Текст книги "Все рассказы и повести Роберта Шекли в одной книге"

Автор книги: Роберт Шекли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 232 страниц)

Жрун

Ложке не нравилось.

Ложке очень не нравилось, что в ней сидит Жрун. Но она ничего не могла поделать.

– Ну же, солнышко, еще одну ложечку, – говорила мама, склонившись над высоким детским стульчиком. От нее пахло приятным и теплым.

Мама не знала, что в ложке сидит Жрун. И папа не знал, хотя из-за него все и началось. Знал только Пушок, но ему было все равно.

– Солнышко, съешь. Это чудный сливовый пудинг. Ты же любишь сливовый пудинг. Ну же, малыш…

Малыш плотно сжал губы и решительно отвернулся. Да, он любит сливовый пудинг, но сейчас в ложке сидит Жрун. Жрун обидит его. Это малыш знал точно.

– Ладно, – сказала мама. – Все – значит все. – Она выпрямилась и вытерла малышу рот. Потом взяла тарелку со сливовым пудингом в одну руку и ложку в другую. Мама высокая и светлая, хотя не такая высокая, как папа. А папа не такой светлый, как мама. Вот почему малыш любит маму больше.

– Джим… ты не…

– Нет! – отрезал папа. Он сидел за рабочим столом над ворохом бумаг.

– Ты же не знаешь, что я хотела спросить, – тихо сказала мама. Она всегда говорила тихо, когда папа отвечал ей таким тоном.

Жрун услышал, ухмыльнулся и толкнул ложку.

– О черт! – Мама наклонилась, чтобы поднять ложку. – Пудинг испачкал ковер. Отмоется или нет?

– Не спрашивай меня, – пробормотал папа, склонившись над бумагами.

Во всем виноват папа. Если бы он не рассердился утром на маму, Жрун не явился бы. Но папа рассердился, и Жрун пришел. Он приходит всегда, когда кто-нибудь злится. Он так питается.

Жрун часто навещает людей этажом ниже, потому что они вечно орут друг на друга. Папа и мама посмеивались над людьми снизу. Но это не смешно! Только не тогда, когда там Жрун!

Мама унесла ложку на кухню, но ложка уже не была опасной. Жрун покинул ее и теперь медленно кружил по гостиной, высматривая, во что бы войти. Он пролетел вокруг люстры, заставив свет мигать. Малыш следил за ним широко раскрытыми глазами. Потом захныкал.

– О боже, – вздохнул папа, отрываясь от бумаг. – Неужели мне не дадут хоть немного покоя – даже воскресным утром?

– Может, он хочет еще молока? – спросила себя мама. Но Жрун уже вкусил папиного раздражения, и это сделало его сильнее. Он метнулся через комнату и запрыгнул внутрь папиной ручки.

Увидев это, малыш начал трясти стульчик и расплакался по-настоящему.

– Черт возьми! – крикнул папа и бросил ручку. – Ну вот, клякса! Я не могу сосредоточиться, когда так шумно!

Жрун заставил папу злиться на малыша, хотя на самом деле папе мешал работать именно Жрун. Жрун очень умный.

– Ему всего одиннадцать месяцев, – сказала мама. Жрун попробовал ее голос на вкус и остался доволен. – Мне очень жаль, что тебе не подходят его манеры.

Впервые мама сердилась все утро напролет. Она ничего не сказала, когда папа пожаловался на подгоревшие кексы, хотя в этом была не ее вина: это Жрун заставил духовку нагреваться чересчур быстро. Она не стала оправдываться, когда папа обвинил ее, что она прячет его сигареты, хотя это Жрун столкнул их за письменный стол. А когда у папы устали глаза, потому что Жрун мельтешил над газетой, мешая ему читать, и папа сделал маме замечание, что она не укладывается в семейный бюджет, мама опять ничего не ответила.

Но теперь она разозлилась.

Папа начал жалеть о своем поведении, но Жрун тут же сдул со стола все бумаги, притворившись сквозняком из окна.

– Все утро наперекосяк, – скривился папа.

– Он сейчас успокоится. – Мама взяла малыша, подняла вверх, вверх, вверх – и опустила на ковер гостиной.

Папа собрал с пола бумаги, вытер у ручки перо, достал сигарету. Прикурил, хоть Жрун и пробовал задуть спичку, и вернулся к работе. Но успокоиться папа уже не мог.

И Жрун знал об этом. Последний раз, когда Жрун входил в маму, она обожгла руку о плиту, и Жрун несколько часов ел ее боль. А сейчас он ест папино раздражение. Он был очень голоден, и ему хотелось еще больше.

Жрун запрыгнул в резиновую утку малыша, рассчитывая, что малыш не заметит. Но малыш заметил и быстро отполз прочь. Пушок сидел рядом на ковре, наблюдая за происходящим. Пушок не друг. Он тоже видит Жруна, но его это не волнует.

Жрун запрыгнул в игрушечную лошадку рядом с малышом, и малыш снова заплакал.

– О нет, – простонал папа и сжал кулаки.

– Просто у него сегодня плохой день, – сказала мама, не глядя на папу.

– Просто у него не бывает хороших дней, когда я рядом, – сказал папа именно то, что хотел услышать Жрун.

– Это не так…

– Черта с два не так! Успокой его наконец!

Малыш заплакал громче, потому что Жрун стоял теперь прямо перед ним и вращался. Мама взяла сына на руки и стала укачивать.

– Тише, тише, – ворковала она. – Тише, тише, малыш. Там ничего нет. Все хорошо.

Не хорошо, а ужасно! Потому что малыш не может остановиться и папа злится как никогда. Не теряя времени, Жрун закружился над пепельницей, и папина сигарета упала на пол.

– Твоя сигарета! – вскрикнула мама, и папа быстро поднял ее. Но Жрун успел раздуть сигарету, и в ковре осталась дырочка.

– Разве нельзя следить за своей сигаретой? – ледяным голосом спросила мама.

– Не надо меня критиковать, – ледяным голосом ответил папа.

Малыш заревел в полный голос. Он понял, что́ именно замышляет Жрун.

– Ковер еще совсем новый, – сказала мама.

– Он у тебя когда-нибудь замолчит?! – внезапно с отчаянием воскликнул папа.

Мама положила голову малыша на плечо и принялась ходить по комнате, укачивая его. Но ребенок не успокаивался. Он не мог успокоиться, потому что Жрун поедал папин гнев и замышлял что-то очень недоброе. Еще хуже, чем сделал тогда маме.

– Господи, я не могу здесь находиться! – вскричал папа. – Я не могу выносить этот крик, эти слезы и сопли!

– Тогда почему бы тебе не уйти? – крикнула мама в ответ. Она, конечно, не подразумевала того, что сказала; папа, впрочем, тоже. Но они не слушали, что говорили.

А Пушок на ковре ничего не делал. Из-за маминого плеча малыш видел кота, даже когда плакал. Пушок просто лежал, краем глаза следил за Жруном и никак не реагировал. Это, вообще-то, было нечестно после всего, что папа для Пушка сделал.

– Пойду прогуляюсь и выпью! – объявил папа. Он бросил ручку на стол, надел куртку и распахнул дверь.

Мама медленно подошла с малышом на руках.

– И лучше не возвращайся, – очень тихо сказала она.

С радостным свистом Жрун пронесся по комнате, спикировал на кота – тот мявкнул и щелкнул челюстями – и вылетел в дверь. Пушок снова закрыл глаза, а Жрун пролетел мимо папы и опустился на третью ступеньку – ту самую, которую папа хотел починить, потому что она шаталась. Жрун свернулся на ступеньке, поджидая, когда папа наступит на нее.

Почему Пушок ничего не делает? Но Пушку было все равно. Жрун его больше не беспокоил. И не важно, что папа кормит кота каждый день.

Мама и папа не видели Жруна, свернувшегося на третьей ступеньке в ожидании, когда папа наступит на нее. Жрун толкнет папу и позаботится, чтобы тот не удержался. Потом прыгнет на него, когда тот будет падать, и позаботится, чтобы папа ударился побольнее.

Малыш перестал плакать и уставился на третью ступеньку. Жрун в ответ уставился на него. А малыш не сводил глаз с Жруна, который хотел причинить папе боль.

– Он перестал плакать, – сказала мама.

Несмотря на гнев, папа взглянул на малыша. Папа любит его, пусть иногда казалось, что это не так. И сейчас он смотрит на своего сына.

– Интересно, что он увидел? – спросила мама.

– С детьми так бывает, – сказал папа виновато. – Иногда они просто смотрят в никуда.

– А иногда просто плачут без причины, – согласилась мама голосом, в котором звучал вопрос: «Ты правда извиняешься?»

– Наверное, иногда и плачут тоже, – согласился папа. В его голосе звучало: «Да, я был не прав». Он помолчал и добавил: – Прости меня, Грэйс.

– А детский плач действует тебе на нервы, – рассмеялась мама. – Заходи, накормлю обедом.

– Отлично, – улыбнулся папа, и это была очень хорошая улыбка. А вот Жруну она не понравилась. Теперь, когда папа перестал злиться, Жруну больше нечего было здесь делать. Он начал таять и исчез.

– После обеда починю ступеньку, – сказал папа. – А сейчас за стол.

Услышав это, Пушок подбежал к папе и потерся о штанину. Папа наклонился и погладил его.

Но ведь он же не помогал! Вообще!

Тест для варвара

В полночь Джордж Хендрикс стоял посреди гостиной и пытался решить, чего он хочет больше: принять душ или приготовить яичницу? Он чувствовал сильный голод и в то же время потребность ополоснуться. Выбор был не из легких. Хендрикс собрался подбросить монетку, но тут зазвонил телефон.

Хендрикс сразу же снял трубку, надеясь, что на этот раз новости будут хорошие. Надежды, естественно, не оправдались.

– Хендрикс? Можете приехать прямо сейчас? – прозвучал в трубке голос профессора Дженкинса. – У нас чрезвычайная ситуация.

– Что за ситуация? – спросил Хендрикс, свободной рукой прикуривая сигарету. Вот уже неделю он работал с Дженкинсом в одном важном проекте, и пока все шло относительно гладко.

– Лучше приезжайте, – тихо сказал Дженкинс неживым голосом, каким только объявлять конец света. Хендрикс не стал спорить. Дженкинс, известный антрополог, являлся руководителем проекта.

Накинув пальто, Хендрикс поспешил на улицу. Сидя в такси, он гадал, что могло вызвать подобную срочность. Изменилась дата сражения? Они работали в бешеном темпе с тех пор, как приземлился Алмуроа. А если пришелец просчитался на день или два?..

Такси остановилось перед Фондом Эллисона. Хендрикс расплатился с водителем и показал удостоверение охраннику у входа. Внутри его поразила непривычная для ночного времени суета. Спешащих по делам людей было чересчур много, даже с учетом возможного, через три дня, начала войны. Хендрикс спросил у другого охранника, где найти профессора Дженкинса.

– Наверное, наверху, в комнате две тысячи сто двенадцать, с этим пришельцем, – ответил охранник скучающим голосом, как будто инопланетяне появлялись тут каждый день.

Хендрикс взбежал по лестнице на второй этаж. Охранник у комнаты 2112 еще раз проверил документы ученого и впустил его внутрь.

– Здравствуйте, Хендрикс, – приветствовал его Алмуроа, сидя в армированном кресле с журналом в руках. Даже в таком положении инопланетянин поражал своими размерами. Теперь же он встал в полный рост – почти два с половиной метра – и постучал локтем о локоть, как того требовал ритуал. – Я слышал звук множества шагов в коридоре, – сказал он на почти совершенном английском. – Что-то случилось?

– Я тоже хотел бы это знать, – сказал Хендрикс. – Вы не видели профессора Дженкинса?

– Не видел почти восемь часов, – ответил Алмуроа. Инопланетянин был похож на огромного, покрытого темно-коричневым мехом человека с выступающими вперед челюстями и саблевидными клыками. – Надеюсь, ничего страшного не произошло. – Он принялся обеспокоенно расхаживать по комнате. – В ближайшие трое суток ваши корабли должны стартовать с Земли, чтобы вовремя присоединиться к нашему флоту. Если вы хотите отразить нападение Харраг-орды.

Хендрикс кивнул. Насколько он знал, флот Земли к старту готов.

Дверь приоткрылась, и в комнату заглянул Дженкинс.

– Ага, вот вы где, – сказал он. – Можете пойти со мной?

Хендрикс извинился перед Алмуроа и вышел. Дженкинс быстро шагал по коридору, его длинные темные волосы при каждом шаге взлетали над головой.

– Что все это значит? – спросил Хендрикс, стараясь не отставать.

– Сейчас увидите.

Дженкинс открыл дверь в конце коридора. Хендрикс вошел и остолбенел. В комнате собрались все ученые проекта. Они сидели полукругом, в центре которого стояло существо ростом около метра двадцати. Его кожу покрывала зеленоватая чешуя. Позади на пол свисал длинный шипастый хвост. Отдаленное сходство с человеком портили антенны, торчащие из-за ушей.

Еще один пришелец!

– Ну наконец-то все в сборе, – устало проговорил Дженкинс. – Этого господина зовут Ирик. Он приземлился несколько часов назад. Полиция ООН срочно доставила его к нам. Ирик, вам слово.

Пришелец подергал антеннами и заговорил:

– Господа, мне очень жаль, что встреча двух культур происходит при подобных обстоятельствах. Увы, для церемоний нет времени. Вы в большой опасности, так что буду краток.

Ирик дважды обернул хвост вокруг ноги и облизал губы.

– Я представляю цивилизацию Орджд – древний союз, объединяющий сотни планетных систем. Он создан на добровольной основе с целью поддержания мира, экономического сотрудничества и культурного обмена.

Слирет Пэк, наш ближайший сосед, прошел путь от первобытно-общинного строя до формально-технологически развитой цивилизации за какие-то двести-триста лет…

Хендрикс оглядел собравшихся. Дженкинс едва заметно покачал головой, призывая ученого соблюдать тишину.

– Когда орда вторглась в приграничные области нашей цивилизации, мы были вынуждены защищаться. Война продолжается вот уже почти сто лет, за это время фронт неоднократно перемещался. Ваша планета лежит на пути их нынешнего набега. Вскоре они атакуют Землю.

Пришелец обвел взглядом присутствующих, чтобы понять, как воспринимаются его слова. Явное спокойствие ученых его озадачило.

– По-видимому, вы мне не верите, – заключил он. – Очень жаль. В одиночку цивилизация Орджд вашу планету не защитит, как бы мы ни старались. Лучший выход для нас – отступить на свою территорию и перегруппироваться, оставив вас один на один с врагом. Однако мы чувствуем ответственность за любую разумную жизнь. Поэтому делаю вам предложение. Вы можете добровольно присоединиться к нам. Используя ваши войска и ресурсы, мы организуем оборону Земли. Для этой цели я прибуксировал несколько сотен старых кораблей. Только присоединиться нужно немедленно. Корабли Слирет Пэк на подходе и примерно через три ваших дня будут здесь.

Некоторое время Хендрикс переваривал услышанное. Слова новоявленного пришельца почти в точности повторяли то, что сказал Алмуроа.

– Как выглядят варвары? – спросил Дженкинс.

– Огромные, вдвое выше меня, – ответил Ирик. – С противной коричневой шерстью и мощными челюстями.

Точь-в-точь Алмуроа.

В свою очередь Алмуроа описывал варваров Харраг-орды как карликов-монстров ростом чуть выше метра, коренастых, покрытых серо-зеленой чешуей, с антеннами и хвостами.

Точь-в-точь новоприбывший инопланетянин.

Вопрос – кто из них говорит правду? Очень важный, между прочим, вопрос…

– Вы можете подождать? – спросил Дженкинс у пришельца. – Я хотел бы переговорить с коллегами.

Ирик взмахнул над головой хвостом в знак согласия, и ученые вышли из комнаты.

Алмуроа приземлился первым. Его история почти не отличалась от рассказанной Ириком. Он сообщил, что представляет древнюю миролюбивую цивилизацию Малиг, втянутую ныне в смертельную схватку с жестокой ордой. Он тоже предупредил, что Земля лежит на пути захватчиков. И тоже прибуксировал корабли, оснащенные сверхсветовыми двигателями, способными дать пищу земной науке лет на пятьдесят вперед.

Естественно, земляне не усомнились в его словах. Если кто-то планирует напасть на Землю, люди готовы принять бой. Если для этого придется присоединиться к цивилизации Малиг, Земля сделает это без колебаний.

И вот второй пришелец, также приведший с собой корабли, рассказывает аналогичную историю. И снова Земля не может позволить себе усомниться в его словах. Кто-то собирается напасть на Землю. Но кто именно?

– Невероятная ситуация, – пробормотал Карнье, сцепив пухлые пальцы и угрюмо их рассматривая. – Менее трех суток… Зачем варварам вообще обращаться к нам за помощью?

– Ну это как раз очевидно. Им требуются союзники, – объяснил Хендрикс. – Столетняя война истощила ресурсы, им не хватает живой силы. Перетянув нас на свою сторону, они могут переломить ход войны.

– И естественно, они будут представляться как миролюбивый союз, – добавил Дженкинс. – Завоевателей никто не любит, кроме них самих. Если у варваров умный вождь, он обязательно это учтет.

– Значит, осталось выяснить, кто из них – представитель истинной цивилизации.

– Ну, это не так уж трудно, – заявил Томлинсон. – Нужно провести очную ставку – и, если повезет, один из них расколется.

Все согласились, и Ирика препроводили в комнату Алмуроа.

Когда пришельцы встретились лицом к лицу, воцарилась мертвая тишина. Потом Алмуроа вскочил на ноги, опрокинув кресло.

– Орда умнее, чем я думал, – с горечью произнес он. – Полагаю, он попросил у вас помощи против нас?

– Он говорит, что представляет цивилизацию Орджд, – сообщил Дженкинс.

– Нет такой цивилизации! – выкрикнул Алмуроа. – Эти варвары пойдут на любой обман. Да вы посмотрите на него! Чешуя, хвост с колючками… и все остальное! Все именно так, как я и говорил!

– Значит, он добрался сюда первым, – сказал Ирик, зловеще помахивая хвостом. – Полагаю, вы уже поняли, насколько сомнительны его претензии на цивилизованность?

– Минуточку, – вмешался Томлинсон. На его узком смуглом лице выступил пот. – Вы оба утверждаете, что представляете миролюбивую цивилизацию?

Алмуроа кивнул.

Ирик помахал хвостом над головой.

– И обвиняете другого в том, что он варвар?

– Да.

– Именно.

Возникла пауза, ученые расстроенно переглянулись.

– Предупреждаю, – нарушил молчание Алмуроа. – Скоро сюда нахлынет орда. Если ваш флот не объединится с нашим, мы не сможем помочь.

– Запомните, – грустно произнес Ирик, – примкнув к варварам, вы подпишете себе приговор. Вы поможете им выдавить нас отсюда, а потом Слирет Пэк оккупирует Землю.

– Значит, так, – решительно произнес Дженкинс. – Думаю, оба вы понимаете, в каком трудном положении мы оказались. Вы явились, чтобы нам помочь. Вы представляете разные цивилизации. Мы должны принять помощь только одного из вас. И у нас нет права на ошибку. Но как ее избежать? Не могли бы вы предоставить какие-нибудь доказательства?

– Доказательства? – прорычал Алмуроа. – Да вы посмотрите на него!

Ирик печально улыбнулся, и его антенны сошлись в непонятном жесте.

– Я лишь надеюсь, что вы признаете очевидное, – вымолвил он.

– Итак, – сказал Дженкинс после того, как они проводили Ирика в его комнату, – среди нас есть антропологи, социологи, биологи и психологи. Наверняка мы сумеем разработать тесты, которые выявят, кто из пришельцев варвар, а кто – нет.

– Совершенно верно, – согласился Томлинсон. – Ведь один из них вырос в миролюбивом демократическом обществе с независимой культурой и экономикой. А другой – из тех, чей опыт ограничен войной. Мы проведем подробное собеседование и выясним, кто есть кто.

– Вряд ли варвар хорошо знает историю своего мира, – предположил Карнье. – Такие вещи ему просто не интересны.

Хендрикс кивнул, хоть и не чувствовал уверенности. Он лишь надеялся, что именно так все и будет – легко и просто.

– Нам нужно поторопиться, – сказал Дженкинс. – Скоро два пополуночи. В нашем распоряжении завтрашний день и половина следующего. Потом ООН должна получить четкий ответ. Предлагаю разделиться на две группы и приступить к опросам. А я позвоню в ООН.

Усталой походкой он направился к двери.

Удобно устроившись на пухлом диване, Ирик смотрел в окно на огни города.

– Расскажите, пожалуйста, – начал Хендрикс, – как управляется цивилизация Орджд? На основе принципа разделения власти?

– Безусловно, – без заминки ответил Ирик. – Цивилизация существует в форме свободной конфедерации. Нас объединяет взаимовыгодная торговля и схожая культура.

– Да, конечно, – кисло согласился Хендрикс. Об этом он мог бы догадаться и сам. – Но я имел в виду подробное описание всех звеньев власти.

– Понятно, – сказал Ирик. – Признаться, я не очень-то сведущ в подобных вопросах. Я вырос на приграничной планете и рано вступил в армию.

Томлинсон делал пометки ровным убористым почерком.

– Расскажите, пожалуйста, об основных философских течениях, существующих в вашем мире.

– Это как? – спросил Ирик.

– Во что верит ваш народ? – подсказал Хендрикс.

– Ага, дайте-ка соображу, – сказал Ирик, нервно постукивая хвостом по дивану. – Мы твердо верим в то, что относиться к другим нужно так, как ты хотел бы, чтобы другие относились к тебе. Вот наша основная идея.

И он битых четверть часа разжевывал золотое правило нравственности[1]1
  «Золотое правило нравственности» – общее этическое правило, которое можно сформулировать как «Относись к людям так, как ты хочешь, чтобы они относились к тебе». Известна и отрицательная формулировка этого правила: «Не делай другому того, чего не желаешь себе».


[Закрыть].

– Спасибо, я понял, – перебил его Томлинсон. – Пожалуйста, будьте конкретней. Я подразумевал нечто иное. У вас должно быть в ходу некоторое количество высокоструктурированных теорий, объясняющих происхождение Вселенной, существование высшего разума, сущность жизни и тому подобное…

– Да, все это у нас есть, – подтвердил Ирик. – Но дело в том, что я посвятил себя армии. – Он нервно рассмеялся. – А так, да, все только и делают, что рассуждают о Вселенной и других философских вещах, но меня-то учили командовать и сражаться с варварами. А это требует полной самоотдачи. Ведь мы живем в состоянии войны.

– Странно, что для миссии выбрали именно вас, – заметил Хендрикс.

– Выбор логичен. Это не культурная миссия. Скорее, это вопрос жизни и смерти. Ничего странного, что был послан солдат.

Беседа заняла еще три часа. Ирик не ответил ни на один вопрос: ни об экономике цивилизации Орджд, ни о философских течениях, ни по психологии, ни по законодательству… Все это у них есть, повторял он, причем в изобилии, и всех все устраивает. Но лично ему просто некогда было разузнать об этом побольше.

Томлинсон и Хендрикс пошли посмотреть, как идут дела у другой группы. Они обнаружили в пустой комнате одного Карнье, пишущего комментарии к собственным заметкам.

– Как все прошло? – спросил Томлинсон.

– Ужасно, – признался Карнье, снимая очки и устало потирая глаза. – Знания у Алмуроа весьма поверхностные. Конечно, его история об экспедиции к центру галактики, во время которой он родился и вырос, вполне может быть правдой. Тогда объяснимо, почему в его знаниях такие пробелы. По возвращении из экспедиции он сразу же записался в армию. А что рассказал Ирик?

Томлинсон передал суть беседы.

– Ничего хорошего, – констатировал Карнье. Водрузив на нос очки, он зевнул и поскреб щеку. – Надо бы побриться.

– Обе истории могут быть правдой, – сказал Хендрикс. – Мы же не требуем от земного сержанта развернутых ответов по экзистенциализму или древнегреческой драматургии.

– Дело запутывается все больше, – заключил Томлинсон, тяжело опускаясь в кресло.

Хендрикс закурил и вспомнил, что не спал уже сорок пять часов.

Вошел Дженкинс, на ходу срывая обертку с плитки шоколада.

– ООН снаряжает оба флота, – сообщил он. – Послезавтра от нас ждут четкий ответ. Точнее, уже завтра. Кто-нибудь хочет шоколад?

– Нет, спасибо, – сказал Томлинсон. – Может, они приедут сюда и сами оценят ситуацию?

– Это наша работа. Если не сможем мы, я не знаю, кто сможет. – Дженкинс взглянул на свои часы. – Скоро утро. Всем нам лучше поесть и вздремнуть.

Хендрикс с трудом поднялся на ноги и пошел в кафетерий. Проглотив три бутерброда, отыскал раскладные кровати, заботливо предоставленные армией. Едва коснувшись головой подушки, он уснул.

Томлинсон разбудил его в полдень. Не в силах разлепить глаза, Хендрикс сидел на кровати с единственной мыслью, что завтра – последний день.

– Морган сказал, Алмуроа не пользуется кроватью, – сообщил Томлинсон. – Просто спит на полу. Первобытное безразличие к комфорту, как считаете?

– Возможно, – сказал Хендрикс, разминая затекшую шею. – А как спал Ирик?

– Не знаю, – ответил Томлинсон. – Кажется, его проверял Карнье.

Хендрикс протер глаза и последовал за Томлинсоном по коридору. В пустой просторной комнате три человека крутились вокруг детектора лжи. Карнье надзирал за его настройкой.

– Вы еще не слышали? – спросил он у вошедших. – Ирик спал вниз головой, уцепившись хвостом за потолочный кронштейн. – Карнье просто светился от радости. – По-моему, наглядное свидетельство варварства.

Хендрикс оставил коллег спорить о том, какой способ сна для чего больше характерен, и отправился на поиски Дженкинса.

Антрополог читал записки, которые громоздились перед ним целой стопой. Рядом на маленькой горелке весело пыхтел кофейник.

– Надеюсь, от детектора лжи будет хоть какой-то прок, – сказал Дженкинс. – Но я сильно сомневаюсь. Наливайте себе кофе. Есть какие-нибудь идеи?

– Ни единой, – ответил Хендрикс. – Все еще пытаюсь проснуться.

– Проблема вот еще в чем, – продолжил Дженкинс. – Как можно судить о цивилизации в целом по единственному ее представителю? Можно ли, к примеру, так судить о человеческой расе? Прошу прощения, у меня, кажется, не осталось сахара.

– Я люблю без сахара, – сказал Хендрикс. – А у вас есть идеи?

– Ни одной толковой. Зато ООН уже теребит меня, требуя решения. Они совершенно исключают возможность ошибки.

– Я тоже, – ответил Хендрикс, чувствуя, как оживает после глотка дымящегося кофе.

– Хочу провести несколько тестов на эстетическое восприятие, – признался Дженкинс. – Может быть, удастся за что-нибудь зацепиться. – Он встал и взял со стола портфель. – Вы со мной?

Хендрикс одним глотком допил кофе и поспешил за Дженкинсом.

– Мне интересно ваше мнение о некоторых вещах, – обратился Дженкинс к Алмуроа намеренно повседневным тоном. Он открыл портфель и достал книгу.

– «Той ночью луна окрасилась в цвет крови, – прочитал он без выражения. – Бэт Мастерсон[2]2
  Уильям Барклай «Бэт» Мастерсон (24 ноября 1856 – 25 октября 1921) – легендарный американский ганфайтер времен Дикого Запада, страж закона, скаут армии, игрок в покер, охотник на бизонов, позже – спортивный журналист.


[Закрыть], звеня шпорами, шагал прямиком к салуну Келлера. Его пальцы слегка касались черных рукоятей револьверов. Оттолкнув с пути двух бездельников, он подошел к двери бара».

– Очень мило, – сказал Алмуроа, всматриваясь в лицо Дженкинса. Переведя взгляд на Хендрикса, добавил: – Действительно очень мило.

– А вот это? – Дженкинс достал из портфеля другую книгу и тем же невыразительным голосом прочитал сонет Шекспира.

– Тоже очень мило, – сказал Алмуроа, переводя взгляд с одного лица на другое. – Вижу, вы культурные люди.

– А что вам понравилось больше?

– Ну, трудно сказать. – Алмуроа ненадолго задумался. – В первом отрывке, я бы сказал, больше динамики, зато второй, безусловно, более ритмичен. Мне понравились оба.

– А как насчет этого? – Дженкинс показал роскошную репродукцию Моны Лизы.

– Очень красиво, – осторожно сказал Алмуроа.

– А это? – Дженкинс поднял вверх картинку, неумело нарисованную цветными карандашами.

– Какие красивые цвета…

Из музыки Алмуроа понравился Бах, китайский народный хор, Коул Портер и короткая немелодичная частушка, которую Хендрикс сочинил экспромтом.

– Вообще-то, я не силен в искусстве, – напомнил людям Алмуроа. – Я прежде всего солдат.

Выйдя из комнаты, Хендрикс посмотрел на Дженкинса и пожал плечами:

– Похоже, он понятия не имеет о критическом мышлении. – Хендрикс почувствовал, что чаша весов склоняется в пользу другого пришельца.

– Все же не забывайте, – предупредил Дженкинс, – что мы оцениваем искусство с позиции наших эстетических представлений. У него они могут быть совсем иными. Возможно, у него вообще нет основы, на которую он мог бы опереться, чтобы формировать суждения. Предпочтения людей, их реакция на объект искусства, степень их интереса, способность критиковать – все это зависит от нервной системы, окружения и ряда других факторов, не поддающихся учету.

Хендрикс неуверенно кивнул:

– Но от представителя цивилизации Малиг как-то ждешь более определенных суждений.

– Может, с Ириком нам повезет больше, – сказал Дженкинс.

Ирик заявил, что сонет Шекспира – бессмыслица. Отрывок про ковбоя – бред. Мона Лиза безобразна, карандашный рисунок немногим лучше. Бах, китайский хор, Коул Портер и экспромт Хендрикса – все звучало для его ушей как бессвязный шум.

– Вот познакомитесь поближе с цивилизацией Орджд, тогда поймете, что такое настоящее искусство, – заключил Ирик и поскреб хвостом лоб.

– Разумеется, – добавил он, – не следует забывать, что я грубый, неотесанный солдат и по натуре своей склонен резко осуждать ваше искусство.

Что опять-таки ничего не доказывало.

– Беда в том, – заявил Дженкинс позже, – что отрицательный результат ничего не значит. Они оба могли выражать честное мнение. Нужны более убедительные доказательства.

– Может быть, остальные что-нибудь накопали, – предположил Хендрикс.

– Вечером соберем совещание и посмотрим.

На совещании было представлено огромное количество данных, некоторые из них были не в пользу Алмуроа, другие – не в пользу Ирика. Но ничего такого, что позволило бы сделать окончательный вывод.

– Камень преткновения – отсутствие абсолютной шкалы, по которой мы могли бы оценивать «варварство» и «цивилизованность», – сказал Дженкинс. – У нас нет четких шаблонов, нет образцов стопроцентного варвара или стопроцентно цивилизованного существа.

– Но у нас есть собственные стандарты, – возразил Томлинсон. – Можно экстраполировать их…

– И они все равно останутся нашими, – сказал Дженкинс. – Настоящая цивилизация может иметь стандарты, совершенно непостижимые с нашей точки зрения.

– С этим не поспоришь, – согласился Карнье. – Но какой-то критерий все равно нужен.

– Знаю, – вздохнул Дженкинс. – Вот только какой? Предположим, мы докажем, используя наши стандарты, что некий индивидуум цивилизован. А вот по его стандартам наше решение будет ошибочным.

– Хорошо бы придумать какой-нибудь тест, простой и надежный, – мечтательно произнес Хендрикс.

– А вот на это не рассчитывайте, – сказал Дженкинс. – Ваша фантазия беспочвенна. Полагаю, большинство из вас ожидает обнаружить нечто такое, что сразу же все расставит по своим местам. Скажем, один из инопланетян допустит простую, но показательную ошибку, которая сейчас же его разоблачит. В жизни, господа, так не бывает…

Хендрикс подавил улыбку. Именно на это он и рассчитывал.

– Беда теории «показательной ошибки» состоит в том, – продолжал Дженкинс, – что мы можем осудить целую расу из-за отсутствия ораторского мастерства у одного из ее представителей.

– И что теперь? – спросил Томлинсон.

Дженкинс пожал плечами.

– Мы размножили результаты всех тестов, – сказал он. – Пожалуйста, ознакомьтесь, подумайте и постарайтесь прийти к какому-нибудь заключению. Завтра в полдень мы примем решение.

Хендрикс помассировал ноющую шею. На все про все – менее пятнадцати часов: ночь и половина дня, после чего Земле предстоит сделать ставку.

– Вы вольны проводить любые тесты, какие захотите, – добавил Дженкинс. – Желаю удачи.

Хендрикс посмотрел на часы: девять вечера.

С распечатанными результатами под мышкой Хендрикс отыскал пустой кабинет и погрузился в чтение.

Первой шла биология. Согласно отчету, Алмуроа демонстрировал признаки более развитого существа. Его нервная система была похожа на человеческую. В то же время отсутствовал аппендикс. Был упрощенный пищеварительный тракт. Плюс ко всему – дополнительное сердце.

Тем не менее, отметили биологи, Алмуроа – существо плотоядное и приспособленное к ночному образу жизни.

И где здесь признаки цивилизованности?

У Ирика были большие когти, бронированная кожа, хватательный хвост, антенны. Несмотря на его принадлежность к двуногим, биологи сомневались в его родстве с человеком. Из-за нехватки данных они не могли предположить, каково истинное происхождение инопланетянина, но указали на его рептилоидную внешность.