Текст книги "Все рассказы и повести Роберта Шекли в одной книге"
Автор книги: Роберт Шекли
Жанры:
Научная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 132 (всего у книги 232 страниц)
Голоса
Как и многие из нас, мистер Уэст нередко испытывал трудности в принятии решений. Но, в отличие от многих из нас, мистер Уэст решительно отказывался от помощи сверхъестественного. Какие бы проблемы ни мучили его, он не собирался пользоваться предсказаниями «ИЦзин», раскладывать карты Таро или составлять гороскоп. Этот полноватый, мрачный и неразговорчивый человек служил бухгалтером в нью-йоркской фирме «Адвелл, Гиппер и Гасконь», а оттого полагал, что решения следует принимать исключительно рациональным методом.
Лично мистер Уэст консультировался с внутренним Голосом. Голос всегда говорил, что следует сделать в том или ином случае, и всегда оказывался прав.
Внутренний Голос мистера Уэста работал безупречно многие годы. Неприятности начались в ту неделю, когда инженеры взялись проверять только что установленные генераторы в недавно построенном Конгломерат-Билдинге по другую сторону улицы от дома мистера Уэста. Следует отметить также, что на той неделе наблюдался необычайно высокий уровень солнечной активности, космические лучи достигли невиданной за последние десять лет силы, а пояса Ван-Аллена сместились к югу на четыре градуса.
Мистера Уэста в тот момент беспокоили две проблемы. Первой была Амелия – очаровательная, желанная, желающая и доступная, – а также слабоумная четырнадцатилетняя его племянница. Она жила в доме мистера Уэста, пока ее родители колесили по Европе, и одна мысль о ней заставляла руки хозяина дома трястись, а нос – чесаться. Однако мистер Уэст вспомнил, сколько лет дают за изнасилование, отягощенное кровосмешением, и решил повременить.
Вторая проблема касалась акций южноафриканской «Семь Потов Лимитед». Они катились вниз, и мистер Уэст подумывал, а не продать ли их, купив взамен акции международной корпорации «Танатопсис».
Чтобы принять серьезное деловое решение, мистеру Уэсту следовало оценить такие факторы, как маржа прибыли, сезонные колебания, уверенность инвесторов, индекс Доу-Джонса, урожай альфальфы и многое другое. Удержать все это в голове не под силу ни одному человеку. Для Голоса явно появилась работенка.
Голос подумал ночь, а за завтраком заявил:
– О'кей, я, кажется, нашел решение. Сложность заключается в рассеянии определенных свойств, которые могут быть индуцированы в напряженных паутинных структурах.
– Что-что? – переспросил мистер Уэст.
– Прочность и гибкость могут быть объединены в одной градиентной функции, – продолжал Голос, – при условии, что она является абсолютной в области гомеостаза самозамыкающихся систем. Таким образом молярное увеличение приводит к экспоненциальному росту прочности продукта.
– Ты о чем болтаешь? – осведомился мистер Уэст.
– Мнимое нарушение закона Фрошета вызвано тем фактом, что поток энергии через конечно-ориентированные паутинно-гальковые структуры может рассматриваться как простая биполярная переменная. Стоит это понять, и промышленные применения этой формы ламинирования становятся ясны.
– Мне – нет! – заорал мистер Уэст. – Что вообще творится? Ты кто?!
Голос не ответил. Он повесил трубку.
Остаток дня в голове мистера Уэста звучали различные Голоса и говорили самые странные вещи:
– Мартин Борман жив, здоров и работает аудитором[57]57
Церковь сайентологии основана Л. Роном Хаббардом. Ее основным постулатом является достижение духовного совершенства через освобождение от «травм». Освобождение достигается путем исповеди, а «исповедник» называется аудитором.
[Закрыть] сайентологии в Манаусе, Бразилия.
– Прыгушка возьмет третий на «Акведуке».
– Ты потенциальный повелитель Солнечной системы, но твои злобные псевдородители заключили тебя в грязном смертном теле.
Эти разговоры начинали беспокоить мистера Уэста. Он уже выяснил, что слышать один Голос может и человек разумный, и психически нормальный. Но множество Голосов слышат только сумасшедшие. И что было хуже всего – его собственный Голос больше не отвечал ему.
Следующие несколько дней мистер Уэст пытался сохранять спокойствие и решать свое проблемы самостоятельно. Он продал акции «Семи Потов Лимитед», и те взлетели вверх на пять пунктов. Он купил акции «Танатопсиса», и те упали до рекордно низкой отметки, когда «Таймс» объявил появление новой сыворотки бессмертия «неизбежным».
Он пытался решить проблему с Амелией.
– Подумаем, – бормотал он, почесывая зудящий нос потными руками. – Я могу пробраться в ее комнату ночью, надев черную маску. Она меня скорее всего узнает, но в суде я смогу все отрицать, а кто поверит идиотке? Или можно убедить ее, что последнее слово в сексуальном образовании – это практические занятия…
Но мистер Уэст и сам понимал, что такие решения слишком опасны. Он просто не мог справиться со своими проблемами – зачем, если этим занимался Голос. Мистеру Уэсту Голос представлялся его собственной копией, только размером с горошину; Голос сидел в мозгу под табличкой «Главный управляющий», воспринимал мир через чувства мистера Уэста, сортировал информацию и принимал решения.
Таков был естественный, разумный порядок вещей. Но личный Голос мистера Уэста больше не был слышен – то ли не мог к нему пробиться, то ли исчез вовсе.
К концу недели мистер Уэст извелся от нетерпения.
– Ну реши же хоть что-нибудь! – орал он, колотя себя кулаком по лбу.
Но ничего не происходило, а посторонние Голоса сообщали, как получить жидкий гелий при комнатной температуре, как построить из старой стиральной машины сущностный экстрактор многоразового взлета и как ввести в технику коллажа фон из передержанных ротогравюр.
Наконец проверка генераторов завершилась, солнечная активность начала снижаться, мощность космических лучей вернулась к норме, пояса Ван-Аллена сместились на четыре градуса к северу, и мистер Уэст перестал слышать Голоса.
Последними двумя сообщениями, которые он получил, были:
– Попробуй надеть бюстгальтер без лямок, на размер меньше нужного. Если это его не соблазнит – можешь бросать всю затею.
И:
– Иди же и отведи чад моих в святилище на горе Аллюси, дабы возносили они хвалы мне, ибо одно лишь сие святое место сохранится, когда сокрушат друг друга многогрешные народы огнем и чумой, и не забудь прикупить тайно побольше свободной земли в тех местах, ибо цены на недвижимость там взлетят до небес, когда в следующем году начнется фейерверк.
Но этим дело не ограничилось. В тот же день мистер Уэст прочел в «Нью-Йорк таймс» интересную заметку. Муниципальный полицейский из Рио-Гранде-де-Сул, ведомый тем, что он назвал «гласом небес», отправился в Манаус и нашел там аудитора сайентологии Мартина Бормана, живого и здорового.
Мистер Уэст глянул на спортивную страничку и обнаружил, что днем раньше лошадь по кличке Прыгушка выиграла третий заезд на ипподроме «Акведук».
А на следующий день вечером мистер Уэст услышал в семичасовых новостях, что взрыв в Смитсоновском музее уничтожил большую часть коллекции чучел.
Мистера Уэста это очень обеспокоило. Он поспешил в киоск и накупил кучу газет и журналов. В «Арт-Таймс» он прочел, что Кальдерон Келли на своей последней выставке представил коллажи с использованием передержанных ротогравюр в качестве фона – одновременно воздушные и навевающие глубокие раздумья. А «Сайенс-Брифс» посвятил целую колонку Джону Вольпингу, открывшему новый метод ламинирования, использующий ток энергии через конечно-ориентированные паутинно-гальковые системы. Ожидалось, что метод Вольпинга произведет революцию в ламинировании.
Особенно мистера Уэста заинтересовала статья в нью-йоркской «Пост» о новой религиозной колонии на северном склоне горы Аллюси в Восточном Перу. За Элиху Литтлджоном Картером (известным также как Последний Пророк) последовали в это пустынное место две дюжины американцев, убежденных в скором конце света.
Мистер Уэст отложил газету. Чувствовал он себя странно – ошеломленным и обалдевшим. Точно сомнамбула, он подошел к телефону, выяснил номер «Пан-Ам», позвонил и заказал билет в Лиму на следующий день.
А повесив трубку, мистер Уэст услыхал над ухом безошибочно узнаваемый ясный голос – его Голос:
– Зря ты продал «Семь Потов». Но ты еще можешь вернуть деньги, прикупив «Танатопсис», потому что в следующем месяце он пойдет вверх.
Крохотный мистер Уэст вернулся на место главного управляющего!
– Где ты был? – спросил большой мистер Уэст.
– Да я и не уходил никуда. Просто не мог связь наладить.
– Ты, часом, не слышал о том, что в будущем году намечается конец света? – спросил мистер Уэст.
– Я на такой бред внимания не обращаю, – ответил крохотный мистер Уэст. – Так вот, теперь об Амелии – просто подмени ее таблетки от простуды двумя нембуталами[58]58
Транквилизатор и снотворное.
[Закрыть], а остальное… сам понимаешь…
Мистер Уэст сдал билет в Перу. Акции корпорации «Танатопсис» к концу месяца поднялись на десять пунктов, а Амелия подсела на снотворные. Каждый должен следовать велениям собственного Голоса.
Voices. 1973 by Robert Sheckley.
(переводчик В. Серебряков)
Болото
Эду Скотту хватило одного взгляда на бледное от ужаса лицо мальчишки, чтобы понять – случилось что-то страшное.
– В чем дело, Томми? – спросил он.
– Это Пол Барлоу! – вскрикнул мальчик. – Мы с парнями играли на восточном болоте… и… и он тонет, сэр!
Скотт понял, что нельзя терять времени. Только за последний год в предательских топях восточного болота погибли двое. Опасное место обнесли забором, детишкам строго запретили там появляться, но они продолжали играть на болоте. Скотт подхватил в гараже моток веревки и побежал.
Через десять минут он изрядно углубился в болото. На заросшем травой берегу топи стояло шестеро мальчишек, а в двадцати футах за ними, посреди гладкой, изжелта-серой площадки, находился Пол Барлоу. Он уже до пояса ушел в податливый зыбучий песок и продолжал погружаться. Он отчаянно размахивал руками, а песок затягивал его все глубже. Похоже было, что парень решил пробежать по болоту на спор. Разматывая веревку, Эд Скотт раздумывал, почему эти ребятишки ведут себя так убийственно глупо.
Он швырнул конец веревки, и шестеро мальчишек зачарованно наблюдали, как тот опускается точно в руки Пола. Но песок доходил тонущему уже до середины груди, и у Пола не хватило сил удержать веревку.
Оставались считанные секунды. Скотт обмотал пень веревкой, схватился за нее и бросился к визжащему от ужаса мальчишке. Песок колебался, цеплял за ноги. «Интересно, – подумал Скотт, – а хватит ли у меня сил вытащить на берег и себя, и парня?» Но прежде надо успеть доползти до Пола.
До погрузившегося в песок по шею мальчика оставалось всего пять футов. Крепко держась за веревку, Скотт сделал еще шаг, погружаясь почти до пояса, скрипнув зубами, потянулся к мальчику – и тут натянутая веревка провисла. Скотт дернулся, пытаясь вырваться, а болото засасывало его, покрыло грудь, шею, заполнило распахнутый в крике рот и сомкнулось наконец над макушкой…
На берегу один из мальчишек защелкнул перочинный нож, которым перерезал веревку. Малыш Пол Барлоу осторожно встал на деревянной платформе, которую они с парнями затопили у берега и тщательно проверили. Нащупывая каждый шаг, Пол выбрался из песка, обошел опасное место и присоединился к товарищам.
– Превосходно, Пол, – сказал Томми. – Ты довел взрослого до смерти и потому становишься действительным членом Клуба Губителей.
– Благодарю, господин президент, – ответил Пол, и все захлопали в ладоши.
– Одно замечание, – добавил Томми. – В будущем, пожалуйста, не переигрывай. Излишне громкий визг звучит, знаешь ли, неубедительно.
– Буду стараться, господин президент, – ответил Пол.
Тем временем наступил вечер. Пол и его товарищи поспешили домой ужинать. Мама Пола с одобрением глянула на порозовевшие щеки сына: игры с приятелями на свежем воздухе определенно шли ему на пользу. Но, как и любой мальчишка, с прогулки он являлся перемазанным с головы до пят – и с грязными руками.
The Swamp. 1981 by Robert Sheckley.
(переводчик В. Серебряков)
Через пищевод и в космос с тантрой, мантрой и крапчатыми колесами
– Но у меня действительно будут галлюцинации? – спросил Грегори.
– Я уже говорил, что гарантирую это, – ответил Блэйк. – Вы должны попасть куда-то уже сейчас.
Грегори огляделся. Ужасно знакомая скучная комнатенка: узкая, застеленная голубым покрывалом кровать, ореховый шкаф, мраморный столик на металлических ножках, двухрожковая люстра, красный ковер да бежевый телевизор. Он сидел в мягком кресле, а напротив, на кушетке, расположился бледный и опухший Блэйк.
– Должен заметить, – заявил Блэйк, ткнув пальцем в три крапчатые неправильной формы таблетки, – что здесь содержатся все виды ЛСД, разбавленные амфетамином или прочими аналогичными стимуляторами. Но вы, к счастью, проглотили старый добрый «особый тантро-мантрический быстрорастворимый супернарко-ЛСД-коктейль», известный в кругах торговцев наркотиками под названием «крапчатые колеса», в основе которого абсолютно чистый ЛСД-25 с тщательно подобранными добавками СТП, ДМТ и ТЭйчС плюс немножко псилоцибина, мизерного количества ололоки и особого ингредиента собственной разработки доктора Блэйка – экстракта из брусники. То есть вы проглотили новейший и самый эффективный из галлюциногенов.
Грегори взглянул на свою правую руку, согнул и разогнул ее.
– В результате, – продолжал Блэйк, – вы получите моментальное тотально-великолепное наркотическое наслаждение, гарантирующее вам галлюцинации по крайней мере на четверть часа. В противном случае я возвращаю деньги и отказываюсь от своей репутации как лучшего алхимика Вест-Виллиджа.
– Вы говорите так, словно сами уже его пробовали, – заметил Грегори.
– Вовсе нет, – запротестовал Блэйк. – Я в основном сижу на старом добром амфетамине, том самом амфетамине, что шоферюги и старшеклассники глотают фунтами и ширяются галлонами. Амфетамин не более чем стимулятор. С его помощью мне работается быстрее и лучше. Я должен создать собственную мощную наркоимперию между Хьюстоном и 14-й стрит, после чего быстренько дать тягу до того, как совсем сожгу себе нервы или влипну в разборку с наркомафией, а потом вынырнуть где-нибудь в Швейцарии, где я буду балдеть на шикарных курортах в окружении ярких женщин, толстых банковских счетов, быстрых автомобилей и уважаемых местных политиков, – Блэйк на миг умолк и подергал себя за верхнюю губу. – От амфетамина, конечно, появляется некая высокопарность, сопровождаемая многословием… Но этого не стоит пугаться, мой дорогой новоявленный друг и уважаемый покупатель. Мои чувства и ощущения нисколько не притупились, и я в полной мере способен взять на себя роль гида в том сверхколдовском мире, куда вы сейчас вступите.
– А сколько времени прошло с тех пор, как я принял таблетку? – поинтересовался Грегори.
Блэйк взглянул на часы.
– Чуть больше часа.
– Почему же она до сих пор не действует?
– Должна подействовать. Несомненно должна. Что-то обязательно должно случиться.
Грегори опять огляделся. И увидел заросшую по краям травой яму, пульсирующую светящимися червями, и влипшего в слюдяную стену сверчка.
Грегори стоял на краю ямы рядом с дренажной трубой, а напротив, на сером мшистом камне, разлегся Блэйк. Его реснички перепутались, а кожа была покрыта разноцветными пятнами. Он показывал на три крапчатые неправильной формы таблетки.
– Что случилось? – полюбопытствовал Блэйк.
Грегори поскреб тугую мембрану в области грудной клетки. Его реснички спазматически двигались, передавая крайнюю степень удивления и, может, даже испуга. Он вытянул щупальце, посмотрел, какое оно длинное и упругое, затем согнул его пополам и медленно разогнул.
Щупальце Блэйка вытянулось в жесте интереса.
– Ну-ка, малыш, скажи мне, у тебя начались галлюцинации?
Грегори неопределенно взмахнул хвостом.
– Они начались раньше, когда я спросил вас, действительно ли у меня будут галлюцинации. Я уже тогда галлюцинировал, но еще не понимал этого. Все казалось таким обычным и естественным… Я сидел в кресле, а вы – на кушетке, и мы оба имели мягкий кожный покров, словно какие-нибудь млекопитающие.
– Переход в иллюзию часто бывает незаметен, – подтвердил Блэйк. – Ты будто вскальзываешь туда, а потом выскальзываешь обратно. И что же случилось теперь?
Грегори завернул кольцом сегментарный хвост, расслабил щупальце и огляделся. Яма была ужасна знакомой.
– Теперь я вернулся к обычному состоянию. А вы считаете, что галлюцинации должны продолжаться?
– Как я уже говорил, я гарантирую это, – произнес Блэйк, изящно складывая глянцевитые красные крылья и поудобней устраиваясь в углу гнезда.
Down the Digestive Tract and into the Cosmos with Mantra, Tantra and Speklebang. 1971 by Robert Sheckley.
(переводчик М.Черняев)
Рассказ о странном происшествии со средним американцем
Дорогой Джоуи!
В своем письме вы спрашиваете, что надо делать, если внезапно, из-за собственной дурацкой ошибки, человек оказывается в ситуации, когда над ним нависает опасность грозных неприятностей, избавиться от которых он не может.
Вы поступили совершенно правильно, обратившись ко мне как к своему духовному пастырю и руководителю, чтобы я помог вам в этом деле.
Я полностью разделяю ваши чувства. Приобрести репутацию двуличного, лживого и вороватого мазилы, которого вряд ли примут в свою компанию даже албанские кретины, это действительно тяжело, и я прекрасно понимаю, что подобная ситуация может сильно подорвать ваш бизнес и ваше самоуважение, больше того, она угрожает вам, как члену общества, полнейшим уничтожением. Но это не причина для того, чтобы, как вы пишете, стать камикадзе, врезавшись в крутой склон горы Шаста[59]59
Шаста – гора на Западном побережье США. (Прим. пер.)
[Закрыть] на пикирующем планере.
Джоуи, безвыходных ситуаций не бывает. Другим людям приходилось вылезать и из куда более вонючих дел, нежели ваши, и, выйдя из них, благоухать подобно розам.
Чтобы просветить вас в этом отношении, я изложу вам недавнее происшествие с моим хорошим другом. Джорджем Блакстером. Не думаю, чтоб вы встречались с Джорджем. Вы были в Гоа в тот год, когда он жил на Ибице, а потом вы с группой Субуда оказались на Бали, тогда как Джордж со своим гуру отправился в Исфахан. Важно то, что во время событий, которые я собираюсь живописать, Джордж проживал в Лондоне, пытаясь всучить тамошним издателям свой роман, который только что закончил. В те дни он сожительствовал с Большой Карен, каковая, как вы, может быть, помните, была любовницей Ларри Шарка, когда Ларри играл на электрогитаре в ансамбле «Чокнутых» на фестивале в Сан-Ремо.
Так или иначе, но Джордж тихо-мирно поживал в своей меблирашке в Фулхэме, пока в один распрекрасный день у него не появился неизвестный, представившийся ему в качестве репортера парижской «Геральд трибюн». Гость спросил Джорджа, как тот относится к последней сенсации.
Джордж ни о какой последней сенсации понятия не имел, разве что о проигрыше «Кельтов» «Никсам» на розыгрыше кубка НБМ, что он и высказал пришельцу.
– Но ведь кто-то должен был сообщить вам об этом! – воскликнул репортер. – В таком случае, я полагаю, вам неизвестно, что исследовательская группа Эмерсона в Аннаполисе, штат Мэриленд, только что завершила монументальный научный проект по приведению концепции усредненности в соответствие с современными и все еще меняющимися демографическими и этноморфическими аспектами нашей великой нации.
– Никто мне об этом не говорил, – промычал Джордж.
– Какая небрежность! – воскликнул репортер. – Что ж, так вот, в связи с этим исследованием, эмерсоновской группе был задан вопрос, не могут ли они назвать реально существующую личность, которая бы точно соответствовала и даже олицетворяла новые параметры современного среднего американца. Репортерам нужно было знать, кто именно заслуживает звания Мистера Среднего Американца. Вы ж знаете, что за публика эти журналисты!
– Но какое мне до этого дело?
– Да, тут действительно допущена грубейшая небрежность, что вы не поставлены в известность, – ответил репортер. – Так вот, этот вопрос был введен в компьютер, который принялся отыскивать возможные соответствия до тех пор, пока наконец не выдал на-гора ваше имя.
– Мое? – несколько удивился Джордж.
– Ага. Им следовало немедленно известить вас об этом.
– Меня считают средним американцем?
– Так, во всяком случае, утверждает компьютер.
– Но это же полный идиотизм, – возопил Джордж. – Как я могу быть средним американцем? Рост у меня всего 5 футов 8 дюймов, фамилия Блакстер, пишется через «л», а произносится без него, я смешанного армяно-латышского происхождения, а родился в каком-то Шип-Боттоме, что в Нью-Джерси. Что ж тут среднего, скажите, ради бога? Им следовало бы проверить свои расчеты! Им нужен какой-нибудь фермер из Айовы, блондин, подписчик какого-нибудь местного «Меркурия» и с 2,4 ребенка.
– Это прежний и давно устаревший стереотип, – ответил репортер. – Сегодняшняя Америка состоит преимущественно из расовых и этнических меньшинств, чья повсеместная распространенность абсолютно исключает выбор англосаксонской модели. Средний мужчина сегодня должен быть уникален, чтоб стать средним, если вы понимаете, что я хочу сказать.
– Ну… и что же я должен делать в этом случае? – спросил Джордж.
Репортер пожал плечами:
– Предполагаю, вы должны производить те же усредненные действия, которые производили до того, как это с вами случилось.
В это время в Лондоне, как обычно, ощущалась нехватка сенсаций, а потому Би-би-си направила целую группу сотрудников брать интервью у Джорджа. Си-би-эй сделала его сюжетом для своего тридцатисекундного репортажа, и Джордж за одну ночь превратился в знаменитость.
Последствия были незамедлительны. Роман Джорджа был условно принят знаменитой издательской фирмой «Гратис и Спай». Его редактор Дерек Полсонби-Джиггер протащил Джорджа через уйму читок, переделок, сокращений и улучшений, повторяя: «Теперь все почти хорошо, но кое-какие мелочи меня беспокоят, и мы обязаны довести его до совершенства, не так ли?»
Через неделю после выхода в эфир программы Би-би-си Джордж получил свою рукопись обратно с вежливым отказом от публикации.
Он отправился на Сент-Мартин-лейн и повидался с Полсонби. Тот был вежлив, но тверд.
– Видите ли, у нас просто отсутствует рынок для книг, написанных средними американцами.
– Но вам же нравился мой роман! Вы собирались его публиковать!
– Однако в нем всегда присутствовало нечто, беспокоившее меня, – ответил Полсонби. – И теперь я знаю, что это было.
– Ну и…
– Вашей книге не хватает уникальности. Это просто средний американский роман. А что же еще может написать средний американец? Вот что скажут критики. Я очень сожалею, Блакстер.
Придя домой, Блакстер увидел, что Большая Карен упаковывает свои чемоданы.
– Джордж, – сказала она ему, – боюсь, что между нами все кончено. Мои друзья надо мной смеются. Я потратила годы на то, чтоб доказать, что уникальна и неповторима, а теперь, видишь, что из этого получилось, – выходит, я путалась со средним американцем!
– Но это ж моя проблема, а не твоя!
– Слушай, Джордж, средний американец должен быть и женат на средней американке, иначе какой же он, к шуту, средний, верно?
– Я об этом не задумывался, – признался Джордж. – Черт возьми, не знаю, все может быть.
– В этом есть резон, малыш. Пока я буду с тобой, я всего лишь средняя женщина среднего мужчины. А этого творчески мыслящая женщина, уникальная и неповторимая женщина, в прошлом «старуха» Ларри Шарка в его бытность членом ансамбля «Чокнутые» в тот самый год, когда они получили «Золотой диск» за свой сногсшибательный шлягер «Все эти носы», просто перенести не может. Но дело не только в этом. Я обязана сделать это ради детей.
– Карен, о чем ты? У нас нет никаких детей!
– Пока нет. Но когда будут, это будут средние американские дети. Не думаю, что я перенесу такое! Да и никакая мать не сможет. Я ухожу, меняю фамилию и имя и начинаю с нуля. Прощай, Джордж.
После этого жизнь Джорджа начала рушиться с необычайной быстротой и фундаментальностью. Он слегка повредился в уме. Ему казалось, что люди, смеющиеся за его спиной, смеются именно над ним, а это, ясное дело, ничуть не содействовало излечению его психоза, даже если выяснялось, что они смеются по другому поводу. Он стал носить длинные черные пальто, черные очки, он оглядывался, входя и выходя из дверей, а в кафе сидел, закрывая газетой свое усредненное американское лицо.
Наконец Джордж бежал из Англии, оставив позади презрительные ухмылки былых друзей. Теперь он не мог найти убежища в тех местах, где бывал раньше – в Гоа, на Ибице, в Пуне, Анапри, Иосе или в Марракеше. Во всех этих местах у него были друзья, которые обязательно станут хихикать за его спиной.
В отчаянии он отправился в изгнание в самое невероятное и невообразимое из всех мест, какое только мог придумать, – в Ниццу, Франция.
А теперь держитесь, Джоуи, мы сразу пропускаем несколько месяцев. Февраль в Ницце. Холодный ветер дует с Альп, и пальмы на Bouleward des Anglais[60]60
Английская набережная (фр.).
[Закрыть] выглядят так, будто собираются сложить свою листву в чемоданы и вернуться в Африку.
Джордж лежит на давно не прибиравшейся кровати в своем отеле «Les Grandes Meules»[61]61
«Большая мельница» (фр.).
[Закрыть]. Излюбленный приют самоубийц. Выглядит как склад в Монголии, только куда мрачнее.
Стук в дверь. Джордж открывает. Входит восхитительная женщина и спрашивает, не он ли знаменитый Джордж Блакстер, Средний Американец. Джордж отвечает, что так оно и есть, готовя себя к тому новому оскорблению, которое этот жестокий и беззаботный мир собирается ему нанести.
– Я – Джекки, – говорит она ему. – Из Нью-Йорка, но сейчас отдыхаю в Париже.
– Хм-м, – отвечает Джордж.
– Решила потратить несколько дней, чтоб взглянуть на вас, – продолжает она. – Узнала, будто вы тут.
– Ну, и чем могу быть полезен? Еще одно интервью? Последние приключения Среднего Мужчины?
– Нет, нет, ничего подобного! Однако, боюсь, я немного нервничаю… Нет ли у вас чего-нибудь выпить?
В эти дни Джордж погрузился в такие глубины самоедства и отвращения к себе, что перешел на абсент, хотя и ненавидел его всей душой. Он налил Джекки стаканчик.
– О'кей, – сказала она. – Пожалуй, лучше сразу перейти к делу.
– Что ж, послушаем, – мрачно отозвался Джордж.
– Джордж, – сказала она, – вам известно, что в Париже есть платиновый брус длиной точно в один метр?
Джордж в изумлении уставился на нее.
– Этот платиновый метр, – продолжала она, – является эталоном для всех остальных метров в мире. Если вы хотите узнать, правилен ли ваш метр, вы везете его в Париж и сравниваете с их метром. Я упрощаю, конечно, но вы понимаете, к чему я это говорю?
– Нет, – ответил Джордж.
– Этот платиновый метр в Париже был изготовлен по международному соглашению. Все страны сравнили свои метры и вывели среднюю величину. Эта средняя величина и стала стандартным метром. Понимаете теперь?
– Вы хотите нанять меня, чтоб я украл для вас этот метр?
Она нетерпеливо качнула головой:
– Послушайте, Джордж, мы с вами взрослые люди и можем говорить о сексе, не ощущая неловкости, правда?
Джордж выпрямился. В первый раз за все время в его глазах появилось осмысленное выражение.
– Дело в том, – говорила Джекки, – что за последние несколько лет я испытала уйму разочарований в моих отношениях с мужчинами. Мой психоаналитик – доктор Декатлон – говорит, что все это из-за моего врожденного мазохизма, который превращает все, что я делаю, в сплошное дерьмо. Таково его мнение. Лично же я полагаю, что мне просто не везет. Правда, я в этом не уверена, и для меня крайне важно узнать, так ли это на самом деле. Если у меня мозги набекрень, мне придется пройти курс лечения, чтоб потом получать полное удовольствие в постели. Если же врач ошибается, то я с ним даром теряю время и к тому же немалые деньги.
– Мне кажется, я начинаю понимать, – протянул Джордж.
– Проблема в том, каким образом девушка может выяснить, являются ли ее неудачи следствием собственной неполноценности или мандража у парней, с которыми она имела дело? Стандарта для сравнения нет, нет специального сексоизмерителя, нет способов оценить истинно усредненное сексуальное поведение американца, нет платинового метра, с которым можно сравнить все прочие метры мира…
И тогда Джорджа как бы озарило сияние солнечных лучей, и все стало для него яснее ясного.
– Я, – возопил он, – я – средняя величина американской мужской сексуальности!
– Детка, ты – уникальный платиновый брус точно метр длиной, и в мире нет ничего равного тебе! Иди ко мне, мой дурашка, и покажи мне, что такое настоящий средний сексуальный опыт!
Ну, вот так и разнеслась слава Джорджа, ибо девушки вечно делятся своими секретами друг с другом. И множество женщин узнали об этом, а услышанное заставило их заинтересоваться возможностью сравнения, так что вскоре у Джорджа совсем не осталось свободного времени и его жизнь оказалась так плотно и божественно заполнена, что подобное ему не только не снилось, но даже в самых смелых мечтах не могло быть воображено. Бесконечным потоком к нему сначала шли американки, а потом дамы всех национальностей, узнавшие о нем с помощью подпольной глобальной женской сексуальной информационной сети. К нему приходили неудовлетворенные испанки, сомневающиеся датчанки, беззащитные суданки, женщины отовсюду летели к нему, как мошки на свет лампы или как пылинки, увлекаемые в сточную трубу течением по часовой стрелке (в Северном полушарии). В худшем случае все было хорошо, а в лучшем – неописуемо прекрасно.
Теперь Блакстер независим и богат – благодаря дарам, подносимым ему благодарными дамами-обожательницами всех национальностей, типов, форм и цветов. Он живет в великолепной вилле, подаренной ему французским правительством в знак признания его исключительных талантов и огромных заслуг в деле развития туризма. Он живет в роскоши и совершенно независим; он категорически отказывается иметь дело с исследователями, желающими изучать его феномен, чтоб писать книги под названием «концепция усредненности в современной американской сексуальности». Блакстер в этом не нуждается. Чего доброго, они навредят его стилю.
Он живет своей собственной жизнью. Как-то он поведал мне, что по ночам, когда последняя дама, радостно улыбаясь, покидает его, он садится в огромное глубокое кресло, наливает стакан старого бургундского и обдумывает парадокс: его общеизвестная усредненность превратила его в чемпиона среди большинства, если не всех американских мужчин, сразу в нескольких жизненно важных и приятнейших областях. То, что он оказался средним, дало ему возможность обогатить свою жизнь бесчисленными преимуществами. Он – платиновый эталон, счастливо проживающий в хрустальном ящике, и он никогда не вернется к тому, чтобы быть просто уникальным, как все остальные экземпляры человеческой расы.
Быть средним – залог счастья. Проклятие, от которого он когда-то не мог избавиться, стало даром, который он никогда не потеряет.
Трогательно, не правда ли? Как видите, Джоуи, я постарался показать вам, что очевидные убытки могут быть превращены в солидные доходы. Как применить это правило к вашему случаю – тоже очевидно. Если вы этого не понимаете, то напишите мне новое письмо с приложением обычного чека за эксплуатацию моих мозговых извилин, и я с удовольствием сообщу вам, каким способом можно, будучи известным как паршивый кусок мелкого ганифа[62]62
Ганиф – прохвост, жулье (идиш).
[Закрыть] и еще к тому же как никудышный любовник, на случай, если вы еще этого не слыхали, воспользоваться всем этим в ваших собственных интересах.