичный институт и государство нового типа конвергировали. И снова, уже говоря о Людовике Святом в ином контексте, Жуанвиль, упоминая приближенных короля, иногда использует формулу: «Мы, бывшие с ним»[1409]1409
  Joinville. Histoire de Saint Louis…


[Закрыть]. Это заимствование евангелического выражения, относившегося к группе апостолов Иисуса, которое в ХIII веке было перенесено кем-то из первых спутников Франциска Ассизского на уподоблявшегося Христу святого[1410]1410
  Manselli R. «Nos qui cum eo fuimus…»: Contributo alla questione francescana. Roma, 1980.


[Закрыть]. Перед кончиной в Карфагене в три часа пополудни Людовик Святой уже стал королем-Христом. Такова была одна из первых «тайн государства»[1411]1411
  Kantorowicz E.H. Mysteries of State. 1955.


[Закрыть].

Глава седьмая
Религия Людовика Святого

Цистерцианская модель, модель нищенствующих орденов. – Вера Людовика Святого. – Религиозное ведение. – Благочестие и аскетизм. – Совесть. – Таинства. – Людовик Святой и молитва. – Почитание святых. – Благочестивые привычки Людовика Святого. – Благочестие в крестовом походе.

Религия Людовика Святого – это прежде всего практика благочестия, находящая выражение в жестах и ритуалах, повторяемых регулярно и часто, на протяжении дней и даже ночей. Но это одновременно и вера, набожность, которая, в гармонии с эволюцией религиозной практики того времени, устремлялась во внутреннего человека, чтобы превратить его в движущую силу духовной жизни[1412]1412
  См.: Histoire de la France religieuse… / Éd. J. Le Goff, R. Rémond. T. I.


[Закрыть].

Благодаря многочисленным биографам (и не забудем, что все они были этнографами) Людовика Святого, мы прекрасно осведомлены о его благочестии. Правда, одни (их больше) писали после его канонизации в 1297 году, другие же говорили о короле, преследуя целью его канонизацию. Однако, чем бы они ни руководствовались, выбор этой темы был продиктован их намерениями. Впрочем, они писали в то время, когда Церковь и то, что можно назвать общественным мнением (пусть даже чудеса оставались основным критерием святости), придавали все большее значение добродетелям и образу жизни (vitа в узком и прямом смысле, или couversatio[1413]1413
  Образ жизни (лат). – Примеч. пер.


[Закрыть]. Благочестие Людовика IX, о котором говорят письменные тексты, – это не просто благочестие одного из святых, но особого святого: он – мирянин (тогда как только монахи, епископы и клирики обладали квазимонополией на святость) и король. Его благочестие – это благочестие мирянина, который старается обрести вечное спасение в основном за счет осуществления королевской функции. Людовик IX остро чувствовал разницу между мирянином и клириком, но старался использовать свое высокое положение в мирской иерархии, чтобы, насколько это возможно, уравняться в набожности с клириками. И, самое главное, он считал своим первейшим долгом не столько молиться о собственном вечном спасении, сколько о спасении своих подданных, или, вернее, делать все для того, чтобы обрести спасение вместе со своим народом. Его молитва исходит от молящегося короля.

Благочестие Людовика Святого вобрало в себя все сферы этого понятия: богослужения, исповедь, причастие, культ реликвий, почитание Церкви (лимитированное в мирской сфере), покаяние, любовь к ближнему и аскетизм.

Цистерцианская модель, модель нищенствующих орденов

вообще, не следует забывать об интересе Людовика Святого к монашеской духовности, особенно к духовности цистерцианцев, выдающихся представителей реформированного монашества XII века, все еще занимавших заметное место в жизни общества XIII века. Об их связующей роли между миром монахов предшествующих веков и миром братьев нищенствующих орденов XIII века еще не все известно. Людовик с одинаковым благоговением относился к цистерцианцам и монахам нищенствующих орденов. Одни влекли его в монашескую пустынь, другие – в города, где бушевала жизнь. Дополняя друг друга, они создавали внутри него единый мир. Но его излюбленное место, место, где радостно билось его сердце и ликовала душа, – это Ройомон: цистерцианцы и природа.

Но чаще говорят о его тесных связях с нищенствующими орденами; и правда, их влияние на его общественное поведение, на его «политику» имело решающее значение[1414]1414
  Little L. K. Saint Louis’ Involvement with the Friars… Здесь я следую трактовке, данной в этой статье.


[Закрыть].

Два крупных монашеских нищенствующих ордена – минориты (францисканцы) и проповедники (доминиканцы) – были ровесниками Людовика Святого. Они создали свои монастыри (доминиканцы – в «больших», францисканцы – в малых городах) еще до 1250 года. Король поддерживал и посещал их, принимая это новое монашество и содействуя ему. Монахи нового типа, чрезвычайно быстро снискавшие признание во всем христианском мире, в отличие от остальных монахов жили среди простых людей в городах, общались с мирянами и способствовали распространению религиозной практики, коренным образом ими обновленной, – они выступали в качестве проповедников и исповедников и насаждали веру в чистилище. Они проникали в сознание людей и их дома, становились доверенными лицами семейств и индивидуумов. Они насаждали основные добродетели первоначального христианства – бедность, смирение и любовь к ближнему – в новых общественных условиях.

Отказавшись от личной собственности, они первыми стали жить на пожертвования и возводили при поддержке таких богатых мирян, как Людовик, все более величественные монастыри, что противоречило намерениям основателей орденов – испанца святого Доминика и итальянца святого Франциска. Таким образом, эти апостолы нищеты стали сведущими в денежных делах (а это было одной из главных проблем века), стараясь внести нравственность в новую практику торговли и банковского дела – предвестников капитализма, не осуждая эти важнейшие сферы. Они выдвигали методы убеждения мужчин и женщин словом и примером, дабы они могли обрести вечное спасение. Однако когда Папство, которому они непосредственно подчинялись в обход власти епископов, в 1230-х годах доверило им с целью искоренения ереси суды Инквизиции, они исполняли эту обязанность с большей или меньшей строгостью, но, как правило, с великим рвением, хотя и не были так жестоки, как доминиканец Робер по прозвищу Бугр, то есть Болгарин (одно из имен еретиков, говорящее о восточных корнях некоторых ересей)[1415]1415
  История распространения дуалистических ересей не до конца изучена, но в целом можно предположить следующее. Христианские дуалистические учения более или менее четко зафиксированы в VII в. в Армении и Византии, и наиболее влиятельной сектой были павликиане (они считали своим основателем апостола Павла). В VIII–IX вв. павликиане создали свое государство на востоке Византии, разгромленное имперскими войсками в 872 г., после чего часть их была переселена на Балканы. В первой половине X в. в Болгарии под влиянием павликиан возникла близкая к ним секта богомилов (легенда приписывает ее основание некоему священнику Богомилу, но, скорее всего, это название означает «Богу милые»), преследуемая, но просуществовавшая до турецких завоеваний в XIV в. В конце X в., а может быть в начале XI в., богомилы, спасаясь от гонений на родине, переселились в Северную Италию, где способствовали возникновению местных дуалистических сект. В конце XI–XII в. идет проникновение указанных учений во Францию, где их сторонники называются «болгарами» (преимущественно в Северной Франции и Фландрии) и альбигойцами (на Юге, название впервые зафиксировано в 1181 г.) по городу Альби, центру ереси.


[Закрыть]. Сам Бугр, в крещении Робер, стал братом проповедником и с неистовством неофита бесчинствовал до конца 1230-х годов во Французском королевстве, а особенно во Фландрии – там, где экономическое процветание способствовало развитию торговли, но было быстро подорвано стараниями новообращенного инквизитора, покрывшего Фландрию кострами. Он был опьянен властью и, не видя разницы между добрыми и злыми, отправлял на костер невинных и даже юродивых. Мэтью Пэрис говорит, что он стал formidabilis, воплощением ужаса. Встревожившись, Папа отстранил его, осудив впоследствии на пожизненное заключение. Но, будучи инквизитором, он получал от Людовика Святого всевозможную помощь; король оказывал ее со всем рвением «светской длани». Английский бенедиктинец запечатлел этот факт для потомства[1416]1416
  Mathew Paris. Chronica majora… T. III. P. 520.


[Закрыть]

Наконец, братья нищенствующих орденов, несмотря на колебания, присущие святому Франциску, решили, что апостольство должно подкрепляться ученостью. Поэтому нищенствующие ордены создают средние и высшие школы (studia)[1417]1417
  Le scuole degli ordini mendicanti (secoli ХIII–XIV): Convegno del Centro di studi sulla spiritualita medievale: 1976. Todi: Accademia Tudertina, 1978.


[Закрыть] а иные из них даже становятся (источник острых конфликтов) магистрами в университетах, где их новаторские методы обучения, как правило, имели огромный успех (например, Фома Аквинский в Париже) у студентов. Поэтому их так манил Париж, главный центр богословия христианского мира XIII века. Так, в распоряжении Людовика Святого оказалась интеллектуальная элита братьев нищенствующих орденов. Но, как мы видели, они представляли для него интерес прежде всего своим благочестием, осведомленностью в проблемах общества и пламенными проповедями.

Похоже, все исповедники Людовика были братьями нищенствующих орденов. Самый известный из них – доминиканец Жоффруа де Болье, автор бесценного «Жития» короля, законченного вскоре после его смерти. Другое известное имя – францисканец Жан де Мон[1418]1418
  Существует предположение, что в числе его исповедников был и Робер де Сорбон.


[Закрыть]. Так как Людовику хотелось всегда иметь рядом с собой исповедника, то, возвратившись из Святой земли, он пригласил сразу двух – доминиканца и францисканца.

Монахам нищенствующих орденов принадлежала важная роль в королевской капелле. Капеллан Гийом Шартрский, сопровождавший государя в Тунис, был, как и Жоффруа де Болье, доминиканцем. Именно братья доминиканцы вели переговоры в Константинополе о приобретении реликвий Страстей Христовых, которые они доставили в Париж. Людовик Святой учредил в честь реликвий три службы в год: одна отправлялась парижскими доминиканцами, другая – францисканцами, а третья – поочередно прочими монашескими орденами, чьи монастыри находились в столице.

Страстный почитатель проповедей, король обратился именно к нищенствующим орденам с просьбой об особой проповеди, которую он слушал вместе со своей семьей и домочадцами в Святой капелле. Пусть он не смог уговорить францисканца Гуго де Диня покинуть монастырь в Пере, зато ему удалось заполучить одного из величайших проповедников своего времени францисканца святого Бонавентуру, магистра Парижского университета, а с 1257 года генерала своего ордена. Из 130 проповедей, прочитанных Бонавентурой в Париже в 1257–1269 годах, 19 он прочитал королю[1419]1419
  Bougerol J.-G. Saint Bonaventure et le roi Saint Louis // San Bonaventura, 1274–1974. Grottaferratta, 1973. T. II. P. 469–493.


[Закрыть].

Вероятно, теснейшим образом был связан с Людовиком Святым францисканец Эд Риго, магистр теологии в Париже, ставший в 1248 году архиепископом Руанским, главой Нормандии, находящейся на особом положении и играющей столь важную роль в королевстве. Однако и в качестве архиепископа он оставался нищенствующим монахом. Сохранился регистр (уникальный документ по истории деревенского духовенства и монашества середины XIII века) посещений приходов этим добросовестным прелатом[1420]1420
  Eudes Rigaud. Registrum visitationum archiepiscopi rothomagensis / Ed. T. Bonnin. Rouen, 1852;
  The Register of Eudes of Rouen / Ed.J. F. Sullivan. 1964.
  Эд Риго умер в сане архиепископа Руанского в 1274 году. Людовик Святой не смог добиться для него шляпы кардинала.


[Закрыть]. Людовик постоянно прибегал к его помощи: он, например, пригласил его проповедовать в Сент-Шапель на Пятидесятницу в 1261 году, и тот даже отслужил мессу в Ройомоне во время пребывания там короля, а также на Успение в 1262 году. В 1255 году он венчал дочь короля Изабеллу с Тибо Шампанским, королем Наваррским, а 8 ноября 1258 года отслужил в Сен-Дени поминальную мессу в годовщину смерти Людовика VIII, отца короля. В 1259 году он посетил больного Людовика Святого в Фонтенбло, хотя и сам едва оправился после болезни; в январе 1260 года прибыл с выражением соболезнования в связи со смертью сына короля. Людовик поручал ему и политические миссии. С 1258 года Эд Риго нередко заседал в королевской Курии и в парламентах, проходивших в Парижском дворце. Именно он от лица короля заключал Парижский договор 1259 года с Англией.

Когда в 1247 году Людовик Святой стал рассылать по всему королевству ревизоров с целью реформы королевской администрации и наказания за нарушения, многими ревизорами были братья нищенствующих орденов. Среди 31 ревизора было 8 доминиканцев и 7 францисканцев.

Не будем забывать, что руководства, написанные для Людовика Святого, как правило, были сочинениями братьев нищенствующих орденов; таковы энциклопедии доминиканца Винцента из Бове и «Зерцало государей» францисканца Жильбера из Турне.

Когда в 1254–1257 годах в Парижском университете разразился скандал между светскими магистрами и магистрами нищенствующих орденов, король поддержал решения Папы в пользу нищенствующих монахов; и впоследствии, когда Александр IV осудил главу светских магистров Гийома де Сент-Амур а, лишив всех должностей и бенефициев и запретив преподавать и проповедовать, и потребовал выслать его из Французского королевства, Людовик Святой скрупулезно исполнил этот приговор, вновь проявив себя в роли светской длани.

Наконец, как гласил анекдот, распространился слух, что король хотел отречься от престола и вступить в нищенствующий орден и что ему пришлось отказаться от этой мысли вовсе не из-за упреков королевы Маргариты, а потому, что он так и не смог сделать выбор между доминиканцами и францисканцами. Однако король хотел, чтобы его младшие сыновья выбрали каждый для себя один из двух орденов, но, когда те не согласились, не стал принуждать их.

С уверенностью можно сказать лишь то, что в некоторых кругах, а возможно, во всем королевстве, бытовало представление о короле, не только во всем послушном нищенствующим орденам, но о короле, который, по сути, был монахом на троне. В одном сомнительном, но в то же время прекрасно отражающем это широко распространенное мнение анекдоте Людовик ответил некоему рыцарю, упрекавшему его в том, что о нем говорят, будто он ведет себя не как король, а как монах:

Не обращайте внимания на слова глупцов. Вот я расскажу вам, что происходит порой, когда я остаюсь один в моих покоях. Я слышу крики «брат Людовик» и как меня бранят, а они думают, что мне не слышно. Тогда я спрашиваю себя, не наказать ли мне этих крикунов, но даю себе отчет, что это для моей же пользы, и сношу это из любви к Богу. И, честно говоря, не жалею об этом[1421]1421
  Анекдот без отсылки на источник см. в: Coulton G. G. From Saint Francis to Dante. L., 1907. P. 405.
  См. также: Little L. K. Saint Louis' Involvement with the Friars… P. 21.


[Закрыть].

Вера Людовика Святого

В основе религии Людовика Святого лежит вера, неколебимая вера, которая проявляется прежде всего в любви к Богу. Он говорит об этом в «Поучениях» Филиппу: «Любезный сын, моя первейшая тебе заповедь – любить Бога всем твоим сердцем и всем существом, ибо без этого нет человека»[1422]1422
  Enseignements / Ed. D. O’Connell… P. 185–186.


[Закрыть].

Бог, которого следует любить и в которого следует безоглядно верить, – это прежде всего Бог Сын – средоточие религии Людовика Святого. Его вера – это «вера Иисуса Христа»[1423]1423
  См.: Guillaume de Saint-Pathus. Vie de Saint Louis… P. 23–25.


[Закрыть], но ее основой является традиция и учение Церкви:

Святой король прилагал все силы, чтобы эти речения укрепили его в христианской вере. Он говорил, что должно неустанно думать о догматах веры, и, что бы ни случилось, смерть или иная беда, не помышлять отречься от веры ни словом, ни делом[1424]1424
  Joinville. Histoire de Saint Louis… P. 23.


[Закрыть].

И еще:

Король говорил, что вера означает уверенность, пусть даже эта уверенность основана только на слове. Тут он спросил меня, как звали моего отца. Я ответил, что его звали Симон. Он спросил меня, откуда мне это известно, и я ответил, что верю этому, так как это свидетельствует моя матушка. «В таком случае, – сказал он мне, – вы должны неколебимо верить и во все догматы веры, о которых свидетельствуют апостолы, как вы слышите это по воскресеньям, когда поют “Верую”»[1425]1425
  Joinville. Histoire de Saint Louis… P. 25.


[Закрыть].

Эту религию следует оберегать от сомнения и соблазнов, посылаемых врагом, дьяволом, и укреплять стремлением попасть в рай. Козни дьявола особенно опасны в момент смерти. Людовик Святой был причастен к религии, которая все больше фокусировалась на агонии и кульминацией которой в XIV–XV веках стало почитание Artes moriendi, «Искусства умирать»[1426]1426
  Tenenti A. La Vie et la mort à travers l’art du XVe siècle. P., 1953;
  Delumeau J. La Peur en Occident..


[Закрыть].