Текст книги "Людовик IX Святой"

Автор книги: Жак ле Гофф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 60 страниц)

Так Людовик Святой мысленно расширяет и населяет пространство, приходя то в ужас, то в изумление. Вознося благодарение Богу за столь великое разнообразие, которое по воле Божией или, по крайней мере, с его согласия существовало на земле, король смог уяснить для себя, что ему предстояло сделать: обратить эти народы в христианство. Его пространство было миром обращения.

В конце жизни ему захотелось присоединить к этому миру целый континент, который был ему совсем неведом, – Африку, то есть Северную Африку.

Хорошо выразил это стремление Гийом Шартрский: «Он заставлял своих людей помышлять о расширении и умножении веры в этих африканских областях»[993]993
  Guillaume de Chartres. De Vita et de Miraculis… P. 36.


[Закрыть]. Расширить пространство христианской веры до Африки и ошибиться в расстоянии между Тунисом и Египтом – это Тунисский крестовый поход.

Таково было пространство Людовика Святого, неполное, фрагментарное, но объединенное чувством универсальности христианского вероучения и всемогущества Бога, которому надлежало осуществляться повсюду. Эта одержимость верой еще более сильна в его постижении времени.

Время Людовика Святого

Распорядок времени. – Цикличное и литургическое время. – Людовик Святой и время истории.

В эпоху Людовика измерение времени было эфемерным, ибо длительность происходящего была множественной, фрагментарной. Только к концу ХIII века появились первые механические часы[994]994
  В середине – второй половине ХIII в. известны описания механизмов, напоминающих часовые, но, во-первых, мы не знаем, были ли они построены, а во-вторых, они предназначались для кунштюков или демонстрационных приборов, а не для измерения времени. Насколько известно, первые башенные часы были построены в Англии, в Вестминстере, в 1288 г. В 1306 г. впервые упоминаются часы в Милане; они имели лишь часовую стрелку. Около 1326 г. знаменитый английский механик, сын кузнеца, аббат Сент-Олбанского монастыря, Ричард Уоллингфорд, создал часы, названные им «Альбион», то есть «Англия». Они показывали фазы Луны, положение Солнца среди созвездий Зодиака и, главное, имели минутную стрелку, которая, впрочем, не вошла в обиход до конца XV в.: течение времени воспринималось неспешным. В 1344 г. в Падуе строит башенные часы Джованни (или Джан-джакомо) де Донди, прозванный Орологиус, то есть Часовщик. Ему же принадлежат созданные после 1348 г. часы-календарь, показывавшие день, фазы Луны, расположение созвездий (но опять же без минутной стрелки), а также первое дошедшее до нас описание собственно часового механизма. Не слишком надежные источники указывают на то, что первые механические часы с боем (существовали водяные часы, в которых бронзовый шарик каждый час со звоном падал в чашу – такие часы Фридрих II Штауфен получил в дар от египетского султана в 1232 г.) появились в Милане в 1335 г. Достоверно известно, что подобные часы построил в Париже часовщик Анри Вик. Они били дважды в сутки – 24 раза в час заката и один раз час спустя. Часы, отбивающие каждый час, появились после 1380 г. в Нюрнберге (Германия) и около 1396 г. в Солсбери (Англия).


[Закрыть]. Нередко неизвестны даты рождения даже самых великих людей, а значит, и их точный возраст. Нумерация королей, князей, представителей больших династий еще малоупотребительна и грешит множеством неточностей. Людовик Святой при жизни вовсе не был Людовиком IX. Впервые систематическая нумерация французских королей появилась в хронике Примата, работа над которой началась по повелению Людовика, а завершилась в 1275 году, вскоре после смерти короля. Дни гораздо чаще связывались с именем того или иного святого, чем с числами месяца. Людовик Святой жил в многообразии неуловимого времени.

Распорядок времени

Король Людовик IX умело использовал пространство своей земли, своего королевства. А умел ли он, христианин и король, извлекать наибольшую пользу из времени, хитросплетения которого образовывали в XIII веке длительность жизни или правления: времени суток, с их неточным чередованием дней и ночей, сообразующимся с ритмом колоколов, насаждавших христианский порядок до глубокой ночи; цикличного времени литургического года, диктуемого календарем, который вновь воскрешал для христиан эпизоды жизни Спасителя, от Рождества до Пасхи, далее от Вознесения до Троицы и продолжался до ожидания адвента; линейного времени лет, складывавшихся в жизнь, краткий отрезок пути, который от Сотворения мира, а затем от его второго начала, Воплощения Иисуса, неумолимо вел к последним временам, чтобы там, пройдя через сито Страшного суда, вознестись к вечности, вечности рая или ада; эсхатологического времени ожидания и страха, надежды и ужаса, являющего собой еще большую опасность для короля, которому надлежит не только предстать лично достойным божественной благодати, но привести к вечному спасению как можно больше своих подданных; множественных времен общества и эпохи, для которых не существует ни единства времени, ни единой его меры (только при внуке Людовика Филиппе Красивом и преемниках последнего понемногу войдут в обиход механические часы, инструмент более умелого овладения временем, над которым, как и над деньгами, они постараются установить господство с помощью монархического государства, приняв время дворцовых часов за точное время, определяющее новую систему отсчета времени); естественного времени полевых работ, основного времени в крестьянском мире, городского времени, где коммуны и купцы ввели часы, отбивавшие время работы, времени военных походов в теплое время года или многолетних крестовых походов, времени отправления королем правосудия, времени молитв и обращения к Богу, времени застолий, досуга и бесед в кругу семьи и приближенных, долгого и неравномерного времени, доносившего до короля новости, – пребывая в Святой земле, Людовик Святой получил известие о смерти матери много месяцев спустя…

Свечи, равно– или разновысокие, измеряли отрезки времени, колокола отбивали христианское время. А в монастырях и замках время показывали солнечные часы. Итак, время Людовика Святого, как и его современников, непосредственно связано с природой и с повседневным постижением его длительности на опыте. Так король научился терпеливо переносить его продолжительность; долгое время конных переходов по плохим, как правило, дорогам; корабли, застывавшие в портах бесконечными зимами, когда прекращалась навигация, или замиравшие в безветрие. Утомительное ожидание вестей, поступавших с большим опозданием.

Периодом, который, несомненно, казался Людовику Святому a posteriori[995]995
  На основании опыта (лат.). – Примеч. пер.


[Закрыть] временем самой непреходящей скорби, было то время, когда он узнал о смерти матери.

Современников поражала длительность некоторых эпизодов его жизни. Прежде всего, длительность его правления: без малого 44 года. Гийом де Сен-Патю подчеркивает это в самом начале его «Жития»: «Блаженной памяти Людовик Святой долго правил Французским королевством». Чтобы жить так долго и безгрешно, надо было обладать многими достоинствами. Его святость – святость большой длительности (de longue durée). Другой продолжительный период его царствования приходится на время, проведенное на Востоке. Его протяженность была известна Жуанвилю, ибо он прожил его вместе с королем: «Те долгие шесть лет, что я пробыл в Святой земле[996]996
  Joinville. Histoire de Saint Louis… P. 65.


[Закрыть]…».

Цикличное и литургическое время

Привычное для него время – это время литургического календаря. В нем объединяется годовой цикл и цикл повседневный. Суть его изложена Гийомом де Сен-Патю в главе о «пламенном благочестии» короля.

Святой король самым благочестивым образом произносил свои канонические часы вместе с одним из своих капелланов в положенные часы или незадолго до означенного часа (монашеское соблюдение литургического времени). И тем не менее он торжественно пел все канонические часы в положенный час, не в слишком быстром темпе, в присутствии капелланов и клириков, которые весьма благочестиво внимали ему…. Обычай святого короля в служении Богу был такой: святой король вставал в полночь и созывал клириков и капелланов, и тогда они входили в часовню к королю каждую ночь: и они громко пели под аккомпанемент заутреню, а затем Богородицу, и в это время святой король тихо произносил ту и другую заутрени в той же часовне, а капелланы при желании возвращались в постель. Через некоторое время, порой столь краткое, что они еще даже не успевали снова заснуть, он опять собирал их, чтобы произнести приму, и они громко и под аккомпанемент пели приму в часовне и приму Богородицы, а святой король при этом произносил и ту и другую вместе с одним из капелланов. Но зимой прима читалась еще до света; после Пасхи были заутрени перед рассветом или едва он занимался…. И когда пелась прима, святой король каждый день слушал первую об усопших, которая читалась чаще всего без музыки, но в годовщины или если умирал кто-либо из челяди он повелевал служить мессу под аккомпанемент. По понедельникам святой король повелевал громко и под аккомпанемент служить мессу Ангелам, по вторникам – мессу Пресвятой Деве Марии, по четвергам – мессу Святому Духу, по пятницам – мессы Кресту и по субботам – снова мессы Богородице. И наряду с этими мессами он каждый день повелевал петь обедню громко и под аккомпанемент. В пост он слушал всегда три мессы в день, причем одну – в полдень или около полудня…

Когда наступал час обеда, то перед едой он шел в часовню и капелланы читали ему под музыку терцию и обедню и Богородицу, но он читал все это тихо вместе с одним из капелланов…. Каждый день он слушал вечерню под музыку и тихо произносил ее вместе с капелланом. После ужина капелланы собирались в его часовне и громко пели повечерие под музыку обедни и Богородицы. И святой король, находясь в своей молельне, весьма часто вставал на колени во время повечерия и все это время проводил в молитвах. Каждый день, когда читалось повечерие Матери Божией, капелланы пели в этом месте одну из песней о Богородице очень торжественно и под музыку, иногда «Salve regina», иногда – что-то другое. После этого святой король возвращался к себе, и тогда приходил один из его священников и приносил святую воду, которой кропил покои, произнося «Asperges mе» и молитву, которую обычно читают после этого. И когда наступало время ложиться спать, король читал оба повечерия вместе с капелланом[997]997
  Guillaume de Saint-Pathus. Vie de Saint-Louis… P. 33–35.


[Закрыть].

Это программа монашеского благочестия, в которой утверждались две особые формы почитания: усопших и Девы Марии. Такой четкий, как у монахов, распорядок времени был присущ Людовику Святому во многие, даже самые бурные, моменты жизни. И только, в четырех случаях вносились изменения, которые Людовик Святой старался по мере возможности избежать.

Во-первых (а такое случалось часто), путешествия верхом. О времени верховой езды аккуратно сообщают биографы, особенно Гийом де Сен-Патю, которого это, должно быть, поражало. Тогда король сокращал свою капеллу и количество месс, но многие из клириков капеллы сопровождали его и пели, окружив венценосного всадника, а он тихо повторял песнопения и молитвы вместе с капелланом или иным клириком[998]998
  См. ил. 10


[Закрыть].

Во-вторых, причиной изменения порядка богослужений была болезнь. Людовик Святой повторял молитвы и следил за службой, лежа в постели, и участвовал в ней по мере сил.

Еще одно затруднение возникало, когда в силу обстоятельств отсутствовала часовня. В таком случае часовней становились его покои, но такое случалось редко, ибо «часовни в королевстве были повсюду».

Наконец, месяцы, проведенные в плену у мусульман в Египте, когда при нем был только один христианин – его повар. Но и тут король прилагал все усилия, и его благочестие так поразило его стражей, что они вернули ему бревиарий, найденный на поле брани.

Король придавал огромное значение особым периодам времени, ознаменованным то печалью и ограничениями, то радостью, – времени покаяния и времени празднеств.

Таков, разумеется, Великий пост.

Весь год он постился по пятницам, не вкушал мяса и скоромного по средам. Он собирался поступать так и по понедельникам, но ему не позволили. Он постился на хлебе и воде в канун четырех великих праздников Девы Марии, равно как в Страстную пятницу, в канун дня Всех Святых и по случаю нескольких церковных праздников. В пятницу Великого поста и адвента он не вкушал рыбу и фрукты. В то же время иногда с позволения своего исповедника он съедал какую-нибудь рыбу и какой-нибудь плод[999]999
  Geoffroy de Beaulieu. Vita… P. 10–11. Людовик Святой очень любил крупную рыбу и свежие фрукты.


[Закрыть].

Точно так же Гийом де Сен-Патю знает о воздержании короля от плотских сношений с женой во время адвента и Великого поста, в определенные дни каждой недели накануне, и в дни великих праздников, и в дни или накануне причастий.

Благочестие нищенствующих орденов, испытывавшее на себе сильное влияние богословской и канонической казуистики, охотно предписывало в то время календарный порядок поведения. Так и Людовик, пытавшийся смирить врожденную жизнерадостность старым христианским табу на смех, которое смягчалось новым, более либеральным отношением[1000]1000
  Le Goff J. Rire au Moyen Âge // Cahiers du Centre de recherches historiques. 1989. Avril. № 3. P. 1—14.


[Закрыть], должно быть, получал наставления от своего исповедника не будоражить свое сознание, подавляя смех по пятницам.

Напротив, он любил, чтобы дни великих праздников были отмечены большой литургической торжественностью: украшениями, свечами, песнопениями, присутствием епископов – и все это сопровождалось особенно длительными богослужениями, что вызывало недовольство некоторых[1001]1001
  Guillaume de Saint-Pathus. Vie de Saint Louis: «Все прочие изнывали от длительных служб» (Р. 37).


[Закрыть].

Он ввел в Сент-Шапели торжественные праздники в честь святых реликвий, хранящихся в капелле, – 11 августа в честь тернового венца, а 30 сентября в честь остальных реликвий. По этому случаю драгоценные раки и ковчеги несли в торжественном шествии. Собиралось множество церковников в шелковом облачении, и они громко пели; присутствовал сам король и магнаты, стекались толпы народа. Во время религиозных торжеств на сцену выступал король. Такие же грандиозные празднества устраивались и на Пасху[1002]1002
  Guillaume de Chartres. De Vita et de Miraculis… P. 24.


[Закрыть].

Гийом де Сен-Патю повествует, с какой торжественностью отмечали 29 сентября день святого Михаила (он описывает, как однажды король отправился в этот день в Ройомон), а 19 октября – день святого Дионисия, патрона Франции. В тот день вместе со старшим сыном он оставлял на алтаре святого 4 золотых безанта, как приношение святому сеньору королевства.

Страстной четверг – день омовения ног бедным. Людовик Святой тщательно выполнял этот обряд смирения, который к тому же способствовал формированию его образа нового Христа[1003]1003
  Guillaume de Saint-Pathus. Vie de Saint Louis… P. 42–44.


[Закрыть].

Точно так же, в духе аристократической и королевской традиции (но с особенным тщанием), он справлял большие профанные праздники под сенью великих религиозных праздников. Эти празднества продолжали языческие традиции, унаследованные в христианизированной форме классом воинов и не совсем оторвавшиеся от первобытной дикости. Так, поводом для встречи с королем и королевой Англии, встречи свояков и сестер, в 1254 году послужил праздник Рождества. Посвящение в рыцари братьев Роберта и Карла, а также сына и наследника Филиппа, свадьба Филиппа и Изабеллы Арагонской состоялись на Троицу, а свадьба Альфонса – 24 июня, в Иванов день, особенно богатый народными обычаями. Людовик Святой черпал из неистощимого христианского календаря все его богатства.

Но распределение ежедневного времени, за исключением великих праздников, и изменения, вызванные путешествиями или болезнями, чаще всего подчиняются ритму, сочетающему ритмы религиозные и телесные.

Управление его землей подчинялось тому, что ежедневно он слушал часы с пением и мессу «Реквием» без пения, а затем, если придется, обедню, соответствующую данному дню. Ежедневно, отобедав, он почивал в постели; и, вставши от послеобеденного сна, он в своих покоях читал поминание вместе с одним из своих капелланов; потом слушал вечерню и, наконец, повечерие…[1004]1004
  Joinville. Histoire de Saint Louis… P. 33.


[Закрыть].

Людовик Святой, похоже, жил не по тому распорядку, которому, как правило, подчинялся день короля. Королевское ремесло устанавливало распорядок времени только в рамках обычного придворного окружения монарха и исполнения столь же обычных королевских дел, опутывавших суверена словно двойной сетью. Впервые такой королевский день опишет во второй половине XIV века Кристина Пизанская, детально расписав день Карла V. Правда, религиозные биографы Людовика Святого, вне всякого сомнения, делают упор на то, что он распределял время как монах. Мирским делам приходилось искать место в этом распорядке. Так, отправление правосудия (по правде говоря, священный долг) занимало отведенное ему место в распорядке дня короля и его окружения.

Нам известно, что Гуго де Динь укрепил Людовика Святого в его повседневном долге отправлять правосудие. Но Людовик Святой занимается и временем большой длительности в истории (dans la longue durée de l’histoire).

Людовик Святой и время истории

Людовик Святой сыграл важную роль в появлении двух главных исторических сочинений XIII века. Он заказал доминиканцу Винценту из Бове создание исторической энциклопедии «Spéculum historiale» («Историческое зерцало») и поручил монаху Сен-Дени Примату, взяв за основу исторические латинские хроники, хранившиеся или написанные в Сен-Дени, написать на французском языке историю французских королей – «Роман королей»[1005]1005
  «Роман» в смысле «сочинение, написанное на романском языке», то есть по-французски.


[Закрыть]. Он так и не увидел этого сочинения; оно было завершено после его смерти, и Примат вручил его сыну короля Филиппу III в 1275 году.

История Примата обрывается на смерти Филиппа Августа в 1223 году. Вслед за ним другие хронисты из Сен-Дени и прочих мест продолжили его «роман», и в части, посвященной Людовику Святому и добавленной после его канонизации, использованы другие источники, преимущественно сочинения Гийома из Нанжи. Но в хронике самого Примата нет ни слова о святом короле.

Однако хроника, написанная Приматом по заказу Людовика Святого, в значительной мере отражает концепцию времени истории, согласно которой король строил свою жизнь и осуществлял правление[1006]1006
  Guenée В. Histoire et culture historique dans l’Occident médiévale…; Idenu Les Grandes Chroniques de France: Le Roman aux roys (1274–1518) // Les Lieux de mémoire / Éd. P. Nora. P., 1986. T. II. Vol. 1. P. 189–214;
  Spiegel G. M. The Chronical Tradition of Saint Denis…


[Закрыть].

Главная особенность этой хроники в том, что она исторична едва ли не в современном значении этого слова. Во-первых, она основана на изучении источников. Примат пишет:

Эта история будет описана согласно букве и порядку хроник аббатства Сен-Дени во Франции, где были записаны истории и деяния всех королей, ибо там надлежит брать и заимствовать оригинал истории, и если можно найти в хрониках других церквей то, что нужно для работы, то вполне можно добавить по причине достоверности написанного.

В этом более «научном» исследовании истории Примат, как считает Б. Гене, не взывает прямо к Провидению и к сверхъестественному. Разумеется, он, как и его предшественники, полагает, что «короли Франции всегда были под защитой Бога». Но «его стесняло то упорство, с каким Сугерий или Ригор неустанно говорили о вмешательстве Бога и дьявола». И, перелагая их, он убирал такие выражения, как «десница Божия была с ним», «дьявол ему помог», «по наущению дьявола» и т. д. Но Примат считал, что история – это прежде всего «развернутое нравоучение» (Б. Гене), и он подчеркивает при случае, что «все государи должны брать пример» с такого-то исторического лица. Итак, время истории, если история документированная и подлинная, – поучительное, назидательное время. Именно то, что подходило Людовику Святому. Как проповедь или «Зерцало государей», так и историописание – это жанр, полезный для государя, оно заставляет прошлое служить воспитанию и действиям короля.

С другой стороны, «История» Примата – история королевская, а точнее – династическая. Именно Примат ввел периодизацию истории французских королей, разбив ее на три династии, или «рода», или, по его выражению, «поколения», ибо его история, заявляет он, – это и «генеалогия» королей Франции. Французская монархия – то древо Иессея, которое впервые повелел изобразить Сугерий на знаменитом витраже королевского аббатства Сен-Дени. Это трехярусное древо Иессея: Меровинги, Каролинги, Капетинги. Но при его росте случилось неожиданное. Гуго Капет стал «узурпатором». Он ненароком привил новое дерево к старому. Ибо на этом королевском древе очутился один главный преобразователь: Карл Великий. Филипп Август взял жену из рода Карла Великого и завершил этим «возвращение к роду Карла», благодаря чему Капетинги окончательно вписались в континуитет французской монархии. Людовик Святой, столь внимательный к своему месту в королевском и династическом времени, жил в этом особом и основном историческом времени, конструкцию которого прекрасно показал Примат.

Наконец, «Роман королей» Примата, ритм которому задали хроники Сен-Дени и изобретение королевского и династического времени, знаменовал начало времени, которое в тесном единстве осуществили аббатство и монархия: время Франции. Людовик Святой – первый король, который, явившись сразу после времени «Истории» Примата, погружен в национальное время. И, по его повелению, Примат, получив королевский заказ, запечатлел это национальное время на французском языке.

«Spéculum historiale» Винцента из Бове – всеобщая хроника, которая открывается сотворением мира, то есть библейской историей, затем следует череда империй и императоров. Он начинает по-настоящему интересоваться историей Франции только с Людовика VII и особенно с Филиппа Августа, упоминая о восхождении династии Капетингов к Карлу Великому (réditas regni ad stirpem Karoli), но после 1244 года он становится не слишком точным в описании событий. Винцент, который видел в Людовике Святом прежде всего миропомазанного и мудрого короля, реплику Давида, короля помазанного, и Соломона, мудрого короля, превратил его в кульминацию той трансляции ведения (translatio studii), которая привела науки и «искусства» из Афин в Рим, а затем в Париж. Он делает его воплощением «рыцарства», которое благоволит «духовенству», – то, что уже за полвека до этого Кретьен де Труа вывел как этический и социальный идеал.

С. Люзиньян[1007]1007
  Lusignan S. Le temps de l’homme au temps de monseigneur Saint Louis: Le Spéculum historiale et les Grandes Chroniques de France? // Vincent de Beauvais: Intentions et réceptions d’une œuvre enciclopédique au Moyen Âge / Ed. S. Lusignan, M. Paulmier-Foucart, A. Nadeau. Saint-Laurent; P., 1990. P. 495–505.


[Закрыть] справедливо замечает, что агиографы Людовика Святого объединили в нем два разных времени истории, два времени двух разных родов: «рода человеческого», от Адама и Евы, к каковому он принадлежит, и рода Франков (Franci), к которому относятся его предшественники, он сам и его преемники, то есть династии, ведущей свое начало от троянцев[1008]1008
  В сознании варваров, завоевавших Западную Римскую империю, и даже народов, непосредственно в контакт с римлянами не входивших (например, скандинавов; впрочем, у последних нижеописанные мнения могли появляться уже после христианизации и вхождения в средневековую латинскую цивилизацию), Римская империя есть единственное государство в прямом смысле, все остальные – лишь ее провинции, пусть и совершенно независимые. Формирование собственной государственной (или протогосударственной) власти приводит образованных людей, в той или иной мере близких к этой новой власти, к мысли обосновать свою независимость общей с римлянами генеалогией, то есть происхождением от Энея и троянцев. В начале VIII в. некий анонимный хронист делает соответствующую вставку в «Историю франков» Григория Турского, написанную в VI в.; английский монах Ненний в конце того же века пишет «Историю бриттов», где родоначальником бриттов оказывается Брут, внук Энея, и такая генеалогия становится традицией во многих регионах Европы.


[Закрыть]. И если рождением Людовика было его крещение в Пуасси, то подлинным рождением этой династии было крещение Хлодвига. Можно пойти и дальше, ибо Людовик Святой думал, что на христианнейшего, christianissimus, короля Франции возлагалась особая ответственность не только, что вполне очевидно, перед родом французов, но и перед родом человеческим, который уподобится в конце времен роду христианскому, в котором объединятся все мужчины и женщины со времен Адама и Евы.

Но с другой точки зрения, король Франции должен неукоснительно вписаться как в земное время, так и во время эсхатологическое.

Человек распоряжается земным временем, разделяя его на прошлое, настоящее и будущее, как того требуют память, внимание и предвидение. Именно так написал педагог Винцент из Бове в «Зерцале государей» для его сына Филиппа: «De eruditione filiorum nobilium»[1009]1009
  Глава XL: «Quod vir praeterita debet recolere et presentia attendere»; глава XLI: «Quodliter eciam futura debet providere» (De eruditione… / Ed. A.Steiner. P. 159–166, 166–172).


[Закрыть]. Королю как никому иному надлежит хранить память о прошлом, писать историю, ему надлежит действовать в настоящем, предвидеть и готовить будущее – вот программа, изложенная Людовиком Святым в «Поучениях» сыну.

Но само земное время вписано в историю, которая начинается и заканчивается Богом. Расставшись с раем, человек должен использовать свое настоящее время, чтобы заслужить возвращение в рай. Земное время, время покаяния, испытания, терпения, должно стать временем вечного спасения. Король Франции должен по-особому распорядиться этим временем. Вознесенный на вершину власти по своему историческому троянскому происхождению, он по своему спиритуальному рождению благодаря помазанию на царство обрел способность спасти остальных, и прежде всего своих подданных («чтобы ты стал достоин принять помазание, благодаря которому короли Франции становятся помазанниками Божьими»). Его эсхатологическая миссия – привести свой народ к вечному спасению, отсюда его долг – очистить народ от всякой скверны («старайся всеми силами устранить земные грехи: бранные слова, плотские грехи, азартные игры, таверны и прочие грехи»). Эта эсхатологическая политика читается на всем протяжении его правления, коренной перелом наметился после возвращения с Востока, когда он окончательно связал настоящее, которым он владел, с будущим, ориентированным на время счастливой вечности, вечного спасения, вновь обретенного рая («чтобы после этой смертной жизни мы смогли предстать Богу для жизни вечной, там, где сможем его бесконечно созерцать, любить и восхвалять») – таков горизонт «великого ордонанса» декабря 1254 года.

К. Капплер выдвинул гипотезу, что Винцент из Бове, следуя традиции, восходящей к Меровингам, которые наделили королей Франции эсхатологической миссией, выраженной в ее более глубоком значении эпитетом christianissimus, возможно, видел в Людовике Святом такого короля последних времен: сможет ли Людовик DC создать синтез времени и пространства (Восток и Запад) и тем самым начать последнюю фазу Истории, ведущую к ее завершению? Не смею заходить так далеко. Во всяком случае, что касается самого Людовика Святого, то, думается, он хотел, проживая личное земное время, упрочить время земной истории, истории, память о которой надлежало сохранять и развивать исторической науке, науке Сен-Дени и монастырских библиотек, в божественном времени, от сотворения мира до Страшного суда и вечности, и не расплескать ее, пока не пробил час[1010]1010
  Kappler Cl. // Vincent de Beauvais…P. 238.


[Закрыть].