Текст книги "Содержательное единство 2007-2011"

Автор книги: Сергей Кургинян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 53 страниц)

Короче, внутри этих аппаратов содержательная проработка невозможна. Она не просто будет иметь плохое качество и изначальную "гибкость в позвоночнике", несовместимую с качеством. Она будет деградантной, дикарской. То есть попросту никакой. Читать эти "экспертизмы" почти всегда не просто стыдно или скучно – а стыдно, скучно и страшно одновременно. При этом страх лично у меня преобладает над всем остальным. Ну, и ладно. Хватит об этом.

Есть еще околоведомственная экспертиза. Это (прошу, опять-таки, рассматривать мою картину лишь как среднестатистическую), прежде всего, попрошайки при "хмурых". И тогда их цель – цапнуть 5-6 тысяч рублей и побежать с места, где удалось цапнуть, на новое место. Ибо нужно-то им для жизни не 5-6 тысяч рублей, а хотя бы в пять раз больше. И тогда это хмурые, торопливые попрошайки при хмурых же, но сонных чиновниках. Либо (вновь подчеркну – в среднестатистическом смысле) это веселые попрошайки при веселых чиновниках. Но тогда они делают то же, что делают веселые чиновники. Точнее – весело сопровождают их сокровенное и сверхроскошное бытие.

Веселые попрошайки не могут содержательно проработать никакой предметный вопрос, потому что они отобраны по принципу навыков. Они прорабатывают вопросы – но другие. Как говорил другой мой знакомый: "В одну трубу втекает, в две вытекает… Но есть еще один особо охраняемый шланг". Вот насчет шланга – компетенция имеется. Да и насчет трубы (метафорической, разумеется, не путать с нефтяной или газовой). А остальное – побоку.

Содержательно прорабатывать проблему не могут ни ведомства, ни клиентелла ведомств, называемая низовой экспертизой. А что-то делать надо! Президенту надо ехать на саммит G8. Поступают иностранные предложения. Их надо рассматривать. Предложения начинает рассматривать надведомственный аппарат и его экспертиза. Там хмурых нет. Там все веселы. И при этом, в общем-то, понимают, что работать надо. А кое-кто вкалывает так, что страшно становится.

Но там царит определенный дух. Он глубоко чужд содержанию. Это дух игры. И дух презрения к предмету, вокруг которого ведется эта игра. Тут не злокозненность правит бал (может, и она тоже, но не в решающих дозах). Тут правит бал его величество "МЕНТАЛ". Игровое легкомыслие и предметная некомпетентность. Одно вытекает из другого. И наоборот.

В общем-то, высший аппарат и высшая экспертиза везде могут болеть подобной болезнью. И "перебирать" по части игрового начала. Крен такой всегда есть. И страшно даже не то, что он может стать избыточным (хотя и это страшно). Особо страшно то, что это все провисает над бездной. Что предметный, содержательный аспект верхушке взять неоткуда, а внутри себя она его не имеет. И не только не имеет, но и воинственно изживает.

А вот тогда рождается беспредметно-игровая рефлексия. Выглядит она примерно так: "Тупо упираться бессмысленно. Надо американских гадов кидать. Надо этих сук развести. И так отыграть, чтобы мы были в белом, а они – в дерьме. Знаешь анекдот такой? Ха-ха-ха! Я в белом смокинге прыгаю в чан с дерьмом. Все в дерьме – а я в белом! Ну, так и надо прыгнуть так, чтобы они все потом пару лет утирались! И чтоб сенсация была! И чтобы не казаться махровым антизападником – это непопулярно. Да и вообще – мы же понимаем! Мы все люди светские! Они там… мы там… Короче, нужен пиар-ход. Трам-тарарам, какая-то Габала есть… Чем плохо?"

Может быть, я утрирую лингвистику или степень легкомыслия. Но по сути все именно так. И мне-то что важно? Что это именно так – то есть, по моей версии 2/4. А не по версиям 2/1, 2/2, 2/3.

Я что, ситуацию этим отмываю? Я реальность хочу понять! По мне, так 2/4, может, и хуже, чем все остальное. Но я это конкретное "хуже" не хочу путать с патриотическими абстракциями и либеральным антипутинским бабкозакидательством а-ля господин Белковский.

Отвечает ли за все это Путин? Конечно, отвечает. Глава государства отвечает за все. Но любой глава любого государства обусловлен ситуацией. Интересом класса, на который он опирается, состоянием общества и элиты, интеллектуальным потенциалом, общественной атмосферой. И много чем еще. Своим мышлением, своим уверенным прагматизмом. Тот, кто, будучи этим обусловлен, выходит за флажки обусловленности, – это редкое исключение. И положа руку на сердце, я даже и не знаю точно, есть ли куда выходить. Есть ли социальное пространство – связное, энергийное и инокачественное? Как это пространство может быть распознано, почему оно будет распознано в рамках определенной ментальной заданности? И как будут выглядеть пути туда, в это пространство, буде кто-то даже этих путей возжелает? А пока – есть то, что есть.

Мне говорят (2/1, 2/2): "Они нас подставляют под ядерные бомбардировки, а сами с семьями едут укрываться под зонтиком ПРО".

Извините, но это полная чушь. Они просто не думают ни про какое ПРО, ни про какие бомбардировки. Они экстраполируют свое "хорошо". Им хорошо, значит, всем хорошо. А кому нехорошо, тот сам виноват. Им сегодня хорошо. И завтра будет хорошо. А если даже завтра будет нехорошо, то об этом думать не надо. Не изысканные произведения по заговору описывают подлинную ситуацию, а притча Задорнова, в которой один мужик ему предлагает выпить… Задорнов отвечает примерно так: "Слушай, я уже выбрал дозу, давай лучше завтра". И в ответ Задорнов слышит: "Дядя Миша, где я – и где завтра?"

То есть в принципе "завтра" есть. И о нем надо думать. Преемник… Третий срок… Но думать надо "чисто конкретно", а "ващще" думать не надо. И даже стыдно. А особо стыдно думать о неприятностях. Своих и чьих бы то ни было еще.

Отвечал ли Николай II за качество принимаемых решений? За Сухомлинова? За Самсонова и Ренненкампфа? За Распутина? Конечно, отвечал. Но он уже был обусловлен всем. Атмосферой в элите, консистенцией своего двора, матрицами мышления, хватательными рефлексами, тогдашними экспертизами с их "чего изволите-с". Он мог выйти за эти рамки? Наверное, мог. Наверное, он мог с детства начать собирать будущие Семеновский и Преображенский полк. Или нащупывать альтернативную элите опричнину. Но это уже был бы не Николай II. А Петр I или Иван Грозный.

Был ли при этом Николай II изменником? Нет. Был ли он дураком? Нет. Был ли он хотя бы просто слабым человеком? Вряд ли. Но он был человеком, ОБУСЛОВЛЕННЫМ социальной данностью. Данностью своих опорных групп. Данностью состояния тех или иных слоев общества. Данностью глобальных тенденций своего времени. И он оказался жертвой и разрушителем страны ровно в момент, когда смирился с этой обусловленностью.

Смирился ли Путин? Не знаю. И он не знает. А пока, повторю, мы имеем то, что имеем. То есть эту самую обусловленность во всех ее вариантах.

И мы имеем это сразу на всех уровнях нашего общества и нашей "элиты". Оставим в стороне веселых и грустных, ведомственных и надведомственных, кормящих и кормящихся. И посмотрим на то, что себя этому как бы противопоставляет.

Часть 9. "Они" и их оппоненты

Мы говорим "дух игры". Мы говорим "беспредметность". И мы говорим "у них". А у их оппонентов?

Вот как рассуждает, например, не самый бестолковый оппонент – журналистка и писательница Юлия Латынина. Поскольку это невероятно сочное рассуждение, то я вас всех призываю "полакомиться":

"Приезжает в Россию министр обороны США и предлагает России участвовать в ПРО. Такое официальное, с одной стороны, молчание, с другой стороны, откуда-то несутся комментарии, что они, гады, нас обманывают, они нас развести хотят. И вдруг Путин говорит: "Я вам предлагаю делать Габалинскую РЛС, я уже говорил с Алиевым". Это что значит? Это значит – …все эти генералы РВСН, все мои вице-премьеры, которые кричали про то, что Америка против нас, они козлы, и говорить надо со мной".

"Путин развел ситуацию. Путин создал ситуацию из ничего, а потом эту ситуацию решил. У Путина была проблема, что сейчас на саммите ему будут предъявлять демократию, и Путин превентивно говорил очень много про американскую ПРО. Результат – Буш получил свою радиолокационную станцию и Путину про демократию не сказал ни слова. Это значит, что США получают свою ПРО, а Путин получает возможность делать в России все, что хочет".

"То, что продемонстрировал Путин на саммите в Хайлигендамме – игра властителя, игра человека, который, безусловно, остается на третий срок".

"Верные вассалы рвали пупы и доказывали, что ПРО направлена против России, придурки-либералы рвали пупы и доказывали, что, мол, вы не читаете спецификации, эта ПРО не направлена против России. Какая, к барану, разница? Нет реальности мира, есть реальность власти – создал ситуацию, решил ситуацию".

Госпожа Латынина прямо говорит о том, что нет реальности мира, а есть реальность власти. Давайте эту антитезу представим графически (рис. 3)

И имеется ли в виду хоть что-то?

По существу, конечно же, может иметься в виду только нечто в духе "Записок сумасшедшего" Гоголя ("А знаете ли, что у алжирского дея под самым носом шишка?").

Человек заперт в сумасшедший дом и там виртуально властвует над виртуальным же содержанием его безумия. Но какое это имеет отношение к тому, что описывает госпожа Латынина? Вчитайтесь – и вам станет абсолютно очевидно, что Латынина имеет в виду не несчастного гоголевского героя. Что в данном случае Путин "удостоился" того, чтобы стать героем ее романа. И этот герой не слаб, а силен, не жалок, а велик. А она этим героем любуется. Она (и это с беспощадной очевидностью следует из интонации вышеприведенной цитаты) любуется самим таким типом власти. И уж никак не сводит этот тип власти к запискам сумасшедшего. Или к гамлетовскому: "Заключите меня в скорлупу ореха, и я буду чувствовать себя повелителем бесконечности". Но что это за тип власти?

Власть может быть авторитарной или демократической. Или даже деспотической. Она может трактоваться различными способами… По Платону, Аристотелю, Ницше, Шопенгауэру, Гегелю, Фоме Аквинскому et cetera. Но для того, чтобы быть властью, она должна быть властью НАД чем-то. Должен быть субъект, субстанция – и отношения между ними, именуемые "власть" (рис. 4).

Мы уже установили, что разорвать эти отношения (то есть буквально осуществить то, о чем говорит госпожа Латынина) – это значит оказаться в сумасшедшем доме. Особенно, если субстанция гордо именуется «реальностью» (да еще реальностью мира). Мы установили также, что госпожа Латынина явно не имеет в виду данную процедуру (абсолютную виртуализацию, грубее – дурдом). Но еще раз спрашиваю, что она имеет тогда в виду? И имеет ли в виду хоть что-то?

Как мне кажется, она имеет в виду некое "что-то". И это "что-то" просвечивает за ее пояснением. "Создал ситуацию" – "решил ситуацию". Ситуация где размещена? Это и есть ключевой вопрос. Она размещена в реальности? Еще раз спрашиваю: та ситуация, которую создал властитель в версии госпожи Латыниной – ГДЕ создана? Она создана в реальности или где-то еще?

Из высказывания Латыниной с неумолимостью следует, что ситуация создана не в реальности. Она создана в виртуальности оторванных от всякой реальности высказываний. Сначала Путин высказался так (и этим создал ситуацию), потом высказался по-другому (и этим разрешил ситуацию). Но он и сначала всего лишь высказался, и потом всего лишь высказался. И это идеал Латыниной (какое это отношение имеет к реальному Путину – отдельный вопрос)? Испокон веков считалось, что властитель – это тот, по чьему слову начинают двигаться легионы, сдвигаться горы, реки изменять свое течение и так далее. Ну, на худой конец – сказал Буш нечто о Хусейне, и нечто свершилось. Полетели самолеты, задвигались корабли, Хусейн повис в петле. Реальность начала трансформироваться. Сказал Путин "замочим в сортире" – и все-таки "замочил". То есть тоже реальность в какую-то сторону трансформировал. И народ это оценил. Это, а не что-то другое.

Но у Латыниной другой дескрипт. А у этого ее дескрипта, у этого латынинского трансцендентального идеала ("эйдоса") есть совершенно конкретная имманентная тень. Она емко выражена в блатной фразе: "Понты дороже денег".

Латынина восхищается тем, как некто (ее герой, которого она сопрягает с действующей фигурой) кидает понты, которые "дороже денег". И так кинул, и так кинул! Ну, красавец! В блатной песне об этом говорится: "Кидал понты налево и направо".

Мне скажут, что Латынина говорит о чем-то другом. А о чем?

Мне скажут, что я ее тенденциозно интерпретирую. Во-первых, если я интерпретирую ее тенденциозно, то – сожалею. И даже прошу прощения. Не хочу я тенденциозно интерпретировать женщину, да еще с оппозиционной ориентацией. Право слово, не хочу. Поверьте мне, это так. Милая, элегантная молодая женщина, качественный журналист… Зачем?

Во-вторых, объясните мне, в чем моя тенденциозность. Я ведь не под Латынину подкоп веду. Господь с вами! И даже не на зубок она мне попалась! Я просто хочу через нее (ее семантику, ее "гештальт") заглянуть поглубже в нашу действительность. И мне-то кажется, что я делаю это точно. И что-то все-таки раскрываю.

Ну, ладно, допустим, перебрал я с "понтами" и "блатняком". Хотя почему, собственно, перебрал? Не вижу. Но предположим, что перебрал. Тогда я делаю шаг назад. И возвращаюсь к выявленной мною схеме отношений, характеризующей понятие "власть". А также вспоминаю, что ведь не только Фрейд, а многие великие люди характеризовали эти отношения термином "обладание" (рис. 5).

Да-да, обладание. И нет тут для Латыниной ничего оскорбительного. В конце концов, мы не в детском садике. Да и в детском садике сейчас такое услышишь…

И на религиозном языке говорится об отношениях такого рода как обладании. Бог обладает реальностью как невестой. И у Платона так говорится. И у Ницше, и у Фрейда. Да и у других. Ну, говорит Гегель не об "обладании", а о "признании". Но, по сути, речь идет все о том же.

Обладание может быть разным. Это может быть любовное соитие. Это может быть изнасилование. Это может быть садистское издевательство особого рода. Некто не может обладать (лишен биологической возможности), но может, например, пытать. Литература, кино пестрят описаниями подобной психопатологии.

По смыслу фразы Латыниной и по интонации этой фразы, мне кажется (политическая филология и тем более семантика не отменены, а значит, не отменено и право на интерпретацию), что налицо нечто из разряда символического замещения. Госпожа Латынина, говоря о том, как классно ее герой-властитель нечто делает, в каком-то смысле представляет себя как субстанцию, а это классное делание – как делание чего-то субъектом по отношению к субстанции. А что субъект делает по отношению к субстанции? Он ею обладает. Как он ею обладает?

Расскажу небессмысленный анекдот. Англичанин, француз и русский рассказывают, как они обольщают эту самую "субстанцию", то бишь барышню. Англичанин: "Сажаю в "ролс-ройс", везу в древний замок, она в экстазе, она моя". Француз: "Сажаю в "Феррари", везу в дорогой ресторан, она в экстазе, она моя". Русский: "Не понимаю я, о чем вы рассказываете. Даю я Маньке трешку – она моя. Отбираю трешку – она в экстазе".

Разве я перебираю, когда говорю о том, что госпожа Латынина описывает подобный тип обладания? Это описание на ее совести. Я его не разделяю. Но я спрашиваю, разве она не это описывает? И разве не просвечивает через ее описание – другой, отнюдь не анекдотический идеал обладания?

Что же это за идеал?

Ведь сама госпожа Латынина вряд ли захочет, чтобы ею (как субстанцией) некто (в статусе субъекта) обладал при полном разрыве связи с реальностью. В том числе и ее реальностью. Душевной, телесной, всяческой.

Даже непонятно, что это такое. Хотя, понятно, есть такие патологии (смотрят на фото и… и так далее). Между прочим, тоже известная тюремная (то бишь блатная) вещь. Но это никак не может быть у госпожи Латыниной "идеалом для себя". И не этот идеал она задает в своем поразительном высказывании. Да, поразительном! Людям с недостаточной, как мне представляется, интонационной чуткостью может в высказывании Латыниной почудиться сарказм, издевка над таким типом власти. И я здесь ничего не смогу доказать. Я только могу сказать, что, имея не худший слух, слышу не это, а совсем другое. А именно – восторг! Восторг западника по поводу того, что Путин уступил американцам. Восторг интеллигентки, оппонирующей чекизму, по поводу того, как Путин кинул чекистов. И совокупный восторг!

Переход Латыниной на определенный язык, скажем так, язык уголовки, осуществляется не с позиций отстранения. Она сливается с этим языком в единое целое. То, как она говорит о том, что путинская игра – это "игра властителя", это не ирония. Это восторг. То, что она говорит "какая, к барану, разница", и то, как она интерпретирует путинское понимание власти – это не негативная интерпретация (вот ведь как ужасно этот человек понимает власть). Это интерпретация восхищенная. И так далее.

Я слышу все это и понимаю, что такого Путина (кинувшего чекистов, "разведшего" всех на свете, презирающего реальность, сотрудничающего с американцами) Латынина готова признать властителем. Я слышу, что концепция власти ("нет реальности мира, есть реальность власти") – это концепция самой Латыниной. Она ее обнаруживает в Путине и через это солидаризируется с тем новым для нее Путиным, в котором она (адекватным или неадекватным образом – отдельный вопрос) обнаруживает специфическое властное качествование.

Я это слышу. А вы нет?

В любом случае, вернемся к обсуждению соотношения "реальности мира" и "реальности власти". А также к власти как связи между субъектом и субстанцией. А также к обладанию как одной из характеристик подобной связи.

Госпожа Латынина, как и всякая здоровая женщина, в своем идеале обладания наверняка захочет, чтобы в акте, где она субстанция, а некто субъект, этот субъект ее реальность как-то учитывал. Как?

Где ключ к расшифровке этого самого способа учета реальности, предполагаемого госпожой Латыниной? Вчитаемся еще раз. Что ключевое в ее высказывании? Если речь идет не об отсутствии реальности, то речь идет об особом отношении, в котором реальность скрыто признается, но сугубо отрицательным способом. В этом смысле ее нет. Нет в смысле того, что она отрицается. Потому что в прямом смысле она всегда есть (феномен дурдома мы отвергли изначально).

Значит, ее нет только в том смысле, что она почему-то решительно отрицается. Такое "присутствие через факт отсутствия и отрицания" аналитики называют негативной диалектикой.

Итак, реальность мира (то есть субстанции) отрицается с позиций негативной диалектики (то ли восточной, то ли в духе франкфуртской школы)… Но просто так это особое отрицание никогда не осуществляется. Оно не может быть отрицанием РАДИ самого отрицания. Субъект ЗАЧЕМ-ТО так отрицает реальность. Зачем? Известно зачем.

Субъект так отрицает реальность субстанции ради утверждения своей реальности. Это утверждение и называется отрицательным. Для того, чтобы ощутить факт своего бытия, мне нужно изъять ваше бытие.

Итак, реальность мира игнорируется ради утверждения реальности власти. В идеале госпожи Латыниной субъект, обладая субстанцией (реальностью мира), отрицает эту субстанцию (то есть умаляет ее) ради утверждения своей реальности (реальности власти). Иначе говоря, власть самоутверждается, уничтожая предмет властвования (страну). И мы видим любование Латыниной такого рода властью. И это не просто ее любование. Огромная часть нашей особо продвинутой интеллигенции, декларируя гражданско-демократический идеал, на деле влечется совсем к другому. Иногда называемому ницшеанским. Что не вполне точно. Потому что это уже не Ницше. Это в чем-то Достоевский, а в чем-то постмодернисты… Знаменитое "take it off".

И до тех пор, пока мы не признаем этого и будем всерьез относиться к восклицаниям этого социального слоя о благе демократии, гражданского контроля, а главное, о необходимости ответственности власти за то, что происходит в реальности, мы ничего не поймем. Мы не ощутим лукавой диалектики зазеркалья, в которой каждое слово значит нечто, противоположное тому, что оно должно значить.

Я это постоянно вижу и слышу. Достаточно открыть газету или включить телевизор. У меня большой опыт, в том числе и психоаналитической деятельности (никак не сводимой к давно пройденным азам фрейдизма, юнгианства и прочего).

Я просто как театральный режиссер (да еще всегда тяготевший к лабораторно-театральной работе) не мог всем этим не заниматься. А я, если чем-то занимаюсь с душой, – то обычно "врубаюсь". Вот я и врубился во все, что связано с герменевтикой текстов, жестов, интонаций, семиологических и семантических построений. Я, может быть, в политологию не так сильно врубился, как в это. И я никогда с подобными вещами не шутил. Я своим анализом не "шью" кому-то отсутствующий мотив. Я пользу приношу. Я не злюсь, не глумлюсь. А пытаюсь вскрыть что-то социально и даже онтологически значимое. Я не индивидуальную патологию пытаюсь нарисовать на пустом месте. Я раскрываю патологию социальную. И даже метафизическую.

Специфические отношения, при которых субъект обладает субстанцией таким образом, чтобы подтвердить свою реальность за счет отрицания реальности этой самой субстанции, – это не абстракция. Это то, что существует на разных уровнях бытия. Это и определенные патологии "блатняка", и заморочки в духе физиологически утрированного тантризма. И… и знаменитый феномен влечения жертвы к террористу. Абсолютность этого влечения – миф. На самом деле далеко не каждая жертва влечется к террористу. Но этот миф очень полюбился нашей интеллигенции. Почему?

В чем глубинный механизм этого самого влечения определенных "субстанциональных жертв" к "террористическому субъекту"? Люди, жадно тянущиеся к простым описаниям (а таких, увы, в России все больше), начинают говорить о том, что жертва так хочет жить, что пытается заигрывать с террористом. На самом деле ничего близкого к этому в данном механизме нет. Если жертва всего лишь хочет, чтобы ее не убили – причем тут влечение? Психологи говорят, что отпущенная жертва бежит снова к мучителю и хочет, чтобы он ею обладал. Этот механизм талантливо показан в фильме "Ночной портье". Так что не надо банальностей! Они, ну, никак не приведут нас к пониманию нашей реальности.

Подлинная суть влечения жертвы (субстанции) к террористу (субъекту) в том, что субъекту удается выключить у такой субстанции программу жизни и включить спящую программу "смерти как таковой" (танатоса).

Отношения влечения в рамках пары "террорист-жертва" – это отношения танатоса. В пределе (если переходить к религиозной метафоре) – отношения "дьявол-грешник". В том смысле, в котором говорится о вожделении, испытываемом грешником в аду (читайте, например, Томаса Манна, его роман "Доктор Фаустус"). Этих же отношений Нерон добивался, сжигая Рим. Это вообще ликвидационные отношения. Субстанция благодарит субъект за дар в виде смерти.

Описывать эти отношения как идеал, конечно, можно. Но надо отдавать себе отчет, что это танатический идеал ("танатография эроса"). Что это идеал сатурналий и карнавала (беременная смерть).

Вот я и вышел на то, на что хотел. То есть на лексику и семантику тех форм влечения, которые присущи карнавалу и аду, – карнавалу как имманентному и аду как трансцендентному. И на то, что этот тип бытия у нас на глазах становится чем-то вроде мейнстрима.

Булат Окуджава сказал о расстреле здания Верховного Совета в 1993 году: "Я наслаждался этим".

Тут главное не то, чем он наслаждался. Враги Окуджавы говорили о том, что он наслаждался горой трупов, которую организовал демократический президент. Друзья – что он всего лишь наслаждался арестом Руцкого и Хасбулатова. А я так и не друг, и не враг. И мне по ушам ударило само это "наслаждался". Если человек из семьи репрессированных может наслаждаться репрессией – то это уже танатос. Он не обязательно должен ужасаться любой репрессии. Он может скорбно признавать ее необходимость. Но именно скорбно! Наслаждаться же ею он не может ни в каком случае. Тем более понимая, что арест Руцкого и Хасбулатова и гора трупов связаны друг с другом мертвым узлом. Тем более осознавая, что закон-то нарушен, и возобладала "революционная целесообразность". Ну, и скажи что-нибудь про прискорбие!

Вот Пушкин любил декабристов и говорил, что "братья меч вам отдадут". А Тютчев – не любил и говорил: "О жертвы мысли безрассудной!" Но никто же из них не мог сказать, что он наслаждался видом повешенных или звоном кандалов арестантов! То есть кто-то может это сказать, но этот кто-то должен знать, что, сказав, он гуманизму "делает ручкой". А сделав ручкой, оказывается на свалке постгуманизма, постмодернизма, всяческого "пост…". То есть в этой самой клоаке. В щелях и лимбах русского ада. На русской карнавальной распутно-жалкой кровавой площади. В зооциуме.

Сводить к этому русскую жизнь не хочу. Не видеть этого в ней не имею права. Осуждать не желаю. Хочу жалеть. Жалеть каждого – пусть даже это сентиментально. Потому что этот каждый – мой соотечественник. И потому я ему сочувствую. Потому ненавижу всех, кто его в подобное бросил. А брошеными в это оказались не отдельные особи, а целые социальные группы, слои, классы. Чуть ли не все общество. Если это – не социальный мейнстрим, что обсуждать-то?

Но если это социальный мейнстрим, то обсуждать надо и качество этого мейнстрима, и то, что он обуславливает. А он все обуславливает. Или почти все. Можно оставаться в рамках этого или пытаться выйти за его рамки. Выбраться из этого так, как вырываются из капкана. Но выбираться из этого, опираясь на прагматизм… Странная идея, не правда ли? Между тем, она фактически доминирует. Это я и называю "тупиком прагматизма". И все, что должно спасать страну, увы, находится в этом тупике. И не желает из него выходить. Тут и наши "чекистские кшатрии", и наш лидер. Стоп! А Запад?

Вот, например, Александр Кожев (не худший авторитет в данном вопросе) указывает, что есть четыре типа власти: власть от бога (сакральная), власть от риска (коллизия, когда господин готов умереть, чтобы добиться признания, а раб не готов), власть от проекта (когда есть великая идея, принцип устройства жизни, например, проект Модерн) и власть от справедливости (когда основой и опорой власти являются судья и закон).

Что осталось от всего этого в западном мире?

Власть от бога противоречит секуляризации – основному принципу проекта Модерн.

Власть от риска подорвана шахидами, которые показали, кто идет на таран в борьбе за признание, а кто нет. Я так абсолютно убежден, что шахиды для этого и были нужны, что в этом их единственный фундаментальный смысл. А значит, руководят-то ими вполне толковые люди.

Власть судьи и закона была растоптана сначала Клинтоном в Сербии, а потом Бушем в Ираке. Нет у нас международного права после бомбардировок Сербии. А на нет и суда нет. Ведь в самом деле, не считать же им Гаагский трибунал или тот суд, которым судили Саддама Хусейна!?

Остается власть проекта. Как именно с этим "там" обращаются, мне известно не понаслышке. Перед началом иракской кампании ко мне вдруг нагрянул "Фонд Никсона" чуть не в полном составе. Впечатление незабываемое.

Американцы почему-то считали, что мы их будем отговаривать от вторжения в Ирак. А мы стали спрашивать о другом. О том, от имени чего и на каких основаниях они будут строить свое присутствие в Ираке после победы над Саддамом Хусейном. Как они понимают власть? Поскольку ни бог, ни риск, ни закон не могли дать им опоры в этом вопросе, оставался Проект. Единственным основанием для вхождения в Ирак могла быть его, Ирака, авторитарная модернизация под патронажем американцев. Некая модификация плана Маршалла для Европы или Макартура для Японии.

Вроде бы, простенькая общая идея. Но из нее вытекали тысячи частностей. И возьми ее тогда американцы на вооружение, не было бы того, что они сейчас имеют. Но в их среде царил все тот же прагматизм. Царил – и доцарился.

Американские коллеги нервничали каждый раз, когда их спрашивали о проекте и вытекающей из него легитимности. Они что-то лепетали о демократии. Было просто стыдно слушать. Почему американцы не хотят обсуждать Модерн и все, что из него вытекает? Они такие закоренелые прагматики? Или все же дело в другом? В том, что весьма влиятельной американской (и общезападной) элите уже не нужен проект Модерн? Потому что она в условиях Модерна проигрывает? Потому что мир не выдерживает нагрузок Модерна? И мало ли еще почему.

А за вычетом Модерна – и в отсутствие нового мирового проекта такого же масштаба – власти просто нет.

И это очень видно по G8 и всему остальному. Кто-то может потирать по этому поводу руки. Но только не я. Потому что речь идет о том мире, которому я сопричастен как малая частица этой самой европейской цивилизации. И я понимаю, что будет с миром и конкретно со всем, что мне дорого, если эта цивилизация падет окончательно.

И все же Запад – это одно, а нынешняя Россия – другое. В Западе виртуальность (высказывания, образы, оценки, способы описания действительности) находятся в неком нормативном соотношении с реальностью. То есть форма и содержание как-то связаны. У нас эта связь была разорвана вместе с ударом по всему идеальному. А потом, что называется, превращена. И форма стала отрицать содержание.

Отсюда и это патологическое влечение субстанции к террористическому субъекту. Увы, не бесплатное удовольствие. Масюк повлеклась – и заплатила. И мне меньше всего хочется, чтобы нечто подобное случилось с Юлией Латыниной. Потому что хоть Масюк и повлеклась, но ее мне жалко, а того, кто над ней изгалялся – наоборот. Но особо мне не хочется, чтобы в этой ситуации оказалась не отдельная особь, а моя Родина. Потому что она моя!

И я не хочу, чтобы у нее на шее затянулась мертвой петлей веревка танатического консенсуса. При этом я вижу, как веревка затягивается. И что мне делать? Жаловаться на плохого Путина? А кто хороший-то? Нет, вы скажите, кто?

А поскольку вы мне этого не скажете, то я предлагаю, оценив метафору о противостоящих друг другу реальности мира и реальности власти, все же заняться реальностью мира. Заняться, а не разорвать с нею связь. Заняться этой реальностью вообще. И ее отдельными проявлениями, в частности. Есть такое, знаете ли, частное проявление. Называется – Габала. Им и займемся.

Часть 10. Что, где когда?

Вначале – то, что можно назвать кратким историческим экскурсом. Это еще не содержание как таковое, но это уже и не пиар. Это анализ высказываний. Их сопоставление, их правильное размещение во времени и пространстве. Не осуществив этого, мы не обретем необходимого зрения. Не обретем субъектности хотя бы в том, что касается политической рефлексии. А не став субъектом политической рефлексии, мы станем объектом тех или иных манипуляций. Итак, история – как система высказываний…