Текст книги "Сказочная фантастика"

Автор книги: Роджер Джозеф Желязны

Соавторы: Клиффорд Дональд Саймак,Лайон Спрэг де Камп,Энтони Пирс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 49 страниц)

– Я рад, что хоть кто-то сегодня победил, – сказал он.

Позже в небе появились звезды, и он смотрел на них всю дорогу до дома, всю ночь до утра.

Клиффорд Саймак
Волшебное путешествие

1

Гоблин-чердачник следил за монахом, который, стараясь остаться незамеченным, в свою очередь шпионил за ученым. Гоблин терпеть не мог этого монаха, и у него были причины для ненависти. Монах никого не любил и ни к кому не испытывал ненависти: он был честолюбив и фанатично предан церкви. Ученый же как раз крал некий предмет, похожий на рукопись, который нашел в переплете древней книги.

Час был поздний, и в библиотеке стояла ночная тишина. Время от времени за плинтусами скреблась мышь. Свеча на столе, за которым занимался ученый, догорая, тянула дымным пламенем.

Взяв рукопись, ученый засунул ее под рубашку и, закрыв книгу, поставил ее обратно на полку. Поплевав на большой и указательный пальцы, он потушил свечу. Бледный луч луны, пробившийся сквозь высокие окна, заставил чердачника нырнуть в темноту, – вся библиотека теперь была залита голубоватым призрачным светом.

Покинув свое рабочее место, ученый двинулся меж столов, направляясь в холл. Монах отступил подальше в тень и дал ему пройти мимо. Он не сделал ни малейшей попытки остановить его. Гоблин, полный ненависти к монаху, наблюдал за происходящим, задумчиво почесывая затылок.

2

Марк Корнуэлл доедал хлеб с сыром, когда раздался стук в дверь. Комнатушка его была маленькой и холодной; пламя, лизавшее хворост в небольшом камине, почти не согревало помещение.

Корнуэлл стряхнул крошки сыра с камзола, открыл дверь и увидел, что на пороге стоит маленькое морщинистое существо – едва ли трех футов роста, одетое в потертые кожаные штаны. Ноги у него были голые и волосатые, а поверх рубашки на нем была темно-красная куртка. На голове торчал остроконечный колпачок.

– Я гоблин-чердачник, – сказал ночной гость. – Будь так любезен, впусти меня!

– О, конечно, – сказал Корнуэлл. – Я слышал о вас. Но думал, что это сказки.

Войдя, гоблин направился к огню. Примостился перед ним на корточках, протянул руки к пламени.

– С чего это ты решил, что мы – сказка? – обиженно спросил он. – Ты же знаешь, что существуют и гоблины-эльфы, и другие члены Братства. Так почему ты сомневаешься в моем существовании?

– Не знаю, – признался Корнуэлл. – Наверно, потому, что мне никогда не доводилось вас видеть. Я думал, что вы – всего лишь выдумки студентов.

– Я умею хорошо прятаться, – сказал гоблин. – Живу я обычно на чердаке. Там полно укромных местечек, где найти меня довольно трудно. Некоторые из этих монахов, которые целые дни просиживают в библиотеке, просто невыносимы. У них совершенно нет чувства юмора.

– Хочешь сыра? – спросил Корнуэлл.

– Конечно, хочу. Что за дурацкий вопрос.

Отойдя от камина, он вскарабкался на грубую скамейку, стоявшую у стола, и оглядел комнату.

– Вижу, – сказал он, – что жизнь у тебя нелегкая. Никакого уюта. Мебель жесткая, и все разбросано.

– Так уж получается, – вздохнул Корнуэлл. Вынул кинжал из ножен, он отрезал ломоть сыра, положил его на хлеб и протянул бутерброд своему гостю.

– Небогато, – заметил гоблин.

– Это все, что у меня есть. Но ведь ты пришел не ради сыра и хлеба.

– Нет, – сказал гоблин. – Я видел, чем ты занимался вечером. И видел, как ты украл рукопись.

– Ясно, – сказал Корнуэлл. – И что же теперь?

– Ничего, – ответил гоблин. Он откусил кусок сыра. – Я пришел сказать тебе, что этот монах, Освальд, тоже видел тебя.

– В таком случае, он должен был бы остановить меня. И заставить вернуть похищенное.

– Кажется мне, – сказал гоблин, – что ты явно не испытываешь никакого раскаяния. Ты даже не пытаешься отрицать, что совершил кражу.

– Ты меня видел, и все же не предал меня. Значит, дело гораздо серьезнее, чем кажется.

– Вполне возможно, – сказал гоблин. – Как давно ты здесь учишься?

– Почти шесть лет.

– Значит, ты уже не студент. Ты ученый.

– Большой разницы тут нет.

– Я тоже так думаю, – согласился гоблин, – но это означает, что ты уже не мальчик. И студенческие проказы тебе не к лицу.

– Думаю, так оно и есть, – сказал Корнуэлл, – но не вижу, к чему ты клонишь…

– Я клоню к тому, что Освальд видел, как ты утащил рукопись, и все же позволил тебе уйти. Он знал, что оказалось у тебя в руках?

– Сомневаюсь… скорее всего, нет. Я и сам не знал, что оказалось передо мной, пока не присмотрелся. Я не искал этого. Я даже не знал, что оно существует. Лишь положив книгу на стол, обнаружил, что у нее какая-то странная задняя крышка. Она была слишком толстой, толщиной с палец, и казалось, в ней что-то скрыто.

– Если это было так заметно, – спросил гоблин, – почему же до сих пор никто этого не обнаружил? И как насчет еще одного ломтя сыра?

Корнуэлл отрезал еще кусок, протянул гоблину.

– Думаю, на твой вопрос легко ответить. Скорее всего, я был первым человеком в этом столетии, который снял книгу с полки.

– Омерзительное издание, – сказал гоблин. – И там полно таких. Не скажешь ли мне, что оно собой представляет?

– Побасенки древних путешественников, – ответил Корнуэлл. – Написана давным-давно, может быть, несколько сот лет назад. Очень древняя рукопись. Монахи, переписывавшие ее, превратили рукопись в произведение искусства, снабдив рисованными заглавными буквами и виньетками на полях. Но с моей точки зрения, читать ее – это потеря времени. Большей частью она представляет собой сплошной набор вранья.

– Тогда чего ради ты решил проглядеть ее?

– Порой и тут может блеснуть зерно истины. К тому же я искал упоминания об одной вещи.

– И нашел?

– Не в книге, – сказал Корнуэлл. – А в спрятанной рукописи. Я склонен думать, что книга эта представляет собой копию всех тех россказней. Может быть, единственную. Она не относится к тем трудам, которые копируют постоянно и неустанно. Старый монах в скрипториуме, скорее всего, работал с подлинной рукописью путешественника и, переписывая ее, постарался сделать из нее подлинное произведение искусства, которым можно было бы по праву гордиться.

– Рукописью?

– Рукопись не имеет к этому отношения. Она представляет собой листик пергамента. Листик из подлинной рукописи путешественника. И текст этот монах выпустил.

– Ты думаешь, его замучила совесть, и он решил спрятать утаенный им от переписи лист под обложкой книги?

– Что-то вроде того, – ответил Корнуэлл. – А теперь давай поговорим о том, ради чего ты ко мне явился.

– Из-за монаха, – сказал гоблин. – Ты не знаешь этого монаха, этого типа Освальда так хорошо, как его знаю я. Из всей этой гнусной компании он самый худший. Для него нет ничего святого, и никто из тех, кто рядом с ним, не Может считать себя в безопасности. И может быть, ты догадываешься, что, если он не остановил тебя, не поднял шума, он что-то замышляет относительно тебя.

– То, что я похитил лист пергамента, не должно тебя волновать, – заметил Корнуэлл.

– Никоим образом, – согласился гоблин. – Я скорее на твоей стороне. Все эти годы проклятый монах лезет из кожи вон, чтобы осложнить мою жизнь. Он пытался поймать меня, все время пытается выследить. Как-то я поломал ему голень и дал понять, что так или иначе, но за все свои грязные штуки ему придется расплачиваться, но он все не успокаивается. Добра ему от меня не дождаться. Наверно, ты это уже понял.

– Ты думаешь, он собирает сведения обо мне?

– Насколько я его знаю, да, – ответил гоблин. – И наверняка он собирается продать эти сведения.

– Кому он может их продать? Кому они интересны?

– Ясно, что некая скрытая рукопись была извлечена из тайника в старинной книге, где она хранилась. Значит, в ней было что-то важное, ради чего ее стоило прятать – и достаточно важное, чтобы ее стоило красть. Разве это не заставляет задуматься, а?

– Может, ты и прав.

– И в нашем городе, и в университете, – сказал гоблин, – полно беспринципных искателей приключений, которых это может заинтересовать.

– Ты думаешь, меня могут обокрасть?

– Не сомневаюсь, что это произойдет. Теперь твоя жизнь в опасности.

Корнуэлл отрезал еще один ломоть сыра и протянул гоблину.

– Спасибо, – сказал гоблин. – Не отрежешь ли ты еще кусок хлеба?

Корнуэлл отрезал хлеба.

– Ты сослужил мне хорошую службу, – сказал он, – и я тебе благодарен. Наверно, ты хочешь сказать мне, чего ждешь от всего этого?

– А как же, – ответил гоблин. – Правда, я думал, что это и так ясно. Я хочу увидеть, как этот проклятый монах споткнется и шлепнется физиономией о пол.

Он положил хлеб с сыром на крышку стола, порылся за пазухой и вытащил несколько листков пергамента. Положил их на стол.

– Я думаю, сэр Ученый, что ты владеешь пером?

– Справляюсь, – сказал Корнуэлл.

– Так вот, это несколько листов старого пергамента, с которых свели текст. Я хотел предложить тебе скопировать рукопись, которую ты украл, и оставить этот лист там, где его можно найти.

– Но я не…

– Перепиши, – сказал гоблин, – но с теми существенными изменениями, которые ты сочтешь нужным внести. Знаешь, такие маленькие неточности, которые собьют с толку.

– Это довольно просто сделать, – ответил Корнуэлл, – но и чернила должны быть древними. И еще – я не могу подделать почерк. Будет заметна разница и…

– Кто здесь разбирается, как писали в древности? Никто, кроме тебя, потому что только ты видел рукопись. И если даже стиль ее будет несколько иной, никто этого не узнает и ни о чем не догадается. Пергамент старый, и если кто-то будет рассматривать его, то убедится, что его скоблили. Так часто делалось в старые времена, когда пергамента не хватало.

– Знаю, – сказал Корнуэлл.

– Потребуется глаз ученого, чтобы убедиться в подделке, но шансов на это немного. Кроме того, к тому времени ты уже будешь далеко…

– Далеко?

– Конечно, – сказал гоблин. – Или ты думаешь, что сможешь остаться тут после всего, что произошло?

– В общем-то ты прав. Во всяком случае, я уже предполагал, что пора убираться отсюда.

– Надеюсь, что сведения в этой рукописи стоят всех хлопот, которые она тебе причинила. Но даже если это и не так…

– Так, – сказал Корнуэлл.

Гоблин сполз со скамейки и направился к дверям.

– Подожди, – сказал Корнуэлл. – Ты даже не сказал, как тебя зовут. И увижу ли я тебя снова?

– Мое имя Оливер – во всяком случае, так я называю себя в мире людей. Сомнительно, чтобы мы снова встретились. Хотя, подожди, – сколько времени тебе понадобится, чтобы скопировать рукопись?

– Не очень много, – ответил Корнуэлл.

– Тогда я подожду. Моя власть не безгранична, но тебе может понадобиться помощь. Я немного поколдую, чтобы заставить выцвести чернила, и если ты правильно сложишь пергамент, я придам ему древний вид.

– Я сейчас же возьмусь за дело, – сказал Корнуэлл. – Ты так и не спросил меня, что же там такое в рукописи. Я тебе очень обязан.

– Расскажешь, – сказал гоблин, – пока будешь работать.

3

Лоуренс Беккет и его компания засиделись за выпивкой допоздна. Обедали они довольно давно, но все еще сидели за большим щербатым столом в таверне. Перед ними стоял поднос с огрызками хлеба и обглоданными костями, на мослах еще сохранились остатки мяса. Горожане давно уже ушли из таверны, а хозяин ее, отослав слуг, позевывал за стойкой. Спать ему хотелось ужасно, но он заставлял себя не показывать виду, потому что не так часто в “Медвежью Голову” заходили гости, которые столь вольно швырялись деньгами. Здесь нередко бывали студенты, но от них было больше хлопот, чем денег, а горожане, что вечерком иногда забредали сюда на огонек, давно знали свою меру. “Медвежья Голова” стояла не на основной дороге, проходившей через город, а на одной из многочисленных боковых улочек, и не часто такие торговцы, как Лоуренс Беккет, посещали ее.

Открылась дверь, и вошел монах. Несколько секунд он стоял на пороге, присматриваясь к полумраку в таверне. Кабатчик за стойкой застыл в тревоге. Шестое чувство подсказало ему, что от этого визита добра не будет. С конца прошлого года святые люди просто так сюда не заходили.

Помедлив, монах подтянул рясу брезгливым жестом и направился через весь зал в тот угол, где сидел Лоуренс Беккет со своими людьми. Повернувшись лицом к Беккету, он остановился за спинкой одного из стульев.

Беккет вопросительно посмотрел на него. Монах сделал вид, что не заметил вопроса в его глазах.

– Альберт, – сказал Беккет, – плесни-ка вина этой ночной пташке. Ведь нам редко доводится содвинуть бокалы с человеком, который носит такое облачение.

Налив в кружку вина, Альберт повернулся на стуле, чтобы поднести его монаху.

– Мастер Беккет, – сказал монах, – я услышал, что вы посетили город. Я хотел бы переговорить с вами наедине.

– Конечно, – радушно ответил Беккет. – Переговорить – это ясно. Но не наедине. Что они, что я – все едино. Все, что я могу услышать, годится и для их ушей. Альберт, дай-ка сэру Монаху стул, чтобы он мог присоединиться к нам.

– Мы должны остаться с глазу на глаз, – настаивал монах.

– Ну, ладно, – сказал Беккет. – Валяйте-ка все вы за другой стол. Если хотите, можете взять с собой одну свечу.

– А вы, – заметил монах, – человек здравомыслящий.

– Не смешите меня, – сказал Беккет. – Просто не представляю, будто вы можете сказать мне что-то стоящее.

Монах сел на соседний с Беккетом стул, аккуратно передвинул поближе к нему кувшин с вином и подождал, пока все остальные покинут их.

– Значит, – сказал Беккет, – есть тайна, которую вы хотите сообщить только мне?

– Начнем с того, – ответил монах, – что я знаю, кто вы на самом деле. Вы не торговец. Но хотите, чтобы все так думали.

Беккет промолчал, не сводя с него взгляда. Теперь уж чувство юмора начисто покинуло его.

– Я знаю, – сказал монах, – о ваших отношениях с церковью. Я хочу сделать вам выгодное предложение, и надеюсь, что вы откликнетесь. Для такого, как вы, это дело не представляет никаких трудностей. Его можно изложить в нескольких словах.

Беккет хмыкнул.

– Ваше предложение имеет отношение ко мне?

– Оно имеет отношение к рукописи, украденной из университетской библиотеки час или два назад.

– Это же сущая мелочь!

– Может быть. Но рукопись была спрятана в древней и почти неизвестной книге.

– Так как вы узнали о ней? И что она собой представляет?

– Я не знал о ней, пока вор не нашел ее. И до сих пор не знаю, что она содержит.

– А древняя книга?

– Она была написана много лет назад путешественником по имени Тейлор, который пересек Затерянные Земли.

Беккет нахмурился.

– Я слышал о Тейлоре. Ходили слухи, будто он там что-то нашел. Я не знал, что он написал книгу.

– Этого почти никто не знал. Ее переписали только однажды. И эта копия у нас.

– Вы читали ее, сэр Монах?

Монах пожал плечами.

– До сих пор она не представляла для меня интереса. Так много книг надо прочесть. Да и не стоит принимать за чистую монету басни путешественников.

– А рукопись?..

– Учитывая, как тщательно она была скрыта пол переплетом книги, она представляет определенную ценность. Иначе чего ради было прятать ее?

– Интересно, – мягко сказал Беккет. – Очень интересно. Но пока я не вижу, в чем ее ценность.

– Если она не представляет ценности, значит, вы мне ничего не будете должны. Я же бьюсь об заклад, что она на самом деле ценна.

– Значит, джентльменское соглашение?

– Да, – сказал монах, – джентльменское соглашение. Рукопись нашел Марк Корнуэлл, ученый. Он живет на верхнем этаже гостиницы “Король и Хлеб”, в северо-западном ее углу, на чердаке.

Беккет нахмурился.

– Корнуэлл?

– Несносный тип, который явился откуда-то с Запада. Студентом он был хорошим, но уж очень мрачен. Друзей у него не было. А из вещей только то, что на нем надето. После того, как все его однокурсники уехали, вполне довольные полученным образованием, он остался. И остался, я думаю, из принципа, ибо мне кажется, он интересуется Старцами.

– Что это значит – интересуется Старцами?

– Он думает, что они на самом деле существуют. Он изучал их язык и те документы, которые предположительно написаны на их языке. Есть и несколько книг на нем. Их он тоже изучал.

– Почему он проявляет такой интерес к Старцам?

Монах покачал головой.

– Не знаю. Я не знаю этого человека. Я говорил с ним только раз или два. Возможно, им руководит любопытство. А, может, что-то еще.

– Может быть, он считал, что Тейлор написал о Старцах.

– Вполне возможно. Я не читал его книги.

– Значит, рукопись у Корнуэлла. Должно быть, он спрятал ее.

– Сомневаюсь, чтобы она была спрятана. А если и да, то вряд ли тщательно. У него нет оснований считать, что его кража разоблачена. Я наблюдал за ним и видел, как он это сделал. Я дал ему уйти. Не пытался его остановить. Он не мог знать, что я нахожусь в библиотеке.

– Не кажется ли вам, сэр Монах, что этот наш ученый приятель с такими шаловливыми пальцами склоняется к ереси?

– Это, мастер Беккет, вам судить. Чтобы дать дефиницию тому, что нам кажется ересью, требуется очень умный человек.

– Вы не считаете, что ересь носит политический характер?

– Я никогда над этим не задумывался.

– В таком случае при определенных условиях и университет сам по себе, или, более точно, ваша библиотека может попасть под подозрение из-за тех материалов, которые хранятся на ее полках.

– Могу вас заверить, что в этих книгах нет ни следа присутствия дьявола. Там есть только инструкции, как бороться против ереси.

– Поскольку вы так уверены, оставим эту тему в покое, – сказал Беккет. – Что же касается всего остального, я могу предположить, что вы не беретесь лично вернуть рукопись и предоставить ее в наше распоряжение.

Монах поежился.

– У меня не хватает духу на такую операцию, – сказал он. – Я сообщил вам, и этого достаточно.

– Как вы узнали, что мы в городе?

– У города есть уши. И почти обо всем, что тут происходит, становится известно.

– И чувствуется, что вы очень внимательно прислушиваетесь.

– Да, у меня есть такая привычка, – согласился монах.

– Очень хорошо, – сказал Беккет. – Значит, договорились. Если пропавшее имущество будет найдено и удастся установить, что оно имеет определенную ценность, я сообщу вам. Этого вы хотели от меня?

Монах молча кивнул.

– В таком случае я должен знать ваше имя.

– Я брат Освальд, – сказал монах.

– Я накрепко запомню его, – сказал Беккет. – Допивайте свое вино. Пора приниматься за работу. “Король и Хлеб”, вы сказали?

Кивнув, монах приник к кружке. Беккет встал, подошел к своим людям, потом вернулся обратно.

– Вы не пожалеете, – сказал он, – что обратились ко мне.

– Надеюсь, – ответил брат Освальд.

Допив вино, он поставил кубок на стол.

– Мы еще увидимся?

– Нет, пока вы мне не понадобитесь.

Монах поплотнее завернулся в рясу и вышел за дверь.

Луна освещала остроконечные гребешки крыш, которые нависали над узкой улицей, но вокруг стояла тьма. Он осторожно двинулся вперед, нащупывая путь по скользким булыжникам мостовой.

Когда он вышел, от дверей отпрянула тень.

В темноте мгновенным отблеском сверкнул нож. Монах дернулся, издав булькающий звук, руки его заскребли по камню стены, а из горла с хрипом хлынул поток крови. Затем он затих. Тело его нашли только утром.

4

Джиб с Болот встал еще до восхода солнца. Он всегда поднимался до рассвета, но в этот день ему предстояло сделать особенно много. Гномы пообещали ему, что сегодня будет готов новый топор. Он был ему необходим. У старого совершенно сточилось лезвие, и он не справлялся с делом, сколько Джиб ни правил его на куске песчаника.

Обычно в это время года болота были затянуты низким туманом, но сегодня утро выдалось ясным. Лишь над островком, где притулилась небольшая рощица, висело несколько белесых клочков. К югу и востоку тянулись бесконечные болотистые пространства, коричневатые и серебристые, заросшие травой и кустарником. В соседнем пруду плескались утки и, стелясь по воде, к ним пыталась подобраться мускусная крыса. Где-то далеко вскрикивала цапля. На западе и севере к нему тянулись лесистые холмы, поросшие дубами, кленами, гикори; кое-где листья уже были тронуты первым прикосновением осени.

Потянувшись, Джиб бросил взгляд в сторону холмов. Там, наверху, где-то в заплетенной ветвями чаще, живет его добрый приятель Хэл из Дупла. Почти каждое утро, когда не было тумана и холмы ясно виднелись вдали, Джиб пытался найти взглядом его дерево, но ему никогда не удавалось это сделать, потому что отсюда никак было не отличить одно дерево от другого. Он знал, что сегодня у него не будет времени навестить Хэла, ибо, кроме того, чтобы взять топор, ему еще надо засвидетельствовать свое почтение старому отшельнику, который живет в известняковой пещере на склоне одного из отдаленных холмов. В последний раз он был у него месяц назад или даже больше.

Джиб скатал перину из гусиного пуха и шерстяное одеяло и затащил их в хижину. Он всегда спал на воздухе, если не было совсем уж холодно и не шел дождь. Джиб развел огонь в очаге: пучки сухой травы и высохший трут из сгнивших деревьев быстро занялись от ударов кресала об огниво.

Когда огонь разгорелся, он запустил руку в мешок с водой, подвешенный к стропилам, и вытащил оттуда живую рыбу. Прикончив ее рукояткой ножа, Джиб быстро почистил ее, бросил куски мякоти на сковородку и, поставив ее на решетку, под которой уже бушевал огонь, присел на корточки, чтобы наблюдать за стряпней.

Если не считать кряканья уток и редких всплесков рыбы, на болотах стояла полная тишина. Но в это время дня, подумал он, тут всегда тихо. Позже в зарослях кустарника начнут орать и ссориться скворцы, свистеть крыльями зимородки, перелетая с места на место, а на берегу хрипло будут орать чайки, ворующие корм у уток.

Кромка неба на востоке посветлела, и сумрачные дали болот, где коричневое от серебряного были уже не отличимы, стали обретать новый вид. Выплыли из сумрака ивы, вцепившиеся в узкую полоску земли, которая возвышалась между далекой рекой и болотами. По склонам лесистых холмов завиднелись купы кустов “кошачий хвост”; ветки их клонились под порывами набегавшего ветерка.

Джиб попытался представить, каково жить на твердой земле, не чувствуя, как ходят бревна под ногами. Но всю свою жизнь он провел на этих танцующих бревнах, которые успокаивались, только когда холод сковывал землю.

Подумав о холодах, он стал перебирать в уме, что оставалось сделать для подготовки к зиме. Надо подкоптить еще рыбы, собрать вдоволь корней и семян, попытаться отловить еще несколько мускусных крыс и ободрать с них мех. И нарубить дров. Но заготовка их пойдет куда быстрее, когда он получит у гномов новый топор.

Съев рыбу и вымыв сковородку, он спустился в лодку, привязанную к плоту и, распутав узел, покидал в нее заранее приготовленные свертки. В них была сушеная рыба и кульки сухого риса – подарки гномам и отшельнику. В последний момент он добавил к ним старый топор; гномам металл пригодится, и они из него что-нибудь еще сделают.

Джиб тихонько двинулся по каналу, стараясь не нарушать утреннюю тишину. На востоке поднялось солнце, и краски далеких холмов предстали во всем великолепии. Держась рядом с берегом, он повернул и увидел плот, передняя часть которого скрывалась в траве, а остальная – выдавалась над каналом. На бревнах сидел старый болотник, перебирая сеть. Заметив приближающегося Джиба, он вскинул руку, торжественно приветствуя его. Это был Старый Друд, и Джиб удивился, что он тут делает. В последний раз, когда он слышал о Друде, тот перегнал свой плот поближе к реке, под сень ив.

Джиб подвел лодку к плоту, зацепился за него багром и остановился.

– Давно я тебя не видел, – сказал он. – Когда ты сюда перебрался?

– Несколько дней назад, – сказал Друд. Он бросил сеть и, подобравшись поближе, присел на корточки. Здорово постарел, подумал Джиб. Насколько он помнил, болотника всегда звали Старым Друдом, даже когда тот совсем не был стар, но теперь годы соответствовали его прозвищу. Он стал совсем седым.

– Решил, что смогу тут на берегу раздобыть дровишек, – сказал Друд. – Мне надо немного, но ивы, что растут вдоль реки, плохо горят и слабо греют.

Из хижины, переваливаясь, вышла миссис Друд. Она говорила высоким квакающим голосом.

– Вроде бы я чей-то голос слышу. Да это, никак, молодой Джиб? – Она прищурилась на него близорукими глазами.

– Здравствуйте, миссис Друд, – сказал Джиб. – Я рад, что вы стали моими соседями.

– Долго мы тут стоять не будем, – сказал Друд. – Только наберем дров.

– Есть уже что-нибудь?

– Кое-что, – ответил Друд. – Дела движутся медленно. Никто не помогает. Дети все разбрелись кто куда. Занимаются своими делами. Мне уже не под силу работать так, как когда-то.

– А мне не нравится, – сказала миссис Друд, – что вокруг бродят волки.

– У меня есть топор, – успокоил ее Друд. – И ни один волк не осмелится подойти ко мне, когда я держу его в руках.

– Значит, все дети ушли, – сказал Джиб. – В последний раз, когда мы виделись, с вами еще были Дейв и Алиса.

– Алиса вышла замуж три – четыре месяца назад, – сказал Друд, – за молодого парня с южного конца болот. А Дейв сам сколотил себе плот. Отличная работа. И не позволял, чтобы я ему помогал. Сказал, что постарается сам справиться. И сделал отличный плот. Двинулся на нем к востоку. С тех пор только мы их и видели.

– У нас есть немного эля, – заметила миссис Друд. – Не хочешь ли кувшинчик? Ах, я и забыла спросить, завтракал ли ты? Через минуту все будет готово.

– Благодарю, миссис Друд, я уже завтракал. Но от кувшинчика эля не откажусь.

– Принеси-ка и мне тоже, – попросил Друд. – Нельзя позволять Джибу пить одному.

Миссис Друд поспешила в хижину.

– Да, сэр, – сказал Друд, – добраться до леса не так-то легко. Но со временем я туда доберусь. В хороший настоящий лес, где, главным образом, дубы и клены. Сухие, которые так и просятся, чтобы их сунули в огонь. И куча бурелома. Годами никто к нему не притрагивался. Как-то почтовый караван разбил лагерь неподалеку от леса, где их застала ночь, но в гущу они побоялись сунуться. Повыше там есть заросли гикори, а это лучшее дерево из всех. В низинах оно почти не встречается. Путь до него немалый, хотя…

– Сегодня я занят, – сказал Джиб, – но завтра и в следующий день мог бы помочь тебе с дровами.

– В этом нет нужды, Джиб. Я и сам справлюсь.

– Да и я бы не отказался от гикори. Отличные дрова!

– Ну что ж, в таком случае я составил бы тебе компанию. И большое спасибо.

– Рад помочь.

Миссис Друд выплыла с тремя кружками эля.

– Одну я прихватила для себя, – объяснила она. – У нас тут не часто бывают гости. Я присяду, пока мы будем пить эль.

– Завтра Джиб поможет мне с дровами, – сообщил Друд. – Мы пойдем к тому большому гикори.

– Я отправляюсь за новым топором, – сказал Джиб. – Старый совсем сточился. Им еще мой отец пользовался и передал мне.

– Насколько я слышала, ваш народ жил наверху у Кун-Холлоу, – заметила миссис Друд.

Джиб кивнул.

– Да, мы там селились. Хорошие были места. Хороший лес, отличная рыбалка, полно мускусных крыс, небольшое болотце, с которого нам хватало дикого риса. Я думаю, он и сейчас там растет.

– Ты получишь новый топор у гномов? – спросил Друд.

– Да, – подтвердил Джиб. – Пришлось ждать. Я говорил с ними на эту тему еще прошлым летом.

– Хорошие работники эти гномы, – рассудительно сказал Друд. – И железо у них хорошее. И руда, что они разрабатывают в тех жилах, тоже хорошая. Почтовый караван каждый раз останавливается и забирает все их изделия. Репутация у них что надо. Да и товар продают прекрасный, никаких с ним хлопот. Порой я только удивляюсь. Ты же слышал разные ужасные вещи о гномах, и может быть, они в самом деле все в чешуе. Но наши гномы – отличные ребята. Я даже не представляю, что бы мы без них делали. И насколько помнится, они издавна тут живут.

– У них добрые сердца, – сказала миссис Друд, – и они нам помогают.

– Но гномы – не люди, мать, – напомнил ей Друд.

– Ну, меня-то это не волнует, – сказала миссис Друд. – Они не очень-то отличаются от нас. Они даже меньше отличаются от нас, чем мы от людей.

– Главное, – подчеркнул Друд, – в том, что все мы стараемся держаться вместе. Вот взять нас и людей. Люди вдвое больше нас, и у них гладкая кожа, а на нашей мех. Люди могут писать, а мы не умеем. У людей есть деньги, а у нас нету. Мы торгуем тем, чем хотим. У людей есть куча вещей, которых нет у нас, но мы не завидуем, и они не обращают на нас внимания. И пока мы держимся вместе, все будет хорошо.

Джиб покончил со своим элем.

– Пора мне двигаться, – сказал он. – Впереди долгая дорога. Я должен взять свой топор, а потом добраться до отшельника.

– Я слышал, что отшельник плох, – заметил Друд. – Ему ужасно много лет. Он почти так же стар, как эти холмы.

– Ты хочешь навестить отшельника? – спросила миссис Друд.

– Так он говорит, – ответил ей Друд.

– Подожди-ка минутку. Я передам тебе кое-что для него. Соты того дикого меда, что мне дал Народ с Холмов.

– Ему понравится, – сказал Джиб.

Она поспешила в хижину.

– Я часто пытаюсь себе представить, – сказал Друд, – что отшельник думает о жизни, сидя на вершине холма или в своей пещере, никуда не выходя и ничего не делая.

– К нему ходит народ, – пояснил Джиб. – Он знает все способы лечения. Лечит желудок, горло, зубы. Но к нему ходят не только за лекарствами. Многие идут к нему просто поговорить.

– Да, наверно, он повидал много народу.

Миссис Друд вынесла пакетик и вручила его Джибу.

– Оставайся на обед, – предложила она. – Неважно, если ты немного опоздаешь. У меня есть для тебя хороший обед.

– Спасибо, миссис Друд, – сказал Джиб.

Оттолкнувшись от плота, он заскользил дальше по извилистому каналу. Чернохвостые ласточки кружились над ним, расчерчивая воздух у него над головой, и столь же резво уносились к далеким зарослям.

Он пристал там, где берег круто поднимался над болотом. Огромные деревья, примостившиеся на краю болотистых земель, простирали свои могучие ветви над травой и водой, закрывая их густой тенью. Величественный дуб рос так близко к воде, что она постоянно смывала землю, которой были прикрыты его корни, и они торчали из берега, как гигантские пальцы.

Джиб привязал лодку к одному из таких корней, выкинул на сушу свои свертки и старый топор, а затем сам вскарабкался на берег. Взвалив груз на плечи, он двинулся по еле заметному следу, который вел в долину между двумя холмами. Добравшись до утоптанной тропы, свернул на нее и пошел по пути, проложенному почтовыми караванами, которые время от времени проходили здесь, останавливаясь иногда для торговли с гномами.

Над болотами уже стоял птичий гомон, но по мере того, как Джиб углублялся в лес, его обступала глубокая тишина. Над головой шелестела листва, порой слышался глухой удар упавшего на землю желудя. Когда солнце еще только всходило, белки встречали Джиба шумным тарахтеньем, но теперь они затихли, занятые заготовкой запасов на зиму, и Джиб видел, как они стрелами мелькают среди ветвей.