Текст книги "Все рассказы и повести Роберта Шекли в одной книге"
Автор книги: Роберт Шекли
Жанры:
Научная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 221 (всего у книги 232 страниц)
– Да Бог с ним, – сердечно отозвался Артур. В конце концов, страховые агенты должны стоять друг за друга. – А ты тоже занимаешься пожарами и кражами?
– Я больше по несчастным случаям, – ответил страховой агент. – Но знаешь, я вот все думаю…
Внутри бутылки ярился, бушевал и сыпал ужасными проклятиями Нельзевул, а два страховых агента безмятежно обсуждали тонкости своей профессии.
Регулярность кормления
Треггис почувствовал облегчение: наконец-то! Владелец магазина направился к входной двери, чтобы встретить очередного покупателя. Треггису здорово действовал на нервы этот раболепно согнувшийся старик, который все время торчал у него за спиной, заглядывал сквозь очки на каждую страницу, которую он открывал, совал повсюду свой грязный узловатый палец и подобострастно вытирал пыль с полок несвежим носовым платком с пятнами от табака. А когда старик начинал предаваться воспоминаниям и тонким голоском рассказывал разные истории, Треггису просто сводило скулы от скуки.
Конечно, старик хотел угодить, но ведь во всем нужно знать меру. Треггис вежливо улыбался, надеясь, что рано или поздно звякнет колокольчик над входной дверью. И колокольчик звякнул…
Треггис поспешил в глубь магазина, надеясь, что противный старик не последует за ним. Он прошел мимо полки с несколькими десятками книг с греческими названиями. За ней была секция популярных изданий. Странная путаница имен и названий… Эдгар Райс Барроуз, Энтони Троллоп, теософские трактаты, поэмы Лонгфелло. Чем дальше он забирался, тем толще становился слой пыли на полках, тем реже в проходах попадались электрические лампочки без абажуров, тем выше становились кипы тронутых плесенью книг со скрученными уголками, напоминавшими собачьи уши.
Это был прелестный уголок, словно специально для него созданный, и Треггис удивлялся, что раньше сюда не забредал. Книжные магазины были его единственной страстью. Он проводил в них все свободное время, бродил по книгохранилищам и чувствовал себя счастливым.
Разумеется, его интересовали книги определенного толка.
…Стена, сложенная из книг, кончилась, и за нею оказались три коридора, расходившиеся под немыслимыми углами. Треггис выбрал средний, отметив про себя, что снаружи книгохранилище не казалось ему таким просторным. Дверь, которая вела в магазин, была едва заметна между двумя другими домами. Над входом висела вывеска, имитирующая старинную надпись от руки. Впрочем, с улицы эти старые книжные лавки подчас выглядели обманчиво: иногда они тянулись почти на полквартала.
В конце коридора оказалось еще два ответвления, набитых книгами. Выбрав то, которое вело налево, Треггис принялся читать названия, выхватывая их натренированным взглядом. Теперь он не спешил. При желании он мог остаться здесь на весь день, не говоря уже о ночи.
Одно название вдруг поразило его. Он уже прошел по инерции восемь или десять шагов, но вернулся.
Книга была небольшая, в черном переплете, на вид старая, но, скорее, неопределенного возраста. Это свойственно некоторым книгам. Края ее были потрепаны, и заглавие на обложке потускнело.
– Что же это такое? – чуть слышно пробормотал Треггис.
На обложке значилось:
«ГРИФОН – УХОД И КОРМЛЕНИЕ».
А ниже – более мелким шрифтом:
«Советы владельцу».
Треггис знал, что грифон – мифологическое чудовище, наполовину – лев, наполовину – орел.
– Ну, что же, – сказал сам себе Треггис. – Взглянем.
Он открыл книгу и начал просматривать содержание.
Главы носили следующие названия.
1. Виды грифонов.
2. Краткая история грифонологии.
3. Подвиды грифонов.
4. Пища для грифонов.
5. Создание для грифона естественной среды обитания.
6. Грифон во время линьки.
7. Грифон и…
Треггис закрыл книгу.
– Несомненно, – сказал он вслух, – это очень необычно.
Он принялся торопливо перелистывать книгу, выхватывая из текста случайные фразы. Вначале он подумал, что книга – своего рода мистификация, в которой были использованы естественно-научные источники. Таково было любимое развлечение в елизаветинские времена. Но в данном случае вряд ли. Книга была не такой уж старой. Кроме того, в манере письма не ощущалось напыщенности, синтаксическая структура не была должным образом сбалансирована, не хватало оригинальных антитез и так далее. Изложение мысли стройное, предложения краткие и доходчивые. Треггис перелистал еще несколько страниц и наткнулся на следующий абзац:
«Единственная пища грифонов – юные девственницы. Регулярность кормления – один раз в месяц, при этом нужно принимать во внимание…»
Треггис захлопнул книгу. Эти слова внезапно смутили его, породив бурный поток воспоминаний интимного свойства. Покраснев, он отогнал эти мысли и снова взглянул на полку в надежде найти еще что-нибудь в том же роде. Скажем, «Краткую историю сирен» или «Как правильно кормить Минотавра». Но на полке не оказалось ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего найденную книгу о грифоне. Ни на этой, ни на других.
– Нашли что-нибудь? – раздался голос у него за спиной.
Треггис вздрогнул, улыбнулся и протянул продавцу книгу в черной обложке.
– О да, – сказал старик, вытирая с нее пыль. – Это довольно редкая книга.
– В самом деле? – пробормотал Треггис.
– Грифоны, – задумчиво сказал старик, перелистывая книгу, – встречаются довольно редко. Это, в общем, необычная разновидность… животных, – закончил он, мгновение подумав. – С вас один доллар пятьдесят центов, сэр… За эту книгу.
Треггис покинул магазин, зажав свое приобретение под мышкой. Он отправился прямо домой. Не каждый день случается купить книгу под названием: «ГРИФОН – УХОД И КОРМЛЕНИЕ».
Комната, в которой обитал Треггис, смахивала на букинистический магазин. Та же теснота, такой же слой вездесущей пыли, тот же более или менее упорядоченный хаос названий, авторов и шрифтов. На этот раз Треггис даже не остановился, чтобы полюбоваться своими сокровищами. Он прошел мимо сборника «Сладострастные стихи». Бесцеремонно сбросил с кресла том под названием «Сексуальная психопатология». Уселся и принялся читать.
В черной книге содержалось многое из того, что имело прямое отношение к уходу за грифоном. В голове не укладывалось, что существо – наполовину лев, наполовину орел – могло быть таким чувствительным. Подробно говорилось о том, какую пищу предпочитает грифон… Чтение книги о грифоне доставляло такое же удовольствие, как и лекции небезызвестного Хэвлока Элиса о сексе, которыми прежде увлекался Треггис.
В приложении содержались подробные указания относительно того, как попасть в зоопарк. Указания эти, мягко выражаясь, были уникальными…
Было далеко за полночь, когда Треггис закрыл книгу. Сколько же необычной информации заключалось в ней!
Из головы Треггиса не выходила одна фраза:
«Единственная пища грифонов – юные девственницы».
Она почему-то беспокоила Треггиса. В этом была какая-то несправедливость…
Некоторое время спустя он снова раскрыл книгу в том месте, где были «Указания: как попасть в зоопарк». Содержавшаяся в них информация была, несомненно, странной. Но не слишком сложной. Все это не требовало излишнего физического напряжения. Там было напечатано всего несколько слов, точнее, наставлений. Треггис вдруг понял, сколь унизительна была для него работа в качестве банковского служащего. Бессмысленная трата восьми полноценных часов в день независимо от того, как это воспринимать. Намного интереснее быть человеком, отвечающим за содержание грифона. Использовать специальные мази в период линьки, отвечать на вопросы по грифонологии. Быть ответственным за кормление.
«Единственная пища… Да, да, да, – торопливо бормотал Треггис, прохаживаясь по своей узкой комнате. – Ерунда, конечно, мистификация, но, может быть, попробовать? Ради шутки!»
И он глухо рассмеялся.
Не было ни ослепительной вспышки, ни удара грома, но тем не менее какая-то сила мгновенно перенесла Треггиса в нужное место. От неожиданности он зашатался, но через секунду обрел равновесие и открыл глаза.
Ярко светило солнце. Оглядевшись по сторонам, Треггис убедился, что кто-то хорошенько потрудился, чтобы создать «естественную среду обитания для грифона».
Треггис двинулся вперед, стараясь сохранять самообладание, несмотря на дрожь в коленях и противное ощущение в желудке. И вдруг увидел грифона.
В то же мгновение грифон заметил его.
Вначале неторопливо, затем все быстрее грифон начал к нему приближаться. Раскрылись огромные орлиные крылья, обнажились когти – и грифон плавно ринулся вперед.
Треггис инстинктивно рванулся в сторону. Огромный, отливающий на солнце золотом грифон обрушился на него.
Треггис в отчаянии закричал:
– Нет, нет! Единственная пища грифонов – юные…
И издал вопль, сообразив, что очутился в когтях грифона.
Привет из преисподней
Мой покойный шурин Говард явился мне во сне и сказал:
– Привет, Том! Давненько не виделись. Я по тебе скучал, дружище. Как ты тут?
Я и мертвому доверял ему не больше, чем живому. Он всегда был против нас с Трейси. Мы с ним познакомились, когда Трейси впервые привела меня к себе домой и представила родным, рассказав, что встретились мы на писательском семинаре в университете Нью-Йорка. Родители ее явно особого восторга при виде меня не испытали, а Говард прореагировал не просто холодно: в его ледяном взгляде совершенно ясно чувствовалось презрение и полное нежелание того, чтобы какой-то нищий писателишка стал мужем его единственной и обожаемой сестренки.
Впрочем, к черту все это! Мы с Трейси все равно поженились и сняли маленькую квартирку в Кокосовой Роще. Доказательств у меня нет, но я совершенно уверен, что через некоторое время Говарду удалось подкупить полицейских; он сказал им, что на самом-то деле я наркоделец, маскирующийся под представителя богемы, и в один прекрасный день они влетели к нам в квартиру и наставили на меня револьверы, явно ожидая, что я начну стрелять первым. Они, видно, рассчитывали найти у меня в туалете или под кроватью подпольную лабораторию по производству чистейшего кокаина из макарон. Самое смешное – они ожидали подобных достижений от меня, который в колледже провалился на экзамене по основам естественных наук и для которого понятие «химическая реакция» ограничивалось бросанием таблетки «Алка-зельцер» в стакан с водой!
Они, разумеется, ничего не нашли, а пол-унции весьма посредственной травки, спрятанной под носками в ящике, в конце концов сочли недостаточной уликой. Но все же этот инцидент внес в наши с Говардом отношения некоторую настороженность.
Многие люди вступают в брак, не получив одобрения со стороны ближайших родственников. Так было и у нас. Но мы с Трейси считали, что Говард через какое-то время остынет и все встанет на свои места.
В тот год я опубликовал уже пятый свой рассказ и подписал наконец первый контракт на издание романа, хотя Говард повсюду распространял слухи, какой я бессовестный и бесталанный плагиатор, за которого абсолютно все пишет Трейси.
Волны ненависти, постоянно исходившие даже от его оштукатуренного домика в Корал Гейблз, проникли и в нашу квартирку. Отношения у нас с Трейси понемногу стали портиться. Я не хочу сказать, что это происходило исключительно по его вине, и все же он улучшению наших отношений явно не способствовал.
Потом у Трейси был какой-то нервный срыв, и в итоге она меня оставила, уехала в Хьюстон и некоторое время жила там с одной из своих подруг. Потом развелась со мной и вышла замуж за другого. В это время я как раз заканчивал свой второй роман. Я абсолютно уверен, что Говард дал взятку кому-то в «Майами Геральд», и там о моей новой книге напечатали самую гнусную рецензию в истории южной Флориды.
Разумеется, в свете всех этих событий я, как вы понимаете, не слишком расстраивался, когда два года спустя ржавый двухместный «Бьюик-73», за рулем которого сидел пьяный инструктор по подводному плаванию, вылетел с пронзительным визгом на тротуар Приморского бульвара – передняя решетка машины при этом напоминала разверстую пасть хищника, преследующего жертву, – и буквально размазал Говарда по чугунной ограде Южного пляжа.
Нехорошо, конечно, радоваться гибели бывшего родственника, но я радовался. Мне такой прекрасный финал и в голову не приходил! Я даже пожалел, что сам не подумал о такой возможности раньше. Должен признаться: присутствие на похоронах Говарда стало для меня лучшим праздником. Гордиться тут, разумеется, нечем (я и не горжусь), но так уж получилось. Он вечно старался меня унизить, и любить мне его было не за что. Честно говоря, я от души был рад, когда он умер. Но сейчас мне стало интересно, откуда это он явился, запросто проникнув в мой сон?
– Послушай, Говард, – сказал я, – скажи на милость, какого черта тебе надо в моем личном сне?
– Вот смешно, что ты черта поминаешь! – откликнулся Говард и, как всегда, нервно хихикнул. – Я ведь у него и живу. В аду.
– Ну, вообще-то я в этом и не сомневался, – заметил я.
– Ладно, Том, не злись, – сказал Говард с легким раздражением. – Я в аду вовсе не потому, что был так уж плох. Сюда попадают ВСЕ – абсолютно все, кого я когда-либо знал, и большая часть тех, о ком я всего лишь слышал. То есть именно сюда отправляются люди после смерти. И никто здесь это место «адом» не считает! Я употребил это слово только потому, что у нас тут улыбаться не принято. Хотя в целом здесь совсем не так плохо. А наш… управляющий – он просил называть его просто «мистер Смит», но мне кажется, это сам Сатана и есть, – парень вроде бы неплохой и даже весьма образованный.
– Я, например, всегда считал, что дьявол должен быть похож на бизнесмена, – сказал я. – Или на ученого.
– Ну вот ты опять шутишь, Том, – упрекнул меня Говард, – а между прочим, наш «мистер Смит» – критик-искусствовед, специалист по современной культуре.
– Это он вам сказал?
– Видишь ли, только этим я могу объяснить, почему все лучшие рабочие места здесь заняты артистами, писателями, скульпторами, музыкантами, художниками, танцорами… Им и квартиры лучшие достаются, и новые машины…
Мне стало интересно. Как я уже упоминал, я писатель; не то чтобы знаменитый, но и не совсем безвестный. Моя мать всегда говорила, что за мой труд мне воздастся только после смерти; в раю или там, куда попаду. И вот вам пожалуйста – какое-никакое, а доказательство!
– Расскажи-ка поподробнее, – попросил я его.
– Статус человека здесь полностью зависит от его известности при жизни. А Высший Суд возглавляют типы вроде Толстого, Мелвилла, Нижинского, Бетховена. Даже такой неудачник, как По, занимает пост директора крупной промышленной корпорации и получает жалованье, даже когда бездельничает!
– Ей-богу, мне это нравится! – сказал я. – Вот спасибо, что предупредил.
– О, такие, как ты, живут тут припеваючи! – с легкой горечью заметил Говард. – А вот мы, простые смертные, не слишком хорошо.
И мой шурин поведал, что проживает в жалкой развалюхе, занимая одну-единственную комнатенку, где-то в отдаленном пригороде ада, гигантского мегаполиса. А занимается тем – и это единственно возможная для него работа! – что сортирует гравий по размеру и форме. Все, кто при жизни не был сколько-нибудь известен, обречены этим заниматься.
– Ну, по-моему, работа не слишком тяжелая, – заметил я.
– Не тяжелая, верно. Но главное наказание – скука. Мне, правда, выдали телевизор, но принимает он плохо. Единственная программа, на которую я еще как-то могу настроиться, без конца повторяет один и тот же сериал «Я люблю Люси». Еще таким, как я, удается раз в неделю посмотреть бейсбольный матч, но всегда тоже один и тот же – «Филлиз – Ред Сокс», состоявшийся в парке Фенуэй в 1982 году. Я его помню наизусть и буквально по минутам пересказать могу.
– Что ж, Говард, – задумчиво молвил я, – все это действительно ужасно, но помочь я тебе ничем не могу. Увы! Постарайся уж как-то сам себе помочь. А засим желаю тебе удачи. Прощай!
– Погоди! – возопил Говард. – Не просыпайся! Я же свой сигаретный паек за десять лет вперед отдал, чтобы в твой сон попасть! Ты очень даже можешь помочь мне, Том! Да и себе заодно, кстати.
– Что ты хочешь этим сказать, Говард?
– А вот что: ты мог бы сделать из этой истории рассказ и продать его в какой-нибудь журнал. Тебе хорошо заплатят, уверен! А я прошу лишь упомянуть в этом рассказе мое имя. Даже такое упоминание в аду ценится немало. Я надеюсь, что это даст мне возможность выбраться наконец из своей вонючей комнатушки и переехать в коттедж, хотя коттеджи и расположены в такой местности, которая больше всего напоминает Кейп-Мэй в дождливую погоду. Это существенно более высокая ступень; и мне придется сортировать уже не гравий, а полудрагоценные камни; и я получу доступ к двум телевизионным каналам и смогу каждое воскресенье смотреть игру НФЛ, а не один и тот же бейсбольный матч. Это, конечно, немного, но при моем теперешнем положении и такая жизнь мне кажется раем. Том, обещай, что выполнишь мою просьбу!
Он смотрел на меня умоляюще. Время, проведенное в аду, явно ему на пользу не пошло. Он выглядел утомленным, нервным, исхудавшим; в нем одновременно чувствовались и напряжение, и апатия. Наверное, так и выглядят люди, оказавшиеся на самой низшей ступени адского общества.
– Хорошо, Говард. Я напишу. А теперь, пожалуйста, отправляйся обратно. Счастливого тебе пути!
Лицо его просветлело; он воскликнул:
– Так ты обещаешь, правда? Да улыбнется Сатана твоим рецензентам! – И он исчез.
Вот почему я сел и написал этот рассказ. Впрочем, в действительности-то мне хотелось отомстить наконец своему дорогому покойному шурину! Вы же видите, я нигде не упомянул его настоящего имени. Я был уверен: теперь он обречен вечно сортировать гравий и жить в убогой развалюхе.
Да, если честно, таково было мое первоначальное намерение. Но потом я смягчился. Это была бы отличная месть, но я не мог позволить себе мстить мертвому! Еще куда ни шло – мстить кому-то до могилы, но потом… Нет уж! Вы можете смеяться, но я глубоко убежден: мы, живые, обязаны помогать мертвым чем только можем.
И я протянул своему шурину руку помощи. Итак, его настоящее имя Пол В.Уитмен, он погиб на Сикактус-драйв, 2244, Майами-Бич, Флорида. Я прощаю тебе, Пол, все то зло, которое ты причинил мне и Трейси. Возможно, мы бы с ней в любом случае расстались – даже и без твоей помощи. И пусть благодаря моему упоминанию о тебе ты получишь сносное жилье и столь желанный телевизор, по которому раз в неделю сможешь смотреть настоящий футбольный матч!
А если случайно встретишься с моими старыми школьными дружками – Мэнни Клайном, погибшим во Вьетнаме в 1969 году, Сэмом Тайлором, умершим от инфаркта на Манхэттене в 1971 году, и Эдом Московицом, убитым и ограбленным на Морнингсайд-Хейтс в 1978 году, – скажи им, что я о них спрашивал, чем, надеюсь, обеспечил некоторые приятные перемены в их теперешней жизни.
Бегство Агамемнона
Агамемнон оказался в отчаянном положении. Люди Эгисфа едва не схватили его в спальне Клитемнестры. Он слышал, как они идут по коридору. Выбравшись в окно, Агамемнон сполз вниз, цепляясь ногтями за едва заметные клейма резчика по камню, оставшиеся на уложенных в стену глыбах. Сейчас самым лучшим для него было украсть лошадь и сломя голову удрать из Микен. Был вечер, солнце висело низко на западе, и узкие улицы уже наполовину погрузились в тень.
Он предполагал, что осуществить план бегства будет достаточно просто. Однако Эгисф, как выяснилось, расставил людей и на улицах.
– Он здесь! Агамемнон здесь! Сюда!
Это был толстый Спартан, начальник дворцовой стражи. На нем красовались доспехи, в руках он сжимал меч и щит. Агамемнон выбрался из окна без брони, из оружия у него не было ничего, кроме меча и ножа. Однако он был разъярен, и, несмотря на то, что Гомер не упомянул об этом в своих произведениях, Агамемнон был крайне опасен в ярости.
Несомненно, воин Эгисфа знал об этом. Он отступил и кинулся в арку, взывая о помощи. Агамемнон почувствовал, что дело начинает принимать плохой оборот.
Слегка дезориентированный, он огляделся вокруг. Микены были его родным городом, но целых десять лет он провел под Троей. Если он повернет налево, выведет ли его улица к Львиным воротам? Выставил ли Эгисф возле них охрану?
А ведь этим утром он въехал в город с триумфом. Все изменилось до отвращения быстро.
Агамемнон вошел в Микены как победитель. В его колеснице ехала Кассандра. Ее руки были связаны, так как она находилась на положении пленницы. Но все это было только для проформы, поскольку вот уже несколько недель после того, как он выкупил Кассандру у Аякса, она служила ему наложницей. Агамемнон не сомневался, что она полюбит его, даже несмотря на то, что греческие солдаты вырезали всех ее родственников. Кассандра должна была понимать, что их убили не греки, а боевая ярость греков, накопленная за десять долгих лет, проведенных ими в лагере под стенами Трои и стоивших жизни их братьям и товарищам.
Вожди ахейцев отнюдь не испытывали гордости за уничтожение Трои. Агамемнон надеялся, что Кассандра поймет – они не держали зла на троянцев. Он не ожидал от нее прощения, но хотел, чтобы она осознала: самое важное для них – самого Агамемнона, Ахилла, Гектора, Одиссея – быть не связанными правилами, написанными для простых людей.
Он был особым человеком, даже невзирая на то, что он был далеко не первым Агамемноном. Лотерея позволила ему занять это место, проклятая Лотерея, выигрыш в которой позволял участвовать в героических событиях Древнего мира.
Его звали Крис Джонсон, но он был Агамемноном так долго, что уже почти забыл свою жизнь до того, как Лотерея выдвинула его на эту роль. Зато он хорошо помнил похищение Елены, злосчастный инцидент с Ифигенией, десять лет осады Трои, ссору с Ахиллом, деревянного коня Одиссея, захват и разрушение Трои и затем долгое путешествие домой по темному морю.
От чего он отказался в прошлом? Пыльный маленький городок рядом с мексиканской границей. Водонапорная башня Амоса – высочайшее здание в прерии на двести миль в любую сторону. «Мамочкины Оладьи» – единственный ресторан. Выиграв в Лотерею, Крис был на вершине блаженства. Он помнил, как чуть не лопнул от счастья, полагая, что для него это единственная возможность покинуть захолустный городишко и начать новую жизнь. Вот только жить ему оставалось не так уж долго.
Сердце Микен представляло собой лабиринт узких улиц и аллей. Район позади дворца, в котором оказался Агамемнон, выглядел по-восточному – маленькие лавочки в извилистых переулках, многие хозяева лавок в тюрбанах. Агамемнон подумал, что именно так и должно быть – создатели Лотереи никогда ничего не делали просто так.
Улица вывела Агамемнона на широкий бульвар, где были установлены мраморные статуи богов и героев. Двигаясь по бульвару, Агамемнон узнавал Персея и Ахилла, Афину и Артемиду. Статуи были раскрашены в яркие цвета. Для Агамемнона стало сюрпризом увидеть собственную статую. Она была мало похожа на него, но на пьедестале оказалось высечено его имя – по-английски, не по-гречески. Это была уступка Лотереи победителям: каждый в этой Греции говорил по-английски. Возможно, статуя изображала первого Агамемнона. Крис знал, что победители Лотереи часто повторяли одну и ту же классическую роль. Но существовал ли когда-либо настоящий Агамемнон? С мифами и легендами никогда ни в чем нельзя быть уверенным до конца.
Он слышал, как по бульвару приближается процессия. Музыканты играли на кларнетах и трубах, бухали литавры, и даже раздавались звуки фортепиано, которое тащили на маленькой повозке два ослика. Это был очевидный анахронизм, но Агамемнон напомнил себе, что Лотерея имеет право изображать эту реальность так, как ей угодно. Он даже не хотел знать, где находится эта Греция.
За музыкантами, приплясывая, двигались танцующие девушки в едва прикрывающих наготу туниках, с венками на головах и цветами в волосах. Они шатались и корчили рожи. Агамемнон сообразил, что это менады, бешеные последовательницы Диониса. Позади них шел Дионис собственной персоной. Когда он приблизился, Агамемнон узнал его. Это был Эд Картер из Сентервилля, штат Иллинойс. Они познакомились в одной из лотерейных гримерок, откуда они ушли играть роли великих.
– Дионис! – окликнул Агамемнон.
– Привет, Агамемнон! Давно не виделись. Хорошо выглядишь!
Дионис был пьян, на его тунике там и сям виднелись пятна вина. Он явно не в силах был сделать паузу в своем танцевальном марше, поэтому Агамемнон пошел рядом с ним.
– Хочешь стать моим приверженцем? – спросил Дионис. – Соглашайся, будет весело. Сейчас мы устроим вакханалию, в процессе которой растерзаем царя Пенфея.
– Это действительно необходимо? – осторожно уточнил Агамемнон.
Дионис радостно кивнул.
– Ага! Пенфей посмел противиться утверждению моего культа. Впрочем, я колеблюсь насчет сакральной экзекуции – много чести для этого ничтожества.
Агамемнон помолчал, затем спросил для проформы:
– Как у тебя дела, Дионис?
Эд сказал:
– Чудненько! Я здорово выиграл, попав сюда. Не жизнь, а сказка. Хотя последнюю неделю было не так уж весело оживлять убитых: я здорово утомился.
– Я не слышал об этом.
– Я сам не ожидал, что сумею, – сказал Дионис. – В последнее время мне вообще везет. Разве не ловко я женился на Ариадне? Кстати, не желаешь познакомиться? Классная девчонка. Тесей бросил ее на острове Наксос, как ты знаешь, – а потом пришел я и женился на ней. Немного неожиданно для обеих сторон, но в наше время все делается так быстро! Наксос – райское местечко, рекомендую съездить туда в отпуск. Кстати, там я переродился, если ты не в курсе. Знаешь, немного повздорил с титанами, так что пришлось драться. Я превращался в птицу, в рыбу, в дерево, но судьба в тот день была неблагосклонна ко мне. Они схватили меня и разорвали на части, как мои менады поступят вскоре с Пенфеем. Но Аполлон собрал куски несчастного Диониса, а Зевс зашил их в бедро, откуда я в должный срок вновь появился на свет. И вот я здесь, возглавляю процессию ненормальных дамочек, движущуюся по главной улице Микен. Неплохо для паренька из Сентервилля, штат Иллинойс, а? А как насчет тебя, Агамемнон?
– У меня проблемы, – сказал царь. – Помнишь мою жену, Клитемнестру? Так вот, она зла на меня как черт – за то, что я принес в жертву нашу дочь Ифигению.
– Какого же дьявола ты это сделал?
– Оракул сказал, что это единственное средство вызвать попутный ветер, чтобы доплыть до Трои. Но я на самом деле не делал этого! Я инсценировал жертвоприношение, а потом устроил все так, что Артемида забрала Ифигению в Авлиду, где девочка получила отличную вакансию верховной жрицы.
– Все думали, что ты прикончил свою дочь, – сказал Дионис.
– Это неправда! Существуют разные версии данного мифа. Но сучка Клитемнестра и ее жалкий дружок Эгисф купились на это. Когда я вернулся из Трои, они собрали гвардию с приказом убить меня при обнаружении. Все выходы из города перекрыты.
– И что ты собираешься делать? – заинтересовался Эд.
– Мне нужно исчезнуть отсюда. Можешь ли ты помочь мне?
– Значит, выходы из города перекрыты, – задумчиво проговорил Дионис. – Что ж, я мог бы тебе помочь, но с Эгисфом ссориться не буду – он мой верный последователь. Попробуй попросить помощи у Тиресия – этот старый мошенник наверняка придумает что-нибудь.
– Тиресий? Разве он не умер?
– Какое это имеет значение? Он был величайшим магом древнего мира и будет рад поговорить с тобой. Ему нравиться болтать с живыми.
– Но как я попаду в царство мертвых?
– Запросто. Можешь покончить с собой, а когда за тобой придет Харон – связать его, захватить лодку и спокойно переплыть через Стикс.
– Я не хочу убивать себя. Я уже вдоволь наигрался со смертью.
– Чепуха! Найдешь потом кого-нибудь себе на замену в царство мертвых, и дело в шляпе.
– Кого же я найду?
– Как насчет Кассандры?
– Нет, только не Кассандра!
– У нее все равно плохая карма.
– Брось! Я не хочу ее убивать.
– Как знаешь. На самом деле сгодится кто угодно.
– Я не могу просто подойти к человеку на улице и ни с того ни с сего убить его!
– По-моему, у тебя нет времени проявлять чрезмерную щепетильность. Слушай, а как насчет жертв чумы?
– Где же я найду жертву чумы?
– Сходи к доктору.
– Но как я узнаю, когда за больным придет Харон? Он всегда приходит к умирающему невидимым.
Дионис нахмурился на мгновение, затем его чело просветлело. Он полез за пазуху и извлек пурпурный камень на цепочке.
– Мне дал это жрец в Египте. Это египетский камень психопомп, проводник душ в Царство мертвых. Какая-то разновидность аметиста, я полагаю. Ты мне почти земляк, поэтому дарю. Когда найдешь умирающего, посмотри вокруг сквозь психопомп, и ты наверняка увидишь неподалеку Харона. Удачи, Агамемнон! Мне действительно пора.
Размахивая руками и приплясывая, Дионис устремился за своими менадами.
А Агамемнон увидел в переулке высокого человека средних лет в длинном черном плаще и конической войлочной шапочке с символом Асклепия. В руках у него была трость из слоновой кости.
Царь Микен бросился к нему.
– Простите, вы доктор?
– Да. Стрепсиад с Коса. К сожалению, я не могу выслушать вас. Спешу по вызову.
– К чумному больному?
– Да, увы. Боюсь, безнадежный случай. Его родственники тянули слишком долго, прежде чем вызвать меня. Разумеется, я сделаю все, что в моих силах.
– Я бы хотел пойти с вами!
– Вы доктор? Или родственник?
– Я – репортер! – наобум сказал Агамемнон.
– Как это может быть? У нас здесь, в Микенах, нет газет. Я слышал, руководство «Аргив Пресс» собиралось этим заняться, но стоимость меди зашкалила, и Египет перестал экспортировать папирус…
– Это новое коммерческое предприятие! – решительно заявил Агамемнон.
Доктор ничего не сказал, когда царь пошел рядом с ним. Вряд ли он был рад этому обстоятельству, однако ничем не выдал своего недовольства. Да и немудрено: у Агамемнона был меч, а у доктора лишь трость.
Через нескольких кварталов Агамемнон сообразил, что они идут в один из трущобных районов города. «Час от часу не легче, – подумал он. – Что меня там ждет?»
По узкой аллее они приблизились к маленькой лачуге. Стрепсиад толкнул незапертую дверь, и они вошли. В жидком свете одиноко мерцавшей в углу лампы они увидели человека, лежавшего на земляном полу и завернутого в изодранное одеяло. Он выглядел очень старым и исхудавшим. Стрепсиад опустился на колени, осматривая пациента.
– Сколько он еще протянет? – спросил Агамемнон.
– Полагаю, недолго. Он умрет совсем скоро. Иногда это состояние длится несколько часов, полдня, даже сутки. Но не более.
– Дайте мне взглянуть на него, – сказал Агамемнон и опустился рядом с больным.
Кожа умирающего была иссиня-серой. Его губы высохли и потрескались. В уголках его глаз были видны лопнувшие кровеносные сосуды. Пульсирующие вены были единственным признаком того, что этот человек жив.