Текст книги "Все рассказы и повести Роберта Шекли в одной книге"

Автор книги: Роберт Шекли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 231 (всего у книги 232 страниц)

– Расскажи нам об Орфее, Эвридика.

– Он композитор и музыкант. Только не спрашивайте меня, что он делает. Лежит себе и сочиняет песенки.

Для Эвридики песни Орфея – ничто. Пустое занятие, которому он предается вместо того, чтобы приготовить сыр или сделать еще что-нибудь полезное и накормить семью.

И вот они ведут ее вниз по тропе, и чем дальше, тем темнее становится вокруг.

– Это не Флорида! – восклицает Эвридика.

– Нет, – отвечают ей похитители. – Мы вас обманули. Извините нас, леди. Так вот и рушатся надежды.

– Но где же я? – спрашивает Эвридика.

– В царстве мертвых.

Эвридика оглядывается.

– Фу, как здесь грязно!

Они лишь пожимают плечами.

– Мы же мертвые! Что мы, по-твоему, можем сделать?

– Вы ведь еще в состоянии удержать метлу, верно?

И Эвридика подала им пример. Она нашла метлу. Ту самую, на которой обычно летала Геката. Мысленно управляя этой метлой, Эвридика вымела все кучи сажи и даже подмела под Немезидой – а этого до нее не осмеливался сделать никто.

Там она и осталась, вдали от Флориды, вдали от Греции, вдали от всего мира, мертвая, в царстве мертвых.

Ее ничуть не удивило, что она стала мертвой, не заметив этого. Пусть подобными вопросами занимаются философы, а Эвридика совсем не философ. Она знает только, что мертва, а значит, нарушены ее гражданские права.

Да, а еще Сизиф и Тантал, со всеми их бедами. Мало им было неприятностей при жизни, так понадобилось еще, чтобы кто-то придумал миф об их муках, и теперь каждый в какой-то степени страдает от сизифонии и тантализации. И то и другое – проблемы современной жизни. Мы говорим о грубых предвестниках гамлетовского «Умереть, уснуть». Мы говорим об Эдипе и ему подобных. Мы говорим о начале нашего Западного Образа Жизни. О путешествии героя со всеми его превратностями. Но главным образом мы говорим о превосходстве собственной личности: «Теперь я вижу, как превзойти себя. Так говорил Заратустра». Мы говорим о Талосе,[104]104
  Талос – медный великан, подаренный Зевсом Миносу для охраны Крита.


[Закрыть] первом в мире роботе с единственной замкнутой жилой, разносящей кровь по всему его телу. О нервничающих богах, которые вглядываются во мрак сомнительного будущего и видят, что кончится все очень скверно. Мы говорим о реальных вещах, о безумии, которое наложил на нас античный характер. Потому что они так ужасны, эти белые античные города, с их священными правителями и полным отсутствием телевидения. Мы говорим о беспорядке, царившем на земле до наших дней, с их удобствами, с их грубостями и остротами, без которых жизнь была бы невыносима. Нет больше плавных переходов Одиссеева красноречия – мы слышим вокруг лишь односложное хрюканье, визг и ругань. И если конец готов у нас еще до того, как появилось начало, мы старательно отпихиваем его. «Уходите, уходите, дорогой мистер Конец, мы пока еще здесь, в начале». Но старина Конец тоже кое-что знает. Ладно, ладно, детишки, бормочет он, не моя вина, что дар слова был отдан в мое распоряжение, что тем самым я могу нынче, когда пир еще в самом разгаре, заставить вас остановиться с куриной ножкой, застывшей у самых губ, и рассуждать о смерти и склепе. А в склепе холодно и сыро. Там ходят женщины в черном с пурпурными губами, и пришли они туда вовсе не для того, чтобы постирать, как Эвридика, и так оно и идет, все эти разговоры и веселье.

Ну, вы представляете, что мы чувствуем, когда слышим такое. И мы просим объяснить все по порядку.

– Давайте мы разберемся, раз уж вы не можете, – говорим мы. – Не может быть, чтобы нельзя было разобраться. Забудем о вампирах и прочей нечисти. Классика о них умалчивает, а значит, они нам не нужны. Можно найти способ вернуться туда, где светло и просторно, где бродят антилопа и псевдолопа, а квазилопа пасется в зарослях дурмана, и вдруг все искажается, и мы снова в салуне, который попал сюда, вероятно, прямо из ада, и бармен смотрит на нас и спрашивает: «Что будешь пить, странник?» И тогда мы понимаем, что убежать невозможно, что все кругом – лишь бесконечная цепь салунов, а внутри них темнота и запустение, и так нам не хочется снова там оказаться, что мы изо всех сил представляем себе, будто таких мест вообще не существует, надеясь таким образом от них избавиться. Но тщетны надежды! Ведь не сказать, каковы в данное время законы природы, однако всегда понятно, что сработает, а что нет.

Ксолотль

Когда жрецы сожгли его тело на погребальном костре неподалеку от Вера-Круса, дух Кецалькоатля перышком поднялся вверх вместе с дымом, переместившись наконец в царство уединения и удовлетворенности, расположенное над миром людей.

Время здесь проходило незаметно, никаких различий не существовало, и само «я» забывалось.

Потом, несколько секунд или столетий спустя, он услышал голос:

– Кецалькоатль, ты меня слышишь?

Пауза, затем:

– Ты меня слушаешь, Кецалькоатль?

Странно было слышать голос – не свой, а какого-то другого существа. Он успел позабыть, что, кроме него, существуют и другие.

– Кто зовет Кецалькоатля? – спросил он.

– Я, Тескатлипока. Твой брат и такой же бог, как и ты.

– Зачем ты отрываешь меня от глубоких размышлений?

– Хочу тебе кое-что показать.

– Меня ничто не интересует. Я и так вполне удовлетворен.

– Но позволь мне по крайней мере рассказать тебе, что это такое.

– Если настаиваешь, то расскажи. А потом уходи.

– Я хочу показать тебе твое собственное тело, – сказал Тескатлипока.

– Мое тело? – изумился Кецалькоатль. – Разве я могу иметь тело? И что это такое?

Тескатлипока раскрыл ладонь. Ее внутренняя поверхность оказалась зеркалом из дымчатого черного стекла. Кецалькоатль посмотрел в зеркало. Его чернота сменилась матовой белизной, потом прозрачностью, и Кецалькоатль увидел обнаженное мужское тело, неподвижно лежащее с закрытыми глазами.

– Кто это? – спросил Кецалькоатль.

– Это ты!

– Не может быть! – не поверил Кецалькоатль. – Ведь эта штука мертва!

– Тебе достаточно войти в него, и тело оживет.

– Мне от него ничего не нужно, – сказал Кецалькоатль. Но что-то в лежащей фигуре всколыхнуло его и подстегнуло любопытство. Он снова взглянул на тело – сперва презрительно, потом с любопытством.

И мгновение спустя очутился внутри. На него немедленно обрушились ощущения. Уши слышали звуки, кожа чувствовала прикосновения. И это оказалось больно! Кецалькоатль тут же рванулся наружу, подальше от тяжелого, чувственного, скованного желаниями тела – обратно в царство чистой удовлетворенности.

Но он уже увяз. Капкан мертвого тела захлопнулся. И оно перестало быть мертвым. Он очутился в ловушке тела. Воистину он стал телом.

Ацтек Ксолотль открыл глаза.

Он увидел склонившуюся над ним женщину – старуху с сумасшедшинкой в глазах.

– Добро пожаловать в ад, – сказала она.

Ксолотль застонал и попытался вспомнить сон, но тот быстро улетучивался из памяти.

– А где же Миктлан? – спросил он.

– Что такое Миктлан?

– Подземный мир моего народа, ацтеков. Место, куда мы попадаем после смерти.

– Никогда о нем не слыхала. Иногда Министерство возрождения ошибается. Но ты не волнуйся – где-то здесь наверняка отыщется и ацтекский ад.

– А это что за место?

– Это Новый Ад. Добро пожаловать в чудесный мир вечного проклятия. – Она хихикнула.

– И что теперь? – спросил Ксолотль.

– Оставайся на Лифте, – велела старуха. – На тебя хочет взглянуть сам Босс.

– Кто это такой? – спросил Сатана.

– Его имя Ксолотль, – объявил демон-мажордом, стоявший у входа в просторное помещение с обитыми ореховыми панелями стенами, где Сатана и его друзья беседовали со вновь оживленными духами.

– Как, говоришь, его зовут? – переспросил Сатана.

– Его имя начинается на «к», – пояснил демон, – но произносится, начиная с мягкого «ш». Он ацтек, и ему полагается находиться в другом аду. Должно быть, отдел по сортировке мертвых душ лопухнулся.

– Чем ты занимался, когда был жив? – поинтересовался Сатана.

Ксолотль взглянул на Сатану и вздрогнул, потому что тот напомнил ему большую статую Тескатлипоки, стоявшую на главной площади Теночтитлана до того, как Кортес со своими испанцами разрушил город. Тескатлипока считался богом войны и беспорядка, жертв и возмездия, набожности и нищеты. Он был амбициозным и жутковатым божеством, а Ксолотль – одним из его жрецов.

– Я был жрецом, волшебником и пророком, – ответил он. Ксолотль был невысок, с бочкообразной грудью и жилистыми тонкими ногами. Длинные черные волосы спадали до лопаток, он был одет в плащ и набедренную повязку из оленьей кожи – не в настоящие, разумеется, а в то, что Центральная адская костюмерная сумела подобрать в качестве имитации одеяний мексиканского индейца.

– Добро пожаловать в ад, – пробасил Сатана с порочной уверенностью. – У нас здесь множество всевозможных священников. Будь как дома. У тебя нет для нас какого-нибудь забавного пророчества?

– Пока еще нет, господин. Я только что появился здесь.

– Если я предоставлю тебе в Новом Аду свободу, что ты сделаешь?

– Честно говоря, господин, пока не знаю. Возможно, я увижу свое предназначение в пророческом сне. А если нет, то стану искать место слияния девяти рек. Там начинается Миктлан, загробный мир ацтеков.

– А что в твоем Миктлане есть такого, чего нет здесь? – полюбопытствовал Сатана.

– Ничто, – ответствовал Ксолотль. – А я как раз и ищу ничто. Миктлан, господин, есть ад пустоты. И спокойствия.

Сатана рассмеялся:

– Тогда иди и ищи свой Миктлан.

Покинув здание адского Управления, Ксолотль зашагал по улицам Нуэво. Добравшись до пригорода, он направился на север, в направлении моря Чистилища. На север он пошел потому, что в древних знаниях Кецалькоатля говорилось, что именно там расположено место слияния девяти рек.

Четыре дня ходьбы и бега привели его в окрестности Нью-Кейптауна. Расположенный неподалеку от города лагерь огромной армии он обнаружил по запаху задолго до того, как увидел его или услышал. Он дождался темноты, осторожно подкрался к линии пикетов, украл коня и незамеченным скрылся.

Сев на коня, он продолжил путешествие на север, окруженный монотонным ландшафтом из кривых деревьев и холмов ржавеющего вооружения. За полем боя отыскалась дорога, прямая, словно смерть, и по ней Ксолотль поднялся на пустынное пространство, продуваемое всеми ветрами плато.

Задремав в седле, он увидел во сне Кецалькоатля, лежащего в каменном гробу. Бог открыл глаза и сказал:

– Ксолотль, брат мой, иди со мной, и мы навсегда исчезнем в царстве мира и покоя.

– Не могу! – воскликнул Ксолотль. – Я заперт в этом теле. Можешь ли ты помочь мне?

Кецалькоатль скорбно улыбнулся, покачал головой и исчез. Затем к Ксолотлю подошел Тескатлипока:

– Теперь, когда ты обладаешь телом, Ксолотль, у меня для тебя есть кое-что приятное.

И вновь Тескатлипока показал ему зеркальную ладонь. В ее туманных глубинах Ксолотль увидел восхитительную темноволосую женщину в плиссированном одеянии из небеленого льняного полотна. Казалось, она кого-то ищет.

Ксолотль проснулся и понял, что видел вещий сон. Поэтому он не удивился, увидев на очередном перекрестке дорог поджидающую его темноволосую женщину.

– Приветствую тебя, Кассандра, – сказал Ксолотль.

– Привет, Ксолотль, – отозвалась Кассандра. – Надеюсь, ты не будешь возражать, если я стану звать тебя Джо. У меня всегда язык не поворачивался выговаривать всякие там «кс».

– Возражать я не стану. Но откуда тебе известно мое имя?

– Из сна. Да и ты, наверное, мое имя узнал во сне. Вещие сны куда удобнее службы знакомств, верно? Ты мексиканец?

– Ацтек. Ты очень красивая, но слишком много говоришь.

– Ничего себе! – возмутилась Кассандра. – Я лишь старалась вести себя по-соседски. Приветствовала, так сказать, нового соседа-пророка. Но если тебе это не нравится…

Она повернулась и быстро зашагала по одной из дорог, что тянулась вдаль, исчезая за расплывчатой линией плоского горизонта.

– Кончай глупить, – бросил ей вдогонку Ксолотль. – Ты ведь пророчица и прекрасно знаешь, что тебе суждено сидеть на коне за моей спиной.

– Верно, – ледяным тоном отозвалась Кассандра и остановилась. – Но в предсказании не указано, когда это произойдет. Так что поищи меня опять примерно через миллион лет, ладно?

– Ну хорошо, – сдался Ксолотль. – Извини.

– Я и в самом деле много болтала, – признала Кассандра. – Но лишь потому, что нервничала перед встречей с ацтекским жрецом, с которым меня связала судьба. – Она легко забралась в седло позади Ксолотля. – Куда мы едем?

– Зачем спрашиваешь? Наверняка ты знаешь это из предсказания.

– Не могут же предсказания всякий раз оказываться идеально точными. А сейчас наше будущее я вижу несколько расплывчато.

– И я тоже, – признал Ксолотль.

Некоторое время они ехали молча.

– Прелестная получается картинка, – сказала наконец Кассандра. – Два предсказателя на одном коне, и никто из двоих не знает, куда они едут.

Ксолотль промолчал.

– И один из них – предсказатель, которому не хватает пророческой силы, чтобы раздобыть второго коня.

– Сама должна была предвидеть, что тебе потребуется лошадь, – ответил Ксолотль.

– Я полагалась на тебя. И никогда не заявляла, что способна обеспечить себя сама. Я все-таки женщина из древнего мира.

Некоторое время они опять ехали молча.

– Я ведь из Трои, сам знаешь.

– М-м-м-м, – отозвался Ксолотль.

– Когда-то в древности я была членом царской семьи. Мой отец Приам был последним царем Трои.

– Помолчи, пожалуйста, – сказал Ксолотль. – Я пытаюсь думать.

И они снова некоторое время ехали молча.

– Я была обручена с богом.

– Ты? – удивился Ксолотль.

– Я. Его звали Аполлон. Знаменитый и красивый бог. Он по мне с ума сходил. Послушал бы ты, что он мне говорил. Мне это по-настоящему льстило, потому что Аполлон мог обладать любой богиней, какую только пожелал бы, и все же он выбрал меня, простую смертную принцессу. Правда, изумительно красивую.

– И ты с ним переспала.

– Нет, я ему отказала.

– И тогда он тебя убил.

– Нет, Джо! Греческие боги так не поступали.

– Он что, отрезал тебе губы и нос?

– Конечно, нет! Так поступают только варвары! Видишь ли, он вдохнул в меня дар пророчества. Так вот, когда я ему отказала, он не стал лишать меня этого дара, но прибавил дополнительное условие.

– Какое же?

– Он сказал, что, хотя все мои пророчества сбудутся, никто не станет к ним прислушиваться, пока не станет слишком поздно.

– Гм, весьма неудобно, – заметил Ксолотль. – Тебе следовало бы переспать с ним именно тогда и попытаться отговорить.

– Я так и поступила… в том смысле, что предложила ему себя. Но к тому времени я его перестала интересовать. Знаешь, что он мне сказал?

– Нет.

– Он сказал: «Я увижу тебя в аду раньше, чем лягу с тобой, Кассандра». Да еще таким грубым тоном. А я просто старалась ему понравиться.

Ксолотль промолчал.

– Или же… как по-твоему, может, он так назначил мне свидание? Тебе не кажется, что он намеревается отыскать меня здесь, в аду?

– Сомневаюсь, Кассандра. А теперь слушай внимательно. Я хочу тебе кое-что сказать.

– Да, Джо, я слушаю.

Ксолотль остановил коня и обернулся. Его плоское бронзовое лицо с крючковатым орлиным носом, черными глазами и тонкими губами оказалось в нескольких дюймах от лица Кассандры. Она уловила его запах – мескит, древесный уголь, пот, текила, убийство.

– Если ты еще раз посмеешь чесать языком, – сказал Ксолотль, – я тебя побью.

– О! – выдохнула Кассандра, широко раскрыв глаза. – Но ты не имеешь права так поступать!

– Понимаю. Но предсказываю, что не смогу сдержаться.

Они устроились на ночь в самом сердце пустыни возле кактуса сагунто. Поднялась луна, слышался крик ястреба, парящего на крыльях ночных ветров и высматривающего робких кроликов в тенистом лабиринте зарослей мескита и полыни. Ксолотль долго сидел, уставясь на пламя костра. Кассандра заскучала и легла спать. Наконец заснул и Ксолотль. Ему приснились пляшущие языки пламени.

Затем из пламени шагнул Тескатлипока – высокий и ужасный, в головном уборе из драгоценных камней и перьев.

– Слушай мое пророчество, о жрец ацтеков.

– Слушаю, о господин, – ответил Ксолотль.

– Да что с тобой? – спросила утром Кассандра. – Ты такой нервный и беспокойный.

– Я видел сон.

– А! Вещий сон!

– Со мной говорил Тескатлипока.

– Вот здорово!

– Да что хорошего? Все очень сложно.

– В чем дело-то? Бог предсказывает, ты пророчествуешь людям. Куда уж проще?

– До того как я начал служить Тескатлипоке, я был жрецом Кецалькоатля. Конечно, у нас, ацтеков, немало богов, но эти два самые важные. Кецалькоатль – бог науки, цивилизации, искусств, милосердия, раскаяния и духовного благородства. А Тескатлипока – бог смятения и войны. Его отличительный знак – темное дымчатое зеркало.

– Но сперва ты служил Кецалькоатлю?

– Да.

– Почему же ты сменил бога?

– Потому что Тескатлипока победил Кецалькоатля и изгнал его.

– Не вижу никаких проблем. Что тебе сказал Тескатлипока?

Ксолотль набрал полную грудь воздуха и медленно его выдохнул.

– Он сказал мне, Кассандра, что весь космос, включая Землю и все, что ее окружает, как духовное, так и материальное, а также включая ад, где мы с тобой находимся, будут уничтожены пламенем.

– Да ты шутишь, – не поверила Кассандра.

– Но так он сказал.

– И когда это произойдет?

– Примерно через месяц плюс или минус пару дней.

– Ксолотль, но это ужасно! Ты можешь что-либо сделать?

– Ничего, Кассандра.

– Но есть хоть что-нибудь, способное нам помочь?

– Да, есть возможность спасти космос. Но никто мне не поверит, когда я скажу, что для этого потребуется.

– И что для этого потребуется?

– Кровавые жертвоприношения.

– Людей или животных?

– Жертвы должны быть человеческими, иначе можешь обо всем позабыть. Вселенная погибнет, а вслед за ней даже история истории.

– Тут неподалеку живет Юлий Цезарь. Может быть, он даст нам несколько пленных для жертвоприношений. Можно еще спросить и Че Гевару, хотя он, кажется, не очень-то верующий человек.

– Нескольких не хватит. Вспомни, ведь мы говорим обо всем космосе. Потребуется очень много теплых тел, Кассандра. Десятки, а то и сотни тысяч.

– Почему так много? – удивилась Кассандра. – Мы, греки, тоже приносили в жертву людей, но лишь несколько в год, потому что старались соблюсти меру во всем.

– Замечательно, но долг накопился такой огромный, что умеренными мерами не обойдешься. Мы, ацтеки, поддерживали существование космоса, принося ежегодно тысячи жертв. Не очень-то приятно убивать людей, но кому-то надо было это делать. Не наша вина в том, что богам требуется много крови. Потом нас завоевали испанцы и запретили древние кровавые жертвоприношения. Конечно, с тех пор убили множество людей, но все эти убийства не имели религиозного значения. Так что кровавый долг богам все время накапливался. Но кто мне поверит, когда я это скажу?

Кассандра смотрела на него сияющими глазами.

– Я верю тебе, Джо. И другие тоже поверят.

– Сомневаюсь. Начни разговаривать с европейцем о человеческих жертвоприношениях, и он поведет себя так, будто ты произнес нечто вульгарное, и попросту уйдет.

– Не все европейцы такие, Ксолотль. Есть среди них весьма необычные. Позволь мне отвести тебя к ним.

– Это будет нелегко, – заметил Ксолотль, потому что они находились посреди плоской пустыни, однообразие которой нарушалось лишь редкими группками кустов.

– Не так уж и трудно, – возразила Кассандра. – Сверни здесь налево.

Ксолотль повернул коня налево и направил его к городу, прежде скрытому за кустами.

– Человеческие жертвоприношения? – спросил Калигула. – Фу, какая рутина!

– Вы и в самом деле так думаете? – не поверил Ксолотль.

– Ты уж поверь мне, приятель!

– Вот видишь? – сказала Кассандра. – Я же говорила тебе, что кое-что понимаю в местных жителях.

Они находились на вилле Калигулы, расположенной в Восточному Аду в отделении для завистников. Император Август построил Калигуле эту виллу, чтобы он не шлялся по имперскому генеральному штабу и не раздражал всех безумным хихиканьем и неосуществимыми планами.

Вилла была снабжена новейшими цифровыми моделями телевизоров и видеомагнитофонов. Калигула смотрел старые фильмы и закатывал отвратительные оргии, на которые всем страстно хотелось получить приглашение. Правда, для самого Калигулы веселье частенько обрывалось на полпути, потому что гости его всякий раз убивали. Причина состояла вовсе не в том, что он вел себя чересчур вызывающе; просто Калигула принадлежал к тому типу людей, которые невыносимо раздражают остальных. Поэтому его и убивали, и ему всякий раз приходилось терпеть скучный процесс возрождения. Пребывание в состоянии между жизнью и смертью даже превратилось для него в нечто вроде поездки с работы и на работу.

Теперь Калигула был возбужден, потому что поиски человеческих жертв ради спасения космоса оказались как раз тем, чего он хотел, делом, которое он мог по-настоящему возглавить.

– Расскажи мне об этих жертвах, – попросил он Ксолотля. – Они действительно сильно корчатся, когда их убивают?

– Разумеется. Мы ведь вскрывали им грудную клетку и вырывали сердце, а это запускает немало рефлекторных движений. Чтобы удерживать их на жертвенном камне даже без сердца, требовались четверо сильных мужчин.

– А кому-нибудь из них удавалось вырваться уже без сердца? – спросил Калигула.

– Случалось и такое. Конечно, это нарушение обряда, но все же случалось. Тогда начиналась настоящая суматоха.

– Ах, как здорово! – воскликнул Калигула, аплодируя.

– Вы себя ведете как истинный знаток, – заметил Ксолотль.

– Спасибо, – поблагодарил Калигула. – Так ты говоришь, потребуется много жертв?

– Десятки, сотни тысяч. Возможно, около миллиона. На сей раз боги воистину разгневаны. Особенно Тескатлипока.

– О, насколько восхитительны его слова, – не удержался Калигула. – Кассандра, этот парень – то, что надо.

– Я знала, что он тебе понравится, – согласилась Кассандра.

– Тогда первым делом нужно устроить вечеринку, – заявил Калигула.

Вечеринка началась два дня спустя.

Ксолотль очаровал всех гостей. Когда он рассказывал о конце света, они внимательно его слушали и сочувственно кивали. Все вроде бы прекрасно осознали необходимость человеческих жертв.

– Надеюсь, все вы поможете нашему пророку по мере своих возможностей, – обратился к гостям Калигула. – От спасения космоса нельзя легкомысленно отмахиваться. Думаю, мы все с этим согласны.

Выслушав его, гости порылись по карманам и сделали взносы в «фонд священных жертв» – так они его упорно называли. Калигула собрал деньги в шлем центуриона и принес их Ксолотлю.

– Чуть больше двенадцати тысяч долларов, – сказал он, вручая жрецу пачки эрзац-денег Нового Ада. – Никогда не говори, что здесь живут бессердечные люди.

– И сколько человеческих жертв можно купить на эти деньги?

– Не знаю, какой сейчас курс на человеческие жертвы, – сказал Калигула. – Подожди минутку, позвоню своему брокеру.

Он несколько минут говорил по телефону, потом вернулся.

– Человеческие жертвы сейчас стоят 1123,4 доллара за голову, это текущая цена в валюте Нового Ада. Но брокер сказал, что если нам подойдут такие, кто не в состоянии передвигаться самостоятельно, то он может раздобыть две-три партии по 872,2 доллара за голову.

– И сколько жертв в каждой партии? – поинтересовался Ксолотль.

– Восемьдесят семь. Цена при условии доставки наложенным платежом.

– Больные не подойдут, – возразил Ксолотль. – Боги всегда требовали жертв в расцвете сил. И, как я уже говорил, для достойного начала нам их потребуется как минимум сто тысяч. Собранных денег совершенно недостаточно.

– Что ж, по крайней мере мы попытались, – сказал Калигула. – Это лишь начало. Не волнуйся, что-нибудь придумаем.

– Пойдем, – сказала Кассандра. – У меня есть другие друзья. Может быть, они смогут помочь.

Джон Пирпонт Морган проживал в самом большом поместье Восточного Ада. Он молча слушал, пока Ксолотль излагал ему проблему.

– Вот что я тебе скажу, – сказал Морган. – Может быть, ты и в самом деле первоклассный ацтекский пророк, но в деле привлечения инвесторов ты ничего не смыслишь.

– Инвесторы меня не интересуют, – возразил Ксолотль.

– Но тебе нужно множество жертв, чтобы предотвратить галактическую катастрофу, верно?

– Вообще-то катастрофа не галактическая, а космическая, но вы правы. Да.

– Ну, и как же ты намерен раздобыть свои жертвы?

– Ацтеки захватывали их во время войн.

– Но у тебя нет армии.

– Я попробовал их покупать, но они слишком дороги в нужных мне количествах. В добрые старые времена гражданские власти заботились об этом. Иногда, в удачные годы, у нас даже образовывался запас жертв на черный день.

– Что ж, – заметил Морган, – тогда было тогда, а сегодня есть сегодня.

– Верно, – согласился Ксолотль. – Но что мне сейчас-то делать?

– Я займусь твоей проблемой, – решил Морган. – Поговорю кое с кем, потом встречусь с тобой. Разумеется, я хочу внести свой вклад в сохранение космоса: так будет справедливо после всего, что космос сделал для меня, но десятки тысяч жертв… это очень много даже в аду.

Подавленный, Ксолотль вернулся в отель «Ад», где новые друзья сняли для него номер. Сейчас он спит и видит во сне, что он царь Нецалькойотль, облаченный в дорогие одежды и в короне из перьев попугая. Он шествует к огромному храму, по бокам от него телохранители, а ликующие горожане наблюдают за событием с импровизированных трибун. Настал день самого важного религиозного праздника в году, и беспрецедентное количество жертв уже доставлено со всех восьми уголков Анахуака.

Нецалькойотль входит в храм, сопровождаемый телохранителями. Внутри тихо, слышны лишь стоны рабов, связанных, как цыплята, и сложенных штабелями вдоль стены храма – все они будут принесены в жертву.

В дальнем конце храма на пьедестале стоит жертвенный камень, освещенный лучами солнца, проникающими сквозь отверстие в крыше. На нем уже разложена первая жертва, ее держат четверо жрецов.

Солдат вкладывает в руку Ксолотля старинный нож из черного обсидиана. Нецалькойотль взмахивает им, все смолкают.

– Довольно, забудьте об этом! – внезапно восклицает он. – Я повелеваю прекратить жертвоприношения. Сам Кецалькоатль сказал мне, что больше людей нельзя приносить в жертву! Начинается царство мира!

Рабы и пленники радостно кричат. И тут телохранители хватают Нецалькойотля и валят его на большой каменный диск.

– Да как вы посмели! – кричит Нецалькойотль, более разгневанный, чем испуганный.

– Так велели жрецы, – говорит один из солдат. – Они сказали, что, если не приносить кровавых жертв, мир погибнет.

– Жрецы ошибаются! – выкрикивает Нецалькойотль.

– До сих пор они были правы, – возражает солдат. Обсидиановый нож взлетает вверх и опускается.

Ксолотль просыпается весь дрожащий и мокрый от пота. Он понимает, как ему следует поступить.

Когда утром Кассандра пришла в отель, чтобы отвести Ксолотля на завтрак, она узнала, что тот ушел.

– Он выписался час назад, – сказал ей клерк. – Сказал, что его тошнит от всех, кто не принимает его всерьез, и от богов, что грызутся из-за того, что ему полагается сделать.

– И куда он пошел?

– Выйдя за дверь, он повернул налево, – ответил клерк. – Если он пойдет и дальше, никуда не сворачивая, то попадет в Пустоши Восточного Ада. Говорят, это весьма пустынный район, мисс.

– Только не для ацтека, – сказала Кассандра и торопливо вышла.

Почти неделю Кассандра ждала возвращения Ксолотля. Потом ей надоело ждать, и она взяла напрокат машину в «Моторизованных катастрофах» (модель «Плимут-ярость») и отправилась на поиски. Она ехала все время на север, зная, что для Ксолотля это любимое направление.

Наконец она добралась до хижины из просмоленного картона, стоящей на Пустоши между Восточным Адом и Вратами Вечных Мук. Ксолотль был пьян. Возле его руки стояла почти пустая бутылка «Зеленой молнии», одного из сортов патентованного адского пойла. Рядом лежала пятнистая гиена, положив голову на бедро Ксолотля.

– О Джо! – ахнула она. – Да ты пьян.

– Ты совершенно права, – рявкнул Ксолотль. – Я пьяный ацтекский пророк и собираюсь оставаться пьяным, пока космос не сгинет в пламени.

– А как же наши планы спасения мира?

– Я говорил с твоими капризными приятелями, Калигулой и Морганом. Одна трепотня и ни единой жертвы. Слабаки, вот кто они такие.

– Ты слишком суров в оценках, – не согласилась Кассандра. – В тебе нет веры. И ты сбежал раньше, чем они сумели развернуться по-настоящему.

– Я бедный старый пьяный ацтек, – захныкал Ксолотль.

– Возьми же себя в руки, – возмутилась Кассандра. – Я для того и приехала сюда, чтобы сообщить, что все устроено.

– О чем ты говоришь?

– Калигула и Морган не теряли времени даром, но большей частью успеха мы обязаны новому другу, замечательному человеку по имени П.Т. Барнум. Вставай, Джо. Все готово.

– Повтори-ка еще разок, – попросил Ксолотль.

– Первая мегапартия жертв уже готова к отправке.

– Я же говорил Калигуле, что одной партии недостаточно.

– Но это же мегапартия, милый.

– И насколько это много?

– Я удивлена тем, что ты не выучил этого в школе. Мегапартия равняется ровно ста восьмидесяти шести тысячам жертв.

Ксолотль встал. Опьянение слетело с него, словно пыльца с крыльев бабочки. Его лицо расплылось в улыбке, но тут же скривилось от боли.

– А сейчас что с тобой?

– Знаешь, мне кажется, что Кецалькоатль не хочет, чтобы я приносил людей в жертву.

– Но я думала, что ты служишь Тескатлипоке. Ведь он хочет, чтобы ты этим занимался, верно?

– Да, но…

– Тогда хватит сомневаться и давай за работу. Пошли, дорогой, жертвы уже ждут.

Город Восточный Ад был весь обклеен афишами, объявляющими о великом жертвоприношении. Кассы городского амфитеатра работали без передышки – никто не желал пропустить событие года. Зрители шли потоком через девять входов, а за ними наблюдал нахмуренный и нервничающий Ксолотль.

– Толпа-то большая, – сказал он, – но где же жертвы?

– Терпение, милый, – успокоила его Кассандра. – Это тоже часть гениального плана мистера Барнума. Видишь ли, когда все эти люди окажутся внутри, они быстро узнают, что на самом деле это представление с участием публики. У каждого из них появится шанс стать жертвой-добровольцем.

– Что ж, честно, – согласился Ксолотль. – Но если никто не захочет?

– Мы подумали и о таком. Некий мистер Форд помог решить эту проблему. Видишь наверху огромные захваты? Они будут хватать случайных зрителей и переносить прямо на установленный на сцене самый настоящий жертвенный камень. И тут в дело вступаешь ты, милый. И приносишь их в жертву.

– На словах неплохо, – согласился Ксолотль. – Но что, если все зрители запаникуют и бросятся к выходам?

– Все двери, разумеется, будут заперты. Освещение выключат, а на огромном экране – это идея одного из нас – появится успокаивающий лозунг.

– Какой же?

– «Никто не выйдет отсюда живым». Бессмертные слова Джима Моррисона. Разве тебе не нравится?

– Неплохо. Но…

Кассандра взяла его за руку и отвела за кулисы. Калигулу и нескольких его приятелей назначили временными ацтекскими жрецами, чтобы они могли помогать Ксолотлю. Первая жертва уже лежала на камне, привязанная ремнями. Зрители, которых набралось несколько десятков тысяч, и их число непрерывно увеличивалось, аплодировали.