Текст книги "Людовик IX Святой"

Автор книги: Жак ле Гофф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 60 страниц)

Встреча Людовика Святого с экономикой не состоялась[1268]1268
  Ж. Сивери в названной выше работе (Sivery G. L’Économie du royaume de France au siècle de Saint Louis) выдвинул гипотезу, что Франция Людовика Святого имела экономику двух скоростей: одну – традиционную, находившуюся под угрозой голода, и слабую, и другую, «новую», реагирующую на заметные изменения в развитии и на городской динамизм посредством «циклов». Людовик Святой якобы «открыл» эту новую экономику. Эта гипотеза заслужила справедливую критику А. Дюбуа: Duboie Н. // Revue historique. 1985. T. 109. P. 472–473.


[Закрыть]. Он не принимал личного участия в жарких дебатах, посвященных экономическим проблемам его эпохи; ни в его характере, ни в действиях нет и намека на эти противоречия, явленные в Парижском университете и в руководствах проповедников или в монашеских орденах, особенно во францисканском – дебат вокруг ценности труда, оправдание торговли и купцов. Остался он и в стороне от большого спора XIII века о деньгах, дьявольских, каковыми считал их Франциск Ассизский, или поддающихся оценке в функции интенций их приобретения и использования, как считали схоластики. Как подчинить, как морализировать деньги? Этот вопрос, казалось, его не интересовал[1269]1269
  Однако его тонко уловил Жильбер из Турне.


[Закрыть]. Людовик сообразовывался скрепя сердце со скрытыми механизмами, приводившими в движение его внешне благоденствующее королевство и хорошо оплачиваемую королевскую администрацию. Его совесть была чиста: удовлетворение, которое он получал от сделанного в пользу бедных, и борьба с еврейскими ростовщиками лишали его необходимости ставить более волнующие вопросы. И здесь он был учеником тех братьев нищенствующих орденов, которые выработали, в теории и на практике, компромисс, который впоследствии облегчил зарождение капитализма[1270]1270
  См.: Le Goff J. La Bourse et la Vie…


[Закрыть].

Полагаю, следует закончить парадоксом. Король, сосредоточенный исключительно на нематериальных ценностях, оставил в памяти французов конца XIII века нечто большее, чем воспоминание о своих добродетелях и чудесах, – он оставил, как приписали ему это после смерти, воспоминание о материальном процветании королевства в его время. Ибо именно «добрые времена монсеньера Людовика Святого» так часто навевают воспоминания о себе: время без изменений в денежной сфере, без массового голода, без бешеного роста цен. Людовик Святой ностальгической памяти превратится в Людовика Святого экономического благоденствия. И это в значительной мере – вымысел.

Глава пятая
Людовик Святой – король феодальный или король Нового времени?

Феодальностъ и государство Нового времени. – Королевское использование феодальной системы. – Великий альянс трона и алтаря. – Местное управление и законодательная власть. – Людовик Святой и право. – Феодально-буржуазное общество. – Людовик Святой не охотится. – Королевская идеология. – Пределы королевской власти. – Людовик Святой являет себя подданным. – Был ли Людовик Святой расчетлив?

В данной книге я не раз говорил о типе короля, каким предстает Людовик Святой на пути развития средневековой французской монархии. Что оставил он по себе, вольно или невольно, на этом пути, неровном и извилистом, который историк стремится выпрямить одним махом? Здесь я несколько отстранюсь от личности короля, его души и тела, хотя это противоречит моему методу. Но король Людовик Святой был такой яркой личностью, что расстаться с ним не так-то просто. Читатель, немного знакомый с историей Франции, без труда вспомнит два момента, известных ему еще со школьной скамьи. С одной стороны, основа всего Средневековья (а мы пребываем в XIII веке) – феодализм. Значит, Людовик Святой должен быть феодальным королем. Но в XIII веке зарождалось государство Нового времени. Уже дед Людовика Филипп Август был едва ли не абсолютным монархом, а внук Филипп Красивый вскоре предстанет в этом качестве более отчетливо. Так что же, Людовик Святой – король Нового времени? Некоторые историки настаивают на первом, считая монархию XIII века наконец-то подлинно феодальной[1271]1271
  Напр., Bisson Th. The Problem of the feudal monarchy…


[Закрыть]. Другие уделяют основное внимание процессу образования государства Нового времени, и замечательные коллективные исследования, ведущиеся с некоторых пор в Европе и Северной Америке о возникновении европейского государства Нового времени[1272]1272
  Etat moderne: Genèse, bilan et perspectives / Ed. J.-Ph. Genet. P., 1990. В превосходной работе Ж. Кринена (Krynen J. L’Empire du roi…) несколько ускорено движение к королевскому абсолютизму во Франции и сведены к минимуму факторы, тормозящие это развитие.
  И то и другое уравновешено в отличной работе: Rigaudière A. Pouvoirs et institutions dans la France médiévale: Des temps féodaux aux temps de l’Etat. T. И. P., 1994.


[Закрыть], ускоряют ход истории, приближая Людовика Святого к Филиппу Красивому. Постараюсь собрать рассыпанные по этой книге ремарки и выявить политическую среду Людовика Святого. Разумеется, процесс, современником которого он был и в котором участвовал, не был линейным, не был продиктован провиденциальной или рациональной целью, что нередко одно и то же. Как говорится (но не грех и напомнить), реальность много сложнее, чем схематичный вопрос: король феодальный или Нового времени? Кстати, велика заслуга философов, социологов и политологов в том, что они обязывают историков обдумывать историю. Но они же слишком часто заставляют подменять структурную и событийную сложность истории упрощающими, если не сказать упрощенческими, схемами. Конечно, историческая наука, как и все остальные, движется по пути абстрагирования. Но исторические абстракции раздобрели и стали неповоротливыми. Таковы и те, в плену которых оказался Людовик Святой. Я скажу о том, что представляет собой самая основа такого типа королевской власти, та сакральность, к которой Людовик Святой прибавил святость, но сделаю это только в конце книги, завершая мой путь к самой сути Людовика Святого и королевской власти, воплощением которой он был.

Феодальностъ и государство Нового времени

Во Франции ХIII века, равно как и в исторических трудах, посвященных средневековой Франции, царствование Людовика Святого занимает особое место. В нем, как правило, видят апогей средневековой Франции, но редко увязывают с двумя только что упомянутыми процессами, характерными для почти всей средневековой Западной Европы: с утверждением феодальности и генезисом государства Нового времени.

Личность короля, религиозная атмосфера, в которой осуществлялось его правление, расцвет цивилизации в его время заслонили собою инфраструктуры этого полувекового периода истории Франции. Как только в последнее время эпоху процветания связали с образом святого короля, так сразу же отошли в тень те исследования, в которых, начиная с 1260 года, в социально-экономической и культурной сферах прослеживались признаки, предвещающие глубокий кризис XIV века[1273]1273
  Такова позиция Ж. Дюби в большом обобщающем труде: Duby G. Le Moyen Âge (987–1460) // Histoire de France… T. I.


[Закрыть]. Историки Нового времени, подобно французам начала XIV века, испытывали ностальгию по «добрым временам монсеньера Людовика Святого».

Поэтому, чтобы определить тип монархии, воплощенной Людовиком Святым, надо сначала скорректировать вопрос, который, с оглядкой на историографию, я вынес в заголовок этого раздела. Между феодальным королем и королем Нового времени нет четкой исторической грани. Эволюция, ведущая от феодализма к государству Нового времени, проходит в XIII веке основную фазу промежуточной «феодальной монархии», центральное место в которой принадлежит Людовику Святому.

Феодальная система и система монархическая[1274]1274
  В терминах французской исторической науки феодальная система – это такая государственная система, в которой сюзерен, в том числе и монарх, является господином только тех представителей благородного сословия, которые принесли лично ему ленную присягу, то есть связаны с ним личными отношениями. Права государя определяются в каждом конкретном случае условиями вассального договора. Монархической считается система, в которой монарх ввиду особого статуса (для Средневековья и начала Нового времени – в качестве помазанника Божьего, сакрального центра государства) является господином для всех подданных королевства, то есть он связан с ними (и они с ним) внеличностными отношениями. В этом случае права монарха определяются законами и обычаями страны.


[Закрыть], пусть даже теоретически они отвечают двум разным логикам, в исторической реальности вовсе не противополагаются, но сочетаются. Упадок серважа[1275]1275
  Серваж – система личной зависимости крестьянина от землевладельца. В ХII–XIV вв. во Франции происходит ослабление личной зависимости. Сервы начиная с королевских постепенно переходят в статус вилланов – лично свободных крестьян, зависимых от сеньора поземельно. Формально серваж был отменен во Франции лишь в 1789 г.


[Закрыть] и расцвет денежной экономики при Людовике Святом не ослабили феодализм, но укрепили его; города, превратившись в «добрые города», стали элементами этой феодальной системы – и Людовик Святой стал тем королем Франции, в котором более всего воплотилась эта самобытная интеграция[1276]1276
  Американские медиевисты с недавнего времени утверждают, что король из династии Капетингов не для того изначально опирался на феодальную систему, чтобы впоследствии над нею торжествовала система абсолютной монархии, но, напротив, начинал с установления королевской власти и в дальнейшем опирался на нее, чтобы извлечь выгоду из феодальной системы и поставить ее на службу усиления власти:
  Т. Биссон (Bisson Th. The Problem of the Feudal Monarchy…);
  Д. Болдуин (Baldwin J. Philippe Auguste…) относит этот решающий момент к правлению Филиппа Августа, в котором Т. Биссон увидел «первого феодального короля Франции».
  Ш. Пти-Дютайи (Petit-Dutaillis Ch. Monarchie féodale en France et en Angleterre…) уже голословно утверждал, что правление Людовика Святого было «апогеем феодальной монархии».
  Немецкие историки (Koller H., Topfer В. Frankreich, ein historischer Abriss. Berlin, 1985) подхватывают это утверждение, не удосужившись предварительно доказать его: «Людовик Святой в основном способствовал дальнейшему укреплению монархии».
  Ж. Ришар озаглавил один из разделов своей книги (Richard J. Saint Louis…) «Трансформация структур феодального королевства». Р. Феду написал по поводу «феодальной политики» великих Капетингов: «Один из “секретов” их успеха – основательное использование ресурсов феодального права для подготовки или узаконивания их завоеваний за счет главных вассалов» (Fédou R. L’État au Moyen Âge. P., 1971. P. 64).


[Закрыть].

При Людовике Святом началось решительное преобразование феодальной монархии в монархическое государство Нового времени[1277]1277
  Позволю себе сослаться на работу: Le Goff J. Le Moyen Âge // Histoire de la France… / Ed. J. Revel. T. II.


[Закрыть].

Королевское использование феодальной системы

Именно при Людовике Святом прерогативы сюзеренитета, предоставленные королю как главе феодальной пирамиды оммажей и фьефов, более всего приблизились к тому, что юристы, занимающиеся римским правом, и историки Нового времени называют суверенитетом. Король увеличивает число сеньоров, напрямую связанных с ним ленной зависимостью. Так, Жуанвиль, бывший арьер-вассалом[1278]1278
  Арьер-вассал – подвассал, вассал вассала, не связанный личной клятвой с сюзереном своего сеньора. Жуанвиль был вассалом графов Шампанских.


[Закрыть] короля, потеряв в крестовом походе все, чем владел, и получив постоянную субсидию от Людовика – фьеф-ренту, или денежный лен (fief-rente, fief de bourse), – превратился в его ленника. Один лишь король не мог быть ничьим вассалом. В книге «Livre de justice et de plet» (ok. 1260) в главе «О должности короля» говорится: «Король не является ничьим (de nul) ленником». Такая конвергенция понятий и реальностей сюзеренитета и суверенитета подтверждается бытовавшим в эпоху Людовика Святого выражением «суверен, владеющий фьефами» («souverain fieffeux») как синонима суверена. Двойная номенклатура свидетельствует о слиянии феодальной и монархической систем. С одной стороны, король – «сир», «мессир», «монсеньер», dominus, с другой, когда к нему обращаются по-латыни, он – Vestra Serenitas, «Ваша Светлость», «Ваше Величество» – да, уже Vestra Majestas. Majestas – понятие, полнее всего выражающее суверенитет.

В том обществе, где, вопреки частому обращению к письменности, влияние которой возросло, немаловажное значение придавалось слову и жесту, а также символике, король присвоил себе слова и обряды феодализма. Накануне выступления в крестовый поход Людовик IX созвал в Париж всех баронов и, как пишет Жуанвиль, заставил их принести клятву «верности и преданности его детям, если с ним что-либо случится во время похода». Клятва, верность, преданность – самые основы (наряду с фьефом) феодальных отношений.

Составленные в его царствование ordines, описывавшие или упорядочивавшие ритуал миропомазания короля, включали обряды посвящения (adoubement), основные для вступления в феодальные отношения, наряду с вручением регалий и коронацией, знаменовавшими собой облечение королевской властью.

Помимо доходов с домена Людовик в любое время мог прибегнуть к феодальной помощи (l’aide féodale)[1279]1279
  Augustin J.-M. L’aide féodale levée par Saint Louis et Philippe le Bel // Mémoires de la Société pour l’histoire du droit. 1980. T. 6. Nq 37. P. 59–81.


[Закрыть]. Он старался получить ее по максимуму, но наталкивался на вполне еще действующие правила и живые ментальности. В то же время Людовик довольно часто получал от своих вассалов, находившихся под его сильным давлением, право требовать повинности от их вассалов, то есть от его арьер-вассалов, от которых, в принципе, он не мог требовать ничего. Он должен был соблюдать кутюму, но, оказываясь в ситуации, предусмотренной кутюмой, он тем более жестко требовал феодальной помощи. Король, насколько это было возможно, лимитировал привилегии поборов и негодовал, что иные из этих привилегий были введены его предшественниками. Он был особенно требовательным по отношению к городам, которые по большей части находились в вассальной зависимости от него. Но если во все большем числе случаев он мог в силу своего королевского права принимать, как говорит бальи Филипп де Бомануар в «Купомах Бовези»[1280]1280
  Coutumes du Beauvaisis / Ed. A. Salmon. 1900. T. II. Nq 1499.


[Закрыть], «установления для общей выгоды», применительно к его вассалам и арьер-вассалам, чтобы получать феодальную помощь, самого главного источника его финансов, он с трудом избавлялся от феодальных пут. Наконец, он был бессилен против медлительности, с какой исполнялись повинности. В 1270 году, при восшествии на престол, его сын Филипп III должен был потребовать выплаты не только подати на свое посвящение в рыцари в 1267 году, но и подати на свадьбу своей сестры Изабеллы в 1255 году.

Зато в своей акции миротворца Людовик с большим умением пользовался орудием власти, какой была для короля вассальная зависимость владетельного сеньора или даже другого короля. Это одно из преимуществ, которого он добивался по отношению к королю Англии в Парижском договоре 1259 года, и это была концепция, вдохновлявшая его на третейский суд, Амьенскую «мизу» 1260 года между Генрихом и его баронами. Как тонко подметил Ч. Т. Вуд: «Это был прецедент, явивший всем его амбициозным преемникам, что вассалитет может дать в руки инструмент для невероятного роста королевской компетентности в деле правосудия»[1281]1281
  Wood Ch. T. The Mise of Amiens and Saint Louis’ Theory of Kingship…


[Закрыть]. Мы видели, что именно в данной сфере королевская юстиция совершила при Людовике Святом решительный скачок, так как с процедурой апелляции участилось прямое обращение к помощи короля.

С 1250-х годов собрания королевских советников, необходимость в которых была вызвана возрастанием «случаев и дел», которыми занимался король, становились все более обычным явлением[1282]1282
  Bisson Th. N. Consultative Functions in the King’s Parlements (1250–1314) // Spéculum. 1969. Vol. XLIV. P. 353–373.


[Закрыть]. Такие «парламенты» («parlements»)[1283]1283
  Слово «parlament» происходит от французского «parler» – «говорить» и означает буквально «совещание», «обсуждение». Именно во времена Людовика Святого такие нерегулярные «парламенты», то есть заседания Королевского совета для решения судебных дел, становятся органом королевского правосудия, стоящим над феодальной судебной системой.


[Закрыть] не могли проходить без короля и его советников.

Заседания становились все длиннее, все больше проступал бюрократический характер их организации, и вскоре их члены разбились по секциям. В конце правления Людовика Святого эти «парламенты» более всего занимались делами городов и монетарными проблемами. В 1262 году Людовик реорганизовал функционирование «добрых городов». Ежегодные выборы новых мэров должны были проходить 29 октября, а 18 ноября трое избранных, из которых король выбирал нового мэра и казначеев городов, должны были явиться в «парламент» в Париж вместе с выбывающими мэрами (в королевстве набирала силу централизация).

Важные решения всегда принимались или, во всяком случае, объявлялись в больших собраниях Королевского совета (cour), в который входили почти все прелаты и высокопоставленные миряне; некоторым из них Людовик доверял больше, и они были его постоянными советниками – собрания, которые вполне можно было бы назвать «парламентами». Решения, требующие специального обсуждения, принимались в этих «парламентах» более или менее нового типа.

Как мы видели, дело Ангеррана де Куси было вынесено на рассмотрение парламента: «В таких случаях роль личности Людовика Святого трудно переоценить».

В этот переходный период Людовик снова сочетает развитие правящих органов, во многом ему не подвластное, с собственными идеями.

Наконец, Людовику нравилось находиться в узком кругу приближенных, принадлежащих к разным общественным слоям, в который наряду с таким правителем, как его зять Тибо, граф Шампанский и король Наваррский, входил и монах Робер де Сорбон, – все те, кого Жуанвиль называет «мы, окружавшие его». Это «окружение» («l’entourage») в прямом смысле этого слова, с которым Людовик любил поспорить, пошутить, перед которым ему нравилось порассуждать о религии и морали; в этом же кругу он обсуждал решения, которые ему предстояло принять. Это личный вариант челяди (familia), феодального окружения (mesnie)[1284]1284
  Guillaume de Saint-Pathus. Vie de Saint Louis… P. 71: «Et ainsi le saint roi formait sa mesnie a bien faire» («И так святой король во благо создал свое окружение»).


[Закрыть].

Но такое овладение феодальной системой Людовиком Святым возможно единственно потому, что он в еще большей мере, чем его дед Филипп Август, – всемогущий король, благодаря особенностям и прерогативам монархии, богатствам и военной силе. А также благодаря тесному альянсу с Церковью.

Великий альянс трона и алтаря

Своим благочестием, своим поведением, порой осуждая отдельные злоупотребления Церкви и Папства, – особенно в делах отлучения и фиска – Людовик Святой в довершение всего установил альянс монархии с Церковью, и он с самого начала и в большой длительности (la longue durée) придавал мощь монархии Капетингов. Основой этого альянса были убежденность и политический план.

Людовику Святому рассказывали, что на смертном одре его дед Филипп Август сказал своему сыну, будущему Людовику VIII: «Прошу тебя почитать Бога и Святую Церковь, как и я это делал. Из этого я извлек большую пользу, и ты тоже возымеешь значительную выгоду». И в «Поучениях» сыну Людовик Святой напоминает, что Филипп Август, как ему поведал один из членов его совета, как-то раз сказал: «Я скорее предпочту терпеть урон, чем затевать скандал со Святой Церковью». А от себя добавил: «Напоминаю тебе об этом, чтобы ты не помышлял перечить людям Святой Церкви. Ибо ты должен почитать и защищать их, чтобы они могли служить Господу нашему в мире».

Ведь Церковь является главным компонентом феодальной системы не только потому, что уже после григорианской реформы[1285]1285
  Григорианская реформа – совокупность реформ, проводимых Папой Григорием VII с 1058–1059 гг. (он еще в качестве кардинала фактически руководил Римской курией). Реформы были нацелены на усиление дисциплины внутри Церкви, подчинение всей Церкви Папам, утверждение папского авторитета во всем христианском мире, верховенства Пап над светскими государями, в первую очередь императорами, на полную независимость Церкви от светских властей, на отказ от принесения вассальной присяги феодальным владетелям за церковные земли (последнее реализовать в полной мере не удалось).


[Закрыть], отделенная отныне от влияния светской аристократии, она благодаря своему социальному статусу и богатствам стала тоже извлекать выгоды из феодального порядка, но особенно потому, что служила его идеологическим оправданием.

Пусть даже двенадцатилетнему Людовику не были до конца ясны слова клятв, произносимых им во время церемонии освящения, взрослый Людовик IX, хотя и не любил клятв, считал себя связанным этими обязательствами, – монархия и Церковь поддерживали друг друга. Каждая по-своему действовала от лица Бога. Король обрел свою функцию с самого рождения непосредственно от Бога, наместником и «образом» которого он был в своем королевстве, но обладать этой благодатью он стал при посредничестве Церкви, представленной прелатом, который его помазал и короновал. В конце концов, Церковь сделала его королем, и он был обязан ее защищать. Ему предстояло пользоваться ее сакрализующей властью, а сам он становился ее светской дланью. Альянс трона и алтаря (который особенно остро ощущал Людовик Святой) есть краеугольный камень французской монархии в большой длительности (dans la longue durée), начиная с крещения Хлодвига.

Альянс и почитание Церкви не мешали королю выступать против притязаний епископов участвовать в светских и судебных делах (как известно, смолоду) и давать решительный отпор посягательствам Папства на французскую Церковь[1286]1286
  Campbell G. The Protest of St. Louis…


[Закрыть]. Он не становился дланью Церкви в делах, которые не считал справедливыми. Он строго выполнял королевские прерогативы в церковных делах, и ему нравилось руководствоваться при раздаче церковных бенефициев нравственными принципами – в укор далеко не всегда соблюдавшим их Папам.

К этим прерогативам Людовик очень чуток. В своих «Поучениях» он советует сыну:

Любезный сын, заповедую тебе, чтобы бенефиции Святой Церкви, которые тебе предстоит раздавать, ты давал бы добрым людям, на которых укажет тебе большой совет безупречных людей; и, думается, было бы лучше давать их тем, у кого еще нет пребенд, чем тем, у кого они уже имеются; ибо, хорошенько поискав, ты найдешь достаточно таких, у кого ничего нет и кому этот дар пойдет на пользу[1287]1287
  Enseignements / Ed. D. O’Connell… P. 189.


[Закрыть].

Жоффруа де Болье тоже высказывает одобрение по поводу раздачи Людовиком Святым церковных бенефициев: он выбирал людей с отличной репутацией, обращался за советом к таким безупречным людям, как канцлер парижской Церкви и особенно братья нищенствующих орденов, следил, чтобы бенефиции не шли в одни и те же руки, раздавал их, только если был уверен, что кандидат свободен от бенефициев[1288]1288
  Geoffroy de Beaulieu. Vita… P. 12.


[Закрыть].

Местное управление и законодательная власть

Филипп Август способствовал разрастанию[1289]1289
  Это основное значение слова «август» – «приумножающий».


[Закрыть] королевского домена, который при нем стал вчетверо больше. Он также усовершенствовал управление (особенно финансовое) доменом. В ХIII веке, подражая королю, почти все его вассалы стремились улучшить деятельность феодальной или, вернее, сеньориальной администрации путем совершенствования финансовых методов и функционирования общинной сеньории (seigneurie banale)[1290]1290
  Duby G. La Société aux XIe et XIIe siècles dans la région mâconnaise. P., 1953; L’Economie rurale et la vie des campagnes dans l’Occident médiéval: 2 vol. P., 1962.


[Закрыть], типичной для того времени, которое М. Блок назвал вторым феодальным веком[1291]1291
  Bloch M. La Société féodale…


[Закрыть][1292]1292
  Для М. Блока и солидарных с ним историков феодальное общество возникает на Западе не с крушения Западной Римской империи в V в., а с начала арабских завоеваний в VII–VIII вв. (становлению феодализма способствовали также набеги викингов в VIII–X вв. и венгров в IX–X вв.), когда прервались связи Запада с Восточным Средиземноморьем, снизился приток товаров, разрушилось денежное обращение, Европа замкнулась на себя и перешла к натуральному (или близкому к натуральному) хозяйству. Это первый феодальный период – начало VIII – середина XI в. Во второй феодальный период – приблизительно 1050–1250 гг. – происходит экономическая революция, внутренняя колонизация Европы, распашка нови в лесах, развитие системы коммуникаций, рост городов, развитие рыночных отношений и денежного хозяйства.


[Закрыть]. Административно-хозяйственная система королевства работала в первую очередь на Людовика Святого. Назначение ревизоров (enquêteurs), обязанных информировать короля о действиях его представителей, бальи и сенешалов, и возмещать нанесенный ими ущерб, имело целью и следствием укрепление королевской администрации; она стала более действенной и не вызывала нареканий. Как справедливо отмечалось, «сноровка, с какой суверены» (и это особенно верно относительно Людовика IX) «обеспечивали соблюдение местных обычаев и придавали им значимость, объясняет преуспеяние королевских агентов»[1293]1293
  Schneider J. Les villes du royaume de France…


[Закрыть].

Но меры, которые может предпринять только король, сохранились в форме специальных документов.

Королевские решения, принятые в силу суверенитета (souveraineté) короля, получили название ордонансов (ordonnances) у но известны и под другими названиями, в частности, как установления (établissements) или иногда совсем просто – грамоты (lettres). Они выражают то, что молено было бы назвать «законодательной властью» короля. Ордонансы, еще редкие у предшественников Людовика IX, законодательная власть которых никогда не выходила за границы королевского домена, впервые стали множиться при Людовике IX. При Людовике Святом их насчитывается 25, против б при Филиппе Августе, да еще следует добавить 8 постановлений, «которые трудно причислить к ордонансам», как считал их издатель XVIII века Э. де Лорьер.

Впрочем, порой они ограничены или сферой их применения, или означенными в них лицами. Ограничение узкими сферами объясняется привилегиями некоторых районов, только что подпавших под королевский суверенитет. Это особенно касается Нормандии, отвоеванной Филиппом Августом у англичан. Один ордонанс, датированный маем 1246 года в Орлеане, затрагивает проблемы аренды и выкупа в кутюмах Анжу и Мена, когда Карл Анжуйский собирался вступить во владение своим апанажем. Видно, что определенное количество таких текстов образует законы в сфере сугубо «феодальных» кутюм, но король, вторгаясь в эту сферу, соблюдает ее границы: так, один ордонанс от мая 1235 года регламентирует «рельеф и выкуп фьефов» («relief et rachat des fiefs») и фиксирует долю «плодов» («fruits»), получаемых сеньором (ежегодно с возделываемых земель и виноградников, каждые пять лет с рыбных садков и заповедников, каждые семь лет с лесов). Некоторые постановления отменяют «плохие кутюмы» – основное требование населения, подвластного «феодальному» режиму. Людовик Святой продолжал соблюдать права знатных сеньоров в своих фьефах: как говорится в сборнике купом Турени – Анжу, «барон[1294]1294
  В юридической терминологии Средневековья бароны – не только лица, имеющие соответствующий титул, но вообще высшая знать, как правило, но необязательно, титулованная и противопоставляемая рядовым рыцарям.


[Закрыть] имеет все юстиции», то есть публичную власть, «на свою землю, король не может разместить войско на земле барона без его на то согласия».

Ордонансы, прилагаемые к конкретной категории лиц, касаются главным образом евреев.

Ордонанс Мелена от декабря 1230 года, возобновляющий меры, введенные Филиппом Августом против евреев и их ростовщичества, – первый ордонанс, имеющий силу для всего королевства (in toto regno nostro). Это поистине событие в истории королевской власти. Ордонансы, не считая направленных против евреев, затрагивают все то, что входило в сферу интересов Людовика, все то, что, как ему казалось, требовало особого вмешательства королевской власти и зависело только от него.

Во-первых, ордонансы, касающиеся вопросов войны и мира: король должен быть единственным, кто волен объявить или прекратить войну и позволить ей начаться лишь после того, как были исчерпаны все средства для сохранения мира. Такова цель ордонансов 1245, 1257 и 1260 годов, устанавливающих «40 дней короля» («quarantaine le roi»), сорокадневное перемирие, обязательное для «близких друзей» («amis charnels») противников с начала вооруженного конфликта, запрещающих военные распри и «Божии суды», вызовы или «поединки» («gages de batailles») и заменяющих «судебные поединки» («duels judiciaires») «доказательствами свидетелей» («preuves par témoins»).

Во-вторых, ордонанс о деньгах (ордонансы 1262 года и 1265 года), которые, из соображений справедливости, должны быть «хорошими», «твердыми»; при этом королю принадлежит монополия на обращение только королевских денег во всем королевстве.

Ордонансы, имеющие на взгляд Людовика Святого особую важность, касаются вопросов нравственности (против проституции, богохульства, злого умысла, злодеяний) или правосудия (против вымогательства, несправедливости и злоупотребления властью королевских агентов и правителей «добрых городов»). Таковы «великий ордонанс» 1254 года, ордонанс «для пользы королевства» 1256 года и послание, отправленное из Эг-Морта 25 июня 1270 года аббату Сен-Дени Матье Ванд омскому и Симону де Нелю – регентам королевства в отсутствие короля, выступавшего в Тунисский крестовый поход.

Один из этих документов, который считали ордонансом, представляет совершенно особый интерес – это грамоты, датированные июнем 1248 года в Корбее, которыми Людовик Святой вверял правление королевством (мы сказали бы, регентство) своей матери. В них оговорены характер и содержание вверяемой ей королевской власти.

Прежде всего, полнота власти в делах королевства, независимо от того, входят ли они в ее компетенцию или она решит заняться ими по своей воле:

Нашей дражайшей Госпоже королеве-матери мы вверяем всю полноту власти и желаем, чтобы во время нашего пребывания в крестовом походе вся власть и ведение дел нашего королевства принадлежали ей, если на то будет ее желание или если это покажется во благо[1295]1295
  «Carissimae Dominae et matri reginae concessimus et voluimus quod ipsa in hac nostrae peregrinationis absentia plenariam habeat potestatem recipiendi et attrahendi ad regni nostri negotia, quod sibi placuerit et visum fuerit attrahere…» (Olivier-Martin Fr. Etudes sur les régences. T. I.


[Закрыть].

Он также передает ей полноту власти «отменять то, что представляется ей достойным отмены, если это покажется ей во благо». Итак, Бланка Кастильская обретала полноту власти на все дела королевства, включая и те, которые, выражаясь юридическим языком, она присвоит (la saisine), и полноту власти на отмену. Именно в этом особенно важный аспект власти, не только потому, что по праву эта власть должна быть специально оговорена, но и потому, что для средневековой ментальности особенно тяжела любая отмена, ибо существующее несло в себе тенденцию к продлению. Полнота королевской власти граничила с собственным усмотрением, и тем не менее должна была подчиняться благу, благу, вне всякого сомнения, на вкус короля, но которое должно было соответствовать и объективным критериям: критериям «общего блага», каким оно виделось древнегреческим мыслителям и каким его мыслила христианская доктрина.

Если, как верно замечают, Людовик IX передавал, вероятно, верховную власть (plena potestas) регентше, своей матери, позволяя ей вмешиваться во все дела, которыми ей покажется полезным заняться (он использует формулу quos sibi placuerit «как ей будет угодно», характеризующей полноту власти), то он подправлял эту передачу власти, прибавляя: «если это покажется во благо» (secundum quod ipsi videbitur bonum esse). Речь идет не столько об осуществлении личной власти, сколько о признании системы управления, при котором господствующим было понятие общего блага и общей пользы, понятия, зародившегося при слиянии переосмысленного обычного права с адаптированным римским правом и античным этико-политическим понятием, переработанным богословами-схоластами того времени, понятием, которое было по душе Людовику за его нравственно-религиозную коннотацию[1296]1296
  Rigaudière A. ‘Princeps legibus solutus est' (Dig., I, 3, 31) et ‘Quodprincipiplacuit legis habet vigorem’ (Dig. I, 4,1) à travers trois coutumiers du ХIIIе siècle // Hommages à Gérard Boulvert Nice, 1987. P. 438–439.
  У обычного права этот текст заимствует идею коллективного пользования благом той или иной общностью согласно ее кутюме, но эта идея приобретает абстрактное и обобщающее значение на уровне совокупности подданных королевства. От римского права сохраняется идея общественной пользы, но она адаптируется к обществу христианской монархии. Наконец, он ссылается на аристотелевское понятие общего блага, но в форме, приданной ему богословами-схоластами ХIII века (особенно Фомой Аквинским, но после 1248 года), которые переработали ее с учетом «Града Божьего» святого Августина.


[Закрыть].

Далее власть, вверяемая регентше, включает в себя и руководство всеми, кто управляет королевством на службе короля, а также королевства – мы бы сказали государства, и коль скоро здесь идет речь о номинациях, – о назначениях или увольнениях:

Чтобы она обладала властью назначать бальи, назначать и увольнять шателенов, лесничих и прочих, состоящих на службе у нас и нашего королевства, если ей покажется это полезным[1297]1297
  «Baillivos etiam instituere valeat, castellanos, forestarios et alios in senitium nostrum vel regni nostri ponere et amovere, prout vident expedire» (Olivier-Martin Fr. Etudes sur les régences…).


[Закрыть].

Наконец, он вверяет ей полномочия вмешиваться в церковные дела, находившиеся в ведении французского короля:

Чтобы она обладала также властью заполнять вакантные церковные должности и назначать бенефиции, получать верность епископов и аббатов и возвращать им королевское право на получение доходов (король пользовался церковными доходами, пока существовали вакансии епископов и аббатов), предоставлять капитулам и монастырям вместо нас полномочия избирать (епископов и аббатов)[1298]1298
  «Dignitates etiam et bénéficia ecclesiastica vacantia conferre, fidelitates episcoparum et abbatum redpere et eis regalia restituere, et eligendi licentiam dare capitulis et conventibus vice nostra».


[Закрыть].

Отсюда явствует, как Людовик Святой определял и отправлял королевскую власть – власть абсолютно корректную, но остающуюся подчиненной благу, уделяя особое внимание качествам людей, принадлежащих к двум кругам, находящимся в зависимости от короля, – новому кругу чиновников, которые распространяли королевскую власть на все королевство и являлись его прямыми представителями, и традиционному кругу обладателей церковного сана, по отношению к которым он педантично осуществлял королевские права, но исходя из строгих нравственных критериев.

Меры, предпринятые многими крупными феодалами в их владениях, в частности братьями короля (и особенно Альфонсом де Пуатье) в их апанажах, имитировали меры, предпринятые королем в домене, и, возможно, порой их опережали. Это привело к единообразию феодальных структур власти и администрации в королевстве. Фактически, при Людовике Святом королевский домен окончательно стал формой, в которой выплавлялось королевство.

Людовик Святой и право

Значительным юридическим событием во время правления Людовика Святого было отнюдь не распространение римского права. Оно все еще было лимитированным и господствовало в основном в Южной Франции, в Лангедоке (la France d’oc), впрочем, способствуя проникновению туда королевской власти. Именно на Юге и особенно в новом Тулузском университете, потерпевшем неудачу в борьбе с еретиками, но преуспевшем в юридическом образовании, появились первые легисты, которым предстояло сыграть выдающуюся роль в королевском правительстве при Филиппе Красивом. В Северной Франции Орлеанский университет еще только набирал силу, а в Парижском университете право не преподавалось: одни считают, что причиной тому было обращение Филиппа Августа к Гонорию III с просьбой не давать позволения на преподавание в столице права, которое в XIII веке все еще повсеместно считалось имперским, тогда как король Франции стремился стать не подвластным императору. Другие полагают, что само Папство хотело утвердить в Париже приоритет теологии и устранить право как ее конкурента[1299]1299
  Это гипотеза Ж. Кринена. Ж. Верже уже не думает, что в данном случае имело место вмешательство со стороны Филиппа Августа: Verger J. Des écoles à Г université: La mutation institutionnelle… P. 844.


[Закрыть].

Выдающимся событием в юриспруденции стала, как известно, запись почти всех региональных кутюм: «Великий свод кутюм» Нормандии, «Совет одному другу» бальи Вермандуа Пьера де Фонтена, «Книга юстиции и милости» для орлеанцев, «Установления Людовика Святого» в Турени и Анжу и знаменитые «Кутюмы Бовези» Филиппа де Бомануара, появившиеся вскоре после смерти Людовика Святого. Обычное право, право типично феодальное, перестало быть устным, но, закрепившись в письменной редакции, не утратило свой феодальный характер.

Что касается ревизоров Людовика Святого, то одной из главных их задач было, в лучших феодальных традициях, реформировать или упразднить «плохие кутюмы».

Безусловно, участившиеся апелляции к королю, который иногда символически эффектно сам вершит суд под знаменитым венсеннским дубом, а чаще всего это делают от его лица советники, способствовали упрочению королевской власти и унификации судебной процедуры в королевстве. Впрочем, речь не о замене сеньориальной юстиции юстицией иного порядка, но о признании превосходства юстиции сюзерена-суверена над юстицией его вассалов. Как заявят тотчас после смерти Людовика Святого сторонники его сына Филиппа III в ответ на требования сторонников его брата Карла Анжуйского, дяди нового короля, соблюдать кутюмы, речь шла о том, чтобы заставить признать превосходство «кутюмы королевства» над кутюмой фьефов, феодальных владений. Эта эволюция изучена не до конца.

Юрист Жак де Ревиньи, знаменитый магистр Орлеанского университета и верный сторонник королевской власти, испытывавший на себе сильное влияние римского права[1300]1300
  Boulet-Sautel М. Le concept de souveraineté chez Jacques de Révigny…


[Закрыть], все еще утверждает, что следует отдавать предпочтение «собственной родине», то есть сеньории, где ты живешь, а не «общей родине», то есть королевству.

Феодально-буржуазное общество

Основой Французского королевства времени Людовика Святого все еще является земля и сельское хозяйство. Крестьяне по-прежнему составляют не менее 90% населения. Разумеется, при Людовике возросло число получивших свободу; король советовал своим чиновникам действовать в интересах беззащитных людей, а не владетельных сеньоров, и защищать крестьян, но ничего не изменил в способе производства, основанном на эксплуатации вилланов, место которых в социальной иерархии осталось прежним. Экономическое развитие и распространение денежного типа хозяйства и методов эксплуатации сеньории изменило характер крестьянских повинностей; денежные подати, чинш отныне возобладали над барщиной и натуральным оброком, феодальная рента стала иной, однако та ее часть, которая взималась в деньгах, способствуя в некоторой степени социальному расслоению среди крестьян, в целом все же укрепляла сеньориальную систему, достигшую своего апогея.