Текст книги "Одна на двоих жизнь (СИ)"

Автор книги: Юлия Гай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 38 страниц)

Однако проблему нужно решать. Насколько я понимаю, у Татьяны остался еще один шанс сдать тест в этом году. В противном случае, выпускной экзамен будет отложен до следующего лета.

– Ничего, – говорю я, – всего-то два предмета. У нас впереди целый месяц, я сам подтяну тебя, так что свой тест расщелкаешь, как орешки.

Помню, как занимался с тобой ненавистной тебе историей. Твоя память будто устроена была так, чтобы не запомнить ни одной даты. Ты засыпал от скуки уже на втором параграфе, и добиться твоей сознательности было практически невозможно. Да и математика тебе не давалась. Зато ты легко усваивал языки.

– Миссис Локвой просто стерва! Она говорит, что я тупая, раз не понимаю, как составить уравнение, – жалуется расстроенная Таня, когда я заставляю ее принести учебник. – А я отлично считаю. Когда иду в супермаркет, все цены считаю без всякого калькулятора, и меня еще ни разу не обсчитали.

– То есть с практическим применением математики у тебя порядок? – примирительно спрашиваю я.

– Ну да, – Таня хлопается задом на песок и неохотно открывает учебник, – только вот эти функции… для чего они нужны?

– Функции? Давай разберемся. Допустим, парабола – на что она похожа?

– На купол нашего отеля, – предлагает вариант подсевшая к нам Анж. Все оглядываются – и точно, сверкающая стеклянная крыша сделана в форме купола.

– На мост, – Ким прижимается ко мне с другого бока, я обнимаю сынишку и ловлю внимательный и одобрительный взгляд Вики.

– Ни на что не похожа, – надувает губы Таня, – просто дурацкая кривая линия.

– На траекторию полета пули, – выдаю более понятную для дочери командира версию. Таня поднимает заинтересованный взгляд. – Или шаттла, да?

– Да, – осторожно кивает Татьяна, – и что с того?

– Совсем недавно, в Ориме… Когда мой бр… я оказался на шаттле террористов, – едва не оговорившись, старательно выбираю слова, – то увидел, что кабина пилотов практически уничтожена. Не работали ни бортовые компьютеры, ни радары, ни системы связи. У нас были только спутниковые данные со сканера. Пришлось рассчитывать курс вручную. Если бы я ошибся хотя бы на пару метров, шаттл разнесло бы в клочья…

Дети пожирают меня горящими глазами. Таня даже рот раскрыла, в волнении прижав учебник к груди.

– Вместе с атомными бомбами, которые уничтожили бы половину Оримы.

– Господи! – кажется, только Вики поняла до конца, что я сейчас рассказал. А, нет, еще Шику – мальчик весь побелел от запоздалого страха.

– Правда, хорошо, что в детстве я учил математику, да, Танечка?

– Да, – выдыхает девочка.

– Так вот, парабола – это…

– Ненавижу тебя, Дан! Ни один репетитор не издевается надо мной так, как ты!

Таня раздраженно собирает свои золотые кудри в пучок, перехватывает резинкой и с тоской смотрит на воду, в которой плещутся Анж и Шику. Ким снова строит замки, и у него выходит чертовски здорово. Неужели хоть кто-то из нашей семьи не свяжет судьбу с армией? Анжелика, к огорчению Вики, уже спит и видит, как поступит в кадетский корпус.

– Можно, я немного поплаваю? У меня уже мозги кипят! Ну, Дааан!

– Нет, пока не ответишь на все вопросы теста. И накинь на плечи полотенце – обгоришь.

– Ты садист!

– Еще какой. Давай теперь наоборот: я называю тебе дату, а ты рассказываешь, каким событием запомнился этот год.

– Уууу!

– Начало 934 года…

Мне непросто делать вид, что ничего не произошло. Изображать тебя и скрывать рвущую нервы злость на судьбу, сыгравшую с нами очередную шутку. Дети будто чувствуют что-то, то и дело жмутся ко мне. Во взгляде Вики порой мелькает узнавание, она отгоняет его, усилием воли стараясь не думать. Не сравнивать.

Первым не выдерживает Шику. Вечером того дня, когда Таня наконец отвечает без запинки на все вопросы теста, дети уговаривают меня рассказать что-нибудь «интересное». Мы сидим на берегу, наблюдая за закатом.

– Мир Z:12. Был открыт в 961 году оримской добывающей экспедицией. Что такое Z? Это обозначение мира, где уровень кислорода в воздухе или уровень освещенности намного ниже допустимого. Обычно бывает и то, и другое – где нет солнца, там нет и растений, так что и кислороду взяться неоткуда. Так вот…

Солнце уже давно скрылось за горизонтом, но море еще словно подсвечено изнутри, и уходить с пляжа никому не хочется. Дети, раскрыв рот, слушают о чужих мирах, а я совсем ничего не знаю о своем. Что сейчас делается в Ориме? Что предпринимает командор? Внедрили ли разработки Архангела? Все ли в порядке с Жаном, с моими – проданными Милтоном, поэтому моими – парнями?

– Когда шаттл экспедиции опустился на пустынную землю мира Z:12, внезапно отказали локаторы, будто что-то накрыло судно непроницаемым колпаком. Экипаж оказался в западне, не представляя, что ждет их снаружи.

Ахнув, зажала рот ладошками Анж. Таня кутается в полотенце.

– Похоже на начало фильма ужасов, – шепотом говорит она.

– И что же они сделали? – нетерпеливо спрашивает Шику.

– Ну, – пожимаю я плечами как можно небрежней, – выйти они побоялись. Да и по инструкции было не положено. Подали сигнал бедствия. Тогда «Виктория» еще не занималась всякими бандитскими разборками. Прилетел десант, высадился и обнаружил, что обитатели этого мира – безобидные рукокрылые. То есть летучие мыши. Правда, здоровенные и блокирующие радиоволны, но совершенно неопасные для людей. Забавные даже. Одну такую изловили и отвезли в национальный оримский зоопарк.

Вот эта история ребятам понравилась. Вряд ли, конечно, они представляют, как выглядят нетопыри, тем более гигантские. Страху мы там, если честно, натерпелись, пока не разобрались, что твари не плотоядны. Я с Мэри Сантаро там и познакомился, когда она моих бойцов валерьянкой отпаивала после нападения этих зверушек.

Солнце гаснет окончательно, и от моря веет прохладой. Мы идем в отель, дети притихли, думают о чем-то своем. В моей руке ладошка Кима. Шику возникает рядом и настойчиво вкладывает свою руку мне в другую ладонь. Я сжимаю его хрупкие пальцы.

– Ты стал совсем как Нар-Одар, Дан.

По спине бежит дрожь. Вики непонимающе качает головой.

– Почему ты так решил, Шику?

– Ты говоришь, как он. Смотришь. Делаешь, как он. Не как ты.

Я ничего не отвечаю мальчику, просто не знаю, что сказать. Я хочу, чтобы здесь сейчас был ты, Дан. Я по ошибке занимаю твое место.

========== Главы 7-8 ==========

Глава 7

Конец ноября 976 года. Орима.

– Вы издеваетесь? – глядя в приказ о назначении, я готов скрипеть зубами от досады. – Это полковничья должность, да и не по специальности она мне.

– Полковничья, так будешь полковником. Документы уже в кадрах, получай и обмывай, – Рагварн делает вид, что занят чтением донесений.

– Сэр, я – офицер разведки. Я нужен здесь и совершенно бесполезен в штабе.

Командор двигает нижней челюстью, не поднимая на меня глаз.

– Сядь уже, – раздраженно рычит он. Я опускаюсь на стул, немного сбитый с толку и все еще не верящий, что меня ссылают на второй Перекресток, где боевых действий за последний месяц почти не было.

Назначение начальником штаба 21 воздушно-десантной дивизии в масштабах армейской иерархии – повышение. Но для меня это ссылка. И винить некого, только себя и свое страстное выступление на военном совете в прошлом месяце.

– Я знаю, о чем ты думаешь, Корд, – наконец нарушает молчание Рагварн, – думаешь, это наказание. И правильно думаешь. Мне не нужны противоречия между моими офицерами, а Брэниган имеет на тебя большой зуб. Так что отдел «М» возглавит Веньяр, а ты отправишься на старые Балканы. Но дело не только в этом. Мне нужен надежный человек, чтобы прикрыть второй фронт. Больше некому, Корд.

– Так точно, сэр.

Я понимаю, что спорить бесполезно. На погоны моего нового мундира ложатся новые звезды. Вечером того же дня мы с Жано обмываем их во вновь открывшемся кабаке в квартале от стадиона «Ориматимс».

– Звездочки падают быстрее, чем мы успеваем загадать желания. Ты видел такое прежде, Райт?

Плечи Веньяра тоже красуются тремя звездами, вот только радости от этого никакой ни у меня, ни у него.

– Прежде мы и войны такой не видели, друг, – отвечаю я.

– Удачи тебе там, Дан, – моим назначением Жан расстроен едва ли не больше, чем я сам, – смотри, не геройствуй. Ты еще нам тут нужен.

– Да что со мной сделается? Второй фронт, там и стратегических объектов-то нет. Даже коноплю не сажают, – ну, это уже я шучу с досады. На деле несколько миров Второго Перекрестка являются крупными поставщиками энергоресурсов для нужд оримской и союзных армий. Если лефтхэнд ударит по перерабатывающим заводам, мы останемся без топлива, а миры станут непригодны для жизни. Так что Рагварн правильно дует на воду. Жаль только, что в Рождество меня снова не будет с Вики и семьей.

– Как думаешь, надолго тебя туда?

– Не знаю, Жан, но, думаю, пока Брэниган не облажается по-крупному. Ты уже познакомился с этим типом?

– Имел честь, – фыркнув, закатывается смехом Веньяр, – редкий чурбан. Как он в разведку попал?

– Маккартен привел, перевел из какого-то штаба, – я вдруг понимаю простейшую вещь, – наш враг перевербовал всех толковых офицеров, а оставил таких, как Брэниган.

– Ага, – подхватывает Жан, – потому что с такими командирами никакие враги не нужны. Они сами выдумают противника и как угробить личный состав.

Невеселые шутки мы запиваем безалкогольным пивом, завтра рано утром нужно быть в Генштабе, чтобы забрать пакет документов. Вечером меня ждут на старых Балканах, а я хотел до отъезда еще повидаться с профессором Ольсеном.

Профессор уже два месяца находится под домашним арестом и пристальным вниманием собственной безопасности. К нему никого не пускают, но я упросил Рагварна устроить нам свидание.

Жан вытаскивает сигарету, бросает пачку на середину стола. Молоденькая официантка приносит хрустальную пепельницу и с любопытством таращится на нас.

– А ты чего не куришь? – вдруг спрашивает Веньяр. – На тебя не похоже.

Черт, чуть не спалился! Сколько раз тебе говорил, братишка, бросай курить!

– Здоровье берегу, – лихорадочно выдумываю не слишком убедительную отговорку, – врачи в госпитале советовали бросить, ты же слышал доктора Джона?

– А, ну да, – соглашается Жан и прячет пачку во внутренний карман, – это ты молодец, Дан. Надо думать о здоровье, у тебя вон, семья теперь…

Жану придется встречать моих, когда они вернутся в Ориму. РУ обещает выделить шаттл с охраной на будущей неделе, но я в это время буду уже далеко от дома. Хорошо, что Веньяр согласился, как и раньше, снимать комнату в нашем доме. Так мне спокойнее за Вики и детей.

Мы еще немного поговорили о том, о сем, вспомнили спокойные времена после Нарланда, но пришло время для серьезного разговора. Я специально позвал Жано в случайное кафе – в Генштабе доверять нельзя никому, кроме командора, а дом, вполне вероятно, тоже напичкан камерами и жучками. Зато здесь, в полутемном баре, где громко играет музыка, можно говорить спокойно.

– Ты спрашивал, что было на военном совете. Я рассказал тебе не все. Это моя догадка, но я совершенно уверен, что дело так и обстоит, и Милтон со мной согласен.

– Милтон? – брезгливо морщится Веньяр. – Говнюк, подставивший наших ребят?

– Да, он. Слушай, Жано, прежде чем я расскажу… В общем, можешь трепать обо мне, что хочешь: о Лине, о гранате, о дружбе с Зэйро… Но вот это должно остаться между нами.

– Обижаешь, – Веньяр демонстративно откинулся на стуле и сложил руки на груди, – я не идиот, Райт, и не трепло какое-нибудь. А если говорил о тебе, то исключительно из уважения, чтобы солдатня знала своих героев. Ясно тебе, друже?

– Ладно, не ворчи. Я предупредил.

– Да понял уже, понял.

– Дело вот в чем. Лефтхэнд не вербует наших офицеров, Жан. Я много думал о том, что террористы могли предложить нашим, на какой крючок посадить. В общем, они не предатели.

– Как так?

– У лефтхэнда есть какой-то умелец, а может, и не один, который при помощи гипноза вкладывает в подсознание нужную врагам программу.

– Какую программу? – Веньяр бледнеет и оседает на спинку стула, потрясенный моими словами.

– Любую, – говорю я, – тебя могут остановить в улице, попросить закурить и заставить взорвать Генштаб.

– Ты уверен?!

– Не до конца, хотя… то, что я видел. Да, дружище, я уверен!

– Можно ее нейтрализовать? – взволнованно спрашивает Жан.

– Не знаю, – признаюсь я, – поэтому мне и нужно поговорить с профессором. Может, ему известно, что это за дрянь и как с ней бороться.

Жан смотрит на меня погасшим взглядом, совершенно не похожий на себя обычного.

– Ты убил меня, Дан. Без ножа зарезал, черт тебя! – в сердцах комкает в руке жестяную банку. – Что делать-то теперь? От каждой тени шарахаться?

– Мы с тобой можем не бояться этого гипнотизера.

– Да? А другие что же? А если они запрограммируют командора? Или этого придурка Брэнигана? Он меня вызовет на ковер и хлопнет, а потом саморазрушится, а?

У меня нет ответов на его прямые и чертовски актуальные вопросы.

– Не знаю, Жан, я просто должен был тебя предупредить.

– Спасибо, – обреченно отзывается он, – знаешь, что я думаю, Райт?

– Что?

– Мы проигрываем по всем фронтам. У этих гадов есть суморфы, этот их гипноз, штука с радиацией…

– И целый мир тварей-людоедов, – добавляю я последний мазок к мрачной картине мира, нарисованной Веньяром.

– Тьфу, зараза! Про них-то я и забыл! В общем, крышка нам, друг мой!

– Ты погоди с жизнью прощаться, – я не идиот в розовых очках, и понимаю, что если воевать с лефтхэндом по их правилам, долго мы не протянем, – у меня есть мысли. Но нужно время и ресурсы, так что продержись здесь, ладно?

– Куда я денусь?

– Не конфликтуй с Брэниганом и приглядывай за нашими «расстрелянными» парнями.

– Мог бы не напоминать. У меня за них, – Жан стукнул себя кулаком в грудь, – душа болит. Как подумаю, что их подставили, Милтону этому шею свернуть хочется. Как куренку, ей-богу! Он и смахивает на курёнка ощипанного, скажи?

Вот теперь Веньяр похож сам на себя. Отпустило беднягу. Я смеюсь над его сравнением.

– Ты теперь полковник, Жано, глава целого отдела разведуправления. Нельзя тебе сравнивать советника Его Величества с ощипанным курёнком. Хотя да, похож, гад!

Мы ржем от души, чувствуя, что тревога не то чтобы уходит, но на время отступает. Мы живы, на свободе и даже при новеньких звездах, а значит, еще повоюем. Да, братишка? Ничего из сделанного тобой не будет напрасным!

Профессор Ольсен обитает в городской квартире под пристальным наблюдением «Зеты». Дверь мне открывает светловолосая женщина лет сорока в домашней футболке и брюках – Лаура, дочь профессора, и его первая помощница в исследованиях. У нее озабоченное лицо и настороженный взгляд, который сразу оживает, когда она узнает меня.

– Ты? – она отступает на шаг и мотает головой, будто отгоняет морок.

– Я не Корд, – отвечаю я, – он мой старший брат. Меня зовут Дан Райт, – протягиваю руку, и Лаура несильно сжимает мою ладонь.

– Я войду? У меня есть разрешение от командора.

– Естественно, иначе тебя не пропустила бы охрана. Корд рассказывал о тебе, – она закрывает дверь, – но откуда ты знаешь о нас?

– От Бэтти Гарден, – ответ я продумал заранее. Лаура может сколько угодно сомневаться в моих словах, но проверить их уже не сможет.

Она, кажется, и не сомневается.

– Бедняжка Бэт! Проходи, Дан, папа у себя.

Профессора я застаю в его кабинете за чтением книги. Компьютера и телефона у него нет, особый отдел не оставил отцу и дочери никаких средств связи с внешним миром. Они заперты уже два месяца.

– Здравствуйте, сэр.

Ольсен вскакивает мне навстречу. Ни слова не говоря подходит и обнимает меня, прижимаясь лицом к груди.

– Вы живы! Мне не хотели говорить, сказали, вас ранили в голову, я боялся, что все безнадежно.

– Ну, не совсем безнадежно, – утешаю я пожилого ученого, – можем мы поговорить?

Профессор отстраняется и указывает на свой кабинет, просторный и полутемный:

– Видите, у меня нет никаких дел, – усмехается он, – если только очередной дознаватель не потащит на допрос, я совершенно свободен. Садитесь,…

– Дан, – подсказываю я, немного боясь за свое инкогнито. В процессе эксперимента на Z:17 мы с Ольсеном общались довольно тесно, много беседовали, он исследовал мои энцефалограммы, отрабатывал на мне свою технику гипноза.

Мы устраиваемся в креслах.

– Спрашивайте, – позволяет Ольсен, но тут же сам задает вопрос, – давно вы узнали о своих способностях?

– Вы имеете в виду то, что на меня не действует гипноз морфоидов? Давно, еще тогда, когда мы с братом встретились с ними на летающем госпитале.

– Он не рассказывал. Видимо, боялся вас втягивать.

– Профессор, – перебиваю я его, – скажите, кто вербует наших людей? Ваши предположения.

Ольсен смотрит на меня пытливо. В светло-голубых прищуренных глазах светится любопытство и почему-то доверие. Он побывал в плену у лефтхэнда, и все же не испуган, и не озлоблен. Хотя его и раньше не интересовали политические игры, только наука, только раскрытие загадки. Потому он и беседовал со мной так охотно, чувствовал, что мне тоже… интересно.

– Кто – не знаю. Даже если встречался с ним, не смог бы тебе сказать.

– Думаете, жертвы гипноза не запоминают гипнотизера? То есть… вы полагаете, есть такая вероятность, что часть памяти ими утрачивается?

– Мы имеем дело с очень сильным специалистом, который вторгается в тонкие и малоизученные структуры сознания. Я пытался понять, как он блокирует морально-волевые установки индивидуума, но информации пока ничтожно мало. Без лаборатории, без испытуемых я почти ничего не могу.

Лаура бесшумно входит и прислоняется к стене, слушая наш разговор. Насколько мне известно, у профессора нет тайн от дочери.

– Потерпите, скоро РУ закончит расстановку кадров, и вас снова привлекут к исследованиям.

– Ваши бы слова да богу в уши, – качает головой Ольсен, – время работает против нас. Но вы, Дан, вы… это что-то удивительное! Я полагал, ваш брат – уникум.

– Скажу больше, профессор, мы с братом не единственные. До атаки на Ориму нас было одиннадцать, теперь немного меньше. Вы думаете, подобная устойчивость – редкость?

– Пока редкость, – хрипловатым от волнения голосом произносит Лаура, – видимо, человечество начинает эволюционировать, поэтому появляются такие, как вы. С каждым поколением вас будет все больше.

– И сколько же времени потребуется человечеству, чтобы выработать «иммунитет»? – уточняю я. В голове оформляется какая-то пока нечеткая идея.

Вчера, обсуждая с Жаном наши невеселые перспективы, я думал о том, что необходимо получить эффективное оружие против морфоидов. Нечто, сравнимое с ядерной кнопкой, которая никогда не задействуется, но одним своим существованием сохраняет худой мир. Теперь в сознании крутится новое слово «иммунитет». Нужно найти что-то настолько разрушительное для нашего врага и одновременно безопасное для человечества, чтобы свести к минимуму угрозу населенным людьми мирам.

– Достаточно, чтобы интервенты успели разрушить все, до чего сумеют дотянуться.

– Так вы думаете, это морфоиды?

– Что?

– Вербовка с помощью гипноза – дело рук Мег морфоидов? Это точно не может быть человек?

– Бог с вами, Дан! Ни одному человеку не под силу такая тонкая работа, – уверяет меня профессор, – если люди научатся подобному воздействию, человечество совершит резкий скачок в развитии. Половина заболеваний будет излечена с помощью психокоррекции, тюрьмы будут упразднены, потому что исчезнет преступность, как и полиция, и армия. Но, к моему великому сожалению, мы никогда не сможем овладеть этими техниками. Морфоиды – не люди, они генетически устроены иначе.

– Они подстраиваются, – шепчет Лаура.

– У морфоидов принципиально иное строение нервной системы. Взять хотя бы то, что мы, люди, довольствуемся пятью чувствами, а у этих существ их вдвое больше. В частности, я полагаю, они в состоянии улавливать волны, которые излучает человеческий мозг.

– И тело, – добавляет Лаура. А я вспоминаю, как тонко морфоиды ощущают изменение температуры окружающей среды. Это похоже на встроенный врожденный тепловизор, оттого они так мастерски видят в темноте.

А их обонятельные и вкусовые рецепторы настолько развиты, что, попробовав раз кровь человека, они могут отыскать жертву, как натасканные на героин таможенные псы, где угодно.

– Ощутив волны мозга, твари начинают, как сказала Лаура, подстраиваться. Подгоняют сердечный ритм под пульс жертвы, выравнивают температуру тел, резонируют мозговые токи. Таким образом, человек, на которого воздействуют, воспринимает гипнотизера как часть себя. Этакий внутренний голос. Понимаете?

Содрогнувшись от ужаса, киваю. Спокойно, Корд, ничего удивительного ты не услышал. Просто подтвердились самые страшные подозрения, но и только. Не время складывать руки. Думай, думай, Корд!

Глава 8

Главная оримская база Второго Перекрестка располагается на Руме, откуда открыты порталы в семь миров из тридцати двух. Эти семь живописных миров составляют плеяду старых Балкан. Чтобы добраться до остальных, требуется транзит через Севилью – маленький и крайне нестабильный, даже по сравнению с Штормзвейгом, мирок.

В Севилье я оказываюсь в четыре часа дня по оримскому времени. Здесь сейчас семь, бархатный вечер, температура градусов двадцать, и, несмотря на ноябрь, все деревья и кусты в цвету. Мне всегда нравились старые Балканы. Мягкий климат, теплые моря, гостеприимные даже по отношению к оримским военным, люди.

До шаттла на Руму у меня целых два часа. Я отказался от спецрейса и сопровождения, которые предлагал Рагварн, опасаясь за мою безопасность. Но в нынешних условиях опасность увеличивается пропорционально количеству людей, задействованных в какой-то либо операции. Одному мне легче затеряться в толпе. К тому же, охрана не позволила бы мне насладиться видом вечерней Севильи. Когда я был здесь в 61-м, все было немного по-иному – меньше высотных зданий, больше уютных двориков, утопающих в зелени, военные не сновали на каждом шагу.

Но напоенный ароматами плетистых роз и близкого моря воздух остался прежним, и я жалею, что тебя нет здесь со мной. Я коротаю время в кафе под открытым небом, официантка вместе с меню приносит чашечку кофе.

– Подарок от заведения, – мило улыбается она, ставя прибор предо мной, кладет меню, – наш администратор вас узнал.

И в ответ на вопросительный взгляд наклоняется и шепчет на ухо:

– На том шаттле была вся семья Беннито: жена, сестра и две дочери. Вы спасли их всех.

В свой первый раз на Севилье мой отряд блокировал офисный центр, где, по нашим данным, засели террористы. Не обошлось без случайных жертв. Избежать их было невозможно, но погибшие тоже были чьими-то женами, сестрами, дочерьми. Может быть, это ничего сейчас не значит, просто вдруг вспомнилось.

– Спасибо. Принесите кусок лимонного пирога и, пожалуйста, не говорите никому, что узнали меня.

– Конечно, мистер Райт, – улыбается девушка.

Мне кажется, ты был обречен исправлять мои ошибки. Я убивал, ты спасал. Я просчитывался, ты добирался до сути вещей и принимал правильное решение. Я сомневался, ты пер напролом, не думая ни о чем. Мне есть чему поучиться у тебя, младший.

Возле аэровокзала раскинулся вербовочный пункт. Командор ничего не говорил мне о действующем наборе в 21 дивизию, поэтому я в растерянности оглядываю оживленную очередь желающих воевать с лефтхэндом. Подхожу ближе. Сколько лет в армии, но никогда не видел, как происходит зачисление в вооруженные силы. Оказывается, процесс крайне прост: будущему рекруту достаточно предъявить документ, доказывающий, что ему уже исполнилось семнадцать, и пройти осмотр военного медика. Палатка медика стояла здесь же. Веселая стайка юнцов поспешно скидывала обувь, расстегивала рубашки, чтобы побыстрее пройти осмотр.

Я подхожу к палатке и отодвигаю брезент. Сидящий за раскладным столом человек средних лет в военной форме, не поднимая головы от писанины, командует:

– Вон там висит таблица, – он тычет большим пальцем на стенку палатки, где висит плакат с буквами разной величины, с помощью которого обычно проверяют остроту зрения, – прочти нижнюю строчку.

Ни погон, ни нашивки медслужбы на его кителе не видно, но в этом нет ничего удивительного – во время боевых действий снайперы первыми выбивают офицеров и военврачей.

– Ну? – он поднимает голову и окидывает меня раздраженным взглядом. Очередь снаружи волнуется. Всем хочется поскорее попасть в палатку эскулапа, чтобы обзавестись вожделенным военным билетом и отправиться на фронт. Салаги! Что они знают о том, с чем нам всем предстоит столкнуться?

Я выполняю его приказ.

– Вытяни руки, – командует врач, – коснись кончика носа. Теперь другой рукой. Годен. Давай свои бумаги.

Вместо ответа я шагаю к нему и поднимаю футболку. Врач поднимает глаза и таращится на меня так, будто видит на моем теле не шрамы, а свежие кровоточащие раны.

– Где это тебя так… потрепало?

– Много где, в плену у террористов, при захвате Оримы. Полковник Дан Райт, начальник штаба 21 воздушно-десантной дивизии, – представляюсь я.

Медик вскакивает, вытягиваясь так, будто его спину разом выгнула судорога.

– Простите, господин полковник, – мямлит он, – сэр.

– Вы всех так проверяете, доктор?

– Капитан медицинской службы Свеннерсон, – докладывает тот.

– Вольно, капитан.

– У меня приказ, сэр. Не чинить препятствий. Руки-ноги в наличии, значит, к военной службе годен. А уж на сортировочном пункте решат, что с ними делать.

– А если морфоид?

– Морфоид? – удивился Свеннерсон.

По его смущенному виду можно догадаться, что он, наверное, и головы-то порой не поднимал. Что среди рекрутов могут затесаться шпионы, пытающиеся пробраться на базу, ему и в голову не приходило.

– Простите, сэр.

Он не виноват. Этот доктор просто винтик устаревшей системы. Я в очередной раз убеждаюсь, что нужно принципиально менять подход к безопасности в оримской армии. И этим нужно заняться незамедлительно, пока военная база не взлетела на воздух вместе с не менее чем десятком стратегически-важных объектов.

– Пункт закрыть, шаттл отменить, рекрутов разогнать по домам, ясно?

– Так точно, сэр, – без колебаний вытягивается Свеннерсон.

Я выхожу из палатки и встречаю возмущенный ропот – мои слова слышали все.

– Расходитесь!

– Как же так?!

– Да кто ты такой?

– А что, Ориме больше не нужны добровольцы?

– Дан! Это Дан Райт! – слышу я из толпы смутно знакомый голос.

Ко мне, расталкивая остальных, пробирается крепкий светловолосый парень, открытое смешливое лицо которого мне знакомо.

– Ленокс Броквуд, – вспоминаю я имя главаря оримских кадетов, – рад тебя видеть!

– А уж я как рад, – оглядываясь на настороженно притихших добровольцев, хмуро срезает парнишка, – что нам делать-то?

Несколько десятков глаз смотрят на меня с надеждой. Эти люди пришли сюда, готовые пойти в бой, на смерть против страшного врага ради безопасности всего мира, это заслуживает уважения.

– Друзья, как начальник штаба 21 воздушно-десантной дивизии, я обещаю вам, что набор рекрутов в ближайшее время возобновится. Мы решим организационные вопросы и снова установим вербовочные пункты. Благодарю за вашу храбрость и самоотречение. Вы уже герои.

– А что нам делать сейчас?

– Расходитесь по домам. И не бойтесь, в этой войне никто не останется в стороне. Вы еще успеете навоеваться. А ты, Нокс, иди за мной.

До шаттла у меня остается минут двадцать, поэтому мы с Броквудом быстрым шагом спешим в здание аэровокзала.

– Как ты тут оказался? – спрашиваю я Ленокса. Мы оставили его с товарищами прикрывать нашу атаку на «колосс», и я так и не узнал, что стало с кадетами, совершившими подвиг и давшими отряду время, чтобы поднять «Феникс» в воздух.

– Что с остальными?

– Пит погиб, Лаки и Тони тоже. Остальные выжили, кто где… я вот тут.

– Погоди, – остановившись, я сжимаю его плечо, – ты же окончил кадетский корпус. Как ты оказался на вербовочном пункте? У тебя уже должен быть идентификационный военный номер.

Парнишка смотрит волком.

– У меня его отобрали, – резко бросает он, – когда выписали из госпиталя.

Он поднимает правую руку, и я вижу изувеченную выстрелом кисть – из всех пальцев остались большой и указательный, запястье покрыто грубыми шрамами. Мальчишке уже никогда не исполнить свою мечту – летать с такой рукой он не сможет.

– Парни говорили, доктор Свеннерсон даже не смотрит, всех отправляет на фронт. Вот я и подался сюда после госпиталя, – вздохнул парнишка, – и зачем ты появился? Я же мог попасть на войну!

Я быстро соображаю, чем могу помочь парнишке. Светлые головы в окружении не помешают, к тому же Ленокс до безобразия похож на тебя в его годы. Такой же храбрый, дерзкий и острый на язык. Такой все равно не будет сидеть в тылу.

– Покажи-ка, – я беру его за руку и оглядываю кисть, – приноровился уже? Сожми мою руку. Крепче! Стрелять сможешь?

– Еще бы, – с бешеной надеждой кивает он, – начал разрабатывать, когда еще бинты не сняли. Собрать-разобрать винтовку могу меньше, чем за минуту, а стрелять вообще с двух руку умею. Я тебе покажу!

– Пойдешь ко мне, – решаюсь я, – у тебя пять минут, чтобы позвонить близким. Больше дать не могу, извини.

От восторга открыв рот, парнишка качает головой.

– Мне и не надо. Дома были готовы, что я не вернусь, у меня и вещи тут, сейчас принесу.

Решительный парень!

– Тогда бегом за вещами, через десять минут встречаемся на летном поле. Документы у тебя с собой?

– А как же! Я сейчас, одну минуту, сэр! – заорал Броквуд и ринулся в сторону вербовочного пункта.

Рума встречает нас неприветливо. В отличие от Севильи здесь прохладно и туманно, база 21 воздушно-десантной дивизии располагается в живописной долине между двух лесистых холмов. Воздух тут кристально чистый, сладковато-хвойный, сразу начинаешь дышать глубже, такой он вкусный свежий. Территория ярко освещена ксеноновыми прожекторами, нововведение, опробованное на базе Штормзвейга, перенесли и сюда. Командор как никто понимает, что мир с Семьей у нас только на бумагах.

Шаттл встречает незнакомый мне офицер в форме подполковника.

– Полковник Райт, сэр, – протягивает он мне руку, крепко жмет, – я – Бахмат, заместитель командира дивизии по управлению.

Ага, ясно. Это сейчас так замполит именуется. У нас же лояльность и терпимость в цвету.

Короткий ежик волос совершенно седой, лицо неожиданно молодое, но жесткое. Видимо, на непыльную должность продвинулся из боевых офицеров.

– Очень приятно, подполковник, – отвечаю я, отметив, что Бахмат не назвал своего имени. В дивизии не приветствуется панибратство? Или это только меня так встречают?

– Рады вас видеть, – сухо кивает замполит, – я покажу вам базу и познакомлю с офицерским составом. А это кто? – кивнул он на Ленокса.

– Мой порученец. Пусть его устроят и накормят.

Бахмат, надо отдать ему должное, ничем не выдает удивления и недовольства. Взволнованный Ленокс нервно прячет правую руку за спину.