Текст книги "Людовик IX Святой"

Автор книги: Жак ле Гофф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 60 страниц)

Итак, я задумал эту книгу, затаив в глубине души два сакраментальных вопроса, которые, по сути, являются двумя гранями одного и того же вопроса: возможно ли написать биографию Людовика Святого? Существовал ли Людовик Святой?

В первой части я представил результаты моей попытки биографии. Эта часть более походит на собственно повествование, но повествование, отмеченное проблемами, возникшими на основных этапах жизни Людовика, жизни, которую он построил.

Вторую часть я посвятил критическому изучению производства памяти святого короля его современниками и пытался прилежно доказать, что, в конце концов, у меня есть основания утвердительно ответить на вопрос: «Существовал ли Людовик Святой?» В третьей (последней) части я попытался проникнуть в образ Людовика Святого, исследуя главные тенденции развития, благодаря которым он превратился в идеального и уникального короля ХIII века, короля, состоявшегося как король-Христос, но обретшего лишь ореол святости (что уже немало).

В силу такой структуры и концепции биографии мне пришлось цитировать множество текстов. Мне хотелось, чтобы читатель видел и слышал моего героя так, как видел и слышал его я, ибо Людовик Святой – первый король Франции, который говорит в источниках – говорит голосом, который, само собой разумеется, есть голос эпохи, той эпохи, которую можно услышать лишь через письменные тексты. Наконец, на разных этапах работы, предпринимая все новые попытки понять моего героя, мне пришлось повторять некоторые фрагменты текстов и возвращаться к некоторым темам. Перегласовки – часть моего метода, с помощью которого я пытаюсь добраться до подлинного Людовика Святого и подвести к нему читателя. Надеюсь, пустившись вместе со мною в это исследование, он найдет в нем для себя кое-что интересное и даже удивительное.[17]17
   Примечания к введению
  Свидетельством вновь возросшего интереса к жанру исторической биографии служат многочисленные коллоквиумы и статьи. Работы, давшие особенно много для моих размышлений и для проблематики этой книги, следующие:
  Levi G. Les usages de la biographie // Annales: E.S.C. 1989. P. 1325–1336;
  Chamboredon J.-C. Le temps de la biographie et les temps de Phistoire // Quotidienneté et histoire: Colloque de l’Ecole normale supérieure. Lyon, 1982. Mai. P. 17–29;
  Passeront J.-C. Le scénario et le corpus: Biographies, flux, itinéraires, trajectoires // Le Raisonnement sociologique. P., 1991. P. 185–206.
  И, само собой разумеется, классическая статья:
  Bourdieu P. L’illusion biographique // Actes de la recherche en sciences sociales. 1986. Janvier. 62–63. P. 69–72.
  См. также замечания Б. Гене в предисловии к книге: Guenée В. Entre l’Eglise et l’Etat: Quatre vies de prélats français à la fin du Moyen Âge. P., 1987. P. 7–16.
  Можно обратиться к следующим изданиям:
  Biographie und Geschichtswissenschaft / Hrsg. G. Klingenstein. Wien, 1979.
  Engelberg E., Scblesser H. Zu Geschichte und Théorie der historischen Biographie: Théorie verstandnisbiographische Totalitàt – Darstellungstypen und Formen // Zeitschrift für Geschichtswissenschaft. 1990. Bd. 30.
  Problèmes et méthodes de la biographie: Actes du colloque de la Sorbonne. 1989. Mai.
  Sources, travaux historiques. Publications de la Sorbonne. 1985.
  Biographie et cycle de vie: Colloque. Marseille, 1988.
  Cahiers du Cercom: Enquête. Association internationale de sociologie. 1989. Mars. № 51.
  За время работы над книгой я изложил некоторые из поставленных мною проблем в двух статьях:
  Le Goff J. Comment écrire une biographie historique aujourd’hui? // Le Débat. 1989. Mars – avril. № 54. P. 48–53.
  Le Goff J. Whys and Ways of Writing a Biography: The Case of Saint Louis // Exemplaria. 1989. Mars. 1/1. P. 207–225.
  Вопрос, на который я пытался ответить вместе с II. Тубером, вынесен в заголовок нашей статьи:
  Le Goff J., Toubert P. Une histoire totale du Moyen Âge estelle possible? // Actes du 100e congrès national des sociétés savantes. P., 1977. P. 31–44.
  Размышления M. Блока приведены по изданию:
  Bloch М. Apologie pour l’histoire ou métier d’historien. 1949. Новое издание подготовлено Э. Блоком (с предисловием Ж. Ле Гоффа), Париж, 1993.
  Выражение «демонтаж» применительно не к человеку, а к «социальной структуре» содержится в неизданной рукописи М. Блока, хранящейся в той части его архивов, которая была похищена немцами и недавно обнаружена в Москве. Она будет опубликована в Les Cahiers Marc Bloch, издаваемых Э. Блоком; он любезно сообщил мне об этом.
  Высказывание II. Бурдье о «насквозь абсурдном противопоставлении, которое делается в науке между индивидуумом и обществом», содержится в:
  Fieldword in Philosophy (Choses dite. P., 1987. P. 43). M. Мосс провел различие между «чувством “я”» и «понятием индивидуума» в работе:
  Mauss M. Une catégorie de l’esprit humain: La notion de personne, celle de «moi» // Sociologie et anthropologie, P., 1983. P. 335.
  Об «обществе в человеке» см.: Elias N. La Société des individus. P., 1991.


[Закрыть]

Часть I
Жизнь Людовика Святого

Глава первая
От рождения до женитьбы
(1214–1234)

Малолетний престолонаследник. – Мир, окружающий короля-отрока. – Восток: Византия, мир ислама, Монгольская империя. – Христианский мир. – К полному расцвету. – Брожения в лоне Церкви. – Политическая организация: зарождение монархического государства. – Франция. – Дедово наследство. – Недолгое правление отца. – Смерть отца. – Горе земле, когда царь-отрок – Коронация юного престолонаследника. – Трудные годы несовершеннолетия. – Дело Парижского университета. – Людовик и император Фридрих II. – Конфликты с епископами: дело Бове. – Благочестивый король: основание Ройомона. – Благочестивый король: пропажа святого гвоздя.

Многое в жизни одного из славнейших королей Франции на всем ее протяжении – от рождения до смерти – скрыто от нас.

Людовик Святой был вторым известным нам сыном Людовика VIII, старшего сына и наследника короля Франции Филиппа II Августа[18]18
  Ставить порядковый номер тезоименитых великих людей стали лишь в XIII веке – веке Людовика Святого. Первым «пронумеровал» французских монархов близкий друг короля Винцент из Бове, а в Сен-Дени по повелению Людовика Святого хронику французских королей написал Примат. Столь деликатное дело, требовавшее для своего выполнения подробной и надежной документации и политического отбора (достоин ли данный персонаж фигурировать в перечне императоров, пап и королей), приблизилось к завершению только в конце XV века. См.: Guenée В. Histoire et culture historique dans l’Occident médiéval. P., 1980. P. 162–163.


[Закрыть], и Бланки Кастильской. Он родился 25 апреля, скорее всего, 1214 года, в 30-ти километрах от Парижа, в Пуасси, – сеньории, полученной его отцом от Филиппа в 1209 году, когда первый довольно поздно, в возрасте 22-х лет, был посвящен в рыцари. После смерти Людовика VIII в 1226 году мальчик стал королем Людовиком IX. Он скончался в 1270 году, а в 1297 году был канонизирован и получил имя Людовика Святого. Под этим именем ему и суждено было войти в историю. Став королем, Людовик Святой любил называть себя Людовиком де Пуасси – не только потому, что в то время знатные люди нередко присоединяли к своему имени название места рождения, но прежде всего потому, что как истый христианин считал подлинной датой своего рождения день крещения.

Таким образом, уже само рождение Людовика Святого наводит на мысль о некоторых основообразующих особенностях структур XIII века, в которые вписывается история французской монархии. Во-первых, это значение биологической случайности в семейной жизни, а говоря точнее – в жизни королевской семьи. Количество и пол детей в династии, где традиционно, по негласному закону[19]19
  Исключение женщин и их отпрысков из линии престолонаследников Франции официально закрепилось ордонансом Карла V, изданным в августе 1374 года. Только при этом короле ссылаются и на салическое право*. История институтов развивается неспешно, и нередко факт обретает силу закона лишь в результате долгой практики, а власти, призванные придать ему официальный статус, зачастую появляются a posteriori. См. Генеалогические таблицы.
  *На рубеже V и VI вв. (более точные даты ненадежны) завоеватель Галлии, вождь франков Хлодвиг I, обнародовал так называемый «Салический закон» (Lex Salica; салии (от лат. «salus» – «берег») – название ветви народа франков, к которой принадлежал Хлодвиг) – свод обычного права салических франков (в отечественной литературе его нередко называют «Салической правдой» по ассоциации с древнерусскими сводами законов). Среди прочего там, в гл. IX, указывается, что земельные владения (аллоды) могут наследоваться только по мужской линии. Именно этот принцип и стал называться салическим правом наследования, хотя указанная глава была отменена еще королем Нейсгрии (западная часть франкских владений, занимавшая значительную часть будущей Северной Франции) Хильпериком I. Перенос указанного принципа на престолонаследие начался несколько ранее указанной Ж. Ле Гоффом даты. Поскольку общеевропейская традиция всегда отдавала преимущество в наследовании – в том числе и короны – сыновьям, а все французские монархи имели мужское потомство, проблема не возникала до начала XIV в. После смерти короля Людовика X Сварливого в мае 1316 г., рождения и смерти через несколько дней в октябре того же года его сына Иоанна I Посмертного встал вопрос о престолонаследии. Ближайшими наследниками оказывались дочь Людовика, Жанна Французская, и его брат Филипп, граф Пуатье, ставший королем Филиппом V. В борьбе за трон Филипп впервые апеллировал к салическому праву: его юристы доказывали, что наследование королевства должно подчиняться тем же правилам, что и наследование имущества. Впрочем, этот аргумент был лишь одним из многих, главными же являлись небезосновательные сомнения в отцовстве Людовика X и ссылки на обычай (не закон!), согласно которому женщина не может занимать французский престол. Вероятно, некой традицией этот принцип наследования уже сделался, и потому наследником Филиппа, имевшего только дочерей, стал его брат, Карл IV Красивый. После смерти последнего, также не оставившего мужского потомства, в феврале 1328 г. снова возникла проблема престолонаследия. Ближайшим родственником покойного короля по мужской линии был его двоюродный брат, Филипп, граф Валуа, сын Карла Валуа, младшего брата Филиппа IV Красивого. Однако свою кандидатуру на французский престол выдвинул также Эдуард III, король Англии, сын Изабеллы, дочери Филиппа Красивого, и Эдуарда II Английского. В ответ на возражения французской стороны, что женщины не могут занимать трон (именно поэтому кандидатуры дочерей Филиппа V и Карла IV даже не рассматривались), Эдуард заявил, что его мать на престол и не претендует, а передает свои права ему, мужчине. В апреле 1328 г. пэры Французского королевства избрали на трон Филиппа Валуа, ставшего королем Франции Филиппом VI. Эдуард временно смирился, но впоследствии возобновил свои претензии, что и послужило поводом к Столетней войне (1337–1453). Впрочем, следует отметить, что до указанного ордонанса Карла V салический принцип престолонаследия рассматривался как прецедент, как юридический аргумент, но не как закон.


[Закрыть], из числа наследников короны исключались дочери и их сыновья; смертность детей в младенчестве или в раннем детстве – вот главные факторы, влиявшие на то, к кому перейдет королевская власть.

В обществе еще не появились акты гражданского состояния, сохраняющие имена безвременно почивших (первые, еще редкие, приходские записи относятся к XIV веку), а ребенок, как справедливо отметил Ф. Арьес, даже любимый родителями, сам по себе все же не представлял заслуживающей внимания ценности;[20]20
  Французский историк Ф. Арьес в 1960 г. выпустил в свет книгу «L’Enfant et la vie familliare sous l’Ancient Regime» (рус. пер.: Арьес Ф. Ребенок и семейная жизнь при Старом порядке. Екатеринбург, 1999), в которой утверждал, что в Средние века представлений о детстве, как особом состоянии человека, не было, что дети воспринимались как маленькие взрослые, что родительские чувства в современном понимании отсутствовали, что отношение родителей к ребенку было достаточно индифферентным. Книга произвела большое впечатление на научный мир, многие наблюдения Ф. Арьеса были признаны заслуживающими внимания, но все же большинство исследователей и сейчас считают, что Арьес сделал чрезмерно радикальные выводы, и настаивают на существовании в Средние века эмоциональных отношений родителей к детям.


[Закрыть] поэтому количество и имена рано ушедших членов королевской фамилии нам неизвестны. Безусловно, у Людовика и Бланки, родителей Людовика Святого, два-три ребенка до него умерли во младенчестве – в те времена высокий показатель детской смертности характерен и для семей сильных мира сего. Количество, пол и даты рождения этих отпрысков неизвестны. В 1200 году, при вступлении в брак, Людовику было тринадцать, а Бланке – двенадцать лет. Их первый известный нам сын Филипп, наследник короны, родился в 1209 году, а умер в 1218 году в возрасте девяти лет. Людовик Святой стал старшим среди своих братьев и, таким образом, наследником короны лишь по достижении четырех лет. Смерть старших сыновей не была чем-то исключительным у Капетингов: у Генриха I – единовластного правителя в 1013–1060 годах[21]21
  До ХIII века положение старшего сына короля Франции не гарантировало занятие им престола автоматически: предполагалось избрание монарха (кандидатура старшего сына была лишь предпочтительнее, но не более) пэрами королевства. Поэтому короли еще при жизни стремились короновать своих наследников в качестве соправителей. Так, Роберт II Благочестивый в 1017 г. короновал своего старшего сына Гуго, а после его смерти – следующего из сыновей, Генриха, в 1027 г. Постепенно избрание короля пэрами становилось фикцией (впрочем, в случае отсутствия прямых наследников, как это было, например, в 1328 г., пэры брали дело избрания государя в свои руки), но лишь отец Людовика Святого, Людовик VIII, взошел на престол в 1223 г., не будучи коронованным при жизни отца.


[Закрыть], был старший брат Гуго, умерший раньше их отца Роберта Благочестивого; у Людовика VII, правившего в 1137–1180 годах, старший брат Филипп умер раньше своего отца Людовика VI, а наследником самого Людовика Святого стал в 1260 году младший сын Филипп III, когда в возрасте 16 лет скончался его старший брат Людовик. Что касается самого Людовика Святого, то смерть старшего брата не нанесла четырехлетнему престолонаследнику психологической травмы: должно быть, у ребенка остались лишь смутные воспоминания о том непродолжительном времени, когда никто и не помышлял, что он станет королем. Но эти преждевременные смерти старших сыновей вносят путаницу в дошедший до потомков перечень имен королей, ибо королевские династии, в частности Капетинги, как доказал Э. Льюис, выбирали имена (фактически родовые имена) не случайно. Робертины-Капетинги особенно часто носили имена Роберт и Гуго, следом шли Эвд и Генрих. Затем (несомненно, под влиянием Анны Ярославны, русской жены Генриха I) появляется греческое имя Филипп; а позднее, когда были признаны каролингские корни Капетингов и сняты табу на имена великих Каролингов, имя Людовик (от Хлодвига), связывающее Капетингов также с Меровингами (Людовик VI, родившийся в 1081 году) и, наконец, – Карл (Пьер Шарло, внебрачный сын Филиппа Августа). Кроме того, среди братьев Людовика Святого были также один Жан (Иоанн) и один Альфонс – это имена королевской династии Кастилии, известные по линии королевы-матери Бланки.

В конце XII века в династии Капетингов наблюдалась тенденция давать старшему сыну имя деда, а второму сыну – отца. Так, старшего брата Людовика Святого нарекли в честь деда Филиппа Августа, а Людовика – в честь отца, будущего Людовика VIII. Поэтому понять код имен королей Франции можно, лишь учитывая вероятность смертей старших детей. Людовик Святой родился в династии, символика которой – в данном случае символика королевских (родовых) имен – переживала процесс становления.

Впрочем, точная и полная дата рождения детей никого не интересовала; не представляли исключения и королевские дети. Например, то, что дед Людовика Святого Филипп Август родился в ночь с 21 на 22 августа 1165 года, известно лишь потому, что его долгожданное появление на свет казалось чудом и было отмечено хронистами. До Филиппа у Людовика VII от каждого из трех браков были только дочери, а в свои сорок пять лет, когда наконец родился мальчик, король считался уже стариком, не способным, вероятно, на продолжение рода, хотя его третья жена и была совсем молодой. Зато современники не сочли достойным запечатлеть рождение будущего Людовика VIII и двоих его сыновей: старшего Филиппа, умершего девятилетним, и младшего – Людовика Святого (потому нам и неизвестен точный год его рождения). Поскольку в достоверных источниках говорится, что он умер в 1270 году, по достижении пятидесяти шести лет или на пятьдесят шестом году жизни, то можно думать, что это был 1214 год или 1215 год. Называли также 1213 год и 1216 год, но это маловероятно. Как и большинство современных историков, полагаю, что он родился в 1214 году. Память тут же подскажет читателю дату 27 июля того же года[22]22
  Этому событию посвящена замечательная книга: Duby G. Le Dimanche de Bouvine. P., 1973.


[Закрыть] – день великой победы Филиппа Августа, деда Людовика Святого, при Бувине. Весьма вероятно, Людовик Святой появился на свет за три месяца до этого события, одной из славнейших дат в исторической памяти французов[23]23
  Двадцать четвертого июля 1214 г. французская армия под командованием Филиппа II Августа наголову разбила объединенное войско империи, Англии и Фландрии, которое возглавлял император Оттон IV. Это сражение рассматривалось современниками и, главное, потомками как первая победа французов, осознавших себя единой нацией (отечественный читатель может вспомнить битву на Куликовом поле).


[Закрыть]. И хотя победа при Бувине навсегда осталась в памяти народа, все же ни одному современнику не пришла мысль увязать между собой эти две даты. За время, прошедшее с XIII до конца XX века, событие, о котором идет речь, обрело иное качество.

Однако почти все первые биографы Людовика Святого зафиксировали день его рождения – 25 апреля, и сделали это прежде всего потому, что согласно христианскому обычаю (не говоря о разных гороскопах при рождении («nativité») – литературном жанре, получившем распространение лишь в XIV веке) церковный праздник или святой покровитель в день рождения предопределяют судьбу новорожденного или, по крайней мере, гарантируют ему особо надежного заступника перед Богом.

Биографы Людовика Святого считали, что король недаром появился на свет 25 апреля, в день святого Марка. Лучшее толкование принадлежит близкому другу Людовика Святого Жуанвилю:

Как я слышал от него, он родился после Пасхи, в день святого Марка-евангелиста, когда по всей Франции устраивают крестные ходы, и во Франции их называют черными крестами. Значит, это было предзнаменованием гибели великого множества людей в двух крестовых походах, а именно в Египетском и в другом – когда король умер в Карфагене. Великая скорбь охватила тогда бренный мир, и великая радость воцарилась в раю за тех, кто в этих двух походах принял смерть как истинные крестоносцы[24]24
  Joinville. Histoire de Saint Louis… P. 40–41.


[Закрыть].

И вот благодаря этому далеко не единственному свидетельству мы не только узнаем о дне рождения короля и о языческой, фольклорной традиции шествий в память об усопших, но и видим необычный для нас образ Людовика Святого, образ, который еще не обрел подобающего ему места в исторической памяти французского Средневековья. Да, Людовик Святой – обитатель рая, но в то время, когда смерть подстерегала людей буквально на каждом шагу, он предстает своего рода королем умерших и смерти, так сказать, погребальным королем.

Малолетний престолонаследник

В 1218 году четырехлетний Людовик – преемник своего отца Людовика; придет час, и, если будет на то воля Божия, мальчик станет королем. Кончина Филиппа, старшего брата Людовика Святого, была воспринята хронистами равнодушно – покойный был очень юн, всего девяти лет от роду, и до престола ему было далеко: в то время еще правил его дед Филипп Август. Почти за сто лет до этого, в 1131 году, умер еще один Филипп, пятнадцатилетний старший сын Людовика VI, за два года до смерти помазанный на царство как соправитель своего отца. Тот Филипп похоронен в Сен-Дени, в королевской усыпальнице, тогда как старший брат Людовика Святого покоится в парижском соборе Нотр-Дам, где в 1225 году его отец, король Людовик VIII, и мать, Бланка Кастильская, основали в память об усопшем часовню[25]25
  Le Nain de Tillemont. T. I. P. 419–420. (Сноска не раскрыта автором. Все подобные случаи отражают состояние французского оригинала. – Примеч. ред.)


[Закрыть].

С юным Людовиком Святым, ставшим primogenitus – официально «перворожденным», наследником престола, не ассоциируется никаких памятных событий; точные сведения о нем отсутствуют до 1226 года. Родители дали будущему королю весьма утонченное воспитание, особенно велика в том заслуга матери. По традиции, начиная с Каролингов, суверен и в религиозном, и в нравственном отношении должен был быть готовым к защите Церкви и следовать ее советам. Максима, пущенная в оборот епископом Шартрским, англичанином Иоанном Солсберийским в сочинении «Policraticus» (1159): «Король необразованный – все равно что осел коронованный»[26]26
  «Rex illiteratus quasi asinus coronatus».


[Закрыть], все больше будоражила христианские королевские династии и дворы, побуждая давать будущим монархам прекрасное латинское образование на основе классических свободных искусств. Скорее всего, ребенок, подобно всем юным аристократам того времени, больше общался с матерью, чем с отцом, вероятно, отложившим свое участие в воспитании сына до той поры, когда отрока надо будет обучать военному искусству. Рядом с мальчиком (и король сохранит об этом воспоминания на всю жизнь) был стареющий дед, великий Филипп Август, который после блестящей победы при Бувине в июле 1214 года (спустя три месяца после появления на свет Людовика) передал сыну руководство военными действиями, шедшими с переменным успехом (увы, чаще с меньшим, чем с большим) в Англии и чуть успешнее – в Лангедоке. С 1215 года пятидесятилетний король все больше предпочитает пожинать славу былых побед. Завоевав (или отвоевав) Нормандию, одержав победу при Бувине, он стал Филиппом Завоевателем. Королевство находилось в руках мудрых и преданных советников, управлявших от лица суверена, подарившего своему народу самое драгоценное – мир. Глава советников, брат Герен, монах ордена госпитальеров, епископ Санлиса, был едва ли не наместником короля, но при этом не стремился к власти и не имел династических корней, ибо был клириком. Похоже, Филипп Август любил бывать с внуком, которому суждено было стать первым королем Франции, лично знавшим своего деда. Безусловно, это обостряло у ребенка чувство принадлежности к династии, тем более что дед был сильной личностью.

Могущество династии маленький Людовик ощущал во всем: отец, пусть он с ним и не часто виделся, имел прозвище Лев; сильными и властными до конца дней своих оставались и два других самых близких ему человека: дед и мать, чем-то напоминавшая библейских женщин. Ребенок жил в атмосфере, где не было и намека на слабость.

Четырнадцатого июля 1223 года в возрасте пятидесяти семи лет Филипп Август умер в Манте от малярии. Его смерть послужила поводом для двух нововведений в истории королевской династии Капетингов.

Одно из них – похороны, обставленные с исключительной пышностью. Впервые во Франции Филипп Август был предан земле по «королевскому чину» (more regio), вдохновленному византийским церемониалом, но более напоминавшему погребальный обряд английской династии Плантагенетов. Тело было выставлено при всех королевских регалиях (regalia). Король облачен в королевское одеяние, тунику и далматику и накрыт парчой. На голове – корона, в руках – скипетр. В сопровождении кортежа баронов и епископов его доставили и похоронили в Сен-Дени. До самого погребения лицо покойного оставалось открытым[27]27
  Erlande-Brandenburg A. Le roi est mort: Étude sur les funérailles, les sépultures et les tombeaux des rois de France jusqu’à la fin du ХIIIe siècle. Genève, 1975. P. 18–19.


[Закрыть]. Так торжественно предавалось земле тело короля, одновременно коллективное (инсигнии) и индивидуальное (лицо). До ребенка, которому не надо было ни идти в кортеже, ни помогать при похоронах, несомненно, дошли слухи об этой церемонии. Он усвоил, что французского короля нельзя похоронить где и как придется. В смерти король как никогда утверждает себя королем.

Другое нововведение то, что при дворе и во французской Церкви (разумеется, если верить сообщениям некоторых хронистов) возникла мысль причислить Филиппа Августа к лику святых. За 200 лет до того, кажется, только бенедиктинский монах Эльго из Флёри-сюр-Луар пытался в «Житии Роберта Благочестивого» вывести святым сына Гуго Капета. Безуспешно. Не более преуспели и почитатели Филиппа Августа. Между тем они приводили в доказательство его святости явленные королем чудеса: рождение (он был Филиппом Богоданным) и кончина, отмеченная знамениями, всегда сопровождавшими смерть святых. О ней предвещало появление кометы, о ней же на смертном одре было видение одному итальянскому рыцарю. Последний исцелился и смог свидетельствовать об этом перед Папой и одним из кардиналов. Святой отец, убедившись в истинности услышанного, сообщил новость всей консистории. Но в 1223 году одних только слухов о чудесах, кометах и видениях было уже недостаточно; надлежало пройти процедуру канонизации в Римской курии. А как мог Папа признать святым того, кого Рим отлучил от Церкви за скандальный брак?[28]28
  Овдовевший Филипп Август женился вторым браком на датской принцессе Ингеборге, к которой испытывал отвращение с первой брачной ночи и по отношению к которой не мог исполнять свой супружеский долг. Он удалил ее от себя, предложив поселиться в одном из выбранных им монастырей, а сам женился на Агнессе Меранской. Папа не признал этот брак и объявил Филиппа Августа двоеженцем.


[Закрыть] Прослышал ли мальчик о неудачной попытке «канонизации» деда и, если да, стал ли об этом вольно или невольно помышлять – неизвестно, но так или иначе сам он в конце концов стал святым. В двух основных моментах его дело будет иным – и в его пользу. Во-первых, он творил чудеса не при жизни, а после смерти (согласно решению Иннокентия III в начале XIII века полагалось официально признавать подлинными лишь чудеса посмертные, дабы отвадить христиан от колдунов, творящих мнимые чудеса, и лжепророков)[29]29
  Итак, Иннокентий III возвращает в христианское вероучение первоначальный смысл понятия «святой»: святые – это необычные мертвые.


[Закрыть]. Во-вторых, Людовик был причислен к лику святых благодаря добродетелям и благочестивой жизни, в частности жизни супружеской. В ХIII веке содержание понятия святости изменилось. Из Филиппа Августа пытались сделать святого по старому образцу. Людовик стал святым нового типа, сохранив все то, что традиционно присуще образу святого[30]30
  См.: Vauchez A. La sainteté en Occident aux derniers siècles du Moyen Âge. Roma, 1981.
  О попытке «канонизации» Филиппа Августа см.: Le Goff J. Le dossier de sainteté de Philippe Auguste // L’Histoire. 1987. Mai. № 100. P. 22–29.
  В одном анекдоте (exemplum для монахов-проповедников) св. Дионисий забирает Филиппа Августа из чистилища (в начале ХIII века нового места загробного мира), так как король почитал святых, соблюдал их праздники, защищал Церковь, святые места и священнослужителей.
  См.: Le Goff J. Philippe Auguste dans les exempla // La France de Philippe Auguste: Le temps des mutations / Éd. R. H. Bautier. P., 1982. P. 150–151;
  Le Goff J. La Naissance du Purgatoire. P., 1981. Cм. ч. III, гл. X наст. изд.


[Закрыть].

Но, как бы то ни было, Людовик Святой любил делиться воспоминаниями о деде. Случись ему накричать на кого-то из челяди, он вспоминал, что и Филипп Август поступал точно так же – распекал слуг, и всегда по делу. Гийом де Сен-Патю повествует, как однажды вечером, отходя ко сну, Людовик Святой, у которого разболелась и покраснела нога, пожелал взглянуть на нее; старый слуга держал зажженную свечу над ногой короля, и горячий воск капнул прямо на нее. «Святой, сидевший в постели, простерся на ложе от нестерпимой боли и воскликнул: “Ах, Жан!” А тот в ответ: “О, я причинил Вам боль!” И святой король сказал: “Жан, дед мой прогнал бы вас и не за такое”. Жан, и правда, рассказывал святому королю и другим людям, что как-то раз Филипп прогнал его вон за то, что дрова в камине слишком трещали». А вот Людовик Святой не разгневался и не прогнал Жана, чем доказал, по мнению агиографа, свою доброту и превосходство над дедом[31]31
  Guillaume de Saint-Pathus. Vie de Saint Louis… P. 117.


[Закрыть].

Жуанвиль приводит аналогичный эпизод, но в нем Людовик Святой по сравнению с дедом выглядит в менее выгодном свете. В 1254 году на обратном пути из своего первого крестового похода король в Иере не смог одолеть пешком слишком крутого подъема и приказал привести себе коня. Слуга замешкался, и ему пришлось сесть на коня Жуанвиля. Когда оруженосец Понс наконец привел коня, Людовик «учинил ему разнос». Тогда позволил себе вмешаться Жуанвиль: «Сир, Вам следовало бы многое прощать оруженосцу Понсу: ведь он служил Вашему деду и отцу, а теперь вот служит Вам». Но король запальчиво ответил: «Сенешал, не он служил нам, а мы – ему, терпя рядом с собой этого несносного. Мой дед, король Филипп, говаривал, что своим людям следует воздавать по заслугам, кому больше, кому меньше, а еще – что никто не сможет стать хорошим правителем, если не научится решительно и твердо отказывать в своих милостях тому, кто их не достоин»[32]32
  Joinville. Histoire de Saint Louis… P. 363–365.


[Закрыть].

Так, общаясь с дедом, мальчик постигал ремесло короля. И именно на деда ему будет угодно сослаться в своих «Поучениях» сыну, в этом «Зерцале государей», в этом нравственном завещании, составленном им незадолго до смерти для будущего Филиппа III.

Я хочу, чтобы ты помнил, что говорил мой дед, король Филипп, и о чем поведал мне один из членов его совета. Однажды король собрал тайный совет, и советники сказали, что клирики наносят ему большой урон, и удивительно, как он их терпит. «Знаю прекрасно, – ответил король, – но при мысли о почестях, ниспосланных мне Отцом нашим небесным, я скорее предпочту терпеть урон, чем затевать скандал со Святой Церковью»[33]33
  O'Connel D. The Teachings of Saint Louis. Chapel Hill, 1972. P. 57.


[Закрыть].

И вот Филипп Август упокоился рядом с предками в королевском некрополе в Сен-Дени, а Людовик Святой стал наследником французского престола. Через три года, в 1226 году, займет место на королевском кладбище и его отец. Так, в двенадцать лет Людовик станет королем Франции.

Мир, окружающий короля-отрока

Посмотрим, каков был мир, окружающий юного короля, тот мир, в котором ему многое не дано будет увидеть собственными глазами; обратимся к великим людям, его современникам, среди которых будут те, кого он не знал и никогда не узнает, и те, которые станут его собеседниками, соперниками или врагами. Чтобы понять место Людовика Святого в истории, одним из главных героев которой он станет, следует как можно дальше выйти за границы Франции. Если удовольствоваться узким историческим пространством жизни героя, пусть даже это Французское королевство, – прояснится немногое за скудостью сведений и узостью масштаба. Широкий контекст тем более необходим, что Людовику предстояло действовать за пределами Франции, в пространстве христианского мира, пусть даже он физически в нем отсутствовал и собирался покинуть его, чтобы собственной персоной отправиться во враждебный мир ислама, – в Северную Африку и на Ближний Восток, а опосредованно (строя планы, предаваясь грезам и посылая гонцов) – проникнуть в самое сердце Востока, это средоточие чудес и кошмаров.

Восток: Византия, мир ислама, Монгольская империя

Большую часть того мира, в который Людовик Святой вошел как король Франции, образуют три крупных комплекса. На первый взгляд они более впечатляющие, чем небольшой латинский мир, к которому относится и Французское королевство. Но один из них (Византия) вступил в стадию затяжной агонии, другой (ислам) – в стадию стагнации и раздробленности, третий – это татаро-монгольское завоевание, одновременно объединяющая и разрушающая сила.

Ближе всего – византийский мир. Он представляется близким по географическому признаку, по религии и недавней военно-политической истории. Византийская империя – это шагреневая кожа: в Малой Азии в нее вгрызаются турки-сельджуки, а на европейских Балканах отрывают куски болгары и еще сербы. Болгары основали вторую империю с династией Асенидов, и она достигла своего расцвета при царях Калояне (1196–1207) и Иване II Асене (1218–1241). Религия, греческое христианское вероучение, считавшееся единственной ортодоксией христианства со времени схизмы 1054 года между греками и латинянами, служила скорее конфронтации, чем сближению двух христианских миров. Конечно, турецкая угроза ставила на повестку дня воссоединение двух Церквей – задачу, ради решения которой при жизни Людовика Святого велись бесконечные переговоры между Папством и Византией; через четыре года после смерти короля они завершатся официальным примирением на II Лионском соборе (1274 год). Но это будет скорее политическое, чем религиозное сближение. Оно окажется поверхностным и потому – эфемерным.

Латинский христианский мир в первой половине ХIII века пребывал в плену одной иллюзии: отвоевать Константинополь у византийских греков-схизматиков и основать там империю латинских христиан. Эта мечта, казалось, сбылась ко времени рождения Людовика Святого. В 1204 году крестоносцы, принимавшие участие в Четвертом крестовом походе, под нажимом венецианских кредиторов византийского императора взяли Константинополь и спустя год основали там Латинскую империю. Первый император, граф Фландрии Балдуин I, в 1205 году был захвачен болгарами в Адрианополе и умер в плену. Но Латинская империя в Византии не пала. В 1228 году императором станет Балдуин II де Куртене. Опутанный долгами, он в 1239 году продаст Людовику Святому реликвии Страстей Христовых. В 1261 году он будет изгнан из Константинополя Михаилом VIII Палеологом. Людовик Святой, поглощенный идеей крестового похода в Святую землю, не проявит ни малейшей готовности помочь Балдуину II отвоевать Константинополь. На этом благополучно развеялась мечта создать Латинскую империю на Босфоре. Надежды на господство католиков, послушных Римской церкви, над православными греческими подданными древней Византийской империи, на восстановление древней империи, послушной Риму, под властью императора германской Священной Римской империи на Западе, и под властью латинского императора в Константинополе и под духовным водительством Папы, рухнули. Пелопоннес остался в руках латинских правителей Морей, а распродажей остатков Византийской империи занялись венецианцы и генуэзцы. В результате в политике и помыслах Людовика Святого Византия будет играть весьма маргинальную роль.

Тогда же в мусульманском мире протекали противоречивые процессы: интенсивное развитие и постепенный упадок, хотя последний не был столь явным, каким он предстает в западноевропейской исторической науке. На Западе – это крах великого Западного халифата, основанного в ХII веке берберами Альмохадами из Марокко, распространившими свое господство на весь Магриб и южную часть Испании. После великой победы, одержанной королями-союзниками при Лас Навас де Толоса в 1212 году, португальцы отвоевали Бежу (1235), арагонцы – Балеарские острова (1235) и Валенсию (1238), кастильцы – Кордову (1236), Мурсию (1243), Картахену (1244), Севилью (1248) и Кадис (1265) – это была христианская Реконкиста. Оплоты мусульман удержались лишь в Гренаде и Малаге. Магриб раскололся на три владения: Хафсидов в Тунисе, Зиянидов в Центральном Атласе и Меранидов на юге Марокко. Крестового похода в Испанию Людовик Святой не совершит, ибо испанцы занялись им сами, и король Франции сможет питать иллюзию, что или без труда обратит султана Туниса в христианство, или одержит над ним легкую победу.

На Ближнем Востоке после смерти великого Саладина (1193), отвоевавшего у христиан Иерусалим, преемники султана Айюбиды разделили между собою султанат, который распался на Сирию и Египет. Это не помешало им тогда же одержать победу над крестоносцами, принимавшими участие в походе короля Иерусалимского Иоанна Бриеннского в Египет (1217–1221), а в 1244 году снова взять Иерусалим, который в 1229 году за крупную сумму отошел императору Фридриху II. И уже растет сила рабов-наемников (славян, греков, черкесов и особенно турок) – мамлюков, которые в 1250 году пришли на смену Айюбидам, и один из них, Бейбарс (ум. 1277), изгнав монголов из Сирии, в 1260 году завладеет султанатом и пойдет на иоаннитов в Акре, взятие которой в 1292 году положит конец заселению латинянами Святой земли: латинское королевство, все еще носящее название Иерусалимского, становится все меньше. Когда в 1250 году Людовик Святой попал в плен к египетским мусульманам, то даже дворцовый переворот не помешал им одержать победу над королем Франции и навязать ему свои условия мира. Этот мир ислама, где торжествует ортодоксия суннитов и где в 1258 году монголы займут Багдад, потерял свою политическую целостность и динамичность экономики. Он не перестал быть (это испытал на себе Людовик Святой) грозным врагом христиан.

Но великим событием мирового масштаба стало в ХIII веке образование Монгольской империи. Гениальный полководец, возвысившийся на рубеже веков, – Тэмуджин, присвоивший себе имя верховного вождя – Чингисхана (Cinggis qan)[34]34
  Чингисхан – по мнению филологов, значит «небесный хан», «владыка Вселенной».


[Закрыть]. Сразу же после смерти он стал объектом культа язычников-монголов и оставил потомкам, по примеру всех великих татарских и монгольских родов древней Центральной Азии, мифическое предание о своем происхождении: «Прародитель Чингисхана – пегий волк, судьба его от рождения предопределена Вечным Небом, а жена его – прекрасная маралиха»[35]35
  Aubin F. Mongolie (Histoire) // Encyclopedia Universalis. P., 1971. Vol. 11. P. 241.


[Закрыть]. Чингисхан родился около 1160 года. Он превратил мир монгольских номадов из степной державы в мировую империю, доведя до логического конца общественно-политическое развитие, начатое за десятилетия до него; он смел с пути более сильных соперников и в 1206 году, во время одного курултая, при стечении вождей всех монгольских племен «провозгласил государство монголов», присвоив себе имя Чингисхана. Он завершил создание военной организации и дал монголам гражданскую власть, «призванную править миром». Он считал, что «Вечное небо» (высшая сверхъестественная сила тюркско-монгольской религии) избрало его завоевателем мира. Он возглавил нашествие в 1207 году, за семь лет до рождения Людовика Святого. В 1207 году он покорил народы сибирской тайги, в 1207–1212 годах – оседлые народы северных рубежей Китая – Маньчжурии. Под его владычество попадают остатки тюркских владений на западе, на берегах Или и озера Балхаш. В 1209 году он овладел китайским Тибетом, Северным Китаем с Пекином (Тасин, 1215) и Кореей. В 1211 году напал на мусульманские земли; в 1219–1223 годах – это великое нашествие на Запад, разорение государств каракитаев и тюрок-хорезмийцев, присоединение Восточного Туркестана, Афганистана и Персии. Его наместники совершали опустошительные набеги и вылазки на территории между Каспийским и Черным морями, в степи кипчаков, или куманов, и в Волжскую Булгарию. В 1226 году Чингисхан выступил в поход на юг и решительно овладел китайским государством Си-Ся со столицей Чонгсинь (ныне Нинся) на Хуанхэ. Через год (1227) он умер. Он предусмотрел раздел гигантской империи между четырьмя своими сыновьями, но верховная власть при этом переходила к третьему сыну – Угедею. Не стану вдаваться в сложные подробности монгольской политической истории после Чингисхана. Это увело бы нас слишком далеко от Людовика Святого: впрочем, он располагал лишь смутной и отрывочной информацией обо всей этой удивительной истории, всколыхнувшей и перекроившей большую часть Азиатского континента, рядом с которым маленькая христианская Европа была чем-то вроде довеска. Он ощутил лишь одну из волн этого мощного натиска, ближе всего подкатившую к Западной Европе, когда орды монголов, промчавшись по Руси, где в 1237–1240 годах они разорили Рязань, Владимир, Москву, Тверь, Новгород, Киев и нынешнюю Украину, в 1241 году обрушились на Южную Польшу (Краков до сих пор хранит следы этого) и Венгрию и достигли предместий Вены. После нашествия гуннов под водительством Аттилы в V веке и аваров в V–VIII веках до их покорения Карлом Великим это была самая великая «желтая» опасность, которую узнал западноевропейский христианский мир. И он содрогнулся[36]36
  Bigalli D. I Tartan е PApocalisse: Ricerche sull’escatologia in Adamo Marsh e Ruggero Bacone. Firenze, 1971.


[Закрыть].

В монголах, которых христианские клирики называли «тартарами», ибо это смешение народов мнилось им преисподней древних мифов[37]37
  Этноним «татары» первоначально относился к группе монгольских племен, кочевавших с VI века к юго-востоку от Байкала и вошедших в начале ХIII века в государство Чингисхана. С первой половины XIII в. этот этноним переносится на часть тюркоязычных народов Поволжья. На Руси и в Западной Европе в то же время татарами стали называть всю совокупность народов и племен, участвовавших в монгольских завоеваниях. В Западной Европе это слово, часто в форме «тартары», выводилось, в соответствии с этимологическим принципом понимания из слова «Тартар» – так в греческой мифологии называлась самая нижняя часть Космоса, ниже Аида – подземного царства. В Тартаре царит вечная ночь и томятся свергнутые богами титаны. В христианском мире Тартаром люди образованные называли нижнюю, самую мрачную и жуткую часть ада.


[Закрыть], людям Западной Европы все больше виделись племена Гога и Магога, о которых предвещал Апокалипсис (20: 7–8), – орды, выпущенные Сатаной с четырех сторон света на мучение людям под конец времен в эпоху Антихриста. Высокое Средневековье превратило их в беспощадных и кровожадных каннибалов, которых Александр Македонский запер за высокими стенами на крайнем востоке Азии, но которые сорвали запоры в это последнее время страха земного[38]38
  Manselli R. I popoli immaginari: Gog e Magog // Popoli e Paesi nella cultura alto medievale. Spoleto, 1983. T. II. P. 487 sq. (Settimane di Studio del Centro Italiano di Studi sull’Alto Medioevo. Spoleto. 1981).


[Закрыть]. Пессимисты полагали, что эти «новые демоны» вот-вот объединятся с демоническими сарацинами, которые тоже упоминались в одном священном предании, предвещавшем приход инфернальных сил на мучение христианам.