Текст книги "Иголка в стоге сена (СИ)"

Автор книги: Владимир Зарвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 39 страниц)

Глава 59

Лев Сапега развернул пергаментный свиток, доставленный ему гонцом из Кракова. Когда-то он стал тайно собирать сведения о посланниках сопредельных держав, приезжавших ко двору Польского Государя.

Знание о нравах и убеждениях того или иного посла давало ему возможность подбирать ключик к душе каждого из них, заводить среди иноземных дипломатов друзей и симпатизантов Польской Державы.

Не менее полезны для королевского советника были сведения о недругах Польши. Сапега желал знать слабые места тех, кто тайно или явно желал ей гибели, чтобы с наибольшей силой наносить им упреждающие удары.

Со временем из свитков, содержащих правду о королевских гостях, образовалась целая библиотека, хранившаяся в канцелярии Краковского замка. Время от времени Сапега прибегал к ней, когда ему изменяла память или недоставало знаний об интересовавшем его дипломате.

Сейчас интерес королевского советника был обращен к личности фон Велля. О Бутурлине он и так знал достаточно, чтобы сложить мнение о нем, тевтонский же Командор вызывал у Сапеги живейшее любопытство.

Прочитанное в свитке навело старика на мысль, что тевтонец не случайно оказался на постоялом дворе одновременно с Волкичем и не случайно пустил стрелу, насмерть сразившую беглого татя.

Однако, все улики против Командора были косвенными. Ни одна из них не доказывала его связь с Волкичем или же участие в убийстве Корибута. Слово тевтонца по-прежнему было против слова Бутурлина, и доказать свою правоту московиту не представлялось возможным.

И все же, прочитав краковскую грамоту, Сапега решил поделиться своими соображениями с Польским Государем. Покинув отведенную ему горницу, он двинулся в сторону королевских покоев, но на полпути повстречал Воеводу.

– Доброго дня, пан Лев! – почтительным кивком приветствовал тот царедворца. – Есть ли новости в деле Бутурлина? Удалось ли вывести его на чистую воду?

– Тебе, пан Кшиштоф, верно, хочется, чтобы боярин оказался замешан в гибели посла? – поднял на него проницательный взор Сапега. – Скажи, откуда такая предвзятость к боярину?

– С чего ты взял, что я предвзят к нему? – пожал плечами Воевода. – Просто все улики в сем деле свидетельствуют против него…

– Все ли? – улыбнулся старый дипломат. – Мне так не кажется. Бутурлин изловил беглого татя и отдал в твои руки. Убил же его, оставив нас без ценного свидетеля, совсем иной человек.

– Однако, на свободу его выпустил холоп московита, он же снабдил татя московскими гривнами! – вспомнил свои доводы против Дмитрия Воевода. – Не хочешь ли ты сказать, пан Лев, что немец переманил слугу боярина на свою сторону?

Как в такое поверить? Тевтонец не владеет речью степняков, да и не мог он встретиться со слугой Бутурлина, не выходя из своей избы! И к чему немцу передавать татю московские деньги?

– А ты мнишь, пан Кшиштоф, что немец случайно оказался на постоялом дворе в ночь, когда вы с московитом доставили туда пленного татя? Что ж, ты волен так думать, но мне бы хотелось, чтобы ты кое-что узнал о фон Велле…

…Сей храбрый рыцарь – не только посол Магистра, он еще и Коронер Ордена. Знаешь, пан Кшиштоф, что такое Коронер?

Так в Тевтонском Братстве именуют должность начальника разведки. А люди, занимающие сей пост, нигде не появляются случайно и ничего не совершают, без умысла. Вот почему, ты не заставишь меня думать, что немец убил татя по неведению.

К тому же, если он хотел уверить нас в причастности Москвы к смерти Корибута, то весьма уместно было передать татю именно московские деньги.

Прочие твои доводы, пан Кшиштоф, тоже не назовешь сильными. Фон Велль не владеет речью степняков, но хорошо изъясняется по-польски, а польскую речь степняки ведают.

Да и не было ему нужды самому встречался с подручным Бутурлина. Скорее, это сделал за него кто-то из слуг содержателя гостиницы, пока ты и твои люди бражничали по соседству.

Не случайно же Волкич убил сына трактирщика, коего вы так и не смогли найти. Не случайно запылал постоялый двор…

– Я вижу, пан Лев, ты на стороне московита! – криво усмехнулся Воевода.

– Я на стороне справедливости, – развел руками Сапега. – Если Бутурлин виновен в смерти Корибута, пусть отвечает по всей строгости наших законов.

Но если он невиновен, бессмысленно его казнить и портить отношения с Москвой, оставляя на воле истинного виновника гибели Князя.

Знаешь, Воевода, что больше всего удивляет меня в сем деле? Твое отношение к нему. Сколько бы ни было улик против Командора, ты закрываешь на них глаза, видя во всем лишь происки боярина. Вначале мне казалось, что виной тому твоя неприязнь к Московской Державе.

Но Тевтонский Орден тебе тоже не за что любить. Ведь тебе с ним пришлось воевать не меньше, чем с московитами. Значит, у тебя иная причина для ненависти к Бутурлину. Не желаешь поведать мне о ней?

Кшиштоф засопел, как кузнечный мех, и Сапега убедился в правильности своей догадки.

– Не хочешь – не говори! – грустно вздохнул он, видя, что Воевода не намерен делиться с ним сокровенным. – Но подумай над моими словами на досуге. В них есть здравый смысл!

Отвесив вежливый поклон, он зашагал прочь, оставив Кшиштофа наедине с раздумьями. Никогда еще Владыке Самбора не было так мерзко на душе.

Глава 60

Великий Князь Иван нервно расхаживал по отведенной ему палате Самборского замка. К новостям последних дней прибавилась еще одна, отнюдь не радовавшая Государя Московии.

Мало того, что Ян Альбрехт изначально не благоволил к Бутурлину, так и сам боярин собирался подлить масла в огонь своей неуместной любовью к дочери Корибута!

Хуже всего было то, что о чувстве Дмитрия к княжне Иван узнал лишь сейчас. И рассказ Воротынского о вспыхнувшей между ними страсти прозвучал для Князя громом с ясного неба.

В том, что Король откажет притязающему на руку девушки Бутурлину, Князь не сомневался. Единственное, чего боярин мог добиться своими домогательствами, – это рассердить Польского Властелина.

Сейчас, когда отношения между державами были предельно обострены, Иван мнил подобные действия непростительной глупостью. Нужно было пресечь разговоры о сватовстве боярина к Эвелине, прежде чем они дойдут до Яна Альбрехта, и Князь велел без промедления вызвать Дмитрия в свои покои.

__________________________

За время пребывания в Самборском замке Газда ни на миг не забывал слова старого Тура о том, что миролюбию ляшеской шляхты нельзя доверять. Но сегодня казак убедился, что знать Московии едва ли в чем-то лучше польской знати.

Проснувшись поутру, он кликнул Бутурлина, но того не оказалось в светелке. Похоже, Дмитрий вышел куда-то по делам. Без причины Газда бы не стал покидать отведенное им с боярином помещение, рискуя быть втянутым в ссору с самборской стражей.

Однако, на улицу его выгнала нужда. В светлице закончились запасы питьевой воды, и пополнить их можно было лишь из замкового колодца.

Подхватив бадью здоровой рукой, Газда сошел по ступеням к колодцу в глубине двора, набрал воды и двинулся в обратный путь. До горницы ему удалось дойти без приключений, но опасность подстерегла казака у самых дверей.

– Эй, ты! – раздался за спиной у Газды грубый окрик. – Немедля сыщи своего господина! Его кличет Великий Князь!

Обернувшись на голос, Газда увидел рослого, плечистого бородача в пунцовом кафтане московского покроя. К поясу его была привязана сабля, на правой руке висела плеть.

Серые глаза московита презрительно взирали на казака из-под насупленных бровей.

Газда вспомнил, где впервые встретился с обладателем этих глаз. Им был Воротынский, один из бояр, сопровождавших Великого Князя при его въезде в замок.

Судя по тому, что боярин тогда ехал по правую руку от своего Государя, при Московском Дворе он занимал весьма высокую должность. Однако Газду сие мало заботило.

– Оглох, что ли?! – грозно нахмурился Воротынский. – Быстро покличь хозяина!

– У меня нет хозяев, – ответил казак, ставя бадью на землю.

– Как это нет? – светлые брови московита изумленно поползли вверх. – Кто же тебе тогда боярин Бутурлин?

– Друг мой, побратим, – пожал плечами Газда, – боевой товарищ…

– Разум потерял, холоп?! – вышел из себя Воротынский. – Виданное ли дело, чтобы именитый боярин братался с такой безродной тварью, как ты!!!

– Я тебе не холоп, – с трудом сдержал праведный гнев Газда, – а что до моего рода, то все в нем были вольными людьми и на оскорбления отвечали не кулаком, так саблей!

– На кого зубы скалишь, пес?! – криво усмехнулся, поигрывая плетью, Воротынский. – Бутурлин не научил тебя уму-разуму, так я поучу! Землю жрать будешь!

– А ты попробуй накормить меня! – процедил сквозь зубы казак. – Сделай милость!..

Рука Газды по-привычке потянулась к левому бедру, но не нашла сабельного крыжа. Зато московит обнажил свою саблю.

«Эх, была-не была! – пронеслась в голове у Газды. – Увернуться бы от клинка да попасть москалю сапогом в рожу, а там – помогай, Господь!»

– Что здесь творится? – раздался рядом голос Бутурлина. – Чего это ты, боярин Михайло, на моих людей саблей машешь?

С утра Дмитрий ходил на конюшню, чтобы поухаживать за своим жеребцом, и, возвратившись, едва не стал свидетелем драки.

– Да вот, хотел вправить мозги твоему слуге, – ответил Воротынский, неохотно возвращая саблю в ножны, – уж больно заносчив для простого дворянина! Ты бы поостерегся его, Митя, не ровен час – садонет ножом в спину!

– Ничего, как-нибудь сладим, – уверил его Бутурлин, знаком велев Газде укрыться в светлице. – Так с чем ты ко мне шел, Михайло Кондратьич?

– Великий Князь тебя кличет, – с важным видом сообщил ему боярин, – будет речь держать!

– Догадываюсь, о чем, – сдержал невольный вздох Дмитрий. – Что ж, идем скорее. Негоже нам медлить, слыша зов Государя!

_______________________________

– Не чаял я, боярин, что ты преподнесешь мне такой подарок, – изрек Великий Князь, едва Бутурлин переступил порог светлицы.

– О чем ты, Княже? – вопросил Дмитрий, поклонившись в пояс своему Властителю. – О каком подарке ведешь речь?

– О твоей любви к дочери Корибута! – резко встал со скамьи Иван. – Это же надо, свататься к дочери королевского кума! Тебе что, на Москве невест мало?

– Мы не властны над своим сердцем, – пожал плечами боярин, – а оно не спрашивает, кого мы хотим любить, а кого – нет!

– Только ты забыл о том, что Эвелина – княжна, а ты всего лишь боярин! У тебя нет на нее прав!

– В битве боярин равен Князю, – позволил себе не согласиться с Владыкой Дмитрий. – Выходит, право вызывать Князя на бой у меня есть, а права сватать его дочь – нет?

– Не путай сечу с женитьбой, – поморщился Иван. – Закона, коий запрещает боярину свататься к княжне, и впрямь, нет. Но есть неписаные правила знати, и нарушать их тебе никто не позволит!

К тому же, ты выбрал не лучшее время для сватовства. Всякий миг тебя могут обвинить в пособничестве Волкичу. Тебе бы вести себя тихо, а ты делаешь все, чтобы ополчить против себя Короля и его приближенных!

Скажи, ведает ли кто из поляков о твоих чувствах к княжне?

– Воевода знает, – ответил Бутурлин, – но не от меня. Когда поутру мы с ним толковали у колодца, ему уже все было известно.

– Вижу, новости в Самборе разносятся быстрее морового поветрия! – покачал головой Иван. – Наверняка то, что ведает Воевода, будет знать и Король!

– Верно, уж знает, – подал голос Воротынский. – Зря ты, Митя, откровенничал с друзьями в трапезной!

– Я не желаю ничего дурного, – перевел взор с Князя на старшего боярина Дмитрий, – и не вижу причин скрывать от других свои намерения. Пока Москва не оправдана в глазах Короля, я буду молчать о них.

Но едва Ян Альбрехт убедится, что на мне нет крови Корибута, я откроюсь ему и попрошу отдать за меня замуж княжну. Мне не нужны ее земли и доходы, я готов взять Эву в жены без приданого!

– Только вот согласится ли княжна отречься от вотчинных богатств, чтобы стать женой простого боярина? – развел руками Воротынский. – Так ли сильно она тебя любит?

– Оставь его, боярин Михайло! – безнадежно вздохнул Иван. – Ты же видишь, Бутурлин одержим любовью.

Что ж! Не внемлет увещеваниям своего Князя, пусть послушает Польского Короля. Но боюсь, Дмитрий, он тебе скажет то же, что и мы с Воротынским. Ты выбрал неверный путь!

– Поглядим, Княже! – улыбнулся Московскому Владыке Бутурлин. – Может, путь я выбрал и неверный. Но это мой путь, и я должен его пройти. Верю, Господь не даст мне оступиться!

– Мне бы твою веру, – грустно улыбнулся Великий Князь. – Что ж, поступай, как знаешь, боярин. Вольному – воля!

Глава 61

С самого утра Самборский Воевода пребывал в скверном расположении духа. Беседа с Сапегой заронила в его душу сомнение в виновности Бутурлина. Теперь перед Кшиштофом стоял нелегкий выбор: обвинять ли ему боярина в гибели Корибута и дальше или, вняв здравому смыслу, отречься от своих обвинений.

Пока Кшиштоф верил в связь Дмитрия с Волкичем, его не тревожили угрызения совести, теперь же, когда он узнал кое-что о фон Велле, совесть вдруг властно заявила о себе.

Тяжелее всего Воеводе далось осознание того, что Сапега сказал правду. Причиной неприязни Воеводы к московиту было нежное чувство, подаренное Дмитрию княжной. Ненависть же к Москве служила старому поляку лишь прикрытием для его подлинных чувств и опасений.

В невеселых раздумьях бродил Кшиштоф по замку, выискивая, на ком бы сорвать зло за свои неприятности. Но все было тщетно. Он сам позаботился, чтобы во вверенной ему крепости не к чему было придраться.

Лишь один раз Каштелян дал выход своему гневу. В караульном помещении он застал молодого стражника, задремавшего на посту.

– Спишь, негодник! – заревел он на нерадивого солдата. – ну-ка, встать немедля!!!

Жолнеж встрепенулся, как испуганный тетерев, вскочил на ноги, едва не уронив на Кшиштофа свою алебарду.

– Хорош воин, ничего не скажешь! – презрительно сплюнул на пол Воевода. – Твое счастье, что мне недосуг, а то велел бы тебя высечь, сонная курица!

– Доброго дня, пан Кшиштоф, – раздался у него за спиной насмешливый голос, – с чего это ты так разошелся с самого утра?

Обернушись, Воевода встретился глазами с рыцарем Прибыславом, заехавшим в Самбор по каким-то делам.

– Да вот, молодь совсем от рук отбилась! – проворчал Кшиштоф, бросая сердитый взгляд на жолнежа. – Посмей я в его годы заснуть на посту, с меня бы шкуру живьем содрали!

– Успеешь еще содрать шкуру, – усмехнулся Прибыслав, – пойдем лучше потолкуем о делах наших. Неизвестно, когда еще свидимся вновь! Такие времена настали – ничего нельзя загадывать наперед…

– Что ж, пойдем, – кивнул Воевода, – и впрямь, один Господь ведает, встретимся ли снова! Ты как, брат, долго пробудешь в Самборе?

– Да нет, недолго. Сам знаешь, сколько у меня дел. И Кременец на мне, и лесная застава. Здесь я и мои люди, проездом – сопровождали в Самбор обоз с углем. Заодно вот решил проведать старого друга!

– Это дело нужное! – оживился Кшиштоф. – Пусть твои молодцы отобедают в трапезной, а я велю принести ко мне в светелку жаркое и брагу.

Когда все, обещанное Воеводой, было доставлено к нему в покои, друзья сели за стол, чтобы подкрепить силы и вспомнить о былом.

А вспоминалось многое. За последние двадцать лет не было такой войны или пограничной стычки, в коей оба шляхтича не приняли бы участия.

Толковали они и о грядущем. Кшиштофа волновали известия с южных кордонов, предвещавшие по весне турецкое наступление, Прибыслава – вероятность вторжения в Прибалтику шведов.

Но ни добрая выпивка, ни хорошо прожаренное мясо не могли вернуть душевшый покой Воеводе. Мысль о том, что он возвел поклеп на Бутурлина, неотступно преследовала старого шляхтича, мешая ему сосредоточиться на разговоре с другом.

На его вопросы Кшиштоф отвечал рассеянно и часто невпопад. Вначале Прибыслав решил, что виной тому слишком крепкая брага. Но, присмотревшись к приятелю, он догадался, что причина его дивного поведения кроется в чем-то ином.

– Что, с тобой? – обратился он к Воеводе, когда тот надолго умолк, потупив взор в пол. – Тебя что-то гнетет?

– Да так, брат, – ответил Кшиштоф, не поднимая на него глаз, – сдается мне, я допустил промах…

– И в чем же он?

– Я принял за врага не того человека.

– Вот оно что, – понимающе кивнул Прибыслав, – и сей человек пострадал из-за твоей ошибки?

– Еще нет, но может пострадать, а я сего не хочу!

– Тогда поспеши исправить свой промах! Или ты не в силах?

– Отчего же, в силах, да и время еще есть, – шумно вздохнул Воевода.

– Тогда в чем же дело? – изумился словам друга Прибыслав.

– Да в том, что сей человек – боярин Бутурлин, слуга Великого Московского Князя! А еще в том, что в него влюблена дочь покойного Корибута – Эва! И в том, что княжну любит безответной любовью мой племянник, небезызвестный тебе Флориан!

– Дела… – покачал седой головой Прибыслав. – Тебе, и впрямь, не позавидуешь! Скажи, а чьим врагом ты почитал Бутурлина – своим или…

– …Польской Короны! – закончил за него Каштелян. – И, поверь, у меня были основания так думать!

– А теперь, значит, ты мыслишь по-иному?

– Да вот узнал кое-что от Сапеги… Ты не подумай, что он меня переубедил, но в душу закралось сомнение. Есть силы, коим выгодно, чтобы я мнил боярина татем!

– И что это за силы? – полюбопытствовал Прибыслав.

– Да ты их наверняка видел, въезжая в Самбор, – хмуро усмехнулся Воевода, – разгуливают по замку, как у себя дома!

– Ты говоришь о тевтонцах? Что они здесь делают?

– Не поверишь, но я лично сопроводил их в острог. Орденский посланник, фон Велль, застрелил татя Волкича, коего я собирался представить суду Владык!

– Разумею, – кивнул Прибыслав, – только при чем здесь Бутурлин?

– До сих пор я мнил убийство Корибута делом рук Москвы. Но Сапега поведал мне, что фон Велль – начальник орденской Разведки. А такой человек не мог убить татя по неведению!

– И ты усомнился в виновности Бутурлина?

– А ты бы не усомнился? Только что мне теперь делать? Ей-богу, куда проще было сознавать, что боярин виновен в смерти Корибута, чем думать, что Орден его подставляет!

– Потому, что московита любит княжна?

– И посему тоже! А еще оттого, что боярину присущи свойства, кои мне самому по душе. Много ли ты, брат, видел людей, в коих храбрость уживается с рассудочностью? Таких, что заступаются за другого, когда их самих впору спасать?

А в Бутурлине все это есть! И я злился, что такой удалец служит нашему недругу – Москве, что именно он, а не Флориан, спас жизнь Эвы!

Да, Сапега прав, ненависть к Бутурлину меня слепит. Но причина сей неприязни в том, что я невольно примерил его себе в сыновья.

Скажу больше, если бы мой покойный Ясь вырос похожим на Бутурлина, я был бы счастлив! Но московит мне не сын, он не католик и не поляк. А еще он – похититель сердца девочки, заменившей мне дочь! Вот почему мне так больно, разумеешь меня, брат?

– Как не понять… – вздохнул, качая седой головой, Прибыслав. – И как ты жил с сей мыслью?

– Ждал, когда московит оступится, проявит коварство, – горько усмехнулся Кшиштоф, – но он оставался чист, и это приводило меня в ярость.

Отчаявшись поймать его на какой-нибудь подлости, я решил устроить Бутурлину испытание: предложил ему бежать из Самбора. Я надеялся, что страх перед разоблачением заставит его предстать в своем истинном обличье.

И знаешь, что он ответил? Поблагодарил меня за заботу! Подумай только, я хотел его погубить, а он высказал мне признательность!!!

Лицо Воеводы побагровело от прилива крови, веко на левом глазу дрогнуло.

– Что ж, сие, скорее, свидетельствует об уме боярина, чем о его честности, – пожал плечами Прибыслав. – Похоже, он раскусил тебя, брат, и не поддался на твою уловку. Не знаю даже, что тут можно сказать. Либо он – великий притворщик, либо же – честный малый!

– Вот и я не знаю, – глубоко вздохнул Самборский Владыка. – Может, ты мне дашь совет?

– Ты всегда был человеком чести, – ответил, немного помолчав, Прибыслав, – оставайся им и впредь. Не делай того, о чем будешь жалеть. Не топи Бутурлина.

– Думаешь, после я об этом пожалею?

– Даже не сомневаюсь, – усмехнулся Прибыслав, – уж я-то тебя хорошо знаю!

– Спасибо тебе, брат… – обнял друга Воевода. – Ты мне, и впрямь, помог! Жаль, что нам пора расставаться. Тебе нужно скакать в Кременец, мне – следить за порядком в собственном доме!

Покинув покои Кшиштофа, друзья вышли на Самборское подворье. Прибыслав уже хотел вставить ногу в стремя своего жеребца, но вдруг обернулся к Воеводе.

– Извини, что спрашиваю тебя такое… – смущенно произнес он, – … как ты разумеешь, никто не узнает о нашей беседе. Что бы ты сделал, если бы боярин принял твое предложение?

– Даже не знаю, брат, – со вздохом развел руками Кшиштоф, – спроси меня что-нибудь проще!