Текст книги "Иголка в стоге сена (СИ)"

Автор книги: Владимир Зарвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 39 страниц)

Глава 50

Отбив удар сабли, Газда снес янычару полголовы. Он вновь был в гуще битвы на Мальте, на стенах осаждаемого турками бастиона. Рядом бился Командор Сфорца. В сей раз на нем не было шлема, и Газда видел его гневную улыбку и горящие яростью глаза. Меч итальянца сверкал, сея смерть в янычарских рядах, и казак искренне порадовался за друга, после тяжкой болезни обретшего прежнюю силу.

Газда и сам искромсал немало басурман, изумляясь, что никто из них до сих пор не задел его клинком. Но, охваченный азартом битвы, он не заметил, что к Командору подкралась опас– ность.

Притаившийся за выступом стены янычар метнул ему в спину копье, и рыцарь залился кровью. Едва он выронил меч, турки ринулись на него со всех сторон, как собаки на раненого медведя.

Силясь отбить у них друга, Газда без жалости рубил янычар, но все было тщетно. Турки накатывались на него живыми валами, и их невозможно было остановить. Они уносили Газду все дальше от Командора, и вскоре казак потерял его из виду.

В попытке вновь пробиться к нему Газда рубонул наудачу первого вставшего на его пути врага. В тот же миг его руку пронзила жгучая боль, словно ее погрузили в расплавленную смолу. Выпустив от неожиданности меч, он отдернул руку и …проснулся.

Видение битвы исчезло. Со всех сторон казака обступали закопченные стены избы, где они с побратимами вынужденно остались на ночлег. Похоже, размахивая во сне рукой, он нечаянно попал ею в жаровню с углями, и боль ожога вырвыала его из объятий сна. Чертыхнувшись, Газда огляделся по сторонам. В приютившей их избушке все дышало дремотным покоем: чуть слышно потрескивали в жаровне догорающие угли, слышалось дыхание спящих друзей.

Но казаку было уже не до сна. Ночная вьюга стихла, и в окошко, затянутое бычьим пузырем, лился лунный свет. Газда понял, что приспело время для побега.

Вскочив с лежанки, он едва не налетел на выросшую перед ним темную фигуру. Казак потянул из ножен саблю, но тут же облегченно выдохнул, узнав Тура.

– Проснулся? – донесся из мрака знакомый голос. – Вот и ладно, а то я уже хотел тебя будить. Беда стряслась, пропал Чуприна!

– Как пропал? – мотнул головой, стряхивая остатки дремы, Газда.

– Да уж не знаю, как! – развел руками пожилой воин. – Был – и нет, словно в прорубь нырнул!

– Может, в отхожее место подался? – предположил Газда.

– Да уж, облегчиться перед побегом – самое то! – фыркнул Тур. – Потом, на воле, никак нельзя будет. Нужно здесь следы оставить!

Газда хотел было возразить побратиму, но передумал. Тревога Тура передалась и ему.

– Пожалуй, ты прав, – кивнул он, спешно привязывая к поясу саблю – нужно найти его, пока не стряслась беда!

– Беда? – переспросил старик. – Боюсь, она уже стряслась…

Видение мне было из тех, что предвещают смерть!

– Тогда нужно разбудить московита, – подал мысль Газда, свято веривший в провидческий дар побратима, – наши дела его не обходят стороной!

Измученный тремя бессонными ночами, Дмитрий крепко спал, подложив под голову полушубок. Багровые отсветы от углей скользили по его лицу, и от этого Туру казалось, что он улыбается во сне.

– Не стоит, брат, – покачал головой старый казак, – ему и так пришлось много вынести. Пусть хоть сегодня отдохнет…

__________________________

…Чуприну они нашли без труда. Залитый лунным светом, он лежал у распахнутых ворот, и смертная бледность расползалась по его навеки застывшему лицу.

В первое мгновение Газде почудилось, что его товарищ покоится на широком алом плаще, но присмотревшись, он понял, что это лужа крови. Кто-то перерезал Чуприне горло быстрым, мастерским ударом. И Газда, кажется, знал, чьих рук это дело.

– Ты думаешь о том же, что и я, брат Тур? – спросил он побратима, судорожно сглотнув ком в горле.

– Хочешь спросить, подумал ли я о Волке? – поднял на него взгляд старик. – Да, похоже, это его работа!

– Эх, Чуприна! Неужто он хотел в одиночку остановить татя? – поморщился от внутренней боли Газда.

– Скорее, помочь ему, – хмуро ответил Тур. – Помнишь, какие речи Чуприна вел всю дорогу? О том, что мы должны отпустить Волка за вознаграждение? Вот он и выбрал свой путь и плату получил за услугу!..

Газда в ярости скрипнул зубами. Он ожидал от Чуприны чего угодно, но не предательства. Ему так хотелось, чтобы Тур ошибся в своей догадке, но, похоже, старик был прав.

Чуприна перешел на сторону врага, а значит, умер для Газды душой и телом. Но от этого казаку не было легче.

– Жаль… – произнес он, чувствуя, что на глаза наворачиваются слезы. – Пробудись мы чуть раньше, он, может, и не предал бы нас. Мы опоздали!

– Не совсем. Чуприну нам не вернуть, а Волку преградить дорогу мы еще успеем, – заявил рассудительный Тур, – за воротами конских следов нет, значит, сей ирод обретается, где-то здесь. Давай-ка, брат, затворим эти чертовы ворота! Так нам будет сподручнее ловить татя!

Газда навалился на створку ворот, увязшую в снегу, и водворил ее на прежнее место. Тур подогнал к ней вторую и вставил в скобы ворот массивный брус засова.

– Вот что, брат, – обернулся он к Газде, – никто не знает, чем для нас закончится сия ночь. Но Волка нужно остановить любой ценой. Окажись он на свободе, не поздоровится ни нам, ни московиту. Мы еще можем уйти в чащобу, а вот Дмитрию отступать некуда. Так что, выход у нас один: изловить и связать татя. А свершив сие дело, можно и в леса податься…

– Если уходить будем, то зачем было запирать ворота? – недоуменно пожал плечами Газда.

– Если мы не остановим Волка, пусть хотя бы ворота остановят, – пояснил Тур. – И давай договоримся, брат: если один из нас погибнет, пусть другой разбудит польскую стражу.

Он отвязал от пояса охотничий рог и протянул его побратиму.

– Что же, мы не одолеем вдвоем одного татя? – нахмурился Газда.

– Сей зверь страшнее многих, кого мы знали доныне, а загнанный в угол, он стал опаснее во сто крат!

– Пусть так, но почему ты мне отдал рог? – продолжал недоумевать Газда. – Может, тебе самому придется в него трубить?

– Нет, Петр, – покачал чубом старый казак, впервые назвав Газду не по прозвищу, а по имени, – боюсь, в рог придется трубить тебе…

…Так мне говорит чутье, а оно меня ни разу не обманывало!

Газда промолчал, хотя ему не пришелся по сердцу ответ побратима. Обнявшись, казаки двинулись по цепочке следов, ведущих от мертвого Чуприны к конюшне.

В том, что Волкич еще там, у них сомнений не было.

_____________________________

Умение действовать быстро и решительно не раз спасало Волкичу жизнь. Не подвело оно его и в схватке с немым Олафом. Несмотря на юный возраст, сын трактирщика был наделен медвежьей силой, и сумей он дотянулся до горла Волкича, по боярину пришлось бы заказывать панихиду.

Но удар копьем устранил с пути беглеца внезапно возникшую преграду. Волкич не ведал, сколько таких преград воздвигнет на его пути судьба, но твердо знал, что убьет всех, кто заступит ему дорогу к свободе.

И все же он был обескуражен, когда ворота конюшни распахнулись, и на пороге возникли Тур и Газда. При виде казаков тать похолодел от ужаса. Ему подумалось, что следом за ними в конюшню войдут стражники, и тогда ему останется лишь одно – умереть в бою.

Но у Волкича отлегло от сердца, когда он понял, что казаков только двое. Они по какой-то причине не стали будить людей Воеводы, подарив убийце надежду расправиться с ними, как незадолго до этого он поступил с сыном Харальда.

– Далеко ли собрался? – бросил ему с порога Тур.

Злобная гримаса исказила лицо татя, уцелевший глаз хищно сверкнул в полумраке.

– С дороги, холопы! – прорычал он, вынимая из ременной петли на седле боевой топор. – Смерти жаждете? Сейчас вволю наедитесь!

– Не пугай пуганых, – с холодной насмешливостью произнес Тур, – в одиночку тебе нас не одолеть. Бросай секиру, не то хуже будет!

– Ну, так отбери ее у меня, – осклабился душегуб, – сделай подарочек Воеводе!

Занося топор для удара, он двинулся навстречу казакам.

– Помни наш уговор, брат! – шепнул Газде напоследок старый Тур. – И… не поминай лихом!

В руках он держал смотанную петлями волосяную веревку, коей собирался опутать врага. С таким орудием едва ли можно было на равных противостоять секире, но по-другому казак действовать не мог. Татя требовалось связать, а не убить, а это значило, что нельзя было пускать в ход саблю.

Понимал это и Газда, посему вместо клинка, подаренного Командором Сфорца, сжимал в руке лишь «летучий змей».

– Смерть вам, холопы!!!

Взметнув над головой секиру, Волкич ринулся в бой. Первый удар предназначался Газде. Казак успел метнуть в голову татя свою веревочную снасть, но Волкич ловко уклонился от броска, и железные гирьки пролетели мимо, не причинив ему ущерба.

Секира обрушивалась на голову Газды, и избежать смерти он мог, лишь выскользнув из-под удара. Он так и сделал, но ближайший столб коновязи помешал ему отступить. Гибельное лезвие скользнуло по руке казака, распоров ему рукав зипуна, кожу и мышцы от плеча до локтя.

Секира вновь взметнулась вверх, чтобы довершить дело, но опуститься на голову Газды ей не пришлось. Видя, что побратиму грозит гибель, старый Тур бросился наперерез врагу.

Моток веревки, брошенный им в лицо татя, заставил Волкича отступить, и, воспользовавшись сей заминкой, Тур обеими руками вцепился в железное топорище секиры.

Он надеялся обезоружить разбойника, но молодой, сильный тать легко вырвал топор из рук старого казака и нанес ему удар лезвием поперек живота.

Застонав, Тур осел наземь. Второй удар Волкича должен был добить его, но теперь навыручку побратиму пришел Газда. Прыгнув навстречу татю, он ударом ноги в грудь оттолкнул его от раненого товарища.

Волкич устоял на ногах и замахнулся на казака секирой. Рванув из ножен саблю, Газда попытался отбить удар татя клинком, но раненая рука ему плохо повиновалась, и Волкич без труда выбил из его пальцев оружие.

– Ну что, отвоевался, холоп? – злобно оскалил он зубы, преграждая казаку путь к выходу. – Сейчас ты отправишься к своему рыжему дружку!

– Труби в рог! – простонал Тур. – Труби, брат!..

Отступать Газде было некуда, защищаться нечем. Перед взором его маячила вражья секира, занесенная для удара. Казак понял, что если не протрубит сейчас, то уже не сделает сего никогда.

Сорвав здоровой рукой с пояса охотничий рог, он изо всех сил подул в него. Вырвавшись из затхлого полумрака конюшни, резкий звук пронзил утреннюю тишь и разнесся над миром, будя спящих во всех углах постоялого двора.

Трубя, Газда не рассчитывал, что это спасет ему жизнь, но именно так и вышло. При звуке рога рука Волкича дрогнула, и удар, способный развалить казака от шеи до бедра, пришелся в столб коновязи.

Ярость на лице убийцы сменилась животным ужасом. Забыв о Газде, он метнулся к своему коню, вскочил в седло и стрелой вылетел на подворье.

Газда продолжал дуть в рог, разрывая тишину хриплыми звуками. Сон, навеянный зельем Харальда, оказался нежданно хрупким. На голос рога из всех строений постоялого двора выбегали, на ходу обнажая оружие, люди Воеводы.

Чертыхнувшись, Волкич погнал коня к воротам, но тут же был вынужден его осадить: ворота, предусмотрительно отворенные им для побега, кто-то вновь запер на засов.

Путь к спасению был отрезан, тать очутился в западне. Проклиная всех и вся, он погнал Вороного вдоль частокола в отчаянной попытке отыскать в нем какую-нибудь брешь.

Со всех сторон к Волкичу бежали стражники. Одного из жолнежей, схватившего его коня за узду, тать пнул в лицо сапогом, другого – огрел плетью.

Но Волкич уже нашел то, что искал. В одном месте частокол был намного ниже, чем в других, и это давало разбойнику шанс вырваться на свободу.

Давя конем всех, кто вставал на его пути, он помчался к облюбованной им бреши. Тать не знал, возьмет ли Вороной преграду, но сознавал, что другого пути к спасению у него нет.

Тем временем шум на постоялом дворе разрастался. Разбуженный переполохом, из своего ночного убежища показался Воевода. Не проспавшись от хмеля, он едва понимал, что происходит, но громче всех кричал, распекая жолнежей за неповоротливость.

В считанные мгновения постоялый двор был на ногах. Но одного из постояльцев не пришлось будить, поскольку он и не думал смыкать глаз этой ночью.

Затаившись в отведенной ему избе, фон Велль ждал минуты, когда пленный тать обретет свободу. И услыхав долетающие со двора крики, он понял, что у Волкича что-то пошло не так с побегом.

Как всегда в минуты опасности, сознание Командора работало безотказно. Волкич не должен был вновь попасть в руки Воеводы, и тевтонец принял решение убить татя. Рывком поднявшись с устланного шкурами ложа, он взял самострел, колчан со стрелами и поспешил на улицу.

Увиденное там едва ли обрадовало рыцаря. Волкич гонял на взмыленном коне по подворью, уворачиваясь от Воеводиных жолнежей и сшибая их с ног. Видя, что у него нет шансов вырваться из западни, Руперт натянул рычагом тетиву самострела и вложил в желобок тяжелую, каленую стрелу.

«Даже если он преодолеет изгородь, жолнежи его настигнут! – пронеслось в мозгу фон Велля. – Что ж, придется вернуть деньги шведам!..»

Командор вскинул оружие, целясь в спину своего подопечного.

Волкич брал разгон, собираясь преодолеть последнее препятствие, отделяющее его от воли. Руперт понял: еще миг – и пускать стрелу будет поздно.

Он плавно нажал рычаг спускового механизма. Глухо щелкнул стопор, басовито взвыла тетива, и стрела, со свистом пронзая морозный воздух, рванулась к цели.

Волкичу так и не удалось птицей перелететь гребень частокола. В миг, когда Вороной отталкивался копытами от земли, в шею его наездника с хрустом вошла стрела.

Удар был так силен, что наконечник стрелы раздробил татю шейные позвонки, вырвал язык и вышел наружу меж зубов, словно змеиное жало.

Жгучая боль пронзила беглеца, лишив его сил. Словно сноп, поваленный бурей, он рухнул наземь, захлебываясь собственной кровью. Плоть была ему больше не подвластна, Волкич не чуял ни рук, ни ног, словно голова была отделена от остального тела.

Он лежал на снегу, словно большая нелепая кукла, и по лицу его пробегала смертная судорога. Зубы татя стучали о наконечник стрелы, зрячий глаз, налитый кровью, казалось, готов был выпрыгнуть из глазницы от переполняющего его ужаса.

Взором, обращенным в ад, Волкич видел длинные вереницы убитых им людей. Зарезанные и расчлененные, со снятой кожей и вырванными глазами, они надвигались на татя из багровой тьмы, протягивали к нему изуродованные руки.

А впереди всех жуткая в своей наготе шествовала Настасья Колычева, заживо сожженная Волкичем в собственном доме.

Огонь обезобразил лицо былой красавицы, но Волкич сразу же узнал ее. Только теперь улыбка Настасьи больше походила на оскал, а глаза пылали жаждой отмщения.

От ее взора татя прошиб холодный пот. Он уже знал, как поступит с ним бывшая любовь. Сухая, словно сожженная ветка, рука, медленно поднялась, указуя на своего убийцу скрюченным пальцем.

До Волкича долетел ее смех. Хриплый, но в то же время пронзительный, он вначале звучал тихо, но вскоре стал нарастать. Вторя ему, захохотали другие мертвецы, радующиеся скорой расправе над своим мучителем.

Смех Настасьи перешел в призывный клич, и, повинуясь ему, орда убиенных ринулась на Волкича со всех сторон. Все, кого он приносил в жертву Тьме, теперь сами терзали его зубами и ногтями, рвали и растаскивали по частям.

В отчаянии он возопил, моля своих покровителей о спасении, но ответом ему были лишь зубовный скрежет да злорадный смех мертвецов…

…Боярин так и не дождался подмоги. Утратив способность мучить и убивать, он потерял ценность в глазах Тьмы, и она отвернулась от него, как отворачивалась от множества других негодяев, закончивших свой земной путь.

Жуткий, исполненный ужаса вопль огласил мрачные глубины преисподней, но никто не откликнулся на него и не пришел Волкичу на помощь. Демоны предали своего слугу.

Глава 51

Дмитрий Бутурлин проснулся от громких криков, долетавших со двора. Почуяв неладное, он прицепил к поясу саблю и поспешил на улицу.

Худшие из опасений боярина оправдались. Волкич, каким-то чудом избавившись от пут, носился по двору на взмыленном коне и выискивал место, где можно было бы перемахнуть частокол.

Люди Воеводы бежали к нему со всех сторон, силясь догнать беглого татя и стащить с коня, но Волкич от них уворачивался, награждая стражников ударами плети.

Дмитрий горько пожалел о том, что у него под рукой нет аркана. С его помощью он мигом бы спешил татя, как давеча сделал это на ливонской границе. Но аркан вместе с остальным снаряжением Бутурлина остался в конюшне, и пока бы боярин бегал за ним, Волкич мог перемахнуть частокол и вырваться на свободу.

В отчаянии Дмитрий бросился за ним вдогонку, надеясь одолеть врага голыми руками. Но смерть настигла Волкича прежде, чем Бутурлин смог до него дотянуться. Что-то отрывисто свистнуло в воздухе, и тать, раскинув руки, повалился навзничь.

Подбежав к нему, Дмитрий увидел короткую толстую стрелу, торчащую из окровавленного рта убийцы. Несколько мгновений Волкич еще был жив. Зубы его скрежетали о черенок стрелы, зрячий глаз метал в сбежавшихся людей ненавидящие взгляды.

Но это была агония. Спустя миг лицо татя дрогнуло, будто внутри оборвалась незримая нить, и он застыл навеки, вперив стекленеющий глаз в утреннее небо.

Бутурлин обернулся в ту сторону, откуда прилетела стрела, и увидел фон Велля. Рыцарь стоял на другом конце двора, и в руке его холодно поблескивал спущенный арбалет. Их взгляды встретились, и Дмитрий прочел в глазах крестоносца радость победителя.

Иначе и быть не могло! Единственный свидетель его тайных дел мертв и уже не сможет никому поведать о причастности Ордена к смерти Корибута. Ненавистному московиту оставалось лишь посыпать голову пеплом.

Дмитрий стиснул зубы. Все, ради чего он последнее время не ел, не спал, рисковал жизнью, рухнуло в одночасье, и наглый, торжествующий взор тевтонца подтверждал это.

В глазах у московита потемнело от гнева. Что ж, пусть он не сможет доказать в суде вину фон Велля, но у него хватит сил покарать убийцу собственной рукой.

Впервые в жизни боярин не сдержал ярости. Обнажив саблю, он двинулся навстречу врагу. Фон Велль этого ждал. Его рука в замшевой перчатке тут же легла на рукоять меча, а из-за спины Командора высыпали, преграждая Бутурлину дорогу, орденские солдаты.

Дмитрию было все равно, сколько их будет, – четверо или десять. Он знал, что любой ценой прорубится к тевтонцу и заставит его заплатить за содеянное зло.

Между противниками оставалось не более пяти шагов, когда дорогу Бутурлину преградил Воевода.

– Опусти клинок, боярин! – проревел он в лицо, московиту. – Ты что, ополоумел бросаться с мечом на чужих послов?

– И ты, Командор, вели своим людям убрать мечи! – крикнул он тевтонцу. – Властью, данной мне на сих землях, Государем Польским и Литовским я запрещаю какие-либо поединки!

– Опусти меч, Дмитрий, – обратился к Бутурлину бледный, в накинутой на плечи шубе, Флориан, – непокорностью ты никому ничего не докажешь…

– Вам что, нужно особое приглашение? – грозно нахмурился Кшиштоф, видя, что люди фон Велля не спешат прятать в ножны мечи. – Или вас разоружить силой? Ну-ка, жолнежи!

Стражники Воеводы, кольцом обступавшие немцев и Бутурлина, потянули из ножен клинки. Это не смутило кнехтов, сгрудившихся вокруг фон Велля, но Командор решил, что ссора с поляками может навредить делу.

– Уберите мечи! – отдал он приказ своим людям. – Негоже нам, добрым католикам, обращать оружие против братьев-христиан!

– Так уже лучше! – примирительным тоном произнес Воевода, когда немецкие мечи вернулись в ножны. – Да, не ожидал я от тебя, боярин, такой прыти!

– А чего ты от меня ждал? – горько усмехнулся, вогнав саблю в ножны, Дмитрий. – Ты не хотел мне верить, что тевтонец причастен к смерти Корибута?

Так вот тебе доказательство моих слов! Он прибыл сюда, чтобы устроить побег своему подручному, а когда это не вышло, решил его убить!

– О чем говорит сей московит? – холодно вопросил Воеводу фон Велль. – Я плохо понимаю варварскую речь…

– Ой ли, Командор? – Дмитрий уже овладел собой, но ярость, пылавшая в его сердце, все еще рвалась наружу. – Долой притворство! Ты владеешь русской речью не хуже любого из подданных Московской державы.

Я слышал твой разговор с Волкичем на заставе, где был убит Князь Корибут. Ты был весьма красноречив, наущая татя, как обставить убийство, чтобы вина пала на Москву!

– И ты можешь это доказать? – блаженно улыбнулся фон Велль. – Хотелось бы узнать, как!

– Тебе лучше помолчать, Командор! – с мрачным видом обернулся к нему Кшиштоф. – Ты и так уже натворил дел! Сам-то хоть разумеешь, что ты сделал?

– Ничего предосудительного, – пожал плечами крестоносец, – убил разбойника, пытавшегося бежать от возмездия!

– Он должен был предстать пред судом Короля! – рявкнул, не сдержав гнева, Воевода. – А по твоей милости нынче он на пути в ад!

– Не думаю, что там с грабителем и убийцей обойдутся милостивее польского Государя, – холодно усмехнулся Руперт, – поверь, Воевода, тать получит по заслугам. Вот только не знаю, опалит ли его пламя преисподней сильнее, чем когда-то обожгла смола…

– Этими словами ты выдал себя с головой! – воскликнул Бутурлин, до мельчайших подробностей помнивший разговор Волкича с ночным гостем на заставе. – Ты их слышал от татя в ночь убийства посла!

– Тогда зачем мне было повторять их сейчас? – глумливо усмехнулся тевтонец. – Для того, чтобы ты меня опознал? Если хочешь меня в чем-то обвинить, придумай более правдоподобную ложь!

– Мы оба знаем, что я говорю правду! – вспыхнул Бутурлин.

– Хочешь доказать свою правоту – доказывай ее в бою, как подобает воину. Мой клинок всегда к твоим услугам! – тевтонец вновь положил руку на крыж меча.

– Никаких поединков здесь не будет! – грозно сверкнул глазами Воевода. – Если наш Государь объявит ордалию, тогда – другое дело. Но я не потерплю на вверенных мне землях самоуправства!

Убери руку с меча, Командор! И ты, боярин, тоже не хватайся за саблю, Есть дело важнее ваших ссор! Тать был крепко связан, и без посторонней помощи он не мог освободиться. Кто-то разрезал его путы, хотелось бы узнать, кто…

– Хвала Господу, пославшему этой ночью снегопад! – воздел руки к небу фон Велль. – Следы на снегу укажут место, откуда пришел сообщник убитого татя!

– Командор говорит дело, – обратился к Самборскому Владыке крепкий седоусый жолнеж. – Пан Воевода, вели нам пройти по следам…

– Что ж, пройдите, – кивнул Кшиштоф, – особого проку от сей затеи не будет. Гоняясь за татем, вы истолкли весь снег во дворе ногами. Но вот у гостевых изб следы могли остаться…

– Чего стоите, олухи?! – заревел он рассерженным вепрем. – Исполняйте, что велено!!!

Стражники бросились выполнять наказ Воеводы со всем отпущенным им Богом рвением. Поиски не были долгими. Они закончились, едва был найден Чуприна.

– Вот это да! – многозначительно причмокнул языком Кшиштоф, созерцая мертвое тело. – Что скажешь, боярин? Может, поведаешь, почему один из твоих людей оказался ночью у ворот и что он там делал?

В одно мгновение Дмитрий понял, что произошло на подворье, пока он спал. Каким-то образом фон Велль умудрился встретиться с Чуприной и угрозами или же посулами богатства подвиг его выпустить Волкича на свободу.

Чем все закончилось, тоже было ясно. Не ведающий благодарности тать перерезал своему спасителю горло и попытался скрыться.

Но почему были затворены ворота и куда делись Тур и Газда, боярин понять не мог. Если бы казаки ночью ушли в лес, то едва ли ворота были бы заперты изнутри. Значит, они скрывались на постоялом дворе. Не они ли рабудили стражу, узнав о смерти Чуприны? Но почему их нигде не видно?

Дмитрий знал, что следующий вопрос Воеводы будет о побратимах, и он не ошибся.

– Сдается мне, человек, выпустивший Волка на свободу, нами найден, – хмуро произнес Кшиштоф. – Надеюсь, боярин, ты не станешь уверять меня в том, что сей тать пытался остановить другого татя и пал в неравном бою?

И не трудись! Желай он справиться с Волком, наверняка вышел бы к нему вооруженным, а не с голыми руками. Да и следы, ведущие к воротам, говорят о том, что до поры оба разбойника действовали заодно.

Мне самому невдомек, почему ворота оказались заперты перед носом беглеца. Но я знаю людей, которые наверняка смогут меня просветить. Не подскажешь, боярин, где те двое висельников, коих ты давеча так рьяно защищал предо мною?

Бутурлин впервые оказался в положении, когда ему нечего было ответить.

– Прости, Воевода, – покачал он головой, – но я, и впрямь, не ведаю, где мои спутники и что с ними…

– Вот как, – с поддельной кротостью вздохнул Воевода. – Ну ладно, не ведаешь, так не ведаешь…

Мои люди все равно их найдут, и, я думаю, скоро!

– Пан Воевода, мы нашли еще двоих! – с поклоном сообщил ему подбежавший молодой жолнеж.

– Живы? – осведомился Кшиштоф.

– Да, пан Воевода, только ранены. Еще найден сын хозяина двора. Вот он как раз мертв…

– Что за ночь выдалась, холера! – яростно тряхнул головой Самборский Владыка. – воистину, беда одна не приходит…

Ладно, боярин, послушаем твоих вассалов. Сдается мне, им есть что рассказать!