Текст книги "Сказочная фантастика"

Автор книги: Роджер Джозеф Желязны

Соавторы: Клиффорд Дональд Саймак,Лайон Спрэг де Камп,Энтони Пирс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 49 страниц)

13

С первыми лучами солнца Хэл, примостившийся под стволом березы, приподнялся и стал осматриваться. И гостиница, и конюшня исчезли. Там, где они когда-то стояли, ныне была лишь куча тлеющих углей, и ветерок доносил едкую горечь дыма, щекотавшую ноздри.

Дождь прекратился, и небо очистилось, но с березы по-прежнему сыпалась водяная пыль. Хэл подумал, что их ждет еще один прекрасный осенний день, но холодок пробирал до костей. Хэл сложил руки на груди и засунул кисти под мышки, чтобы согреться.

Не шевелясь, он изучал открывшуюся ему картину, чутко насторожив уши, чтобы уловить малейший звук, предвещавший опасность. Но, похоже, опасность миновала. Люди, устроившие весь этот переполох, исчезли.

Где-то вдали каркнула ворона, а на вершине холма белка прошелестела опавшими листьями – она шныряла там в поисках орехов. Больше не раздавалось никаких звуков; все вокруг было недвижимо.

Глаза Хэла тщательно, дюйм за дюймом, обшарили лежавшее перед ним пространство в поисках чего-то необычного или странного. Но все вроде было в порядке. Если не считать груд пепла на месте бывшей гостиницы.

Он осторожно вышел из-за березы и поднялся на вершину холма. Остановившись под прикрытием огромного дуба, высунулся из-за его ствола. С вершины был виден склон по другую сторону от гостиницы. Внимание Хэла привлек огромный серый волк, яростно разрывавший землю. Два других небрежно расположились рядом, наблюдая за его стараниями. Волк выбрасывал то, что отсюда казалось ошметками сырой земли, которые шлепались на кучки грязи.

Хэл инстинктивно поднял лук и потянулся к колчану за стрелой, но опустил руку и продолжал наблюдать. Нет смысла, подумал он, совершать еще одно убийство, их и так уже было более, чем достаточно. И волки занимались привычным для них делом. В этой яме была добыча для них, и они докапывались до нее.

Он сосчитал холмики. Их было пять или шесть; Хэл не был уверен, сколько именно. Трое в конюшне, прикинул он… или их там было четверо? В зависимости от того, сколько их там было, он мог бы подсчитать, сколько его стрел попало в цель. Он скривился, думая об этом. В стычке им повезло лишь благодаря неожиданности и просто удаче. Но теперь все было в прошлом, и ни о чем не стоило сожалеть. Когда Енот вцепился в голову человека, поднимавшегося по лестнице, смерть его уже была предопределена. Они выпутались из этой истории успешнее, чем можно было ожидать. Правда, Марка ударили по плечу мечом плашмя, да еще и лошадь лягнула.

Присев на корточки за стволом, Хэл продолжал наблюдать за волками. То, как свободно они себя вели, говорило, что поблизости никого нет.

Поднявшись, он обошел вокруг дерева и зашуршал листьями. Волки вскочили, повернули к нему головы. Он снова зашуршал листьями, и волки, как три серые тени, исчезли в лесу.

Спустившись с холма, он обогнул две кучи тлеющего пепла. Жар, который по-прежнему шел от них, был приятен в это стылое утро, и он постоял, впитывая тепло.

На сырой земле он нашел следы людей и лошадей и подумал о судьбе хозяина гостиницы и его жены. Служанка, припомнил он, говорила, что жена спряталась от своего пьяного повелителя в подвале. Хотя гостиница и сгорела, может быть, женщина и сейчас еще там? В таком случае ее тело превратилось в угли, потому что дом горел как трут, и выскочить из него не было никакой возможности.

Проследив, куда вели следы, оставленные людьми и лошадьми, Хэл убедился, что они выходят на дорогу, и компания направилась к северо-западу. Возвращаясь обратно на холм, он глянул на сырые могилы и опять покружил вдоль груд пепла в поисках ответа на вопрос, который он, удивляясь, задавал самому себе: что за люди могли сделать такое? Хэл боялся признаться самому себе, что знает ответ на этот вопрос.

Какое-то мгновение он стоял в нерешительности. Затем снова спустился по склону холма и пошел по следам группы, которая направлялась на северо-запад; уши его чутко ловили каждый звук, а глаза не упускали из виду малейший след на тропе.

Мили через две Хэл нашел хозяина гостиницы – его он мельком видел в окне предыдущей ночью, когда тот бил посуду и ломал мебель. Хозяин болтался на конце короткой веревки, примотанной к ветви массивного дуба, чья крона дотягивалась до тропы, покрывая ее своей тенью. Руки хозяина были связаны за спиной, петля сдавливала шею, из-за чего голова странно склонилась набок. На плече его уже примостилась маленькая забавная птичка, которая тщательно склевывала потеки крови и рвоты, что тянулись из угла рта.

Хэл знал, что потом появятся и другие птицы.

Мертвец покачивался под легкими дуновениями ветерка. В этих небрежных движениях было что-то жуткое.

Стоя в растоптанной грязи дороги, Хэл смотрел, как кружится и качается тело, и пытался собраться с мыслями. Ужас и тоска одолевали его.

Отвернувшись от повешенного, он снова пошел по следу и обнаружил, что всадники заспешили: подковы глубоко вдавливались в грязь, оставляя четкие, хорошо различимые следы. Кавалькада пошла галопом.

Сойдя с тропы, Хэл подался в сторону и поднялся на холм, изучая очертания открывшихся перед ним пространств, затянутых легким утренним туманом.

Он проскальзывал меж стволов, продирался через кустарник, и лишь спустя несколько часов после рассвета снова оказался в небольшой каменной пещерке, которая дала приют ему и его спутникам.

Гоблин-чердачник и Енот, обнявшись, чтобы согревать друг друга, спали в самой глубине пещерки. Остальные трое примостились перед выходом и, спасаясь от утреннего холодка, завернулись в одеяла.

– Значит, ты вернулся, – сказал Джиб, когда он предстал перед ними. – А мы уж думали, что-то случилось. Молено развести костер?

Хэл покачал головой.

– Мы должны двигаться, – сказал он. – Двигаться не мешкая и уходить как можно дальше. Нам нужно покинуть эти места.

– Я побродил тут, – возразил Джиб, – и набрал трутовника из сердцевины упавшего дерева. Он почти не дает дыма. Мы замерзли, проголодались и…

– Нет, – твердо сказал Хэл. – Надо уходить пока не поднялась вся округа. Гостиница и конюшня сгорели. Ни следа хозяйки дома, которая пряталась в подвале, а владелец гостиницы висит на дереве. Скоро тут начнутся усиленные розыски. К тому времени мы уже должны быть за много миль отсюда.

– Пойду будить Енота и гоблина, – сказал Джиб, – и двинемся в дорогу.

14

Этот день измотал их основательно. Они шли не останавливаясь, стараясь покрыть как можно большее расстояние. По пути им попалась только одна хижина, где жил лесоруб. Пришлось обогнуть ее по широкой дуге. Они не останавливались даже для того, чтобы поесть или передохнуть. Корнуэлл беспокоился о девушке, но, казалось, она без особых усилий держалась наравне со всеми и не жаловалась.

– Может быть, ты еще пожалеешь, что пошла вместе с нами, – как-то заметил Корнуэлл. Но она лишь мотнула головой и ничего не сказала, ибо берегла дыхание для непрестанных подъемов и спусков, которые они старались побыстрее миновать, избегая открытых пространств.

Наконец, едва только сгустились сумерки, они остановились на отдых. Укрыться в скалах на этот раз им не удалось, и они расположились на сухом берегу ручья. Весной он очевидно превращался в бурный водопад, выбивший чашу в камнях, окруженную с трех сторон высокими стенками берегов.

За столетия поток, который нес с собой гранитную крошку, проточил мягкий известняк до твердых слоев базальта. В центре чаши, куда весной падал водопад, стояло теперь небольшое озерцо, а по краям была сухая галька.

Они развели костерок поближе к каменной стенке. От утомления почти не говорили друг с другом, и с волчьей жадностью набросились на еду. Лишь насытившись, расселись они вокруг огня и стали разговаривать.

– Ты уверен, – спросил Корнуэлл у Хэла, – что эта компания – люди Беккета?

– Точно я, конечно, не знаю, – ответил Хэл, – но кто еще это мог быть? Лошади у них подкованы, а караванщики не подковывают своих лошадей, да и пользуются чаще всего мулами. И кто еще, спрошу я тебя, мог бы так жестоко и бессмысленно мстить невинным людям?

– Они могли и не знать, что их жертвы не имеют к нам отношения, – сказал Корнуэлл.

– Конечно, – согласился Хэл. – Но в том-то и дело, что они заранее считали их виновными. Скорее всею, они пытали хозяина гостиницы, но он ничего не смог им сказать, и они повесили его. Жена его, наверно, так и сгорела в погребе, когда они подожгли гостиницу.

Он взглянул на Мэри, сидевшую по другую сторону костра.

– Простите, мисс, – сказал он.

Вскинув руки, она запустила пальцы в волосы.

– Извиняться не стоит, – сказала она. – Я скорблю по ним, как жалела бы и любого другого человека. Они не заслуживали такой смерти, и мне жаль их, но они, оба они, значили для меня меньше, чем ничего. Не жалей я их, я бы даже сказала, что они заслужили свою судьбу. Я боялась их. Каждую секунду в гостинице я испытывала страх перед ними. И женщина была не лучше. Характер у нее был ужасный. По малейшему поводу она могла запустить в меня головней. Все мое тело в следах от побоев, сплошь синяки, даже черные есть…

– Тогда почему же ты оставалась у них? – спросил Джиб.

– Потому что мне некуда было идти. Но когда вы нашли меня на чердаке, я уже твердо решила уходить. И к утру была бы уже далеко отсюда. Мне здорово повезло, что встретила вас.

– Ты говоришь, Беккет направился к северо-западу, – сказал Корнуэлл Хэлу. – А что будет, если мы найдем Епископа Башни и обнаружим там Беккета и его людей, которые опередили нас? Если он был здесь, он успеет предупредить Епископа о нашем появлении, и нас встретят весьма неласково, а то и закуют в кандалы.

– Я думаю, Марк, что этого не стоит опасаться, – сказал Хэл. – В нескольких милях от того места, где повесили хозяина гостиницы, дорога разветвляется. Левая тропа ведет к Башне, а правая – в Затерянные Земли. Беккет, я уверен, двинется по правой тропе. Я еще пройду по его следам, но в любом случае нужно, чтобы мы ушли как можно дальше.

– Затерянные Земли? – спросила Мэри. – Он направляется в Затерянные Земли?

Хэл кивнул.

Мэри оглядела своих спутников.

– И вы тоже идете в Затерянные Земли?

– Почему ты спрашиваешь? – осведомился Оливер.

– Потому что, скорее всего, в детстве я жила там.

– Ты?

– Не знаю точно, – сказала она. – Вернее, не помню. Я была такой маленькой, что почти ничего не помню. Конечно, кое-что всплывает в памяти. Большой ветхий дом на вершине холма. Какие-то люди, скорее всего, мои родители. Какие-то странные друзья по играм. Но я не знаю, было ли то в Затерянных Землях. Мои родители… ну, не мои родители, а та пара, которая заботилась обо мне, рассказывали, как они нашли меня на тропе, которая вела из Затерянных Земель. Они жили вблизи от границы с этими землями – два почтенных пожилых человека, которые были очень бедны и никогда не имели своих детей. Они подобрали меня и воспитывали, и я любила их, как родных отца и мать.

Все сидели в молчании, глядя на нее. Наконец она снова заговорила:

– Они работали не покладая рук, и все же у них почти ничего не было. Соседи жили довольно далеко. Рядом были Затерянные Земли. Людям не нравилось жить поблизости от них. Но нас это никогда не волновало. Мы выращивали пшено и кукурузу. У нас была картошка и овощи. Лес на дрова. Была и корова, но как-то зимой она умерла от ящура, а другую раздобыть не удалось. Были и свиньи. Мой отец – я всегда называла его отцом, хотя он и не был им, – время от времени закалывал какого-нибудь борова и ловил других животных – ради меха. Чтобы уберечь от волков, мы держали их дома, пока они не подрастали. Помню, как мой отец возвращался домой, таща под каждой рукой по поросенку. Он нес их несколько миль.

– Но ты там не осталась, – заметил Корнуэлл. – Ты была там счастлива, и все же не осталась…

– Прошлая зима, – сказала она, – была просто ужасной. Непрестанно шел снег, стоял сильный мороз. А мои родители уже были стариками. Они простудились, долго кашляли и умерли. Я делала все, что могла, но, видно, этого было недостаточно. Первой умерла она, а он на следующий день. Я развела костер, чтобы земля оттаяла, и выдолбила для них могилу, в которую и положила их обоих. Могила была неглубокая, очень неглубокая, потому что земля была твердой. И после этого я не могла там оставаться. Вы понимаете, что я не могла там оставаться?

Корнуэлл кивнул.

– Да, – подтвердила она. – Они были очень рады заполучить меня, хотя по тому, как они обращались со мной, этого никак не скажешь. Я была молодой, крепкой и хотела работать. Но они все равно били меня.

– Когда мы доберемся до Башни, ты сможешь отдохнуть, – сказал Корнуэлл. – И решить, что делать дальше. Есть тут кто-нибудь, кто знает, где находится Башня?

– Таких немного, – сказал Хэл. – Старой заставы на границах Затерянных Земель теперь нет. Был там военный пост, но уже нет и военных. Только один епископ, хотя зачем он там нужен и что делает – этого не знает никто. Наверно встретим чьих-нибудь слуг. Наткнемся на одну – другую ферму. И это все.

– Вы так и не ответили мне. Вы отправляетесь в Затерянные Земли? – спросила Мэри.

– Не все, – ответил Корнуэлл. – Пойду я. Скорее всего, Оливер тоже. Останавливаться он не собирается. И если мне удастся, я доберусь до тех краев.

– Я начал это дело, – сказал Оливер. – Я его и завершу.

– Далеко ли до Башни? – спросил Джиб. – Сколько нам идти?

– Три дня, – ответил Хэл. – Мы будем там на третий день.

15

Епископ Башни был стар. Не так дряхл, как отшельник, подумал Джиб, но все же достаточно стар. Ряса, что он носил, когда-то, очевидно, поражала своим великолепием, плотный шелк был расшит золотом, но сейчас, спустя столько лет, ткань истерлась, почти истлела. Однако при взгляде на епископа забывалось его тронутое временем одеяние. Чело его было изборождено морщинами – следами страстей и сострадания, на нем читались сила и власть, порой переходящие в безжалостность – ныне епископ жил в мире и покое церкви, но некогда он был воином. Лицо его было таким худым, что напоминало череп. Однако если не обращать внимания на истончившийся нос и впалые щеки, это по-прежнему было суровое лицо бойца и воина. Голова его была покрыта белым пухом, столь легким, что казалось, он встает и шевелится от малейшего дуновения ветерка, который свободно проникал в щели и трещины в стенах древнего замка. Пламя, пылавшее в камине, почти не спасало от холода. Обстановка в комнате была скудная, бедная – грубый скобленный стол, за которым на шатающемся стуле расположился епископ, узенькая койка в углу, столик на козлах со скамейками по обе стороны от него для епископских трапез. На холодном полу не было ковра. На самодельных полках стояло несколько дюжин книг, а под ними лежали свитки, кое-где поеденные мышами.

Епископ открыл книгу в кожаном переплете, лежавшую перед ним на столе, и задумчиво перелистал ее страницы. Закрыв книгу, он отложил ее в сторону.

– Ты сказал, – повернулся он к Джибу, – что мой брат во Христе почил в бозе?

– Он знал, что умирает, – сказал Джиб. – Но страха не испытывал. Слабость одолела его, потому что он был очень стар…

– Да, он был стар, – подтвердил епископ. – Я помню его с тех пор, когда был мальчишкой. Он уже тогда был взрослым человеком. Лет тридцати, хотя я точно не помню. А может, я и не знал его возраста И уже тогда он избрал свой путь – следовать по стопам Господа нашего. Сам я тогда был в цветущем возрасте, и рвался в битвы. Я служил капитаном гарнизона, который стоял тут, чтобы отражать набеги орд с Затерянных Земель. И лишь когда я повзрослел и гарнизон после долгих лет мира был отозван, я обратился к Богу. Вы говорите, что мой старый друг жил в мире со всеми окружающими?

– Из тех, с кем он общался, не было никого, кто не любил бы его, – сказал Джиб. – Он был дружен со всеми. И с болотниками, и с Людьми с Холмов, и с гномами…

– И никто из них не был его веры, – сказал епископ. – Скорее всего у них вообще не было веры.

– Это верно, ваша милость. У большинства вообще не было веры. Если я правильно понимаю ваши слова.

Епископ покачал головой.

– Это так похоже на него. Он весь в этом. Он никогда не спрашивал человека, в чем символ его веры. Он мог и ошибаться, но даже ошибки его были прекрасны. Я очень взволнован тем, что вы принесли мне его послание. Не хочу сказать, что лишь потому вас приветствовали тут. В этом пустынном месте всегда рады гостям. У нас ведь нет никаких связей с миром, даже никаких торговых отношений.

– Ваша милость, – сказал Корнуэлл, – среди нас лишь один доверенный отшельника. Это Джиб с Болот. Он и должен был доставить вам так взволновавшее вас послание. Хэл из Дуплистого Дерева согласился проводить нас.

– А миледи? – спросил епископ.

– Она попросила нашей защиты, – твердо ответил Корнуэлл.

– Если разобраться, вы ничего не Сказали о себе.

– У нас с гоблином есть свои дела в Затерянных Землях, – ответил Корнуэлл. – Если же вас интересует Енот, то он друг Хэла.

– Его присутствие меня не удивляет, – ровным голосом сказал епископ, – и возражений против него у меня нет. Похоже, что это умное животное. И весьма ручное.

– Это, ваша милость, не просто ручное животное, – сказал Хэл. – Он мой друг.

Пропустив эту поправку мимо ушей, епископ обратился к Корнуэллу.

– Значит, ты говоришь, в Затерянные Земли? В наши дни люди редко отправляются туда. И попомни мои слова, там не так уж безопасно. У тебя, должно быть, весьма убедительные мотивы.

– Он ученый, – вступил в разговор Оливер. – И он ищет истину. Он идет туда, чтобы познать ее.

– Это хорошо, – сказал епископ. – Значит, не земные сокровища тебя влекут. Поиски истины всегда благотворны для души, хотя, боюсь, они не уберегут от опасностей, которые могут подстерегать тебя там.

– Ваша милость, – сказал Корнуэлл, – вы просматривали эту книгу…

– Да, – ответил епископ. – Богоугодная книга. И очень ценная. На нее была потрачена целая жизнь. Тут сотни рецептов лекарств, которые могут излечить все болезни человечества. Большинство из них. Я не сомневаюсь в этом, потому что знание пришло от отшельника. И я благодарен вам, что вы успели принести ее мне.

– Там есть еще кое-что, о чем просил напомнить вам отшельник, – заметил ему Корнуэлл.

Епископ несколько смутился.

– Да, да, – сказал он. – Я чуть не забыл. В последнее время я стал быстро все забывать. Возраст.

Он взял матерчатый сверток, развернул его и глаза его так и прилипли к топорику; епископ не в силах был оторвать от него глаз. Не говоря ни слова, он вертел топорик в руках так и сяк, изучая его, а затем осторожно положил перед собой.

Подняв голову, епископ стал переводить глаза с одного на другого, пока наконец не остановил взгляда на Джибе.

– Ты знаешь, что принес мне? – спросил он. – Отшельник говорил тебе?

– Он сказал, что это ручной топорик.

– Ты знаешь, что это за ручной топорик? – Нет, ваша милость, не знаю.

– А ты? – спросил епископ у Корнуэлла.

– Да, ваша милость. Это древнее орудие. Кое-кто говорит, что…

– Да, да, я знаю. Всегда есть те, кто говорит. Я пытаюсь понять, как эта вещь оказалась у отшельника и почему он так берег ее до самой смерти. Эта вещь не из тех, которыми должен дорожить святой человек. Она принадлежит Старцам.

– Старцам? – переспросил Корнуэлл.

– Да, именно Старцам. Вы никогда не слышали о них?

– Слышал, – ответил Корнуэлл. – Их-то я и ищу. Из-за них я хочу пойти в Затерянные Земли. Можете ли вы сказать мне, существуют они на самом деле или это всего лишь сказки?

– Они существуют, – сказал епископ. – И этот топорик следовало бы вернуть им. Когда-то кто-то похитил его…

– Я могу взять его с собой, – предложил Корнуэлл. – Я позабочусь, чтобы он вернулся к ним.

– Нет, – возразил Джиб. – Отшельник доверил его мне. И если топорик следует вернуть, то никто иной, кроме меня…

– Но у тебя нет необходимости идти туда, – заметил Корнуэлл.

– В общем-то да, – ответил Джиб. – Но ведь ты не будешь против, если я пойду с тобой?

– Если Джиб пойдет, то и я тоже, – сказал Хэл. – Мы слишком долго дружили, чтобы я позволил ему идти навстречу опасности и меня не было бы рядом с ним.

– Похоже, все вы готовы идти прямо навстречу смерти, – сказал епископ. – Кроме, конечно, миледи…

– Я тоже пойду, – ответила она.

– И я, – раздался голос от дверей.

При звуке его Джиб резко повернулся.

– Снивли! – закричал он. – А ты-то что тут делаешь?

16

Трапезничал епископ скромно – чашка кукурузной каши и ломтик бекона. Держа в строгости свою плоть, он ощущал, как воспаряет его дух, и тем самым он подает пример своей немногочисленной пастве. От природы он обладал хорошим аппетитом, и был рад появлению гостей. Это давало ему возможность и самому насытиться и, оказав гостеприимство, поддержать добрую славу Церкви.

На стол был подан жареный поросенок с яблоком во рту, покоившийся на блюде, груды овощей, ветчина, седло дикого барашка, гусиная грудка и яблочный пирог. Были к тому же свежие пирожные и пироги, горячий хлеб, глубокие блюда с фруктами и орехами, сливовый пирог, залитый ромом, и четыре перемены вин.

Отвалившись наконец от стола, епископ вытер рот льняной салфеткой.

– Вы уверены, что больше ничего не хотите? – спрашивал он гостей. – Я не сомневаюсь, что повар…..

– Ваша милость, – сказал Снивли, – нам остается только испустить дух. Никто из нас не привык ни к изысканной пище, ни к такому ее обилию. За всю мою жизнь мне не приходилось сидеть за таким столом.

– Ну, ну, – сказал епископ, – гости бывают у нас не так уж часто. И мы считаем своим долгом принять их как должно, конечно, насколько позволяют наши скромные запасы.

Откинувшись на спинку стула, он погладил себя по животу.

– Когда-нибудь, – сказал он, – этот неиссякаемый аппетит прикончит меня. Я никогда не чувствовал себя достаточно свободно в шкуре церковника, хотя старался изо всех сил. Я умерщвлял плоть и муштровал свой дух, но страсть к пище была сильнее меня. И годы не утихомирили ее. – Он помолчал, затем продолжал: – Как бы я не осуждал ваши намерения, во мне растет страстное желание отправиться в путь вместе с вами. Чувствую, что в пути найдется место для смелых деяний и воинских подвигов. И если сейчас кажется, будто тут царит мир, не стоит забывать, что в течение столетий здесь был форпост империи, противостоявший набегам с Затерянных Земель. Башня сейчас наполовину разрушена, а в свое время она была величественной сторожевой вышкой. Но даже когда не было башен, здесь возвышалась живая стена: человеческая плоть и человеческое мужество противостояли грабительским набегам диких орд из Затерянных Земель.

– Ваша милость, – подчеркнуто вежливо сказал Снивли, – ваша история, хотя вы исчисляете ее столетиями, слишком свежа. Были времена, когда существа, входящие в Братство, и люди жили бок о бок, дружили и сотрудничали. И так было до тех пор, пока люди не стали вырубать наши леса, валить священные деревья и запахивать зачарованные долины; пока не стали строить дороги и города – лишь тогда появились враждебность и злоба. И, если откровенно, вы не имеете права говорить о набегах и грабежах, ибо это были люди, которые…

– Человек имеет право вести себя на земле так, как он того желает, – сказал епископ. – У него есть святое право приспосабливать ее для наилучшего использования. А безбожные создания, подобные…

– Не безбожные, – возразил Снивли. – У нас был священные рощи, пока вы не вырубили их, были феи, которые танцевали на зеленых лужайках, пока вы не превратили их в пашни. Даже такие крохотные безобидные создания, как эльфы…

– Ваша милость, – сказал Корнуэлл. – Боюсь, мы слишком утомили вас. Среди нас есть только два человека, которые могут претендовать на звание христиан, хотя я отношусь к своим спутникам как к честным и благородным друзьям. Я рад, что они вызвались идти со мной в Затерянные Земли, хотя и испытываю определенные опасения, потому…

– Думаю, что ты прав, – сказал епископ, проявив несколько больше юмора, чем от него можно было ожидать. – Как бы там ни было, каждый из вас стоит один другого. Мы должны поговорить кое о чем ином. Я понимаю, сэр Ученый, что вы хотите найти Старцев лишь для того, чтобы удовлетворить любопытство вашего разума. И предполагаю, что мысль эта родилась в результате усиленного чтения.

– Чтение – дело непростое, – сказал Оливер. – Я много ночей наблюдал за ним, видел, как он сидит, согнувшись за столом в библиотеке, и перечитывает древние рукописи, добираясь до книг, к которым столетиями никто не прикасался. Он сдувал с них накопившуюся за долгие-долгие годы пыль, напрягал зрение при свете огрызка свечки. Ведь по бедности он должен был использовать свечи до последнего! Зимними месяцами холод пробирал его до костей, потому что здание университета и особенно библиотека – это сборище старых каменных глыб, которые насквозь продуваются ветром.

– Скажи нам, пожалуйста, – обратился епископ к Корнуэллу, – что же ты там нашел?

– Не очень много, – ответил Корнуэлл. – Фраза здесь, несколько слов там. Но их хватило, чтобы убедить меня: Старцы – не миф, как полагают многие. Есть одна книжечка, очень тоненькая и неполная, посвященная языку Старцев. Я могу говорить на их языке, правда, слов я знаю немного, но уж сколько их там было. Не знаю, таков ли на самом деле их язык. Не знаю даже, существовал ли он вообще. В нем нет ни точности, ни оттенков мысли, которые обычно присутствуют в языке. И тем не менее, я не могу считать, что под этим трудом ничего нет, никакого основания. Конечно, человек, написавший книжку, был убежден, что язык Старцев существует.

– А нет ли там намеков, каким образом он пришел к этому выводу? Он не объясняет, как он сам усвоил язык?

– Не объясняет, – ответил Корнуэлл. – И мне пришлось верить ему на слово.

– Но ведь это не очень весомый предлог, чтобы пуститься в такое путешествие, – сказал епископ.

– Мне его хватило, – сказал Корнуэлл. – А другим он, конечно, может казаться пустяковым.

– Для меня этот повод тоже достаточно веский, – заметил Оливер. – Если нет больше ничего другого, мне хватит и этого. Я не могу всю жизнь быть только гоблином-чердачником. Когда я вспоминаю свою жизнь, то вижу, что ничего не добился.

– Мне кажется, Оливер, что я понимаю тебя, – сказал Корнуэлл. – Есть что-то такое в университете, что проникает в кровь. Это место не принадлежит миру, в нем есть примесь чего-то нереального. Даже, возможно, нездорового. Стремление приобрести знания становится целью, не имеющей ничего общего с реальностью. Но я беспокоюсь о Джибе и Хэле. Я сам могу доставить топорик на место.

– Ты так считаешь, потому что не знал отшельника, – возразил Джиб. – Он так много делал для всех нас, и мы перед ним в большом долгу. Глядя на скалистый утес, на котором была его пещера, мы понимали, что пока он там, жизнь будет лучше. Не могу сказать тебе, почему мы так считали, но так оно и было. Я сидел рядом с ним в последний час его жизни. И когда жизнь покинула его, я закрыл его одеялом, скрыв его лицо от мира. Я возвел стенку перед пещерой, чтобы спасти его тело от волков. И теперь я должен сделать для него последнее. Понимаешь, ни кто иной, как я, должен это сделать. Он доверился мне, и я должен сдержать слово.

– Понимаю, – неловко вступил в разговор епископ, – что я не в силах предостеречь вас от того пути, на котором вам снесут, головы, – и слава Богу, если их вам только снесут с плеч. Но я не могу понять, почему это невинное создание, эта девушка Мэри…

– Ваша милость, – сказала Мэри, – вы не можете понять, потому что я вам ничего не рассказала. Когда я была совсем маленькой – едва только на ноги встала – как-то я ковыляла по тропинке, а натолкнулась на одну пожилую пару. Они взяли меня к себе. Многим я рассказывала свою историю, но умалчивала, что часто пыталась понять, откуда я шла. А тропинка-то вела из Затерянных Земель…

– Но ты же не считаешь, что ты родом из Затерянных Земель, – изумился епископ. – Это просто невозможно.

– Временами я так и думаю, – сказала Мэри. – Порой я кое-что вспоминаю. Старый дом на холме и мои странные друзья по играм, которые так и молят, чтобы я их узнала, но мне это не удается. До сих пор не знаю, кем или чем они были.

– Тебе и не надо знать, – сказал епископ.

– А мне, ваша милость, кажется, что надо, – возразила Мэри. – И если я сейчас этого не выясню, то мне уже никогда не удастся…

– А ты, Снивли? – спросил Хэл, стараясь придать своему голосу легкую беспечность. – Я-то был уверен, что ты навечно засел в своем доме.

Снивли фыркнул.

– Я не мог спать по ночам. Я думал о том, что сделано моими руками и на какие благородные цели я могу употребить свои возможности. Я выковал меч, который теперь висит на поясе ученого. Знать, такое у него предназначение. С другой стороны, случайно ли мы наткнулись на карман руды? Почему мы стали разрабатывать его, хотя он был не очень обилен металлом? Всему есть свои причины, ибо ничто в мире не появляется без причин. И я никак не мог отделаться от мысли, что конечная цель этой цепочки событий – появление на свет меча.

– В таком случае, судьба выбрала для него не самого подходящего хозяина, – огорченно заметил Корнуэлл. – Я никогда раньше не имел дела с оружием.

– Той ночью в конюшне ты прекрасно орудовал им, – возразил Хэл.

– Что вы имеете в виду? – спросил епископ. – Что за конюшня? У вас была стычка в какой-то конюшне?

– Мы не рассказывали вам, – сказал Корнуэлл. – Нам казалось, что не стоит говорить об этом. Боюсь, мы причинили серьезный урон человеку по имени Лоуренс Беккет. Вы, должно быть, слышали о нем.

Епископ скорчил гримасу.

– Конечно, слышал, – сказал он. – Если бы даже вы сели и спокойно подумали, кого бы вам выбрать во враги, то и в этом случае не смогли бы подобрать никого, лучше Беккета. Я никогда не встречал этого человека, но его репутация уже достаточно хорошо известна. Это безжалостное чудовище. И если он старается перекрыть вам дорогу, то, может быть, и в самом деле вам лучше всего уходить в Затерянные Земли.

– Но и он туда направляется, – сказал Джиб. Епископ выпрямился на стуле.

– Вы не говорили мне об этом. Почему вы не сказали раньше?

– Дело в том, что Беккет служит Инквизиции, – ответил Корнуэлл.

– И поэтому вы, вероятно, решили, что он пользуется благоволением всех, кто принадлежит к нашей Святой Матери Церкви?

– Так мы и думали, – подтвердил Корнуэлл.

– Церковь широко простирает свои крыла, – сказал епископ, – и под их сенью есть место для самых различных людей. Она дает приют и таким святым людям, как наш многострадальный Отшельник и, к сожалению, разным подонкам. Наши владения слишком необъятны, чтобы мы могли управлять всеми, кто укрывается в их пределах. Именем Церкви орудуют люди, которые только позорят ее, и одним из их главарей является этот Беккет. Капюшон слуги Инквизиции прикрывает его собственные кровожадные деяния: он служит скорее, политике, чем заповедям. И вы говорите, что ныне он направляется в Затерянные Земли?