Текст книги "Избранные произведения в одном томе"

Автор книги: Саймон Бекетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 76 (всего у книги 137 страниц)

Эпилог

В Лондоне шел дождь. После яркого солнца и великолепия гор Теннесси Англия казалась серой и унылой. Подземка в вечерний час пик была забита, усталые пассажиры были прижаты друг к другу как селедки в банке. Я листал купленную в аэропорту газету, чувствуя себя слегка потерянным, читая о произошедших за мое отсутствие событиях. Когда возвращаешься домой после длительной поездки, всегда чувствуешь себя будто перенесшимся на несколько недель в будущее, эдакое своеобразное путешествие во времени.

Мир без меня не стоял на месте.

Таксист оказался вежливым сикхом, который охотно вел машину в тишине. Я смотрел в окно на вечерние улицы, чувствуя себя вымотанным и выбитым из колеи длинным перелетом и сменой часовых поясов. Когда мы свернули на мою улицу, она показалась мне какой-то другой. И я не сразу сообразил почему. Когда я уезжал, ветки лип еще толком даже не начали зеленеть, а теперь кроны шелестели свежей листвой.

Когда я вылез из такси и расплатился с водителем, дождь перешел в морось, придавая тротуарам темный глянец. Я подхватил сумку и чемодан, подтащил к входной двери и, слегка оберегая руку, поставил на пол. Пластырь я снял несколько дней назад, но ладонь еще немножко побаливала.

Звук поворачивающегося в замке ключа эхом разнесся по маленькому коридору. Перед отлетом я приостановил получение почты, но на черно-белой плитке все равно лежала кучка рекламных листовок. Отодвинув их ногой, я втащил багаж внутрь и захлопнул дверь.

Квартира выглядела абсолютно так же, как перед отъездом, если не считать скопившейся за несколько недель пыли. Я некоторое время постоял у двери, испытывая знакомое ощущение пустоты, но не такое острое, как ожидал.

Уронив чемодан на пол, я поставил сумку на стол и выругался, услышав звон, напомнивший мне о содержимом сумки. Я расстегнул «молнию», ожидая увидеть реки пролившегося спиртного, но ничего не разбилось. Я поставил необычной формы бутылку на стол. На пробке застыл в прыжке крошечный всадник на лошади. Меня подмывало открыть ее прямо сейчас, но было еще слишком рано. Значит, отложим на потом.

Я прошел на кухню. В квартире было прохладно, и это напомнило мне, что хоть и весна на дворе, но я снова в Англии. Я включил центральное отопление, а затем, поразмыслив, поставил чайник.

Давненько я не пил чай.

На телефоне мерцал сигнал, оповещающий, что есть сообщение. Точнее, больше двух десятков сообщений. Я машинально потянулся включить прослушивание, но передумал. Если бы я кому-то был срочно нужен, то позвонили бы на мобильник.

К тому же ни один звонок не был от Дженни.

Я заварил себе кружку чаю и отнес на обеденный стол. В центре стола стояла пустая ваза для фруктов, а в ней клочок бумажки. Я взял ее и увидел, что это записка, которую я написал перед отъездом. «Подтвердить Тому время прилета».

Скатав бумажку в шарик, я бросил его обратно в вазу.

Я уже ощущал, как прежняя жизнь вступает в свои права. Теннесси казался чем-то далеким и давним, воспоминания о залитом солнцем саде, полном стрекоз и трупов, кошмарная сцена в здании скоро покажутся сном. Но пока все это было очень даже реальным.

В «Кедровых высях» было найдено сорок одно тело. Двадцать семь на территории, остальные в спа и процедурных кабинетах. Кайлу была несвойственна дискриминация. Его жертвы были разного возраста, пола и расы. Некоторые были мертвы более десяти лет, и их идентификацией еще занимались. Сохраненные Кайлом кредитки и бумажники несколько ускорили процедуру опознания, но вскоре стало ясно, что тел куда больше, чем удостоверений личности. Среди жертв было много бродяг и проституток, на которых не поступало никаких заявлений, да и вообще – вряд ли их исчезновение кто-то заметил.

Если бы Кайлу не приспичило заявить о себе, он мог бы продолжать свою деятельность до бесконечности.

Но не все жертвы были анонимными. Труп Ирвинга обнаружили в том же помещении, что и Саммер, и среди опознанных всплыли еще три знакомых имени. Один из них – Дуайт Чамберс. Его бумажник и водительское удостоверение лежали в куче на кухне, а труп найден в спа, что подтверждало рассказ Йорка о временном работнике, нанятом в «Стиплхилл».

Второе имя, вызвавшее звон, – Карл Филипс, сорокашестилетний параноидальный шизофреник, пропавший из психиатрической клиники штата более десяти лет назад. Его останки не только были самыми старыми из обнаруженных в санатории, но оказалось, что это его дед основал «Кедровые выси». Филипс унаследовал заброшенную собственность, но не потрудился ею заняться. Так она и стояла, позабытая-позаброшенная, населенная лишь термитами да стрекозами.

Пока Кайл не нашел ей применение.

Но самый большой переполох вызвала третья находка. Водительское удостоверение, найденное на шкафу под фотографиями жертв, принадлежало двадцатидевятилетнему работнику морга из Мемфиса. Его останки были обнаружены в кустах возле пруда и опознаны по зубам.

Его звали Кайл Вебстер.

– Он умер восемнадцать месяцев назад, – сообщила мне Джейкобсен, когда я позвонил ей, узнав новость по телевизору. – Безусловно, будут заданы вопросы, каким образом самозванец смог получить работу в морге, но, если честно, предоставленные им документы и рекомендации подлинные. И внешнее сходство с настоящим Вебстером достаточно большое, чтобы обмануть любого, у кого в распоряжении только старые фотографии.

Я подумал, что это вполне в его стиле. Человек, известный нам как Кайл Вебстер, обожал всякие мистификации. Так что ничего удивительного, что он напялил на себя жизнь одной из своих жертв с той же легкостью, с какой отделял кожу с кистей их рук.

– Но если он не Кайл Вебстер, то кто же? – спросил я.

– Его настоящее имя Уэйн Питерс. Тридцать один год, уроженец Ноксвилла, он работал в морге Нашвилла, а потом Севирвилла, пока не растворился в пространстве два года назад. Но куда интересней его более раннее прошлое. Отец неизвестен, мать умерла, когда он был младенцем, так что его вырастили тетка с дядей. Блестящий ум, отлично учился в школе, и даже подал документы в медицинский колледж. А потом дела пошли под откос. Школьные записи показывают, что, когда ему было семнадцать, он словно утратил всякий интерес к учебе. Не стал сдавать нужные ему выпускные экзамены, пошел работать в семейный бизнес, где и проработал, пока бизнес не развалился после смерти дяди.

– Семейный бизнес?

– Его дядя владел небольшой бойней, специализировавшейся на свинине.

Я прикрыл глаза. Свиньи.

– Тетя осталась его единственной близкой родственницей. Умерла в прошлом году, – продолжила Джейкобсен. – Умерла по естественным причинам, насколько нам известно. Но, полагаю, вы догадываетесь, где и она, и дядя похоронены.

Тут и гадать было нечего.

На кладбище «Стиплхилл».

Джейкобсен сообщила мне и другие сведения. Когда изучили медицинские карты Уэйна Питерса, то обнаружилось, что в подростковом возрасте он перенес несколько операций по удалению носовых полипов. Операции прошли успешно, но неоднократное иссечение привело к состоянию, известному как аносмия. Деталь сама по себе малозначительная, но отвечала на вопрос, заданный Гарднером в спа «Кедровых высей».

Уэйн Питерс был лишен обоняния.

Разыскная операция в «Кедровых высях» еще шла, территорию перекапывали, чтобы убедиться в отсутствии ненайденных жертв. Но моя роль во всем этом закончилась еще в первый день. Теперь там работали не только другие сотрудники Центра криминалистической антропологии – уровень операции означал, что на это дело бросили и региональную Оперативную группу розыска и идентификации жертв при чрезвычайных ситуациях. Они прибыли с передвижным моргом, и меньше чем через двадцать четыре часа после того, как мы с Полом перебрались через забор, в санатории и прилегающей к нему территории кипела бурная деятельность.

Меня вежливо поблагодарили за помощь, сообщили, что свяжутся со мной, если от меня потребуется еще что-то помимо тех сведений, которые я уже сообщил. Пока меня везли между рядами машин телевизионщиков и прессы, столпившихся у ворот санатория, я одновременно испытывал и облегчение, и сожаление. Казалось неправильным вот так бросать расследование, но я тут же напомнил себе, что вообще-то это не мое расследование.

И никогда им не было.

Я был готов задержаться в Теннесси до панихиды по Тому, но мог бы и прилететь на нее позже, если придется. Но этого не понадобилось. Несмотря на все прочие факторы, Том все же умер в госпитале от естественной причины, так что всяких формальностей вроде следствия удалось избежать. Так было лучше для Мэри, хотя у меня оставалось чувство незавершенности. Но какая смерть его не вызывает?

Похорон не было. Том завещал свое тело на медицинские исследования, хотя и не станции. Это было бы чересчур для его коллег. Мэри во время заупокойной службы держалась с достоинством, глаза ее были сухими. Рядом с ней стоял полный мужчина средних лет в безупречном костюме. Я даже не сразу сообразил, что это их сын. Он держался со слегка раздраженным видом человека, у которого есть дела поважней, и когда меня с ним познакомили, его рукопожатие было вялым и неприятным.

– Вы работаете в страховании, не так ли? – сказал я.

– Вообще-то я андеррайтер. – Я не понял разницу, но оно того не стоило, чтобы уточнять. Я попытался еще раз:

– Вы долго пробудете в городе?

Он посмотрел на часы и нахмурился, словно уже куда-то опаздывал.

– Нет, улетаю обратно в Нью-Йорк после обеда. Мне и так пришлось перекраивать график встреч. Это все произошло действительно очень не вовремя.

Я прикусил язык, проглотив готовую сорваться реплику, напомнив себе, что, какой бы ни был, он все же сын Тома и Мэри. Когда я от него отошел, он снова поглядел на часы.

Гарднер с Джейкобсен присутствовали на церемонии. Джейкобсен уже вернулась к работе, перевязка на плече была совершенно незаметна под пиджаком. Гарднер формально все еще оставался на больничном. Он пережил преходящее ишемическое нарушение мозгового кровообращения – микроинсульт – из-за того, что его слишком долго держали в удушающем захвате. В результате у него была небольшая афазия и односторонняя потеря чувствительности, но это временно. Когда я его увидел, единственными заметными последствиями были ставшие еще более глубокими морщины на лице.

– Я в порядке, – сказал он мне немного резковато. – И вполне уже могу работать. Чертовы врачи!

Джейкобсен выглядела еще более неприступной недотрогой, чем обычно. Если не считать того, что она немного берегла левую руку, никто бы и не подумал, что ее ранили.

– До меня дошли слухи, что ей собираются объявить благодарность, – сказал я Гарднеру, пока Джейкобсен выражала свои соболезнования Мэри.

– Этот вопрос на рассмотрении.

– На мой взгляд, она ее заслужила.

Гарднер чуть смягчился.

– По-моему, тоже, коль уж на то пошло.

Я наблюдал, как Джейкобсен беседует с Мэри. У нее была очень красивая шея. Гарднер кашлянул.

– У Дианы сейчас непростой период. Она в прошлом году рассталась со своей любовью.

Это был первый намек на личную жизнь Джейкобсен, услышанный мною за все это время. Я удивился, что Гарднер решил поделиться информацией.

– Он тоже агент БРТ?

Гарднер смахнул невидимую пылинку с лацкана своего мятого пиджака.

– Нет. Она адвокат.

Перед отъездом Джейкобсен подошла попрощаться. Ее рукопожатие было сильным, кожа сухой и теплой. Серые глаза вроде бы чуть потеплели, а может, мне так показалось. В последний раз я видел ее, когда они шли к машине вместе с Гарднером: она – грациозная и подтянутая, он – сутулый и пожилой.

Сама церемония была простой и трогательной. Гимнов не пели, лишь в начале и в конце прозвучали две любимые джазовые композиции Тома: «My Funny Valentine» Чета Бейкера и «Take Five» Брубека. Я улыбнулся, услышав их. А в промежутке были речи друзей и коллег, но в какой-то миг торжественность церемонии нарушил крик младенца. Томас Пол Эвери оглушительно вопил, несмотря на все усилия матери его успокоить.

Но никого это не волновало.

Он родился вскоре после того, как Сэм доставили в госпиталь, совершенно здоровый и очень громко выражающий свое недовольство этим миром. Низкое давление Сэм заставило врачей немного поволноваться, но после рождения ребенка оно вернулось в норму в рекордные сроки. Через пару дней она уже была дома. Когда я ее навестил, она была все еще бледная и с кругами под глазами, но больше никаких видимых следов пережитого я не увидел.

– Знаешь, все это кажется мне просто кошмарным сном, – созналась она, когда Томас уснул после кормления. – Словно какой-то занавес опустился. Пол беспокоится, что у меня реакция отрицания, но это не так. Ну просто как бы то, что случилось потом, куда более важное, понимаешь? – Она посмотрела на розовую мордашку спящего сынишки, но потом подняла взгляд и улыбнулась такой открытой улыбкой, что у меня сердце защемило. – Ну, словно все плохое уже не имеет значения. Появление сына все стерло.

Из них двоих Пол хуже справлялся с ситуацией. В последующие после освобождения Сэм дни по его лицу частенько пробегала тень. Не нужно было быть психологом, чтобы понять, что он заново все переживает, все еще мучается от мысли, чем все это могло закончиться. Но едва он оказывался с женой и сыном, как тень исчезала. Времени, конечно, еще прошло мало, но, глядя на них троих, я был уверен, что раны совершенно точно заживут.

Они, как правило, всегда со временем заживают.

Чай остыл. Вздохнув, я поднялся и пошел к телефону, чтобы прослушать сообщения.

«Доктор Хантер, мы с вами незнакомы, но мне дал ваш номер детектив-суперинтендант Уоллес. Меня зовут…»

Звонок в дверь заглушил остальное. Я включил паузу и пошел открывать. Последние дневные солнечные лучи заливали маленький коридор золотистым светом, как предвестники лета. Я потянулся открыть входную дверь, когда вдруг у меня возникло острое ощущение дежа-вю. В лучах вечернего солнца перед дверью стоит молодая женщина в темных очках. Ее улыбка превращается в оскал, когда она выхватывает из сумочки нож…

Я потряс головой, прогоняя видение. Расправив плечи, я отпер входную дверь и распахнул ее настежь.

Стоявшая на пороге пожилая женщина просияла при виде меня.

– Ой, доктор Хантер, это вы? Я услышала какой-то шум внизу и решила проверить, все ли в порядке.

– Все нормально, спасибо, миссис Катсулис.

Соседка жила в квартире надо мной. До того как меня год назад пырнули ножом, я с ней едва парой слов перебросился, но с тех пор она решила проявлять бдительность. Такие вот бдительные четыре фута десять дюймов.

Она еще не закончила. Старушка заглянула через коридор в гостиную, где все еще стоял неразобранный багаж.

– Я подумала, что давненько вас не видела. Вы ездили в какое-нибудь славное местечко?

И выжидательно уставилась на меня. Я почувствовал, как кривятся мои губы в попытке справиться с приступом хохота.

– Всего лишь деловая поездка, – ответил я. – Но я рад, что вернулся.

Книга IV. ЗОВ ИЗ МОГИЛЫ

Восемь лет назад полицейской группе, в состав которой входил опытный судмедэксперт Дэвид Хантер, удалось поймать «дартмурского маньяка» Джерома Монка, терроризировавшего провинциальный городок. Все члены команды давно потеряли друг друга из виду. Но…

Монк бежал из заключения. И теперь один из тех, кто вёл дело Монка убит. Вторая ранена и страдает от амнезии. А третий, похоже, многое недоговаривает…

Монк пытается свести счёты с теми, кто упрятал его за решётку? Такова версия полиции. Но Хантер, ведущий собственное расследование, всё сильнее убеждается – за делом «дартмурского маньяка» стоит кто-то ещё.

Пролог

Плоть и внутренние органы животного и человека, когда он перестаёт жить, начинают разлагаться. Это непреложная истина. Однако среда, в которую помещён умерший организм, может замедлить разложение. И весьма существенно. Например, в воде разложение длится в два раза дольше, чем в воздухе. А в земле даже в восемь раз. Чем глубже зарыт организм, тем медленнее происходит процесс разложения.

Погребённое в земле тело недоступно для насекомых, питающихся падалью. Разрушающие мёртвую плоть разнообразные микроорганизмы не могут существовать без воздуха. А его под землёй очень мало. Плюс низкая температура. Всё это замедляет биохимические процессы разложения на недели и месяцы. И даже годы. Известны случаи, когда мёртвое тело сохранялось в земле почти без изменений многие десятилетия. Впрочем, данный принцип можно считать универсальным.

Ничто невозможно похоронить навеки. Рано или поздно тайное всегда становится явным.

Глава 1

– Ваша фамилия?

Обветренное лицо женщины в полицейской форме разрумянилось с холода. Её не по росту длинный жёлтый жилет покрывали блестящие капельки тумана, который, казалось, окутал сейчас всю землю. Неприязнь во взгляде означала, что, с её точки зрения, во всём виноват именно я. И в скверной погоде, и в том, что ей приходится так долго стоять под открытым небом.

– Доктор Дэвид Хантер. Я по приглашению старшего следователя Симмза.

Она ещё раз взглянула на меня, затем с нескрываемой досадой уставилась в бумаги на дощечке-планшете, после чего поднесла к губам микрофон рации:

– Тут приехал какой-то Дэвид Хантер, спрашивает старшего следователя.

– Не какой-то Дэвид Хантер, а доктор, – поправил я.

Можно было не стараться. Моим регалиям эта женщина не придавал никакого значения. По рации ей что-то ответили. Сквозь треск и помехи мне не удалось разобрать, что именно, но она с тем же недовольным видом неохотно посторонилась и махнула мне рукой:

– Вон туда, где стоят машины.

– Благодарю вас, – пробормотал я, нажимая на газ.

За ветровым стеклом властвовал туман и вёл себя соответственно, как положено властителю. Неожиданно рассеивался, открывая серую, однообразную вересковую пустошь, а затем обволакивал её своей белой кисеёй. На небольшом, сравнительно ровном участке торфяника находилась стоянка автомобилей, у въезда в которую дежурил полицейский. Он разрешил мне заезжать, и мой «ситроен», подпрыгивая и кренясь, припарковался на свободном месте.

Я выключил двигатель и выпрямился. Поездка была долгой и утомительной. Я гнал всю дорогу без остановок. Хотелось скорее попасть на место и узнать наконец о деле. По телефону Симмз ничего толком не объяснил. Сказал лишь, что найдено захоронение и он приглашает меня консультантом на эксгумацию. Казалось бы, что особенного? Обычная полицейская рутина. Меня довольно часто вызывали для такой работы. Но если речь шла о Дартмуре, то это, несомненно, было связано с Джеромом Монком, насильником и серийным убийцей, признанным виновным в гибели четырёх женщин, из которых три были совсем молодые. Их тела до сих пор не обнаружили. Если найдено захоронение одной, то, вероятно, других убийца зарыл где-то поблизости. Разумеется, мне хотелось участвовать в этой важной операции по выявлению мест захоронения.

– Мало кто сомневался, что тела своих жертв он зарыл где-то в Дартмуре, и вот наконец нашли, – сказал я жене Каре утром перед отъездом, когда мы завтракали в кухне. В этот дом в викторианском стиле на юго-западе Лондона мы переехали год назад, но я до сих пор не мог привыкнуть к нему и не знал, где что лежит. – Куда же ещё он мог их затащить?

– Дэвид! – Кара многозначительно показала мне на дочь Элис, которая сосредоточенно поглощала малиновый йогурт.

– Извини, – пробормотал я. Обычно у меня хватало ума не говорить о своей работе в присутствии нашей пятилетней дочери. Но видимо, сегодня я был очень взволнован.

– А что это значит, жертвы? – спросила Элис тоненьким голоском, отправляя в рот очередную порцию йогурта.

– Это у меня на работе есть такие, – проговорил я, не зная, как отвлечь её внимание.

– А зачем их куда-то тащить? – не унималась она.

– Вот что, милая, – строго произнесла Кара. – Давай заканчивай завтрак. Папе скоро уходить, да и нам надо торопиться, а то опоздаем в школу.

Элис повернулась ко мне:

– Когда вернёшься?

– Скоро. Ты даже не заметишь. – Я наклонился и поднял дочь на руки. – А ты веди себя хорошо и слушайся маму.

– Я всегда веду себя хорошо, – пробурчала Элис и уронила с ложки каплю йогурта на мои бумаги на столе.

Кара ойкнула и засуетилась, вытирая йогурт салфеткой.

– Пятно наверняка останется. – Она посмотрела на меня. – Надеюсь, бумаги не очень важные.

– Конечно. – Я поцеловал смущённую дочь и опустил на пол. Затем собрал бумаги, сунул в папку и обратился к Каре: – Я, пожалуй, пойду.

В холле мы обнялись.

– Сколько там пробуду, пока не знаю, – промолвил я, вдыхая аромат её волос. – Надеюсь, не более двух суток. В общем, буду звонить.

– Поезжай осторожно, – попросила она.

Мои отъезды в нашей семье не являлись новостью. Я работал судебным антропологом, и если где-нибудь обнаруживалось криминальное захоронение, вызывали меня. В последние годы я несколько раз побывал с подобной миссией за границей и изрядно поколесил по Британии. Приятной мою работу назвать трудно, но она необходима, и я гордился приобретённым опытом и своей репутацией. Но повторяю, большого удовольствия от неё не получал. А уж расставание с женой и дочерью даже на несколько дней всегда переживал тяжело.

Вдыхая запах сырости и болота, я вышел из машины и, осторожно ступая по грязной траве, зашагал к багажнику. Достал оттуда из специального ящика одноразовый комбинезон. Обычно их в полиции выдавали, но мне нравилось носить свои. Натянув комбинезон и застегнув молнию, я вынул алюминиевый чемоданчик с инструментом. До недавнего времени я обходился потрёпанным старым саквояжем, но Кара уговорила меня сменить его. Чтобы я имел вид не жалкого коммивояжёра, а солидного профессионала-консультанта.

Как всегда, она была права.

Невдалеке остановился автомобиль, но я шёл вперёд, не обращая на него внимания. Пока не услышал голос:

– Значит, приехал?

Я оглянулся. Из машины появились двое. Один, невысокий, с острыми чертами лица, был мне незнаком, зато со вторым, помоложе, мы были почти приятели. Высокий широкоплечий красавец двинулся ко мне с лёгкой уверенностью атлета. Я удивился, что не сразу узнал яркий «мицубиси» Терри Коннорса.

Вообще-то встреча должна была меня обрадовать, я ведь никого здесь не знал. Но в моих отношениях с Терри существовала какая-то необъяснимая червоточинка, препятствующая свободному общению.

– Я не знал, что ты тоже участвуешь в расследовании.

Терри улыбнулся. Мне показалось, он немного похудел с тех пор, как мы виделись в последний раз.

– Я заместитель старшего следователя. А кто же, по-твоему, замолвил за тебя словечко?

Я с улыбкой кивнул. Когда мы познакомились, Терри Коннорс был инспектором лондонской уголовной полиции, но по работе мы не сталкивались. Его жена, Дебора, лежала на сохранении в одной палате с Карой, и они подружились. А у нас с Терри сразу возникло напряжение. Кроме частичного совпадения профессий, мы не находили точек соприкосновения. Меня раздражали его самоуверенность и высокомерие. Он был невероятно амбициозен, всегда стремился выделиться, отличиться, и нас с Карой очень удивило, когда год назад Терри вдруг перевёлся из Лондона в провинцию. Почему именно, он не объяснил. Говорил что-то о том, что Дебора захотела жить поближе к своим родственникам в Эксетере, но, разумеется, это не могло быть поводом, чтобы ломать карьеру и менять Лондон на графство Девоншир.

В последний раз мы виделись с ними незадолго до его переезда. Поужинали вчетвером в ресторане. Но вечер не удался. Терри и Дебора были какие-то взвинченные, беседа не клеилась, и мы с женой облегчённо вздохнули, когда всё закончилось. Кара и Дебора иногда перезванивались, но Терри я с тех пор не видел.

Похоже, он продвинулся по службе, если возглавляет такое важное расследование. Неудивительно, что Терри похудел.

– А я всё думал, откуда Симмз узнал про меня, – произнёс я, изображая некое подобие благодарности, хотя предпочёл бы обойтись без протекции Терри Коннорса.

– Да, я расхваливал тебя, так что не подведи.

– Постараюсь, – кивнул я, подавив раздражение.

Терри ткнул большим пальцем в мужчину, который был ниже его чуть ли не на голову:

– Это детектив Роупер. Боб, это Дэвид Хантер, судебный антрополог, я тебе о нем говорил. Он спец по гниющим останкам, может рассказывать о них часами.

Детектив улыбнулся, показав неровные, пожелтевшие от табака зубы. Зато глаза у него были умные и острые. Всё замечающие. Когда мы обменялись рукопожатием, на меня пахнуло дешёвым лосьоном после бритья.

– Значит, это по вашей части. – Говорил он с заметным местным выговором. – Конечно, если это то, о чем мы думаем.

– Вот именно! – воскликнул Терри. – Пока ничего не известно. Ступай вперёд, Боб. Я хочу перекинуться парой слов с Дэвидом.

Это было почти откровенным хамством. Взгляд детектива посуровел, но улыбка не исчезла.

– Как прикажете, шеф.

– Ты с этим Роупером будь осторожнее, – произнёс Терри. – Он прихвостень Симмза. Высматривает всё вокруг, вынюхивает и тут же передаёт ему.

– А по поводу захоронения есть сомнения? – спросил я, пропуская мимо ушей его замечание. Оно меня не удивило. Терри редко о ком говорил с уважением.

– Сомнений нет. Большинство уверены, что это работа Монка.

– А твоё мнение?

– Пока не знаю. Для этого тебя и вызвали, чтобы выяснить всё окончательно. И желательно побыстрее. – Он устало вздохнул. – В общем, отправляйся сейчас к Симмзу. Он не любит, когда его заставляют ждать.

– А что он за человек? – поинтересовался я. Мы двигались в сторону полицейских трейлеров.

– Симмз? – Терри вскинул голову. – Порядочная скотина. Сухой и скучный педант. Не терпит возражений. Но не дурак, надо отдать ему должное. Тебе известно, что он ведёт данное дело с самого начала?

Я кивнул. Все знали, что именно Симмз упрятал Джерома Монка за решётку.

– Понятно, почему он так хочет найти захоронения всех жертв маньяка.

– Вот именно. – Терри усмехнулся. – Симмз метит занять пост начальника полиции графства, и, вероятно, через несколько лет у него это получится. Если здесь всё пройдёт гладко.

«Ты тоже надеешься продвинуться вверх, – подумал я, глядя на Терри. – Недаром так нервничаешь сейчас».

Мы подошли к трейлерам, стоящим вдоль просёлочной дороги, которая тянулась от шоссе. Между ними были проложены чёрные толстые кабели. В туманном воздухе отчётливо ощущался запах дизельного топлива от работающих генераторов. Терри остановился у трейлера, где располагался диспетчерский пункт.

– Симмз у захоронения. Иди туда. А вечером, если я приеду вовремя, мы встретимся и выпьем. Ведь жить мы будем в одном мотеле.

– Ты не пойдёшь со мной? – удивился я.

– А чего я там не видел? – Он попытался произнести эти слова равнодушно, но у него не получилось. – Сейчас соберу кое-какие бумаги и поеду. Довольно далеко.

– Куда?

– Расскажу позднее. А пока пожелай мне удачи.

Терри развернулся и вошёл в трейлер. Меня, конечно, немного озадачило, в чём ему понадобилась удача, но я не хотел думать о делах Терри.

Я постоял, рассматривая простирающееся передо мной торфяное болото, поросшее папоротником и колючим утёсником. Примерно в четверти мили отсюда на фоне серого неба отчётливо выделялся холм со скалистой вершиной, о котором упоминал Симмз, указывая его в качестве ориентира.

Чёрная Скала.

В Дартмуре были более высокие и величественные холмы, украшавшие вересковую пустошь. Однако самой заметной среди них являлась Чёрная Скала. Этакая причудливая башенка, будто сложенная из плоских валунов ребёнком великаном. Не чернее остальных, так что название, наверное, было связано с каким-то мрачным событием в прошлом. Звучало оно зловеще и потому полюбилось в последнее время газетчикам. Ещё бы, ведь вблизи Чёрной Скалы, кажется, устроил кладбище для своих жертв Джером Монк.

После звонка Симмза я полазил по Интернету, освежил в памяти детали, связанные с этим человеком. Впрочем, причислить Монка к отряду хомо сапиенс можно было условно. Вот как описывали его журналисты: сирота, отец неизвестен, мать умерла при родах (в некоторых таблоидах её называли первой жертвой маньяка), жил в одном из дартмурских городишек в заброшенном трейлере, пробавлялся случайными заработками, людей сторонился и был склонен к насилию.

И внешность Монк имел характерную, типичную для убийцы.

На фотографиях, сделанных во время процесса, запечатлён гигант увалень с непропорционально крупной, похожей на пушечное ядро головой. Приплюснутый нос, глубоко посаженные чёрные глаза-пуговки, рот, постоянно искривлённый в презрительной усмешке. Уродство усугубляла стриженная наголо голова и глубокая вмятина на лбу. Видимо, родовая травма. Монк обладал невероятной силой и был способен одним ударом убить человека.

Фигурально выражаясь, Монк «оправдал ожидания», поразив своими чудовищными преступлениями не только жителей графства Девоншир, но и всю страну. Первой его жертвой стала Зоуи Беннетт, темноволосая семнадцатилетняя красотка, мечтающая стать моделью. Однажды она ушла в ночной клуб и не вернулась домой.

Через три дня исчезла ещё одна девушка. Линдси Беннетт, сестра-близнец Зоуи.

На сей раз о происшествии газеты сообщили сразу. Для многих стало очевидно, что в Дартмуре действует опасный преступник. А когда сумку Линдси обнаружили в мусорном баке, то надежды, что сестры живы, вовсе отпали. Надо ли говорить, что творилось с родителями. Потерять одного ребёнка – неописуемое горе, а тут ещё второго.

А когда исчезла Тина Уильямс, симпатичная девятнадцатилетняя девушка, тоже темноволосая, возникла настоящая паника. Общественность требовала от полиции немедленно найти и обезвредить маньяка. Но детективам не за что было зацепиться. Преступник не оставил ни единой улики. Правда, уличные камеры наблюдения зафиксировали в месте, где в последний раз видели Линдси Беннетт, а затем Тину Уильямс, белый автомобиль седан. Это же подтвердили несколько свидетелей. Но номеров никто не запомнил.

Пока детективы думали насчёт автомобиля, маньяк сам выдал себя. Его жертвой стала двадцатипятилетняя Анджела Карсон. В отличие от предыдущих она не была ни темноволосой, ни красавицей. К тому же Анджела была глухонемая.

Монк изнасиловал и забил до смерти девушку в её собственной квартире. Соседи услышали через стенку его дикий хохот, вопли жертвы и вызвали полицию. Когда двое патрульных взломали дверь и ворвались в квартиру, они обнаружили там Монка, запачканного кровью девушки и обезумевшего от совершенного злодейства. Полицейские были крепкими, но он вырубил их обоих и исчез. Всё это происходило ночью.

Монка искали везде. Подобных масштабных операций по поимке преступника в истории Соединённого Королевства ещё не было. Но всё напрасно. Не удалось найти ни Монка, ни тел его жертв – близнецов Беннетт и Тины Уильямс. В ходе расследования обнаружили в его трейлере расчёску и губную помаду Зоуи Беннетт. Прошло три месяца, и Монк чуть ли не сам вышел на своих преследователей. Его случайно заметили на торфяниках. Он сидел на обочине просёлочной дороги, весь грязный. Сопротивления аресту не оказал. На процессе признал себя виновным в четырёх убийствах, однако отказался назвать места захоронения своих жертв. Поглядывал исподлобья на публику и презрительно ухмылялся.