Текст книги "Людовик IX Святой"
Автор книги: Жак ле Гофф
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 42 (всего у книги 60 страниц)
Не проявляя никакой алчности в еде,
Ни желания набивать живот, ни трепета, наполняя горло,
Но приверженец умеренной жизни; и только когда случалось,
Что королевский дворец блистал изобилием роскоши, он бывал
Лишь изредка добрым сотрапезником, не позволяя себе более четырех блюд
За столом, отдавая предпочтение жаркому,
Которое стало его излюбленной пищей,
Просил, чтобы на вертел насадили куски дичи,
И даже их он ел очень умеренно, не до полного насыщения
И за едой никогда не наливал вина более четырех раз[1193]1193
The «Karolinus» of Egidius Parisiensis / Ed. M.L. Colker // Traditio. 1973. Vol. 29. P. 290 (книга IV, стихи 11–20).
[Закрыть].
За этими строками явственно просматривается «Vita Caroli», «Жизнь Карла Великого» Эйнхарда (IX век):
В пище и питье он был воздержан (temperans), особенно в питье, потому что не терпел пьянства ни в ком, тем более в себе самом и в своих близких. В пище он все же не мог быть столь же воздержанным и часто жаловался, что пост вреден его здоровью. Пиры он устраивал редко, да и то лишь в дни особых торжеств, но тогда уж для множества гостей. К обычному обеду подавалось только четыре блюда, кроме жаркого, которое охотники обычно вносили на вертеле и которое он ел охотнее всякого другого кушанья. За обедом он слушал какую-нибудь музыку или чтение…. В отношении вина и прочих напитков был он так воздержан, что за обедом редко пил более трех раз. Летом, после дневного завтрака, он съедал несколько плодов и запивал один раз, затем, сняв одежду и обувь, как он это делал на ночь, отдыхал часа два или три[1194]1194
Eginard. Vita Caroli Imperatoris… / Ed. C. Leonardi. § 24. P. 100.
[Закрыть].
Заменим жаркое рыбой, подольем воды в вино, отменим дневной сон, – и вот в застолье уже не Карл Великий, а Людовик Святой. Как раз в начале XIII века Капетинги осуществили свою мечту, доказав, что они произошли от Карла Великого, reditus ad stirpem Karoli, и ведут себя как он. Людовик Святой в застолье, по сути, пусть с некоторым перегибом, не кто иной, как Капетинг, подражающий в застолье Карлу Великому. Безусловно, нелегко пытаться найти индивидуума и, думая, что вот наконец отыскал его в его неповторимости, вновь увидеть обобщения, модели и общие места. А ел ли Людовик Святой?
Глава четвертая
Трехфункциональный король
Три функции. – Христианский король, король трехфункциональный. – Первая функция: король – помазанник Божий, поборник справедливости и миротворец. – Мир. – Вторая функция: король-воитель. – Людовик Святой и третья функция. – Людовик Святой и экономика. – Экономика и управление. – Король и его «добрые города». – Финансирование войны и крестового похода. – Ростовщичество. – Деньги. – Спасение души и насущные потребности.
Три функции
Вот уже три десятилетия некоторые медиевисты признают, что гипотезы Ж. Дюмезиля о существовании в индоевропейских обществах общего принципа организации мышления по трем основным функциям могут быть применимы к средневековому западноевропейскому обществу[1195]1195
Dumézil G. L’Idéologie tripartite des Indo-Européens. Bruxelles, 1958.
Последнее слово по данному вопросу:
Idem. A propos des trois ordres // Apollon sonore et autres essais: Vingtcinq esquisses de mythologie. P., 1982. P. 205–259;
Batany J. Des «trois fonctions» aux «trois états» // Annales. E.S.C. 1963. P. 933–938;
Ле Гофф Ж. Цивилизация…
Idem. Note sur société tripartite, idéologie monarchique et renouveau économique dans la Chrétienté du IXe au XIIe siècle / Pour un autre Moyen Age… P. 80–90.
О трехфункциональной идеологии см.:
Rouche M. De l’Orient a l’Occident: Les origines de la tripartition fonctionnelle et les causes de son adoption par l’Europe chrétienne à la fin du Xe siècle // Occident et Orient au Xe siècle. P., 1979. P. 321–355;
Oexle O. G. Deutingsschemata der sozialen Wirklichkeit im frühen und hohen Mittelalter: Ein Beitrag zur Geschichte des Wissens // Mentalitaten im Mittelalter / Hrsg. F. Graus. Sigmaringen, 1987. S. 65-117.
[Закрыть]. Трехфункциональная идеология появилась в христианской латинской мысли в X веке (пожалуй, даже в IX веке, судя по переводу «Утешения Философией» Боэция, выполненному англосаксонским королем Альфредом); важная роль в распространении данного процесса, направления и условия развития которого еще едва намечались, могла принадлежать Ирландии. Эта идеология нашла выражение в знаменитой формуле «Поэмы», адресованной королю из династии Капетингов Роберту Благочестивому епископом Адальбероном Ланским около 1027 года; последний утверждает, что общество состоит из трех сословий: молящиеся (oratoires), воюющие (bellatores) и трудящиеся (laboratores)[1196]1196
Adalberon de Laon. Poème au roi Robert / Ed. C. Carozzi. P., 1979.
[Закрыть].
Ж. Дюби доказал, что такому принципу организации подчинена изрядная часть интеллектуальных и институциональных структур западноевропейского общества XI–XII веков и что он, между прочим, еще присутствует в XVII веке, например у политика-теоретика Луазо, и сохранился до начала Французской революции, которая неким образом являла собой его триумф и конец[1197]1197
Duby G. Les Trois Ordres ou l’imaginaire du féodalisme. P., 1974;
Le Goff J. Les trois fonctions indo-européenes, l’historien et l’Europe féodale // Annales. E.S.C. 1979. P. 1184–1215.
[Закрыть][1198]1198
Шарль Луазо, известный французский юрист, в своих трактатах занимался проблемой соединения римского и обычного права; при этом, в противоречии с духом римского права, он стремился разработать (точнее – привести в систему) законы и принципы, особые для каждого из трех сословий Французского королевства.
С 1302 г. во Франции действовали Генеральные Штаты – высший законосовещательный орган сословного представительства. Генеральные Штаты состояли из трех палат: духовенства, дворянства и так называемого третьего сословия, то есть всего остального населения страны. Но избирать и быть избранными имели право не все «трудящиеся», а лишь лично свободные и платившие налоги (таким образом, зависимые крестьяне и неимущие лишались права голоса). Функции Генеральных Штатов были сугубо совещательными, права четко не определены, созывались они не периодически, а, как правило, в случаях серьезных социальных, политических и экономических кризисов. По мере укрепления абсолютизма роль Штатов падала, и предпоследний раз в истории Франции они собрались в 1614 г. В конце XVIII в. Францию поразил тяжелый социальный и экономический кризис, требовались существенные реформы, в первую очередь финансовые, но также и политические. Неспособность правительства провести эти реформы и, одновременно, острейшая необходимость в них привели к тому, что в августе 1788 г. был издан указ о созыве Генеральных Штатов. Это, в сущности, и стало началом Французской революции. Генеральные Штаты открылись 5 июня 1789 г., и буквально на другой день встал вопрос о порядке заседаний и голосования. Палаты духовенства и дворянства насчитывали по 300 человек, палата третьего сословия – 600, поэтому депутаты от третьего сословия, составлявшего около 80 % населения страны, настаивали на совместных заседаниях и поголовном голосовании. 10 июня палата третьего сословия объявила о совместных заседаниях и о том, что неявившиеся на них будут считаться выбывшими. 13 июня к ним присоединились несколько депутатов от духовенства. 17 июня собрание третьего сословия объявило себя высшим представительным и законодательным органом страны – Национальным собранием. 23 июня король повелел Штатам заседать посословно и объявил решения Национального собрания недействительными, однако то не подчинилось. 24 июня к нему присоединилось большинство духовенства и часть дворянства. 27 июня король санкционировал создание Национального собрания и приказал всем неявившимся депутатам присоединиться к нему, еще раз подтвердив это уже после взятия Бастилии 14 июля. Все это означало переход от сословного представительства к народному. Все привилегии высших сословий были отменены Национальным собранием 4—11 августа 1789 г., принцип сословного деления – с принятием Декларации прав человека и гражданина – 26 августа, а институт наследственного дворянства и все титулы – 19 июня 1790 г.
[Закрыть]
Христианский король, король трехфункциональный
Мне кажется, эта модель помогает понять характер и образ королевской власти, воплощенной в Людовике Святом. Прежде всего, вспомним, что важной особенностью приложения средневековым христианским мышлением трехфункциональности к королевской власти является то, что в отличие от Древней Индии и Древнего Рима короли не выступают подобно богам носителями той или иной из трех функций (король по преимуществу законодатель, или воин, или гарант благоденствия), но совмещают в себе все эти функции[1199]1199
См.: Le Goff J. Note sur société tripartite… Dubuisson D. Le roi indo-européen et la synthèse des trois fonctions // Annales. E.S.C. 1978. P. 21–34.
[Закрыть]. Наконец, не вдаваясь в детали сложных проблем распространения трехфункциональной идеологии, подчеркнем, что в средневековой Западной Европе она имела ограничения в виде других конкурирующих схем, прежде всего бинарных (клирики и миряне, богатые и бедные и т. д.), затем троичных (девственники, целомудренные, женатые или, если речь о женщинах, – девственницы, целомудренные, замужние) и, наконец, множественных (различные «сословия» («états») мира, игра социопрофессиональных категорий, весьма в духе XIII века, причем король и епископ вслед за императором и Папой возглавляют ряд сословий), а также, что, как доказал Ж. Дюмезиль, трехфункциональное мышление чуждо великому авторитету христианского мира – Библии. По мере неспешного развития процесса клирики Средневековья, например в ХII веке, бились над тем, чтобы ввести в Библию трехфункциональность и отождествить троих сыновей Ноя Сима, Иафета и Хама с тремя функциями или, вернее, с тремя воплощенными в них социальными группами: клириками, воинами и сервами, причем последние подчинялись двум первым.
В конце ХIII века схема трех сословий более или менее эксплицитно, более или менее отчетливо все еще существовала в представлении клириков о современном им обществе, как это отразилось в булле Папы Бонифация VIII о канонизации Людовика Святого, изданной в 1297 году. Надеясь вовлечь всех французов в процесс канонизации «столь достойного и столь величественного государя», вышедшего из «славного рода Франции»[1200]1200
Boniface VIII. P. 159.
[Закрыть], он призывает их возрадоваться, в том числе и простонародье, воплощавших третью функцию среди всех французов, «весьма преданного народа Франции», затем «прелатов и духовенство» (представляющих собой первую функцию), и «вельмож, магнатов, знать и рыцарей», людей второй функции. Порядок схемы необычен, ибо третья функция распространена на весь народ, но это все та же модель классификации.
Первая функция: король – помазанник Божий, поборник справедливости и миротворец
Миропомазанный король, Людовик Святой воплощает в себе и на высочайшем уровне осуществляет ценности и роли, в которых в христианском обществе проявляется первая функция.
Первый священный атрибут – правосудие[1201]1201
См.: Buisson L. Ludwig IX, der Heilige, und das Recht. Freiburg, 1954. Chap.III. P. 87–130.
[Закрыть].
Уже в преамбуле к его биографии Гийом де Сен-Папо говорит, что король «никого не обижал ни словом, ни действием и царственно хранил справедливость». Выражение вполне адекватно. Его правосудие «царственно» («souveraine») как по причине нравственного совершенства государя, так и благодаря осуществляемому им судопроизводству.
Об этом говорил Бонифаций VIII в одной из проповедей в Орвието:
И в булле о канонизации он восхваляет в Людовике Святом «справедливого судию, воздающего по заслугам»[1203]1203
Idem, Р. 154.
[Закрыть]. В этой функции возмездия король обретает земной образ Бога, воздающего par excellence, воздающего на века.
Но это суждение подкрепляется и современными свидетельствами. После возвращения из крестового похода 1254 году в Пере францисканец-иоахимит Гуго де Динь, который произвел на Людовика столь сильное впечатление, «наставлял в проповеди, что король должен править по воле своего народа; а в конце проповеди он сказал…, что ему не известно ни из книг правоверных, ни из книг нечестивых, чтобы причиной гибели какого-либо царства или владения или того, что они переходили в другие руки, было не что иное, как упадок правосудия. “Поэтому, – сказал он, – по возвращении во Францию король должен так справедливо править своим народом, чтобы не иссякала к нему любовь Божия, так, чтобы Бог не оставил Французское королевство по его смерти”»[1204]1204
Joinville. Histoire de Saint Louis… P. 363.
[Закрыть].
Король оказывается ревнителем правосудия не только во Франции, в Париже или в Венсенне, но и за морем. Жуанвиль упоминает о нескольких «приговорах и осуждениях», вынесенных в Цезарее в Палестине, «когда король был там»[1205]1205
Ibid. P. 277–283.
[Закрыть].
Людовик, подражая Господу и в этом, был способен на милосердие. Как-то раз в день парламента одна женщина, стоя у подножия дворцовой лестницы, бросила в лицо королю такие слова: «Какое несчастье, что ты – король Франции, и какое чудо, что тебя не выдворили из королевства». Королевские сержанты хотели побить и прогнать ее, но Людовик остановил их. И, внимательно выслушав женщину, он ответил: «Конечно, вы правы, я не достоин быть королем. И если бы Господу нашему было угодно, было бы лучше, если бы другой был на моем месте, умей он лучше править королевством». И он повелел одному из камергеров (chambellans) дать ей денег, «40 су за сказанное ею»[1206]1206
Guillaume de Saint-Pathus. Vie de Saint Louis… P. 118–119.
[Закрыть].
Гийом де Сен-Патю рассказывает также, что в «отеле» (l'hôtel) короля пропадала серебряная посуда и другие предметы. Людовик терпеливо сносил это и даже снабжал воров деньгами, а потом отправлял их за море[1207]1207
Ibid. P. 151–152.
[Закрыть]. Милосердие и депортация – вот две грани правосудия Людовика Святого, королевского правосудия.
Ибо он мог быть и очень строгим, даже жестоким в своих приговорах. Он безжалостно карал богохульников. В Цезарее он велел поставить к позорному столбу одного богохульника, золотых дел мастера. В Париже «он повелел выжечь нос и губу одному горожанину», виновному в том же преступлении. Но особенно его укоряли за суровость правосудия, проявленную в деле сира Ангеррана де Куси, который без суда повесил троих знатных юношей, заблудившихся в лесу его сеньории, обвинив их в том, что они пришли охотиться на его землях, тогда как у них не было ни оружия, ни собак. Вспомним реакцию и поведение Людовика. Он приказал взять под арест Ангеррана, его рыцарей, сержантов и его совет и не дал разрешения на судебный «поединок» («bataille»), о котором просил сир. Бароны, входившие в состав совета, потребовали его освобождения. Он сухо отказал и встал, приведя баронов «в изумление и замешательство» («ébahis et confus»). Наконец, «по совету советников» («sur le conseil de ses conseillers») он освободил его, но наложил на него строгое взыскание: штраф в 12 000 парижских ливров, которые были отправлены в Акру на защиту Святой земли; он отнял у него лес, в котором тот велел повесить молодых людей; обязал его построить три часовни, дабы молиться за души повешенных, и лишил его права вершить правосудие, имеющее отношение к лесу и живорыбным садкам.
Суровость Людовика Святого объясняется не только тем, что дядя одного из молодых людей, обратившийся к нему с жалобой по этому делу, был аббатом, и не тем, что король хотел заменить право «поединка» судебным разбирательством. Главным для него было продемонстрировать, что перед правосудием все равны, в том числе и владетельные сеньоры. И поскольку только королевское правосудие способно заставить уважать этот принцип, он укрепил его своим действием перед лицом баронов и знати. В своем совете он сурово «отчитал» графа Бретонского Иоанна I Рыжего, который отказал королю в праве проводить ревизию баронов в делах, касавшихся «их самих, их наследства и их чести». Королевское правосудие Людовика Святого больше уже не было правосудием, судившим согласно рангу. Это было нашумевшее дело, несмотря на то, что королю пришлось наполовину уступить свои позиции[1208]1208
Guillaume de Saint-Pathus. Vie de Saint Louis… P. 135 sq.
[Закрыть].
Впрочем, было бы неверно и анахронично видеть в действиях Людовика попытку своего рода социального нивелирования. Он, как и все люди Средневековья, обладал чувством иерархии. Но перед грехом все люди равны. Вообще, для него правосудие всегда имело эсхатологическую перспективу. Оно предвосхищало равенство избранных и осужденных перед лицом вечности[1209]1209
О столкновении в ХIII веке иерархической тенденции и тенденции эгалитарной см.: Вuс Рh. L’Ambiguïté du livre…
[Закрыть]. В этом смысле Людовик был предрасположен слушать иоахимита Гуго де Диня и, возможно, испытывал влияние более радикальных взглядов: милленаризм питал в Средние века (и после) самые «революционные» идеи и порывы[1210]1210
Le Goff J. Millénarisme…
[Закрыть]. Но, обратив душу к вечности, Людовик Святой всегда обеими ногами стоял на земле.
Мир
Неотрывно от правосудия существует вторая важная священная королевская функция, исполняемая Людовиком Святым, – мир[1211]1211
См.: Buisson L. Ludwig IX… Kap.V. P. 183–248.
[Закрыть].
Мир и правосудие связаны в коронационной присяге, которую принес Людовик IX[1212]1212
См. Buisson L. Ludwig IX… P. 131.
[Закрыть]. Правосудие должно восстановить мир, а желание мира инспирирует правосудие. В свой черед так сказал Бонифаций VIII: «Правосудие и мир неразделимы, и он так прочно утвердился в правосудии, что его королевство покоилось в мире»[1213]1213
Boniface VIII. P. 149.
[Закрыть].
В этом воинственном средневековом мире Людовик опасался войны, ибо она неизбежно была источником несправедливости и греха. В своих «Поучениях» сыну он писал:
Любезный сын, заповедую тебе, чтобы ты старался, насколько это в твоей власти, не вести войны ни с какими христианами; и если тебя обижают, испробуй разные способы, чтобы узнать, не можешь ли ты найти средство восстановить свое право, не объявляя войны, и старайся, чтобы это так было во избежание грехов, совершаемых на войне…. Позаботься о том, чтобы были у тебя добрые советники перед тем, как затеять какую-нибудь войну, чтобы повод был вполне достаточный, чтобы ты как следует предупредил обидчика и выждал столько времени, сколько должно[1214]1214
Enseignements… / Ed. D. O’Connell. P. 189.
[Закрыть].
Он был великим «миротворцем» своего времени. Прежде всего, у себя, в своем королевстве. Далее он дает сыну такой совет:
Любезный сын, заповедую тебе, чтобы, случись войны и сражения на земле или между людьми, ты приложил бы все усилия к их прекращению, ибо именно это угодно Господу Богу нашему.
Но он – миротворец и за пределами королевства, особенно на его рубежах, стремясь создать зону мира на границах Франции. Гийом де Сен-Патю упоминает это в конце главы о любви короля к ближнему своему, говоря о нестабильной и грозящей войной восточной границе:
Услышав о войне между знатными людьми за пределами его королевства, он направлял к ним официальных послов, чтобы помирить их, неся при этом немалые расходы. Так он поступил, когда граф де Бар и монсеньер Генрих, граф Люксембургский, враждовали друг с другом. И так же он поступил с герцогом Лотарингии и упомянутым графом де Баром и со многими другими. И этим показал, что не только намеревался учить добру своего ближнего, но и изменять его к лучшему[1215]1215
Guillaume de Saint-Pathus. Vie de Saint Louis… P. 73–74.
[Закрыть].
Жуанвиль тоже воспроизводит яркие эпизоды миротворческой политики Людовика. Это понятие то и дело всплывает на страницах его повествования[1216]1216
Joinville. Histoire de Saint Louis… P. 375–377.
[Закрыть].
Известно, что не все советники короля безоговорочно одобряли такую политику. Против его идеализма они выдвигали цинизм феодальной традиции, которой было свойственно не тушить пожар войны, а разжигать его ради наживы. Но, будучи заодно с королем, Жуанвиль подчеркивал, что и король извлекал выгоды из своей миротворческой политики. Ибо почти всегда он получал двойную награду: на небесах, угождая Господу, и на земле, обязывая себе одного или многих. Именно так он способствовал тому «нисхождению ценностей с небес на землю», которое представляется мне типичным для рубежа ХII-ХIII веков[1217]1217
Ле Гофф Ж. С небес на землю… См. мою критику того, что называется «обмирщением» и что является взаимодействием земли и небес в ведении мирских дел. Иерархия и партнерство: развитое Средневековье немало извлекало из эгалитарной практики внутри неэгалитарной структуры. О феодально-вассальных отношениях см.: Le Goff J. Le rituel symbolique de la vassalité…
[Закрыть].
Людовик Святой проводил эту политику мира главным образом тогда, когда в деле было замешано Французское королевство и его королевская функция. Именно тогда он мог особенно продемонстрировать, как уступки в пользу мира могли быть одновременно актами благочестия и правоспособностями политики. Так было при заключении мирного договора 1258 года с Арагоном и особенно – с Англией в 1259 году.
Здесь прекрасно видно столкновение двух систем ценностей, одна из которых была инспирирована новым монашеством (своими корнями, впрочем, уходившим в самые глубины христианского учения), а другая унаследована от феодальной традиции. Людовик их сочетал – явление, можно сказать, уникальное в истории средневековой Франции.
В результате – на редкость благотворный для Французского королевства длительный мирный период. Гийом из Нанжи в своих «Gesta» посвятил этому пространный параграф, где мир становится одним из главных достоинств святого короля, а сам Людовик уподобляется «Соломону, царю мирному». По его словам, Бог даровал Людовику Святому мир, воцарившийся во Французском королевстве после его возвращения из Святой земли в 1254 году и до 1270 года, года его кончины. И он даже распространил эту благодать на царствование его сына и наследника Филиппа III, по крайней мере, «пока он правил по заслугам святого короля», то есть до войны с лицемерно принявшим крещение Арагоном (1284–1285); правда, война эта получила от Папства, уже проделавшего подобное с Фридрихом II, название «крестового похода»[1218]1218
Guillaume de Nangis. Gesta Ludovici IX… P. 400.
[Закрыть].
Бонифаций VIII, избрав это темой своей второй проповеди в Орвието 11 августа 1297 года, придал вполне эсхатологический смысл понятиям рах и rex pacifiais, которыми он характеризует Соломона и относит к Людовику Святому, – тема проповеди, заимствованная из Ветхого Завета: «Magnificatus est Salomon» (Царь Соломон превосходил всех) (I Цар. 10: 23).
Когда о нем (Людовике Святом) говорится «мирный» и «творящий мир» (расет faciens), то под этим даром и добродетелью подразумевают все дары и все добродетели. Он был мирным сам по себе и в глазах всех, не только его подданных, но и иноземцев. Он был мирным сам по себе. Обладая миром преходящим, миром сердца, он, тем самым, обрел мир вечный. Все его современники видели, как он стоял на страже мира в своем королевстве. Этот мир настал не без справедливости. И он жил в мире именно потому, что был справедлив к себе, к Богу и к ближнему[1219]1219
Boniface VIII. P. 152–153. И. Сассье (Sassier Y Louis VIE… P. 347.) относит также выражение rex pacificus к прапрадеду Людовика Святого, но именно применительно к последнему это королевское общее место приобретает эксплицитно эсхатологический смысл.
[Закрыть].
Итак, речь идет не только о недопущении войны, о спокойствии на земле, но и о главном, эсхатологическом, мире, который готовится здесь, на земле, мире рая, вечности. Итак, речь идет, как и в отношении правосудия, о функции миропомазанника.
Влияние Людовика, его слава миротворца были так велики, что уже во время Лионского собора 1244–1245 годов император Фридрих II, вступивший в острый конфликт с Иннокентием IV, предложил в качестве третейского судьи французского короля, «безупречного человека», полагая, что он сделает все от него зависящее[1220]1220
Le Menestrel de Reims. Op. cit. P. 126.
[Закрыть]. Так Людовик Святой стал третейским судьей христианского мира.
Однако ему удавалось не все и не всегда. Когда его попросили осуществить третейский суд между королем Англии и его мятежными баронами, он пристрастно признал правоту короля. Родственные связи с сувереном, незнание общественно-политических структур Англии, ее истории и убежденность в непререкаемом превосходстве королевской функции подтолкнули его к решению, которое не установило мир, и на этот раз его даже обвинили в предвзятости[1221]1221
Wood Ch. T. The Mise of Amiens and Saint Louis’ Theory of Kingship…
[Закрыть].
Вторая функция: король-воитель
Людовик Святой опасался войны и связанной с ней несправедливости. Война – источник греха. Но не всегда. Война с неверными таковой не является, отсюда – идея крестового похода. Не является она таковой, если речь идет об отражении агрессивных христианских правителей, которые преступают клятву верности или поднимают бунт. Отсюда – война с мятежными вассалами в начале его правления, поход 1242 года против короля Англии и его французских союзников, устранение в Провансе последствий войны с еретиками-альбигойцами и их покровителями, которую вел его отец Людовик VIII. Людовику Святому претило ведение даже той войны, которую он считал справедливой. Однако подобно предкам он принимал участие в битве, честно сражаясь. Он был королем-рыцарем, королем второй функции.
Хроники сообщают нам о войнах короля, но мало говорят о короле на войне. Биографы и агиографы, будучи клириками, а еще чаще – монахами нищенствующих орденов, более склонными к миру, чем к войне, тоже обходят молчанием эту сторону жизни короля.
Только Жуанвиль, который и сам был мирянином и рыцарем и неотступно находился при короле в крестовом походе и в Святой земле, делает упор на этом аспекте, на том, что король был воином. Он вспоминает «grandes prouesses» («великие доблести») и «grandes hardiesses» («великую отвагу») короля. При Тайбуре битва началась «fort et grand» («мощным столкновением») англичан и французов, «когда король увидел это, он бросился навстречу опасности вместе с остальными»[1222]1222
Joinville. Histoire de Saint Louis… P. 59.
[Закрыть]. И в битве при Мансуре, еще до разгрома, Жуанвиль рисует зримый, символический и идеальный образ Людовика Святого, короля-рыцаря.
Людовик исполнил свой королевский воинский долг. И, надо думать, он сражался с неистовостью феодального воина. Быть может, без радости, но не без некоего опьянения боем.
Он возложил на себя воинскую королевскую функцию во всей ее полноте на высочайшем военном уровне ХIII века[1223]1223
См.: Contamine P. L. La Guerre au Moyen Âge…
[Закрыть]. Уделяя большое внимание подготовке материально-технической базы военных, особенно крестовых, походов, Людовик повез в Египет целый парк военных машин, особенно осадных устройств (chats-châteaux). Там, где шла война или существовала ее угроза, он всячески заботился о том, чтобы содержать в порядке, восстанавливать или воздвигать укрепленные замки и фортификационные сооружения. Этим король в основном занимался, находясь в Святой земле, где, между прочим, укрепил фортификационные сооружения Сайды (Сидона), Сура (Тира), Акры, Шатель-Пельрена, Цезареи и Яффы. Даже во Франции, всеми силами стремясь к миру, он готовился к войне. Мэтью Пэрис дважды рассказывает, как еще в 1257 году он проводил кампанию по строительству фортификационных сооружений в Нормандии[1224]1224
Mathew Paris. Chronica majora… T. V. P. 626, 636.
[Закрыть].
Его самого посвятили в рыцари в двенадцать лет, в декабре 1226 года, в Суассоне, на пути в Реймс на коронацию. В честь посвящения в рыцари юношей королевской династии Людовик Святой устраивал торжественные празднества. Седьмого июня 1237 года, в день Пятидесятницы, церковный праздник, который сочетали с большими аристократическими празднествами, включенными в календарь традиционных праздников, состоялось посвящение в рыцари его младшего брата Роберта I Артуа. Тогда же, во время торжественной церемонии во дворце Компьеня, Людовик IX в присутствии многочисленных знатных особ посвятил в рыцари и других благородных юношей. Двадцать четвертого июня 1241 года, в Иванов день, языческий праздник, возобновленный христианской знатью, в Сомюре состоялось не менее торжественное посвящение в рыцари второго брата, Альфонса де Пуатье[1225]1225
Joinville. Histoire de Saint Louis…
[Закрыть]. В 1246 году, снова в день Пятидесятницы, но уже в Мелене, был посвящен в рыцари третий, самый младший, брат Карл Анжуйский. Братья стали рыцарями по достижении совершеннолетия, в 20 лет, и тогда же король предоставил им во владение апанаж, завещанный их отцом Людовиком VIII, а они принесли оммаж своему венценосному брату и стали его ленниками. Наконец, торжественное посвящение в рыцари сына и отныне наследника Филиппа, как всегда, состоялось в день Пятидесятницы, 5 июня 1267 года, в саду королевского дворца в парижском Сите вместе с другими знатными юношами. Людовик Святой отчетливо предстает как король-рыцарь рыцарственной династии, король-воитель из династии воителей.
Людовик Святой и третья функция
Как подчеркивает сам Ж. Дюмезиль, третья функция, функция-Протей, имеющая множество порой противоречивых обличий, с трудом поддается определению. Именно в третьей королевской функции, функции «производства материальных благ», сложнее всего уловить Людовика Святого. Тем более что эта функция, вероятно, исчезает из виду на средневековом христианском Западе, за исключением тех случаев, когда она прилагается к магическим объектам на грани чудесного или становится более явной, обозначая конкретных, но преобладающих в обществе производителей, производителей важнейших благ, крестьян или ремесленников и подмастерьев, «работников ручного труда» – laboratores из схемы Адальберона Ланского.
В осуществлении третьей функции эффективность королевской власти убывает. Несмотря на обращение к Богу во время церемонии помазания на царство, дабы он дал новому королю abundantia, изобилие и процветание, магическая сила короля в сфере экономики ослабевает и как бы исчезает. Карл Великий был summus agricola, землепашец par excellence, на пути Дагоберта поднимались обильные всходы, а согласно досье, составленному тотчас после кончины Филиппа Августа с целью признать его святым, три чуда, которые он якобы явил в первые годы своего правления, относятся к третьей функции[1226]1226
Le Goff J. Le dossier de sainteté de Philippe Auguste…
[Закрыть].
У Людовика Святого мы не встретим ничего подобного. Среди шестидесяти официально признанных чудес с трудом отыскиваем одно, весьма скромное: король осушил в Париже три затопленных подвала в доме вдовы одного из своих оруженосцев, что позволяет признать власть короля над природой. Разумеется, то и дело говорится о его физической красоте, одной из граней третьей функции. Она восхваляется его современниками словами, повторяющими общие места риторики о человеческом облике, но в которых улавливается и отзвук реальности[1227]1227
О красоте Людовика Святого биографы говорят так часто, что она особо вынесена в указатель изд.: Recueil des historiens… T. XXIII. P. 1025: «Qua forma fuerit Ludovicus IX».
[Закрыть]. Мы видели, какое глубокое впечатление произвело лицо короля на францисканца Салимбене Пармского в 1248 году в Сансе. И он непрестанно повторяет, что согласно средневековому христианскому представлению о внешнем как отражении внутреннего красота его тела и лица отражала красоту его сердца и души. Об этом же говорит и Бонифаций VIII: «Святость его жизни являлась всем, взиравшим на его лицо: “Был он исполнен благодати” (Есф. 15)»[1228]1228
Boniface VIII. P. 149.
[Закрыть]. Известно, что в одном «Житии», предназначенном для литургии и сочиненном, наверное, незадолго до канонизации Людовика, подробно описывается его физическая красота[1229]1229
Recueil des historiens… T. ХХIII. P. 173.
[Закрыть].
Но самое главное, Людовику Святому принадлежат и благодеяния материального порядка, уже приписывавшиеся его предшественникам и прочим христианским государям. Он славится щедрыми милостынями, раздаваемыми в виде еды и денег бедным; он делает это сам или через посредников: духовенство и монахов. Он велит кормить монахов, братьев, больных и бедных. Он – король-кормилец, раздающий, похоже, все без счета, вплоть до имущества в своем завещании. В нем слились три черты третьей королевской функции: щедрость, присущая королевской и аристократической морали, подаяние, центральный момент в системе деяний милосердия, сформировавшейся в XIII веке, и строительство архитектурных сооружений (прежде всего церковных), которых особенно много в этот век расцвета готики.
Король, подающий милостыню, да еще в то время, когда денежные пожертвования в общем широко практиковались государями и знатью, а также и горожанами, которые уже вошли в высшее общество благодаря новым «делам милосердия», восхваляемым монахами нищенствующих орденов и подпитываемым деньгами, хождение которых все ширилось, особенно поражал своих современников. В проповеди в Орвието б августа 1297 года Бонифаций VIII говорил:
Что касается деяний, то святость его жизни особенно проявилась в подаче милостыни нищим, возведении богаделен и церквей и во всевозможных делах милосердия, перечень которых был бы слишком длинным[1230]1230
Boniface VIII. Р. 149.
О бедных и бедности в Средние века см.:
Mollat М. Les Pauvres au Moyen Âge. P., 1928;
Etudes sur l’histoire de la pauvreté / Ed. M. Mollat: 2 vol. P., 1974.
[Закрыть].
И Папа добавляет, что, при желании оценить размер его подаяний, в качестве примера можно было бы привести всего одну из введенных им мер благотворительности: он решил, что во время каждого «въезда» в Париж будут подаваться дополнительные милостыни монахам и особенно братьям нищенствующих орденов. Гийом де Сен-Патю посвящает пространную главу его «делам милосердия» и подчеркивает (нам, впрочем, это известно), что объезды Людовиком своего королевства были прежде всего кампаниями по раздаче милостыни[1231]1231
Guillaume de Saint-Pathus. Vie de Saint Louis… Chap. XI. P. 79–90.
[Закрыть]. Жуанвиль тоже обращает на это внимание:
И он в свою очередь посвящает целую главу «великим и щедрым пожертвованиям» короля на строительство богаделен, среди которых Дом Трехсот (la maison des Quinze-Vingts) в Париже для трехсот слепых, на возведение церквей и монастырей. Мало того, что Людовик Святой во много раз увеличил размеры королевской милостыни, – он закрепил их в одной грамоте 1260 года, утверждавшей должность священника, отвечавшего за раздачу милостыни (l’aumônier), – как бы продолжая меры, начатые его дедом Филиппом Августом около 1190 года и подражая тому, что уже делал король Англии. Людовик институционализировал милостыни, раздаваемые его предшественниками, которые он оценил в 2119 парижских ливров, 63 мюида зерна (в Париже 1 мюид равнялся примерно 1500 литрам) и 68 000 штук сельди, которые должны были раздать священник и бальи. Один экземпляр этой грамоты был передан в странноприимный дом на память и как руководство. В этом тексте подробно описано королевское милосердие «в таких деталях, что их хватит, чтобы обрисовать нам его дух, столь же благородный, сколь и скрупулезный, если не сказать мелочной»[1233]1233
Bautier R.-H. Les aumônes du roi aux maladreries, maisons-Dieu et pauvres établissements du royaume… P. 44.
[Закрыть]. Наконец, раздача милостыни при Людовике Святом была интегрирована в королевский «отель», место, где первая функция, административная и сакральная, объединялась с третьей, экономической, финансовой и каритативной[1234]1234
Sella X. de la. L’aumônerie royale aux ХIIIе – XIVe siècles, сообщение на коллоквиуме «Капетинги и Венсенн в Средневековье».
[Закрыть].
В своем завещании, составленном в феврале 1270 года, он провозглашает великие принципы своей щедрости и милосердия. Король распределяет все свое движимое имущество и доходы с лесов королевского домена между тремя типами наследников: жертвами королевских злоупотреблений, по которым следует произвести реституции, жертвами чиновников, которым следовало бы возместить ущерб; далее следует длинный список странноприимных домов и монашеских орденов (в первую очередь нищенствующих), которые использовали бы их на раздачу милостыни бедным и строительство церквей. За это получатели средств должны были молиться за него, его семью и королевство. Если бы после таких реституций и даров еще остались деньги, то его преемник должен был использовать их «во славу Господа и на пользу королевства»[1235]1235
Duchesne A. Historiae Francorum scriptores. P., 1649. T. V. P. 438–440. Новейшее переиздание см. в: Layettes du Trésor des chartes. 1902. T. IV. № 5638. Душеприказчиками были епископы Парижа и Эврё, аббаты Сен-Дени и Ройомона и два его капеллана.
[Закрыть].
Впрочем, Людовик Святой не был таким расточительным, как о нем говорят. Разделяя в этом смысле новые ценности ведения экономики, бережливости, он точно так же, как умерял в себе пыл доблести мудростью безупречного человека, обнаруживает тенденцию считать более справедливо, более умеренно, в связи с чем А. Мёррей доказал, что это была новая черта общества, которое в публичных и частных актах начало считать в двойном смысле ratio «счет и разум»[1236]1236
Murray A. Reason and Society in the Middle Ages…
[Закрыть]. В «Поучениях» сыну он говорит так:
Любезный сын, заповедую тебе, чтобы ты расходовал денье исключительно на благие цели и чтобы они справедливо взимались. И мне бы очень хотелось, чтобы ты вел себя разумно, то есть чтобы избегал пустых расходов и несправедливых поборов и чтобы твои денье справедливо взимались и использовались во благо…
Но самое главное, у Людовика Святого в третьей королевской функции выдвигается на первый план функция чудесного исцеления. Король Франции компенсирует все, что он утратил из функции волшебного хлебопашца, обретя авторитет исцелителя золотушных возложением на них рук.
