Текст книги "Иголка в стоге сена (СИ)"

Автор книги: Владимир Зарвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 39 страниц)

– Но почему в Ливонию? – Волкич никак не мог расстаться с мыслью о побеге на орденском корабле.

– Ты хочешь знать планы Великого Магистра? – насмешливо поднял бровь фон Велль. – Не слишком ли много на себя берешь, боярин?

– Должен же я знать, какую участь ты мне уготовил, – мягко произнес Волкич, пытаясь усыпить подозрительность крестоносца, – так мне будет легче подготовиться к исполнению твоего замысла…

…– Или, вернее, сбежать, не исполнив его, – с холодной улыбкой закончил за него фон Велль, – ты ведь об этом помышляешь?

– По правде сказать, я давно уже уплатил Ордену все свои долги, – Волкичу едва хватило сил, чтобы сдержать свой гнев, – а последняя моя услуга ему и вовсе бесценна!

– Уплатил ты долги или нет, решать будет Капитул! – прервал его фон Велль. – Но поскольку ты, и впрямь, не нужен Ордену, то мог бы получить от него свободу. Однако подумай, сможешь ли ты по уму распорядиться ею?

Предположим, ты скроешься где-нибудь в Моравии – в землях чехов и словаков. Какое будущее тебя там ждет? Ни собственных владений, ни громкого имени.

Не могу поверить, что тебя, с твоей гордыней, устроит такое бытие. Жить ты привык на широкую ногу. Если у тебя и есть золото, ты его быстро промотаешь. Что будешь делать дальше?

Поступишь на службу к одному из тамошних Владык? Но им хватает и своих вассалов, да и земли у них поменьше, чем у Московского Князя, – всех не наделить. Вновь займешься разбоем, чтобы вскоре кончить жизнь на плахе?

– Может быть, так, а может, и нет! – вышел из себя Волкич, – тебе-то какое дело, ты что, можешь мне предложить что-нибудь лучшее?!

– А как ты сам смекаешь? – тевтонца, казалось, забавляла ярость душегуба. – Если бы мне не было тебе чего предложить, стал бы я затевать сей разговор?

Боярин в ответ лишь стиснул зубы.

– Наступает время больших перемен, – продолжал между тем Командор, – и от всех нас зависит, какое грядущее принесут они нам.

– «Нам» – это кому? – хмуро переспросил, Волкич, – о ком ты говоришь, господин?

– Тебе, мне, всему христианскому миру. Но тебя, как я понимаю, заботит лишь собственная судьба? О ней мы и поговорим.

Вскоре начнется война на северных рубежах Московии. К сожалению, начнем ее не мы. Орден нынче недостаточно силен, чтобы вступать в борьбу с Московским Княжеством.

Да и вассальная зависимость от Польши лишает нас свободы действий. Но есть держава, способная уже сегодня отнять у Москвы ее северные земли.

– Швеция, – догадался Волкич.

– Она, ты не ошибся. И если Орден не окажет ей помощи в войне с московитами, то он останется ни с чем, если же поможет – обретет верного союзника, а может быть, и новые земли.

Шведы – сильные завоеватели, но долго удерживать в руках покоренные племена они не смогут. На это способен лишь немецкий характер. Посему они сами обратятся к нам с просьбой о помощи.

А когда мы настроим на завоеванных землях крепостей и введем в них свои гарнизоны, нас уже никто не сможет выгнать оттуда!

– И Польский Король позволит вам сражаться – на стороне Швеции? – недоверчиво усмехну лся Волкич.

– Когда шведы ударят, ему уже будет не до нас. Русь – лишь первая мишень для шведского копья, другой удар нацелен в Польшу. Большая часть польских войск скована на юге войной с Султаном, а воевать сразу с двумя противниками Королевству не под силу.

Только сперва было бы неплохо, чтобы Уния повоевала и с Москвой. Пусть поляки и московиты обескровят друг друга, а там наступит черед шведского оружия. Что скажешь, боярин?

– Умно придумано! – нехотя согласился Волкич. – Только вот чем я смогу быть полезен Шведской Короне в грядущей войне?

– Для начала ты станешь военным советником у шведских ярлов. Тебе ведь хорошо известны нравы Руси, русский способ ведения войны. Посему ты незаменим для шведов. Они так хотели заполучить тебя, что заплатили Ордену за твои услуги сто золотых крон!

– Выходит, ты продал меня шведам, как продают на ярмарке коня или быка! – криво усмехнулся Волкич.

– Именно так, – не моргнув глазом, ответил тевтонец, – а разве ты сам не продавался сильным мира сего? Шведский король, по крайней мере, щедр и достойно вознаградит тебя за услуги.

Да и подумай, какое грядущее открывается пред тобой! На завоеванных землях Шведской Короне понадобится сильный наместник, способный укротить местных варваров. Ты для сего хорошо подходишь.

Руссы неохотно подчиняются чужеземной власти и поднимают против нее бунты, но покорно сносят гнет одноплеменных тиранов.

Тебя же с ними связывают общий язык и вера. Едва ли кто-нибудь из твоих подданных узнает о том, что ты перешел в Католичество, а мы не станем открывать им правду. Пусть все видят в тебе православного Государя, с помощью шведов отвоевавшего у Москвы часть ее земель.

Думаю, со временем Король пожалует тебе и княжеский титул. Ты не только вернешь себе утраченное добро, но и сравняешься в правах с князьями Европы! Разве предложенное дело не стоит того, чтобы за него взяться?

– А какая в том выгода Ордену?

– У нас появится свой человек на завоеванных шведами землях. Ты будешь вести удобную для нас политику и способствовать немецкой торговле в приморских городах своих владений. Позднее поможешь нам закрепиться на русском побережье Северного Моря и выстроить там, Орденские замки.

Со временем эта земля станет нашей, и твоя задача – подготовить ее к сему.

Но чтобы все свершилось, как задумано, тебе нужно благополучно добраться до Ливонии и сесть на шведский корабль. Самборский Воевода решил, что ты станешь пробираться в Московию, и выслал конные разъезды в сторону восточной границы. Тебе это на руку.

Пока поляки суетятся на восточных рубежах, ты сможешь тихо дойти до Ливонии. Но с большим отрядом тебе будет трудно остаться незамеченным. Да и свидетели всего, что здесь было, не нужны ни мне, ни тебе…

– Что же прикажешь с ними делать? В одиночку мне их не перебить! – хищно осклабился Волкич.

– И не нужно! – по холеному лицу тевтонца пробежала брезгливая ухмылка. – Я привез с собой бочонок прекрасного рейнского вина.

Достаточно глотка, чтобы самый дюжий мужик отправился на тот свет: к вину примешан крепкий италийский яд. Действует он не сразу, так что, самые недоверчивые из твоих людей убедятся в безопасности зелья, глядя на своих упившихся и невредимых товарищей.

А когда поймут, что их отравили, будет уже поздно. Такой яд долго расходится в крови, но когда начнет действовать, спасения от него нет!

– Одного бы я, пожалуй, оставил в живых, – на миг в шершавой душе Волкича шевельнулось нечто похожее на совесть, – Ворону, того смуглого бородоча, что встретил тебя у дверей. Он спас мне жизнь там, на заставе…

– А ты можешь обещать, что сия «ворона» не попадется в руки жолнежам и не раскаркается на дыбе о наших делах? – хмуро усмехнулся фон Велль. – Нет уж, боярин. Твой подручный видел меня в лицо – уже этим он обрек себя на смерть.

– Как скажешь, господин, – процедил сквозь зубы Волкич, – век не забуду твоей доброты!

– Мы тоже тебя не забудем, Волкич, – в тон ему ответил фон Велль, – верь мне, у Ордена длинная память…

Когда-нибудь мы встретимся с тобой, как добрые друзья. Ты будешь великим владыкой, а я – твоим верным советником, защитником твоей державы. Помни о том, что уже дал тебе Орден, но не забывай и о том, что он может дать тебе в грядущем!

Фон Велль накинул на голову капюшон и вышел вон из избы. В холодном зимнем небе зажглись первые звезды.

Глава 21

Над Самбором бушевала метель. С пронзительным воем неистовый зимний вихрь обрушивался на стены замка, тщетно пытаясь сорвать с башен черепичные крыши. Тонко и зло завывая в бойницах, гасил факелы и светильники на замковых галереях.

Всю ночь гулял он и в стенах старой башни, ставшей местом заточения Газды и Бутурлина. Наполненная древесным углем жаровня не справлялась с морозом, рвавшимся в незастекленные бойницы, и почти не давала тепла. Скоро должен был закончиться и сам уголь, ссыпанный под стеной стражниками Воеводы.

Но Дмитрий, казалось, не замечал колючего холода, проникавшего под зипун. Мысли его были сейчас далеко. Он думал об Эвелине и ее словах, сказанных во время последней встречи с боярином. Мысленно повторял их, как заклинание, веря и не веря своему нежданному счастью.

Ему стало ясно, почему княжна так настойчиво донимала его в пути насмешками и придирками! Она пыталась привлечь к себе внимание, а он, бесчувственный чурбан, видел в том лишь капризы чванной, избалованной девчонки! Как же глуп он был все это время!

Быть может, любовь Эвы вспыхнула позже, в схроне, где они прятались от погони и вьюги? Какая разница! Главное, теперь он знал, что любим, и не пытался подавлять в себе чувство, заставлявшее учащенно биться его сердце всякий раз, когда княжна оказывалась рядом.

Но с радостью пришла и новая боль. Дмитрий знал, какая пропасть разделяет бедного московского боярина и княжескую дочь, наследницу одного из знатнейших родов Великой Литвы.

Мысли о тех препятствиях, что возвела меж ними судьба, сменялись раздумьями о невеселом положении, в коем Бутурлин оказался из-за подозрительности Воеводы.

Всеми силами своей крепкой натуры он хотел доказать Каштеляну и Королю непричастность Москвы к убийству Корибута, но не знал, как это сделать.

Единственным человеком, чьи слова сейчас имели бы вес, был чудом выживший душегуб Волкич, вероятно, притаившийся где-то в глухой чащобе.

Впрочем, тать мог и не прятаться в лесу. Быть может, он давно выбрался тайными тропами за пределы Литвы и теперь в безопасности радуется тому, как лихо обвел вокруг пальца всех своих преследователей?..

…Еще хуже было сознавать, что где-то поблизости рыщет другой хищник, в сером плаще, коварный и неуловимый.

Что, если ему мало смерти королевского посланника, и сейчас он готовит новый удар, призванный разрушить мир между Унией и Москвой? А он, Бутурлин, не может ни помешать его намерениям, ни предупредить об опасности своего Государя!..

– Видишь, как все обернулось, – донесся до него сквозь пелену отчужденности слегка насмешливый голос Газды, – ты, видать, и помыслить боялся о том, что тебя так любят!

– Только вот что мне делать с сей любовью? – грустно усмехнулся Бутурлин. – Она – католичка, дочь магната, ее родня – королевские кумовья. А у меня нет иного богатства, кроме доброго имени, коня и сабли. Впрочем, коня я потерял, а саблю у меня отнял Воевода!

– Доброе имя – тоже немало, – возразил Газда, подбросив остатки угля в жаровню, – многие и этим похвалиться не могут, а цену себе набивают!

Будь ты холопом, тебе бы и впрямь ничего не светило, а раз уж ты боярин, то как знать…

…Я когда Европу ихнюю проезжал, немало историй слыхивал, как бедные рыцари за доблесть получали титулы от королей и на богатых наследницах женились! Может, и тебе повезет. Кое в чем уже повезло. Такая девица тебя полюбила! И видом хороша, и душа у нее живая, не черная.

Даром, что княжеского рода, а за меня, схизматика да разбойника, перед Воеводой вступилась. Так-то, брат!

В придачу ко всему, голова у нее хорошо варит: вспомни, как лихо она задумала наш побег! Ей-богу, напрасно ты отказал девчонке; будь ты менее благороден, мы бы уже в схроне грелись и зелено вино попивали!

– Где бы ты взял зелено вино? – улыбнулся Дмитрий, видя, что Газда откровенно дурачится.

– Как откуда? – поддельно удивился казак. – У Воеводы бы потребовал в уплату за то, что морил нас здесь трое суток! Знаешь, какие бы он сделал глаза, когда я бы у него мех с лучшим в Самборе вином запросил?!

– Боюсь, его бы хватил кондратий! – неожиданно для себя самого развеселился Бутурлин. – Ты бы, верно, потребовал, чтобы Воевода его тебе своими руками подал?

– А то как же! – расхохотался Газда. – Я на меньшее не согласен!

Они долго и дружно смеялись, как могут смеяться люди, знающие цену жизни и смерти, испытавшие боль потерь и научившиеся ценить каждое мгновение, отпущенное им судьбой.

Польские стражники за дверью недовольно ворчали, тщетно пытаясь понять причину столь неожиданного веселья. Но обращаться за объяснениями к узникам не спешили: те могли потребовать угля для жаровни или, чего доброго, провизии, обещанной Воеводой и уже наполовину истребленной самими не слишком добросовестными жолнежами.

Им было проще не замечать доносящегося из башни хохота, подъедая в теплой караулке предназначенное для узников жаркое.

– Знаешь, а ведь княжна права! – произнес, наконец, перестав смеяться, Газда. – Сидя здесь, нам не свершить ничего путного. Не знаю, что ты себе надумал, а я решил бежать отсюда, не дожидаясь панской милости!

– И как ты собираешься выбираться из сего склепа? Сам ведь говорил, что улизнуть отселе невозможно…

…– Если только кто-нибудь не спустит сверху веревку, – заговорщически подмигнул казак московиту. – Ты, брат москаль, похоже, забыл о моих побратимах. А они обо мне не забыли. Погляди-ка вверх!

Бутурлин поднял глаза и увидел растрепанный конец веревки, свисающий откуда-то сверху. Там, на перекрестии толстых балок, поддерживающих крышу, копошились две почти неразличимые в темноте фигурки Тура и Чуприны.

Это могло показаться чудом, но побратимы Газды умудрились отыскать своего товарища, взобраться по отвесной башенной стене и никем не замеченными проникнуть в охраняемую темницу.

– Ну что, брат москаль, унесем отсюда ноги, покуда ляхи доедают наш ужин? – хитро усмехнулся, поймав качающийся канат, Газда. – Хватайся первым за веревку!

– Нет, брат, полезай один! – покачал головой Бутурлин. – Ты и так уже достаточно пострадал из-за меня. Я же останусь здесь.

– Эй, москаль, не дури! – вышел из себя Газда. – Ты что, хочешь, чтобы я бросил тебя на растерзание ляхам?

– Если я убегу вместе с тобой, Воевода уверится в том, что я – московский лазутчик и убийца Корибута, по-воровски сбежавший, не дождавшись королевского решения. Тот, кто считает себя правым, не бежит от суда!

– Да что за блажь на тебя нашла?! – не на шутку рассердился казак. – Воевода потащит тебя на дыбу уже за то, что ты дал мне уйти! И скажет при этом, что ты отправил Московскому Князю гонца с донесением, а сам остался здесь, чтобы и дальше отводить подозрения от Москвы!

Впервые за время их споров Дмитрий не нашел слов для возражений. Да, Газда был прав, именно так бы и рассудил Воевода.

– И ведь возразить старому ляху будет нечего! – продолжал наступать казак. – Единственный способ уверить его в непричастности Москвы к смерти Князя – это изловить и привести в Самбор живого Волка!

И сделать это до того, как он и его хозяин в сером плаще не свершили нового зла на кордоне между Московией и Литвой! Только вот как ты поймаешь татя, сидя под замком, в темнице?

Бутурлин промолчал, поскольку Газда и здесь был прав.

– Слушай, боярин, – горячо зашептал казак, склоняясь к самому уху московита, – останешься сидеть здесь – только лишний грех на мою душу положишь, а убежишь со мной – помогу тебе изловить Волка!

На замковой стене едва слышно перекликались часовые. Скоро начнется смена караула, и тогда новые стражи, принявшие пост у входа в темницу, непременно наведаются к узникам. Ждать, и впрямь, было нечего. Не тратя время на раздумья, Дмитрий ухватился за веревку.

Глава 22

Эвелина бежала по заснеженному лесу сквозь кромешный мрак и вой взбесившейся метели. Ужас гнал ее прочь от страшного места, где нашли смерть самые близкие ей люди – отец и Магда.

Их растерзало мерзкое чудище с когтистыми птичьими лапами, драконьим хвостом и оскаленной волчьей пастью, с пылающими, точно угли, глазами.

Крови убитых чудищу оказалось мало, и оно бросилось в погоню за княжной сквозь чащу и бурелом. Девушка уже чуяла за спиной смрадное дыхание хищника, слышала скрежет мерзкой чешуи о стволы деревьев.

Она бежала, не разбирая дороги, то увязая в глубоком снегу, то проваливаясь в темные ямы и овраги. Колючие сучья обдирали ей в кровь лицо, словно чьи-то злые руки цеплялись за волосы и одежду. Снег казался липким, как трясина, сердце от ужаса и быстрого бега рвалось из груди.

Но все ее усилия были тщетны – зверь шел по пятам, ни на шаг не отставая. Он настиг Эвелину на краю оврага, слишком широкого, чтобы его можно было одолеть прыжком, слишком глубокого, чтобы остаться в живых, спрыгнув вниз.

Она остановилась у кромки обрыва, едва не сорвавшись в пропасть. Остановился и зверь, видя, что добыче некуда бежать. Глаза его налились рубиновым огнем, из пасти донеслось рычание, похожее на злорадный смех.

Когтистые лапы рыли снег в предвкушении пира, длинный хвост, усаженный, словно крепостная стена, зубцами, раскачивался из стороны в сторону, круша позади зверя кустарник.

Ужас ледяным обручем сдавил сердце девушки, она замерла в ожидании смерти.

Дмитрий возник перед ней, точно из-под земли, заступив чудищу дорогу. В руках он сжимал охотничью рогатину, обращенную к зверю широким треугольным рожном.

Но зверь не привык отступать перед острой сталью. Злобно рыча, он сжался в тугой ком, ощетиненный гребнями и аспидно-черной чешуей.

Разверзлась хищная пасть, полная зубов-кинжалов, пронзительный, леденящий душу вопль взвился над лесом.

Такой жуткий, что даже вьюга стихла, ужаснувшись его звучания, и в разрывы облаков выглянули звезды, холодные и колкие, как острия гвоздей.

В тот же миг тело хищника распрямилось гигантской пружиной, и он метнулся к застывшим на краю обрыва фигуркам.

Дмитрий не отступил ни на шаг, принимая на рогатину тяжкое тело зверя. С хрустом проламывая чешую, рожон вошел в плоть хищника, лязгнувшего зубами у самой его шеи. Не давая зверю опомниться, Бутурлин поднял его над собой и вместе с рогатиной швырнул в пропасть.

Тварь дико взвыла, ударившись об острые камни на дне ущелья, забилась в судорогах и вдруг вспыхнула, словно объятая Греческим Огнем.

Но свое черное дело она все же сделала. Застонав, Дмитрий опустился на снег, и Эвелина с ужасом увидела на его груди глубокие рваные борозды, оставленные когтями хищника.

Склонившись над возлюбленным, она сняла кушак, чтобы перевязать его раны, но тут на нее сзади упала черная тень. Обернувшись, княжна увидела Самборского Воеводу, перебрасывающего с руки на руку тяжелый боевой топор.

– Что, московит, пришло время умирать? – хитро подмигивая, обратился он к истекающему кровью Бутурлину. – Чай, больновато тебе нынче? Ничего! Я, по старой дружбе, одним махом избавлю тебя от страданий!

– Опомнитесь, дядя! – взмолилась Эвелина, с замиранием сердца глядя, как левая щека Кшиштофа покрывается уродливыми наплывами ожога, а затем шерстью и аспидной чешуей, – он же спас мне жизнь!

– Вот и ладно! – прорычала тварь, еще мгновение назад бывшая Воеводой. – Спас – значит, так тому и быть! Дальше поедем без него!..

Оборотень взметнул к небу секиру, гибельным полумесяцем сверкнувшую в свете звезд. Эвелина закричала от ужаса и… проснулась. Похоже, ее разбудил собственный крик. На дворе давно уже рассвело, и в мозаичные окна горницы, выходившие на внутренний двор замка, лился солнечный свет.

Внимание княжны привлек шум, доносящийся со двора. Лошадиное ржание, лязг доспехов и громкие крики Воеводы, распекавшего за что-то жолнежей, говорили о том, что в замке произошли события, ставшие неприятной неожиданностью для Самборского Владыки и его подчиненных. Почему-то Эвелине пришло на ум, что эти события связаны с Бутурлиным.

Кликнув горничную, она велела подать ей платье и, наскоро одевшись, поспешила во двор. Но, не успев пройти и десяти шагов по опоясывавшей двор галерее, она нос к носу столкнулась с Воеводой. Тот пребывал в самом мрачном расположении духа.

– А, юная мечтательница! – с ходу приветствовал ее Кшиштоф. – Крепко же ты спала, раз пропустила все интересное!

– Что-то стряслось, дядя? – робко поинтересовалась Эвелина, внутренне готовясь к худшему.

– Стряслось? – с хмурой усмешкой переспросил ее Воевода. – Воистину так, моя девочка! Сбежал из-под стражи твой благородный паладин, выскользнул, как ночной вор, вместе со своим нечестивым холопом!

– Как сбежал?.. – не поверила услышанному Эвелина.

– По веревке! – презрительно фыркнул старый рыцарь. – Похоже, у него были сообщники. Подошли ночью в метель к стене, взобрались на нее как-то…

…Ума не приложу, как на нее можно влезть, когда там нет ни одной выбоины, ни одного уступа! Однако же, залезли, спустили тем двоим, веревку…

… А поутру хватилась стража – ан нет молодцов!

Отрядил я за ними в погоню Флориана с полусотней конников, думал, догонят, да где там!.. Замела метель все следы. Ясно, что в лесу чертовы схизматики укрылись, но попробуй их отыщи! И как они не сбились с пути в такую вьюгу? Видно, сам Сатана пришел на помощь нечестивцам!

– Им помог Господь! – с болью вголосе возразила Эвелина. – Он всегда заступается за невинно страждущих!

– Да брось ты, княжна! – досадливо махнул рукой Воевода. – Был бы он невиновен – стал бы бежать от королевского суда? Не знаю, что за сила помогла ему из Самбора ноги унести, но теперь его ничто не спасет от расплаты. Как только поймаю мерзавца, вздерну на дыбу, как простого конокрада! А ведь я ему почти поверил!..

Лицо рыцаря побагровело от гнева, левое веко часто задергалось, словно подтверждая его решимость именно так поступить с беглым московитом. Он в ярости тряхнул головой и, резко отвернувшись от княжны, зашагал прочь.

– Пресвятая Богородица, заступись, убереги Дмитрия от гнева Воеводы! – прошептала Эвелина, глядя сквозь слезы вслед удаляющемуся каштеляну. – Не дай свершиться неправому суду! Ты ведь знаешь, что он невиновен!