355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Роберт Шекли » Все рассказы и повести Роберта Шекли в одной книге » Текст книги (страница 181)
Все рассказы и повести Роберта Шекли в одной книге
  • Текст добавлен: 30 августа 2017, 22:00

Текст книги "Все рассказы и повести Роберта Шекли в одной книге"


Автор книги: Роберт Шекли



сообщить о нарушении

Текущая страница: 181 (всего у книги 232 страниц)

Зацепка

На звездолете главное – сплоченность экипажа. Личному составу полагается жить в ладу и согласии – иначе недостижимо то мгновенное взаимопонимание, без которого порой никак не обойтись. Ведь в космосе один-единственный промах может оказаться роковым.

Не требует доказательств та истина, что даже на самых лучших кораблях случаются аварии, а о заурядном нечего и говорить – он долго не продержится.

Отсюда ясно, как потрясен был капитан Свен, когда за четыре часа до старта ему доложили, что радист Форбс наотрез отказывается служить вместе с новеньким.

Новенького Форбс в глаза не видел и видеть не желает. Достаточно, что он о нем наслышан. По словам Форбса, здесь нет ничего личного. Отказ мотивирован чисто расовыми соображениями.

– Ты не путаешь? – переспросил капитан старшего механика, когда тот принес неслыханную весть.

– Никак нет, сэр, – заверил механик Хао, приземистый китаец из Кантона. – Мы пытались уладить конфликт своими силами. Но Форбс ни в какую.

Капитан Свен грузно опустился в мягкое кресло. Он был возмущен до глубины души. Ему-то казалось, что расовая ненависть отошла в прошлое. Столкнувшись с ее проявлением в натуре, он растерялся, как растерялся бы при встрече с моа или живым комаром.

– В наш век, в наши дни – и вдруг расизм? – кипятился Свен. – Безобразие, форменное безобразие. Чего доброго, следующим номером мне доложат, что на городской площади сжигают ведьм или где-нибудь затевают войну с применением кобальтовых бомб!

– Да ведь до сих пор никакого расизма не было в помине, – возразил Хао. – Для меня это полнейшая неожиданность.

– Ты же у нас не только по званию старший, но и по возрасту, – сказал Свен. – Неужто не пытался урезонить Форбса?

– Я с ним не один час беседовал, – ответил Хао. – Напоминал, что китайцы веками люто ненавидели японцев, а японцы – китайцев. Если уж нам удалось преодолеть взаимную неприязнь во имя Великого Сотрудничества, то отчего бы и ему не попытаться?

– И пошло на пользу?

– Как об стенку горох. Говорит, это совсем разные вещи.

Свен свирепо откусил кончик сигары, поднес к ней огонек и запыхтел, раскуривая.

– Да черт меня подери, если я у себя на корабле стерплю такое. Подыщу другого радиста.

– Не так уж это просто, сэр, – заметил Хао. – В здешней-то глуши.

Свен насупился в раздумье. Дело было на Дискайе-2, захолустной планетенке в созвездии Южного Креста. Сюда корабль доставил груз (запасные части для машин и станков), здесь взял на борт новичка, назначенного Корпорацией, – невольного виновника переполоха. Специалистов на Дискайе пруд пруди, но все больше по гидравлике, горному делу и прочей механике. Единственный же на планете радист вполне доволен жизнью, женат, имеет двоих детей, обзавелся на Дискайе домом в озелененном пригороде и о перемене мест не помышляет.

– Курам на смех, просто курам на смех, – процедил Свен. – Без Форбса мы как без рук, но новичка я здесь не брошу. Иначе Корпорация наверняка меня уволит. И поделом, поделом. Капитан обязан справляться с любыми неожиданностями.

Хао угрюмо кивнул.

– Откуда родом этот самый Форбс?

– С фермы, из глухой деревушки в гористой части США. Штат Джорджия, сэр. Вы о таком случайно не слыхали?

– Слыхал вроде бы, – скромно ответил Свен, в свое время прослушавший в университете Упсалы спецкурс «Регионы и их отличительные особенности»: в ту пору он стремился возможно лучше подготовиться к капитанской должности. – Там выращивают свиней и земляные орехи.

– И мужчин, – дополнил Хао. – Дюжих, смекалистых. Населения в штате раз, два – и обчелся, а между тем уроженцев Джорджии встретишь на любом пограничном рубеже. За ними упрочилась слава непревзойденных молодцов.

– Знаю, – огрызнулся Свен. – Форбс у нас тоже парень не промах. Одна вот беда – расист.

– Случай с Форбсом нетипичен. Форбс вырос в малочисленном, уединенном сообществе, вдали от главного русла американской жизни. Развиваясь, такие сообщества – а они есть по всему миру – всячески цепляются за причудливые старинные обычаи. Вот как сейчас помню, в одной деревушке Хонаня…

– А все же с трудом верится, – перебил Свен механика, который собрался было пуститься в пространные рассуждения о быте китайской деревни. – Оправдания тут неуместны. Всюду, в любом обществе, сохранилось наследие прошлого – остатки расовой вражды. Однако каждый, вливаясь в главный поток земной жизни, обязан стряхнуть с себя пережитки прошлого. Другие-то стряхнули! Почему же Форбс не может? С какой стати он перекладывает на нас свои заботы? Неужто слыхом не слыхивал о Великом Сотрудничестве?

Хао пожал плечами:

– Может, вы сами с ним поговорите, капитан?

– Непременно. Только сначала с Ангкой.

Старший механик покинул мостик. Свен оставался погружен в глубокое раздумье, но вот раздался стук.

– Входи.

Вошел боцман Ангка. Это был высоченный, безукоризненного сложения африканец с кожей цвета спелой сливы. Чистокровный негр из Ганы, он великолепно играл на гитаре.

– Надо полагать, ты в курсе дела? – начал Свен.

– Загвоздка получается, сэр, – отозвался Ангка.

– Загвоздка? Катастрофа! Сам ведь понимаешь, как опасно поднимать звездолет с планеты, когда на борту кавардак. А до старта меньше трех часов. Немыслимо выходить в рейс без радиста, но и новенький нам позарез нужен.

Ангка стоял в бесстрастном ожидании. Свен стряхнул с сигары дюймовый столбик пепла.

– Послушай, Ангка, ты ведь понимаешь, зачем я тебя вызвал.

– Догадываюсь, сэр, – ухмыльнулся Ангка.

– Вы ведь с Форбсом не разлей вода. Не мог бы ты на него повлиять?

– Пытался, капитан, честное слово, пытался. Но вы же сами знаете, каковы уроженцы Джорджии.

– К сожалению, не знаю.

– Отличные ребята, сэр, но упрямы как ослы. Уж если им что втемяшится в башку, то хоть кол на ней теши. Я ведь с Форбсом двое суток только об этом и толкую. Вчера вечером упоил его в стельку… Исключительно для пользы дела, сэр, – спохватился Ангка.

– Неважно. И что же?

– Поговорил с ним как с родным сыном. Напомнил, до чего славно мы тут сработались, до чего весело развлекаемся в каждом астропорту. Какая это великая честь – участвовать в Сотрудничестве. «Берегись, Джимми, – говорю, – будешь стоять на своем, так все испортишь. Ты ведь не хотел бы все испортить, правда?» Он пустил слезу, точно маленький, капитан.

– Но не передумал?

– Твердил, что никак не может. Что уговаривать бесполезно. Мол, есть в Галактике одна, и только одна, раса, с которой он служить не станет, и дело с концом. Мол, иначе его бедный папочка в гробу перевернется.

– Может, еще одумается, – сказал Свен.

– Постараюсь переубедить его, но навряд ли удастся.

Ангка вышел. Свен подпер щеку могучим кулаком и вновь покосился на судовой хронометр. Меньше трех часов до старта!

Сняв трубку внутреннего телефона, Свен попросил через городскую сеть соединить его с диспетчером астропорта. Услышав голос диспетчера, капитан сказал:

– Прошу разрешения задержаться на денек-другой.

– К сожалению, это не в моей власти, капитан Свен, – вздохнул диспетчер. – Позарез нужна стартовая площадка. Мы ведь принимаем не более одного звездолета сразу. А через пять часов ожидается рудовоз с Калайо. У них наверняка горючее на исходе.

– Вечно оно у них на исходе, – буркнул Свен.

– А мы давайте вот как условимся. Если у вас серьезная механическая неисправность, мы подгоним два-три подъемных крана, переведем ваш корабль в горизонтальное положение и откатим с площадки. Однако до тех пор, пока мы его вновь поставим на ножки, много воды утечет.

– Спасибо, не стоит. Буду стартовать по расписанию.

Он дал отбой. Нельзя задерживать корабль без уважительной причины. За это Корпорация с капитана голову снимет, и ежу ясно.

Оставался единственный доступный путь. Удовольствие маленькое, но ничего не попишешь. Капитан встал, отбросил давно погасшую сигару и спустился с мостика.

Он заглянул в судовой лазарет. Там, закинув ноги на стол, сидел доктор в белоснежном халате и читал немецкий медицинский журнал трехмесячной давности.

– Добро пожаловать, кэп. Хотите глоточек коньяку в чисто медицинских целях?

– Не откажусь, – ответил Свен.

Молодой доктор щедрой рукой плеснул две порции из бутылки, на этикетке которой красовалось: «Возбудитель сенной лихорадки».

– Для чего такой мрачный ярлык? – удивился Свен.

– А чтоб команда не прикладывалась. Лучше уж пускай у кока воруют лимонный экстракт.

Доктора звали Абу-Факих. Был он родом из Палестины, недавно окончил медицинский институт в Вифлееме.

– О Форбсе слыхали? – приступил к делу Свен.

– А кто не слыхал?

– Хотел у вас спросить как у единственного медика на борту: вы прежде не замечали у Форбса признаков расовой вражды?

– Ни разу, – без колебаний ответил Абу-Факих.

– Не ошибаетесь?

– В таких вещах мы, палестинцы, разбираемся, нутром их чуем. Уверяю вас, для меня поведение Форбса – полнейшая неожиданность. Разумеется, с тех пор я неоднократно беседовал с ним.

– Какой же вы сделали вывод?

– Форбс честен, расторопен, прямодушен, простоват. Унаследовал отжившие предрассудки в виде старинных традиций. Сами знаете, у выходцев из Горной Джорджии сохранился целый арсенал местных обычаев. Эти обычаи всесторонне изучены антропологами островов Самоа и Фиджи. Вам не доводилось читать «Достижение совершеннолетия в Джорджии» или «Народные обычаи Горной Джорджии»?

– Времени не остается на такое чтение, – проворчал Свен. – У меня с кораблем хлопот по горло, не хватало еще вникать в психологию каждого члена команды.

– Да, пожалуй, кэп, – сказал доктор. – Хотя эти книги есть в судовой библиотеке, вдруг вам вздумается полистать. Ума не приложу, чем тут помочь. Процесс переориентации долог. К тому же я терапевт, а не психиатр. Есть во Вселенной раса, с представителями которой Форбса никто не принудит служить, поскольку они вызывают в нем прилив первозданной расовой ненависти. По нелепой случайности ваш новенький принадлежит именно к этой расе.

– Оставлю Форбса в порту, – внезапно решил капитан. – С рацией справится офицер связи. А Форбс пускай садится на любой другой звездолет и отправляется к себе в Джорджию.

– Не советовал бы.

– Почему же?

– Форбс – любимец команды. Все осуждают его за дурацкое упрямство, но, если он не пойдет вместе со всеми в рейс, на борту воцарится уныние.

– Опять незадача. – Свен задумался. – Опасно, крайне опасно. Но, черт побери, не могу же я оставить в порту новичка! Да и не желаю! Кто здесь, в конце концов, главный – я или Форбс?

– Вопрос чрезвычайно интересен, – подхватил Абу-Факих и поспешно увернулся от бокала, которым запустил в него разъяренный капитан.

Свен отправился в судовую библиотеку, где перелистал «Достижение совершеннолетия в Джорджии» и «Народные обычаи в Горной Джорджии». От этого ему легче не стало. С секунду поразмыслив, он бросил взгляд на часы. Два часа до старта! Чуть ли не бегом капитан устремился в штурманскую рубку.

В рубке единовластно распоряжался венерианин Рт'крыс. Он стоял на табуретке, разглядывая какие-то вспомогательные приборы. Тремя руками он сжимал секстант, а ногой – самой ловкой конечностью – протирал зеркала. При виде Свена венерианин из уважения к начальству окрасился в коричнево-оранжевые тона, после чего вновь обрел повседневный зеленый цвет.

– Как дела? – спросил Свен.

– Нормально, – ответил Рт'крыс. – Если, конечно, не считать истории с Форбсом.

Он пользовался карманным звукоусилителем, поскольку голосовые связки у венериан отсутствуют. Первые модели таких усилителей резали слух и отдавали металлическим звоном; однако с тех пор их усовершенствовали, и ныне типичные «голоса» венериан звучат как мягкий вкрадчивый шепот.

– О Форбсе-то я и зашел посоветоваться, – признался капитан. – Ты ведь не землянин. Если на то пошло, даже не гуманоид. Я и подумал: вдруг тебя осенит свежая идея. Вдруг я что-нибудь упустил.

Помолчав, Рт'крыс посерел: это был цвет нерешительности.

– Боюсь, от меня вам маловато будет пользы, капитан Свен. У нас на Венере никогда не было расовых проблем. Разве что вы усматриваете некую аналогию с положением саларды…

– Не совсем, – перебил Свен. – Там религиозный уклон.

– К сожалению, больше ничего в голову не приходит. А вы не пробовали образумить Форбса?

– Нет, но ведь все остальные пробовали.

– У вас должно лучше получиться, капитан. Вы – носитель символа власти, вам удастся вытеснить из Форбсова сознания отцовский символ. А заполучив такое преимущество, внушите Форбсу, какова истинная подоплека его эмоциональной реакции.

– У расовой вражды не бывает никакой подоплеки.

– Это с точки зрения формальной логики. А вот если оперировать общечеловеческими понятиями, то удастся отыскать и саму подоплеку, и решение проблемы. Постарайтесь выяснить, чего именно боится Форбс. Быть может, поставленный лицом к лицу с собственными мотивами, он опомнится.

– Учту твои советы, – с сарказмом, который не дошел до венерианина, поблагодарил Свен.

Прозвучал условный звонок внутреннего коммутатора: старший помощник вызывал капитана.

– Капитан! Диспетчер запрашивает, стартуем ли мы по расписанию.

– Стартуем, – сказал Свен. – Готовить корабль. – И положил трубку.

Рт'крыс залился пунцовым окрасом. У венериан это все равно что у землян – приподнятые брови.

– И так и так скверно, черт бы побрал все на свете! – проговорил Свен. – Спасибо, что дал хоть какой-то совет. Теперь примусь за Форбса.

– А кстати, – остановил капитана Рт'крыс, – он-то к какой расе принадлежит?

– Кто именно?

– Новенький, тот, с кем не желает служить Форбс.

– Я почем знаю? – неожиданно взорвался Свен. – По-твоему, мне на мостике только и дел, что зазубривать расовую принадлежность новеньких?

– А ведь это может иметь решающее значение.

– С какой стати? Допустим, Форбсу не угодно служить с монголом или с пакистанцем, ньюйоркцем или марсианином. Велика ли разница, на какой именно расе зациклился больной, незрелый мозг?

– Всего наилучшего, капитан Свен, – пожелал Рт'крыс вдогонку.

Представ на мостике перед капитаном, Джеймс Форбс откозырял, хотя на корабле у Свена подобные формальности не соблюдались. Радист вытянулся по стойке «смирно». Это был высокий стройный юноша с взъерошенной шевелюрой и фарфорово-белой, усыпанной веснушками кожей. Все черты его лица свидетельствовали о податливости, уступчивости, обходительности. Решительно все… кроме глаз – темно-синих, глядящих в упор на собеседника.

Свен растерялся, не зная, с чего начать. Но первым заговорил Форбс.

– Сэр, – сказал он. – С вашего позволения, мне здорово неудобно перед вами. Вы хороший капитан, сэр, лучше не бывает, да и с командой я сдружился. Теперь я себя чувствую как последний негодяй.

– Так, может, одумаешься? – В голосе Свена послышались слабые нотки надежды.

– Хотел бы я одуматься, сэр, право же, хотел. Да мне для вас головы не жаль, капитан, вообще ничего на свете не жаль.

– Ни к чему мне твоя голова. Мне надо только, чтобы ты сработался с новичком.

– А вот это как раз не в моих силах, – грустно проговорил Форбс.

– Это еще почему, пропади все пропадом? – взревел капитан, напрочь позабыв о своем намерении проявить себя тонким психологом.

– Да вам просто не понять нашу душу, душу ребят вроде меня, выходцев из Горной Джорджии, – пояснил Форбс. – Так уж мне блаженной памяти папочка заповедал. Бедняга в гробу перевернется, если я нарушу его последнюю волю.

Свен проглотил рвущуюся на язык многоэтажную брань и сказал:

– Тебе ведь самому ясно, в какое положение ты меня ставишь. Что же ты теперь предлагаешь?

– Только одно, сэр. Мы с Ангкой вместе спишемся с корабля. Лучше уж нехватка рук, капитан, чем недружная команда, сэр.

– Как, и Ангка туда же? Постой! Он-то против кого настроен?

– Ни против кого, сэр. Просто мы с ним закадычные друзья, вот уж пять лет скоро, как повстречались на грузовике «Стелла». Теперь мы с ним неразлучны: куда один, туда и другой.

На пульте управления у Свена вспыхнул красный огонек – знак того, что корабль готов к старту. Свен не обратил на это никакого внимания.

– Не могу же я остаться без вас обоих, – сказал Свен. – Форбс, ты почему отказываешься служить с новичком?

– По расовым мотивам, сэр, – коротко ответил Форбс.

– Слушай меня внимательно. Ты служил под моим началом, а ведь я – швед. Разве тебя это не смущало?

– Нисколько, сэр.

– Судовой врач у нас – палестинец. Штурман и вовсе с Венеры. Механик – китаец. В команде собраны русские, меланезийцы, ньюйоркцы, африканцы – всякой твари по паре. Все расы, вероисповедания и цвета кожи. С ними-то ты уживался?

– Ясное дело, уживался. Нас, уроженцев Горной Джорджии, с раннего детства готовят к тому, чтоб мы уживались с любыми расами. Это у нас в крови. Так мой папаша уверял. Но служить с Блейком я, хоть убейте, не стану.

– Кто это – Блейк?

– Да новенький, сэр.

– Откуда же он родом? – насторожился Свен.

– Из Горной Джорджии.

На миг оторопевшему Свену почудилось, будто он ослышался. Он вытаращил глаза на Форбса – тот, оробев, ел капитана глазами.

– Из гористой части штата Джорджия?

– Так точно, сэр. Кажется, откуда-то неподалеку от моих краев.

– А он белый, этот Блейк?

– Само собой, сэр. Белый англо-шотландского происхождения, точь-в-точь как я.

У Свена возникло ощущение, будто он осваивает неведомый мир – мир, с каким не доводилось сталкиваться ни одному цивилизованному человеку. Капитан с изумлением обнаружил, что на Земле попадаются обычаи куда диковиннее, чем где-либо в Галактике. И попросил Форбса:

– Расскажи-ка мне о ваших обычаях.

– А я-то думал, про нас, выходцев из Горной Джорджии, все досконально известно, сэр. В наших краях принято по достижении двадцати лет уходить из отчего дома и больше домой не возвращаться. Обычай велит нам работать бок о бок с представителями любой расы… кроме нашей.

– Вот как, – обронил Свен.

– Новичок-то, Блейк, тоже из Горной Джорджии. Ему бы сперва проглядеть судовой реестр, а уж после наниматься на корабль. На самом-то деле он один кругом виноват, и если ему плевать на вековой обычай, то я тут ни при чем.

– Но почему же все-таки вам запрещено служить с земляками? – не отставал Свен.

– Неизвестно, сэр. Так уж повелось от отца к сыну, с незапамятных времен.

Свен пристально посмотрел на радиста: в капитанском мозгу забрезжила догадка.

– Форбс, ты можешь словами передать, как относишься к чернокожим?

– Могу, сэр.

– Так передай.

– В общем, сэр, по всей Горной Джорджии считается, что чернокожий для белого – лучший друг. Я ничего не говорю, белые совсем не против китайцев, марсиан и прочих, но вот у чернокожих с белыми как-то особенно лихо все выходит…

– Давай-давай, – подбодрил Свен.

– Да ведь это трудно толком объяснить, сэр. Просто-напросто… словом, чернокожий и белый как-то особенно удачно друг к другу притираются, входят в зацепление, словно хорошие шестерни. Между чернокожим и белым какая-то особая слаженность.

– А знаешь, – мягко проговорил Свен, – ведь когда-то, давным-давно, твои предки считали чернокожих неполноценным народом. Издавали всякие законы, по которым чернокожему категорически воспрещалось общаться с белым. И продолжали в таком же духе еще долго после того, как во всем остальном мире с этим предрассудком было покончено. Вплоть до Злосчастного Испытания.

– Это ложь, сэр! – вспыхнул Форбс. – Простите, я не обвиняю во лжи вас лично, сэр, но ведь это неправда. У нас в Джорджии всегда…

– Могу доказать: так утверждают книги по истории и антропологии. В библиотеке у нас тоже найдутся кое-какие, если только тебе не лень покопаться!

– Уж янки понапишут!

– Там есть и книги, написанные южанами. Все это правда, Форбс, но стыдиться здесь нечего. Просвещение приходит к людям долгими и мучительными путями. Твои предки обладали многими достоинствами, ты вправе ими гордиться!

– Но если все было так, как вы объясняете, – нерешительно произнес Форбс, – отчего же все переменилось?

– Вот об этом как раз можно прочитать в одном исследовании по антропологии. Ты ведь знаешь, что после Злосчастного Испытания ядерного оружия над Джорджией выпали обильные радиоактивные осадки?

– Так точно, сэр.

– Но ты едва ли знаешь, что в ту пору лучевая болезнь стала с особой беспощадностью косить население так называемого Черного Пояса. Да, жертвами болезни становились и многие белые. Но вот чернокожие в той части штата вымерли почти начисто.

– Этого я не знал, – покаянно прошептал Форбс.

– Уж поверь мне на слово, до Испытания случалось всякое – и расовые бунты, и линчевания, и взаимная неприязнь между белыми и чернокожими. Но вдруг чернокожих не стало: их истребила лучевая болезнь. В результате у белых, особенно в малых населенных пунктах, появилось нестерпимое чувство вины. А самые суеверные из белых терзались мучительными угрызениями совести из-за массового вымирания чернокожих. Для таких белых вся цепь событий явилась тяжелым ударом, ведь люди-то они были религиозные.

– Какая им разница, если они ненавидели чернокожих?

– В том-то и дело, что вовсе не ненавидели! Опасались смешанных браков, экономической конкуренции, изменений в общественной иерархии. Однако о ненависти и речи не было. Напротив. В ту пору твои земляки утверждали (и при этом нисколько не кривили душой), будто куда лучше иметь дело с негром, чем с «либералом»-северянином. Отсюда вытекло множество конфликтов.

Форбс кивнул в напряженной задумчивости.

– В изоляте – в сообществе вроде того, где ты родился, – тогда же возник обычай трудиться вдали от дома, с представителями любой расы, кроме земляков. Здесь всему подоплекой комплекс вины.

По веснушчатым щекам Форбса градом катился пот.

– Прямо не верится, – пробормотал радист.

– Форбс, разве я тебе хоть раз в жизни солгал?

– Никак нет, сэр.

– Значит, поверишь, если я поклянусь, что все рассказанное мною – правда?

– Но… постараюсь, капитан Свен.

– Теперь ты знаешь, откуда пошел обычай. Будешь служить с Блейком?

– Навряд ли у меня получится.

– А ты попробуй.

Прикусив губу, Форбс беспокойно заерзал.

– Попробую, капитан. Не знаю, выйдет ли, но попробую. И сделаю это ради вас и ради своих товарищей, а не из-за того, что вы мне тут наговорили.

– Постарайся, – сказал Свен. – Больше от тебя ничего не требуется.

Форбс кивнул и поспешно спустился с мостика. Тотчас же Свен сообщил диспетчеру, что готов стартовать.

Внизу, в кубрике, Форбса познакомили с новичком по фамилии Блейк. Долговязому черноволосому новичку было там явно не по себе.

– Здорово, – сказал Блейк.

– Здорово, – откликнулся Форбс.

Каждый робко шевельнул ладонью, словно намереваясь обменяться рукопожатием, но ни тот, ни другой не довершили жеста.

– Я из-под Помпеи, – заявил Форбс.

– А я из Альмиры.

– Почти что соседи, – убито сказал Форбс.

– Это уж точно, – согласился Блейк.

Наступило молчание. После долгих раздумий Форбс простонал:

– Не могу я, ну никак не могу. – И двинулся было прочь из кубрика. Но вдруг остановился и, обернувшись, выпалил: – А ты чистокровный белый?

– Да нет, не так чтоб уж очень чистокровный, – степенно ответил Блейк. – По матери я на одну восьмую индеец племени чероки.

– Ты чероки, это точно?

– Он самый, не сомневайся.

– Так бы сразу и говорил! Знал я одного чероки из Альтахачи, его звали Там Сидящий Медвежонок. Ты ему случайно не родня?

– Едва ли, – признался Блейк. – У меня-то в жизни не бывало знакомых чероки.

– Да мне что, мне без разницы. Надо было сразу объяснить людям, что ты чероки. Идем, покажу тебе твою койку.

Когда часов через семь после старта о случившемся доложили капитану Свену, тот был совершенно ошеломлен.

«Как же так? – ломал он голову. Почему восьмушка крови индейцев-чероки превращает американца в чероки? Неужели остальные семь восьмых не пересиливают?»

И пришел к выводу, что американцы, особенно из южных штатов, – народ непостижимый.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю